***
Так и получилось, что вместо обычного омовения  прогулка обнажённой вампирессы оказалась куда увлекательнее и в итоге она очутилась верхом на бревне огромного тугого члена, содрогаясь в экстазе, и вернулась в фургон с пустым кувшином, вся растрёпанная и вновь забрызганная спермой. Такое пикантное появление мигом согнало весь сон с пробудившегося Вея, дико распаляя его возбуждение, в глазах вивенди разгорелся лихорадочный блеск, и весь он поднялся навстречу, горя желаньем взяться за свою ненасытную любовницу как следует.
Продолжая играть избранную для себя роль, Амарилла поставила кувшин на землю и потупилась, будто невольница, ослушавшаяся повеления господина. Слух о том, что произошло у ручья, похоже, уже облетел половину лагеря, а те, кто ещё ничего не слышал, видя вампирессу, придумывали собственные версии. Хотя, смысл их, в общем-то, сводился к одному, вполне очевидному факту, разве что немного разнилось количество мужчин, поливавших рыжую красотку семенем, да пикантные подробности того, как она довела их до этого состояния.
Что поделать, люди не могут без сплетен. Так что простое и, к слову, довольно скромное выражение благодарности за бесконечную доброту южного великана к случайным попутчикам на словах очень быстро превратилось в самую развратную оргию, которую только могло нарисовать воображение скучающих от однообразных пустынных пейзажей торговцев. Более того, внезапно отыскались не только очевидцы этого события, но даже его непосредственные участники, так что вскоре всему каравану было известно, что Амарилла основательно провинилась и, разумеется, всем не терпелось узнать, как же на это отреагирует вивенди.
С одной стороны, вампирессу даже немного жалели. Невольница ведь не повинна в том, что хороша собой, и что заставляет члены всех мужчин, оказывающихся в пределах видимости, топорщиться кверху и указывать на неё, словно стальная игла в хитроумном гномьем изобретении всегда указывает на север. Но с другой стороны, степняки уже много дней не видели празднеств и публичных казней, порядком истосковались по зрелищам и охотно стекались посмотреть на представление. А рабыня… Ну, что с ней сделается? Не убьют же её, не искалечат. Кто же в здравом уме попортит такое сокровище? А всё остальное переживёт. И толпу заодно потешит.
Говорят, красноречие южан подобно мёду, льющемуся из широкогорлого кувшина сквозь игольное ушко - столь же сладко и обильно, сколь редко попадает в цель. Чем цветистее и краше описание, тем больше в нём возникает пикантных подробностей и пышных иносказательных зеркал, искажающих истину, в которых каждый волен видеть то, чего пожелает. И как водная гладь, подёрнутая рябью, преломляет отражение действительности, так и сладкозвучные описания порой уводят неуёмную фантазию слушателей в неведомые края. А уж если история пересказывается и создаётся "всем миром", когда каждый рассказчик с жаром вносит свою лепту, смакуя каждую деталь - жди зарождения поразительной эпопеи.
Близости обольстительной Аллигры страстно жаждал практически каждый мужчина каравана - неудивительно, что история с похождениями белокожей красотки распространилась подобно пожару. Сама возможность того, что шикарная огневласая распутница совсем не прочь польстить своим страстным вниманием достойного джигита, горячо будоражила головы и сердца, не говоря уже о том, что ниже. Вот и ожидания возможных последствий казались пропорциональны размаху буйной оргии и каждый горел желанием узнать, что из этого выйдет.
Но чего бы ни напридумывали себе болтливые сплетники и выдумщики, они обманулись в своих ожиданиях и не дождались никаких публичных зрелищ, представлений, наказаний и прочих проявлений немилости. Изнутри фургона не доносилось ни вскрика, ни даже стона - ведь ротик Амариллы к тому времени был уже основательно занят.

Лёжа спиной на большом тюке с тканями, Амарилла блаженно прикрыла глаза и, свесив голову с его края, ласкала Вея губами. Почти насытившаяся и довольная жизнью вампиресса в этот раз была исключительно нежна и нетороплива, проходясь кончиком языка по чувствительным выпуклостям и ямочкам, следуя вдоль ствола, прижимая проскальзывающий в горло член к нёбу и неохотно выпуская его обратно, чтобы снова поймать губами и повторить всё с начала.
Всё-таки, какой бы монстр ни вырос там у Какао и насколько бы хороши ни казались другие мужчины, Лиле нужен был именно её вивенди. Такого, как он, больше не было и такого, как у него, тоже. И сейчас вампиресса чувствовала, что он вместе с ней радуется удачной "охоте", и так же как она истосковался по близости и прикосновениям своей женщины. Потому каждое из них стало особым ритуалом заботы и нежности, снимая лишнее напряжение с чресел, позволяя ему растечься по телу, заполнить и переполнить его и из болезненно давящей, рвущейся наружу силы, превратиться в нечто созидательное, в ту самую жизненную энергию, которую Амарилла знала и ценила уже давно.
Эст в ответ так же медленно ласкал её, силой мысли заставляя трепетать гладкий камушек, поглаживая и проталкивая всё дальше внушительную свечу, заполняющую соседнее отверстие. Гладкий воск легко преодолевал сопротивление, проникая внутрь, но так же легко и выскальзывал под напором сжимающихся мышц. Приходилось каждый раз возвращать свечу обратно и так до тех пор, пока попка вампирессы не начала охотно принимать каждое новое проникновение.
Так уж устроены живые существа, что если что-то странное, болезненное и даже отвратительное повторить достаточное количество раз, то оно начинает приносить удовольствие. С неживыми происходило то же самое, только ещё проще, ведь своих физических пределов не знали даже они сами и, помимо естественной осторожности, испытывали жгучий интерес ко всякого рода экспериментам.
Когда ягодицы вампирессы перестали сжиматься, а колени расслабленно разъехались в стороны, Вей поднял её скованные лодыжки и потянул их на себя так, чтобы Амарилле пришлось просунуть голову между ними, а замок кандалов упирался в затылок. Стройная и гибкая, расслабленная бесчисленными удовольствиями вампиреса легко завязалась в узел, даже не отрываясь от облизывания своего любовника. Теперь она опиралась на тюк лишь лопатками, а выставленные кверху попка и промежность приглашающе раскрылись перед Эстом.

Вей хрипло, сбивчиво дышал, вторгаясь в раскрытый ротик, в объятия губ, и подавался вперёд, сжимая взмокшими ладонями напряжённое ножки, оглаживая их, мусоля упругие шарики грудей, тесно зажатых между колен подрагивающей вампирессы. Её пронзительные и нежные ласки, поначалу расслабленные и осторожные, сделались настойчивее и нетерпеливее, когда Амарилла "вошла во вкус", не отпуская, целиком заглатывая отвердевший член своего мужчины. Лила щедро дарила ему саму себя и вивенди содрогался от неистового наслаждения, захлёбываясь потоком сливающихся воедино эмоций. Кожа его горела, мускулы Вея то и дело сводило судорогой. По жилам тёк жидкий огонь, а пульсирующая плоть в горле вампирессы неконтролируемо подёргивалась, готовясь исторгнуть из себя жгучий поток квинтэссенции упоения.
Удивительно, как рилдировы украшения в антураже сладострастной пленницы и постоянная близость вивенди всё больше влияли на её "рацион"... Разумеется, тут сказалось и всеобщее вожделение, и культ любви горячего Юга, и зудящий магический артефакт в её истекающей соками промежности... Если раньше Амарилла предпочитала пополнять энергию, напрямую поглощая кровь или вытягивая жизненные силы своих жертв, то теперь... Способ питания вампирессы всё больше становился весьма специфическим, подменяя привычный кровавый пир. Играя роль податливой рабыни, его бесконечно желанная женщина просто утопала в океане бесчисленных наслаждений, буквально пылая в ореоле неудержимого соблазна и теперь, похоже, с особым удовольствием совмещала приятное с полезным, давая волю своим аппетитам, позволяя живительной субстанции на пике экстаза заполнять её трепещущее тело. Хотя недавние похождения рыжей развратницы демонстрировали, что "эссенция страсти" скорее проливалась мимо, чем попадала куда следует... Расточительное упущение, учитывая скудность объёмов мужского семени людей-караванщиков, по сравнению с вивенди!..
Вампиресса с приглушённым чмоканьем заглотила его ещё основательнее, покачивая всеми своими обнажёнными прелестями. Эст не сдержал вожделенного стона. Движения сделались жадными, хаотичными, ненасытными. Ох, как это было потрясающе!..
Воистину - идеальный способ охоты, с какой стороны не посмотри. Никто ничего не заподозрит, образ вожделенной пленницы остаётся неприкосновенным, а само действо приносит ей двойное наслаждение... "Жертва" так и останется в уверенности, что утомление вызвано её собственными... усилиями, а не целенаправленным поглощением энергии, в то время как блаженная истома покажется величайшей наградой.
Укус всегда действовал подобно жгучему дурману, заставляя жаждать продолжения, тут же и вовсе не придётся заставлять, о - да, не придётся!.. Что же до того, что источником желанной энергии, мог оказаться (и оказывался) кто-то из караванщиков... это лишь безумно распаляло фантазию и сладострастие Вея. Он больше не рассматривал их как соперников. Почти... Это должно было лишь означать, что его восхитительная любовница получила дополнительную порцию наслаждений, и, возможно, даже не одну...
Такие мысли только подстёгивали дикое возбуждение Эста, захлёстывая каскадом жгуче-сладострастных эмоций. Ведь только с ним любимая сполна могла разделить переполнявшие её желания... Лихорадочные вспышки жгучих образов чередой проносились перед помрачённым взором вивенди, лишь подливая масла в дикий огонь подступающего экстаза.
И когда они накатили лавиной могучего всепоглощающего жара, он выгнулся, стиснул зубы, и в горло скованной Амариллы ударила тугая струя горячей спермы.