«Статуи. Да они реально не живые» - Андрес косился на двух безликих стражей, что стояли по бокам у громадных дверей, ведущих в тронный зал. Громадных, но только не на фоне этих ребят. Кроваво красный блеск в глазах выдавал в них вампирскую природу, но сложно было представить, каким образом этот их правитель добился такого подчинения воли. Рассматривая их, Галлего все больше убеждался в том, что с его «принцесской» что-то сделали. Спокойнее. Кто знает, что эти горы мышц из себя представляют?
Сам вампир расположился у перил лестницы, опершись поясницей о черный мрамор, который, казалось, покрывал здесь все – пол, саму лестницу, стены, потолок… единственным отличием, пожалуй, были золотистые жилки, залихватским узором покрывающие стены, да золотые-брызги капли на потолке, напоминающие звезды на ночном небе. В нетерпении, он отбивал носком сапога непритязательный такт, подслушанный то ли в таверне, то ли на ярмарке. Мужчина ожидал Лафаль – та минут двадцать назад ушла на поклон к лорду Аркону. Стоять здесь ему было вовсе не обязательно – он покосился на скамейку (тоже мраморную, но только белую – как и расставленные и врезные в стены немногочисленные статуи по пути наверх), Катрин давала понять, что на какое-то время задержится и вообще «нечего за мной ходить как тень постоянно, я не затем тебе плачу». Но Андресу позарез хотелось понаблюдать за этими странными созданиями, что привел их новый владыка в Эреш Ниор. Скорый взгляд вновь «погладил» блестящие эбонитовые доспехи гигантов, стоящих на страже. Выглядели они внушительно, но не внушительнее чем перекаченные орки под алхимическими снадобьями. Неприятно было то, что эти ребятки окружали Аркона, кажется, все время – когда тот ел, когда сидел на своем гребаном стуле, когда выходил погулять в сраный парк. Наверно, они даже подавали ему кровь когда тот трахался, если этот обмудок вообще на такое способен.
Глаза нащупали свое мутное отражение в полу, где вампир увидел себя – редкое на уродство зрелище, лучше бы не смотреть.  Шрамы, седина, старость. «Дорога с ухабами», как пить дать. Может это зависть? Может вампир просто завидывал внешней красоте? Два Рилдила им в глотку, хрен там. Лишь тупое бабье ведется на золотые локоны и сладкий голосочек. Отражение улыбнулось. Андрес улыбнулся ему.
- Любуешься?
Ухмылка пропала так же быстро, как и появилась. Андрес, не поднимая головы, повернул лицо, пересекшись взглядом с длинноногой платиновой блондинкой в откровенном наряде и черными, как сама тьма, губами. Соломея. Видимо, их лорд и ее приволок с собой, вместе с этими «черными» бугаями. Прежде чем ответить, Галлего вновь расплылся в улыбке, но теперь ее сложно было окрестить «приветливой».
- Еще бы. Редко когда встретишь такую красоту.
Прозвучало достаточно двусмысленно, так что женщина прищурила глаза и склонила голову набок, так, что часть длинных белоснежных локонов волной упала на плечо. Мысли Галлего поплыли куда-то в сторону «взять и отодрать». Чертовка. Хуже бабы чем та, что знает, что она красива, нет на свете. Словно угадав ход его мыслей, «баба» усмехнулась и поднялась на последнюю ступеньку, продефелировав крутыми бедрами к дверям, ведущим в тронный зал. Но ее остановил голос вампира позади себя.
- Там занято вообще-то. Придется подождать свой очереди, дорогуша.
- Вот как? – женщина легко повернулась на каблуках.
- Нет, ну ты постучись, вдруг пустят.
В этот момент мужчина непроизвольно сжал руки в кулаки, ибо от янтарных глаз Ведьмы повеяло морозящим душу холодом. Сложно было сопротивляться этому порыву и не отвести взгляда, но Андрес справился. Возможно, лишь благодаря тому, что веяние продлилось от силы секунду.
- Я подожду. – Соломея приблизилась к скамейке и грациозно присела, облокотившись на спинку. Андрес промолчал. Ощущение холода хоть и исчезло, но эхом пробирало еще какое-то время. Пожалуй, с шутейками стоит пока повременить. В конце-концов, если все, что он слышал о Ведьме правда, то она в бараний рог скрутит и не поморщится. И едва-ли кто позволит Катрин отомстить за него. Тем более в нынешне…
- В чем дело? Язык проглотил?
Галлего наградил Соломею косым хмурым взглядом. Чертовы старые вампиры. После бросил кивок в сторону стоящих стражей.
- Ваши творения?
- Умный песик – Ведьма наградила его очередной плотоядной улыбкой, от которой штаны казались маловаты, - не совсем. Они не только мои, но да, я приложила к этому руку.
- Кто они? – но Соломея подняла указательный палец, поманив мужчину ближе. Тот поддался невербальным уговорам, приблизившись. «Еще» - подсказывал палец. Хоть и предчувствуя западню в конце пути, любопытство настаивало на своем - пришлось наклоняться ниже. Взгляд скользнул к границе откровенного наряда и уперся в открывшуюся пасторальную картину «луга меж двух холмов».
- Много будешь знать – скоро состаришься, дорогуша. – после чего сильно укусила мужчину за ухо до крови. В эту же секунду, словно какой-то божок судьбы решил поглумится, двери раскрылись. Первым, что успела мельком увидеть выходившая из тронного зала де Лафаль, были миловавшиеся на мраморной скамейке Соломея (Катрин бы пожелала вообще с ней не встречаться) и… ее Первый клинок. Андрес выпрямился, стоило дверям распахнуться шире, но Катрин все равно помедлила, прежде чем ступить в холл. Она не изменилась ни в лице, ни во взгляде; последний так и остался равнодушным, пока вампиресса одаривала им сначала Соломею, а потом Галлего. «Дерьмо» - подумал кто-то из троицы и это были явно не женщины.
Небрежно кивнув беловолосой, Катрин, не произнеся ни слова, отвернулась и зашагала к лестнице. Спускаясь вниз, де Лафаль только коротко хмыкнула себе под нос, думая о том, как же она терпеть не может эту ведьмовскую суку. Андрес, смахнув на пол пару капель крови, уверенным шагом человека, ждущего внеочередной разнос, последовал за своей предводительницей. Соломею же сценка основательно насмешила. Едва пряча улыбку, женщина поднялась со скамьи и вошла в тронный зал.

Отредактировано Андрес Галлего (02-06-2019 08:08:23)

Совместный пост

Соломея ушла примерно как час назад. Спустя некоторое время Аркона посетил Доули, с целой вереницей графиков. Наблюдая за ним, его увлеченностью, граничащей с маниакальной одержимостью, вампир мысленно улыбался. Тристан вкратце посетовал на потерю двоих своих, но не стал уделять этому слишком много внимания. Что было бы странно, если бы на его месте был кто-то иной – Доули был больше художником, витающим где-то между мириадом собственных идей, а мысли о потерях и прочих неприятностях, как он когда-то выразился, мешали рабочему настрою.
Сам правитель одержимости своего подданного не разделял, но старался выказать заинтересованность в его деле. Тем более, что дело было необходимым. И все же было сложно уследить за всем, о чем хотел переговорить Тристан – многозадачность одноглазого поражала. Ну скажите, как можно следить сразу за несколькими крупными стройками, уделяя внимание каждой мелочи? Через полчаса общения Аркона обдало волной прострации, слишком большой объем ненужной (лично для него) информации – как тогда, в Эреш Ниоре. Успокаивало лишь то, что подобная карусель временна, она станет обходить его стороной, когда полностью сформируется пирамида власти в обновленном государстве. А до этого момента оставалось лишь делать вид, что не хочешь с криками выгнать всех вон, чтобы насладиться тишиной и покоем.
Когда Доули покинул тронный зал через дверь, Аркон опустился в кресло. Он чувствовал усталость, не физическую, на нее вампиры были не способны. Ментальную. Лениво было думать о чем-то определенном, о чем-то конкретном. А развеять ее можно было небольшой прогулкой – тем более, что, кажется, все посетители, прибытие которых Аркон ждал с минуты первого появления в зале, уже почтили его своим присутствием. Все, кроме двух. И если с Александером был запланирован поздний ужин и обстоятельный диалог по поводу дальнейшего его положения (вопреки мнению Лафаль, Аркон желал оставить Майлза при себе – тот казался весьма толковым администратором), то отсутствие Шайло в списке гостей немного настораживало. Он уже убедился, что с девушкой все в порядке. Вероятно, она была занята чем-то важным, иной причины вампир найти не мог.
Встав с кресла (которое было очень удобно, но слишком не подходило его ныне царствующей особе – а значит, к сожалению, подлежало замене), мужчина пересек залу. Выйдя к лестнице, он остановился. Шелест ткани? Легкие шаги? Придержав рукой двух стражей, что синхронно обернулись в сторону последней ступени, Аркон наклонил голову.
– Ты не торопилась.
Одна из теней, в которых утопал тронный зал, медленно отделилась от общего мрака, и с каждым шагом принимала более реальные очертания, возвращая четкость линий силуэта, пока в конце концов не предстала перед новым королем и не преклонила колено.
– Прошу прощения, – Шайло, с чьей головы спал капюшон тяжелого темного плаща, виновато повела плечами. – Обстоятельства требовали задержаться.
Ни по ее голосу и тону, холодно-вежливому, ни по лицу, на котором застыла привычная за столько дней и ночей хмурая сосредоточенность, нельзя было предположить, что сейчас испытывала Марш. Но... Девушка подняла голову и позволила себе почти незаметную улыбку – знай Шай кто чуть меньше, чуть хуже, то не увидел бы ее вовсе в этом чуть приподнятом уголке губ. Любая более откровенная радость слишком фамильярна.
– Как вам столица, мой лорд? – вопрос – дань официальности. 
Марш кинула короткий взгляд на стражей. О них говорили разные вещи, одна не лучше другой. Нельзя было утверждать наверняка, насколько они равнодушны ко всему, что не могло бы навредить Аркону, но одно только их присутствие уже напрягало вампирессу, заставляя ее держаться за формальности при обращении к новому королю. Заметив взгляд девушки, обращенный на стражей, Аркон усмехнулся.
– Здесь еще много работы. Пройдемся, – добровольно-принудительное предложение без права о игнорирования. Оставаться в тронном зале, в котором император и так провел большую часть ночи, не хотелось, а вот совместить приятное с полезным показалось идеей стоящей. Стражи остались на своих местах.
С последней встречи его девочка не изменилась внешне. Вампиры вообще редко менялись и, в большинстве случаев, не в лучшую сторону. Так что стабильности Аркон был отчасти рад. Вопрос «изменилось ли что-то в ней» был более любопытным. 
– Пока не так впечатляет, как вы, вероятно, ожидали, - Аркон повернул к ней свое лицо, но перебивать не стал, – но Тристан и его подчиненные постепенно реконструируют дом за домом. Скорее всего, он вам уже описал в красках свои успехи.
Ее тревожило совсем не это.
– С камнем работать проще, нежели с местными.
Шайло помолчала, пропуская Аркона вперед – пусть хозяин оценит дворец. В любое другое время она бы обязательно полюбопытствовала, не напоминает ли он вампиру тот особняк, одинокий на несколько миль вокруг, на месте которого ныне остались только развалины да пепелище, но не сейчас.
– Они не слишком благодушны, но чересчур закостенелы в своих отношениях к власти. Потребуется время, чтобы завоевать их расположение. Они… – Шай неодобрительно поджала губы, – тяжело принимают изменения. Вас предадут при первой же возможности.
Это переводится как «я беспокоюсь».
– Они не станут этого делать, пока не увидят реальной возможности. А ее мы не допустим, – довольно скучающим тоном возразил ее наставник, останавливаясь и окидывая взглядом тянущийся вперед коридор, уже отделанный. Он казался более «живым», меньше монотонности в цветах. Разумеется. Ведь предназначался для многочисленной смертной прислуги. Забота Марш о его (и своем) дальнейшем благополучии, конечно, льстила (по-другому и быть не могло), но порой она перебарщивала. Тем более сейчас, когда до коронации оставалось пара дней – а вместе с коронацией вампиры Эреш Ниора так же станут частью «единого» и уже перестанут представлять опасность. Ему и его власти. Хоть за этим будет проще следить.
Однако Марш не разделяла абсолютного спокойствия старшего вампира. Они так далеко зашли, достигнув столь многого, что раньше могло показаться только дерзкой мыслью, и сейчас, рассматривая стены дворца, вслушиваясь в звуки собственных шагов по мраморным плитам, замечая каменную пыль в воздухе, сложно было представить, чтобы все продолжало идти столь же гладко. Неприятное чувство, что в любой момент один маленький винтик этого механизма сорвется, обрекая всю систему на погибель, все равно пыталось свить гнездо где-то в мертвом сердце. 
Но с другой стороны… Возможно, Шайло вновь переживает там, где не нужно, и предполагает худший исход там, где ему нет места. Когда Аркон ошибался? Если нигде не допустить ошибки, то механизм продолжит работу, точный и отлаженный до совершенства, не забывать только следить да смазывать детали. Если задушить предательство еще в колыбели, то оно не обернется многоглавой гидрой с оскаленной пастью, истекающей ядом коварства. Марш не могла сомневаться.   
Если Аркон захочет утопить столицу в лояльности ему, то Аркон утопит.
А она обязана сделать так, чтобы ее король не захлебнулся сам. Цена значения не имеет.
– Я могу задать вопрос? – Марш ускорила шаг и поравнялась с вампиром, снизу вверх взирая на него и сцепив руки в замок за спиной. Ее наставник повернул лицо к подоспевшей, наградив внимательным взглядом. После молчаливо кивнул головой.
– Стригои. Когда их найдут, что дальше?
Когда. Не если.
– Псари жаждут крови. Вы бросите им эту кость?
– Хороший вопрос. А как бы ты поступила на моем месте?
Определенно не тот ответ, который Шайло ожидала услышать. Но приятно видеть, что хотя бы что-то не меняется.
– Уничтожить их, даже ради удовлетворения желаний воинов де Лафаль, – нерациональная трата ресурсов. Как вы сказали, здесь еще много работы, и мы не знаем, на какие подводные камни наткнемся и когда стригои могут пригодиться. Такими вещами не разбрасываются. Я бы… – Шайло запнулась, словно это «я» было костью поперек горла. – Наверное, их лучше оставить.
Как хорошо, что кровожадность Псарей не заразна. 
– Но проблемы это не решает.
Шайло осмотрелась по сторонам. Еще один из коридоров, пока не отреставрированный как следует, с осыпающейся каменный крошкой и разбитым камнем, но пустой и поглощенный тишиной.
– Де Лафаль, может, поймет, если вы оставите стригоев, она умная женщина, но ее Псари не оценят такой жест. Тем более, они потеряли четверых и ожидают, что смогут отомстить за павших. Катрин создала их, провела через битвы, закалила, выдрессировала и выбила из них всякую слабость. Не посчитают ли они подобное слабостью? – ладони вампирессы за спиной сжались в кулаки. – Я боюсь, что это может привести к разногласиям в их рядах.
И тогда у новой власти окажется воинственный отряд, единство которого даст трещину. И это не последняя сложность, которую нужно разрешить.
– Предположим, что они примирятся с решением оставить стригоев.
Перед вампирами оказались двери, ведущие в холл, где процесс восстановления шел на порядок лучше, чем в некоторых коридорах, но все равно требовал еще времени для завершения. 
– Недавно мы с Катрин мило побеседовали наедине. Псари следуют только ее указам, верны и подчиняются только ей. Не вам, – Марш подняла взгляд, внимательно всматриваясь в лицо старшего вампира. – У них слишком много свободы. Это все полумеры.
Мужчине нравилось наблюдать, как Шайло задумывается о чем-то действительно серьезным. За годы, проведенные вместе, она действительно многому научилось и было здорово ощущать, что именно Аркон приложил к этому руку. И все же, она не видела полной картины. Возможно, стоило ей дать информацию, которой девушка «пока» не располагала. Забавно. А ее наставнику казалось, что Марш сойдется ближе с Доули.
– Я назначил Катрин командующей армией. Ее Псари станут офицерами, – вместо ответа произнес Аркон.
– Клан, когда-то созданный из наемников, бандитов и убийц, становится государственной армией. Интересные метаморфозы, – вампиресса задумчиво хмурилась. – Хорошо, если они примут эти перемены менее болезненно, чем местные.
Бывшие Псари, несущие черно-золотое знамя, – упоительная картина, если все пройдет без помех и сложится наилучшим образом.
– Для меня есть что-нибудь?
Разделяй и властвуй – принцип, не меняющийся тысячелетиями. Вкупе с ритуалом, Псари практически перестанут контактировать между собой. Их головы будут заняты подопечными, они обзаведутся своими «семьями»-отрядами, за которых нужно будет бороться. Конкретно – Псари попросту перестанут существовать, растворившись в армии. А то, что не существует – бастовать не может. Оставалось лишь предчувствие. Пока лишь предчувствие, но которое стоит проверить.
– Да. Нужно будет подготовиться к коронации, где ты сыграешь свою незаметную, но очень важную роль.
Что-то остается неизменным. Последние дни – череда перемен, с которыми сталкивается столица и ее вампиры, но некоторые вещи все те же.
– Это честь для меня, – с легкой полуулыбкой ответила Марш, в ее словах – ни капли лести или подхалимства, только кристально-чистая искренность, ведь нет смысла в сладком угодничестве, когда правда в разы приятнее.
– А после этого ты отправишься в Эреш Ниор. Там остановилась моя старая знакомая. Вместе с ней и Троэлем ты отправишься в одно местечко… Тебе понравится, обещаю. И место, и компания. Я помню, ты хотела побольше попрактиковаться в некромантии?
– Да. В последнее время была не до практики.
В последнее время вампиресса думала о себе в последнюю очередь, какая-либо практика в темном искусстве смерти отошла даже не на второй план, а намного дальше. Предстояло еще много работы, но предвкушение, что это только начало, приятно, пусть и иллюзорно согревало изнутри. И это же предвкушение придало храбрости для первого личного вопроса, лежащего за пределами учтивой формальности и официальности:
– Что вы чувствуете, когда смотрите на все? – Марш обвела взглядом помещение. – Я имею в виду не только дворец или город, не только этот камень. То, что вы сделали, и то, что вас ждет. Власть, которая у вас в руках. Грядущая коронация. Ваши советники и подданные. Катрин, Соломея, Доули, Троэль, близнецы. Все это.
Он замер, остановив шаг. Вновь хороший вопрос. Лучше не придумаешь. Но ответа на него у Аркона не имелось. Можно было отделаться чем-то банальным, наподобие «гордость», или остроумным, как «веселье». Но по правде, мужчина не чувствовал ничего. Пустота. Чтобы оттянуть время, старший вампир отвел руки назад, скрепив их в замок за спиной, и повернулся корпусом к застывшей рядом ученице.
– Нам предстоит еще много работы, Шайло, прежде чем сможем передохнуть. Тогда я отвечу тебе на вопрос.
Порой единственным разумным решением было не отвечать ничего.
– А пока, я хотел бы дойти до купален. Надеюсь, их уже доделали. Эта пыль… – он разорвал «замок» и поднес к лицу ладонь, – кажется, она по всей коже. Ужасно.
Пыль забивалась в углы, ее несло ветром, она покрывала стены, оседала на мраморные полы и разве что не сыпалась неба. Марш иногда казалось, что даже у крови, которую разливала по бокалам, привкус каменной крошки, или что у смертная прислуга, чьи легкие постепенно забивались прахом, начинает покрываться слоем пыли.
– Купальни еще далеки от идеала, но вполне пригодны для использования, – осторожно ответила вампиресса, принимая перемену темы. Пытаться вытянуть из старшего вампира ответ в таком случае – занятие столь же бесполезное, как пытаться каждый раз очистить камзол от пыли. – Вы хотели освежиться?
– Проводишь? Я смотрю, ты тут освоилась.
Шай неопределенно пожала плечами – жест, означающий «да, что-то вроде». Она знала дворец не так хорошо, как Творцы Доули, которые, казалось, в курсе каждого камня, каждого оттенка облицовки, каждого сорта дерева, которое шло на двери, или какой узор должен был украшать ту или иную часть интерьера, но достаточно, чтобы провести нового хозяина дворца до купален, по пути рассказывая, где что находится, что планируется восстановить, а что изменить до неузнаваемости. Все это Марш несколько раз слышала от Тристана, иногда от Катрин, которая была не восторге от своего участия в ремонтных делах, порой сама останавливалась, наблюдая, как постепенно меняется дворец. Иногда сухой, лишенный особого красноречия, каким его мог бы наполнить Доули, рассказ вампирессы сопровождался «осторожнее, все еще осыпается потолок» или «здесь почти закончили», но постепенно сошел на нет.
Купальни, находившиеся этажом ниже, к которым вела винтовая лестница, встретили посетителей приятной прохладой, и вода, поступающая вверх по трубам из подземных источников, наполняла мраморные бассейны. Туманное «далеки от идеала» оказалось подходящим описанием: идеальным во дворце пока не было ничего, но купальни выглядели вполне прилично, с резными каменными скамьями, широким куполообразным потолком и украшенными барельефом стенами.
– Единственное место, где не так пыльно.
Она дождалась, пока владыка разденется и спустится по ступенькам в прохладную воду. Погрузившись в воду с головой, Аркон несколько секунд спустя вынырнул и развернулся. Окинув Шайло с головы до ног, он улыбнулся лукаво:
– Если это все, ступай.
Впереди еще много работы.

Отредактировано Шайло Марш (10-06-2019 04:29:10)

Еще ход. На этот раз пешкой. Шайло сосредоточенно смотрит на маленькую черную фигурку, изящно вырезанную из дерева, и потом только отпускает ее, подтверждая свой выбор. Марш выглядит обеспокоенной, что сразу подмечает ее собеседник.
– Это все же игра, веселись! - Штефан Гетте озорно смотрит на вампирессу. – Слушай, девочка, мы бессмертны, вечны и все такое, но нам тоже нужно расслабляться. А ты, я погляжу, совсем не умеешь это делать.
– Я стараюсь, – Шай пожимает плечами, но заставляет себя лучезарно улыбнуться старшему вампиру. Улыбайся, весели его, умасливай любыми способами, потакай всем его желаниям. – Вы давно ни с кем не играли?
Штефан смеется, делая ход офицером:
– Давненько. Здесь порой умереть со скуки можно, а шахматы такая отдушина. Приятно видеть новые лица, с которыми можно разыграть первую партию – игры со старыми знакомыми приедаются, знаешь ли...  О, а я рассказывал?.. 
И Штефан страстно рассказывает о годах, проведенных в Длани Ночи до войны, о страшных ночах, когда Эреш Ниор пылал в смертоносном огне, плавящем даже камень; с восторженным выражением лица  повествует о Сифе, о леди Амарилле, о Реджинальде, об Анклаве; острит шутками и развлекается каламбурами. Пересказывает события прошлых веков с жаром того, кто был тому свидетелем. Шайло отвечает ему улыбками, ответным остротами, вопросами, любопытством, присущим молодым вампирам, и смеется, когда Гетте, прервав игру, вскакивает на ноги и вместо хода разыгрывает целую сценку, посвященную мирным деньками минувших лет, и это настолько забавно, что Марш аплодирует ему.
– Ну, я лично считаю, что эти перемены ни к чему хорошему нас не приведут, – Штефан, откланявшись, как уличный комедиант после блестящего выступления, падает обратно в кресло и вновь обращает взгляд к шахматной доске. – Ужасно, просто ужасно.
– И поэтому игнорируете коронацию, – Шай качает головой, но все же сдерживает несолидный смешок.
– Да, милая, именно поэтому. Не думаю, что ты понимаешь, как губительны такие перемены и как они нарушают естественный ход вещей, к которому все здесь привыкли. А я... – Штефан театрально вздыхает и тянется к обсидиановому кубку, наполненному кровью. – Знаешь, я ведь не только проповедник и историк. Я получил становление, когда даже твой владыка был юн и смертен, и видел, как часто все то, что должно было быть благом, оборачивалось против таких, как он. Вопрос времени, история циклична, – улыбка Гетте становится почти оскалом, и он смотрит на Марш таким взглядом, в котором отражаются столетия, что ее бросает в дрожь. – Коронация, может, и прошла, но ему не быть нашим правителем. Прими это как неизбежность, девочка, и подумай еще раз, чью сторону стоит принять в этой игре. Считай это бесплатным советом. 
Штефан Гетте, известный историк, темный проповедник – древний, скучающий вампир, пресыщенный жизнью и ищущий удовольствие в шахматах да разговорах в надежде, что кто-то сможет возбудить азарт игры.
– Не помню, ты присутствовала на моей последней проповеди? – Гетте барабанит пальцами и столу и улыбается, обдумывая следующий свой ход, словно знает, как поступит его противница.
– Да. Вы были неподража... – Шай не успевает ответить только потому, что Штефан делает новый ход ферзем, загоняя ее короля в ловушку, снова увлеченный игрой в шахматы. Ответ ему не так уж и нужен.
– Шах! - историк озорно хлопает в ладоши и вновь делает глоток крови, смачивая горло. – Выберешься из этой западни?
– Конечно, – Шайло улыбается с уверенностью, которой не испытывает, рассматривая элегантный тупик, в котором оказался ее король. – Думаю, да, выберусь. Проклятие.
– Посмотрим, – хмыкает Штефан, откинувшись на мягкую спинку кресла и пьет из кубка, а в его голосе слышится игривость, которая абсолютно точно намекает – она не выберется. И Марш прекрасно знает об этом сама. Если бы она играла с кем-то, не имеющим в своем запасе опыт игры в шахматы в несколько веков, то у нее были бы шансы если не победить, то хотя бы раз поставить ему шах, но... Вампиресса, поймав лукавый взгляд Штефана, делает ход королем, считая, что это не худший ее выбор среди самых худших раскладов. Ошибка.
– Шах и мат! – белая ладья пересекает пестрое поле под  радостный и волнительный возглас Штефана.
– Ох.
Вампир смотрит на свою расстроенную и побежденную противницу, и его глаза буквально сияют от восторга. Последним глотком осушив обсидиановый кубок, Гетте снова смеется, ликует, не видит, как Марш бросает быстрый взгляд на опустевший бокал, и накрывает ее ладони своими, опуская их на шахматную доску.
– Четвертый круг? – спрашивает он, больше похожий на искушенного в азартах демона, чем на древнего вампира. Или на счастливого щенка, это с какой стороны посмотреть. – Или тебе нужно уже бежать? Час поздний, предрассветный, а ты слишком молода, чтобы играть и играть всю ночь и весь день... ну ты знаешь сама, сонливость и молодость, да... – Штефан выразительно разводит руками, вкладывая в этот жест все невысказанные слова.
– Не думайте, что я откажусь от реванша, – отвечает Марш, азартно улыбаясь в ответ, что приводит старшего вампира  веще больший восторг. Ублажать его не так уж и сложно. – У нас есть еще время, так что я попробую отыграться.
– Отлично! Расставляй фигуры! В этот раз я черными, а ты белыми!
Не стоит говорить ему, что игра ведется не только в шахматы? Наверное, не стоит, Шайло оставит этот маленький грязный секрет при себе.

– И на что ты рассчитывала? – Сандра почти шипит, почти выплевывает каждое слово, истекает ядом и желчью.
Шайло снизу вверх смотрит на старшую вампирессу, которая расхаживает по уютно – нет, не уютно, совсем не уютно – обставленной гостиной и сверлит ее взглядом, полным такой злобы, что она чуть ли не сжигает Шай на месте. Марш вежливо игнорирует бешенство Сандры, тихо попивает кровь из своего кубка и думает, что ее план, хороший, надежный, как солнечные часы, сейчас идет подозрительно гладко.
– Что мы поговорим, выпьем и расстанемся добрыми друзьями.
Звонкая пощечина обжигает лицо Марш.
– Ауч.
Она прижимает ладонь к пылающей щеке. Больно. У Сандры Ригер тяжелая рука.
– Есть какая-то причина, по которой вы меня презираете? – интересуется Шайло, отнюдь нисколько не озадаченная таким проявлением чувств. Она вызнала, что Ригер порой хуже банши и злее фурии, ей не нравятся долгие беседы и она недолюбливает всех, кто держится рядом с новым правителем, преданная и верная прошлой власти, но было бы любопытно услышать что-то от самой Сандры.
Кассандра Ригер – хозяйка самого плодовитого и многочисленного смертного стада, которое славится первоклассной кровью, лучшей во всей столице, слаще не найти. Впрочем, Марш здесь для того, чтобы угостить Сандру новым вкусом, но Ригер не признает никогда, что кто-то сможет обойти ее в вопросах вкуса, цвета и запаха крови. Она впечатляюще упряма не только в вопросах разведения людей.
Женщина откидывает с высокого лба шоколадно-каштановые пряди, выбившиеся из сложной, украшенной не одной бриллиантовой заколкой прически, и наклоняется вперед, опасно нависая над младшей вампирессой.
– Думаешь, что, если трахаешься с этим коронованным ублюдком, можешь кем-то вертеть, мелкая стерва? – Ригер злобно прищуривается, отчего становится похожа на голубоглазую ядовитую змею. Не хватает лишь раздвоенного языка.
Шайло даже не нужно имитировать удивление, оно вполне искренне отражается на ее лице, а потом, когда она смотрит в искаженное гневом лицо Сандры, усмехается – сказанное ее забавляет. Кто бы мог подумать.
– Странно. Ведь я не никогда не питала и не питаю к нашему императору подобного интереса. И сомневаюсь, что он уместен, – Шайло догадывается, что Ригер как-то плевать и она слышит сейчас только себя, и самым абсурдным ей кажется то, что Кассандра верит в свои домыслы. Марш ее почти жаль. – Знаете, не все решают вопросы лояльности таким образом. Хотя ваша верность Александеру достойна восхищения. Или не ему одному? Слухи - великая вещь. Помогают составить мнение друг о друге еще до встречи.
Вторая пощечина еще больнее. Это было ожидаемо.
– Убирайся.
– Вы даже не выпьете со мной? – Шайло поднимает со столика, отполированного до блеска, обсидиановый кубок, любовно оглаживая пальцами темный металл, и протягивает его Ригер. – Жаль.
– Только если ты заткнешься и уйдешь в туман после этого.
– Обещаю, – вампиресса забирает себе простой медный бокал.
Сандра смотрит, как безмятежно – на грани наглости – и легко Марш делает глоток, как убирает с губ кровь белой салфеточкой с изящной узорчатой вышивкой, как непринужденно чуть покачивает ногой словно в ритм какой-то мелодии. Шайло же замечает, как ладони Ригер сжимаются в кулаки – женщине определенно стоит некоторых усилий не ударить ее в третий раз, не выбить ей все клыки  и не проломить череп этим самым кубком. Но потом все же выхватывает из руки Марш протянутое угощение и демонстративно осушает кубок парой глотков, после чего ставит его на стол. Шайло думает, что на деревянной поверхности останутся царапины. Жаль. Красивый стол.
– Вон из моего дома, – Сандра указывает на двери.
– Вы очень любезны, – Шай поднимается с мягкого удобного кресла, левой рукой подхватывая пустой темный кубок, и откланивается на прощание. – Спокойной ночи, мой добрый друг.
Что же, все прошло не так уж и плохо.

Она осторожно соскальзывает с мягкого постельного, стараясь сразу отыскать взглядом свою одежду, и, заметив отброшенный на кресло черный с багряным камзол, уже ищет рубашку, как чужая рука перехватывает ее за локоть и мягко, но требовательно тянет обратно постель.
– Могла бы предупредить, что уходишь.
Элин Принц трогательно обнимает подушку, лежа на животе. Шайло непроизвольно скользит взглядом от черных локонов, похожих на завитки ракушек, по гибкой обнаженной спине – на лопатке у Принц родинка в виде кометы – к безупречным бедрам, по стройным ногам, но потом отворачивается, чтобы найти проклятую рубашку. Белье она даже не надеется отыскать. Не после такого вечера, не после такой ночи. В спальне, несмотря на предрассветный час, уютно темно, и впервые в жизни вампиресса жалеет, что хранит в своем гардеробе только темные одежды.
– Предпочитаю встречать рассвет в своей постели, – Марш зевает, желая оказаться как можно дальше от этой спальни, чтобы принять ванну и вытравить сладковатый запах парфюма Элин. Он приятный, с нотками фруктов и цветов, девичий, любовно составленной самой Принц, но чужой, и, вампиресса, если придется, оккупирует сегодня купальни, чтобы избавиться от этого аромата. От воспоминаний о чужих прикосновениях избавиться сложнее.
Принц – всего лишь еще одна небольшая проблема. Шайло думает, что заплатила не так много, чтобы разрешить ее. Могло быть хуже.
– Не хочешь тогда чуть разнообразить свои предпочтения? – Элин, приподнявшаяся на локтях, не дает Шай так просто покинуть покои. Она очень настойчива, когда ей что-то нужно. – Говорят, разнообразие временами полезно.
– Хм, – Марш хмурится.
– Красноречиво, – Принц кивает, отпускает ее руку, вновь откидываясь на подушках. Значит, Марш ей не сильно нужна. Наверное, это к лучшему.
Алхимик считает ее еще одной галочкой в списке случайных любовниц и любовников – пускай, это не страшно, не критично, не смертельно. Шайло искоса смотрит оставленный на туалетном столике обсидиановый кубок, из которого Принц пила прошлым вечером, и медный, из которого пила сама, пока разговоры не перешли на флирта, пока флирт не перешел в постельные утехи. Шай снова думает, что ванная – единственное, в чем сейчас нуждается.
– Поцелуй на прощание? – чувственные губы Элин трогает улыбка, ее голос – приятный, бархатный, мягкий. Ей сложно отказать.
– Не сегодня.
– Какая изящная формулировка «никогда».
Элин ласково улыбается и закрывает глаза, отворачиваясь, только глухо просит прикрыть за собой двери. Принц всего лишь последняя проблема, а обсидиановый кубок, который Марш прячет в сумку, – решение.

Потом требуется только время. Жаль терять в такой суматохе троих специалистов, которые рвутся прочь с родины, особенно талантливых в своих сферах: историка и проповедника, селекционера, алхимика. Несогласные с новым порядком и выразившие свое недовольство весьма красноречиво – отказом принять новое. Презрение, с которым они слушали о коронации. Надменность, с которой взирали на тех, кого считали в прошлом другом, а ныне называли предателем, ведь ничего так не ссорит старых знакомых, как отношение в власти. Но не потакать же их желаниям? Кто-то скажет, что трое – капля в море многочисленного населения, но ведь качество порой является показателем более важным, чем количество. А в качестве этих троих сомневаться не приходилось. Такие нужны там, где требуются перемены.
Штефан Гетте, на вечерних проповедях вещающий, что наш император не пришел бы к власти, не будь подобный исход угоден Темному богу, и трудящийся над новым историческим трудом, записывая все, что видит своими глазами. Ему лестно чувствовать себя частью истории.
Кассандра Ригер, которая увлечена драгоценной кровью и своими манипуляциям в этом ремесле настолько, чтобы примирится с неизбежным, а на своих вечерах, принимающая местную бессмертную элиту, будет с гордостью заявлять, что даже император и его окружение по достоинству оценили ее труды. Ей приятно тешить свое самолюбие.
Элин Принц, слишком талантливая, чтобы покинуть столицу и променять свою чистую лабораторию на грязные реактивы и разбитые склянки, и принявшая предложение о вступлении в Конклав, только для вида попросившая дать ей время подумать. Ей нравится думать, что ее работу оценят по достоинству.
Всего лишь нужно немножко подтолкнуть. А потом связать по рукам и ногам.
Кассандра Ригер сдается первая. Она отсылает прочь слуг, которые напоминают о ее желании покинуть столицу, приказывает им вернуть все ее вещи, все наряды, все записи по местам, а следующим вечером вновь встречает гостей, рассказывая, что молодая кровь особо хороша в этом сезоне, а если добавить немного магического и алхимического вмешательства, то и вовсе божественна. Она все еще неодобрительно поджимает тонкие губы, когда разговор переходит на тему минувшей коронации, но с хитростью змеи направляет его в нужное ей русло: в старые времена немногие были впечатлены плодами ее трудов и терпения, но теперь можно представить новый урожай пришедшему к власти вампиру и его свите. Старые обиды забываются, когда открываются новые возможности.
Штефан Гетте много думает, перечитывая один исторический труд за другим, трактат за трактатом, на проповедях, где имя Темного бога произносят со страстью и трепетом в голосе, сперва один из вампиров поднимает вопрос коронации, потом другой, затем следующий. Штефан размышляет над тем, что, возможно, его прихожане правы: Рилдир заточен, но покровительствует Темным землям. И если у этого новоявленного правителя все так складно получается, то, может быть, это знак? А он, Штефан Гетте, ведет себя не лучше светлых фанатиков, вцепившийся в одну идею как одержимый. Тогда же он перечитывает ветхие тома в поисках ответов, и постепенно его небьющееся сердце успокаивается, а проклятая душа находит покой, когда он видит на вечере у Кассандры Ригер знакомые лица его темной паствы. Возможно, это не еще один старый круг истории, а только новый виток.
Элин Принц упрямится до последнего. Она считает упорство и терпение своими главными достоинствами, и ей тяжело отступиться от своих взглядов. Но она так же думает, что излишнее упрямство затмевает беспристрастный взгляд, которым она должна оценивать все. Принц думает, что ее независимые исследования, конечно, хороши, потрясающи, и впереди у нее целая вечность, которую она с удовольствием посвятит науке, но одна мысль, продиктованная холодным расчетом, все же гложет ее: подопытные не берутся из воздуха, а ставить эксперимент на больных, слабых, голодных смертных особях только в убыток себе. Почему бы не объединиться со змеей Ригер, которая не испытывает подобных сложностей, но которая удавится за возможность повысить качество крови за счет блестящего ума Принц? Элин кажется это выгодной сделкой. Кассандра принимает предложение, закрепляя его звонким ударом бокалов и изящным женским рукопожатием.
Шайло чувствует приятное удовлетворение, наблюдая, как хорошо все складывается. И, если не думать, как тернист этот путь, можно сказать, что она счастлива.

Отредактировано Шайло Марш (29-07-2019 09:24:11)