Всякий человек владеет каким-то даром. У кого-то дар – музыкальный, кто-то лечит чуть ли не наложением рук, кто-то великий маг, а кто-то воин. У меня дар – чуять людей, какие они есть. Иной скажет – да какой это дар?
Да уж неплохой. Много можно подчерпнуть, знаете ли.

Я когда родился – а матушка моя, дай Имир ей здоровья и долгих лет жизни, была простой кухаркой – весь графский двор всполошился. В Милиагросе все смуглые и волосами тёмные. Юг, как никак. А у меня рыжие были волосёнки. А кроме меня – только у графа, во всём нашем околотке.
Знахаря они, конечно, позвали – чтобы уж наверняка убедиться. Убедились. В колыбели не удушили, и на том спасибо – повезло. Везучий я, грех жаловаться. Ну или отец мой решил, что я смогу ему пригодиться, а то убить меня всегда можно успеть.
Уж не знаю, почему он меня с матушкой не отослал – наша славная общественность его клеймила, графиня скрежетала зубами, но он и бровью не вёл. Это семейное у нас.
Иллюзий я не питаю – папенька меня не любил, это уж точно. Матушку любил – даже клочок земли ей дал, подальше от поместья, а я… Ублюдок, бастард. Да и рос тем ещё гадёнышем и хулиганом. Все няньки в округе знали – если кто ограбил сад, разорил улья, обчистил кладовую – без моего участия тут не обошлось. Всех дворовых и рабских детишек я подбивал на сумасшедшие игры. Один раз даже чуть поля не затопили – устроили в реке запруду, а она возьми и не развались. Ох и драли же меня тогда…
Братец мой, Итан, законнорожденный – был не таким. Вежлив, умён, послушен – настоящий рыцарь и аристократ. Брата я никогда не ненавидел, враньё это всё. Просто не понимал его. Сейчас вот жалею об этом, да толку то…
Подружились бы. Он толковый был, хоть и масти другой. А мне в то время друга очень не хватало. Для аристократских ребятишек я был плебс, для крестьянских – богатый господин. Отец меня видеть не хотел, графиня тихо ненавидела, а мне хотелось тепла. Настоящего, человеческого. А кому не хотелось?
Ну я и лез из кожи вон, чтобы меня хотя бы заметили. Маленькие радости, хоть и гордиться нечем.

В четырнадцать лет мне всё уже опостылело. Отцовский дом я называл не иначе как «змеиная пещера», учиться всякому придворному этикету не желал, а потому лихо дал дёру из родительского поместья. С собой взял только саблю, пару монет и краюху хлеба. Отправился, понимаете ли, наёмничать.
Вот тут-то мне и пригодился мой скромный дар. Я, только в глаза взглянув, мог понять – ворьё передо мной или честный человек. Ворьё я ненавидел всей душой, уж так повелось. Смотреть не мог, как у кого-то последнее отнимают. Всё хотел быть благородным рыцарем, таким защитником слабых, протягивающим руку помощи. Получалось… через раз. Но я честно старался. Гордыня, гордыня…
Прибился к наёмничьему отряду – «Стальные вороны». Поначалу мне у них было вполне вольготно, но я всё грызся с главным. Ну не нравилось мне как он дела вёл, а ещё больше не нравилось подчиняться. Он нелюдей не любил, а мне всё равно было, какие у них уши и хвосты. Он всё шёл напролом, а мне хотелось к делу подходить с выдумкой, творчески. Он мои идеи считал дурью, меня это бесило невероятно.
В конце концов всё закончилось вполне логично, мне уж тогда лет двадцать было, – мы подрались. И вот уж тогда отозвались мне те дни, когда я упрямо тренировался с мечом и все руки стёр в кровь. Победил я. Убить не убил, но в победе моей тогда никто не сомневался.

После этого мы помирились, но и оставаться у Воронов я не мог. Начал собирать свою команду, часто из тех, кого другие брать отказывались. Папенька, от чьего глаза мои приключения разумеется не укрывались, мой отряд называл отбросами, а я их звал орлами. Каждому из них мог довериться и впервые в жизни был по-настоящему счастлив. У меня наконец-то появились друзья.
Всякие они у меня были – я брал гульрамских наёмников, полукровок, опальных магов, нелюдей. Всех, кто мне казался своим. И ни в ком не ошибся, ни разу.

Мой лучший друг, Ветер – тифлинг, медь и сталь, громадные кручёные рога и узкий хвост с жалом. Лидин, девица-шефанго, боги знают, как её на юг занесло – сама она про то помалкивала. Хайдар, весь чёрный, воин пустынь – я не знал человека мудрее. Реальгар, некромант и маг крови – его хотели в ров с чёрными кошками скинуть и поджечь, когда мы познакомились. Марк, вампир, был для меня наставником – даже среди нас выделялся невероятно – волосы черными волнами до пояса, глаза-рубины, одевался с иголочки, накрахмаленный всегда – и убивал быстро и чисто. Загляденье.

Это из самых близких моих, кто со мной до конца оставался. Многие меня клеймили, что я с тёмными и нежитью ошивался, а мне всё равно было. Раса и сила, она как клинок, её по-всякому использовать можно. А убить и молитвенником легко.
Дивное было время… Я был молод, передо мной был весь мир, а рядом – верные друзья.

Ну уж конечно, не могло так длиться вечно.
Мы как раз одно задание недурное собирались проворачивать, уже план почти составили (Марк утверждал, что я – безумец, но всем остальным план по вкусу пришёлся), как завалился к нам папенькин посланец.
Я тогда сразу понял, что это всё не к добру – сердце у меня прямо заныло. До того мы с отцом лишь по почте голубиной общались – ну как, я ему писал: «Кланяюсь в ноги господин-батюшка, сожалею, что не вижу вашего родного лица по причине моей невероятной занятости…» - и прочая, прочая. А он принимал к сведению. Иногда подкидывал заданий помудрёнее. Такой был наш негласный уговор – я его стараюсь не позорить и глаза не мозолю, а он меня не тащит в их гадюшник (за исключением, разумеется, всяких чрезвычайно важных праздников). А тут целый посланник.
Оказалось, что братец мой Итан умер. Отдал Имиру душу. А я теперь – графский наследник и надлежит мне тотчас явиться под папенькины очи. Вот так-то.
Меня как мешком по голове ударили. Отчасти, от того что Итана было жаль, а отчасти – от того, что я понимал – не смогу, никак не смогу отказаться и сбежать. Кровь. Гордыня, если хотите.
К папеньке я вернулся помпезно, в сопровождении своей «свиты» - ох, как мы выглядели, всем на зависть. Редкостный сброд. Мои орлы, не стесняясь, скалили клыки. Ветер хлестал хвостом, Марк стелился туманом. Двор был в ужасе. Папенька хмурил брови, а графиня на такое зрелище даже смотреть не стала – ушла. Посчитала, что я над мёртвым Итаном насмехаюсь, наверное.
А я просто сразу хотел показать – играть буду по своим правилам. И от своих не откажусь.
Папенька это, как и всегда, принял к сведенью.

Первый факт, перед которым меня поставили, это то, что теперь я должен официально вступить под командование флота Милиагроса. С офицерским званием, собственным кораблём, но – под командование. За орлов своих я дрался до последнего, и всё же надавил – их оставили мне, с официальным жалованием. Доверять, кроме них, мне было некому – не мог я от них отказаться.

Со вторым было сложнее. Оказалось, что и невесту мне уже подобрали. Ну как мне – Итану. Эльфиечка, дивное создание – глазищи сапфировые, тоненькая как тростиночка и косы до пола. Зовут Иоль – как весенняя капель. С богатым приданым и не меньшей политической подоплёкой – морские торговые пути, связи, сниженные торговые налоги… Много всего. И представить страшно, скольких трудов стоило папеньке организовать эту помолвку. Разумеется, отказываться от этого он никак не собирался.
Ну умер один сын, что ж. Есть же второй. Да, бастард, но что с того – мужчина же, наследник.
Бастард… да хоть Рилдиров сын, им уже было без разницы. Её, конечно, тоже никто не спросил.
Пока они траур по Итану справляли и к свадьбе готовились, я принимал полномочия офицера и строил иллюзии. Женщин у меня к тому времени уже было порядочно, но постоянной подруги у меня не было. Я ведь уже избалованный был – верной дружбой, надёжными товарищами – мало мне было только красоты и иллюзии любви, хотелось настоящего, вечного. Доверять хотелось без оглядки, и чтобы любили меня также.
Много прошу, знаю. Не набрался я теплоты в детстве, теперь вот хочется, до сих пор – ничего с собой поделать не могу.
А тут – Иоль. Я думал, объясню ей всё как есть честно, как своим орлам. Про себя, про Итана, про всю семью нашу. Что я не сброд с улиц, как тут твердят все, кому не лень. Что не стану обижать её и другим не дам, что стану с ней советоваться, дружить, оберегать. А с супружеским долгом – разберёмся как-нибудь, как она сама захочет, принуждать не стану. Что может и полюбит она меня, что будут у меня свои тылы в отцовском доме.
Я ведь жалел её. Привезли девчонку в чужую страну, в чужой народ. Обещали обвенчать с графом и рыцарем, хоть и смертным, а тут я – наёмник, к реверансам не приученный, хам и грубиян.
Слушать она меня конечно же не стала.
Нас с ней стянули, как цепями и железными крюками. Ненавидеть она меня не ненавидела, но и сближаться не хотела. В отцовском поместье ей было душно – она тосковала по морю, по родным. Обнимать её было – словно статую ледяную или лича – холод, пустота и никакого тепла. Потому, только она забеременела, мы с ней с облегчением разъехались – она в поместье на побережье, что отдал мне отец, а я – в военные походы.
Дурак я, знаю. Строил какие-то надежды… Но, услышь Имир, это болит.

Сына моего назвали Итаном, натурально. Моим мнением даже не поинтересовались. Растить мне его никто не давал, как я не упорствовал – мол, испорчу чистого младенчика, научу его непотребствам. Боялись, что он вырастет как я – что папенька, что графиня, что Иоль.
Я только вздыхал. В отцовском доме сидел в своих покоях, смотрел на камин и думал, чем же это кончится. Ветер сидел у моих ног, как кот обернувшись хвостом, и щурился на огонь. Марк, пренебрегая своими безупречными костюмами, в простой рубашке да холщовых штанах по-плебейски сидел на окне, любуясь луной и ловя ночную прохладу. Лидин с сапогами забиралась на кровать. Хайдар чистил нож, напевая. Реальгар листал очередной трактат, что мы добыли в походе. Мы трепались о всякой ерунде, шутили, иной раз – пили вино с мёдом и пряностями.
Это и есть моя семья, думал я. Хоть так. Так прошло много лет, не считал – увольте.

А потом я встретил Рину.
Рина, Рина… Высокая, ладная. Кожа – чисто карамель, и пахнет так же. Волосы темные, как смола, густые. Пушистые ресницы. А глаза… как у ведьмы, один карий, другой зелёный – умные, внимательные глаза. Красива, очень красива.
Встретил я её, что греха таить – в борделе. Пришёл за компанию с орлами отмечать адмиральское звание, самому юбки задирать не хотелось – хотелось напиться как свинья и спать беспробудно неделю. Но орлы уж так старались меня развеселить, что я не стал их обижать отказом.
Она сама ко мне подошла – красиво подошла, знала себе цену. Я подумал – почему бы и нет? Она ведь тоже устала. Девчонка видно не глупая, дам ей денег и проспимся оба. Все будут довольны.
Пошёл с ней в комнату наверх. Вошёл, сел в кресло, развалился поудобнее, достал бутылку вина. А она стояла, смотрела на меня своими умными глазами. Ждала.
-Рина, - говорю – выпей вина, всё в порядке. Ничего не будет. Посиди тут или поспи, денег я тебе и так оставлю.
Она удивилась, но бутылку взяла. Села напротив, прямо на ковёр, потянулась как кошка.
-Что же ты дома не спишь? – говорит. Вот так просто, сразу на «ты», без обиняков. И взгляд меня поразил – прямой, честный, женщины так не смотрят. Взгляд бойца.
Помню, подумал тогда: «Как же ты работаешь тут, с таким-то взглядом?»
Это я потом понял, что ей в глаза и не смотрел никто. Но это позже было. А в тот день, уж не знаю, что на меня нашло, но я начал говорить, о таких вещах, о каких со всеми молчал. Пил и говорил. Видно меня никогда не спрашивали, а тут спросили – меня и понесло. Про себя, про отца, про матушку, про Иоль… Про войну, про друзей – живых и мёртвых, иногда по моей вине. Много говорил. Меня никогда не слушали, а тут на тебе. Такое сокровище.
А она и слушала. Не перебивала. Я по глазам видел, что слушала, хоть и могла бы просто вид делать. А когда я замолчал – обняла меня, также молча.
В тот момент я был готов сердце из груди вырвать и ей в ладошку положить, так был благодарен. И тогда же понял, что она создана для меня, уж не знаю, как. Так и просидел с ней до утра, просто обнявшись.
Хотел заплатить золотом – да она не взяла, наотрез отказалась.
-Я же ничего не сделала, - говорит.
Ох, Рина. Где же ты была всю мою жизнь?
А потом я начал к ней ходить. Давал её Мадам денег и забирал на всю ночь. Мы с ней гуляли, разговаривали, смеялись. Спали тоже – врать не буду. Она мне тоже про себя рассказала – иной раз у меня волосы дыбом вставали от её слов. Хотел увезти её из борделя, дом купить, но она не соглашалась.
-Ты мне друг, - говорит – мне от тебя ничего не нужно. Ты ко мне как к человеку, и довольно этого.
И шла себе спокойно – по мостовой и по моему сердцу. А я мечтал о ней, как мальчишка. Смеялся над собой – но и изменить ничего не мог. Да и не хотел.
Орлам моим она тоже приглянулась. Они её сразу признали – своя. Хайдар её назвал «ласточкой», оно и прикипело. И впрямь – ласточка. Хищная птичка, которую нельзя держать в клетке, иначе умрёт. Океаны, говорят, перелетает.
Рина тоже хотела – через океан. Она любопытная – страсть, вопросов мне о других странах и берегах задавала тысячи. И умненькая, на лету схватывает. Я её читать учил, писать, а то она стеснялась, что я, по её выражению «учёный», а она – нет. И нос морщила смешно, когда смущалась. Бордельная девица – смущалась. Подумать только.
Помню, читали Святое Писание – она сама попросила, интересно ей было. Она читала, а ей объяснял, как сам понимал и умел.
«..и если кто позовёт вас пройти с ним одну дорогу – идите с ним две». И тут я не выдержал:
-А со мной пойдёшь? – говорю.
Она замолчала, на меня посмотрела. Серьёзно так, будто и не двадцать ей было. И кивнула. А я её поцеловал и позвал замуж.
Она мне поверила сердцем, хоть умом верить и не хотела. Что я ради неё от жены уйду, от сына, что с роднёй переругаюсь. Но отказаться – не смогла, как и я.
Ох, как орал на меня отец. Слюной брызгал, угрожал. Все мои грехи припомнил – и что я выродок, ублюдок, что чести у меня нет, что от меня не то что пятно – одна грязь на чести Дома. Но я был непреклонен. Наследник уже у них был, а я… Что от меня им толку? Так что я был упрям и стоял на своём. Марк в тенях стоял невидим и неслышим, высматривал лучников, боялся, что они скорее убьют меня, чем допустят такой позор.
Не убили. Я даже ненадолго поверил, что смирились.
А я начал всё готовить. Составил письмо Высшему Жрецу, чтобы он развел меня с Иоль. К самой Иоль съездил, она встретила меня с холодной яростью – но поняла и даже приняла. Не простила – но поняла. Даже с сыном разрешила видеться. От неё я такого подарка не мог ожидать. Поклонился ей в ноги, с благодарностью.

Я уже почти всё успел, как королевским велением меня отправили улаживать непорядки на морской границе. Сердце у меня разрывалось – не хотел я ласточку свою оставлять вблизи своих драгоценных родственничков, но и собой не мог взять, хоть она и просилась – убили бы её, как пить дать, она и ножа не умела держать правильно.
Месяц воевал я на границах, так, как никогда прежде – меня наконец-то ждали дома. Управился вдвое быстрее, чем от меня ожидали и пришло время мне возвращаться. Орлов я отпустил размять крылья после долгого плавания, а сам двинулся к отчему дому, показать, что не помер от шальной стрелы, как они наверняка надеялись. И уже думал, как обрадую свою ласточку.

Только вот тишина у дома мне не понравилась. Кладбищенская она была, эта тишина, нехорошая. По спине у меня холодок пробежал, как всегда бывало, когда я чуял опасность.

ЭрикБоящиеся свободы называют её хаосомhttp://s7.uploads.ru/1JCWS.jpg

Отредактировано Меварис (09-11-2018 08:37:19)

Эрик Боящиеся свободы называют её хаосом http://s7.uploads.ru/1JCWS.jpg

Я многое пережил за свою жизнь, скажу не хвастаясь. Но это зрелище… От него у меня был мороз по коже.
Всё же, это место было моим домом, так или иначе.
Сначала я увидел отцовских стражников. Разорванные шеи, рёбра наружу… Мечи. Они пытались сражаться, но что-то было сильнее их. Что-то очень злое. Старая служанка, как кошка, свернулась у входа – рядом валялись черепки разбитого кувшина. Паж графини, совсем мальчишка, сидел, привалившись к стене, на коленях – берет с пером и кровь… Много, очень много крови. Запах стоял – как на поле боя. И гнетущая, абсолютная тишина отдавалась в ушах биением моего сердца.
Бойня. В моём, Рилдир побери, доме.
Я глубоко вздохнул и перехватил саблю поудобнее. Времени горевать о погибших не было. Мёртвым уже ничем не поможешь – я должен был взять себя в руки и искать живых. Найти хоть кого-то. Любое промедление может стоить кому-то жизни. Движимый этой целью я двинулся в поместье.
Однако одна мысль не давала мне покоя, пока я бежал по таким знакомым коридорам из светлого резного камня и толкал дверь за дверью, каждый раз надеясь и снова отчаиваясь. Судя по телам и следам, откровенно волчьим, кстати, – чудовище выбежало изнутри. Неужели папенька изволил притащить в дом живого волколака? Да зачем бы это ему понадобилось?! Или постарался кто-то из его политических дружков?
Наверное, я кричал. Не знаю. Не помню. Помню только, как продолжал идти по кровавому следу из тел тех, кого знал. Некоторых – с детства.
Я заглянул во внутренние покои и почувствовал, как пол покачнулся под ногами. Я даже не сразу понял, что пожилая дама с искажённым от предсмертного ужаса лицом, одетая в домашнее платье – это графиня. И отец – рядом. Его я узнал лишь по фамильному перстню – столь мало от него осталось.
Я смотрел на них, замерев, а в совершенно пустой голове громом отдалось:

А если Иоль привезла Итана повидаться с дедом?

Нет. Не может быть. Услышь, Имир, Иоль всегда ненавидела это место ещё больше чем я и никогда не стала бы здесь появляться без моего присутствия. Дом душил её. И она не знала, что я вернулся раньше. Но если…
Я с размаху ударил себя по щеке латной перчаткой. В голове зазвенело, но прояснилось.
Папенька вывешивал штандарт Дома Иоль у ворот, когда она приезжала. Я бы обратил внимание, точно. Штандарта не было. Иоль и мой сын остались дома. Но если таинственный противник уже позаботился и о них?
-Не тревожься, граф, - вдруг раздался за моей спиной низкий, глубокий женский голос, – твои сын и жена в безопасности, уж мне-то можешь поверить.
Я резко обернулся и увидел ведьму.

Её звали Галатея. Давняя любовница папеньки, карлица – и, несмотря на это, даже миловидная, внешне совершенно безобидная, а от того ещё более опасная. Одно слово – проклятая. С детства я помню маленькое полноватое хищное лицо, обрамлённое тёмными колечками-кудряшками – от макушки и до пояса одни кудряшки. Имя ей определённо не подходило.
Но папенька был с ней не из имени и не из страсти к специфической внешности. Для него она делала грязную работу, которой даже иные опальные тёмные маги брезговали. А Галатея не брезговала, уж не знаю, что мой батюшка ей наобещал.
Женский ум – лабиринты и потёмки.

Видеть здесь Галатею было… странно. Она была спокойна, как камень – медленно подошла к графине, подобрав юбки, чтобы не запачкать их в крови, присела рядом с умершей и планомерно начала скручивать с её пальца обручальное кольцо.
-Да какого демона тут творится?! – в сердцах выкрикнул я, грубо разворачивая ведьму за плечо. Она не сопротивлялась, только улыбнулась. Горько так улыбнулась.
-Мужчины! Всегда считаете себя умнее других. Думаете, что всё вам позволено, любая ложь и мерзость, и сами боги вам не указ. – прошипела она мне в лицо, - И ты, кровь от крови отца своего!
Ведьма. Это всё – обезумевшая ведьма. Мне стало холодно – я вспомнил мертвого мальчика-пажа, слуг, стражников – я не злился. Я был самой холодной расчётливой яростью.
Карлица ни капли меня не испугалась, просто слегка наклонила своё маленькую голову и улыбнулась, показав мелки и острые как у ласки зубы.
-А ведь я тебе одолжение сделала, граф. Тебе и твоей девчонке, - она небрежно махнула рукой – которую ты оставил. На растерзание, - она тонко хихикнула, - волкам. А она сама их растерзала. Сильная девочка, граф, не всякая выдержит волчье сердце, а уж запытанная до полусмерти – тем более. А эта выдержала. Отомстила за нас обеих.

О, Имир, я дурак и гордец.
Смирились, как же. Никогда бы они не смирились. Я же знал, знал… но всё равно вообразил себя победителем.
Только сейчас я бросил взгляд на стол с широким стальным подносом. Слишком уж простецким для этой комнаты… а на нём – иглы, пилы, гнутые ножи и крюки. В крови.
Я прикрыл глаза. Дурак и гордец. А ведь мог, мог оставить с ласточкой Ветра или Хайдара! Я же знал папеньку, его привычки и манеры. Получше многих – знал. Но так ничего не сделал.

Ведьма стряхнула мою руку с плеча, как перо – я даже поразиться не успел силище, которая таилась в её тщедушном теле. А потом – улыбнулась ещё шире.
-А ведь ты успеешь её спасти, граф, - спокойно произнесла она, а её глаза сверкали безумием - ты ведь знаешь, куда она пошла. Мстить. Все волки сначала идут мстить. А здесь спасать уже некого.

Я снёс ей голову одним ударом сабли, а затем побежал. Рилдирова ведьма была права, путь мне был известен.
Я бежал, а отрубленная голова карлицы хохотала мне в спину и все мёртвые тела смеялись вместе с ней. Её голосом.
-Я взяла плату! – визжали они – Я взяла плату!!!
До самой смерти я буду слышать этот голос, в каждом своём сне.

Покинув отцовское поместье, я на лошади влетел в квартал Милиагроса – квартал из красного камня и золота, в котором всегда горели огни. Вокруг царил переполох и крики, чадил дым, неслись стражники с факелами, чьи-то истеричные голоса вопили:
-Волк! ВОЛК!
-Волколак в городе!!!
-Да убейте же его, кто-нибудь!
Я никого не слушал, лишь добрался до знакомого дома, который уже был окружён стражей и толпой любопытных. Увидел я в толпе и Ветра - хоть в этом Имир сегодня на моей стороне - и сделал ему знак приблизиться.
-Задержи их, - быстро бросил я ему, пытаясь хоть немного перевести дух – я разберусь.
Ветер хотел что-то возразить, но взглянул мне в лицо и лишь кивнул. Мой старый друг всегда понимал меня с полуслова и в этот миг моё убитое сердце, хоть и немного – но наполнилось теплом благодарности к нему. Ветер не подведёт.
Я шагнул в бордель. Имир, об одном прошу тебя – пусть она будет жива. Пусть она будет жива.
За одной из дверей я услышал возню и тихий, утробный рык. Немедля, я рывком распахнул дверь, думая, что уже ничего не потрясёт меня сегодня.
Услышь, Имир – я ошибся.
-Что же они с тобой сделали, ласточка…

Отредактировано Меварис (01-11-2018 18:30:45)

Эрик Боящиеся свободы называют её хаосом http://s7.uploads.ru/1JCWS.jpg

Кровь, вонь, куски плоти – всё стало в миг неважным. Я заметил, что всё ещё сжимаю в руке саблю и отбросил её на пол. Я бы хотел, чтобы меня крутило от злости – на себя-дурака такого, на отца, графиню, Галатею… Но злости не было. Была только тоска, мерзкая и глубокая, что твоя трясина.
Лучше уж злость. Она проходит и её можно выплеснуть. А с тоской... такое не пройдёт.

Рину я узнал сразу. Уж не знаю, было ли это хвалёное чутьё наёмника или что ещё… Но я сразу увидел её в этой волчице, чья шерсть была грязно-бурой от крови, а в бешеных глазах не было ни капли людского разума.
Раненая. Загнанная в угол. И она боялась. Но на меня не нападала.

Неужто узнала?

Я присел напротив неё, скинул перчатки и медленно протянул руку навстречу. Коснулся тёплой шерсти, зарылся пальцами в густой мех, осторожно погладил по голове, холке. Волчица не сопротивлялась, даже не рычала, а лишь испуганно скулила, тыкалась мокрым носом в руки.

-Не бойся, ласточка, не бойся. Я тебя отсюда вытащу. Мы с тобой теперь не расстанемся. Никто тебя больше не тронет, понимаешь? – бормотал я, обнимая зверя за шею. Меня почему-то и не волновало даже, что она может разорвать меня также, как лежащую рядом мадам.

Бедная моя девочка. Одинокая, беззащитная – а я был слишком глуп и беспечен, чтобы её уберечь. Я мог легко умереть за неё и для неё, не страшась и не жалея, радостно, лишь бы это хоть немного ей помогло. Она не заслужила всего этого – девочка с ласковым смехом и умными глазами. Не должна была здесь оставаться.

-Уедем, понимаешь? – я прижался своим лбом к её волчьему – Далеко уедем. Ты же всегда хотела посмотреть Гульрам, попробовать рузьянских крабов, поглазеть на эльфов, помнишь? Уплывём далеко-далеко, вместе. Найдём мага какого-нибудь или шамана, который нам поможет. А сюда не вернёмся, никогда. А я тебя любую буду любить – хоть пушистую, хоть клыкастую. Понимаешь меня, ласточка?

Уж не знаю, понимала ли она меня. Думаю, едва ли, но мой голос её успокоил. Она села на пол, лизнула меня в щёку – будто бы даже застенчиво, - затем тщательно обнюхала. Ткнулась носом в кисет с табаком, недовольно чихнула. Я же, пользуясь случаем, осмотрел её рану – не паршивая, хвала Имиру. Слегка зацепило. Я содрал портьеру, разорвал её на тряпки и наскоро перевязал рану, чтобы хотя бы кровь больше не текла. Нужно бы ещё и обработать по-хорошему, но сейчас надо было быстро решать, как выбраться из города, да ещё и с такой преступницей, за которой вся местная стража охотится.

Я поднялся на ноги. Волчица устало легла и положила голову на лапы – ждала, видать, чего я порешаю. Да и измучилась, много крови потеряла. Бежать самой ей было нельзя, да и она могла испугаться толпы и рвануть куда ни попадя. Я прикинул её размеры – с виду не особо крупная, унесу. Лошадь только придётся оставить… Непривычная она у меня, волков-то возить.
Только как бы пронести её через толпу?
Мой взгляд наткнулся на весело потрескивающий камин и в голове сразу засвербила идея. Я сунул руку в поясную сумку и достал пару алхимических шариков-бомб. Можно было бы и головню достать – и так бы неплохо разгорелось, тут же ковры да меха, но я прикинул, что так шума с должным эффектом могло не получиться.

Вот так всё легко. Потащить на себе живого оборотня, да устроить пожар в весёлом квартале. Ай да я! В кого такой смышлёный только?

Я сунул саблю за пояс, а затем осторожно поднял волчицу, стараясь не тревожить рану. Она непонимающе заворчала, задёргалась, но прижал её посильнее и потёрся щекой о пушистую морду. Она доверчиво притихла и уткнулась влажным носом мне в ухо. Я весело усмехнулся.

Из борделя мы выбежали под грохот и взметнувшееся пламя. Толпа в панике кинулась в рассыпную, а я живо унёсся в проулок, провожаемый диким и поражённым до глубины души взглядом остолбеневшего Ветра.
-Сдурел?! – завопил Ветер и бросился за нами следом, распихивая орущую толпу и хлеща хвостом. – Ты куда это тащишь?! Стой, дурак!
Я притормозил и шагнул в тень переулка. Ветер влетел туда же, чертыхаясь на чём свет стоит. Мимо в панике пробегала толпа, не обращая на нас никакого внимания – удобно получилось. Несло дымом и страхом.
-Ты что творишь?! – яростно прошипел Ветер, хватая меня за ворот, но тут моя волчица с интересом повернулась к нему, прищурив разноцветные глаза и принюхалась. Ветер уставился на неё, словно на виденье голой Играсиль. Читать ауры он умел хорошо, а запоминал их ещё лучше – мне и объяснять ничего не требовалось.
-Рилдировы яйца… - прошептал он, - Эрик, дружище, я знал, что ты всю жизнь проводишь в какой-то жопе, но это уж даже для тебя слишком. Ты это сам что ли там всё поджог? Я просто в грёбаном восхищении!

Слушая его, я даже нервно фыркнул от смеха. Рина недовольно заворочалась, и я успокаивающе потрепал её по холке. У меня не было больше дома, мне уже не светило графство и это великосветское общество, о котором так грезил папенька. Ну и к демонам. Я ещё мог держать саблю, ласточка была жива, в порту стоял корабль, а в городе оставались надёжные друзья. Ни смотря ни на что… Я всё ещё был не один и мне было на кого положиться. Что-то ещё можно было исправить и медлить было преступлением.
-Надо отнести её на корабль, быстро и незаметно. Там сейчас самое безопасное место для неё, понимаешь?
Ветер оскалил острые клыки в широкой ухмылке, а нечеловеческие глаза сверкали в темноте как угли.
-Сделаем, шеф. Ни одна падла не узнает, что мы протащили обожравшегося оборотня-убийцу через весь город. – и хлопнул меня по плечу. – И что у твоей подружки хвост, лапы и мохнатая задница – тоже.
Я не выдержал и рассмеялся.

Отредактировано Меварис (11-11-2018 16:29:14)

-А, граф, мой славный мальчик! – Марк, как обычно зрелищно, выплыл из темноты, совершенно не удивляясь происходящему. Старика вообще сложно было удивить. Меня каждый раз жуть брала при мысли о том, сколько всего он повидал на своём веку. – Я вижу, Вы, как и всегда, оказались крайне благоразумны и ни в коем случае не причастны к этому назойливому шуму, что доносится из города.

«Вот змеюка ехидная» - подумал я, глянув на его циничную ухмылку во все клыки. Рина выглядела абсолютно спокойной, видать, и корабль узнала – мы с ней тут частенько бывали - и вампир её никак не смущал. Ветер с нескрываемым любопытством наблюдал за ней. А вот Марк неожиданно стал серьёзным.

-Сожалею о Вашей семье, мой граф, – говорит – Столько смертей в одну ночь Милиагрос должен запомнить. Премного рад видеть, что Вы сумели удержать себя в руках, но не могу не поинтересоваться: что же Вы намерены делать дальше?

Дальше… У меня уже было время поразмыслить над этим. План был простой, в отличии от собственно его исполнения. Похоронить умерших, связаться с Иоль, отписать графство ей и сыну, разобраться с адмиралтейством и уйти в море. Найти какого-нибудь мага или шамана, помочь ласточке хоть как-то.
Я так и сказал им.
А на душе всё же было муторно – тоскливо и холодно. Я жалел отца, жалел графиню, хоть и ни разу не мог их простить, но всё равно жалел. Жаль было слуг, что были ни в чём не виноваты, жаль было глупых девчонок из борделя, что не успели убежать. Да что там – даже к убитой Галатее я не ощущал злости. Кого обвинить-то? Себя, Рину, отца, Галатею? Я не знал. Паршивый из меня судья, если честно.
Да и не было у меня времени себя жалеть. Кто-то должен был управиться с делами графства, кто-то должен был помочь Рине. Что миру до моих несчастий, одного из множества тысяч людей?

-Ты был бы нормальным таким графом – бросил мне Ветер. – Разве плохо? Всё бы по-твоему было. Наши бы с тобой остались, помогли бы.
Я знал, о чём он толкует. Взять власть в свои руки, обставить дела по новому, лучше, вместе с теми, кому я доверял безоговорочно. Построить свою землю, защищать её, оберегать... Лет пять назад я бы согласился не раздумывая. А теперь - всё, что я хотел оберегать уже было со мной.
-Нет. – отрезал я – Мы уйдём. Я уже всё решил. Вас я, конечно, не принуждаю…
Марк и Ветер переглянулись и рассмеялись.
-Мой бесценный мальчик, - прошелестел Марк, - я бы хотел попросить Вас о небольшой любезности не прогонять нас, столь назойливых Ваших товарищей. Право слово, неловко Вас обременять, но…
-Вместе поедем! – перебил его Ветер – Чего ты задёргался-то? Мы с тобой. Нечего тут рассусоливать.
Марк лишь глаза закатил от возмущения такой наглостью, а я уже не впервые за эту ночь проникся к Ветру тёплой признательностью.

После пришлось опоить Рину какой-то марковой микстурой, что пахла невероятно отвратно. Марку я доверял, или если клыкастый старикан (что выглядел моложе меня вдвое, но всё равно предпочитал меня звать не иначе как «мальчиком») заявлял, что ласточке эта дрянь поможет, то сомнений у меня не было. Хоть и пришлось повозиться, удерживая её, а Марк поил её сам – боялся, что меня она укусит, а два волколака могли быть куда хуже, чем один.

После микстуры я понял две вещи. Первая – что микстура действительно помогла, а вторая – что Рине от этого стало только хуже. Он скулила, выла, пыталась плакать и не могла, забилась по стол… И выглядела совершенно несчастной, как побитая. Что-то кричал Ветер, что-то убедительное твердил Марк, не знаю – не слушал. Я сел напротив неё, протянув к ней руки.

-Не твоя это вина, понимаешь, ласточка? Не твоя. Не смогла бы ты иначе.  – мне показалось, что голос мой дрогнул – Как же они тебя обидели… Ты простишь меня, дурака? А мы с тобой уедем, больше не расстанемся. И корабль нам будет дом. А те, кто на корабле – будут семья.

А в голове эхом звучал мой собственный голос:
«..и если кто позовёт вас пройти с ним одну дорогу – идите с ним две»
Эрик Боящиеся свободы называют её хаосом http://s7.uploads.ru/1JCWS.jpg