1. Имя:
Шахази аль-Джудар
2. Возраст:
28 лет.
3. Раса
Тифлинг
4. Профессия
Бродячий сказочник, лекарь.

5. Внешность:
Мягкие черты лица, высокие и довольно широкие скулы, маленький подбородок, пухлые губы. Глаза большие, выразительные, окаймлены пушистыми чёрными ресницами. В спокойном состоянии тёмно-тёмно-коричневого цвета, отчего кажутся чёрными, а зрачки круглые и почти сливаются по цвету с радужкой. Когда Шахази сильно испуган, зол, возбуждён или просто очень устал, радужка становится золотисто-жёлтой, а зрачок – вертикальным.
Кожа в спокойном состоянии обычная, довольно смуглая, что не удивительно для выходца с востока. В стрессовых ситуациях (либо просто при потере контроля над собой) часть кожи (около 20%) превращается в змеиную чешую. Причём изменения всегда хаотичны и непредсказуемы – заранее угадать, где возникнут эти «узоры», невозможно. Больше всего Шахази нервничает, когда подобная трансформация задевает лицо - чешуя на щеках, да с вертикальные зрачками, это вам не фунт пахлавы! Поди докажи, что ты не Рилдирово отродье, и зла никому не желаешь, камнями забьют, а то и что похуже.
На верхней челюсти с обеих сторон есть небольшие промежутки между вторыми и третьими человеческими зубами – там  растут тонкие змеиные клыки. Как и у змей, они имеют изогнутую форму и обычно прижаты к нёбу, «выщёлкиваясь» только перед укусом и при неконтролируемой агрессии
Волосы чёрные, довольно длинные, чёлка свисает по бокам лица и почти достигает плеч, остальные волосы заплетены в косички, на которые нанизаны разноцветные бусины, и достигают поясницы.
Рост – 171 см.  Худощав. Скорее даже откровенно недокормлен.
На левом боку косой, только недавно окончательно зарубцевавшийся шрам.
Пальцы на левой руке несколько лет назад были перебиты и суставы на них теперь часто ноют в дождливую погоду, да и былой ловкости поубавилось.
Одежду предпочитает неброскую, тёмных цветов, свободную и как можно более закрытую.

6. Характер:
Драться практически не умеет и не любит, всегда старается уладить проблему без применения крайних мер (обычно в роли крайней меры выступает Ситт).
Внешне обычно спокоен и вежлив, но иногда может и послать (по-восточному витиевато)). Но делает подобное редко, поскольку прямых конфликтов не любит и по понятным причинам опасается.
К людям относится настороженно и подозрительно – жизнь неоднократно доказывала Шахази, что самое страшное животное – это человек. Ни один хищник не сравнится  с ним в безжалостности и жажде насилия. Особенно это печально, если сам ты маленький и практически беззащитный - тебя никто не принимает всерьёз, а желающих позабавиться  с красивой живой игрушкой предостаточно. И чего стоят твои ядовитые зубы против ножей и дубинок разухарившейся от вылаканного вина –  ибо воистину оно делает из человека свинью! – уличной швали?
С детства борется с тёмной стороной своей души. Унаследовав от отца тягу к удовольствиям и демоническую чувственность, которая с возрастом всё больше набирает силу, а от матери беспокойное сердце и постоянную жажду новых и ярких впечатлений, намеренно отказывает себе в удовольствиях, стараясь аскетическим образом жизни вытеснить из души неподобающие желания.

7. Биография:
Часть 1.
   Отцом Шахази был демоном, а мать - второй женой городского кадия.
   Вышедшая замуж не по зову сердца, а по дочернему долгу, она покорно слушалась своего почтенного пожилого супруга и его старшую жену. Днём она помогала ей по хозяйству и приглядывала за её младшими дочерьми, не ропща выполняя все положенные ей обязанности. Но поздними вечерами, когда отступали дневные хлопоты, и тишина со степенным покоем воцарялись в доме, а ночь, словно богатый купец, пересчитывающий сокровища, высыпала на чёрный бархат неба самоцветы звёзд, вспоминались молодой красавице сказки, что когда-то рассказывала ей старенькая кормилица, и горькой тоской полнилось её пылкое от природы сердце.
То были истории о прекрасных девушках и юношах, о препятствиях на их пути к счастью и о заслуженной награде в конце - это были сказки о чувственной и страстной любви, на которые столь щедр томно-пряный Восток.
И вот однажды лунной ночью, когда тоска окончательно переполнила сердце и затмила рассудок красавицы, воскликнула она:
- О, небо, и ты, ночь, милосердная к влюблённым! Душа моя истомилась, сладкие сны бегут моего изголовья, не радует меня больше солнечный свет и пение птиц, мудрые суждения господина моего не вызывают более почтения, и даже жаркие ветра, что приносят вечерами на крыльях своих дыхание Золотой пустыни, не в силах высушить украдкой проливаемых мною слёз… Прошу, пусть хоть во снах душа моя обретёт радость, что недоступна мне, недостойной, под кровом этого дома!
  Подхватил эти слова порыв сухого ветра, и унёс в пустыню, где были они услышаны тем, кем услышаны, и чьё имя не стоит поминать без особой надобности.
  Той же ночью приснился  красавице юноша, чья красота не уступала её собственной. И были волосы его черны, словно душа грешника, а лицо бело, словно молоко, а не кровь текло в венах его. Губы же незнакомца изгибом были подобны изгибу круторогих северных луков, и нежны на вид, как только распустившиеся лепестки роз. Но золотыми были глаза его и вертикальными в них лезвия зрачков…
   Испугалась красавица незнакомца, ибо нечеловеческой была суть его, хоть и был он прекрасен. Но кротким видом и сладкими речами успокоил он её тревогу и расположил к себе её сердце. Они говорили до самого утра, гуляя по садам в стране снов, и было так три раза по три ночи, а на десятую возлегла она с ним, и мы опустим завесу скромности над последующими.
  Так прошёл месяц. И когда молодая луна сменила старую на небосводе, радость и волнение воцарились в доме кадия, ибо ясно стало, что младшая жена носит под сердцем ребёнка.
  А через девять месяцев, когда раздался из спальни первый детский крик, и повитуха сказала, что родился у достойной сын, ликованием преисполнилось сердце кадия, ведь первая жена рожала ему одних дочерей, и не было до этого дня у него наследника.
  Но страх с того дня воцарился в душе молодой матери, ибо в чертах младенческого ещё личика видела она уже черты ночного своего гостя, а тёмные до черноты глаза дитя нет-нет, да и поблёскивали золотистыми искрами.

Часть 2.
   До двенадцати лет Шахази рос обычным ребёнком. Рано выучившись читать и писать, радовал отца лёгкостью нрава, прилежанием и умом. Но тревожилась мать, и становилась день ото дня всё более печальной, ибо помнила, что дитя её - суть потомок не человека, но духа пустыни, и невольно несёт на себе печать проклятья.
   И вот накануне тринадцатого дня рождения Шахази пришёл к матери, и пожаловался, что уже несколько дней ноют у него дёсны на верхней челюсти, и не видит он этому причин, но так есть. Мать заварила ему успокаивающий отвар из целебных трав, но он не помогал, мягкая плоть ныла всё сильнее, словно что-то вырастало из неё, раздвигая ткани и заставляя потесниться резцы. Всю ночь мальчик ворочался, терзаясь болью, и лишь под утро сомкнулись веки и выровнялось его дыхание.
  Шахази проспал почти весь следующий день и проснулся лишь к вечеру. И первым, что он почувствовал, было странное ощущение, будто во рту у него действительно появилось нечто чужеродное, чего там быть не должно. А на ощупь это «нечто» больше всего походило на тонкие гадючьи клыки, что гроза пустыни прячет прижатыми к нёбу.
  Шахази всхлипнул и ущипнул себя за руку, надеясь, что это лишь страшное видение. Но, увы, кровь его настоящего отца пробудилась и сочла, что пришло время заявить о себе.
  Поняв, что всё это по-настоящему и чудесного пробуждения не последует, мальчик кинулся к матери, заливаясь слезами ужаса и стыда.
  Но та невольно отшатнулась от сына и горестно вскрикнула, словно раненая птица – нежное, детское ещё лицо мальчика покрывали теперь причудливые узоры из ярких чешуек, а глаза стали глазами того, кто приходил к ней жаркими ночами десять лет назад.
  - Что со мной, мама? – спросил Шахази, и слёзы, солёные как само горе, блестели на его щеках. Тогда мать, закрыв лицо рукавами от стыда перед безвинно страдающим сыном, рассказала ему, кто его настоящий отец.
  Словно когтистая лапа Отца горестей сжалась на сердце мальчика, ведь значило это, что не будет отныне ему покоя в жизни, и ждёт его судьба вечного изгоя - не любят люди потомков демонов, не любят и страшатся. И не считается грехом убить такое создание, ибо, как утверждают мудрецы, нет у него души...
  Тут, как на беду, зашёл в комнату кадий, привлечённый плачем и стенаниями.
Ужаснулся он при виде того, кто прежде звался его сыном, и воскликнул:
- Подменыш ли ты, которого нечистый - да будет проклято имя его! – подкинул взамен украденного сына моего, или же дитя от твоей связи неправедной, жена моя?! Ибо не может это создание быть плодом моих чресел!
  И, рыдая горше прежнего, вновь – уже мужу - начала каяться несчастная жена в безрассудном грехе своей юности.
  Шахази же, будучи не в силах выслушивать вновь слова, жалившие его больнее роя диких пчёл, кинулся в свою комнату, не смея поднять глаз на родных, столпившихся у двери, и невольно отшатнувшихся при виде него.
  Когда же иссякли слёзы и высохли ресницы мальчика, решил он, недолго поразмыслив, покинуть дом и родной город, дабы не смущать родных непотребным видом своим, и не навлекать позора на семью того, кто был ему вместо отца.
Взял он то немногое, что счёл необходимым – узелок с одеждой, еды на первое время и несколько монет –  и тайком ускользнул из дома. Несколько часов спустя он уже договорился с караванщиком и покинул родной город, что бы больше никогда в него не вернуться.

Часть 3.
  Во время пути по пустыне на караван напали разбойники. Часть людей они перебили, часть взяли в плен. Шахази повезло - его не затоптали в этой суматохе, не полоснули случайно ятаганом, и не искалечили. Но зато на него положил глаз атаман разбойников, приняв миловидного юношу за девушку в мужской одежде, и велел вечером привести «пленницу» к нему в шатёр.
  То, что девушка оказалась мальчиком, его несколько удивило, но от нечестивых помыслов не отвратило. Когда же Шахази понял, чего от него хотят, то перепугался и утратил контроль над собой. Но атамана и это не остановило - он много повидал на своём веку, и не боялся уже ни богов, ни демонов, ни самой смерти.
   Семь долгих дней и восемь мучительных ночей провёл юноша в плену коршунов пустыни, пока не улыбнулась ему удача. На пятый вечер, когда небо над пустыней потемнело и пришло время останавливаться на ночлег, Шахази, отойдя от лагеря по естественной надобности, чуть не споткнулся о змею. То была пустынная эфа, и Шахази  замер в испуге, позабыв обо всем и ожидая молниеносного броска и боли от яда, растекающегося по венам… Но змея не спешила нападать. Она медленно обвилась вокруг ноги юноши и заскользила выше, по бедру, обвила сперва талию, затем грудь и, наконец, удобно улеглась на плечах  растерявшегося Шахази.
Только тогда он вспомнил, что в жилах его течёт не только человеческая кровь, и что он сам сродни этому созданию.
  Осмелев, юноша погладил узкую морду и получил в награду довольное шипение, а затем отчётливо понял, что его новая знакомая – именно знакомая, ибо эта эфа принадлежала к женскому роду – голодна, её вечерняя охота не задалась, а от лагеря так заманчиво пахнет…
  Дальнейшее не назвать было разговором, просто юный полудемон и змея прекрасно понимали те мысли, которые хотели донести друг до друга. Так Шахази обрёл верного друга. Ещё два дня Ситт (такое имя дал он змее) незаметно следовала за караваном, а когда на третий вечер остановились разбойники со своими пленными в благоуханном оазисе, от которого был всего день пути до края пустыни и обитаемых земель, проскользнула в шатёр к атаману и затаилась до нужного часа. Когда же натешился тот со своим необычным пленником и уснул крепким сном, подползла она к его шее и, вонзив свои клыки в беззащитное горло, напоила кровь и плоть его ядом. После чего Шахази, прихватив кое-какие вещи, разрезал заднюю стену шатра и выбрался наружу.
  Ему удалось незамеченным отойти от лагеря, а на утро у разбойников, как он и предполагал, нашлось занятие поважнее, чем преследование одного единственного беглеца – делёж неожиданно освободившейся вакансии атамана – дело нелёгкое)).
  А на следующий день достиг он ворот Гульрама и окончательно почувствовал себя спасённым.
   
  Сперва юноша зарабатывал себе на жизнь, выступая на улицах с Ситт, которая к восторгу толпы послушно выполняла все трюки, которым он её научил. Так прошел месяц, пока Шахази не познакомился с стариком, чьи глаза уже девять лет не видели солнечного света. Его звали Санджар аль-Кафур и был он бродячим сказочником и умелым лекарем.
  Четыре года они вместе странствовали из города в город, зарабатывая себе на пропитание фокусами, дивными историями и лечением разных недугов. Потихоньку старик обучил Шахази почти всему, что знал сам (а помимо прочего был он великим знатоком различных ядов), и когда юноше сравнялось семнадцать, тихо отошёл во сне на тот свет. Шахази погоревал, похоронил учителя и продолжил странствовать уже в одиночку.
  Однажды случилось ему выступать в доме богатого вельможи,  дочери которого в тот день должно было исполниться  восемнадцать лет, и был по этому случаю устроен обильный пир и весёлый праздник. Шахази потешал гостей весь вечер, честно отрабатывая щедрое вознаграждение, а на следующий день за его поимку была обещана награда - дочь вельможи заболела непонятной болезнью, а лекарь, которого к ней вызвали, сказал, что это от того, что девушку сглазили.
    Шахази испугался, что если начнётся разбирательство, то может выплыть правда о том, кто он такой, и тогда беды точно не миновать. Он решил сбежать и отправится на Запад, куда гнев вельможи точно не сможет дотянуться, и где, может, ему повезёт больше, кто знает?))

8. Способности:
немагические умения и способности:
- повышенная устойчивость к ядам - надо очень много очень сильного яда, чтобы убить тифлинга. Длительность и степень неприятности ощущений зависят от количества отравы и её вида. Если яд животного происхождения (скорпион, змея, мантикора и т.д.), то максимум – лёгкая тошнота и общая слабость. Хитроумно составленные зелья дают более неприятный эффект, вплоть до пары дней в горячке, зависит, опять же, от количества и сложности яда;
- неплохой целитель. Прекрасно разбирается в лекарственных зельях, и, особенно, в ядах и противоядиях.

магия:
- немного из основ ментальной магии - может "заморочить", внушить мысли и желания, но только незащищённому человеку, умеет «разговаривать» со змеями и ящерицами. Правда, точнее будет назвать это обменом мыслями и образами - низкий уровень;
- скрытые способности к магии огня.

9. Оружие и артефакты:
- Обычный засапожный нож. Применяется исключительно в бытовых целях – кролика освежевать, хлеба нарезать и т.д.
- Тонкий посеребренный стилет (когда-то утащил из шатра атамана). Магических свойств не имеет. Иногда используется в хирургических целях.
- Вообще в роли «оружия» обычно выступает Ситт)

10. Магические расходники:
Нет