~ Альмарен ~

Объявление

Активисты месяца

Активисты месяца

Лучшие игры месяца

Лучшие игровые ходы

АКЦИИ

Наши ТОПы

Рейтинг Ролевых Ресурсов - RPG TOP Рейтинг форумов Forum-top.ru Демиург LYL photoshop: Renaissance

Наши ТОПы

Новости форума

12.12.2023 Обновлены правила форума.
02.12.2023 Анкеты неактивных игроков снесены в группу Спящие. Для изменения статуса персонажа писать в Гостевую или Вопросы к Администрации.

Форум находится в стадии переделки ЛОРа! По всем вопросам можно обратиться в Гостевую

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » ~ Альмарен ~ » ОСКОЛКИ ВРЕМЕНИ » Под вечным синим небом


Под вечным синим небом

Сообщений 1 страница 4 из 4

1

https://x-lines.ru/letters/i/cyrillicdreamy/3697/553f34/32/0/4nx7bxsosoopbcsoszeaxwf74gf7bxby4gy7bqgozzemtwfhrdem5wfi4na7bxsozo.png

http://forumupload.ru/uploads/0001/31/13/2316/659276.jpg

Время: 10578 год.
Место: Миссаэст, Аргента.
Участники: Даллирис и Фирриат Винтрилавель (под маской).

Он колдун, он ведун, он шаман, он проклят
                      Сам собою в трёх мирах.
                                                     Под его ногой танцуют камни
                                                                               Или бубен у меня в груди?

Отредактировано Даллирис (09-06-2023 22:21:14)

0

2

     — Настало утро, прекрасноликая байбике, — преисполненная сладкой лести речь молодых служанок льётся густой патокой, ласково вытягивая Даллирис из томного полусна. Открыв глаза, она рассеянно скользит ладонями по шелковым простыням, привстает на локтях, выгибает спину, лениво потягиваясь, и скуластые девушки спешат поднести ей чашу для омовения.

     — Ваше одеяние готово, — байбике степенно кивает, отирая холеную белоснежную кожу мягким полотенцем. Протянув его Сарнай, госпожа благосклонно отдаётся во власть ловких рук, что должны превратить её в образец богатства и величия миссаэстских женщин.

     Светлый хлопок нижней сорочки укрывает обнаженное тело. Арюна бережно распускает растрепанную со сна косу госпожи, расчесывает длинные, струящиеся медные пряди костяным гребнем и заплетает множество мелких кос, чтобы уложить их в одну, толстую, замысловатую, поблескивающую крохотными бусинами. Болормаа румянит ей лицо и губы порошком из лепестков мака, наносит на веки толченую в ступке слюду, тонкой кисточкой подводит глаза и брови, мажет ключицы и запястья восковыми духами с пряным, дурманящим запахом степных трав. Сарнай подносит украшенный эмалью ларец со свадебными дарами: тяжелое семиярусное ожерелье из чистого золота, филигранные браслеты с изумрудами и гранатами, напоминающие наручники, перстни с сапфирами, топазами и скатным жемчугом. Тэрбиш не поскупился. Его новая жена должна затмить саму царицу амазонок.

     Улыбаясь себе в отражении, Даллирис надевает нижние шаровары и позволяет служанкам застегнуть верхнее платье. Изящно скроенное, цвета вечного синего неба, оно оторочено мехом горностая и расшито разноцветными орнаментами. На острых наплечниках росой рассыпался бисер, укутанный золотыми нитями.

     — Госпожа похожа на небожительницу, — говорит восхищенно Арюна. Оттененные тканью, бледно-голубые глаза байбике переливаются яркой лазурью.

     — Да, госпожа похожа на Тунгалак, сошедшую с облака.

     На неё надевают украшения, и Даллирис невольно вздрагивает под их весом.

     — Хучжи, госпожа, — безымянные пальцы и мизинцы заключают в тесную тюрьму длинных острых наперстков, на которых разноцветной эмалью выложены цветы. Это один из главных символов местной знати, которой не приходится работать руками. Второй — высокий головной убор, делающий её ещё больше, ещё царственнее.

     Байбике сгибает колени, и Болормаа с трепетом надевает на неё боктаг, обтянутый нежнейшим бархатом. На мерцающей темной ткани горит, переливается вышитый золотом орнамент, лоб щекочет ободок из пушистого меха, над ухом стеклянно позвякивают кораллы, бирюза и речной жемчуг, снизанные в десятки тонких нитей.

     Сарнай зажигает благовония на подставке из розового кварца и девять раз обносит байбике ароматным дымом.

     — На счастье, госпожа.

     — На счастье. Да благословят вас небеса.

     На ноги ей обувают гуталы из грубой кожи — внутри мягкий войлок, снаружи причудливая вышивка и острый закрученный нос. На улице уже ждет свадебная повозка с породистыми гнедыми жеребцами; у них шёлковая грива, а к поводьям прикреплены колокольчики. Когда они с Тэрбишем поедут по улицам Аргенты, весь город узнает о его торжестве и будет завидовать его богатству.

     На плечи ложится тяжёлая шуба из куньего меха, в руки — тёплая муфта, и Даллирис степенно выходит во двор. В женской половине дома её встречают ревнивые взгляды первой и второй жены и восторженный — третьей. Её зовут Нури, она маленького роста, её кожа тёмная, как чернила, и созвездиями по ней рассыпаны белые пятна. Может быть, лишь она одна, игрушечная жена Тэрбиша Бейрахана, станет ей подругой в этом доме.

     Она ступает по первому снегу, тонкому, как шёлковое покрывало, и смотрит лишь на Тэрбиша. Он стоит у повозки с резными дверцами, одетый в соболиную шубу и малгай с лисьей опушкой. Надо лбом у него полыхает огненный рубин.

     — Краше, чем я представлял, — произносит он, садясь первым, и помогает Даллирис подняться следом. К храму они едут в молчании.


     В храме пахнет степными травами, горько и пряно, а дым благовоний такой густой, что Даллирис чувствует его привкус на языке. Им с Тэрбишем подносят ритуальную чашу, наполненную кумысом, и каждый из них, уколов ладонь костяным ножом, растворяет в молоке каплю крови. Шесть идолов языческих богов, расставленных в зале по кругу, глядят на них немигающими глазами из горного хрусталя. Их лица уродливы и скорбны, в них вековая печаль и лишь толика мудрости, но дочь дэва готова поклясться, что видит в изгибах позолоченных губ глубоко залегшую тень осуждения. Боги есть боги, пусть даже не столь могущественные и жестокие, как Шатнуах; боги видят, как она скрещивает унизанные перстнями пальцы, обещая быть покорной и верной женой, почитать и уважать своего супруга. Боги знают, что она не любит Тэрбиша и никогда не полюбит. Он ни душой, ни телом не похож на тех, по ком она страдала в молодости, кого привязывала к себе приворотом, кого пускала в сердце, чтобы быть преданной, разрушенной, убитой. Он — всего лишь выгодная партия, полезный альянс, а она — его новая кукла со спрятанной под платьем головоломкой, что занятнее всех предыдущих.

     — Отныне связаны ваши судьбы, ваша кровь и ваши имена, перед богами и перед ликом вечного синего неба. Ты, Даллирис из Адбера, с этого дня будешь зваться Даллирис Бейрахан.

     — Байбике, — говорит Тэрбиш, протягивая ей руку. — Моя байбике.

     — Да будет так, муж мой, — кротко кивает чернокнижница, склоняя голову и вкладывая свою ладонь в его. Она выше Тэрбиша на две головы, а боктаг вытягивает ее еще сильнее, но Бейрахана это, похоже, ничуть не смущает. Он аккуратно отодвигает край рукава, золотую скань браслета, и касается губами ее запястья. Губы Даллирис дрожат в улыбке.

     — Теперь ты моя, Даллирис Бейрахан. По праву.

     В груди вяжется узел, тугой и тесный. Дурное предчувствие. В ее жилах течет древнее колдовство, страшное и могучее, как сама смерть, но странные слова человеческого мужчины, наделенного властью, звучат как звон захлопнувшейся клетки.

     — Поехали домой. К полудню начнут прибывать гости.

https://forumupload.ru/uploads/0001/31/13/2316/628746.jpg

Отредактировано Даллирис (24-06-2023 19:19:28)

+1

3

Джиргал http://forumupload.ru/uploads/0001/31/13/2285/68085.png
      Сквозь прикрытые веки, глаз коснулись первые лучи восходящего солнца, слух уловил далёкое пение степного волка, пробуждающего Великую степь после долгой ночи. Начинался новый день и к пению одинокого хищника постепенно присоединялись птицы и цикады, наполняя окружающий мир многоголосием, которое, переплетаясь с завыванием холодного ветра и высохшей высокой травы, проникало в гер шамана-отшельника.

      Легкие содрогнулись и с губ сорвался приглушенный стон. Ночной кошмар нехотя отступал, оставляя след в памяти и вкус крови на губах. Чужой крови.

      Мужчина пошевелился, кашлянул и приподнялся на локтях, с тревогой оглядываясь по сторонам. Пучки трав и кореньев всё так же висели над головой, вдоль стен покоились лари и сундуки с настойками и смесями, сквозь плотно закрытый полог не проникало ни единого лучина, но света проходившего через отдушину в потолке вполне хватало, чтобы узнать знакомые очертания скромного жилища.
Это всего лишь сон… — Шелестя одними губами, произнёс Джиргал. — Всего лишь сон… Снова.

      Он хорошо его помнил во всех деталях, ибо видел не один раз и не два. Каждый раз всё начиналось одинаково безмятежно, но как бы он ни пытался что-то изменить, итог был один. Залитый кровью гер и два разорванных тела, бывшие некогда его женой и нерожденным сыном. Невыносимо тяжкое бремя памяти навалилось на грудь и шаман рухнул на спину, корчась от боли и  поджимая колени к груди. Несколько долгих мгновений он утробно рычал, прежде, чем рука нащупала заветный мешочек. Пальцы ловко подцепили пучок трав и отправили в рот. Терпкий и вместе с тем горьковатый привкус степной полыни колючим репейником защекотал горло, унимая душевную и физическую боль. Облегчение. Слабое и едва ощутимое, но без него было бы невозможно начать день.

      Откинув полог шкуры под которой спал, Джиргал принялся массировать больную ногу. Минута, вторая, третья, спазм отступал, мышцы расслаблялись, позволяя встать и, хромая, добраться до умывальника. Взгляд устремился в высь и по оттенку неба шаман определил время. Скоро прибудут просящие, чтобы получить отвары, мази и благословение предков, а значит следует привести себя в надлежащий вид.

      Диск солнца приподнялся над горизонтом и чуткий слух уловил далёкий перестук копыт приближающейся повозки. Тлеющие благовония наполнили жилище и мужчина, глубоко вдохнув, затянул странную мелодию, исполняемую лишь горловым пением.

А я уж думала, спишь, не спишь. Не спишь, видать, — хмыкнула старуха Алтынай, отодвигая полог гера. — Молодец. Ранняя птица кормится богаче.

      Кряхтя, она переступила порог и вошла внутрь. Алтынай сама не помнила, сколько ей лет, но уж точно не меньше восьмидесяти. По меркам Аргенты она считалась долгожительницей и, хотя прекрасно владела ментальной магией, уже давно страдала подагрой. Она родилась человеком, как и сам Джиргал, и подобная старость, болезненная, мучительная, ждала бы и его, если бы…
Если бы не укус тигра, превративший его в проклятое отродье, чудовище. Оборотня.

Присядь, — не человеческим голосом пропел Джиргал, не глядя указывая в сторону женской половины дома, хотя в этом и не было особой нужды. Алтынай была частым гостем, из местных и чтила заведенные традиции. Оставалось лишь дождаться, когда шаман закончит общение с духами, прежде, чем уделит ей внимание. А сколько ждать? На то воля духов. Может быть десяток ударов сердца, а может и полуденного солнца. На сей раз дикое пение, как его кликала старуха, продлилось около получаса, от чего она едва не задремала и только ноющие кости не позволили провалиться в сон под монотонное пение.

Как ты себя чувствуешь, старая Куница? —  Учтиво поинтересовался мужчина, обращаясь к Алтынай через её тотемное животное.

Ох, тигрёнок, — она вздохнула. — Хотела сказать, что я вовсе не старая, а в самом расцвете сил, да здоровье соврать не даст. Болит. Плохо. Спать не могу, травки твои меня уж почти не берут

      При упоминании тигра Джиргал едва заметно поёжился, словно сама смерть провела холодными когтями вдоль позвоночника.

—  Хм, —  Задумчиво выдохнул шаман, перебирая между пальцев плетенный кожаный ремешок с янтарными бусинами. — Трава траве рознь, а ведь есть ещё и иные снадобья.

      Подтянув к себе один из небольших сундуков, Джиргал поставил его перед собой, откинул крышку и втянул носом пряный вромат содержащихся в нём трав, грибов, корней и прочих даров, которыми щедро одаривала природа. Четки звонко защелками бусинками, словно отмеряя и отсеивая мысли, которые думал мужчина. Одна щепотка, другая, шляпка гриба, соцветие, несколько корешков. Вот уже ступка наполовину заполнена. Пестик каменный в неё опустился и принялся скрежетать о стенки, измельчая ингредиенты в порошок.

Будешь по щепотке в нос закладывать и вдыхать, боль отступит, тревоги пройдут, сон будет… —  Усмехнувшись, шаман поднял голову и посмотрел на небо. —  Только не переусердствуй, Куница, иначе с предками раньше положенного свидишься.

      Джиргал знал, что от этого порошка можно уйти к предкам, так и не проснувшись, по тому и готовил его для старой Алтынай, даруя ей возможность уйти, если посчитает, что настало её время.

      Взяв мешочек из выделанной оленьей кожи, знахарь пересыпал в него порошок, туго затянул шнурок и передал старухе.

Спасибо, дорогой. — Алтынай благодарно погладила его по руке и спрятала снадобье в поясную сумку. — Я посижу у тебя ещё немного. Хорошо здесь, тихо, спокойно, не то что в городе нынче. С самого утра отовсюду повозки едут, не протолкнуться. Пока шла к тебе, чуть не зашибли. Говорят, Бейрахан опять женится, видать, на свадьбу все спешат. — она цокнула языком. — Три жены уже, семеро детей, а все ему мало. Богатым закон не писан! Небось, взятку храмовникам дал, вот четвёртый раз и обвенчали.

      Шаман неопределенно покачал головой и сжал плетенный браслет в кулаке. Кашлянул и едва не стукнул себя им по лбу, вспомнив, что не так давно к нему приходили люди Тэрбиша Бейрахана, приглашая на свадьбу. Тогда он не придал этому значения и даже хотел отказался, поскольку не любил скопления большого количества людей, шум и излишнее внимание со стороны. Но долг лекаря, травника и шамана требовал присутствовать на празднике у столь знатного и уважаемого человека, который, если и не был постоянным гостем в его лавке, то платил неплохие деньги за снадобья поддержания его мужской силы и здоровья своих трех жен и семерых детей. Терять такие связи и достаток было бы крайне опрометчиво, поскольку имя Байрахан на слуху у знати и многие также пользуются услугами шамана-отшельника. Оскорби одного знатного человека, тот отвернется, а следом отвернуться и другие.

      Не то чтобы Джиргал был меркантильным, жадным до золота и властолюбцем, но от знати зависело его спокойствие и безопасность, пусть и за городскими стенами. Опала же сулила необходимостью переезда и поиска нового места. Слишком много хлопот. По тому то шаман и согласился прибыть, но совершенно позабыл о назначенном дне, погрузившись в работу.

Не писан, — Вынырнув из размышлений, спешно согласился Джиргал и утвердительно кивнул. Грива волнистых волос встрепенулась подобно потревоженным змеям, а амулеты, вплетенные в пряди зашелестели, ударяясь. — Но то людской закон, слабый и несовершенный. Что он предложит духам, богам земли и неба, когда придёт время встретится с ними? Вся власть и золото мира не помогут ему, если честь предков попрана, а совесть осквернена.

      Последовал тяжкий вздох, задумчивая пауза и перестук четок между пальцев.
К счастью, он ещё достаточно здоров и молод, чтобы успеть прозреть и исправить свою жизнь. Не мне судить его, я лишь могу дать совет и наставить на верный путь, если попросит. В остальном, каждый идёт своей дорогой

      Нестерпимая боль в груди вновь напомнила о себе и шаман наклонился вперед, словно в поклоне, прижимая ладонь к сердцу.
Нужно будет уважить Бейрахана и почтить его дом… Благодарю тебя, Куница. Я совсем запамятовал об этом событии, ибо в мире духов бываю чаще, чем среди людей.

      Алтынай только фыркнула и покачала головой.
В его гадюшнике нечего чтить, мой мальчик. Но ты сходи, развейся. Заодно погляди, кого он выбрал в жены на этот раз. Поговаривают, что она чародейка. Если это так… — старуха ехидно засмеялась. — Новая женушка ещё даст просраться этому паршивцу.

+1

4

Я знала, что выхожу за богатого человека, но не думала, что настолько.
Тэрбиш рассмеялся, наполняя бокал для очередного тоста.
Мне нравится тебя удивлять.
Не только меня.
Не только.
Богато обставленный праздничный зал был весь наполнен людьми. Гости сидели за длинным полукруглым столом: мужчины — по правую руку от Тэрбиша, женщины — по левую от Даллирис, отдыхали на отдельных чайных островках, в окружении пестрых подушек, потягивая густой кальянный дым, пахнущий фруктовыми листьями, табаком и каннабисом. Молодые рабы и рабыни, одетые в робы из тончайшего хлопка, подносили диковинные лакомства изо всех уголков Альмарена, доставленные сюда магами за отдельную плату. Засахаренные фиалки, маринованные осьминоги, тонко нарезанное сырое мясо пустынного ящера, жареные закатные жуки в розовых лепестках — каждый кусочек стоил как добрый обед в чайхане, а то и больше. Впрочем, ели и местный плов с изюмом и курагой, жареную баранину и конину, запечённых гусей, вяленую рыбу, пироги и лепешки с творогом, яйцом, сыром и зеленью. Пили кумыс, кримеллинские вина и настойку из степной полыни, по крепости не уступавшую горскому шнапсу. Обнаженные танцовщицы с эбеновой кожей, привезенные то ли из Сарамвея, то ли из-за моря, с далеких островов, кружились с газовыми платками в руках, звеня монисто над тяжёлыми грудями и браслетами на тонких щиколотках. Когда они будто бы нарочно соприкасались бедрами, мужчины сглатывали, а их женщины опускали обиженные взгляды. Ревность здесь считалась дурным тоном.
По обычаям Миссаэста им следовало пировать по отдельности: невесте — на женской половине дома, вместе с гостьями, жениху — вместе с гостями на мужской. Но Тэрбиш в который раз нарушал старый порядок, желая похвалиться, собрать завистливые и ошарашенные взгляды, сделать так, чтобы вся Аргента еще месяц обсуждала его новую жену и неприлично роскошную свадьбу. Каждому из гостей он подарил по шлюхе, тем же, кто предпочитал развлекаться с мужчинами — юных курчавых мальчиков из Галад-Бера. Со стороны это выглядело лишь ответной любезностью, ведь чиновники и судьи, маги и дельцы, прибывающие на торжество, порой привозили с собой неприлично дорогие вещи. Тэрбишу подносили печатки, четки, меха, самоцветы, драгоценные мечи давно усопших царей, старинные манускрипты, в которых каждая буква выведена золотыми чернилами. Даллирис доставались изумрудные и рубиновые серьги из Лирамиса, жемчужные нити для кос, оказавшиеся для неё слишком короткими, ожерелья-лунницы, отрезы разноцветной парчи и шелка и перламутровые шкатулки с женскими мелочами. Тэрбиш хохотал, шутил и балагурил, а его четвёртая жена лишь царственно потягивала вино из кубка, вся искрящаяся золотом и самоцветами, окруженная дареными мехами и редкими безделушками, за которые иной коллекционер готов заплатить немалые деньги. Диковинные статуэтки из нефрита и железного дерева, подсвечники из драконьей скорлупы, вазы для сухоцветов, вырезанные из слоновьей кости, с крохотными сюжетами какого-то древнего эпоса, роскошные благовония в резных сундучках. Тэрбиш обожал такие вещицы, и чародейка могла разделить его восторг.
Отчего ты не ешь? Разве я зря старался?
Даллирис перевела на мужа густо подведенные глаза. Его борода пропиталась пахучим бараньим жиром, а на шелковой рубашке проступили пятна пота. Тэрбиш был тучным и коренастым — здесь, в Миссаэсте, толстое брюхо считалось атрибутом богатства. Называющий себя гордым потомком кочевников, Бейрахан толком не умел ездить верхом и не владел ни мечом, ни луком. Он привык полагаться на чужую силу — носильщиков, наемников, магов, — и не сумел бы выжить без слуг, один, в степи или в Золотой пустыне.
Не хочу.
Не нравится?
Тошнит от трясущихся голых сисек.
Он вытер бороду расшитым рукавом и потянулся к ней за поцелуем, но Даллирис искусно сделала вид, что чихнула.
Тэрбиш был не дурак — раскусил хитрость.
Уже ревнуешь меня, дорогая? Как же ты уживешься с остальными?
Даллирис не ревновала, ни капли. Ей просто хотелось выйти из-под обстрела пристальных взглядов, извиваясь, выползти из свадебного платья, как змея из старой поношенной шкуры. Скрыться в тишине своего тайного логова, куда никому нет ходу.
Спроси у них, как они уживутся со мной.
У тебя ядовитый язык, байбике, — он усмехнулся в бороду.
Ты знал, на ком женишься.
Нельзя сказать, что Даллирис никогда не думала о замужестве. Думала, конечно — в юношестве и в молодости. И все же тот, кого она воображала рядом с собой, едва ли был изнеженным наследником, ни в чем не знавшим отказа. По иронии судьбы ей достался смертный человечишка, наделенный несметным богатством.
Таэлис, ее ученик, знал, что Даллирис презирала мужскую слабость. Знал он и то, что она любила сломленных, переплавленных в нечто нерушимое, и уважала способных сломить ее саму. Бейрахан не был ни тем, ни другим, однако боги наделили его острым, жестоким умом дельца — именно поэтому он не растратил свое состояние, а преумножил его в два раза.
Расслабься. Я не притащу шлюх в нашу постель. Я не трахаю… Обычных женщин.
Тэрбиш не лгал. Все его жены имели необычную внешность: эльфийская квартеронка Элестиль была белой, как мел, проклятая полунимфа Гайя — абсолютно безволосой, с огромными разноцветными глазами. Нури, тифлинг с острова Шая, казалась самой красивой из них, с иссиня-черной кожей, усыпанной созвездиями белых родинок. Все как на подбор полукровки, подолгу сохраняющие молодость, они были частью его коллекции диковинок, предметом роскоши, странными куклами и одновременно богинями его собственного извращенного культа. Все мирское, обыкновенное Тэрбиш оставлял другим.
—...В отличие от моих дорогих гостей. Так что будь добра, байбике, потерпи мельтешение титек ещё немного. Ты ведь хочешь, чтобы я построил твой храм?
Даллирис нервно хрустнула пальцами. Это была одна из причин, по которой она пошла под венец.
Храм Шатнуах, богини смерти.
Неважно. Важно то, что для этого нам нужны добрые друзья. Я богат потому, что у меня много добрых друзей отовсюду. Этих гурий, например, мне прислал один тифлинг, который поклоняется богини похоти. Вот это религия!
Скорее изящное оправдание для распутства.
А даже если так? Заверни смолу в красивую обертку, и она станет казаться леденцом, а человеческий разум сам додумает несуществующий вкус. Такова наша природа. — он задумчиво причмокнул губами, слизнул с них остатки вина. — В глазах ханжей, которые здесь сидят, и я распутник с дурным вкусом. Все они судачат про меня за спиной. Что я пьяница, что беру в жены уродливых шлюх, что дышу дымом чаще, чем воздухом, что сорю деньгами и скоро обеднею. Пускай.
Один из гостей вышел из зала, ведя за собой подаренную рабыню. Тэрбиш велел подготовить несколько комнат, чтобы каждый гость мог опробовать новую игрушку…
Даллирис едва заметно скривила губы.
Она не хотела думать о первой ночи.
Я грешен и не скрываю своих грехов. Может быть, поэтому люди охотнее открывают свои пороки рядом со мной — так они кажутся самим себе гораздо праведнее, чем есть на самом деле. Ты не представляешь, как это раскрепощает.
Уже представляю.
Еще нет. Они не успели достаточно захмелеть.
Колдунья не желала смотреть, что будет дальше. От семиярусного золотого ожерелья и тяжелого боктага у нее болела шея, ее вело от вина и духоты, мутило от запаха чужого пота и чьих-то пряных духов, настоянных на дурманных степных травах.
Пороки — это самое сокровенное, что в нас есть. Астур Яввас, например, умирает от зависти. Посмотри, он весь зелёный, его тошнит от собственной ничтожности, когда он смотрит на наши позолоченные тарелки. Берелгой нажирается до отвала, пьёт настойку для рвоты, блюет и снова ест. Он не может остановиться. Нуртак Афали не в меру гневлив, поэтому его жены носят чадру, чтобы скрыть побои. Их осталось только двое. Третью, единственную дочь столичного судьи, он забил до смерти, но избежал последствий… — он понизил голос ещё сильнее, хотя они с Даллирис сидели в отдалении от гостей, а слуги и чашники не сновали поблизости. — Зная чужие грехи, тебе не придется применять силу. Именно поэтому, дорогая Даллирис, у меня так много добрых друзей.
Темнокожие танцовщицы опустились на подушки, чтобы передохнуть, и на их место вышел менестрель. Сквозь убранные в косу лазоревые волосы проглядывали острые кончики ушей, тонкие пальцы настраивали арфу.
Лишь его я до сих пор не сумел разгадать.
Эльфа? — она хохотнула.
Не эльфа. Даллирис поняла это, едва заметила силуэты мертвецов краем глаза, почуяла веянье темной ауры. Кожа под платьем ощетинилась мурашками.
Человек, вошедший в зал, был калекой. Это бросалось в глаза при ходьбе, как если бы одна его нога была короче другой и не разгибалась до конца. Он опирался на деревянный посох, который можно было легко принять за волшебный жезл, и горбил плечи, укрытые рысьей шкурой. Но даже так этот человек казался больше остальных, словно больше того пространства, что его окружало. Никто не слышал ни звука его шагов, ни стука посоха о каменные плиты.
Шаман, — догадалась Даллирис. Но все же спросила мужа:
Кто это?
Джиргал из Хины, — ответил Тэрбиш, непринужденно отдирая гусиную ногу от тельца. Жирный сок брызнул ему на пальцы. — Говорят, боги наделили его третьим глазом, но отняли мужскую силу. Поэтому он отрекся от мирской жизни и посвятил себя ремеслу лекаря.
Даллирис чуть заметно качнула головой. Она видела придворных евнухов, помнила монахов-скопцов, знала бессильных вельмож, борящихся со своим недугом, и могла поклясться, что люди ошиблись. Такое увечье почти всегда оставляло свой след: по-женски широкие бедра, мягкие, порой бесполые черты лица, мелкие шаги. Джиргал же выглядел человеком, по доброй воле принявшим целибат, но не утратившим свое мужское начало. Пожалуй, он был даже красив: блестящая искрасна-смуглая кожа цвета разбавленной умбры, пышные черные кудри, остриженные до плеч, пронизывающие темные глаза, двухдневная щетина на крепком подбородке. Но то была красота скорбного и немого бронзового истукана. Безразличный, холодный и отстраненный, шаман принес с собой невыразимую печаль и невидимую тяжесть, заставив смех и гомон невольно стихнуть.
На мгновение Даллирис забыла, что находится на собственной свадьбе, а не на пышных поминках.
Здравствуй, добрый друг, — Тэрбиш гостеприимно развел руками. — Раз ты здесь, должно быть, духи предков благословляют этот союз?

https://forumupload.ru/uploads/0001/31/13/2316/628746.jpg

Отредактировано Даллирис (04-07-2023 21:40:23)

0


Вы здесь » ~ Альмарен ~ » ОСКОЛКИ ВРЕМЕНИ » Под вечным синим небом