Быть может, дело было действительно в ней. Быть может, она просто не хотела слышать о возвращении в город, с которым было связано слишком много ненужных воспоминаний. Быть может… А впрочем, она молчала. Насмешка судьбы или случайное совпадение – как бы там ни было, права выбора ей не давали.
Безмолвный кивок – вот и весь ответ, которого удостоился Люсьен. Ей не хотелось спорить, выдумывая мнимые причины и нелепые оправдания. Глухо щелкнув крышкой фляги, женщина бегло огляделась и быстрыми шагами направилась к дому. Странное беспокойство поднималось из глубин ее души, словно какие-то незримые, на первый взгляд маловажные, но на деле значительные детали предвещали провал. Этот одуряющий суеверный трепет, противный самому её горделивому естеству, заставлял чародейку поминутно оглядываться в ожидании знака, выражавшего одобрение или порицание провиденья. Не в силах перебороть это навязчивое чувство, она содрогнулась, ощущая себя ничтожной песчинкой в море бытия, зависящей от обстоятельств и не властной над собственной судьбой.
Ободранная дверь визгливо скрипнула, заставив ее опомниться и вглядеться в темноту. Ни зги. Не обивая снега с башмаков, колдунья скользнула внутрь, прогнувшись под низким косяком. Слепо нащупав рукою стену, она сделала пару шагов и замерла; через время привыкшие к мраку глаза различили очертания человеческой фигуры, распростертой на полу.
«…Вот же оно, свежее, разве что окоченело, – успокаивала себя Даллирис, выволакивая из пристройки мертвое тело сторожа. – Все как условились… Как и должно быть.»
Осторожно опустив труп на снег, она остановилась и вгляделась в него, полуосознанно примечая каждую мелкую черту.
Он был немолод и, наверное, уже не раз задумывался о смерти. Лицо его, покрытое сетью морщин, носатое и какое-то неряшливое из-за жиденькой белесой бороденки, застыло с неясным хищно-расслабленным оскалом приоткрытого рта, какой нередко бывает у свежих покойников. На неестественно бледной шее виднелись две дорожки спекшейся крови – не приходилось догадываться, какая смерть настигла старика. Скрюченные узловатые пальцы сжимали какой-то кругляшок на веревке – Даллирис не без труда справилась с их мертвой хваткой, вынимая эту ерунду из его руки. В кармане заплатанного шерстяного жилета она отыскала потертый ключ, но избавилась от него, как и от негодной одежонки, висевшей на обескровленном теле.
Руки ее дрожали, когда она взваливала на спину хладный, раздетый и неомытый труп, уже отдающий легким душком. К горлу подступила желчь, и колдунья мрачно поморщилась, ясно осознавая, что причина этому – отнюдь не омерзение. Она боялась, и главным ее страхом было собственное бессилие. Девять лет добровольного заточения в Миссаэсте не пройдут даром. Хватит ли ей сил совершить то, что подвластно лишь немногим? Ей... Да кто она теперь – все еще та могущественная чернокнижница, о которой говорили Аркону, или жалкая, уже ни на что не способная отщепенка?
Она отыскала более-менее просторный уголок и как могла очистила его от снега. Встав в трех шагах от тела покойника, замерла, вздохнула, процеживая во рту обжигающе-холодный воздух, и растерла ладони, мурлыча под нос какую-то мантру. Лихорадочный трепет превратился в нетерпеливое предвкушение начала; спутанные мысли вытянулись в одну тонкую, напряженную струну, звук которой робко сорвался с ее губ.
– Под землею гниющие кости равны и бесправны, – прошептала женщина, резко вскинув левую руку. Немеющие пальцы скрестились в знаке Вур, притягивающем энергию смерти. – Имена позабыты и смыты навеки дождями. Но по воле моей небылица становится правдой, и останки давно погребенных опять оживают.
Земля, на которой она стояла, задрожала так, словно сама Амат пробудилась от вечного сна. И, вспахивая твердую, как камень, почву, сквозь толстый слой снега, серебром сверкавшего в лунном свете, стали прорываться почерневшие, рассеченные временем кости. Будто подброшенные неведомой силой, они взмывали ввысь и зависали в морозном воздухе. Даллирис властно взмахнула рукой – останки всех форм и размеров с бешеной скоростью закружились вокруг ее длинной фигуры. В этом ужасающем, фантасмагорическом водовороте смешались черно-белые краски, и не было видно, где свет, а где тьма; где живое, где мертвое.
– Воедино сольются осколки, восстав из могилы; превратятся в свирепого воина со взглядом звериным. По заклятому слову молитвы безудержной силе станет череп сосудом, а кости – податливой глиной.
Нарастающий свист заглушал слова заклинания, слышные отныне ей одной. Стоило поднять голову, и в глазах начинало рябить от непрерывного движения позвонков, черепов, ребер… Неотрывно глядя на иссушенное тело смотрителя, тифлинг медленно села на колени. Голос ее звенел и вибрировал, то срываясь на рык, то рассыпаясь раскатистыми переливами. Выхватывая из потока кости, она выкручивала суставы, рвала сухожилия и вживляла выплавленные шипы; вытягивала конечности, изгибала хребет и лепила хвост с раздвоенным жалом. Немощная оболочка старика менялась до неузнаваемости, обрастая костяной броней. В глазах чернокнижницы горел азарт; ей овладело самозабвение творца, наблюдающего рождение своего шедевра. Потерявшись во времени и пространстве, она не замечала ничего вокруг.
– …Опьянен, обезумлен дыханием смерти тлетворным, и не ведать ему ни пощады, ни страха, ни боли! – кричала Даллирис, захлебываясь словами и упиваясь ощущением темного, извращенного материнства. – И черпать ему силы в крови и слезах непокорных, подчиняясь моей, лишь моей и ничьей больше, воле.
Тифлинг нагнулась и бережно, с какой-то болезненной нежностью прижала шипастую голову монстра к груди, касаясь темени гранатовым перстнем. Мгновенная вспышка – энергия жизни разлилась по безвольным конечностям, вселяя в искаженное тело искру сознания. Веки дрогнули, и мутный, бессмысленный взгляд карих глаз устремился в беззвездное небо.
– Во имя безликого Хаоса, во имя ревущей Бездны, во имя вечной госпожи Смерти заклинаю тебя: встань и сражайся. Слово мое нерушимо, да будет так.
Дикий, протяжный, механический скрип словно лезвием взрезал повисшую тишину. Чеканя каждое движение, поднялись смертоносные руки с шипами и наростами, подобными плоским зазубренным саблям. С тихим треском прогнулся хребет, и жуткая щербатая морда медленно повернулась к женщине. В ней не осталось ничего человеческого – раздробленный, искореженный череп, пустые маленькие глаза и мощные хищные челюсти. Р-раз! Страшные зубцы пронеслись в футе от чародейки. Голем гулко приземлился на сильные, искусственно удлиненные ноги, и звенчатый хвост ударил по земле, разметая в стороны остатки снега.
Даллирис удовлетворенно кивнула, поднимаясь с колен. Ее еще трясло от недавней эйфории, и затекшие ватные ноги то и дело подкашивались. Она не знала, сколько времени прошло с начала ритуала, да и не желала знать. В эту минуту ее тревожило лишь сокровенное значение собственных действий, заключенное в вызове, брошенном самой себе.
– Мы… Мы готовы, Люсьен, – крикнула она вампиру, впервые называя его по имени. Ее болезненное лицо вдруг озарила вымученная, безумная, но искренняя улыбка – улыбка счастья, невыразимого, но пронзительно ясного.
Сила вернулась к ней, а значит, она все еще жива.
http://s9.uploads.ru/t/GPDxl.jpg
Отредактировано Даллирис (10-05-2019 10:34:12)