Клио встретила вопрос наёмника удивлённым, даже в какой-то степени непонимающим взглядом. Пришлось выждать пару мгновений, прежде, чем она кивнула, мягко улыбнувшись:
- Да. Конечно, ложись.
Немного повозившись со сменой положения, Лари улёгся на спину и положил голову на бёдра нимфы, полуприкрыв глаза, сложив руки на груди и глядя в потолок.
Странная поза.
Однажды остатки отряда Харса, который вёл Лари, проходили маршем по северу Греса мимо одного из монастырей, основанных одним из знаменитых нестяжателей. Тогда близилась ночь, и монахи согласились впустить наёмников отдохнуть. Могила этого нестяжателя стояла в главной молельной зале, перед рядами каменных скамей. Каменная крышка гроба изображала его самого - в робе, перепоясанного верёвкой. Ноги его вытянуты. Вверх обращён взгляд закрытых глаз. И руки его сложены на груди - одна ладонь покрывает другую.
В ночь, в одной из пустовавших келий, Лари спал именно так. Уснул он почти моментально, и на утро проснулся невероятно выспавшимся.
Клио внимательно смотрела на мужчину. Открыв полуприкрытые глаза, наёмник вздохнул. Легко улыбнулся, глядя ей в глаза.
- Ты знаешь, я ведь почти никогда не лежал... так, - заговорил Лари, - Головой на коленях у очаровательной, доброй девушки. Если такое и было - значит, я не помню. Мне почему-то кажется, что если бы каждый мужчина мог каждый день так проводить хотя бы пару часов - в мире не было бы войн.
И ведь - в самом деле! Такое происходило с Лари впервые - впервые с того момента, как его забрали в войско и услали вербовщиком на заставу. Болтать - не мешки ворочать, и пословица эта была о двух концах - иной раз гораздо легче второе, нежели первое. Приходилось учиться. Тем более, что мелкие феодальные заварушки - хоть и близилась зима - продолжались, и вербовщики начинали более усиленно рыскать в поисках наёмников и потенциальных ополченцев.
Райская жизнь была у вербовщика. По итогам этой короткой райской жизни Лари не мог взять никакой хмель - натаскался, выпивая с возможными рекрутами в процессе вербовки - на войну его не забирали - ценились вербовщики и войсковые казначеи... Он был и не против!
И ещё Лари начинало казаться, что эти мгновения волшебны - настолько, что, казалось, вот-вот исчезнут бубоны у основания шеи, и наёмник окончательно выздоровеет.

- Не знаю. Ты первый мужчина на моих коленях и первый, кто готов отказаться благодаря им от войны. И...спасибо. Мне приятно слышать, что ты так обо мне думаешь.
Лари улыбнулся:
- Отказаться от войны - не всегда значит отказаться от меча.
Харс учил предельно лаконично: "Думать надо о добром, а рубить - того, кто творит зло". На первых порах нахождения Лари в отряде Харса, наёмники разгромили крупную разбойничью шайку. Подобно опухоли, она засела в одном из феодов на северной границе Греса, и деятельность работничков ножа и топора не ограничивалась одними только набегами и грабежами. Дошло до того, что они торговали людьми, и к моменту, когда Харс с двумя сотнями молодцев предложили изорвавшему все волосы на голове барону свои услуги, тот рассчитался с ними без лишних вопросов - вероятно, в порыве отчаяния заплатив часть условленной суммы наперёд.
После очередного набега наёмники ударили из засады, когда разбойники возвращались с награбленным и пленниками обоих полов и всех возрастов. Битва была ожесточённой, яростной - обе стороны рубились не на жизнь, а на смерть, и до самого вечера наёмники гнали бежавших по лесу, рубя настигнутых безжалостно. Впрочем, это и люди были такие, что могли зубами глотку перегрызть и не шибко расстроиться по этому поводу - как тот же Шишак. Нет, оружие необходимо. Надо защищать тех, кто тебе дорог. Не говоря уже о своей жизни...
И сейчас, когда Клио тихо ласкала жёсткие локоны Лари, на наёмника находило умиротворение. Хотелось остаться с ней. Обстоятельства, конечно, требовали другого - купить новую циновку или полушубок. И чудом уцелевший журнал Балина Фундинссона. "Да, Готрек, сын Гурни, задал ты мне задачу. Как мне туда добраться?.."
В том, что он попадёт туда, в Хенеранг - Лари не сомневался. Готрек не требовал - он ставил его перед фактом, что он сделает это, либо погибнет.
- Я бы сидела так вечно... - молвила Клио, не убирая руки от головы Лари.
- Я тоже, - Мужчина взял её свободную руку в свои; положив её себе на грудь, медленно закрыл глаза, - Хочешь, я пойду с тобой, когда поправлюсь? Помогу тебе... м-м, чем можно помочь? - Наёмник вновь открыл глаза.
Это было блаженством совсем иного толка. Ранее Лари забывался сном в постели на постоялом дворе, приняв на грудь медовухи. Одиночество - в чём-то была хорошая штука. Можно было сосредоточиться на том, как тебе хорошо прямо здесь и сейчас. Прочувствовать это. Но сейчас, когда голова Лари лежала на бёдрах Клио, а её рука по-прежнему ласкала кудри наёмника - нет, это было в разы сильнее. От этого глохло мерно бьющееся сердце. Хотелось остаться с ней.

Отредактировано Лари Нартелл (12-04-2018 19:47:12)

- Расскажи мне о себе, Лари? Обещаю в этот раз не плакать.
- Да. Мне стоит подумать, о чём именно рассказывать... - Лари задумчиво поводил взглядом по потолку, - Ну... начну с того, что я - наёмник. Служу чаще в охране караванов. Иногда приходится наниматься в отряды феодалов для пары мелких стычек... но нечасто. Иногда вот... приходилось наняться на такого рода поручения. В восемнадцать лет меня забрали в войско и определили вербовщиком на заставу неподалёку от Греса. Но однажды на заставу напали разбойники - с целью ограбить. Вербовщик всегда имеет при себе большой такой кошель, из которого платит задаток людям. Перебили всех и сожгли заставу. Я понял, что за потерю денег мне светит только решётка - стоит ли говорить, что я этого не хотел. Пришлось прибиться к наёмникам.
Командиром отряда, в который меня приняли, был опытный воин. Он лишился земли из-за права наследия - был в семье то ли третьим, то ли четвёртым сыном. Его звали Харс. У них я научился владеть мечом, метать ножи. Научился рукопашному бою... - Тут Лари осёкся, - Клио... я и так рассказываю то, что тяжело слушать - как мне кажется, когда я смотрю на тебя. На самом деле, много страшных вещей происходило в моей жизни.
Лари показал на лежащий на стуле обломок клыка йотуна:
- Трофей. Обломок клыка йотуна. Древний горный великан восстал из мёртвых. Мы отбивались от стаи упырей на заброшенной заставе гномов. Великану мы прошибли череп из станкового арбалета.
Следом Лари показал на следующий трофей - баклер:
- Этот щиток принадлежал моему командиру, Харсу. Когда он умирал от ран, он передал его мне и поручил вывести уцелевших. Не спрашивай, почему именно мне - я сам не знаю.
И, наконец, третьим трофеем был гномий меч.
- Мы держали путь через Глубинные Тропы. Это долгие и широкие тоннели с высокими сводами. Подземные рукотворные реки, созданные гномами сотни лет назад. И - представь! - они были судоходными. Это как очень долгий тоннель, а посередине - рукотворное русло, по которому могла пройти эльфийская ладья. Мы нашли тела пропавшей экспедиции гномов. Там, где мечи, лежит сума. Если желаешь, можешь посмотреть - там лежит записная книжка одного из путешественников. Он искал заброшенную крепость гномов под названием Карак Восемь Пиков. И у меня, благодаря одному из гномов, который нас спас, есть к гномам дело - я должен отнести эту записную книжку в Хенеранг... если не в Хенеранге, то где угодно найти его семью.
Прекрасные, суровые места, от которых заболела старая рана, но воспоминания о пережитом ужасе меркли по сравнению с мыслями, что произойдёт, если этот ужас придёт сюда, к людям. Стаи упырей. Остовы эльфийских и гномьих воинов, восставшие из мёртвых. Личи и тёмные колдуны, насылающие проклятия и болезни наподобие той, что уничтожила Алый Дол.
- Я больше не буду рассказывать о том, что мы пережили там, в Скалистых Горах. Скажу лишь, что нам стоит молиться, чтобы то, что мы там встретили, не появилось здесь, на Западе.

- Может, это прозвучит немного странно, но в конечном итоге: всё будет хорошо и правильно. Так что не беспокойся об этом, - мягко молвила Клио, гладя наёмника по волосам.
В ответ на это Лари лишь посмотрел перед собой и ответил, покачав головой:
- Нет, Клио. Уже - неправильно. Уже неправильно то, что это - существует.
К такому простому выводу мужчина пришёл только после слов Клио.
- К любой войне между людьми есть предпосылки. Люди становятся более возбуждёнными. Чаще встречаются вооружённые люди. Как будто что-то виснет в воздухе. И выход только один - кровь. И не просто так там, в Скалистых Горах, шатаются стаи упырей. Восстают из мёртвых древние воины, которые жили за столетия до нашего с тобой рождения. И не просто так тёмный колдун наслал чуму на Алый Дол. Когда я вспоминаю об этом, мне начинает казаться, что рано или поздно начнётся что-то нехорошее. Гномы всегда стоят насмерть, когда защищают свои дома. Отважнее и свирепее воинов не найти - в этом я убедился лично. То же можно сказать и о крепости их оружия и доспехов. Что могло заставить их покинуть свои дома? Этот вопрос не давал мне покоя, когда мы шли по заброшенному гномьему городу. А тут ещё этот... гном. Он же, к слову, подарил мне этот меч, - Лари кивнул на Думдрунг, покоившийся в широких ножнах, - Не знаю, что именно он видел - но увиденное им, по его словам - признаки некоего приближающегося Конца Времён. И орды нежити - всего лишь первый его вестник. А теперь - постарайся спокойно уснуть. С тем, что тебе известно, - грустно пошутил Лари, разведя руками напоследок.
Да, Готрек действительно относился к тем гномам, что не станут лишний раз сотрясать воздух. Говорил он о происходящем серьёзно, будто это неизбежно произойдёт в ближайшее время.
- Но... раз прямо здесь нет возможности противостоять врагу с мечом в руках - значит, будем бороться с ним по-иному. Когда я поправлюсь, я помогу тебе... исцелить Лес... главное, скажи, чем помочь, - сказал Лари, - Всё равно далеко не сразу у меня появится возможность добраться до Хенеранга. Слишком далеко.
Поднималось странное чувство. Вновь взяв руку нимфы в свою и мерно поглаживая её пальцами второй, Лари подытожил:
- В общем- жить становится всё интереснее, Клио. Особенно - с того момента, как я вернулся из похода в Тёмные Земли. Но... как говорится - "зачем о нас - давайте о приятном". Твоя очередь... или, хочешь узнать что нибудь ещё? - Наёмник тепло улыбнулся, вернувшись из омута волновавших его размышлений.

Лари слушал историю Клио, и первое, что приходило ему в голову - это искреннее непонимание.
Этот человек... если он был мудр, наверняка ведь знал, что есть такие "люди", которых остановит только меч в брюхо. Особенно эти двое, о которых рассказывала нимфа. Воспользоваться гостеприимством и милосердием - чтобы подло насытиться. Отобрать у человека всё. Лишить его счастья. Добро должно быть с мечом в руках.
- Ты знаешь... Харс, мой командир, учил нас - меч должен защищать, а не творить зло. Оружие справедливости, как его называют некоторые рыцари. Тебе кажется, что эти двое тут же раскаялись и начали новую жизнь? Не имею права осуждать Сезара за его выбор. Скажу лишь, что на его месте - прикончил бы обоих без лишних разговоров, - Лари хмурился, в очередной раз осознавая, что такая мразь - существует. Живёт и здравствует. Лари подытожил: - Собаке - собачья смерть. Всегда есть вещи, которые человек заслуживает, и воздаяние мечом в грудь - в том числе.
Лари не мог представить, что произойдёт, если кому-нибудь вздумается обесчестить Клио. Неожиданно для себя понял он, что едва ли будет способен простить этого. В крови закипал страх - страх вперемешку с тихим гневом. Но внешне наёмник его не проявлял - лишь, едва удержавшись от того, чтобы сжать зубы, повернул голову и легко коснулся лбом живота Клио, тяжело вздохнув.
- Да. Возможно, ты считаешь, что всех перерубить не удастся. И ты права. Но и не удастся и простить всех. Простить так, чтобы они осознали, что натворили и попытались что-то изменить. И тут - как ни странно - я тоже прав. Теперь расскажу и свою историю - раз мы заговорили о морали. Наш отряд был на пути к Скалистым Горам, и некоторое время мы провели пару недель на марше вместе с группой рыцарей из какого-то рузьянского ордена. Они сопровождали одного светлого жреца, - Лари позволил себе тепло улыбнуться, вспоминая шедшего вместе с рыцарями благородного Дальвенгира - умного, общительного и доброжелательного волшебника, члена гильдии "Химера". Того, к которому Лари с удовольствием обращался на слово "сэр", - И этот жрец был милосерден. Он исповедовал наёмников. Общался с ними. Хотя среди них были такие люди, которые в борьбе за свою жизнь могли врагу горло зубами перегрызть и не шибко огорчаться по этому поводу. Но одновременно с этим он говорил, что добро должно быть в силах на всё - в том числе, и на воздаяние - именно "воздаяние", не месть, он так говорил. Он сказал: когда добро бессильно, оно - зло. Если добро не может остановить зло мечом - значит, оно - тоже зло. Зло, имя которому - малодушие. Иногда приходится убить - но для того, чтобы защитить, чтобы спасти.
Лари вновь перевенулся на затылок:
- И, наконец - скажу, что между сражением и убийством есть разница. Всегда.

Отредактировано Лари Нартелл (13-04-2018 20:02:52)

Клио, тихо наклонившись, нежно поцеловала Лари в лоб. Лари, будучи не в силах - да и не желая!
- отстраняться, ощутил её дыхание, теплоту и нежность её губ. Они чуть задержались на его лбу - и в этот самый момент, момент, растянувшийся, будто мёд с ложки, душа Лари воспарила, воспарила и взлетела, кружась в такт забившемуся сердцу, пораженному, распятому невиданной доселе нежностью.
Лари не знал, получится ли у него так же поцеловать Клио в ответ.
- Ты... прекрасна, - прошептал мужчина, поражённый этой сладкой болью, чьи импульсы били по всему телу в такт бежавшей по жилам крови, глядя ей в глаза, - Спасибо, что спасла меня.
Надолго ли была эта близость - Лари не знал. Но знал он точно - в Хенеранг он отправится точно уже не в этом году. Хотелось провести с Клио не один день. И уж точно не одну неделю. Хотя бы одну неделю... прежде, чем удастся переступить через себя и попрощаться с ней. Попрощаться - несомненно, для того, чтобы когда-нибудь вернуться!..
Она стоила того, чтобы не чувствовать себя одиноко. Но чувствовала ли она себя одиноко - тот ещё был вопрос. Может быть, её тоже кто-то ждал. Лари, улыбаясь так нежно, как, должно быть, никогда не улыбался ранее, лишь ответил:
- Спасибо... вот ещё за что. Для меня - честью является то, что ты сказала о Харсе. Когда он умер, его израненное тело обратилось в свет, ушедший в небо. Для меня было честью сражаться с ним. Для меня было честью исполнить его волю... и снова - для меня ещё большая честь слышать о нём хорошее от той,
кто не знала его лично. Такие люди часто гибнут для того, чтобы мы ценили то, чему они нас учили.
Лари не спускал глаз с её лица. Хотелось вновь почувствовать её поцелуй. И ещё больше хотелось ответить ей. Хотя бы коснуться губами её губ или лба. Лари пытался перевести с трудом слушавшийся взгляд с её губ обратно, ей в глаза. Сердце билось спокойнее.

По дерновой крыше густо застучали капли, а лес снаружи зашумел сильнее. Это было верным признаком того, что начинается дождь.
"Как бы крыша не потекла... Впрочем, не похоже, чтобы он шёл надолго." - подумал мужчина, встретившись взглядом с нежными глазами нимфы.
- Что именно? - спросил Лари, - Насчёт этого... точно не знаю. Моя жизнь много раз успела измениться - когда в лучшую сторону, когда в худшую. Но... да, пока я хочу остаться здесь, с тобой. Всё равно, близится зима, и весной совершать такой долгий переход - не самое лучшее решение.
Она смотрела на него так, будто уже имела какие-то планы на будущее. Явно поторопилась - ведь Лари не собирался оставаться здесь надолго. Что такое - полгода в жизни человека? И - да, совершать переход по зиме, а потом и по весне, когда на равнинах поднимается половодье и размывает дороги, а в горах ежеминутно рискуешь был настигнутым быстрым весенним селем - и в самом деле, такое себе решение. Можно было не дойти - если вообще не утонуть в быстрине или не быть заваленным горным потоком из грязи, камней и талого льда.
"Да кому ты лжёшь, дурачок. Сам прекрасно знаешь, почему!.. Втрескался, наёмник, по уши. Продавай оружие, покупай дом, гречкосеем станешь."
Совершенно внезапная и до предела придурковатая мысль, от которой наёмнику самому на пару мгновений стало дурно. Ничего такого наёмник делать не намеревался - ещё успеет устать от жизни, чтобы захотелось где-нибудь осесть впоследствии. Но факт - кому лгал Лари? Себе - в первую очередь.
Она была причиной. Прекрасна и нежна. Стройна, от чего кажется хрупкой. Само совершенство. Глядя ей в глаза и чувствуя её дыхание, Лари ощущал, что от неё исходит нечто если не божественное, то, вне всякого сомнения, что-то близкое к этому. Долг перед Готреком требовал покинуть её, но Лари не намеревался идти прямо сейчас. Почему?
"Потому, что таков мой выбор. Неважно, из-за чего."
- Надеюсь, не потечёт через крышу. Дёрн, всё-таки, - Лари указал пальцем на державшие толстый слой дёрна дощатые стропила.
"Как знать. Может быть, ты избавишься от дурных снов."
Впрочем, они и так навещали Лари всё реже и реже с каждым месяцем.
- Но как? Для меня является домом всё, где я могу уснуть и не замёрзнуть. Иногда, летними ночами, я, например, спал на сеновалах и в лодках у речных причалов. Почему тебе так кажется? - спросил мужчина у Клио.

- А оно у тебя есть, это место? - тихо спросил Лари.
Если подумать - то, вероятно, из-за того, что Лари не придавал слову "дом" такого значения, какое ему придавала Клио, то можно было и понять, почему Лари относился к этому так просто, "где на ночь приткнусь - там на утро и проснусь".
Но - опять же, долг.
И пока что Лари не мог себе позволить осесть вот просто так, где-нибудь, хотя бы больше, чем на пару дней - дорога успокаивала сердце. Сейчас всё было по-другому - с ним была Клио, и одно только её дыхание дарило покой, покой, которого Лари не испытывал никогда в жизни.
Снаружи, высоко в облаках, еле слышно пророкотал жёрнов грома. Обычно люди даже не отдают себе отчёта в том, что они его услышали - покажется, будто это лишь слишком громкий порыв ветра. То, что должно было быть внезапным, зачастую воспринималось людьми совершенно спокойно.
- Ну, и можешь считать это странным - то, что я отношусь так к слову "дом". Многие учили: безопасность не в стенах, безопасность - в людях. Когда ты находишься рядом хотя бы с одним человеком, которому доверяешь, как себе - домом тебе может показаться даже сеновал. И наоборот - роскошное поместье никогда не станет тебе домом, если ты живёшь с человеком, с которым постоянна вражда и недоверие. Если ты один и не боишься за себя - хотя, не скрою, иной раз просто у меня голова дурная - можно заночевать хоть в открытом лесу. Если же наоборот - то не уснёшь и не успокоишься, даже если живёшь в замке.
Тем временем снаружи пророкотало сильнее.
- М-м... не думал, что будет гроза, - молвил Лари, поднимая голову, - Я всегда люблю запах перед грозой. Свежий. Дышится легко. И, как ни странно, сильнее клонит в сон, чем обычно.
В какой-то момент возникло желание хотя бы на пару минут выйти и вдохнуть этого воздуха... Особенно свеж он был в конце весны и на протяжении почти всего лета. Было такое чувство, будто всю пыль прибило к земле неведомой силой, и под тёмно-серыми грозовыми тучами оставался лишь чистый воздух - будто неведомый алхимик прогнал прочь всю пыль, заставил её осесть тяжёлым осадком на дно гигантской колбы.
За осложнения Лари, почему-то, не боялся. Впрочем, ему ли было привыкать - купавшемуся в водоёме осенью, умывавшемуся пронзительно-ледяной водой из быстрых горных потоков. Спавшему горной зимой на холодной заставе.
- Пойдём... хотя бы на пару минут. Мне всегда нравился воздух перед грозой, - молвил Лари, поднимаясь с бёдер Клио, - Я тебе, наверное, все ноги отлежал, - Встав с кровати, мужчина протянул Клио руку, тепло улыбнувшись.
Тем временем снаружи раздался ещё один раскат грома, от которого, казалось, даже чуть притих шум осеннего дождя.

"Холоднее, говоришь?.." - Лари улыбнулся, глядя перед собой и остановившись на пороге, в то время, как Клио вышла чуть дальше, наружу. В сторожку потоком хлынул заряженный невероятной свежестью воздух. Прекрасная погода для прогулки, прежде, чем пойти спать.
"Холоднее... Любопытно, как она будет выглядеть в моей бригандине. Она, всё-таки, тёплая - ночи ещё не настолько холодные. Тем более - если в доме."
Доспех этот, всё-таки, был не настолько тяжёл. Быстрее в нём устаёшь, если переборщишь с пряжками на талии - всё-таки, плотность корсета платья какой-нибудь дворянки здесь не одобрялась, дыхалку надо было беречь.
Лари с наслаждением подставил лицо под холодные дождевые капли и ненадолго прикрыл глаза. На небе сгущавшиеся облака приобретали тёмно-голубой цвет с металлическим оттенком - уже неотвратимо опускались сумерки. Осенний лес был объят полумраков, чем-то напоминавший туман. Действительно, во многом паршивая пора для путника, особенно - если тот забрёл далеко в лес. Чаще всего имело смысл остановиться на ночлег и попробовать поискать путь назад на следующее утро.
Клио несколько раз покружилась под дождём, отчего складки её платья завораживающе промелькнули в полумраке осеннего дождливого леса, будто крылья гигантского мотылька.
- А боялась, что будет холодно, - Лари, сделав пару шагов вперёд, мягко поймал её за руку, готовясь, в случае чего - мало ли, запнётся!.. - поймать её второй рукой за талию.
Гром разразился громче, а в небесах совершенно неожиданно сверкнула яркая вспышка. За мгновение разветвившись по небу, на миг озарив светом верхушки деревьев, молния так же внезапно погасла, оставляя в глазах посмотревшего прямо на её свет зелёную тьму, от которой нужно было хорошенько проморгать глаза, прежде, чем окончательно от неё избавиться.
И теперь стихия уже не гремела - теперь она угрожающе рявкнула, будто требовательная мамаша, гневно приказывавшая детям вернуться домой.

- А ты дашь мне замёрзнуть, Лари Нартелл? - Пальцы Клио сплелись с пальцами наёмника, и плотно сжались их ладони. Она выглядела ещё более светлой и радостной, чем обычно... она выглядела счастливой, - Пойдём, а то совсем вымокнем.
- Да, пойдём, - ответил Лари.
Когда они заходили внутрь, мужчина заметил, что локоны нимфы, чуть не достающие до плеч, начали от воды завиваться в непослушные продолговатые кудри. Казалось, дышала она шире и легче - вероятно, она тоже не хотела расставаться с этим невероятно сведим грозовым воздухом. Но, увы - дождь, хоть и не перерос в полноценный ливень, но расшумелся не на шутку, и, несмотря на то, что оба они промокли отнюдь не до нитки, становилось неуютно. Тем более, когда незаметно в вечерней темноте надвигалась ночь - Лари не мог посудить, сколько сейчас времени. Такое бывало зимой на постоялых дворах - явившись меньше, чем через час после раннего заката, мужчина мог поужинать, опрокинуть кружку-другую медовухи и пойти спать. Попросить служанку, чтобы не будила - и совершенно бессовестно продрыхнуть до того самого момента, пока сквозь ставни не начнёт литься белый свет от облачного неба. Или пока в щели не забьют лучи восходящего зимнего солнца. Пару раз Лари мог проснуться - сам по себе, без каких-либо посторонних звуков или снов, от которых просыпаешься сам по себе, но на улице по-прежнему стояла зимняя ночь - и Лари засыпал вновь, не желая покидать койки ни на единое мгновение. И так - до самого света. Время зимой - что днём, что ночью - одинаково дорого. Днём - на дорогу, ночью - на отдых. А поскольку трудно было предположить, насколько долог будет путь на сей день, Лари не скупился на отдых, стараясь выспаться... лучше, чем следует. Перед этим он, конечно же, не забывал хорошенько вымыться и - при необходимости - почистить сапоги и бригандину - другой возможности могло не быть. Ибо - не оборванец какой, не ополченец-дезертир. Честный наёмник!
Уже когда они оба оказались в доме, Лари ответил, закрывая дверь и стряхивая капли с камизы, с тёплой улыбкой глядя нимфе в глаза:
- Нет, определённо, замёрзнуть я тебе не дам. На выбор: бригандина или поцелуй?

"Теперь - молчи." - понял Лари
Больше не нужно было никаких слов. Кровь ударила по жилам по всему телу, будто ища выход - где угодно и как угодно, будто надеясь, что порвётся там, где тонко, возвращая наёмника в то чувство - чувство состояния нежного распятия, когда он лежал у неё на бёдрах, чувствуя её дыхание. Чувствуя её невероятно тёплые губы у себя на лбу. Ударила по жилам - и понеслась по ним более плавно, хотя сердце его забилось быстрее, с каждой минутой вгоняя тело в жар чувств. Начинало покалывать на кончиках пальцев.
Теперь от желания - его и её - ему было не скрыться даже не дне самого глубокого океана. От него было не убежать на самую высокую гору всего материка. Ни убежать, ни скрыться - но стоило ли этого бояться?
Она была ниже его, и пришлось склонить голову. Нежно улыбнувшись, Лари осторожно убрал рукой налипшую на лоб прядку нимфы. Положив ей ладонь под ухом, сжал её руку своей чуть крепче, и, наклонившись, сперва тихо коснулся губами её губ, после чего - уже смелее, едва сдерживая бешеный поток чувств, что вновь ударил по всему телу. И - о, теперь это едва ли можно было назвать распятием. Чувство захлестнуло наёмника с головой, будто беспощадный иллюзорный прес придавил его к земле, лишая всякой воли к сопротивлению.
Сколько прошло времени? Секунда? Две? Лари не отнял губ, не отпустил ладони с её щеки, поражаясь тому, насколько нежна её кожа, как отзывались её губы в ответ на этот поцелуй, лишь закрыв глаза, окунаясь в это прикосновение с головой, будто в тёплую лампиону в летний, солнечный день.
Мужчина был готов дать голову на отсечение, что нежнее губ он не целовал.
И так же готов он был отдать голову на отсечение, что никогда он не целовал так нежно.
Кровь медленно закипала, и нежность начинала медленно, но неотвратимо уступать место страсти.

Затянувшийся поцелуй продолжался, и Лари не знал, когда он закончится. И - не желал, чтобы он прекращался. Нимфа, не отнимая плотно прижатых, влажных, горячих - но таких же нежных! - губ, зашуршала одеждой. Лари не сразу понял, что Клио сняла перчатки - а когда понял, то в этом уже не было никакого смысла. Её руки - несмотря на шрамы, были невероятно нежными, шёлковыми, такими же, как её щёки, которых Лари касался даже не ладонью - фалангами пальцев. Лари почувствовал, как рука Клио, промелькнув по шее, зарылась ему в локоны. Она вожделела его. Чувство захлёстывало наёмника с головой - здесь, в полумраке дома, переходящем в ночную тьму, Лари балансировал на грани, чтобы не задохнуться, не сорвать дыхание. Рука скользнула девушке на талию; медленно Лари прижал девушку крепче к себе. Дышалось шире, и, казалось, громче. От возбуждения кровь уже не била - она бешено колотила, требуя выхода наружу жару, в котором сгорали чувства - сгоравшим сильнее, чем магма в земных недрах. Дышать хотелось так широко, что казалось, будто воздух раскалён, до предела нагрет, в разы сильнее, чем в жаркий летний полдень, что предшествует грозе. И это - несмотря на то, что там, снаружи, по-прежнему шуршит дождь и разносятся раскаты грома. Иногда сверкают молнии - едва заметными вспышками.
Чувства и жар рвались ещё выше, ещё жарче. Нестерпимо опаляли тело. Разгоняли сердце, будто желали, чтобы оно вырвалось прочь через грудную клетку. Рука непроизвольно, не подчиняясь Лари - или же наоборот, повинуясь вожделению - легла ей на спину и начала осторожно распускать на платье первые пуговицы.

Руки Клио, быстро пробежав по груди и животу наёмника вниз, оказались под его камизой, и от их прикосновения, от прикосновения тонких пальцев, что ласково пробежали по его животу и груди, возбуждение и пламя уже бушевали жарким ураганом. В какой-то момент Лари отвлёкся от платья нимфы - при желании его можно было снять, хоть и не полностью - для того, чтобы, распустив шнуровку на вороте рубахи, снять её через голову. Камиза полетела в сторону; оставшись обнажённым по торс, мужчина вновь мягко прижал к себе и с новой силой впился в её губы - впился, едва сдерживая страсть, граничившую с алчностью. Теперь грань точно была пройдена - дороги назад нет. Бушевала буря. Буря, в которой было лишь двое. Он был её, а она - его.
Рука сползла до талии, распуская шнуровку на спине движениями пальцев. Взявшись за края платья, мужчина потянул их на себя и отпустил - и одеяние Клио легко сползло вниз, обнажая её округлые, мягкие плечи и будто выточенную из белоснежного мрамора ключицу. Руки Лари осторожно легли ей на плечи и талию, и, дополняя слившиеся в долгом поцелуе губы, слились воедино их тела. Только брюки - всё, что оставалось на нём, всё, что скрывало крепкое, обнажённое тело, в котором бешено билась кровь и ломилось сквозь рёбра сердце. Лари глубоко дышал носом, так и не отняв губ, не прекращая поцелуй. Торсом своим Лари ощущал небольшие, упругие, плотные формы нимфы.
Оторвавшись от её губ, не спуская с неё взгляда карих своих глаз, растегнув брючной ремень, наёмник позволил последней одежде спасть прочь, оставшись перед ней таким же обнажённым. Совершенно неожиданно для себя обнаружил он, будто открыл вновь, что они стоят посреди этой лачуги, в которой полумрак уже стал полноправной темнотой, что стоят друг перед другом, что их ждёт вершина наслаждения друг другом.
Нежно взяв нимфу за руки, Лари повёл её за собой, к кровати, шагая на ослабевших от быстрого биения крови ногах спиной вперёд.

- Лари... для меня это будет впервые, - прошептала Клио, не спуская с мужчины взгляда.
И она, как ни странно, этого совершенно не боялась. Беря инициативу в свои руки, она чуть толкнула Лари на кровать. Ощущение непреодолимого пресса, что заставлял жадно дышать, было фатальным, стоило Лари растянуться на спине. Девушка моментально оказалась сверху; её бёдра обхватили бёдра наёмника, и достаточно было лишь обхватить её за талию и направить её на налитый кровью орган. У неё это будет впервые, но из-за чего она была так охвачена этой страстью? Должно быть, ранее она сама боролась с этим желанием, с этим вожделением, с этим зовом. И, подобно тому, как вода точит камень, этот огонь пожирал её изнутри, чтобы в какой-то момент, бушуя в крови, снести все барьеры, все рамки и препоны.
Широко дыша, тысячу раз рассыпаясь во прах от близости её нежной кожи и упругой груди, от ласкавших спину рук, от трепетных её бёдер, что ощущала его кожа мягкой, но нервной рябью, мужчина пробежал руками в ответ - от округлых, тёплых плеч, по точёным лопаткам, ниже по невероятно изящной спине, и до поднимавшейся талии; на самой пояснице его ладони разошлись в стороны, и Лари, обхватив девушку руками за талию, опустил её чуть ниже, приближая с каждым мгновением миг соития. Его глаза внимательно смотрели в глаза нимфы; их тела некоторое мгновение колебались, находясь в предельной, интимно-опасной близости. Опустив её талию чуть ниже, мужчина естеством ощущал, насколько сейчас близок этот плод, что предстоит вкусить им обоим. Сердце сладостно захлебнулось кровью, и Лари, окончательно отдаваясь страсти, опустил талию, и, чуть выгнувшись навстречу, вновь будто невпопад впился в губы девушки и вошёл в неё, разом ослабив хватку ладоней на боках девушки.

Лари был готов ожидать чего угодно - крика, вопля, стона... Но, вероятно, Клио настолько сильно была заведена, возбуждена и отвлечена этим чувством, что тело её отвечало лишь на ласку, что срыв плевы показался ей чем-то пустяковым, подобным срыву цветка на поляне в солнечный летний день... и она явно не намерена была заканчивать. Нимфа начала двигать бёдрами, глубоко дыша; в прерывистом, шумном её дыхании, окатывавшем тёплой волной лицо и шею мужчины, изредка пробивался сладкий стон. Там, внизу, всё было упруго, влажно и горячо, подобно тугому узлу, что с каждой секундой затягивался и грозил с минуты на минуту сорваться.
- Я влюбилась в тебя, - громко шепнула Клио, едва сдержавшись от сладостного, тихого стона, чтобы это сказать. Пламя, бушевавшее в теле, будто приняло в себя порцию вязкого китового жира и разгорелось с новой силой. Широко, будто кузнечный мех, поднималась грудь мужчины; едва ли подчинялись ему руки. Промолчав в ответ, Лари лишь с новой силой впился ей в губы, вложив всю страсть и нежность, что кипела в данный момент в его теле. Одновременно с этим он продвинулся чуть вперёд, намереваясь войти в неё полностью, до самого основания, намереваясь привести её к апогею бесконечного наслаждения.
Правая рука ловко скользнула с талии через пах, и пальцы её начали осторожно, медленно ласкать чуть повыше влагалища. Наряду со всем телом, напряжён был и слух наёмника - этот цветок не был сорван. Наоборот, он расцветал на глазах, но цветению его не было предела - она, вне всякого сомнения, могла отдаться ещё большим чувствам.
Расцвести ещё сильнее, распуская роскошный бутон и источая аромат блаженства и любви.
Отняв руку прочь, мужчина, не выходя из её тела, держа Клио обеими руками чуть повыше талии, сел вместе с ней. Также, двое они были друг напротив друга. Дышали их тела и бились в такт их сердца, будто оба они только что вынырнули из-под воды, одновременно с этим стремясь вновь сорваться в ласки. Одна рука судорожно водила по талии, прижимая нимфу; вторая же скользнула по её левой груди, аккуратно сжимая и лаская. Прервав поцелуй, мужчина в ответ прошептал лишь одно:
- ...Ты прекрасна... - и губы его, покрывая поцелуями шею и плечи нимфы, направились ниже, к ключице. Обрушивалась очередная волна чувств, и мужчина не намеревался её избегать, отдавая себя на произвол судьбы бушующей крови и ласок Клио.

Окутавшая наёмника тьма, которой была напоена эта беспросветная, таинственная ночь, поглотила его. Здесь были лишь двое - он и Клио. Сплелись их тела, стали единым целым. Сквозь тончайшую пелену в ушах громче застонала Клио, и её ноги обхватили талию наёмника, сомкнувшись на пояснице под самой спиной. Её руки блуждали по груди и животу наёмника; зубы терзали его нижнюю губу в порыве страсти. Это было подобно давно спящему вулкану, что внезапно взорвался, дав волю жару и пламени.
Задыхаясь от чувств, нимфа чуть подалась назад плечами и грудью, опираясь на руку, которой сжимала нерасправленное постельное бельё. Она расцветала. Сладко и громко стонала, грациозно и изящно двигаясь, и ни на мгновение не желая отстраняться, отделяться от тела любовника. Чуть подавшись вперёд, Лари покрывал её шею и плечи страстными, горячими поцелуями. Была невероятно горяча её белая нежная кожа;
И одновременно с этим, там, внизу живота, постепенно поднималась сладкая, томная, тягучая тяжесть. Она, порождённая жаром, медленно ворочалась, в такт бьющейся в члене крови. Было велико желание продолжать эти бесконечно трепетные мгновения, полные горячего воздуха, стона и обоюдного наслаждения, неги, дрожи и ласки, бьющей силы и цветущей красоты, что наполняли их тела.
Обхватив обеими руками талию нимфы, мужчина пытался прислушаться к ощущениям, прочувствовать их, изо всех сил, широко дыша, пытаясь обуздать близившийся экстаз плоти. Громкие стоны Клио побуждали входить в неё всё быстрее и глубже, всё страстнее ласкать её тело губами и руками, но велико было и опасение того, что мужчина сорвётся.

Кровь уже не бушевала - она кипела, кипела яростно, дико, сильнее, чем в сражении или в драке - или же, с такой же силой, но сейчас Лари мог это прочувствовать. В Клио, казалось, вот-вот проснётся алчущий демон - настолько она была неутомима, раз за разом задыхаясь от наслаждения, будоража слух и сердце сладострастными, громкими стонами, раскрываясь перед Лари с совершенно другой стороны, отдавая себя всю без остатка в его власть и принимая такую же цену от мужчины в ответ... сколько же времени сдерживала она себя так, и чего ей это стоило?!..
Лари потерял счёт времени, лишь зная, что скоро всё должно будет закончиться. Безо всякого огня здесь было жарко, и жарко настолько, что неумолимо подступал момент, когда должна наступить кульминация, когда произойдёт взрыв.
Когда мужчина расцветёт так, как ранее не расцветал никогда в жизни.
Внутри, внизу живота, что-то начиналось. Эпицентр, в котором разгоралась страсть, был напряжён до предела, будто натянутая лучная тетива, что грозила сорваться с захвата пальцев стрелка, что, безусловно, сильны и ловки, но едва ли смогут держать её вечно. Нежность тела Клио, упругость её лона и груди, шторм, бушующий в сердце, непрекращающиеся движения, шумное дыхание, громкие стоны Клио, полные боли и неземного наслаждения - всё это грозило единым потоком вырваться наружу, сотрясая всё тело - от ступней от кончиков пальцев - сладкой дрожью. Сбивалось дыхание, и всё тяжелее билось сердце.
- Клио... - прерывисто прошептал мужчина, прошептал тревожно. Мгновение взрыва, миг высшей точки наслаждения, кульминации, близился неизбежно. Он мог сорваться в любой момент!..

- Ты... уверена?.. - прошептал мужчина.
Дышать постепенно становилось легче. Но желание продолжать никуда не делось, равно как и желание довести начатое до конца. Она всё ещё желала его. Можно было и прерваться. В конце концов, брать на реакцию мужчина был научен - счастье в виде зачатия при его жизни либо было ни к чему... либо в таком случае, им обоим всегда пришлось бы быть вместе. С девочкой или мальцом - дитём нимфы и человека
Клио же сама не желала останавливаться. Могла ли она сказать это, не отдавая себе простейшего отчёта в том, что произойдёт, если семя попадёт в неё? Или же твёрдо знала?
Решив не забивать себе голову этим вопросами, чувствуя, как унимается пожар, к которому уже успел привыкнуть, Лари лишь прошептал:
- Всё хорошо.
Ощущение близившегося взрыва постепенно отпускало. Успокаивалась кровь - впрочем, лишь для того, чтобы мужчина, вновь поцеловав Клио и затягивая поцелуй, дал любовнице чёткий и явный знак - продолжать. Ещё не унималось бьющееся сердце. Но, так или иначе, она должна как следует постараться, чтобы семя ударило внутрь. Рисковать Лари не желал ни при каких обстоятельствах, пусть и велико было желание исполнить то, что хочет она.
Вновь слились в долгом поцелуе их уста, и мужчина, снова положив ладони на талию Клио, начал едва заметно сопровождать её движения. Тело снова охватывал жар чувств - казалось, что целой ночи, до самого рассвета, не может хватить им обоим, чтобы напиться друг другом, чтобы лишиться чувств от происходившего с ними обеими. Не верилось, что для неё это впервые - пусть Лари и не видел крови. Не мог её видеть, не мог и почувствовать - та вязкая влага была отнюдь не кровью.
Ладони наёмника поднимались от талии по бокам, к груди нимфы. Одна, скользнув по рёбрам, начала ласкать грудь пальцами, вторая же, уходя за спину, легла между лопаток, и наёмник вновь прижал любовницу к себе, позволяя себе насладиться её телом, а ей - своим.

Она была полностью, безоговорочно согласна. Согласна на всё, что угодно, стремясь к чему-то большему, нежели то, что происходило сейчас. Желание Лари было и её желанием, и её тело с преуможенной чувственностью отзывалось на любое, даже случайное, движение, которое совершал мужчина. И наоборот, её желание Лари разделял целиком и полностью, отзываясь нежными и постепенно ускорявшимися движениями и биением трепещущего сердца, готовый принять любое буйство беспощадно переполненного чувствами тела. В очередной раз Лари предавался этому пульсирующему в сердце и в жилах наслаждению, ощущая, насколько нежна и бархатиста её кожа - настолько, что даже шрамы и ожоги на её руках не ощущались, будто исчезли. Небольшая, но упругая её грудь скользила в такт движениям по мужской груди, и изредка впивались в кожу, прокатывались по ней затвердевшие соски. Вновь у Клио судорожно захватывало дыхание, и вырывалось оно из её груди стонами, блаженными, выстраданными в сладких неземных муках стонами.
Наслаждение было далеко не предельным. Клио рвалась, будто стремясь не просто стать с ним единым целым - она будто желала находиться во власти его объятий вечно.
Будто она желала, чтобы Лари овладел ей всерьёз и надолго.
Руки мужчины теперь бесцельно скользили по изящным изгибам спины нимфы, не подчиняясь рассудку, стремясь найти то самое положение, в котором их тела смогут чувствовать друг друга, дышать друг другом полностью, неотвратимо утопая в океане томной, пылающей, горячей неги, утопая - и сгорая заживо. Казалось катастрофически мало того, что ноги её обхватили талию мужчины, что также нежно скользили по его спине её ладони, что её округлые плечи, грудь, всё её тело полностью принадлежало ему.
И снова просыпалось это ощущение, что могло рвануть ввысь, задержать на пике наслаждения - и сорваться обратно...

Счёт времени был потерян уже давно - окончательно, безнадёжно и бесповоротно. Более того - времени как будто не существовало вовсе, была лишь бесконечность, была лишь тьма осенней ночи, в которой были лишь двое - он и она, мужчина и женщина, пламя и шторм.
Не было никаких мыслей - было лишь слепое, горячее желание, было биение сердца, сладкие стоны Клио, наполнявшие слух, и снова всё это стремилось к кульминации, отсрочить которую Лари пытался, но - безуспешно. Иначе пришлось бы вновь возвращаться к тем чувствам, к той неге, в которую оба они были погружены с головой, в которой оба они утопали, задыхались, сгорали, в которой они уже не один раз рассыпались в пепел и воскресли вновь. Неопределённость нужна не была - наоборот, хоть эти мгновения и казались бесконечными, и горела кровь от желания растянуть их на вечность, горела кровь от ощущения того, что более это не повторится - так, как было сейчас, но - быстро или медленно, но - неизбежно - шло к тому, чтобы закончиться, как и всё на свете. Потому мужчина позволил ослабнуть своему внутреннему чутью, полностью доверяя себе, двигаясь так же глубоко, так же высвобождая силу, что была скована этим напряжением. И ответ не замедлил себя ждать. Под поясницей становилось всё тяжелее и тяжелее - и всё больше наслаждения и жадного желания - ещё! - переполняло мужчину, требуя хотя бы ещё немного времени, остаться - до последнего, прижимать к себе Клио - до последнего; ощущать горячее тепло и нежность её кожи - до последнего; слышать её сладкие стоны и ощущать прикосновения её влажных, мягких губ - до последнего! Не желая более ничего, мужчина продолжал ласкать Клио, чувствуя, что скоро произойдёт взрыв; дыхание его нарастало, становилось шумнее и сильнее.

Это передавалось. Это чувствовалось. Ощущение неотвратимо приближающегося взрыва. Клио сама чувствовала его приближение в своём теле. Время будто бы ускорялось, нарастало напряжение, натяг, яростно билась кровь. Пальцы Лари вцепились в талию нимфы, будто мужчина падал, пытаясь ухватиться за несуществующий выступ.
И в этот самый момент Клио огласила воздух самым сладким и выстраданным болью стоном за всё это время. Пальцы её вцепились наёмнику в плечи - вцепились мёртвой хваткой, не желая отпускать. Ноги её сильнее обхватили поясницу мужчины, прижимая его к себе. И, будто подхватывая, будто воспламеняя, импульс неземного наслаждения, его апогея, охватил и тело Лари. Сжав зубы и зажмурив глаза - пронеслась перед взглядом вспышка паники тёмно-серой змеёй - мужчина, вцепившись пальцами в талию Клио, пытаясь вырваться из нежного и мягкого капкана, не в силах сдержаться, вскинул голову, выдыхая - одним лишь воздухом, потревожившим связки, - тихий, едва слышный, стон, и содрогнувшись в охватившей поясницу и талию конвульсии. Вязкое семя вырвалось прочь. Из последних сил мужчина вырвался наружу, и два последних удара пульсом отозвались в разгорячённом органе - два удара, два рывка разгорячённой плоти, и два белёсых, горячих, тягучих росчерка окропили низ живота Клио.
Это произошло всего за несколько мгновений, и теперь наступила тихая, почти что глухая развязка. Оба они дышали в тишине. Клио уткнулась лбом в плечо мужчины и закрыла глаза. Некоторое время, несколько растянувшихся до минут мгновений он сидел, мягко обхватив рукой её за плечи, перебирая пальцами её непослушные тёмные локоны. Прочёсывал их. Наматывал кончики локона. Снова перебирал. Горячая плоть постепенно остывала. То же можно было сказать и о ней. Накатывалась усталость. Вялость.
Аккуратно подхватив нимфу за талию, Лари, нежно поцеловав её в уста, взял её за руки, улёгся на спину и расправил плечи, увлекая нимфу за собой, приглашая её лечь ему на грудь, что только сейчас начинала дышать ровно, глубоко - и легко.
- Ты прекрасна... - шептал Лари. Язык, как и в предыдущую ночь, не слушался рассудка - Лари сам не мог представить, что когда-либо так заговорит, - ...Звезда моей жизни... - продолжал он так же тихо и нежно.

Стоило привести себя в порядок. Было велико желание пройти до того водоёма и окунуться в него - в первую очередь, для того, чтобы смыть эту вялость и уснуть уже чистым. Но в сон клонило неизбежно, и даже то, что мужчина лежал обнажённый, едва ли причиняло какие-либо неудобства. Тело будто лежало под толщей тёплой воды. Мерно бежала кровь по жилам. Поднималась и опускалась грудь.
Сквозь полудрёму Лари почувствовал, как голова Клио легла ему на грудь, а поперёк диафрагмы легла её рука. Сверху обоих накрыло одеялом.
- Думаю, нам таки нужно поспать, Лари, - прошептала нимфа. Её тёплое дыхание лёгкими волнами бежало по груди наёмника. Взяв её руку в свою, Лари лишь прошептал в ответ, лишь чуть-чуть приоткрыв глаз:
- Да...
Взяв руку нимфы в свою и сплетя пальцы на своей груди, другой рукой мужчина обнял прильнувшую к нему Клио. Клонило в сон, и Лари, ожидая, пока сон не унесёт его с собой окончательно, глядя через полуприкрытые глаза в потолок, безо всяких мыслей касался пальцами изгиба обнажённой талии возлюбленной; другая же рука пальцами поглаживала запястье Клио. Приятно щекотали, ласкали кожу на груди её тёмно-русые, непослушные локоны. Обнажённое её тело прильнуло к телу мужчины, и в нём, так же, как и в своём, Лари через тонкую, нежную её кожу мог почувствовать эту томную усталость, что охватила её - гаснущие уголья от бушевавшего минуты назад пожара.
Дыхание не теряло силы, но становилось всё медленнее и тише. Почему-то Лари не волновался о последствиях - отчасти, дурная голова, но отчасти и из-за того, что на эмоции не осталось сил. Всё, на что сейчас способен был рассудок - это уснуть. И мужчина терпеливо ждал, водя взглядом из-под опущенных век по дерновому потолку, печи, голове Клио, окну, одеялу, что покрывало двух влюблённых друг в друга. Снова по потолку.
Сон сразил наёмника так же, как и всегда. Неожиданно - мужчина даже не смог запомнить этот момент, когда он проваливался в глубокий сон. Дыхание, так и не потеряв силы, стало совсем тихим.
Везде - в доме, в лесу вокруг дома - наступила тишина, наполненная лишь стуком дождевых капель, блестящими бриллиантами падающих с голых  ветвей, сбросивших листву.

Сон был невероятно безмятежным. Тихим. Лари будто покачивался в лодке, что неспешно шла по глади тихой, но полноводной реки. Река была невероятно ровной, будто зеркало; казалось, что по водной глади можно спокойно перейти на другой берег, или идти по ней в направлении широкого её русла, будто по дороге.
Чёрное, бесконечно чёрное небо было беззвёздным. Вокруг не было ни единого звука. Даже плеска воды.
Раза три за ночь Лари просыпался. Безо всяких дурных снов, без причин, без резкого открытия глаз. Просто - неожиданно для себя он будто всплывал из глубины, и перед его глазами расходилась туманная пучина. Сонная пелена улетучивалась. За несколько мгновений он вновь ощущал своё тело.
И все эти три раза его встречала тьма и тишина, тихое, едва слышное дыхание Клио, пробегавшее лёгкой, тёплой рябью по его груди. Всё так же лежала её рука - через всю грудь, около плеча, и ласкали кожу её локоны.
А когда Лари проснулся в четвёртый раз - так же спокойно и тихо - в сторожку били невероятно яркие лучи утреннего осеннего солнца. Оно не появлялось здесь с того самого момента, когда Лари был завербован на провальное мероприятие в Алом Доле. Пока он и его товарищи находились там, в городе, казалось, что эта гнетущая облачность будет вечной.
Снаружи редко оглашали безветренный воздух звонкими голосами птицы - те, кто последними улетит на зимовку, и те, кто останется встречать зиму.
Желание выйти наружу проснулось моментально. Увидеть солнце. Встретить осенний рассвет. Как давно Лари не сидел - так, безмятежно и спокойно, наблюдая, как встаёт солнце? Было достаточно живописных и красивых мест, которые он когда-то проходил. Некоторые - не один раз. Но народная мудрость гласила - "места надо знать."
"Давно ли рассвело?.."
Лари чуть повернул голову, не желая разбудить Клио. Она всё ещё спала. Прошедшая буря, что разразилась между ими двоими, измотала и оставила обоих уставшими - уставшими настолько, что слабело желание близости, пусть и было оно почти непреодолимым.
Осторожно - так же, не желая разбудить, - Лари набрал воздуха в грудь и устремил взгляд в потолок, попутно чувствуя, как начинает постепенно приходить в себя затёкшая рука, в объятиях которой спала Клио.
Это было подобно бесконечности - и одновременно с этим, настолько хрупким. Могло это прерваться в любой момент, любым движением, любым звуком.
Но если бы Клио проснулась сейчас - Лари точно забрал бы её с собой к озеру. В конце концов, теперь им не представлялось нужным стесняться друг друга. Не говоря уже о том, чтобы встретить рассвет - который, как чувствовалось, наступил совсем недавно.
Её платье лежало на полу. С отпоротыми рукавами, с прорехами, что остались от попытки бегства... нет, не от Лари. От себя самой. Рядом же лежали сапоги и брюки мужчины с распущенным ремнём. Где-то в стороне - камиза.
Лари молчал, терпеливо ожидая, пока Клио не проснётся.

Дыхание нимфы вдруг стало сильнее - на пару мгновений, чуть более шумным. Это было верным признаком того, что она проснулась. Вторым было то, что она крепче прижалась к нему. Её голова зашевелилась; Клио подняла голову, и мужчина встретился с ней взглядом.
- Нужно было разбудить меня, раз проснулся.
- Зачем? - улыбнулся Лари в ответ, - Торопиться нам ведь некуда.
Да и - помимо этого, Лари крайне редко позволял себе после побудки подолгу валяться в постели. Особенно - если с ним разделяла постель девушка, и уж тем более, такая ласковая и очаровательная, как Клио. Наёмнику казалось, что если он изложит свои мысли нимфе - та его поймёт. Поймёт, наверное, и со своей точки зрения.
Нимфа нежно провела рукой по локонам мужчины, ласково улыбаясь.
Наморщив лоб и вскинув брови, мужчина проморгал глаза. Его пальцы задумчиво, бессистемно перебирали локоны Клио - мужчина чувствовал, что затёкшая за ночь рука так полностью и не отошла. Ток крови только сейчас наполнил её до конца.
- Кажется, на улице прекрасная погода, - сказала Клио, - Можно было бы немного пройтись.
- Да, надо бы. Есть желание ополоснуться в том озерце, - ответил Лари, опустив взгляд на Клио. Было крайне интересно, насколько сильно будет она стесняться, увидев хотя бы на пару мгновений его обнажённое тело - одежда его лежала в двух-трёх шагах от кровати. Всё-таки, тогда, вчера, была ночь, а темнота скрывала всё - и наготу, и стыд. Казалось, что тогда Лари не видел её всю - помнил он лишь её шею и плечи. Остальное ощущалось телом, и - ничуть не хуже, чем взглядом.
- Встаём. Сходим до того озера, встретим рассвет, - кивнул Лари, разворачиваясь к нимфе. Наклонившись к ней, мужчина, положив свободную руку нимфе на плечо, нежно поцеловал её в губы и откинул одеяло, намереваясь подняться с кровати и одеться.