- Я… прости, мне жаль.
Клио поспешно отвернулась к окну.
Даже когда она говорила, говорила она дрожащим голосом. Это заставляло вспоминать тринадцатый - или двенадцатый - год жизни Лари, когда его мама не проснулась утром. Это заставило вспомнить совсем недавние события, когда на месте отцовской мастерской Лари увидел пепелище, а в могиле матери лежало и тело отца - чуть была расширена могила. Такое могла излечить только дорога. Дорога - и хоть какое-то занятие, которое может отвлечь! На первых порах Лари участвовал в сплавах речных караванов по Серебрянке - дружная команда и авральные работы во время погрузок-разгрузок и перекладывания парусов на ладьях здорово отрезвляли. В команде был ещё один сирота и его, как и Лари, завлекала эта работа, и, будто за шиворот из омута, вытаскивал из накатывавшего отчаяния и бессилия дружный, задорный клич двух десятков голосов: "ой - раз! ой - два!.." - казалось, что только с этой целью и был придуман этот клич.
Но наёмник понимал, что едва ли можно вернуть к жизни хоть кого-нибудь из них. Можно было бы - всяк живущий разучился бы ценить то, что имеет. Жизнь, честь, человечность - то, что давалось лишь раз. И как тяжело было вернуть оскорблённую честь, как почти невозможно было раскаяться в кровожадности, похоти и алчности - так и совершенно невозможно было вернуть усопшего к жизни. Попытки, безусловно, были, но цену их видел Лари в Скалистых Горах. Сколько скитались эти эльфы по горам? Пять сотен лет? Больше? От них остались лишь скелеты, бездушные скелеты, в которых бились неупокоенные души. Всё, что могли они - лишь передавать мысли, как говорил с Лари тот, кто был их командиром.
И это явственно говорило - если попытаться вернуть человека к жизни - либо не произойдёт ничего, либо станет хуже.
Лари поднял взгляд на Клио, по-прежнему стоявшую около окна. И когда он понял, что она не намерена поворачиваться - сердце больно кольнуло. Настолько больно, настолько тревожно, что Лари будто парализовало - наёмник, едва отдавая себе отчёт в том, что он делает, отложив щётку в сторону, поднялся с кровати и подошёл к нимфе. Осторожно взяв её за руку, тяжело вздохнул и молвил, по возможности, как можно твёрже - но тихо, с состраданием:
- Не плачь, прошу тебя.
Лари не привык жалеть себя - ещё Харс, который был как командиром, так и наставником, говорил, что нет более низкого греха для воина, чем жалость к себе. Это Лари усвоил от него в первую очередь, хоть он и не был ни рыцарем, ни мудрецом. Он был лишь опытным наёмником, но то, к чему он стремился, чего ожидал от себя и его бойцов, что в итоге хотел создать - осталось загадкой, которую он унёс в могилу. Точнее - на небеса. Вместо с ослепительным светом, в который преобразовалось его мёртвое тело на глазах у Лари.
Вторая рука осторожно легла нимфе на плечо.
Сердце билось с болью - и казалось, что её, такую боль, Лари не испытывал очень давно.
Отредактировано Лари Нартелл (08-04-2018 12:36:05)