Поселение Косогорье.
    Некрепкий частокол, обходящий холм полукругом. Густой лес окрест в полулиге был вырублен, то там, то тут виднелись избы овцеводов, охотников, кожемяк и прочих. Приземистые северные житницы, маленькие, полузакопанные в землю и землей же обсыпанные. Заткнутые щепом, бревном и соломой. Серые утренние небеса и холодные ветры, обдувающие воинов с железными топорами и длинными бородами у ворот. Люди… суровый и неизвестный прочим народ, что пять сотен лет назад был создан и до сих пор ставил эльфов и драконов в тупик. Люди, что не имеют в душе скрепов, что идут по землям свободнее орков. Люди, народ слабейший и народ наиболее пугающий.
     Бран шагал по тоненькой тропе от леса, под ногами его хлюпала грязь и напополам с этим хрустел, чавкал снег, вздыхали ледовые лужные корки. Кусты водили по ветру голыми еще ветвями. Карие пташки взирали с тех ветвей. Вдали виднелся невысокий обрывистый холмик и людской огражденный поселок на нем, глядящий вяло оживающими улочками. Выходили на ручей стирать бабы, у одной под грудью спал пухлый малыш, закутанный в полотняную люльку и тянущий материнский позвоночник к земле. Над Косогорьем виднелась сложенная из камня и бревен трехярусная башенка местного старосты, ведуна-шамана, дуида четвертьэльфийской крови.
      Рхатассар бряцал кольчугой, которую стащил с Троезубового кургана. Ему жутко нравилось новое приобретение и делало оно его почти солидным воином. Статный и крепкий юнец в сапогах из толстой кожи, добрая стеганка под чистую кольчужную рубаху, короткий черный плащ до крестца с капюшоном и серебряной эльфьей застежкой. Толстые брюки, кои утягивал пояс с двумя короткими топорами, бурдюком и кинжалом. Почти солидный… ежели бы рядом не шагал двухметровый убийца с длиннющим клинком.
      Бран не производил никакого шума, кроме липких шагов босыми ногами по снегу. Набедренная повязка из шкуры схожей за львиную. Пояс с зачарованной заклепкой, в котором покоился прижатый кошель, всякие сыпучие порошки, шарики и яды для битвы с тварями - это все, что было на нем. Только это и ремень через грудь, придерживающий на спине белый как звезды в ночных небесах клинок. Недлинные волосы были стянуты на затылке и острижены по бокам на варварский лад. На могучей груди виднелись следы трех магических царапин от вампирицы с Троезубого кургана. На гладкой суровой роже такие же три полосы рассекали ровные губы, переносицу и бровь. Темная дурында прокляла айрес, пока он всаживал в нее окончательно свой меч, а Рхатассар выплевывал ее руку прочь и обходил костяную насыпь кругом, порыкивая и отгоняя мелких культистов. За убийство их местный войт-друид обещал много, потому на поясе айрес висела голова вампирши и шестнадцать когтистых кистей правых рук культистов. Мешок пропитался черной и красной кровью, пах темной магией, хотя запахи молодого айрес и дракона перебивали всю эту смердь.
      - Чую здесь лесного брата, дриаду, нимфу… лешего, лесодуха, фею ли, альву, фавна, сифаль… природой пахнет. - Молвил Рхатассар, когда они подобрались к городу на четвертьлиги. Крепкая ладонь его указала на рунный камень близ Косогорья и на вкопанные вокруг него резные столбы богов. Бродили меж ними тени, какой-то воин пританцовывал красный и полуголый, поддерживал пламя… на свой странный лад. Виднелись фигурки пленных рабов, коим за их поганые характеры следовало выпустить кишки и отдать лесным детям… местный друид такого подхода к праздникам не одобрял, но люди чхать хотели на его одобрение, когда дело касалось кровавых жервоприношений, культура такая, традиции предков и демографические соображения.
   - Празднества играсилинские, здесь светлые боги тоже в почете. – Ответил Бран, лишь мельком взглянув на тотемы.
   - Скорее природа, с легкой насыпью из светлых эльфийских литаний и людской кровожадности. Хорошо, здесь люди не скрывают себя за своим светом, убивая дриадские леса ради «общего блага» и изгоняя нимф из их озер ради… рыбной ухи. – Рхатассар похлопал по обоюдосторонним мешкам, перекинутым через спину Рилдира. Воздух пах хвоей и орешником. – В том люди, все в своих желудках и чреслах, в жестокости… даром что не как эльфьи фанатики со своим светом. Люди свои желудки и чресла светом прикрывают… вот это…
   - Я тоже слышал рьяную проповедь Коэмейна, можешь не повторять слово в слово друидские пустословия. Этому друиду торговля с лесолюдами в зиму и в лето помогает, несложно любить природу и беспокоиться о дриадах, когда тебе дарят орехи и ягоды, лечат скот и детвору. – Ответствовал ему айрес, разглядывая с презрением людского блотанна. Жрец, исписанный черной краской из жутко вредных смесей, выглядел как сумасшедший… Вокруг него вились хороводом первые ученики. Довольные своими ролями, они кормили пленных воинов клана Копеграда, выволоченных с лесной тропы и избитых. Патрульные, охотники, может просто охочие до диких сокровищ природы новомодные… авантюристы. Все одно, вышли из приморского городка они счастливые и воодушевленные, а теперь сложат свои головушки на праздничную плаху. Бран уже даже не дивился людским причудам, не бил по затылкам своей ладонью, пытаясь образумить дурной народец, только взирал, как жрец природных жадных и равнодушных богов привязывает к камню бородатого предводителя копеградских… авантюристов.
    - А как к этим жертвоприношениям дриады и нимфы относятся? Вот так просто: поди да руби близ наших лесов глотки, а мы вроде как с краю, поглядим да посожалеем? А староста здешний, войт, ведьмак, друид, жрец… кто он там. Жидкая в нем капля крови старших эльфов. Ох, как некультурно... - Дракон дразнил своего опекуна, который и без того висел на волоске и непрестанно вынужден был убирать ладонь с рукояти меча и сплевывать в снег с таким выражением, будто наглотался беличьего навоза.
     - Твой народ и вовсе людей, эльфов, всех жрет, порой и друг-другом не брезгуют… - Хмуро бросил через плечо айрес. Дракон принял эту попытку бросить камень в ящерский огородец, но лишь лениво отмахнулся.
     - И прямо в том признаемся. Вот ты знаешь, что я только и жду твоей гибели, чтобы попробовать на вкус твои куриные крылышки, и нет меж нами недопониманий. Все ясно, драконы едят всех и всё, ты предупрежден. Рилдир вон тоже знает, что когда-нибудь я проголодаюсь и слопаю его. Честно. А ты спроси у того жреца, зачем он глотки режет. Тут же выискаются предки, боги, великая гармония природы. Ведь никто не скажет “я жестокий сукин сын и люблю вид крови”. - Кажется, их хаотичный диалог обмер на этой фразе и пришел к своему завершению, пока они не миновали калитку какой-то низенькой до пояса каменной оградки местного охотника. Запах мяса, кожи, внутренностей и крови перебивал желание философствовать и болтать о пустом. Дракон потянул носом, остановился, принюхиваясь и глядя как мальчонка лет семи свежует трех крольчат. Маленькие мозолистые ладошки его были в крови, сам он раскраснелся и до рукавов промок, споласкивая тушки в корыте. - Давай меняться, господарь мальчонка, ты мне кроля, я тебе вон того плетущегося бесполезного и покоцанного айрес, фунтов двести выйдет, может больше, кость у него тяжелая правда и мяса почти нет.
      - Иди ты, плут. - Бросил мальчик, вставая со свежевальным ножом в руке и глядя из под детских бровок карими глазами. У него были сопли и выглядел он чрезмерно бледно, словно болел животом или сердцем. Дракон лишь растянул свои губы в неприятной, проказнической улыбке. Черные глаза Рхатассара скользили по мелочи почти хищно.
      - А ведь обидят вас с Милой когда-нибудь, ой обидят… почему старосте не сказал, что родителей похоронили? - Айрес остановился, разглядывая жертвенный круг уже в непосредственной близи и почесывая рукоять своего меча за плечом. Мускулы его переливались, бледная кожа натягивалась, серые радужки глаз теснились широким злым зрачком, дрожащим и поблескивающим в сером рассветном полумраке.
      - Он дом мой Халлегу отдаст, а это мой дом и Милы. Халлегу я кишки выпущу, пусть лишь ступит на отцовскую землю. - Мальчишка сплюнул в собственную траву совсем по-взрослому, дракон резонно кивнул.
      - Правильно, нечего делиться, твой дом, твои кролики и твоя Мила… а чего ты бледный такой, за грудинку держишься? - Рхатассар глядел своими черными зрачками на мальчонку, тот сел на камень, глядя себе под ноги. - Ага, доброе у тебя тельце, если ты так просто лихорадку пережил… месяц, да? На ногах и без родителей. - Пока айрес делал короткие шаги по талому снегу в сторону далекого все еще круга жертвоприношения, дракон переступил через ограду и сел рядом с мальцом, зажав его ладонь со свежевальным ножом.
      - Пусти, плут… здоров я. - Мальчишка сплюнул в землю кровью и отвернулся бы, коли драконья ладонь не держала его крепко в том положении.
      - Умрешь. - Равнодушно молвил дракон в детское суровое личико, ребенок сморщился и оперся грязной стопой о его колено, пытаясь выбраться, завозился вяло, плюнул ему в лицо, оросив свою рубаху, стал браниться, да так, что взрослые бы позавидовали.
      - Пусти, и прочь из моей головы, ведун… прочь, я сказал… пусти! - Мальчонка перестал вырываться, по телу его растеклось спокойствие и драконья воля, петляя и кружась, опустилась снегопадом на поля его разума. 
      - Умрешь, мальчонка, если меня слушать не будешь. Жизнь у тебя стоит что корыто с дерьмом, а смерть чего, придет, заберет хладный трупик, закопают тебя под весенним дерном и забудут как звали через месяц. Слушай… не вырывайся и слушай, пока говорю, человечий жеребенок, упрямый и норовистый. - Дракон вынул из-за пояса маленькую склянку, коей потчевал своего раненого друга, чтобы хоть как-то унять магическую лихорадку и излечить, вручил мальчишке. - Бегом в дом и неси мне браслет материнский, тот что золотой. Не упрямься, хочешь жить плати золотом, так взрослые поступают. Ты ведь взрослый?
      - Пуганный… - Молвил мальчишка уже куда спокойнее, хотя в глазах его и полыхала тень праведного гнева. - Это единственное что от матери осталось, не дам.
      - Ты и Мила, вот что от матери твоей осталось. А золото потускнеет и все-равно ко мне придет, годы минут. По земле или воде, прильет твой браслет в мою сокровищницу человечьей кровью, войной, торгом, чем угодно, и умрешь ты зазря. Получится так, похоронив единственное, что матерью твоей в этом мире оставлено было с любовью. Дурные вы человеки, все вам надобно объяснять. - Дракон ткнул пальцем в сторону массивной двери, черные глаза его глядели на прикусившего губу мальчонку, тот кивнул. - Неси браслет, будешь жить. Скажи нет и помрешь через две недели в своей избушке. Болезнь у тебя дурная. Лихорадка разобьет и дрожь, будет страшно и плохо, грудь заложит, в глазах слезы встанут, а после дышать перестанешь и все, смерть, перестанет биться твое сердце. Неси золото, будешь жить. - Дракон пустил руку мальчонки, тот неверно встал, обронив свой свежевальный ножичек, побрел в сторону двери и вскоре вышел, неся на ладони золотое украшение. Таких украшений покамест в дикарских землях не видывали и не делывали, плетенье символов, добрая ковка… вышла из рук эльфийского или гномьего кузнеца, вестимо, хотя пахла драконом, будто хранила в себе частичку души убитого собрата Рхатассара, пусть собрат тот и был темным, злым, гневливым и прожорливым, но оттого собратом быть не переставал. Дракон положил ладонь на безделушку с историей. - Что папка тебе про браслет говорил?
      - Ничего, взял в набеге на Муренские земли… - Мальчонка спрятал свои бледные рассеянные глазки. - Украл из общей кучи трофеев, чтобы мамке выкуп достойный дать… и дал, оттого она за него и пошла.
      - Понятно, радует, что у вас есть работорговля… - Пробормотал дракон себе под нос, положил ладонь на браслет, мальчик дернулся, но руку не отнял. - Чего стоишь, отдавай и я тебе свое лекарство отдам.
      - Тебе меня легче обмануть, лучше пусть я выздоровею, а после дам тебе плату золотом… - Он поглядел дракона и тот расплылся в широчайшей ухмылке.
      - Есть в тебе жилка, мальчонка, да только выбора у тебя нет. Веришь и платишь, или оставляй себе свою драгоценность и умирай с ней, мне некогда… кажется, мой друг сейчас учинит здесь жуткое насилие, а платить будем за это насилие вдвоем. - Рхатассар вновь вытянул твердый флакон из-за пояса, зубами откупорил крышку и вложил в свободную ладошку мальчишки. - Пей сейчас, и золотом плати сейчас. Это зелье эльфов и нимф, коим они с вашим грязным родом еще долго делиться не будут. Ну же… - Рхатассар нетерпеливо потеребил ручонку с украшением, мальчик отпустил и жадно приник к горлышку, сделал глоток, а после закрыл пробкой и сел в грязь задницей. - Потерпишь, час пройдет и… а, к черту. - Вдали послышались жуткие предсмертные крики и топот людских толп, дракон засунул браслет за пазуху и быстро перемахнул через каменную оградку, скользящим широким ходом преодолевая расстояние до окровавленного уже круга жертвоприношений, фигура его опекуна распростерла крылья, вдаль убегали бывшие пленники, а фигуры богов оросились каплями крови. Запахло внутренностями и наружностями, запахло мертвецами.
*****
    Они сидели в темной яме, кою выкопали давным давно для всяких нарушителей спокойствия и пленников, а ныне использовали как летнюю кладовую, прохладно было, но сухо. Айрес спокойно скрестил ноги, сложил ладони на бедра и сидел посередине. Рядом примостились кувшины, бочонки и корзины с продуктами, так что пленные не голодали, хотя староста и запретил дракону подъедать общественное имущество, но тот чхать на это хотел. Рхатассар пожирал вялые остатки зимних запасов, разлегшись на полу и глядя в дощатый потолок над которым были вкопанные в землю бревна, а меж ними прослойка из чего-то еще. - Ты мог бы сжечь эту халтурную темницу, я тоже… - Гипотетически заметил голодный дракон. Он мог бы обернуться в свою истинную форму, выкопать лаз за часок, может меньше... или просто пробить лапами и мордой деревянный люк. Их сил напополам с айрес хватило бы, чтобы вырезать и убить большую часть поселковых воителей, а потом стать здесь государями, может даже князьями, как им самим то было бы желанно… но вместо того они сидели в тюрьме.
      Айрес чувствовал свою вину и молчал, хотя в раскрытых глазах его и полыхали остатки того праведного гнева, который похоронил местного жреца и убил всех его учеников. Гнев внутри него не дозволял несправедливости быть такой явственной, такой до ужаса… обыденной. Он не мог позволить резать глотки… и при том сам перерезал в этот день немало глоток.
       - Ты виновен, правда. Незачем было вмешиваться в то, чего не понимаешь. Люди еще пять веков проживут, и еще три по столько же, прежде чем поймут, что резать друг-другу глотки ради богов - дурно. Некоторые поймут это раньше, а некоторые никогда не поймут… да и дурно ли то взаправду? - Дракон говорил за двоих, разглядывая своего собеседника. Оружия при них не было. Для видимости оружие их закрыли в приземистом амбаре, золото Рхатассара свалили туда же, пони пустили пастись под присмотром местных пастухов.
       - Это неправильно… и мой меч доходчиво объяснил каждому, кто желает продолжить. Если боги не наказывают за подобное или поощряют такое, то у меня есть меч, он дает большее право судить, и я рассудил, что…
       - Восемь мертвецов взамен на шесть живых пленников, кои вернутся в свой Копеград и расскажут старшине, что приключилось в тутошней стороне. Умей люди считать, насчитали бы четыре сотни душ мужичьем, стариками и юнцами копеградских, а сюда придет сотня и даст хорошеньких местным жителям за обиды. Будет учинено грабительство и кровная месть, а твой суд… да плевать на твой суд всем будет. Благородный айрес, глупый айрес, гордый и пылающий своей гордостью. Не пойму я порой вас… вот вы блещете умом и говорите ладно, а вот становитесь несносными дураками, коих слушая одурнеть можно. - Дракон глядел на него черными глазами насмешливо, проказничал и дразнился, уже привыкший к непонятному милосердию своего товарища.
       - Я не воспитатель, чтобы говорить заумности и научать людей. Три четверти века здесь стоит селение и друид заправляет им, дружит людей с лесными народами, учит их жить в божеском и природном праве, а они все еще режут глотки. Или должен был я пройти мимо и посчитать, что так и должно быть? Не зарывайся, маленький драконенок. Мудрость твоя еще не близка. Когда меч мой покидает ножны, он говорит “Нет”. Горе тому, кто не остановится при его предупреждении. Я сказал свое слово, а теперь замолкни и перестань объедать селян, нас и без того кормят недурно. - Бран закрыл глаза… чувствуя запах орешника и еловых древ. Настоящий праздник должен был начаться на неделе и вскоре в маленькое селение должны были стянуться с густых и безбрежных лесов окрестных дриады, нимфы, добрые и ничейные духи природы, беззлобные пакостники, добрые помощники, лекари и проводники, всякие, какой только чуди здесь не объявиться к ночи великого Веллтейна, оставались сущие дни, может неделя до того часа, когда за городом растянутся огоньки празднества. А после праздника их будут судить на вече и приговорят может к чему не глупому, хотя пленники и могли в любой момент сбежать...