Это был долгий перелет. Паландаросса потратила на него более чем достаточно времени, даже больше, чем она рассчитывала изначально, вновь поднимаясь в небо. Желания оставаться поблизости от той гробницы и уж тем более хоть как-то общаться с представителями бескрылого племени в ней умерло как минимум на неделю, а может и на две. Как повезет. Рано или поздно магия того распроклятого жреца даст о себе знать, и Паладе опять придется, забыв о своих желаниях и неприязнях, искать какого-нибудь смертного недотепу, дабы вызволить его неразумного из оков очередной напасти, порожденной его же собственной бестолковостью. Пока же она намеревалась отдыхать. Отдыхать долго, размеренно и с особым удовольствием. Именно так, как и полагается уважающему себя дракону. Она вернулась в земли Гульрамского халифата. Ей там нравилось куда больше, чем в родных Скалистых горах, а может золотой просто хотелось подобным образом исключить возможность столкновения с очередной горсткой смертных, вообразивших из себя профессиональных искателей приключений и борцов с нечистью. Все же приключение в гробнице ее изрядно утомило, да и в конце концов, кому не нравится отдых в тех краях, от которых до моря хвостом подать?
Море Паландароссе нравилось не меньше родных гор. Под его шум было приятно засыпать. Еще приятнее было засыпать, зарывшись в нагретую гальку или песок. Впрочем, сегодня самка устроила себе лежбище не на берегу в какой уединенной бухточке, а в густых лесах Гульрама. Драконье тело, пускай и чрезвычайно могучее и выносливое по сравнению с хлипкими тушками смертных, все же требовало отдыха после столь длительного перелета. Требовало оно и пищи. Пришлось насыщаться плотью здешнего зверья, хотя и золотой куда больше по душе были самоцветные камни и кристаллы. В конце концов, у нее не было особого выбора. Пришлось хватать то, что подвернется под лапу и поскорее устраивать себе более-менее удобную лежанку, приминая крепкими лапами и хвостом кустарник. Ей было даже лень привередничать, не то что долго выискивать где же именно можно раздобыть такой драконий деликатес, как самоцветные камни. Недолгая охота и куда более неторопливый ужин, да Палада свернулась на устроенной ей лежанке в самых глубинах леса, куда бы вряд ли рискнул сунуть свой нос какой-нибудь недалекий человечишка. Даже разбойники и те вряд ли бы стали лезть в такие дали, да и вряд ли бы оно у них вышло. Там, где улеглась передохнуть драконица, растительность оказалась до того густой, что чешуйчатая без особого труда скрылась в ней. По крайней мере хищник, случайно пролетающий над чащей, вряд ли бы смог заметить скрытое древесными кронами, молодыми побегами и кустарником существо. В тени деревьев золотая чешуя не сияла столь ослепительно, как на солнце, а посему едва ли могла выдать издалека.
Впрочем, так или иначе, но сон драконицы не был долгим. Его бесцеремонно оборвали. Точнее оборвало. Ощущение. Настойчивое и навязчивое, проникающее в мозг и говорящее о том, что не столь далеко есть существо и существо достаточно могущественное, чтобы настолько сильно пахнуть магией. И звуки что тревожили ее сон до этого... необязательно обладать столь отменным слухом, как у дракона, чтобы услышать такой грохот. Раздраженно заворчав, чешуйчатая заворочалась на своей подстилке из растительности, но глаз так и не открыла. Ей не хотелось просыпаться, она пыталась игнорировать сам факт присутствия разящего магией существа, однако избавиться от пульсирующего в подсознании тревожного огонька Паладе не удавалось. Хвост хлестнул по земле, попутно содрав жесткой чешуей кору с ближайшего дерева. Паландаросса, устав бороться за право вновь спокойненько заснуть, резко вскинулась и подняла голову, зевая. Несколько непроизвольных язычков пламени мелькнуло между зубами.
"Только посмотрю. Это не моя территория, не мне ее и защищать, но я посмотрю и спокойно завалюсь обратно спать, зная, что никто мне больше не помешает," - примерно такие мысли крутились в громоздкой драконьей голове, когда Палада со всей присущей золотым драконам грацией и плавной текучестью движений пробиралась сквозь лесные заросли. Прочная чешуя защищала от царапин, силы мышц хватало на то, чтобы попросту сносить всякую преграду со своего пути, природной ловкости и гибкости оказалось достаточно, чтобы при надобности проскальзывать мимо слишком больших и крепких препятствий. Было в этом существе нечто... змеиное. Драконица не скрывала своего приближения. Не таилась и не старалась не шуметь, хотя бы просто потому, что это было невозможно, а потому рассчитывала на то, что чужак, потревоживший ее сон, уже осведомлен о присутствии кого-то подобного. Впрочем, выбравшись на очередную поляну, представлявшую собой теперь место настоящей бойни, драконица все же коротко и низко зарокотала, этим относительно мирным рыком подчеркивая сам факт своего появления. После, моргнув, она осмотрела поляну. Кровь, волки, олень. Все последствия чужой охоты, а хищник вот он, перед ней, пускай и под двуногой личиной. Чуть вскинув голову, Паландаросса смотрела на чужака оценивающе с высоты своего роста, но признаков враждебности не выявляла. Не торопилась она и первой завязывать диалог, уступая эту привилегию самцу.
http://s3.uploads.ru/QVcOa.jpg

Запах звериной крови щекотал обоняние, возбуждая вновь проснувшийся аппетит. Пожалуй, Палада была бы не против еще немного перекусить. Хоть плотью, хоть камнями, хоть еще чем, что подвернется под ее когтистую лапу. Вероятно, перед сном она недостаточно насытилась, а может ее собственный организм решил над ней немного подшутить, решив, что стресс от прерванного сна и внезапного беспокойства лучше попросту заесть. Благо, что драконицам не стоит беспокоиться о лишних дюймах в области талии! Другое дело, что ситуация совершенно не располагала к тому, чтобы думать о том, как набить собственное брюхо. Перед ней было существо. Существо, которое следовало принимать за сородича. Особый запах магии, окружающий собратьев-драконов, Паландароссе был прекрасно знаком, а подделать его едва ли возможно. Это значило, что в кои-то веки золотой перепала возможность пообщаться с кем-то подобным себе или относительно схожим. Ради такой оказии можно было даже немного пожертвовать своим драгоценным отдыхом, уделив внимание собрату. Вопрос теперь только в том, настроен ли он вести диалог и какой именно перед ней дракон. За свою жизнь Паландаросса встречала и других металлических, и парочку самоцветных, хоть и показались они ей до крайности странными. Помнила она и встречу с молодым синим самцом, что, заметив куда более крупную золотую самку, предпочел ретироваться и не искушать судьбу. Общение с сородичами всегда дело непростое, даже если они одного с тобой вида и подвида. Впрочем, сегодня они были на нейтральной территории, а это существенно упрощает дело. Самец тут появился недавно, Палада слишком часто отдыхает в лесах Гульрама и она бы не могла не заметить за столько-то времени присутствия оседлого дракона или его логово. Сама же она не считала эти земли своими, сокровищницы здесь она не устраивала, лишь ненадолго припрятала свои пожитки, но не более того. Им делить было нечего.
Самец враждебности не проявлял, не кидался защищать добычу, чем порой грешил молодняк, но проявлял учтивость, которую Паландаросса встретила положительным гулом, затем села, напоминая теперь нечто среднее между кошкой и гигантским ящером. Синие глаза по-прежнему внимательно следили за действиями чужака или точнее сказать незнакомца. Спокойно, но с определенной долей интереса. Примерно с этим же выражением Палада наблюдала и за чужим обращением, лишь чуть позже вытянула шею и вскинула голову повыше, дабы как можно лучше разглядеть самца. Крупный, сильный. Явно из старших. Его шкура была попорчена отметинами. Интересно, сколь силен должен быть противник, чтобы настолько ранить дракона? По своему опыту Паландаросса прекрасно знала, что тела драконов весьма скоро оправляются от травм. Впрочем, спрашивать о том было бы верхом грубости. Все же некоторое чувство такта за свои пять с половиной сотен лет золотая успела воспитать в себе. Окрас серебряного самца показался ей тоже несколько странным, но она видела не так уж много серебряных за свою жизнь, чтобы слишком сильно озадачиваться подобным тоном чужой шкуры. Самка лишь вновь одобрительно зарокотала, вполне довольная таким знакомством, что не привело к каким-либо проявлениям враждебности, а после опять продолжила следить за действиями другого дракона, раздумывая как поступить дальше. Сменять обличье ей не хотелось, ибо шел дождь, звонко барабанящий по жесткой золотой чешуе. Ощущения сырости на людской коже казались Паладе слишком странными и необычными, однако все решил рубин, вдруг предложенный серебряным.
Драконица скосила на камень задумчивый взгляд, затем вся нахохлилась и встопорщила чешую, да гордо вскинула голову, на этот раз взглянув на самца. Что ж, так и быть, раз он желает преподнести ей в дар этот камень, так зачем же отказывать? В конце концов, даже самцы двуногих дарят самкам угощение, дабы расположить их к себе. И вновь короткое одобрительное урчание прозвучало со стороны золотой. Пожалуй, именно этот подарок (или же то, что самка приняла за подарок) привел ее к окончательному решению. Цепкие когти подкатили камень поближе. Несколько мгновений самка разглядывала его, затем воззвала к той магии, что позволяла ей принять человеческую личину.
- Паландаросса, - представилась драконица, на этот раз представшая перед новым знакомцев, назвавшимся Акхаросом, в облике людской женщины. Крепкой, сильной и мускулистой. Золотые волосы крутыми завитками ложились на обнаженные плечи. Она удерживала рубин на ладони, продолжая заинтригованно разглядывать его грани. Паладу никогда не волновала нагота. Она была слишком драконом, чтобы всерьез воспринимать условности общества двуногих. Честно сказать, золотая не совсем понимала, почему люди так смущаются собственных тел. Понятия людских приличий ей тоже были довольно далеки. Среди смертных она носила одежду лишь для того, чтобы никого не смущать и не вызывать лишнего внимания. Сейчас подобное казалось ей без надобности. Впрочем, Палада все же окутала себя слабеньким огненным заклятием, призванным согревать ее двуногую оболочку, что была куда более восприимчива к погодным условиям.

Реакция самца оказалась неожиданной и крайне забавной. Это напомнило Паландароссе те первые ее попытки выйти в общество двуногих в образе им подобной. Да-да, не зная ценность одежды и привычек смертных немного трудно угадать, что у людей не принято ходить голышом среди бела дня, да еще и едва ли не по главной улице селения. Довольно скоро Палада поняла, что привлекает в себе слишком много внимания. Одежда же была способом избежать этого. Пришлось подстраиваться и подражать смертным, чтобы не выделяться на их фоне и с более-менее ощутимым успехом исполнять обязанности, возложенные на нее слугой Имира. Примерно таким же образом драконица и поняла, что некоторых смертных смущают ее глаза, по некому не очень-то понятному стечению обстоятельств сохраняющие вертикальные зрачки и выдававшие в ней существо совершенно нечеловеческой природы. Когда тебя из-за этого опознавательного признака периодически принимают за демона, волей-неволей приходишь к мысли о том, что надо как-то маскироваться. Большинству окружающих не так-то уж и сложно внушить посредством телепатии мысль о том, что ты вполне нормальна, но подстраховка повязкой тоже не казалась Паладе лишней, да и слепая женщина-рыцарь - это даже по-своему забавно. Благо в этой ситуации не надо было скрываться! Сородич есть сородич. Ему должны быть чужды людские заблуждения. По крайней мере, так считала Паландаросса, убежденная в том, что драконы - единственно совершенные существа на Альмарене. Впрочем, его реакция несколько смутила чешуйчатую. Она-то не считала свой внешний вид и наготу странными или неуместными.
Такое поведение со стороны Акхароса наталкивало на определенные мысли, но пока крылатой не хотелось думать о том, что этот самец слишком очеловечил. В конце концов, он очевидно старше ее, а значит и куда более далек от глупостей и заблуждений. По мнению Палады, не мог умудренный опытом столетий, если не тысячелетий, дракон поддаться пагубному влиянию людей. Глупить и увлекаться ерундой, отрицая свою дикую и хищную натуру - это прерогатива молодняка с мягкой шкурой. Да и, в конце концов, серебряный извинился и вполне объяснил эдакую странность. Молча выслушав его, золотая лишь коротко кивнула, сохраняя вполне присущую ее подвиду горделивость и степенность манер и движений. Искать ссоры она не собиралась. Не собиралась искать и драки. Паландаросса давно уже поумерила норов, отдавая предпочтение не эмоциям и инстинктам, а доводам разума. В драке у нее будет определенное преимущество из-за размера и большей подвижности, если потасовка завяжется в лесу, но и не более того. В большинстве случаев ей бы пришлось отступить. Да и они оба металлические драконы, почти родная кровь. Территорию же эту никто из них не считает своей. Дичи вдоволь. Чего им делить? И всегда можно договориться, даже больше, поговорить с кем-то более-менее схожим по устройству разума. Драконов не так уж и много на свете, не так часто их пути пересекаются. Палада не считала целесообразным  лишать себя удовольствия еще немного отдалиться от мира смертных и вспомнить каково это быть дочерью вольного крылатого племени.
- Нет, гнезд двуногих тут нет, - немного подумав, твердо заявила Палада и, поведя плечами, скосилась теперь на плащ, которым самец укрыл ее. Зачем? Золотая решила не спрашивать. Это было бы невежливым, да и верно это тоже можно было счесть за проявление дружелюбия с его стороны. Возможно, серебряный решил избавить драконицу от неудовольствия ощущать на коже капли дождя. Неплохая попытка, даже хорошая, только плащ рано или поздно вымокнет. Тогда вот опять станет неприятно нежной и мягкой людской шкурке, напрочь лишенной крепкого панциря из чешуи.
- Слишком далеко для двуногих. Не могут пробраться, - Паландаросса чуть усмехнулась, вспоминая почему именно предпочла устроиться на отдых в этих краях. Густой тропический лес тут был попросту непроходим для человечков, - Но там дальше есть пещера, - она кивнула головой в нужную сторону, затем молча взялась за мешок и первая зашагала в означенном направлении.

Палада вела сородича в сторону пещеры, замеченной ей ранее еще во время прошлого своего визита в эти края. Эта пещера ей вполне нравилась, ведь зверье заглядывало туда нечасто, да и определенной прохладой веяло, что избавляло от жары и определенного дискомфорта, который, впрочем, для такого существа как дракон помехой был вполне незначительной. Регулировать температуру тела для крылатых не такая уж и проблема, особенно если этому конкретно взятому крылатому подвластна огненная энергия. Впрочем, Паландаросса не пользовалась этой пещерой. В своем истинном обличье, в котором она проводила значительную часть свободного от исполнения клятвы перед ликом Имира времени, драконица попросту не помещалась в этом логовище. Оно было слишком мало для нее. Прятать свои пожитки и скромные сокровища в этом месте золотая не считала хоть малость целесообразным. Слишком доступное и открытое место, где не так-то уж и много возможных тайников, да и были места на этой территории куда более пригодные для подобных целей. Оставляя там свои трофеи, крылатая могла не беспокоиться о том, что кто-то их обнаружит и попробует присвоить себе или же хоть как-то осквернит своим присутствием или же прикосновением грязных лапок к полированному металлу. Чувство собственности у Палады было развито более чем остро, да и те доспехи и оружие, что достались ей от первого побежденного в честном поединке рыцаря, давно стали для драконицы частью души, эдаким символом первой победы на пути к полной самостоятельности от родителей и обретению своего логова, а потому относилась она к ним с определенной трепетностью и даже нежностью. Конечно же, Паландаросса бы не повела другого дракона прямиком к той пещере, которую она бы использовала для каких-то личных нужд. Это логово ей было без надобности, а потому золотошкурая допустила до себя мысль о том, что его местоположением можно поделиться. Особенно если этот серебряный так хочет и просит об этом. Вполне выгодная учтивость и дружелюбие, так сказать.
"О да, мне ли не знать на что порой способны людишки..." - с некоторой долей раздражения подумала золотая, но вслух предпочла не высказываться. Она не считала должным говорить о том, что когда-то уже побывала в шкуре загнанного зверя и заплатила за такую оплошность частью личной свободы, которую здорово урезала повинность перед богом бескрылого племени, чей жрец обязал Паландароссу помогать смертным и защищать их, дабы искупить вину за сожжение целого селения и прилегающего к нему храма. Это было бы Паладе неприятно. В принципе, она вообще сталась пореже говорить про то, что кому-то что-то должна. Это не красит уважающего себя дракона, да и другие драконы в беседах не настаивали на подобных откровениях. Все же крылатое племя отличалось куда большей тактичностью чем те же самые неразумные и шумные людишки. Между тем они с Акхаросом уже добрались до пещеры, и серебряный принялся устраивать временный лагерь. Похоже он собирался ночевать здесь в образе человека, что вполне можно было понять. Если это логово маловато для Палады, то для этого самца уж подавно. Оставив его мешок в стороне, золотая и сама соорудила себе нечто вроде подстилки, на которой и намеревалась сидеть, ожидая обещанной оленины, а заодно и возможной беседы, которую, впрочем, она первой завязывать не намеревалась.
- Ты случайно не огненная? - послышался вполне уместный вопрос со стороны сородича. Паландаросса лишь коротко усмехнулась, затем взглянула в сторону приготовленной костровой ямы.
- Огненная, - спокойно согласилась золотая, покручивая подаренный ей рубин и так и эдак, - Положи деревяшки в костер и я зажгу их.

Игра света на алых гранях самоцвета увлекала чешуйчатую, как порой увлекает смертных созерцание пламени или мерно колышущихся волн. Она была драконом. Диким драконом, страстно желающим сохранить свою истинную суть. Не зверюшкой смертных и не тем более самой смертной. Ей нравились драгоценности. Ей нравилось их созерцать, отмечая про себя безупречность линий, глубину и благородство цвета. Это было вполне естественно для золотого дракона, даже если дракон этот изучал всего лишь свою потенциальную закуску. Драконы не жадны. Просто они умеют по-настоящему ценить прекрасное. В это верила Паландаросса, решившая не слишком-то отвлекать Акхароса от приготовления добычи. Приготовления добычи. Это тоже казалось немного странным для Палады. Она изредка ела людскую пищу, но будучи одна отдавала предпочтение сырому. Зачем готовить, если ее организм вполне способен усвоить и не прожаренную еду? Может ради вкуса? Да, вкус у запеченной и сырой дичи совершенно разный. Это драконица помнила безупречно. Возможно, стоило спросить Акхароса почему он предпочитает подготавливать пищу к употреблению, но не меньше сокровищ всякий уважающий себя дракон, по скромному мнению Палады, умел ценить тишину и молчание. Потому золотая молчала, любуясь алыми бликами самоцвета. Даже когда серебряный вслух задал сам себе вопрос, крылатая предпочла промолчать.
"Какой-то он странный..." - между делом подумала Паландаросса, быстро скосив взгляд синих глаз в сторону удаляющегося за дровами мужчины, - "Или же просто слишком... взрослый... древний скорее. С течением веков всякий дракон изменяется, пускай и не столь быстро как какой-нибудь ничтожный бескрылый. Да, возможно он просто слишком древний для меня или же это из-за того, что он серебряный. Серебряные все с приветом... как, впрочем, и медные с бронзовыми, а про самоцветных и вовсе лучше не думать..." - примерно такими вот размышлениями развлекала себя золотошкурая, ожидая возвращения Акхароса. Тот не заставил себя слишком долго ждать. Сначала самка ощутила запах магии, не столь далекой от ее родной, но все же иной и достаточно ощутимой, затем спустя некоторое время явился и серебряный с охапкой деревяшек. Палада, продолжая сохранять молчание и играться с рубином, наблюдала за приготовлением костра. Она сама мало что умела в человеческой ипостаси, По крайней мере в плане бытовых навыков, потому как куда больше времени проводила в своем истинном облике и не нуждалась в подобного рода знаниях, но все же она находила занимательными даже такие элементарные вещи, как складывание деревяшек в шалашик. Когда же дело было окончено и Акхарос отошел от будущего костра, Паландаросса почти играючи потянула за скользящую неподалеку ниточку магии. Дрова вспыхнули слабым огоньком в мгновение ока и тут же стали разгораться, жадно поглощая древесную пищу.
- Огненную воду? - переспросила золотая драконица, впервые за это время прервав свое молчание. Голос хоть и был ее вполне ровным и серьезным, но реплика прозвучала как-то даже несколько наивно. Палада не пила ни вина, ни водки, ни еще каких-либо напитков двуногих. Она не единожды наблюдала пьяных бескрылых. От них дурно пахло. И причиной этого была "огненная вода", которую те пили в чрезмерном количестве. Подобное пойло инстинктивно вызывало у золотой легкую неприязнь и отчуждение. Она не могла знать о том, что, например, красное вино хорошего сорта и качества может быть вполне приятным. Паландаросса с самым невозмутимым видом наблюдала за маневрами Акхароса, хоть тот и явно нарушил ее личное пространство, что несколько раздражало драконицу. Собственная нагота и слишком уж странные реакции серебряного ее казалось бы и вовсе не волновали, словно бы золотая их не замечала. Нет, она все видела, но не считала необходимым уделять им особое внимание. Паландароссе не могла даже в голову придти мысль о том, что есть какой-то еще смысл в том, чтобы совокупляться, кроме как продолжение рода, чего она, разумеется, не могла делать с серебряным самцом, да еще и в людском обличии. Детенышей Палада не планировала еще пару-тройку столетий, а потому... нет, она совершенно не подозревала о возможных желаниях Акхароса - это было просто вне рамок ее понимания, а за эти самые рамки Паландаросса ой как редко заходила добровольно. Все прочее происходящее заставило золотую инстинктивно прорастить себе чешую, чтобы минимизировать возможные повреждения и неприятности. Впрочем, своего добавил и серебряный, приняв весь удар на себя, да хорошенько приложившись головой.
"А нет, все-таки он странный..." - бесшумно констатировала самка, да чуть вскинула бровь, совсем слабо выдавая свое недоумение. Она скинула со свое груди самца. Ладно, со всеми бывает. Даже дракон не застрахован от подобной... неудачи. Оставлять серебряного в подобном состоянии было бы крайне невежливо. Вздохнув, Палада села рядом с ним, да легонько (ну как легонько, силы она в человеческом обличье не очень умела рассчитывать) пошлепала самца по щекам. Авось в себя придет, иначе придется выволочь его из пещеры и оставить под дождем. Коротко драконица взглянула на весьма определенную часть тела, красноречиво выпирающую промеж задних лап человеческой ипостаси Акхароса.
- Все самцы такие... Голова тю-тю, а второй хвост торчит... - недовольно буркнула она.

Серебряный все еще пребывал где-то в глубинах подсознания. Чуток обождав, Палада опять пару раз шлепнула его по щекам, затем вздохнула и подумала было, что пора кого-то выносить за пределы пещеры, дабы под дождичком освежился и взбодрился, как этот "кого-то" с криком вскочил, вырываясь из тенет беспамятства. Или скорее очень такого дурного "памятства". Паландаросса однако порадовалась, что успела отстраниться назад, иначе могла бы ненароком оказаться на пути чужого тела, да столкнуться лбами с новым знакомцем. Двум драконам, конечно, не так уж и страшно легонько стукнуться черепушками, но все равно как-то... неприятно это что ли, да и Акхарос и без того вон успел шишек насобирать, когда запнулся и отправился в незапланированный полет. Палада мысленно усмехнулась, но внешне же не позволила своим эмоциям как-либо проявиться. Она ни в коем случае не желала оскорбить серебряного собрата, хоть тот и несколько обескураживал ее своими повадками и поступками. Драконица молча и с совершенно спокойной миной проследила за Акхаросом. Кажется, он довольно-таки неплохо стукнулся при падении, раз не сразу смог припомнить что именно произошло и где он находится. Даже два вполне законных в подобной ситуации вопроса задал, но Паландаросса только было открыла рот, чтобы ответить, как дело, кажется, прояснилось само собой, да рот пришлось закрыть, старательно делая вид, будто бы ничегошеньки и не произошло.
Золотая знала сколь порой щепетильны драконы в отношении собственного самолюбия. Она и сама была гордячкой, а потому не собиралась заострять свое внимание на случившемся и лишний раз напоминать серебряному о его случайной оплошности. В конце концов, с каждым бывает. Даже великие и древние не застрахованы от подобного рода курьезов, так что... зачем лишний раз его в это тыкать? Они оба не глупые смертные и уже давно не детеныши, чтобы столь примитивно подтрунивать друг над другом. Да, Паландаросса твердо решила, что попросту закинет этот случай в самые темные глубины собственной бездонной памяти и продолжит общение с серебряным. В конце концов, ни повода, ни особого желания уходить у нее пока еще не было, а сородичей не столь уж и часто удается встретить, чтобы так скоро от них уходить восвояси. Ради простого нахождения рядом с кем-либо равным или близким к равному себе стоило пожертвовать даже и без того прерванным сном. Эти мысли встретили в душе Паландароссы определенное одобрения. Возможно, ее просто столь сильно утомило общество смертных за время того не шибко удачного приключения в полной нежити гробнице в Скалистых горах. А может и причина была в том, что за все время своего перелета Палада толком не общалась ни с одним живым существом. Мда, даже драконы порой (хоть и очень-очень редко) страдают от одиночества и недостатка общения.
- Привлекательная? - а вот шепот Акхароса вывел Паладу из состояния легкой задумчивости. Драконица чуть склонила голову к плечу и удивленно вскинула брови. Нет, конечно, она даже и не сомневалась в своей красоте. В конце концов, Паландаросса была твердо убеждена в том, что она одно из самых совершенных созданий Альмарена, и слова серебряного лишь только убеждали ее в этом, но...
- Я же сейчас похожа не человека... - несколько растеряно и даже неуверенно протянула Палада, поглядывая на самца. Весь ее самоконтроль на какое-то время отошел в сторону. Золотая не считала нужным сейчас давить в себе собственные эмоции и уж тем более скрывать внешние их проявления, - Разве люди могут быть привлекательнее драконов? - тоже прозвучало несколько наивно, но... наверное, эта наивность была вполне уместна. В конце концов, рядом с этим серебряным она фактически детеныш, а потому имеет полное право на такие вот вопросы. Между тем золотой на блюде из листа принесли сердце. Впрочем, она пока не торопилась приступать к пище, ожидая ответ.

Отредактировано Паландаросса (14-07-2016 10:24:39)

Что ж, ответа Паландаросса дождалась, даже больше, она сочла его более чем удовлетворительным, принимая точку зрения серебряного с должным спокойствием и сдержанностью, что была вполне присуща зрелой особи ее подвида. Впрочем, с тем, что драконы немногим лучше смертных, Паландаросса была готова поспорить. Вернее, она не могла с этим согласиться. Драконы лучше. Намного лучше. Пускай не душой, но телом. Они совершенные создания, совершенные хищники. Пускай их мало, но каждый действительно уникален и ценен, каждый непохож на другого, несмотря даже на видовые принадлежности. Гибель одного древнейшего дракона, узревшего рождение собственной расы и скопившего в своей памяти знания многих столетий, в сущности своей была бы трагедией для всего Альмарена, ведь вместе с этим без сомнения величественным и прекрасным созданием умерла бы некая... часть этого мира, умерли бы знания об этой частице, умерла бы и красота истинного дитя пламени, ветра и магии. А что смерть человека? Что смерть существа, чья юность для дракона все равно, что единственный вздох, а вся жизнь лишь мгновение? У людей никогда не было такого потенциала, что был дарован драконам от рождения. Да, не все этот потенциал оправдывали, хроматических собратьев Паландаросса и вовсе считала "паршивыми овцами в семье", но сколько двуногих не оправдывают того, что им дано свыше? За время своего служения Имиру (а как иначе назвать эти фортеля, связанные с магической клятвой?) Палада повидала немало людей. И плохих, и хороших, но по большей части запутавшихся или откровенно бестолковых, как те несчастные в проклятой гробнице.
- Отступники и ренегаты есть всегда. Чем больше могущества и власти дано народу, тем выше его соблазн отойти от начертанного пути, и тем страшнее ошибки, совершенные им в стороне от предназначения, - спокойно и ровно отвечала Палада, позволяя серебряному взять ее за руку, но вместе с тем пристально приглядывая за всеми его маневрами, - Драконы несут свою суть и власть куда достойнее всех прочих, - твердо и неумолимо продолжала золотая, несколько расслабив кисть и позволив тем самым своим прикосновениям к чужим шрамам быть куда мягче. Она не настаивала на этих касаниях, но раз уж сам Акхарос того захотел, сам поделился тем, что несомненно считал важным и сокровенным... что ж, к этому стоило отнестись с участием и уважением.
- Впрочем, едва ли драконов можно считать... народом, - заметила Паландаросса, изучая взглядом чужие отметины. Вероятно, раны должны были оказаться воистину чудовищными, раз не смогли затянуться со временем окончательно, не оставив после себя и малейшего следа, - Мы разрознены и не в нашей природе объединяться в стаи, как это делают иные существа. Сегодня мы будем беседовать, а к вечеру уже разойдемся, потому как именно так устроены, - золотая лишь коротко кивнула в ответ и на комплименты, которые, впрочем, ей более чем понравились, и на замечание о том, что ей все же следует иногда допускать до себя "простые" чувства. Что ж, если древний так советует, она попытается, хотя и чувства, бушующие как дикое и неукротимое пламя эмоции, ни разу не доводили ее до добра.
- Твой отец. Он не был серебряным драконом, ведь так? - после того, как Акхарос вернулся к мясу, поинтересовалась Паландаросса. Возможно невежливо, но серебряный уже раз открылся, а значит и сам виноват в подобной настойчивости со стороны золотой. Между делом драконица обратила свой взор к оленьему сердцу, которое следовало бы уже съесть. Отсутствие клыков и когтей затрудняло дело, у нее не было под рукой даже "стального клыка" - ножа, но разве дракона это остановит?

Тему чужого происхождения драконица предпочла оставить, хотя и все это было как минимум дико и странно для нее. Да и после как-то стало немного не до этого, учитывая все манипуляции Акхароса. Он опять вероломно нарушал ее личное пространство, за что золотая бы никогда не простила более молодого сородича. Проверни с Паладой подобное самец одного и того же возраста, что и она сама, или же куда младше, крылатая бы, совершенно не смущаясь и не стесняясь, хорошенько отходила его кулаками и ногами по лицу, груди и спине. Конечно, это было бы не нападение или около того, всего лишь воспитательная мера, но все же! Оставить подобную выходку безнаказанной Паландаросса уже не могла. Останавливало ее однако то, что самец перед ней ее ощутимо старше, да и сильнее, а значит в случае чего, ей придется отступить. Сейчас же она поддалась, попросту впав в ступор от всего происходящего и заодно пытаясь понять к чему все это. Впрочем, ладно, все было не так уж и плохо. Странно, но не смертельно, в определенном смысле даже приятно, хоть и до жути нелепо. Что и к чему все эти тыканья друг в друга носом и губами золотой тоже объяснили, чем еще больше озадачили. Нахмурившись, драконица стояла близь сородича и размышляла чем эта демонстрация может доказать ей, что люди не так уж и безнадежны, как кажется. Они глупые и слабые, но бояться друг друга кусать, а потому... тыкаются губами, чтобы показать свой интерес и привязанность к друг другу? От фазы глубокой задумчивости, вызванной эдакой неясностью Паландароссу спасло то, что все еще нужно было что-то делать с тем фактом, что ее личное пространство было нарушено.
Напасть на старшего сородича - неуместно и чревато последствиями, а оставлять все так, как есть равносильно тому, что закрыть глаза на негодования собственного самолюбия и какую-либо гордость. В конце концов, даже более старший дракон не имеет за собой никакого права трогать сородича, принуждая поступиться привычной дистанцией, да еще и делать столь... непонятные действия, подражая двуногим существам! Паландаросса решила прибегнуть к некоторой хитрости. Впрочем, едва ли это было хитростью, скорее принципом "око за око" в действии. Он потыкался ей в губы своими губами, а потом укусил за шею? Хорошо! Тыкаться в него она не станет, потому как не девка двуногая, хоть на ту сейчас и смахивает, сменив свое истинное обличье на это человечье недоразумение, а вот укусить... укусить стоило. И Паландаросса укусила, хватая чужое плечо зубами и чуть слышно рыча. Конечно, голосовые связки человека не могли передать даже пародию на драконий рык, но не выражать же ей свое недовольство молча? Впрочем, челюсти золотая сильно не сжимала, дабы это не было воспринято за атаку, а отпустив чужое плечо, отступила назад, уселась на облюбованное ей раннее место и замерла с совершенно спокойной миной, будто ничего и не произошло. Для начала Палада решила посмотреть на реакцию серебряного, а уж потом попросту уйти, если действия по такому вот принципу равноценного обмена покажутся ему несправедливыми или же недостаточно справедливыми.

Кажется, небольшая хитрость все-таки увенчалась успехом, позволив Паладе и восстановить справедливость, и вместе с тем ответить Акхаросу на его... стоило ли это расценивать как ухаживания? Возможно, все же стоило. По крайней мере теперь Паландаросса допустила до себя мысль о том, что этот самец вполне может пытаться оказывать ей знаки внимания, сколь бы странным и неправильным это не казалось золотой. В конце концов, подобное ей даже льстило. И немного забавляло. В конце концов, Паландаросса была особью женского пола, а всякой самке свойственно задумываться о таких вещах, как собственная красота и неотразимость, как умение привлекать самца. Конечно, подобное было более свойственно молодым особям, едва ли достигшим того возраста, когда их можно с небольшой натяжкой назвать взрослыми, но... не такая уж и она старушка, чтобы отказывать себе в удовольствии немного пострадать эдаким самолюбованием! Палада чуть покривила губы в самодовольной улыбке, затем ее лицо вновь приняло выражение безграничного непоколебимого спокойствия. Аппетита у нее несколько поубавилось после всех недавних событий, а потому самка вернулась к лицезрению подаренного Акхаросом рубина. Вертя его в пальцах и так и эдак, да подставляя багровые грани под отблески костра, драконица стала между делом развлекаться лицезрением множества алых "зайчиков", побежавшего по стенам освещенной огнем пещеры. Красиво и забавно. Кажется, именно так юная Паландаросса развлекала себя в логове матери, где из всех игрушек у нее были только многочисленные сокровища крупной золотой драконицы.
- А я иногда перестаю понимать тебя, - ровным тоном отозвалась Паландаросса, взглянул на серебряного исподлобья веселым взглядом синих глаз, - Откуда в тебе столько людского? Откуда эта человечность? - чуть склонив голову к плечу, спросила золотая. Она не желала оскорбить собеседника, а потому говорила весьма спокойно и тихо. Куда тише, чем обычно. Ей было просто интересно. Не более того. Впрочем, со словами относительно одиночества она все-таки согласилась, коротко кивнув головой. Золотой и самой порой бывало одиноко. Особенно в обществе простых смертных. Они были слишком... другими, чтобы начать чувствовать себя в их окружении спокойной и счастливой. Однако не оставляли голову Палады и мысли о том, что одиночество вполне естественно для драконов, что это часть их природы, а значит противиться этому и сетовать совершенно... бессмысленно?

Развлекаться с багровым камушком на ладони как-то больше не получалось. Даже дракон не может наслаждаться блеском своих сокровищ вечно. По крайней мере одних и тех же сокровищ. Не хватало разнообразия, всегда хотелось чего-то нового. Или просто хорошо забытого старого. Наблюдать за серебряным было довольно-таки... занятно. По крайней мере Палада все еще пыталась уловить логику его действий, понять смысл поступков и слов. Тепло? Близость и симпатия? Ощущение чужого дыхания на коже? Возможно, в том был определенный смысл и интерес. Возможно, даже сродни тому, что руководит драконьим племенем принуждая время от времени давать потомство, но... Паландароссу не оставляли мысли о том, что все это несвойственно ее расе и виду. По крайней мере в таком количестве и по отношению к малознакомому представителю иной разновидности. Да-да, это был тот самый случай, когда золотая вдруг поняла что имеет довольно... консервативный взгляд на вопросы о том, к кому можно испытывать симпатию, а к кому нет. Ну, и самое главное, что стоит ли вообще допускать до себя подобные чувства.
Эмоции опасны - это Паландаросса знала не понаслышке. Уже давно успела убедиться на собственной шкуре, попутно вынужденно запродав эту самую шкуру одному из божеств через посредника в лице одного очень хитромордого жреца. Эмоций следует остерегаться и держать их под контролем, пряча от других. Иначе недолго оказаться среди пылающих руин разрушенного храма, пытаясь понять скольких ненароком погубила в приступе праведного гнева. Нет, не то чтобы Палада очень сожалела о многочисленных смертях, что принесло то ее явление в святилище, которое она по молодости-дурости разорила, но это просто... неприятно осознавать свою причастность к подобному недостойному крылатого племени поступку, к подобной горячности и несдержанности. А ведь это лишь одна из немногих, скорее даже одна из меньших бед, что могут принести чувства. В конце концов, наблюдая за смертными со стороны и время от времени вмешиваясь в их дела во имя исполнения собственной клятвы, Паландаросса видела и куда более дикие, странные и страшные вещи, совершенные исключительно в порыве чувств. Она не желала уподобляться людям. Ответственность не позволяла, ибо там, где наворотит бед один человечек, дракон способен устроить целую катастрофу. Впрочем, соблазн был и есть всегда. Всегда есть определенный интерес и азарт, присущий всякому уважающему себя хищнику. Азарт этот лишь вспыхнул, напоминая о себе, когда серебряный вновь подошел ближе, нарушая личное пространство, столь важное для золотой.
- Что ты делаешь? Заигрываешь со мной, интригуешь, - не без присущей молодым женщинам насмешки хмыкнула драконица, явно подтрунивая над старшим сородичем. Она все еще злилась. Кипела изнутри от возмущения и раздражения, вызванного прикосновениями, но вместе с тем и испытывала прежнее любопытство, ставшее в определенный момент куда сильнее и толкающее ее на определенное пари с самой собой. Если он желает, чтобы она вела себя с ним как человек, пускай он ее сначала убедит в целесообразности этого. Как дракон.
Паланадаросса с самым невозмутимым видом вышла из пещеры, лишь у самого порога скинула с себя плащ.
А совсем скоро в небо поднялся золотой дракон, легко ловящий крылом потоки ветра и мягко кружащийся над этим клочком тропического леса.

Дракон должен быть драконом - древним, могущественным созданием, крылатой бестией, сплавом ветра и пламени, а не до нелепого мелкой и несуразной двуногой зверушкой, подражающей смертным. И дракон должен летать, выражая свои эмоции через полет, движения тела, маневры и порывы. Паландаросса парила в вышине, совершенно не опасаясь оказаться замеченной с земли. Скорее наоборот, она красовалась, подставляя сверкающую благородным металлом чешую под лучи лунного света. Та переливалась, бросая слабые отблески и лишь подчеркивая по-своему изящные изгибы тела драконицы. Да и чего бы бояться Паладе? До людей далеко. Даже слишком далеко. Пройтись ночью в глубины джунглей за золотым драконом - это не каждому смертному взбредет на ум, и уж не каждый сможет данную цель исполнить, а если уж в небо поднимется и Акхарос... что ж, отчего-то Паландаросса даже и не сомневалась в том, что серебряный поднимется вслед за ней, не упустит такой возможности и примет ее безмолвный вызов посостязаться в силе и скорости. В какой-то мере Паланадаросса ждала от старшего сородича подобных действий, но более рациональная и жесткая часть ее существа говорила о том, что все может пойти менее приятным для нее путем и тогда она скорее всего просто покинет сородича, решив что не нашла того, чего искала - достойного крылатого собрата, что мог бы понять ее. Только настоящий дракон поймет дракона, сколь бы глупо, пафосно и вычурно это не звучало.
Впрочем, серебряный не разочаровал крылатую и она довольно загудела, глядя сверху-вниз на то, как Акхарос принимает свою истинную личину. Острое драконье зрение и отсутствие густой растительности на площадке перед временным логовищем серебряного вполне позволяло рассмотреть все происходящее. Чуть сложив крылья, Палада пошла на снижение, затем вновь воспрянула вверх, наслаждаясь воздушными потоками, скользящими под куда более чувствительной чем чешуя мембраной крыла. Драконица ждала когда серебряный поднимется в небо, но не ожидала, что это произойдет столь скоро. В некотором удивлении она ринулась в сторону, ускользая из-под бока более крупного дракона и пользуясь собственной куда более ощутимой маневренностью. Все же по меркам своего вида и возраста Палада была отнюдь не самой крупной особью. Впрочем, заслышав "смех" Акхароса, она метнула на сородича короткий и крайне выразительный взгляд, выражающий явно наигранное недовольство, затем чуть приоскалила зубы, демонстрируя нечто вроде драконьей версии улыбки. Вместе за Акхаросом она спикировала к реке, весьма ловко избегая столкновения с серебряным, обходя его, но продолжая стремительный полет вниз, а после, пролетев вперед и прочертив когтями о кромке воды, вновь рванулась вверх, активно работая крыльями. Лишь раз она оглянулась, чтобы коротким рыком дать понять, что и его вызов принят.
http://s3.uploads.ru/QVcOa.jpg

Отредактировано Паландаросса (20-08-2016 17:20:23)

Потоки ветра обтекали гибкое драконье тело, а натренированные дикой драконьей жизнью мышцы перекатывались под поблескивающей в тусклом лунном свете шкурой. Каждый взмах, каждое мановение хвоста, помогающего менять и корректировать направление полета, заставляли ее чуть извиваться и изгибаться, становиться чуть более похожей на змею или оживший поток жидкого металла, плавленного золота. Паландаросса искренне наслаждалась полетом и прохладой ночного неба. Все же в подобном холодке была своя определенная прелесть, хоть золотая и куда больше предпочитала жару и солнце, ласкающее своими лучами прочный драконий панцирь из сверкающих чешуй. Лунный свет не грел, лишь заставлял золотистую шкуру драконицы мерцать и переливаться бледно-желтым и чуть серебристым светом. Еще он лишний раз подчеркивал плавные изгибы ее тела, хищную грацию движений. Мерцали в свете ночного светила и капельки влаги. Влажный воздух тропического леса, недавнее соприкосновение с поверхностью воды, да ныряние в облака привели к тому, что Палада выглядела так, будто только что искупалась целиком, да не отряхнулась, решив дать ветру или сбить влагу с ее шкуры, или же заставить ее замерзнуть, покрыв тонкой льдистой корочкой. Впрочем, последнее было маловероятно. В конце концов, огнедышащий она дракон или как? Огнедышащий! Да еще и в по части огненной магии спец! Вот потому-то и не суждено было чешуйкам и мембранам крыльев обледенеть и стать тяжелее, чем прежде, затрудняя полет и существенно понижая его скорость.
Правда, в скорости Палада все же уступала Акхаросу. Размах крыльев его существенно превышал ее, да и, кажется, стихия ветра сама помогала ему лететь. Что ж, каждому свое! Она вот зато куда маневреннее за счет меньших размеров. Весело зарокотав, означая нечто сродни смеху, крылатая пошла на снижение. Лес внизу пошел чуть реже, а потому драконица, откровенно красуясь своей ловкостью и проворством, отважилась спуститься к нему. Осознавая сколь велик риск повредить уязвимые мембраны крыльев, ненароком зацепившись об особенно крупную ветвь или макушку какого древа, Паланадросса принялась маневрировать между деревьями, огибать их, нырять то ниже, то вновь устремляться в ночную синь. Они с Акхаросом уже прилично отдалились от тех мест, где серебряный намеревался отужинать и устроиться на ночлег. Правда, Палада все же изрядно удивилась, когда впереди обнаружились снег и лед. Поблизости от тропического леса, да еще и в это время года оно смотрелось как минимум странно, необычно и удивительно. Еще более странным и необычным был маневр Акхароса. Кажется, серебряный... собирался с высоты попросту плюхнуться во всю эту здоровенную кучищу снега. Приземление было трудно назвать мягким.
"Надо глянуть что там с ним!" - Паландаросса стала кругами спускаться к месту чужой посадки, а после, осев на снегу, чуть наклонила голову, принюхиваясь и присматриваясь. В первую очередь к сородичу, который, похоже, решил что временно выбыл из игры. Палада же в свою очередь была другого мнения, а потому... просто что было силы загребла передней лапой побольше снега, да направила его в сторону серебряного дракона.
http://s3.uploads.ru/QVcOa.jpg

Снежок прилетел аккурат в Акхароса, а Палада, довольная и самой своей выходкой, и ее успехом довольно заворчала, приподнимая золотистую чешую на шее загривке, да чуть приоткрывая крылья в некотором слабо осознанном жесте, призванном придать ей чуть больше грозной воинственности. Некоторые звери специально раскрывают крылья и топорщат шерсть или чешуи, чтобы казаться своему сопернику крупнее и сильнее. Для дракона эта привычка была скорее дурной, нежели полезной, однако Паландаросса в данный момент не придавала этому никакого значения. Акхарос ей очевидно не враг, а значит она ничем не рискует, дурачась подобным образом. В конце концов, все эти ее жесты были призваны как раз для того, чтобы подразнить старшего сородича, раззадорить его и не дать ему слишком долго разлеживаться тут, выбыв их игры. Некоторая доля (еще какая доля!) эгоизма, присущая всем драконам от рождения вне зависимости от их вида и подвида, заставляла Паладу требовать продолжения банкета. В конце концов, ей было весело? Было! Ей удалось в кои-то веки расслабиться и ненадолго позабыть про все свои многочисленные проблемы из-за дурацкой клятвы, связавшей ее по лапам-крыльям? Удалось! Хотелось еще немного продлить эти мгновения беззаботных дурачеств, совершенно не думая о том, сколь такое поведение является неподобающим для драконов их лет. И ладно бы Паландаросса! Ей даже тысячелетия еще не минуло, но Акхарос… Немного странным и удивительным было для золотой то, что куда более древний сородич поддерживает ее игры.
Впрочем, особенно-то долго дивиться всему происходящему времени не было. Акхарос не долго разлеживался со своим ранением, а потому в сторону Палады, все это время внимательно наблюдавшей за передвижениями крылатого собрата, уже летел приличнейший ком снега. И первой же неосознанной защитной реакцией было конечно же припасть брюхом к земле, однако Паладе этот порыв удалось сдержать, сменив тактику на нечто куда более уместное и подходящее для настоящей дочери крылатого племени. Она развернулась навстречу снегу, что направил на нее Акхарос, что благо был на достаточно большом расстоянии чтобы не попасть под ее контратаку, и, набравши в грудь воздуха, пустила из пасти короткую струю пламени. После драконица довольно загудела, вновь топорща чешую и откровенно красуясь перед сереброшкурым сородичем, который, впрочем, вздумал купаться в снегу, пытаясь, похоже замаскироваться в нем. Некоторое время Паландаросса просто наблюдала за сим действом, а позже, вытянув в некотором любопытстве гибкую шею, двинулась ближе.   
http://s3.uploads.ru/QVcOa.jpg

Это было забавно. По-прежнему забавно. Паландаросса не чувствовала куда более привычного ей легкого раздражения или откровенной ярости, затаившейся огненным клубком в глубинах груди. Будучи от природы крайне вспыльчивой и порывистой особой, золотая нередко презрительно и пренебрежительно отзывалась о подобном ребячестве, да еще втихую злилась, если приемлемый по ее скромному мнению уровень шума был нарушен. Сейчас же крылатую не оставляло ощущение какой-то легкости и естественности происходящего. Скажи бы Паладе кто-нибудь, что она будет вот так вот запросто дурачиться с куда более старшим серебряным сородичем, она бы не поверила, да еще бы посмеялась над шутником, ну или пригрозила бы подпалить ему пятки, если не перестанет докучать сильным мира сего. Некоторая игривость тоже по-прежнему сохранялась, драконица весьма охотно наблюдала за маневрами Акхароса, готовясь в любой момент или ускользнуть от него или же броситься в очередную шутливую контратаку. Поддаваться Паладе не хотелось совершенно, да и проигрывать тоже. Гордая натура золотой драконицы не смогла бы принять поражения. С другой стороны, затеянная старшим собратом игра могла и не подразумевать факт наличия победивших и побежденных.
Напряженная и готовая в любой момент броситься в сторону, Паландаросса в определенный момент застыла, с некоторым недоумением и интересом глядя на Акхароса то ныряющего в снег, то выныривающего из него. Это было по-своему… красиво, даже завораживающе. По крайней мере серебро чешуи старшего сородича прекрасно сочеталось с белизной снега. Палада даже начала подумывать о том, чтобы присоединиться ко всей этой возне, разумеется, даже не допуская до себя мысли о том, что у нее что-то может не получиться или же что она будет двигаться в снегу с должным изяществом и проворством. В конце концов, так думать опять же не позволяла ей драконья гордость! Но все пошло по несколько иному сценарию. Акхарос вынырнул прямиком перед ее носом и поднялся на задние лапы, распрямляясь во весь свой отнюдь немалый рост. Гордо вздернув голову, драконица наблюдала за сородичем, изучая его взглядом, невольно оценивая и пытаясь понять, что тот задумал. Она ждала, что тот просто покрасуется перед ней и все, но… дождалась кучищи снега себе на голову.
Замотав головой, несколько ошеломленная драконица стряхнула с себя снег и наигранно возмущенно заворчала. Только вот ворчание долго это не длилось. Ощутив чужое прикосновение, Палада настороженно замерла, после же из ее глотки послышался звук, который можно было бы сравнить даже с кошачьим мурчанием, хотя и куда более громким и рокочущим. Когда это соприкосновение оборвалось, золотистая лишь бросила хитроватый взгляд на сородича и, легко боднула его лбом в плечо, выражая некоторую свою расположенность и одобрение. Благоразумно решив закончить на этой приятной ноте, Палада коротко кивнула Акхаросу, мол, пошли, утро вечера мудренее и вообще, даже драконам время от времени нужно отдыхать. На сегодня с играми было окончено.       
http://s3.uploads.ru/QVcOa.jpg