По прибытии в этот город они с Даниэлем остановились в одном из постоялых дворов. Это было деревянное здание, выстроенное в два этажа, на первом этаже которого находилась лавка, а ниже, в подвальном помещении, располагалась таверна. О расположении таверны Миристель узнала поначалу по вывеске, затем – по шуму, который исходил оттуда, иногда заставляя распахивать глаза и сонно озираться, ища источник звука.
Миристель должна была провести здесь всего ночь: уже поутру они с Даниэлем собирались покинуть город и отправиться дальше. К сожалению, никто не дал им никакой подсказки, но и надежда в душе не успела поблекнуть. Девушка долго ворочалась, пытаясь погрузиться в столь необходимый для восстановления сил сон, но то и дело просыпалась то от каких-то посторонних звуков, то от топота шагов за дверью. Оставив эти попытки, она было поднялась с кровати и прошлась по комнате, размышляя, не подышать ли ей свежим воздухом на улице, но затем сочла эту идею в лучшем случае неразумной, в худшем – опасной. Оставив эти размышления, Миристель забралась обратно в кровать. Она лежала долгое время без сна, а взор ее блуждал по темным очертаниям предметов, находящихся в комнате. Жрица успела подумать еще о многих вещах – например, о том, как их встретит следующий город, которого они достигнут, и долго ли они будут добираться, что им встретится на пути к нему, ждут ли их какие-то перемены после пробуждения, – но затем глаза ее сомкнулись сами собой, и она погрузилась в сон без сновидений, который, по счастью, не прерывался более звуками из таверны.

Звуки из таверны более не беспокоили ее, однако грохот, раздавшийся откуда-то сбоку, заставил резко проснуться и сесть в постели. Миристель испуганно распахнула глаза и стала лихорадочно оглядываться, пытаясь понять, что грозит опасностью. Вокруг почему-то было очень тихо, хотя грохот точно был наяву, а не во сне. Жрица, будучи весьма храброй, спустила ноги с кровати и встала, не переставая осторожно оглядываться по сторонам. В комнате было пусто, и девушка нахмурилась, не понимая, что стало причиной ее пробуждения. Но она догадалась, что раз в комнате ничего не изменилось, то шум донесся откуда-то извне. Вариантов было не столь много – либо за дверью кто-то упал, либо кто-то что-то кинул в окно. Миристель быстро прошагала к двери и прислушалась: там было тихо. Для верности она дверь распахнула и вздохнула с облегчением: никто не лежал у нее под дверью, никто не пытался кого-то побить или что-либо еще. Оставалось окно.
Девушка стремительно бросилась к окну и поначалу затаилась, не решаясь выглянуть. Если в ее окно что-то действительно кинули, то это могло повториться, а она хоть и была весьма сильна в магии, а в уклонении от летящих объектов не преуспела. Выждав несколько мгновений, она все же глянула в окно, ожидая увидеть кого-то на улице, но там тоже было пусто. Для верности Миристель высунулась из окна и свесилась вниз. В темноте она едва-едва, но все же разобрала очертания крупной птицы, которая лежала на спине и трепыхалась, пытаясь, видимо, перевернуться. Одно крыло, как поняла Миристель, было повреждено: птица держала его в неестественном положении и не шевелила им. Эльфийка среагировала мгновенно: она бросилась к тому месту, в которое сложила верхнюю одежду, схватила накидку и, набросив ее уже на ходу, бросилась к двери. Стараясь не шуметь, девушка осторожно притворила дверь, а затем большими шагами продвинулась к лестнице. Она молилась о том, чтобы не встретить никакого запозднившегося посетителя или постояльца, а самое главное – чтобы Даниэль не решил прогуляться перед сном, подышать ночным воздухом. Нельзя было терять ни минуты: птица ведь была ранена или больна, а значит, ей могли навредить еще больше случайные прохожие или гости заведения, или же она сама могла усугубить свое положение.
Жрица выскочила на улицу и бросилась туда, где видела несчастную птицу. Та лежала на земле так, как, видимо, и упала: на спине. Только к приходу эльфийки она затихла, наверное, устав бороться. Миристель опустилась рядом с птицей на колени, оценивая ситуацию. При ближайшем рассмотрении это оказался сокол, который был действительно ранен. К слову, сокол был весьма крупным, так что Миристель опасалась, сможет ли она его дотащить.
Пока она рассуждала об этом, из темноты послышались чьи-то шаги. Кто-то явно бежал к ним. Жрица резко обернулась, закрывая собой сокола. Она не знала, что лучше: остаться и в случае чего отогнать непрошеного гостя или же попытаться птицу унести. Во втором случае шансов было мало, и девушка боялась не успеть, но ночной прохожий напугал ее так сильно, что пришлось поторопиться.
Она осторожно обхватила птицу руками, стараясь не задеть раненое крыло, и, развернувшись, направилась в сторону входа в постоялый двор. По пути в свою комнату она никого не встретила, за что мысленно возблагодарила свою покровительницу. Зато дверь открывалась наружу, а это значило, что надо было как-то изловчиться и с птицей на руках схватиться за дверную ручку, да еще и потянуть ее на себя. Миристель потратила на это несколько секунд, которые ей показались вечностью, но в конце концов оказалась внутри своей комнаты. Она облегченно выдохнула и очень осторожно и медленно опустила птицу на пол.

Миристель с тревогой наблюдала за птицей, которая вдруг поджала под себя лапы. Чем она могла помочь животному? Что она могла сделать, чтобы эта птица меньше страдала?
Пока она рассматривала его, сокол, до того лежавший неподвижно, зашевелился. Он, кажется, пытался расправить крыло, но Миристель ему сделать этого не дала, опасаясь, что крыло сломано и выпрямление его лишь принесет новую боль.
– Нельзя, – тихо и ласково произнесла Миристель, касаясь крыла, словно сокол и впрямь мог понять смысл сказанного.
Птица нуждалась в осмотре, и девушка поспешно поднялась на ноги и подошла к столу, на котором стояла свеча в подсвечнике. Миристель зажгла ее, а затем вернулась к спасенной птице, вновь склонившись над ее поврежденным крылом. Кажется, в него стреляли. Жрица поднесла свечу поближе, хотя и опасалась, что огонь может напугать животное и то начнет вновь беспокойно махать крыльями, доставляя себе новые мучения. Миристель верила, что животные все понимали столь же хорошо, как и другие люди, эльфы и прочие представители рас, населяющие мир, но не могла не признавать отсутствие у животных человеческого опыта и подчинение инстинктам. Огонь никогда не был предвестником чего-то хорошего. Где огонь, там, скорее всего, и охотники. Где огонь, там может быть пожар. И не будет в представлении зверей огонь источником тепла, помощником в приготовлении пищи.
Миристель поставила подсвечник на пол, надеясь, что птица его не опрокинет и не устроит пожар. К сожалению, вариантов было не так уж и много: требовалось хорошее освещение для того, чтобы разглядеть крыло как следует и оценить серьезность ранения.
Жрица как-то подлечивала одну раненую птицу. Это было много-много лет назад: тогда Миристель была совсем юной, почти ребенком. Та пташка была найдена ей в лесу и принесена домой. Вскоре она поправилась, но не улетела, а осталась с девушкой в качестве домашней любимицы.
Миристель вдруг представила, что с ней останется этот сокол, и улыбнулась этой мысли. "Чип будет очень ревновать".
Пока она обо всем этом рассуждала, она аккуратно ощупывала поврежденное крыло. Убедившись, что птица каким-то чудом не сломала крыло при ударе, Миристель расправила крыло, как сокол и хотел сделать. При осмотре девушка обнаружила рану, которая несильно, но все же сочилась кровью. Эльфийка поднесла руку к волосам и потянула за конец ленты, которой была перехвачена коса, чтобы распустить прическу. Когда лента была выужена из волос, и те рассыпались по плечам, жрица заправила их под накидку, а лентой начала перевязывать крыло. Это был единственный сподручный материал, и посреди ночи сложно было найти что-то лучше.
– Хотя бы так... – вздохнула Миристель, глядя на результат своей работы. Рана не должна была начать снова сильно кровоточить, поэтому тот кусок белой ткани, который считался лентой, вполне мог сойти как перевязь. Сняв с себя накидку, она сложила ее и разместила на полу. Аккуратно приподняв птицу, девушка положила ее на постеленную накидку, решив, что так будет удобнее и теплее. Сама Миристель, уверенная, что жизни сокола ничего не угрожает, забралась вновь в постель.
"А что делать дальше с ним – подумаю с утра," – приняла такое решение эльфийка, закрывая глаза.

Ночь выдалась беспокойной. Миристель изредка просыпалась и прислушивалась к окружающим звукам. В то время же, что она спала, ей снились непонятные, но яркие и красочные сны, которые так измучили ее, что по пробуждении девушка чувствовала себя разбитой.
Она приоткрыла глаза, едва только в комнату проникли первые рассветные лучи. По мере того, как остатки сна покидали ее, Миристель вспоминала о событиях минувшей ночи. Как это обычно бывает, они казались неправдоподобно далекими, и девушка даже допустила сомнение в том, что это все было наяву. Полежав немного в кровати, она наконец подняла руки вверх и потянулась, затем села и спустила ноги на пол.
С трудом открыв глаза до конца, эльфийка посмотрела прямо перед собой. Она пока была неподвижна, но в ее мыслях царило оживление. "Нужно найти, чем покормить сокола," – она завернулась в одеяло и встала, подходя к окну. Солнце уже поднялось из-за горизонта и сияло вовсю; многие прохожие уже направлялись куда-то по делам. Как выглядел многолюдно этот маленький город! А сколько в нем было шума: кто-то на кого-то прикрикивал, торговцы зазывали к своим лавкам, чтобы представить свой товар. – "Насколько мне известно, соколы едят мясо. Но как отреагирует трактирщик, попроси я у него кусок сырого мяса?" – Миристель задумчиво наблюдала за тем, как по улице проходили две дамы, одетые весьма роскошно. "– Значит, нужно будет выбраться на рынок. Но что сказать Даниэлю?" – она было нахмурилась, но затем лицо ее тут же прояснилось. "– Правду, что же еще? Ведь он поступил бы так же на моем месте. Он не смог бы оставить птицу погибать под окнами!"
Миристель оторвалась от созерцания лавочной вывески и пригляделась к тому месту, где она нашла ночью сокола. В том месте толпились ребятишки, и девушка наклонилась, чтобы рассмотреть, что их так заинтересовало. В это время один из ребятишек поднял над головой большое темное перо; в его выражении лица можно было угадать небывалую гордость. Немного подумав, он заложил перо за ухо. Его товарищи, видимо, тоже желали обладать пером: они начали предпринимать попытки дотянуться до уха мальчика, который был выше остальных. Тот, недолго думая, бросился наутек, оставляя обескураженных друзей позади. Опомнившись, они бросились за ним, хохоча на бегу.
Губы девушки тронула улыбка, и она, не переставая улыбаться, обернулась, уверенная, что сокол еще спит. Попутно она успела подумать, куда денет птицу, когда им придется уходить, и как понесет ее через многолюдные улицы, но размышления над этой мыслью далее потеряли свой смысл. Пернатое создание исчезло, словно его никогда и не было. Зато вместо него на полу лежал молодой мужчина, на котором из одежды была лишь лента, снятая с волос Миристель.
Девушка вскрикнула и, прикрыв глаза рукой, в смущении отвернулась.

Миристель быстро сообразила, что к чему, ведь она знала обо всех расах этого мира. Только вот почему же она сразу не подумала, что хищная птица не полетела бы в сторону города никогда: там охотник нашел бы ее вдвое быстрее, чем в лесу. Вероятно, он хотел спастись. Но почему же Миристель решила, что на него охотились? Вдруг это были недоброжелатели, которые хотели убить сокола?
Кажется, оборотень был растерян настолько же, насколько и сама Миристель, и тон его голоса говорил яснее слов (он произнес всего одно) об эмоциональном состоянии. Девушка решила вести диалог, не оборачиваясь.
– Доброе утро, – произнесла она, улыбаясь. Конечно, оборотень не видел ее улыбки, но ситуация ее очень забавляла. Нужно было решить, где найти сейчас мужскую одежду, да еще и такую, чтобы она на этого мужчину налезла и нигде не была слишком тесной. Задача была не из легких, а потому Миристель задумалась на несколько мгновений, забыв совершенно о присутствии "гостя". Затем, спохватившись, она продолжила говорить, поняв, что, должно быть, оборотень не помнит событий прошедшей ночи. "Интересно, как они чувствуют себя в теле зверя?" – девушка пообещала себе обязательно спросить об этом у мужчины... конечно, после того, как решит вопрос с его одеждой да и вообще, хотя бы... познакомится что ли.
– Наверное, вы не очень понимаете, как оказались здесь, – нерешительно продолжила она, стоя спиной к оборотню. – Ночью я услышала шум и выглянула в окно. Я увидела птицу... – она запнулась, – То есть вас. Вы были ранены, и я принесла вас сюда. – вспомнив о ранении, девушка спросила: – Как вы себя чувствуете?
– Нужно найти одежду для вас, но пока я могу вам предложить лишь одеяло с моей кровати. Прикройтесь им, – добавила она и вновь покраснела.

Оборотень вежливо поблагодарил ее, и эльфийка улыбнулась в ответ на это. Она уже чувствовала себя спокойнее, даже перестала смущаться всякий раз, когда в комнате начинал звучать голос незнакомого мужчины. Наконец, он решил проблему со своими одеждами, и Миристель могла повернуться. Она сделала это не сразу, сначала боковым зрением убедившись, что он не обманул ее. Когда подбираешь посреди ночи какого-то мужчину, приходится быть осторожной, тут ничего не сделаешь.
Завернутый в одеяло, оборотень выглядел довольно смешно, но Миристель подавила в себе желание даже улыбнуться: она боялась обидеть мужчину или задеть его самолюбие. Он, видимо, не по своей вине оказался в такой комичной ситуации, так что насмешка могла его задеть.
Жрица несколько секунд изучала внешность стоящего перед ней мужчины, а затем после недолгой паузы отозвалась:
– Я готова помочь вам, – она замерла в нерешительности, не зная, присесть за стол или так и остаться стоять, но затем все же указала жестом на деревянный небольшой столик и два покосившихся и явно видавших виды стула. – Присядем.
Девушка неспешно приблизилась к столику и опустилась на стул. Вид их не внушал никакого доверия, а потому сделала она это не без опаски. Стул скрипнул, но не стал возражать против того, чтобы еще немного послужить для благого дела.
– Вот уж не думала, что когда-нибудь окажусь в столь странной ситуации, – честно призналась Миристель, отводя взгляд и уставив его в стену. – Наверное, вы тоже, – она слегка улыбнулась. – Так что я могу сделать для вас?