В любое время года северная сторона этого огромного мира была покрыта вечным ковром белого снега. И если в Гвионе летом такая жара, что сложно порою дышать, то здесь, в окрестностях Агарды, самого северного города в Альмарене, в легкие врывался холодный воздух, а частые ветра со стороны морей рвали на путнике его одежды. Город грозно и надменно возвышался над близлежащими землями, погребенными под вечным снегом, хмурым взглядом провожая или встречая тех, кто решался ступить на белоснежную равнину.
Элеонора рвалась из Агарды, где когда-то жила, домой. Она уже давно нашла приют под крылом разных городов, позабыв о родине, холодной и суровой; домом для нее уже давно стал весь мир, лежавший за стенами северного города-крепости. И, сказать честно, у нее никогда больше не появлялось желание вернуться сюда, за исключением всего лишь пары раз.
Кобыла рысью шла по протоптанной тропе, иногда шевеля ушами и вслушиваясь в звуки холодной пустыни; под ее копытами звонко хрустел и скрипел снег. Эл, восседая на спине лошади, иногда вздыхала, но не смела оборачиваться назад, продолжая упрямо глядеть вперед и лишь вперед. Она оставляла Агарду за спиной, мысленно этому радуясь. Но помимо радости в ее душе поселился и странным вакуум. Она увидела место, где ранее стоял ее дом, который вечерами освещали свечи; увидела могилу матери, припорошенную снегом - и никакого намека на то, что эту могилу вообще кто-то посещал. Нет, она не винила себя за решение, принятое пять лет назад. Была ли это тоска по дому, по матери, по тем светлым временам, когда они жили все под одной крышей? Может быть. В любом случае, Аморе старалась об этом не думать.
В городе она надеялась отдохнуть от суеты своей жизни, но права на долгожданный перекур так и не получила. Судьба снова бросила ее в самый эпицентр быстро развивающихся событий, не давая даже шанса передохнуть. Девушка с улыбкой вспомнила о Харниэле, флористе, что работает в Агарде, их далеко не веселые приключения. Сейчас, когда она уже была на пути к тем местам, где было хотя бы теплее, чем в родном городе, все эти события казались прочитанной страницей одной большой книги, и творцы эту страницу уже перелистнули.
Северянка надеялась добраться до Леммина без приключений, но не стала загадывать, лишь лелея в своей душе эту искорку надежды. Путь неблизкий и полный неожиданностей, опасностей, и дай Имир ей пройти мирно и спокойно. А солнце уже, к слову, практически скрылось за горизонтом, в последний раз окрашивая снег в цвет пролитой крови; дело близилось к ночи, холодной и темной. На Элеонору накатывала усталость, с которой она была уже почти не в силах совладать; кое-как она уселась в седле поудобнее и, зевнув, продолжила ехать. Паутинки дорог и тропинок путались перед глазами, зазывали каждая к себе, будто бы потихоньку вместе с усталостью строя коварные планы. И в конце концов торговка сдалась, незаметно для себя ступая на совсем не правильную дорогу, забредая в незнакомые места, в непонятную глушь.
Увы, слишком поздно блондинка поняла, что идет абсолютно не тем путем, которым должна. Темнота все сгущалась вокруг нее, скрывая от голубых глаз окрестности, не давая рассмотреть место, в котором она по ошибке очутилась.
- Да твою мать! - гневно выругалась Аморе, останавливая кобылу и снова вертя головой. Никаких знакомых очертаний или силуэтов местности, что находилась подле дороги главной, нужной. Беспомощно она глядела то туда, то сюда, прежде чем тихо промолвить, обращаясь к пока что единственному живому существу, находившемуся с ней рядом, - к лошади: - Куда ж мы с тобой забрели?.. - ее рука в черной перчатке коснулась мощной шеи животного; кобыла лишь ушами повела, мол, "не знаю, ты меня вела". Страх накатил на девчонку, скрывая ее с головой, словно вода; Элеонора нервно дернулась, перехватив получше поводья. Меньше всего ей хотелось ночевать на неизведанной местности, которая могла таить в себе немало опасностей, когда нет ни сучьев для костра, ни уверенности в том, что она вообще до утра доживет. Вот только возвращаться назад было бессмысленно: сейчас, в темноте, едва ли можно было разглядеть дорогу. Острый коготь луны уцепился за черное небо, на котором уже давным давно разгорелись звезды, но не давал он такого света, какой дает полная луна. - Ладно... Ладно. Придется ночевать прямо здесь... - вслух произнесла северянка, осторожно спешиваясь и сразу же беря лошадь под уздцы, дабы не сбежала.
Она последовала прямо, слепо ступая по белому ковру и выглядывая возможные места для ночлега. Ночной холод игриво забирался под одежду, всячески напоминая о себе; девушка сжала зубы, терпя и сильнее кутаясь в свой плащ, который хоть как-то спасал от внезапно поднявшегося легкого, но морозного ветра. Найдя небольшую впадину на снежной равнине после довольно-таки долгого поиска, Аморе, не задумываясь, туда спустилась, скользя по склону и таща за собой не особо горящую энтузиазмом вообще куда-то спускаться кобылу. Впадина имела форму овала или круга - ночью было все равно; она не была уж слишком большой, может, метра полтора-два в глубину, а в ширину и того меньше, а края ее не были уж слишком отвесными, кроме одного, что в принципе позволяло утром подняться назад. Наверное.
Остановившись, торговка огляделась, с неудовольствием замечая, что и здесь был снег ("ну да, а что я хотела? Север, мать его"), но местами все-таки чернела твердь земли. Летом северный край был не слишком подвержен снегопадам, что не могло не радовать: значит, место для сна себе можно расчистить. "И без костра, наверное, сойдет", - неуверенно подумала блондинка, вытаскивая из седельной сумки веревку, которой немедля стреножила лошадь - еще не хватало, чтобы эта серая задница ночью сбежала. Убедившись, что в передвижениях кобыла ограничена, Элеонора вернулась к выбору своего будущего места для ночлега. С горем пополам выбрав местечко, где земля была обнажена побольше, северянка, вздохнув, прямо там и улеглась, положив под голову сумку и свернувшись почти что в калачик, тщетно пытаясь согреться. Она слышала, как сверху задувает ветер, не удостоив вниманием эту впадину, и абсолютно не слышала посторонних звуков, которые могли бы принадлежать, например, хищникам. "Дай мне дожить до утра, Имир..." - подумала Аморе, прежде чем закрыть глаза и провалиться в беспокойный сон на мерзлой земле.

Ее сон был крепким и страшным, до последнего не выпуская рассудок из своей цепкой и липкой паутины. Там то и дело мелькали драконы с головой лошади, ручейками струилась подле ног кровь и будто сквозь вату в ушах слышались чьи-то предсмертные хрипы. Девушка проснулась с еще более тяжелой головой, чем накануне, и сразу же села, тщетно пытаясь согнать остатки сна со своих ресниц. В первые минуты она не совсем понимала, где вообще находится, но постепенно события вчерашнего дня начинали всплывать в памяти, собираясь в единое целое и заполняя проплешины в мозаике воспоминаний. Элеонора вспомнила дорогу, вернее, очень много дорог, петлявших перед глазами и зовущих каждая за собой; вспомнила ночной холод и пронизывающий ветер; вспомнила и то, как, отчаявшись выбраться невесть откуда, спустилась во впадину, огромной дырой зияющую на белой равнине. Встрепенувшись, словно полусонный воробушек, блондинка обернулась в ту сторону, где вчера оставила лошадь, чтобы обнаружить там... Ничего. Ничего и, кажется, багряные капли крови на корке снега и черной земле.
Еще не совсем что-то соображая после сна и пытаясь отогнать видения помеси дракона и лошади, убийца нехотя поднялась с твердой, как камень, земли и отряхнулась, несколько заторможено оглядываясь. Вчера же, устраиваясь на ночлег, она оставила кобылу подле того края впадины, откуда они спустились сюда, а сама устроилась под склоном отвесным. Холод от земли, кажется, пробрал все ее кости; Аморе бил легкий озноб, а ее дыхание едва-едва заметным белым облачком вырывалось изо рта и вздымалось к небесам. "Сейчас хотя бы теплее, чем ночью, спасибо творцам", - вздохнула девушка и поплелась к тому месту, где еще вчера была ее лошадь. Едва-едва передвигая ноги от усталости, она ясно чувствовала, как режет в животе от голода, и с неудовольствием подумала, что еды у нее буквально с гулькин нос, да и воды примерно столько же.
Остановившись прямо подле алых капель на снегу, Эл огляделась вновь. Никаких следов того, что ночью кобылу увели или же она сама сбежала: на склоне едва-едва виднелись, припорошенные снегом, их вчерашние следы. Кровь на земле блондинка с утра едва ли могла объяснить; в сонную голову совсем не лез страх перед необъяснимой пропажей единственного ее средства передвижения. С минуту еще отстраненно попялившись в одну точку, девушка вернулась за своей сумкой и вместе с ней уже с трудом, но вылезла из впадины.
На поверхности ей в лицо сразу дыхнул легкий морозный ветерок, который окончательно северянку разбудил. Кутаясь в плащ, она посмотрела по сторонам, щурясь от переливов и блеска снега в лучах поднимающегося солнца. Здесь, на ее родном севере, солнце всегда вставало поздно, и она едва ли могла предположить, сколько же сейчас времени. Внезапно взгляд Элеоноры привлек небольшой сугроб, окаймленный опять-таки кровью. В нерешительности, лишь давая корма своему пробудившемуся внутри страху своими предположениями о том, что там может быть, Аморе неслышно и невероятно легко, словно кошка, скользнула к нему и опустилась на колени. С пару мгновений она не решалась протянуть руку, чтобы разворошить снег и узнать ответ на свой вопрос, но затем женская ручка, облаченная в черную перчатку, взмыла вверх, опускаясь на самую шапку сугроба. Чувствуя снежный холод даже сквозь свои перчатки, двумя руками Эл аккуратно начала разгребать некогда застывшие небесные слезы, все еще не совсем определившись, хочет ли она знать, что там лежит под ними. В прямом смысле докопавшись до истины, торговка с отвращением отпрянула от сугроба, передернувшись. Вчера, видно, кто-то решил отужинать ее кобылой, после чего заботливо укрыл следы преступления снегом.
Хрипло выдохнув, девушка отвернула голову. Нет, она не была брезгливой, но все-таки хотела бы видеть такое зрелище как можно реже. Отодвинувшись подальше от злополучного сугроба, Аморе поднялась на дрожащие ноги и посмотрела вокруг. Как бы не хотелось ей вспомнить, откуда же она пришла, но не удавалось. Везде, куда не глянь, тянулась абсолютно одинаковая белоснежная равнина. Ощущение полнейшей потерянности и понимание, что где-то совсем рядом бродит хищник, который может без особого труда проглотить лошадь почти что целиком, переплелись воедино и теперь вызывали уже не страх, а просто панический ужас.
- Куда идти, куда идти? Боже мой... - девчонка слепо тыкалась во все стороны, не переставая при этом метаться на месте. Элеонора внезапно почувствовала себя песчинкой на морском пляже; из-за ослепившей ее паники она так и не заметила того самого хищника, что притаился совсем рядом...

Растерянность и паника томили одним лишь своим нахождением в девичьей голове, не давая трезво мыслить, что было сейчас необходимо, как воздух. Обводя раз за разом взглядом мертвую белую пустыню, Элеонора смотрела по сторонам, но не видела ничего, ослепленная чувствами, что словно паразиты укрепились в ее голове. И кто знает, сколько бы она так бесцельно моталась из стороны в сторону, если бы не потревожила того, кто был скрыт от людских глаз под тонкой коркой застывшего снега, хищника, соизволившего явить себя во всем грациозном великолепии в занимающемся рассвете?
Позади раздался оглушительный в тишине сонного утра треск, будто кто-то разломил лед; Аморе тут же застыла, забывая обо всем на свете и чувствуя, как пробегает холодок по спине и как немеют от непонятной еще угрозы конечности. Зверь издал рев, разрезающий тишину мирно спящей равнины на частички, наполняя окрестности звуком и заставляя их очнуться ото сна. Девушка же развернулась резко, отчего ее несобранные волосы разметались по ее плечам и спине, обрамляя светлыми волнами искаженное испугом личико.
Ах, едва ли она когда-то имела честь хоть издалека узреть драконов! Как много историй ей сказывали о их грациозном изяществе, которое спокойно уживается с сильно развитым чувством собственничества; сколько легенд ходило о пещерах, наполненных несметными богатствами, сокровищами, которые не то чтобы за десять лет не растратить, за тысячи лет не сумеешь истратить их все. Были в ее быстротечном, постоянно меняющемся обществе и те люди, что своими глазами видели то, как спокойно и уверенно драконы парят в воздухе, играя с ветром, который уже давно стал их другом, их спутником, их единственной любовью с трудным характером. Вот только поговаривали, что встреча любого человекоподобного существа с властелинами неба, хранителями сокровищ, заканчивалась в большинстве случаев не очень-то и хорошо. Едва ли драконы могли видеть в людях хоть что-то, ради чего стоило бы оставить человека в живых.
Видеть прямо перед собой грозную красоту одного из драконов было... завораживающе страшно. Отряхиваясь от снежной пыли, зверь, чья шкура искрилась серебром, быстро нашарил взглядом нарушителя своего спокойствия. Вытянув шею, дракон склонил свою голову пред застывшей на месте, словно ледяная статуя, северянкой, настолько близко, что она могла в буквальном смысле ощущать на себе лед его дыхания, могла ясно заглянуть в глаза, своим цветом так напоминавшие небо. В нем не было ни тени враждебности. Пока не было. Но и это не помешало блондинке сменить страх на своем лице на подлинное завороженное удивление. Он стоял, казалось, так непозволительно близко к той, что была для него не больше, чем возможный перекус на один зубок, вот только почему-то страх покинул Элеонору окончательно, оставив вместо себя лишь благоговейный трепет.
"О, творцы..." - дыхание девушки вырывалось изо рта белоснежными облачками, взлетающими к сереющему небу, а сердце билось так, словно вот-вот выпрыгнет из груди. Едва ли она сейчас могла пошевелиться, лишь взглядом скользя по точеной драконьей голове, по находящимся на ней рогам, по мощным с виду крыльям и не менее мощным когтистым лапам. Что-то сказать не особо тянуло, да и поймет ли ее благородный зверь?