Демон давно уже не выбирался из родного храма столь далеко. И даже дождь не мог омрачить радость вырвавшегося на свободу из маленькой холодной кельи, проводя дни в молитвах и чтении книг. Бесчисленных книг, что таили в себе тайны темных ритуалов, трактаты по искусству управляться с клинком, описание земель и народов, населяющих их. Ну и конечно же, религиозные рукописи. Тысячи страниц текстов, рассказывающих о лживости и порочности светлой части мира. О грязных прихвостнях Имира, о великой борьбе и описаний благих дел спящего Бога.
И как и любой иной благопристойный всадник ордена, Кельтазар мечтал хоть как-то проявить себя, желательно, подальше от знакомых с детства стен, где вера обращалась в десятки обременительных обрядов, обязательных к исполнению под внимательный взгляд монахов-культистов и Владык. Так что на приказ доставить письмо был воспринят с достойным истинного Сына Рилдира рвением...
Вот только обратно мужчина не спешил, словно забыв о кнуте, столь рьяно применяемом к своенравной животине, перебирающей крепкими ногами по тракту, превращающемуся в слабо преодолимую грязь. Пусть это и сулило "счастливые" минуты под мерзким дождём и холодным ветром, норовящим бросить капли в лицо, укрытое шапероном.
И лишь различимые в вечернем полумраке огни таверны заставили шпоры указать коню, что стоит пошевеливаться, пока на крупе не появились новые красочные следы от ударов кнута. Животное, наученное горьким опытом, беспрекословно ускорилось, разбрасывая в стороны крупные комья грязи, спеша доставить путника в тепло и сухость. Ну и получить полагающуюся скакуну пайку.

Подав поводья слуге и распорядившись о корме и месте для животины, всадник толкнул плотную дверь, окунаясь в тепло и шум множества голосов. Непогода и близящаяся ночь собрала под крышей множество мужчин и женщин, ни единого свободного стола не осталось. Свежесть запаха леса, проступившая под прибитой к земле тяжелыми каплями пылью сменилась букетом из ароматов горячей еды, выпивки и дыма, исторгаемого весёлой печкой, да курящими посетителями, немытых тел и запаха подошедшей к промокшему путнику девушки, сквозь шум вскриков, смеха и иных речей спешащей сообщить, что ни единой комнаты не осталось.
В её щебечущем голосе сквозила какая-то радость, словно в мурчании добравшегося до сметаны кота, что слегка удивило мужчину, стаскивающего с себя насквозь промокший плащ, пока влага из него не просочилась до дорогого сукна гамбезон. Служанки в постоялых дворах обычно представали в различной степени плохого настроения от обилия работы, да десятков "остроумнейших" скользких шуточек, которые они не могли не услышать. Не говоря уж о попытках набравшихся храбрости работяг и солдатни усадить девок к себе иль полапать.
Но стоит признать, радостна иль печальная девица, демона слабо интересовала. Шаперон и плащ были брошены ей в руки с наказом просушить, вкупе с требованием бражки. Сейчас всадника больше занимал вопрос - где же найти более укромное место. И наиболее интересным в этом плане казался дальний столик, облюбованный девушкой с платиновыми волосами.
- На местную деревенщину похожа мало, да и торговку мало напоминает. Больно кожа светлая, да черты лица излишне благородные, - культист, прошёл сквозь помещение, на ходу отстёгивая ножны с саблей, - да и что-то с аурой не то у неё.
- Не против? - рогатый, не дожидаясь ответа, занял место напротив незнакомки, бросив саблю на соседний стул, словно намекнув иным, что место занято. Огниво брыснуло снопом искр, запалив трут и легло на стол, подле оставленной кем-то самокруткой, а укрытый под иллюзией медальона демон принялся раскуривать красивую резную трубку из тёмного дерева, беззастенчивая разглядывая девушку.

- Спасибо, - выдыхая ароматный дым произнесла девушка.
Значит, самокрутка всё же её... - тонкие, аристократичные нотки и фруктовые вкрапления в дыме мужчина не ощутил, увлечённый собственной трубкой, перебивающей иные запахи тяжёлым и чуть горьким ароматом, куда как менее благородным, чем курево незнакомки, которую демон беззастенчиво продолжал разглядывать.
- Вы очаровательны, хоть меня и привлекло иное, - всадник чуть мотнул обритой головой, словно отгоняя непрошеную мысль, - всё-же не каждый день встречаются вместе столь похожие натуры. Как минимум, мы оба не поинтересовались чужим мнением. Прежде, чем я составил вам компанию, а вы взяли моё огниво, - мужчина бросил на оное взгляд, - забавно, не правда ли, Тори.
- А ещё кто-то уж слишком связан с природой, - свои последние слова Кельтазар предпочёл не озвучивать.
Кареглазая служанка споро выставляла заказанные путниками еду и выпивку, завозившись лишь с пахнущим пряностями вином, стоит полагать, выбранным в качества напитка светловолосой. Тень улыбки мелькнула на лице порождения Рилдира, обратившего взгляд на мясо с кровью. Уж на кого, а на любителей подобных яств он насмотрелся в ордене вдоволь.
Дождавшись, пока служанка, грациозно вальсируя меж тянущихся к её формам рук исчезнет где-то в глубинах помещения, мужчина продолжил, уже с действительно теплотой смотря на милую собеседницу, - зовите меня Крейг, достопочтенная. И да, уж коли вы не хотите собрать излишне много взглядов, оставьте вилку. Среди простого народа так не принято. На вашу фигурку и так заглядывается добрая половина зала.
Демон обнажил кинжал, протягивая его девушке рукоятью вперёд. Быть может он и не был удобен как столовый прибор, но уж точно был острее, чем местные ни на что не годные ножи, кои точили лишь по очень большим праздникам. Раз в несколько лет.
Густой сизый дым и трубки, причудливо извиваясь потянулся к потолку, норовя залезть в ноздри и неприятным запахом осесть на одежде. Хотя, стоило войти в насквозь прокуренное и полное ароматов кислой браги помещение, как стоило забыть о таких мелочах. Одежда будет ещё долго нести след постоялых дворов, - Подытожим. Красивая, знающая себе цену молодая девушка с очень интересной аурой, скорее подходящей для обитателей Лунной пади иль слегка помешанных друидов с любовью к мясу с кровью. Умело управляется с вилкой и ножом, кожа бледна, а руки уж слишком нежны для тяжёлого труда. Дочурка богатого торговца? Хм... нет, её стража меня бы и за версту к ней не подпустила. Да и осанка более подходит для светлых дам, нежели купеческой крови. Дворянка? Вроде как проклятая кровь у них не в цене. Магичка? - взгляд мужчины ещё раз, более внимательно прошёлся по телу красавицы, слегка задержавшись на сочных губах и чистых серых глазах под пологом длинных ресниц, - не вижу артефактов. Да и что тебе делать в такой глуши, Тори?

- А вы не из пугливых, - мужчина улыбнулся, открыто и добро, - и что, часто приходится арбалет аль нож применять? Одинокая девушка на тракте многим может показаться легкой добычей, - если, конечно она не окажется оборотнем иль друидом забредшим. Хотя, последнее вряд ли, - мысленно закончил он фразу.
Девушка отказалась от чужого оружия и кинжал, зло блеснув, с чуть слышимым звоном вновь спрятался в поясных ножнах, словно бы выражая своё недовольство. Лезвие ножа Тори вспороло нежное мясо, позволяя густому аромату, сплетаясь с запахом табака, коснуться ноздрей демона. Сочное и слабо прожаренное, подобное предпочитали гурманы, кои на тракте были редкими гостями, и оборотни-хищники, что в очередной раз подтвердило подозрения рогатого, трубка которого, ныне полная лишь золы и пепла, потухла, понудив отложить её в сторону.
Отхлебнув добрый глоток браги из глиняной кружки, всадник, слегка смочив усы в пенном напитке, продолжил беззастенчиво рассматривать собеседницу, отдельное внимание уделив татуировкам. Да уж, девушка-загадка. Воспитанная, словно бы родилась в дворянской фамилии, но вместе с тем, почти уверен - оборотень иль друид. Хоть и не припомню, чтобы подобное встречал средь благородного люда... Быть может, она и уродилась в семье какого-нибудь барона, а после была укушена и выгнана из семьи? Для слуг Имировых это было бы разумно. Иль ушла учиться магии средь друидов, где и получила свои узоры... Хотя, у них всё больше популярные растительные темы. А эти? Смысла в них не вижу...
Культист сдержал ухмылку, вспомнив о своих татуировках, коими было укрыто всё его тело. Древние письмена и обеты, сошедшие со страниц темных гримуаров... Уж кого-кого, а его бы к приличному обществу и на версту бы не подпустили... Да и в светлых землях пришлось бы познакомиться с виселицей, едва кто-то из разумеющих увидит. Хорошо хоть бронза амулета спасает от чужих взглядов, выдавая за обычного мужчину, - Обычного мужчину с железками по цене дюжины породистых скакунов.
- Можете, милая сударыня, конечно можете. Я даже позволю вам выбрать меж историей о путнике, бредущим по дорогам в поисках самого себя и о муже, что покинув родные края юнцом, гонимым жаждой славы, решил вернуться к отчему дому. Какая вам больше по душе?
Демон даже не пытался скрывать, что солжёт, утаивая свои истинные цели. Да и стоило ли ставить ему это в вину? Проведя одну ночь под этой крыше быть может они никогда больше не увидятся. Так к чему было раскрывать все карты? В любом случае, так скоро.
- Вот только, Тори, при условии что и вы побалуете меня своей историей. Тракт полон самых разных существ, каждый со своей судьбой, иные даже достойные быть описанные в книгах... Как наставление потомкам о подвигах, на кои стоит равняться и ошибкам, от которых нужно уберечь. Какова же ваша?
Всадник вновь отпил браги, не сводя взгляда с красивых серых глаз. Ему откровенно нравился этот странный разговор, в любом случае, это было куда как интереснее, чем слушать о очередном неурожае и душащим честный люд налоге, кои пришлось бы выслушивать за иными столами. Быть может, светловолосая даже сумеет удивить старого культиста.

Отредактировано Кельтазар (09-10-2015 02:41:47)

- Ну-ну... Конечно же я верю в сбежавшую баронессу. Прямиком в деревню, коровам хвосты крутить, милаха, - История девушки Кельтазару нелепой, но в этом и было самое странное. Ибо когда всё гладко и логично - прямой указатель на ложь. Возможно, демон был и не прав, но свято верил в то, что жизнь слишком уж странная и непонятная вещь, чтобы в ней всё шло правильно, не подчиняясь какому-то глупому случаю или выбивавшейся из колеи событию. А значит, пусть и отрицая всё сказанное как ложь, он чувствовал, что не всё так просто, как казалось. Чувствовал, но не понимал, что именно.
Ещё глоток прохладного напитка простолюдинов и ответ, в которому сквозил подавленный смех, - А вы рано осознали как помыкать мужчинами. Один невинный поцелуй и столько полезных навыков, не правда ли - выгодный обмен. А сбежали, надо полагать не только от отца, но и от юнца, желавшего всё боле? - губы демона расползлись в очередной улыбке, - иль девичье сердце всё же не было столь неприступно?
- Ну а что касается меня... - культист споро придумывал, - Я уродился чуть  больше трёх с половиной десятка лет назад в кругу любящей матери и отца, младшеньким, восьмым ребенком в семье, коли живых считать. Отец промышлял рыбной ловлей, ну а матушка с хозяйством управлялась, да подсобить пыталась чем могла. Вялить иль коптить улов же надо, да и торговать в иной день приходилось. Братья мои старшие с отцом уходили на лодках, ну а сестрички две прибирались, да всё о женихах мечтали... Ну а я, а что я? Обычный мальчугах, на палках с ребятней дрался, да яблоки воровал, куда ж без этого. Надо признать, первое выходило у меня не в пример лучше второго, за что розг вкусил - не пересчитать. Вот... - рогатой хлебнул ещё браги, на мгновение умолкнув, - а вот с палками - так да, хорошо выходило. Даже те мальчишки, что постарше без ссадин домой не возвращались. Ну и занимали эти игры всё время, кому ж за мной приглядывать? Сестрицы своими делами маются, братья с родителями тоже заняты. Да и мамке куда углядеть за сорванцом? Сами знаете, какова жизнь люда простого... На чем я? Ах, вот только городок, что жили мы, к югу от Кельмира знаменит мало чем был, разве что школой. Школа искусства воинского у нас была, не большая, прямо скажем, но всё же, не всякий город таким похвастаться может. И мастер был, мужик в годах уже, при шрамах, нравом крутой, да сердцем мягкий. Прознал он что мы с мальчишками всё бегали смотреть, да заприметил во мне что-то... Может, просто крупным уродился, а может и огонёк какой в глазах? Вот... ну и поговорили они с батюшкой, мол я при школе работать буду, а он и денег даст. Не много конечно, но медь на дороге не валяется, да и такую обузу с плеч, - мужчина хитро посмотрел Тори в глаза своим холодным серым взглядом, в котором загорелись теплые отблески - редчайшее для всадника состояние, - каким ж гордым тогда был... Самый младший, а уже деньги в дом приношу. Мне и одежду купили пристойную, дабы люд не смущать... А мне то, только и знай, что полы мыть, да за бойцами смотреть, что в руках держат оружие. Настоящее, железное. Пусть и тупое, но... эх, даже описать не могу что юнец чувствует, когда впервые в жизни прикасается к холодному металлу клинка... Мне ж их собирать надо было. Штопать что сумею, да по мелочам ещё. Ну и мастер, видя как на иных смотрю иной раз урок давал. Правда чаще черенком да по спине, но толк был, куда уж. Так при школе и возмужал, да с её помощью в люди выбился. Уговорил мастера и меня поучить, сумел скопить на железку... Паршивую, зато свою. А там и дело пошло веселее. Иной раз кому и благородных юнцов страшно было ночью по городу ходить серенады петь. Иль мужа, аль братьев возлюбленной боялся, вот и приходил, помощи просил у нас. А нам что? Монету дадут, а боле и не надо, стой себе, делай вид бравый. Кому этот юнец нужен то? А как мастер помер от лихорадки, так и ушёл из дома, чтож мне надо там? Мир повидать хочется, посмотреть на иных людей, иные нравы... Глядишь в дороге и смогу свой путь найти в жизни, не просто же так уродился? Вот уже дюжину лет иду как, а ума не прибавилось, - демон ещё раз хитро улыбнулся, допивай остатки браги в кружке. Не так просто было поддерживать подходящий истории тон простоватого мужика, да воспитаннику ордена столь ловко выдавать свою речь за слова безграмотных. Играть роль до конца Кельтазар не собирался, но ради одного, пусть и длинного, монолога вполне мог. А если даже усиленно не представлять лица братьев, что могли услышать подобное, то можно было даже удержаться от хохота, с чем культист, стоит признать, отлично справлялся, сдерживая взрывы смеха глубоко внутри.

Девушка поморщилась слушая полную лжи историю Кельтазара, - Занятная история. Но... Ты же так прекрасно говорил до этого. Тебе не идёт так разговаривать. Тон совсем не подходит.
- А мне показалось, что это придаст образам большую яркость. Разве сыну рыбака пристало вести свой сказ высоким слогом, - демон улыбнулся в ответ на усмешку собеседницы, -почему же не идёт, сударыня? На благородного рыцаря древнего рода не похож.
Всадник жадными глотками допил остатки пенной браги и отставил глиняную кружку в сторону, - И конечно же слух крестьянской девки терзает простонародная речь. Хотя... мы оба лжём друг другу и не скрываем это. В этом есть что-то поэтичное...
- Быть может вы и правы, красавица, быть может, - мужчина, не сводя взгляда с Тори, ответил ей на слова о сеновалах и звёздах. И дело было не только в привлекательности светловолосой, хотя, чего греха таить, это точёная фигурка и аккуратные черты лица радовали глаз, но и в банальной симпатии к волчице. Подобные беседы для всадника, что уже три столетия как был посвящён служению Рилдиру были редчайшим даром судьбы. Праздником в серых буднях жизни Ордена и бесчисленных обрядов и тренировок. Братья и наставники были не плохими собеседниками, но подобный разговор они поддержать не смогли бы. Просто приятная беседа, которую демон легко сумел бы вести хоть всю ночь напролёт, лишь бы брагу вовремя подливали в кружку...
Но магию беседы развеяла подоспевшая служанка, что наклонившись к уху охотницы что-то щебетала о комнате, вслушиваться всадник не стал, справедливо отмечая, что это не его дело... Кельтазар обладал множеством пороков, но он никогда не был излишне любопытным. Это правило наставники втолковали юным послушникам с кровью и болью. Чтобы крепче помнилось... Чрезмерное любопытство порождает поиск не нужных знаний, полных лжи, а лживые учения способны сбить с пути истинного усомнившиеся сердца. Сомнения порождают ересь - одна из аксиом Ордена, один из законов, по которому многие сотни лет жили братья, передавая эти простые знания новым поколения всадников, что подхватывали старое знамя не давая упасть на сырую землю... Истины, прошедшие сквозь века вместе с гордо развевающимся полотнищем.

Тихий, приятный слуху шепот девушки, предлагающей составить ей кампанию в снятой комнате и пряный аромат вина, что шлейфом стелился за сероглазой. Разве смел Кельтазар отказаться ей? Хоть и понимал, что должен... Должен был выпить ещё кружку браги, дождаться рассвета и ускакать прочь, ставя точку в этой главе своей жизни... Демон не имел права быть столь беспечным, чтобы доверять первой встречной... Не имел права, но вместе с тем был абсолютно честен с собой, зная, что всё-равно пойдёт следом.
Споро забрав огниво и трубку, перекочевавшие в кожаный подсумок на поясе, мужчина оставил на столе монету в уплату браги и подхватив саблю, прошёл сквозь прокуренное помещение, гремящее голосами глоток уже давно нетрезвых посетителей, направляясь к лестнице. Слава Рилдиру, постоялый двор был не большой и заблудиться было сложно.
Призывно приоткрытая дверь окончательно отворилась, впуская в комнату рогатого, внимательный взгляд которого прошёлся по скудной обстановке помещения. Кровать, стол, да стул с комодом, освещаемые тусклым светом одинокой свечи. Хотя, привычная келья культиста выглядела ещё более аскетично, так что для демона условия были чуть ли не роскошные.
Тори курила, опираясь на комод, выпуская благородный сизый дым с приятным, легким ароматом, что удивительно хорошо подходил к её облику средь неспособного похвастаться яркостью светом свечи и пляшущих от теней, играющих на длинных светлых волосах. Эта картина заставила мужчину промедлить, создавая неловкую паузу, развеянную звуком закрывшейся двери.
- Полагаю, мне стоило захватить кружку? - рогатый прошёл к столу, обращая внимание на одиноко стоящий кувшин. Сабля, верная спутница Кельтазара, легла на столешницу, освобождая руку, - иль это уже излишества?

- Я все же горожанин, Тори, если не забыли, - Кельтазар задумчиво огладил бороду, - но и правда, подобные мелочи мало волнуют. А что на счёт вина и крова, - и склонил голову в едва заметном глазу кивке, - благодарствую, красавица, не столь часто встретишь столь добрых и прелестных путниц.
Демон на мгновение замолчал, выискивая слова для ответа на последнюю фразу девушки. Отделать одной лишь ложью было слишком грубо, слишком просто для него. Да и неблагодарно по отношению к заклеймённой проклятием собеседнице... А значит, ему оставалось лишь ответить правду, быть может и злую, но единственно верную, как казалось всаднику.
- Интересного? - мужчина медленно ступил в сторону, погружаясь в пучину мыслей и образов, - Что интересного? - словно не замечая девушку, рогатый прошёл к центру комнаты, бессмысленно уставившись на дерево двери, чтобы в следующее мгновение обернуться, касаясь своим взглядом прекраснейших глаз волчицы. Но не было в сих серых "зеркалах души" ни коварства, ни пламенных огней влюбленного юнца, ни гнева ярких углей. Лишь тяжесть времени и боли, след тяжелой ноши и внутренняя святая чистота - проблеск веры в сердце злого колдуна.
- Я видел глухую мерзость бытия и ужасы, что готовит нам сей бренный мир. Я видел грязь, пороки, жажду власти. Я видел злобу, кровь и ярость. Я видел жажду убивать у обезумевшей толпы и мертвые, сгоревшие селения. Узрел, как матери бросают в ров младенцев, как продают невинность дочерей. Но вместе с тем я видел свет невинных душ, спокойный, яркий, полный скорби. Увидел тех, кто шёл миру вопреки, кто жизнь свою хотел отдать на плахе лишь ради горсти чистоты, - демон горько ухмыльнулся, - что для себя нашёл? Лишь боль, да веру в правильности пути. Уменье видеть больше, чем другие и радоваться всяким мелочам. Как например, беседе с вами, Тори.
Пусть будет не по нраву, пусть не поймёт его прекрасная охотница, но всадник был как никогда честен и открыт, на мгновение распахнув свою душу. Стоило ли это делать? Кельтазар не был уверен, он мог отделать рассказами о редких существах, о поединках иль о чём-либо ещё. Мог рассказать о чем-то смешном и нелепом. Мог, но не стал... Хотя, столь важно ли это? С рассветом тракт разведёт их в стороны и, быть может, они более никогда не повстречаются, лишь в памяти сохраняя эту ночь. А если так, к чему было думать о подобном?
- Уймись, поборник, здесь не место, - к тому же, Тори ведь могла лишить его своего общества, устав от этих разговоров. А возвращаться спать в общий зал всаднику решительно не хотелось. Да и спать ли? Скорее уж всю ночь пить брагу, слушая гогот наиболее стойких к алкоголю постояльцев, чтобы наутро, устав проклинать себя за глупость, гнать коня к храму.
- Но хватит об этом, пока я окончательно не испортил вечер, милая барышня, - культист вырвался и собственных раздумий, вновь возвращаясь к реальному миру, вместе со своим хорошим настроение - ибо подобного простить себе я не смогу. Быть может принесём немного радости? Сыграем в карты или подпалим сарай, пока никто не видит? У входа, под навесом, мне кажется, я видел хворост, - мужчина, рассмеявшись, вернулся ко столу.

- Это звучало намного более убедительно, нежели тот рассказ в зале, - выдохнув произнесла белокурая.
Демон не стал отвечать, просто принимая слова девушки как данное, банальную истину, не более. И его ответ был бы здесь неуместен и глуп, способный лишь сотрясти воздух, иль что хуже, скорее уж разрушить ту каплю доверия, что просочилась в его душу.
Она рассмеялась, мелодично и звонко, обнажая белые зубки, скрывающиеся за чуть полноватыми губами, заставив мужчину улыбнуться. Признать, он и правда опасался, что окончательно испортит вечер нахлынувшими размышлениями об этом бренном мире и его пороках. О бесконечной войне едва ли не против всех. О войне с самим собой, подавляя свои желания и эмоции за железной маской темного всадника. Страх и слухи - лучшее оружие, а жестоким, кровожадным воинам, приходящим из тьмы нужно было поддерживать образ посланцев самого Рилдира...
Но не сейчас, ибо эту ночь можно было укрываться за ложью и иллюзиями, смешивая их с толикой правды и вместе с тем словно бы прожить чужую жизнь, оказаться пусть и странным, но всё же обычным человеком, путником с не имеющим смысла именем, что бродят по трактам, пополняя россказни тавернщиков и корчмарей удивительными историями и дивными небылицами.
- Карты? Отличный выбор, сударыня, отличный выбор, - демон усилием воли загнал предательские мысли в наиболее темные глубины сознания, стараясь ничем не проявить метнувшиеся перед взором образы грубо срываемой с беловолосой одежды и сцены соития на полу.
А всему виной весьма приятное, но пьянящее не хуже гномьей бормотухи поведение игривой девушки, что, как показалось колдуну всё понимала и позволяла себе его дразнить, то оказываясь пленительно близко, проводя своим хрупким пальчиком на груди мужчины, то вновь отстраняясь от него...
И нужно признать, дразнила она вполне успешно, понуждая культиста безжалостно подавлять мечущегося в недрах души демона, крайне охочего до молодого женского тела. И ручаться, что мужчина будет долго сдерживать это беснующее чудовище не стал бы, его предложения в адрес Тори были весьма заманчивы, даже слишком заманчивы...
- Ну, боюсь, мне придётся щеголять в исподнем, но я не позволю себе упустить шанс хотя бы попытаться, - мужчина на мгновение умолк, извлекая из подсумка слегка потрепанную колоду, - Я согласен. Но во что именно желает играть моя прелестная собеседница?
- И почему меня не покидает ощущение, что мне предстоит оказаться на улице в одних портках? - последнюю часть Кельтазар предпочёл оставить лишь в мыслях. К счастью, в ордене карты и кости имели хождение, пусть и подобные игры регулярно наказывали наставниками, но сколь хороша в них сероглазая он не имел ни малейшего представления

Демоны - древняя и могущественная раса, влачащая, стоит признать, довольно жалкое существование изгоев, да ходячих источников различных алхимических "лакомств", которые жаждут раздобыть полубезумные гении склянок и мензурок. Почему полубезумные? Ну а кто ещё полезет сцеживать у рогатых обладателей далеко не сахарного характера кровь? И это ещё не вспоминая про уязвимости к освященным предметам, религиозным символам и реликвиям, светлой магии, некоторым алхимическим солям, богомерзкому серебру...
Список недостатков существенный, но Спящий бог оставил своим детям и великие дары... И это не только сила, ловкость и долголетие, граничащее с бессмертием, но и столь часто упускаемая из виду память - единственное, что позволяло всаднику, набравшему уйму паршивейших карт каким-то чудом удерживаться на плаву, медленно переворачивая игру в свою пользу. Он помнил каждую вышедшую из игры карту, прошедшую через его руки иль брошенную на стол очаровательными пальчиками светловолосой девушки, желание обладать которой лишь ненадолго отступило из вида, потеснённая интересной игрой.
И пусть мужчина и не мог объяснить ощущения, что девушка отлично чувствует каждую пришедшую к нему разукрашенную бумажку, он яростно сопротивлялся невезению, применив ещё один вполне достойный порождения темного бога трюк. Многое повидавшая колода не первый день мелькала пред его глазами, позволяя по каждому загнутому и обтрепанному уголку, мелкой царапинке и прочим следах небрежного отношения безошибочно определять то, чего стоит ждать от волчицы, умело и красиво едва ли не "потопившей" культиста в самом начале. Фортуна - будь ты проклята, блудливая девка.
- Надеюсь, вы слукавили, красавица, ибо если вы плохой игрок, то кто же я? - демон, стремящийся развить атаку, всеми силами стремился попадать не в масть Тори. Сдавать первый же раунд ему крайне не хотелось. И дело не только в азарте или желании победить, к счастью, Кельтазар, при всей своей горячности и вспыльчивости достаточно разумно относился к играм, но вот лишить горячее и манящее тело сероглазой одежды - совсем другое дело. В чём-то даже дело чести, если, конечно, это слово применимо к кровожадным религиозным фанатикам с весьма запутанным и частенько противоречащим себе сводом правил и обетов, должных регулировать поступки.
- Всё же, иной раз лишь карты даровали мне сытный ужин и ночлег, но играй я с вами, чую, пришлось бы отбирать кости у дворовых псов, - память более чем не вовремя подбросила воспоминание об одном из мимолётных проступков, связанных с картами. Всадников учили, что любая жизнь, даже Имировых рабов, имеет ценность, ибо заблудшие души могут обратиться в истинную веру, а посему, реки крови должны литься разумно. Небольшое пожелание, нарушаемое орденом из поколения в поколения, одобрительно рыча, когда его вестники под неодобрительные взгляды Владык вспарывали животы погрязших во грехе и невежестве.
Маленький полненький ростовщик, искуснейше играющий в карты, да так, что колдун, чтобы рассчитаться за вечер должен был не только ссыпать все монеты до единой, но и отдать коня с доспехами, ибо, как оказалось, играли они не на дряную медь, а на полновесные золотые монеты. И что особенно непристойно, узнал об этом Кельтазар лишь собираясь вставать из-за стола... Ну а потом... А потом его глупая, вспотевшая на лысине голова сладко поцеловала столешницу, прижимаемая рукой разгневанного всадника, пока ложка удар за ударом пронзала дряблую плоть шеи, метя в артерии, под аплодисменты всплесков крови, окропившей рукава, лицо и плохо ошкуренное дерево, распространяясь по маленькой комнатке удушливо-сладким запахом, заставляющем с неимоверным наслаждением орошать грязные полы брызгами алой жидкости.
Обритая голова чуть вздрогнула, отгоняя не к месту пришедшие мысли, вновь возвращаясь к игре и завораживающим глазкам молодой графини, в обществе которой сдерживать инстинкты было все сложнее.

- Вы хороший игрок, Тори, и дело тут не в везении, - мужчина старательно спрятал за улыбкой очередное грязное ругательство в адрес колеса фортуны и места, на коем, если верить всаднику, он его вертел. И судя по вкраплениям темного наречия, вертел длительно и искусно, целиком и полностью отдаваясь этому занятию.
И, возможно, посыл был столь сильный, что Удача лично обратила внимание на сквернослова, отвешивая звонкую пощёчину в виде ещё худших карт, чем ранее. Видимо, чтобы не зря ругал. Хотя, это было чуть позже, а сейчас девушка освобождала изящные ножки из под гнета сапогов, исполняя условия игры. Точнее, Кельтазар  считал, что они обязательно изящные и милые, под стать сопернице за карточным столом, ибо сквозь столешницу видеть он не мог, а встать, дабы поразглядывать не решился.
- Ну что же, я лишилась первой части своего гардероба, - с усмешкой произнесла волчица.
- И я не буду лгать, смею надеяться, что не последней, - демон отвёл взгляд от глаз Тори, чуть дольше, чем позволяли приличия задерживаясь на груди собеседницы, прежде чем внимательно следить за перетасовкой колоды. Игра закончилась, а значит отвлекающее внимание стремление победить тоже отступило пред напором слабо контролируемого желания заполучить сероглазую. Нечто даже большее, чем просто жажда овладеть ею, нет, культисту хотел красивую игрушку, древнее, заложенное Создателем стремление подчинять и попирать пятой всякое, что придётся по душе крылатому порождению. Нечто схожее с бессмысленными сокровищами драконов и имперскими амбициями людей, жаждущих подмять под свои знамена целый мир...
К счастью, вовремя розданные карты направили пыл колдуна в иное русло. А если быть точным, в очередные потоки мысленных проклятий. И, не смотря на яростное сопротивление - безропотное "коллекционирование" карт с едва различимым утробным рычанием, демон проиграл, даже не стремясь довести игру до логического завершение. Какой в этом смысл, если в твоих руках половина колоды и нет ни единого шанса выползти из этой трясины? Даже зная чужие карты и ту пару оставшихся, что красавица заберет после очередной атаки.
- Я думаю, довольно, Тори, избиение младенцев вам не к лицу, милая, - мужчина, конечно был зол на судьбу, но к девушке обратился с уже привычным дружелюбием, расстёгивая пояса, а после и костяные пуговицы гамбезона, отброшенного на кровать, ибо скинуть на пол - наиболее привычная для Кельтазара практика, было бы ещё хуже, равно как и оставить его на столе.
Оставшись без родной стёганной куртки, обнажив белую льняную рубаху, рукава которой был тут же привычно поддёрнуты, демон поправил амулет, хорошо понимая, что надеяться на легкую победу не стоит, и, с усмешкой, вновь обратился к волчице, подходя ближе, - Может, сойдёмся на ничье? - всадник потянул к себе девушку, надеясь коснуться её губ поцелуем и видят боги, уже нисколько не скрывая пламя страсти, палящее его тело, он постарался быть нежен. В любом случае, для нетерпеливого и одержимого желанием овладеть чарующим телом юной прелестницы демона.

Её поцелуй, горячий, бесконечно желанный и прекрасный в своей первородной порочной страсти, затмевающий мир своей пылкостью, окончательно сбрасывающий с демона моральные оковы, призванные сдерживать буйствующего зверя, движимого вложенными создателем инстинктами, размытое отражение его величие, созданное по образу и подобию. И это отражение желало заполучить то, что ему было по нраву не меньше, чем Спящий грезил о власти над миром. И миром для Кельтазара сейчас была Тори, беспечно играющаяся с темным всадником.
Ошеломлённый стирающимися масками и образами, цивилизованных существ, за которыми укрывалось порождение, культист послушно отступил, позволяя девушке разорвать поцелуй... Прикосновения, дразнящие, должно быть подчиняющиеся желанию сильнее раззадорить колдуна, и тихий, завораживающий голос, звучащий лишь музыкой. Демон решительно не понимал и даже не стремился понимать что же хотела сказать ему сероглазая прелестница, лишь отвечая полным желания взглядом, коим награждали пищу изголодавшиеся, полубезумные путники.
Дорогая ткань - странный выбор для одинокой путницы слетела в сторону, дозволяя мужчине лицезреть, как ему казалось в эту минуту, совершенное полуобнажённое тело Тори, красовавшееся в тусклом свете, наполнявшем комнату. И уж после подобного ждать чего-либо культист не имел ни малейшего права, вновь подступаясь к своей законной добыче.
- А дальше...
Что же будет дальше Кельтазар не дослушал, сгребая оборотницу в грубые объятия, дополненные холодком бронзового амулета, прижатого к нежной коже девушки, слегка подпорченной шрамом на правом боку. Хотя, всаднику было на это плевать, ведь она была так рядом, опьяняя запахом молодого тела, шёлком её платиновых волос. И не мудрено, что демон ни придал ни малейшего внимания татуировкам, украшающим фигурку юной охотницы. Под иллюзией его шкура пестрела темными письменами, охватывающим всё без разбора, не оставляя места даже на лице, так что эта маленькая деталь нисколько не  удивила. Да и те редкие сформированные мысли мужчины, подобно льдинам выброшенным в горячую воду, плавящиеся в океане страсти были лишь о незавершенности прекрасной картины, обезображенной тряпками одежды, прелестной волчицы.
И конечно же, демон, без тени нежности и ласки подхвативший девушку на руки, бережно опустив свою ношу на кровать, стремился сорвать, едва останавливаясь от того, чтобы разорвать хлипкую ткань, которую сейчас ненавидел едва ли не больше чем Имира и всех его рабов вместе взятых. И краткий, злой поцелуй, окончившийся лёгким укусом губы девицы был предупреждением глупых действий, коими были любые мешающие крылатому на его пути к вожделенному трофею в лице графини. И видит Бог, полубезумный всадник, едва ли сдерживающийся от того, чтобы не обернуться в истинный облик, бурей эмоций напирающий всё сильнее на человеческую суть, не шутил, готовый взбешенным грифоном втоптать в грязь каждого, кто посмеет встать меж ним и искомым.

В каждом из нас живет демон... Но кто же живёт внутри демона?
Кельтазар не страдал бессмысленными внутренними голосами и непонятными сущностями, обладающими собственным рассудком. Ему не приходилось подавлять "чужие" мысли и желания, разделение между ним, его личностью, и Зверем, живущим внутри, было слишком условно, слишком зыбкими были границы и провести разделяющую черту не представлялось ни единой возможности. Страсть, гнев, ярость, похоть, ненависть... Эти чувства исходили от Зверя, но вместе с тем, они были и его собственными. И вся разница меж ними была в налёте правил, коими опутывал себя Кельтазар. Порождению Спящего не нужны были правила, он был безгрешен в своей неразумной природе, честен, верен создателю и, не стоит лгать, безумен. Настоящий Кельтазар, крылатый, кровожадный, возможно, был неполноценен, представляя собой едва ли не идеальную тварь для бойни, появившуюся на свет лишь для этого, но вместе с тем и куда как более... настоящим. Не скрывающимся за ложью и не выдумывающим чувства недоступные рогатому.
Поэтому говорить о том, что всадник отдал бразды правления своему второму Я было неверно. Он лишь обернулся в истинный облик не телом, но душой. И этот самый истинный вид не просил, но брал. Это было нечто большее, чем страсть. Демон жаждал получить Тори как свою собственность, словно угоняя в полон и насилуя дев народов побежденных. Нежность? Те крохи бережного отношения к девушке исчезли под гнетом желаний. Просто красивая кукла, призванная успокоить истосковавшуюся по женскому теплу плоть. Банальный голод по молодому, сочному девичьему телу слепящей вспышкой пред глазами выжигал черты того мужчины, с коим познакомилась волчица в этом дешевом трактире.
Светловолосая расстегнула пряжку весьма кстати, предупреждая превращения части одежды в изодранные лохмотья, ибо ткань её штанов, жалобно затрещав, была бесцеремонно стянута, высвобождая длинные, стройные ножки, во взгляде всадника на которые читалось что-то плотоядное. Хотя, Создатель, охотнице и правда не стоило бы сейчас глядеть в эти серые очи. Даже под иллюзией они казалось светились безумным, леденящим нутро огоньком, не предвещающим ничего хорошего для графини, коли та осмелится перечить колдуну.
Немного отпрянув от красавицы, всадник, доблестно вступил в неравный поединок со своим нарядом, пусть и лишившимся нескольких частей. Чуть подрагивающие от нетерпения руки, признать, справлялись успешно, если не считать слегка надорванной рубахи, которую сероглазая ещё мгновение назад задирала, коготками дразня культиста. Что удивительно, тяжелый медальон, холодящий кожу, выдрессированное порождение Рилдира, даже одолеваемый бурей чувств, сохранило на себе, не спеша расставаться с такой родной вещицей, оберегающей сокровенные тайны поклонника Спящего бога.
Хотя, сейчас о подобном Крейг, всё же, именно этим именем представил путник не размышлял, грубо подминая под себя волчицу, манящую обнаженной красотой и, как сейчас казалось, совершенном форм, достойных скульптур, высеченных рукой мастера. Её бледная кожа и впрямь казалась мраморной, если бы не была столь горяча и шелковиста, противопоставленная грубой, обветренной шкуре северянина, прижимающего к себе своё сокровище. Его кожу словно окутывали языки пламени, беспокойные, игривые, пляшущие под мелодию его бешено колотящегося сердца, опьяненного близостью новой добычи демона, новой королевы, бесподобной и блистающей. В губы которой Кельтазар едва ли не вгрызался лютым, яростным поцелую, вместе с тем, скользнув ладонью по соблазнительному бедру светлоокой, грубо и непочтительно раздвигая её ноги.