Происки древнего демона
В годы Преследующих Войн народ Перворождённых бок о бок с айрэс отодвигал границы Тёмных Земель в Скалистые горы и дальше, стремясь надёжно запереть их за поясом скал. Тёмные были бы и не прочь уйти с миром, но горячий норов орков заставлял их оставаться и принимать бои. Исход был предрешён, однако многие успевали извлекать пользу из крови, пролитой в этих сражениях.
Таким был демон обмана, представлявшийся Ренгаллором. Один из немногих, он сумел обвести вокруг пальца многих эльфов, отчасти потому, что не вынашивал никаких грязных планов. Возможность изобразить раскаяние и провести светлых носила для него исключительно характер вызова. Сможет ли?
Он смог. И добился любви эльфийки гораздо более могущественной, нежели прекрасной, менталистки Аллаурис, дочери Тенинвена. Превосходя её в искусстве ментальной магии, он успешно водил её за нос долгие годы. Демона даже не заботила особо судьба детей – он беззаботно прививал им лучшие качества, которыми, впрочем, сам не обладал.
Давней знакомой Ренгаллора была ртутная драконица Глессальфахалинерисс, которая и до поражения Рилдира не очень-то одобряла идею ссоры между братьями, и после при первой же возможности выразила свой протест. К сожалению, семья не разделяла пацифистических наклонностей драконицы, и та понуро плелась с ними, участвуя в войне. Ей повезло взять в плен Рыцаря Розы, эльфийского ловеласа Корундила, сына Мерилнира, который сумел в рекордно короткий срок совратить её на свою сторону. И хотя любовные похождения Корундила на сторонах на этом резко закончились, этому отважному эльфу удалось достичь куда более всеобъемлющей близости с новой возлюбленной и войти в историю всадником дракона, сражающимся за господство в небе наравне с айрэс.
Навстречу судьбе
В те светлые времена эльфы были последней бессмертной расой, и, стоя рядом с детьми света и тьмы, а также с порождениями самой Амат, они не ощущали своего превосходства. Считали ли они орков разумной расой? Едва ли. Поэтому рвения в защите чистоты своей крови у лесного народа было не столь много, но идея породниться с другими сущностями, чья сила и чья магия были присущи им с рождения и лишь росли год от года, приходила многим.
Когда война закончилась, Ренгаллору начало порядком надоедать эльфийское общество. Новую вспышку интереса вызвала встреча с Глесс. Пораскинув мозгами, демон сначала задумал было увести её единственного ребёнка, но после пришёл к выводу, что это недостаточно сложная задача – и устроил всё так, чтобы старший сын Аллаурис взял её в жёны. Дело это было, надо сказать, непростым. Практически неотличимый от эльфа, разве что немного более горячий и мускулистый Элдор (по иронии судьбы, единственный ребёнок в семье), должен был жениться на бледной и пугающе гибкой Мерилвен, дочери Корундила. Мерилвен отличалась полупрозрачной кожей: было видно каждую жилку, каждый сосуд, и даже краснея она пыталась закрывать лицо когтистыми руками, боясь, жутких кровавых пятен на щеках.
<…>
Не в этот раз будет рассказано, как Элдор и Мерилвен стали близки.
Рождение Фин
Когда Регналлору окончательно осточертело жить с эльфами, он скрылся в неизвестном направлении, прихватив с собой душу Аллаурис. Элдор, сын Ренгаллора, был безутешен, но мягкосердечный Корундил принял его как названого сына, дабы не осквернить род.
Годы текли, и великодушный Имир послал паре отроков, чужих среди эльфов, долгожданного ребёнка. Так родилась та, кто впоследствии стала именовать себя Фин.
Фин была обречена стать маленьким чудовищем. Ренгаллор, узнав о её рождении, замыслил недоброе и стал частенько приходить к ней во снах. Предчувствуя раскол в эльфийском обществе, он рассчитывал снова провернуть нечто вопиющее и сложное, в то же время, не приносящее в мир ничего, кроме хаоса.
Глесс, ртутная драконица, постаралась раскрыть девочке тайны магии звуков и духа, обучая мантрам. С их помощью юная, но весьма талантливая менталистка обучалась контролю над собственными эмоциями, силами и мыслями, но запоздало уже было противодействовать влиянию демонического деда.
Зловещая тень за её спиной не делала ничего предосудительного. Ренгаллор был занят своими делами, и не просто не хотел разоблачения, но в целом не планировал ничего серьёзного. Обстоятельства сами пришли к падению эльфов, когда тёмное влияние Рилдира вошло в их кровь и плоть. Но в роду Рыцарей Розы ему не поддался ни один.
Тьма наступает
После победы в Преследующих Войнах, Имир и его соратники не стали уничтожать наследие Рилдира, разрушая памятники, храмы или истребляя орков. Имир всё ещё оставался образцом светлого бога, проявляющего уважение и даже семейную любовь к своему недоброму братцу.
Когда же тёмное влияние заточенного бога обрело силу, со стороны обращённых последовал, можно сказать, фейерверк попыток перевернуть мироустройство на волне своего массового появления. И падшие эльфы ярче иных поверили в то, что именно им предначертана великая цель, и постарались её воплотить.
Что греха таить, типично в духе тёмных идти по головам, подставлять и предавать. Падшие эльфы рассудили так, что задача организации нового мирового устройства не требует участия Рилдира лично. Пусть себе спит. Сам Рилдир не так уж и полезен, коль скоро не пошёл на острие копья в атаку на брата, даже априори зная, что Имир не станет его убивать. Однако сила тёмного бога – вот что захватывало умы будущих дроу.
Стоило ли говорить, что Рилдир, спящий ли, бодрствующий ли, одобряет кровавые ритуалы и жертвоприношения. Ни для кого не секрет, что в культуре, практикующей магию крови, вопрос духовной чистоты, девственности и даже начала менструального цикла являются важнейшими при оценке качества приносимой жертвы.
Чистая сердцем и не запятнанная кровью девственница – вот был портрет идеальной жертвы. На пике рождаемости, последовавшем за открытием множества земель по завершению войны, найти огромное количество подобных жертв оказалось пугающе просто.
Осквернение является одним из самых явных и самых сильных проявлений могущества тьмы. Совершая поступок, ложащийся нестираемым пятном на душу человека (или эльфа), сам деятель всегда делает хотя бы небольшой шаг к тьме и прославляет тьму своим поступком. Совращая немалое количество чистых душ на действительно скверные дела, можно провести как обряд инициации, так и запятнать всех, кто участвовал и кто видел, отвернув их от света хотя бы даже фактом невмешательства.
Падшие эльфы сговорились устроить действительно массовое кровавое жертвоприношение в нескольких крупных залах, выстроенных на месте святилищ Рилдира.
<...>
Как был проведён ритуал, можно будет прочитать в графе, оставленной для пробного поста.
Быть может всё, конец пути?
Корундил, Рыцарь Розы, верхом на Глессальфахалинерисс, возглавил разгром неприятеля. Учитывая то, что стараниями Фин, вернее, Ренгаллора, ритуал был сорван, противники сдались без боя. Не представляя, как подобное могло произойти, ещё верящие в незыблемость и высшее предначертание своей расы, Корундил и другие эльфы предали зачинщиков изгнанию. Те стали именоваться тёмными эльфами. На выжившую молодёжь легла несмываемая печать участия в тёмном ритуале на магии крови масштабов страны - и их также изгнали прочь. Те стали именоваться сумеречными эльфами.
Фин, в которой растворился немыслимый концентрат жизненной энергии, предназначенной Рилдиру, оказалась в прочной связи с Тёмным Богом, рассчитывающим на получение своей жертвы. Однако у Ренгаллора и у Корундила было своё видение судьбы внучки, и они были не в пример ближе к юной эльфийке. Той даже не удалось узнать, о чём был спор, но демон-менталист в нелёгкой схватке одолел Рыцаря Розы и почти прикончил драконицу. Однако Глесс сумела лишить его возможности отступления, после чего Элдор, отец Фин, названый сын Корундила, Рыцарь Розы, отомстил за своего тестя и прикончил Ренгаллора. Чтобы спасти Фин, Элдор попросил Глесс закрыть заключённую в девушке магию до лучшего времени, и та погрузила внучку в сон во вневременном саркофаге до лучших времён.
После смерти мужа и всадника, поражённая ядом Ренгаллора ртутная драконица была безутешна и вскоре скончалась. Развеять чары, наложенные последней волей любящей бабушки, оказалось невозможным, и Элдор Рыцарь Розы похоронил свою дочь. Прошло много лет, защищённое от всех воздействий в безвременье тело Фин затерялось, чтобы однажды во время сильного землетрясения быть выброшенным на поверхность.
Сила древнего заклятия спала, когда в мир пришли великие перемены. Когда родился Тёмный Пророк.
Настоящее?
Фин – неприкаянная душа, брошенный зверь, пропитанный влиянием тёмного наследия и тоской по утерянной родне. Молчаливая с другими, открытая только для самой себя, она идёт на запах крови, чтобы заполнить внутреннюю пустоту. Странствует по миру, не прекращая бороться за самобытность своего сознания, за бесконечное саморазвитие и за медленный путь к освобождению от всех земных и неземных привязанностей, не способная верить уже никому, но втайне от самой себя мечтающая встретить кого-то, кому действительно могла бы доверять.

Ом…
Ты слышишь, огонь, мой голос три тысячи лет спустя.
Кто покинул лагерь, оставив тебя наедине с камнями пустоши?
Кого ты отпустил в долгую дорогу под луной?
Мы не виделись давно, долгие годы, пролетевшие для меня словно мгновение. Я ещё помню, как сияли звёзды, как светила луна, я помню, что это была субботняя ночь, я помню всё: число, месяц, я помню, что было на завтрак, помню, как пела хвалу солнцу в первом часу пополудни, помню, как проходящий мимо златовласый эльф вручил мне красное яблоко. Может быть, частички этого яблока всё ещё во мне.
А ты помнишь меня?
Мне придётся рассказать тебе всё с самого сначала.
Мою мать звали Мерилвен. Едва ли ты помнишь это имя, а если и помнишь, то вряд ли как-то связываешь с ней. С той, кто дала мне жизнь, кого благословил сам И… И… – девушка закашлялась, - светлый брат тёмного бога, чтобы она коснулась своим лоном предела невозможности, чтобы наперекор предрассудкам и болезням я родилась. Моё появление на свет, от начала и до конца было пыткой для матери, на которую во второй раз она уже не пошла.
Так, я была единственным ребёнком, представляешь? Мама иной раз спрашивала меня, хочу ли я братика больше, чем её. Я никогда не соглашалась. Знаешь, это была сильная и физически, и духовно женщина, проклятая платить красотой за каждое соприкосновение с материальным миром. Моя бабушка помогла ей развить внутреннее, духовное зрение, дающее той простор видеть мир и касаться его. Вместе они открыли и мне этот дар.
Мой отец был лучшим отцом, о котором можно мечтать. Сильный, добрый, ласковый, красивый. Дьявольски умный, но умеющий молчать и легко объяснять сложное. Паладин с перчёной репутацией, из-за которой его имя всегда на слуху и каждая собака знает, что ты – его дочь. И ты можешь гордиться этим. Хотя лишнее внимание мне претило, ловить на себе доброжелательные и восхищённые взгляды всё-таки приятно. Мой отец – национальный герой. А ещё идеалист, полный бесконечной теплоты и жизнерадостности.
И хотя мы виделись только вчера, я скучаю по своим родителям, словно время и впрямь утекло, просочилось сквозь пальцы, обратилось в пыль…
Его звали Элдор. Скажи, огонь, ты не знаешь, они ещё живы?
Моё детство и юность… это было начало похода длиной в вечность к чему-то высшему, лежащему за пределами этого мира, за пределами моего текущего понимания. Это вечное развитие. Остановиться – значит умереть. Это любовь к ближнему, когда мерилом твоей сознательности является сострадание. Это доверие, это воспитание, зовущее верить братьям и сёстрам, пришедшим в этот мир, зовущее помогать, зовущее идти вместе.
Это часы медитаций и практик. Необычайные ощущения, путешествия во снах другие миры с моей бабушкой, на смену которой пришла мама. Это бесконечные книги, увлекающие не только витиеватыми сюжетами да причудливыми историями, но и открывающие возможности, словно двери. Это осознание собственного движения, вперёд и вверх, восторг от успехов, от осознания своих сил. Это смутное понимание, что от природы моё тело отличается от тел моих сверстников – но я могу подчинить его своему разуму и заставить быть любым, таким же, как у них, или чудовищным и смертельно опасным.
Отец учил меня бою, но бою без оружия. Он надеялся, что мне никогда не придётся причинять вред. Как ты думаешь, огонь, был ли он прав? Пока что да, но я боюсь, что только пока.
Мантры, медитации, тренировки. Долгий путь к совершенству, прерывающийся светскими вечерами, путешествиями и развлечениями.
Был ещё один, который жил до поры до времени только во снах и в моей голове, с тех самых времён, как моя бабушка ушла в чертог И… сам-понимаешь-кого.
Неприкаянная эльфийка поднялась и плотно запахнулась в плащ, глядя сверху на затухающее пламя.
Знаешь, когда всё закончилось? Я вижу, ты тухнешь. Теряешь интерес, или холодные ветра этого ущелья не дают тебе гореть вечно? Жаль… всё закончилось, когда меня позвали друзья, близкие мне люди. Они пообещали мне всего лишь одну вещь: бесценный, уникальный опыт духовных практик, к которым боятся прибегать даже самые опытные эльфийские маги. Разве я могла устоять перед столь изысканным предложением? Я знала, что я особенная, что меня ждёт успех. Я ошиблась в них. Но не ошиблась в себе.
Только знаешь, огонь, это не греет меня.
Да и ты уже тоже потух…

Они были готовы.
Они были достаточно юны, чтобы за несколько месяцев подготовки принять веяния.
Они были достаточно свободы от природы, что перешагнуть через старую мораль, принимая новую.
Война оставила эльфов сильными и жестокими. Новые поколения не знали, как это. Они не теряли родных и не проходили жестокий отбор за право выжить. Их было много, и они мечтали реализоваться, каждый - по-своему. И конечно, легко хватались за новые, ошеломительные предложения.
Мне довелось быть с ними.

Свет факелов играл на стенах зала, порой причудливо чихая и разгораясь, порой стихая. В воздухе витали сильные запахи, которые как будто проникали в сознание, разбивали запреты, ослабляли бдительность и пробуждали животное начало.
На массивной сцене развернулось действие. Три взрослые эльфийки, носящие откровенные наряды в духе мрачного изящества, плотными металлическими когтями стягивающими упругие тела, начали подготовку, как это водилось, с песни.
В их хор вплелись голоса окружающих эльфиек на меньших ролях, которые в основном стояли у дверей и в оконных проёмах в настолько откровенных позах, что едва ли бы кто-то мог подумать об истинном предназначении. Мужчины из числа организаторов уступили ведущую роль, наслаждаясь зрелищем и подавая своим юным собратьям пример того, как нужно держаться.
Затем начались танцы, всегда бывшие и остававшиеся неотъемлемой частью нашей культуры, хотелось мне того или нет. Играла музыка, по волшебству или же ловкими манипуляциями наряды на гостях одни за другим превращались в те, что были на ведущих. И только мы - коих насчиталось две с лишним дюжины - девочки примерно одного возраста, были отведены в отдельный зал, где нам предоставили роскошные алые платья с широкими вырезами, как-то совершенно воздушно и легко убедив остаться обнажёнными под ними.
На сцене мы оказались в самом центре внимания. Нас убедили, что всё это - огромное представление, новый способ празднования и самовыражения. Мне уже стало ясно, что происходит что-то не то, но тёплый голос дедушки в голове старательно увещевал меня остаться. Мы оба знали, что проще всего уйти в добром здравии скользя на одной волне, чуть-чуть приветственнее и инициативнее большинства, радостно принимая веяния. И хотя улыбка была чужда моему лицу, в большинстве своём мы знали многих и многие знали нас.
Это был долгий танец, восходящий к нашим старым обрядовым пляскам, идущих от самого сердца. В зелёном тумане, свете факелов, в безлунную ночь он действительно приносил новые, ни с чем не сравнимые ощущения и впечатления. Мы даже не ощутили подвоха, когда несколько изящных кавалеров вытянули восемь из кружащихся дам и развели по уголкам шестиугольной сцены.
Причудливые борозды на полу также не вызвали у нас своевременных догадок. Выскользнувшие из пола массивные камни и серебряные чаши в руках ведущих, несомые высоко над головой - тоже. Большинство из нас не было искушено в тёмной магии, не знало и о магии крови. И когда платья на выведенных девушках распахнулись, зал замер в возбуждённой тишине - без слова протеста, без попытки уйти.
Пляска шла, молчание было готовно взорваться - но чем, понятно не было. Чудные телом и грацией мужчины скользнули в круг нас, предающихся танцу, и вывели ещё восемь девушек в нарядах, подведя к другим и вложив им ладони в ладони. Массивные чаши легли рядом с камнями, и внутри блеснули бритвенные лезвия ритуальных ножей.
Вместе с прокатившимся напряжённым вздохом, мужчины прошептали загадочные слова, и после две ведущие прошлись между парами, нанося странные знаки на спины обнажённых и что-то шепча, воодушевляя девушек. Те быстро сплетались в своих парах, предаваясь доселе непознанным эмоциям, регулярно издавая жалобно-страждующие стоны, а по ногам их струилась кровь.
Признаться, я даже не совсем понимала, что с ними. В какой-то момент случилось нечто, отчего грациозные парные танцы эльфиек стали вдруг разом бесноватыми, а в руках стоящих в дверях и окнах девушек появились бичи. Я не знала, что это было, но внутри всё сжалось в ужасе. Нельзя, чтобы они почувствовали моё сопротивление - но и петь мантры под нос было не легче.
И только уверенный голос деда снова и снова очищал сознание. Он увещевал, что сможет защитить и остановить меня, если я попаду под дурное влияние. Может быть, в другой раз у меня были бы причины сомневаться - но только не в этот.
Ведущие и стражницы шагнули вниз, превращая торжествующий зал внизу в настоящую оргию.
Накал эмоциональной энергии был стол высок, что просто заглатывал тех, кто пытались сопротивляться. Я не знала, есть ли ещё те, кто также внутри сохраняют ясность, они, как и я, предпочитали не рисковать и не допускать минимальных проявлений. Нас осталось одиннадцать, и мы чуть не пропустили момент, когда в каждой паре одетая повалила нагую на камни, отклонив ей голову назад, после чего в руках сверкнули ножи - и чаши начали наполняться.
Искушённые мужчины снова выцепили восемь из нас, и я в коем-то веке обрадовалась тому, что осталась белой вороной. Впрочем, это могло значить и нечто ещё более ужасное. Ведущая жрица, ныне кажущаяся мистически огромной, почти в три метра ростом, сомкнула ладони моих соратниц и подняла их в воздух кружиться на общее обозрение в танце в полёте, а сама пристально уставилась на меня.
Мы поняли друг друга с полуслова. Мои способности владеть собственным телом - вот что было ей нужно. В её глазах читался и другой, неумолимый вопрос, достаточно ли их будет. Но я, не зная брода, всё же была уверена в этот как и в том, что после новой луны однажды взойдёт полная.
- Я справлюсь, - всё, что оставалось мне прошептать, глядя ей в глаза.
- Я знаю, - неожиданно тепло ответила ведьма, хищно улыбаясь.
Ведущие мужчины касались кончиками пальцев промежностей жертв и медленно гладили ими, ведя ладонь вверх, подгоняя кровь к горлу, что немедленно отражалось <a href="http://cityadspix.com/tsclick-MIQCWPUV-GECAQBFF?url=http%3A%2F%2Fwww.sotmarket.ru%2Fproduct%2Fkonstruktor-lego-city-pogonya-za-vorishkami-bajkerami-60042.html&sa=mh&sa1=&sa2=&sa3=&sa4=&sa5=&bt=20&pt=9&lt=2&tl=3&im=ODI1LTAtMTQyMzk0MjkxOS0xMDE3NTkwOQ%3D%3D&fid=NDQ1NzU2Nzc1&prdct=0933053601370f3203&kw=%D0%BD%D0%B0%20%D1%81%D0%BA%D0%BE%D1%80%D0%BE%D1%81%D1%82%D0%B8" target="_blank" alt="City 60042 Полицейская погоня на высокой скорости" title="City 60042 Полицейская погоня на высокой скорости" style="">на скорости</a> заполнения чаши. Стоявшие рядом убийцы, ничуть не принимая происходящее всерьёз, предавались эмоциям и разрезали теми же ножами одежды на себе, затем принимали чаши, переданные помощниками, и с пугающе-торжествующими улыбками осушали их.
Совершающая обход соблазительная и огромная хозяйка бала наносила причудливые узоры на их тела, повторяющие узоры жертв, и на животы, слегка набухшие от проглоченной крови. Вслед за тем те стремительно спадали, и обнажённые девушки буквально набрасывались на подведённого к ним партнёршу, разрывая на ней одежду и увлекая в затянувшийся исполненный страсти танец.
К запахам в зале примешивается примешивался дурман крови и каких-то других, плотских замахов, градус только продолжает расти, приближаясь к новому взрыву и следующей за этим кульминации. Без доли сомнений жрица повторила узоры на третьих в группах девушках, и вторые, те, кто всё ещё сжимают в руках ритуальный нож, вскоре предают партнёрш участи первых.
Мне с трудом удавалось балансировать между увлечённостью и отвращением. Частые бурные крики поддержки, единое многоголосье… и роль стоящей чуть в сторону девушки, впитывавшей в себя происходящее, но не принимавшей участие - пока.
Я оставалась спокойной и бесстрастной, когда главенствующая эльфийка покрывала узорами и меня, куда более сложными, как будто прожигающими, от кожи до самой души. Когда огромные пауки спустились с полотка и начали медленно и щекотливо-противно оплетать меня своей нитью, сшивая причудливый наряд, чем-то похожий на одеяние ведущей, я сохраняю спокойствие. В моей голове еле слышно звучали мантры, и откуда-то из небытия донёсся голос дедушки. Он нес ободрение, он даровал способность надеяться. Всё это может быть своего рода проверкой, мощными чарами иллюзий, и каждый верящий вносит свою лепту в реалистичность, дополняет их деталями, делает более похожими на настоящие. И я знала, что нельзя не верить - иначе это слишком быстро разоблачат. И я верила.
Когда вторая чаша, доверху заполненная жертвенной кровью, пропала в животах беснующихся юных эльфиек, хозяйка обходит и снова касается их, растворяя силу и приводя тех в безумный экстаз. Но сами мужчины подобного продолжения избегали, словно смерти. И в этот момент кружащиеся в воздухе эльфийки начали спускаться - приближалась кульминация, когда тёмный дух, правящий балом этого места, принимал свою последнюю жертву.
Две из трёх “избранных” без трясучки в руках и без видимых усилий перерезали глотки своим раззадоренным сёстрам и повалили их на остальных. Помощники уже тут как тут подставили чаши, но теперь уже держали их на весу, чтобы не упустить ни капли. Поддерживаемая магией музыка отвечала ярчайшему накалу, и кровь от первых жертв, упавшая на пол, наконец собралась в узор, напоминавший паука, восемь ножек которого заканчиваются жертвенными камнями.
В этот момент происходящее окончательно перестаёт мне нравиться. Заметив мои сомнения, ведущая, в которой я уже не боялась открыть жрицу Рилдира если не кого-то хуже, направляется ко мне. Мои сомнения сумел развеять спасительный голос деда:
Ты ведь не просто жалкая девочнка! Сила править этим действом у тебя в крови!
Мне страшно хотелось спросить его, знал ли он, что всё так и будет, но мысли понеслись не в ту сторону. Изгнав сомнения, я очистила сознание - и ответ пришёл сам в виде возвращающихся с бойни двух эльфиек.
- Тебя что-то смущает? - голос ведущей звучит так, словно она готова разорвать меня на куски.
- Да, госпожа. Мы упускаем этих двоих, - что мне оставалось, кроме как указать на них. Эльфийка звонко рассмеялась, видимо, ответ более чем понравился ей. После подмяла одну под ногой, плотно держа, вжатой в пол, и всадила невесть откуда взявшиеся клыки в другую, будто громадный вампир.
Пока ведущая упивалась своей жертвой, осушая её буквально на глазах, а толпа продолжала предаваться страсти, помощники не теряли времени и принялись подносить мне чаши. Вспоминая свои старые упражнения в контроле над телом, я сосредоточилась, читая мантру силы, и чувствовала, как слоги искажаются, сбиваются и превращаются в шипение, но дарят совершенно новые грани изменённого сознания, голодного и опасного.
Прекрасно, моя девочка, прекрасно… - шепчет мне голос внутри. Я слышу, как стучат их сердца, отдавая в запястьях и висках. Но я знаю, что даже капля крови этих мужчин осквернит ту эссенцию чистоты, которая успела запятнаться и стать усваиваемой, но ещё не приняла потерю невинности.
Я заставляю свои кости расширяться, мышцы растягиваться, тело удлиняться, хоть немного, хотя бы полфута или фут - чтобы проще было вместить всё то пугающее количество крови, ныне дрожащее у каймы жертвенных чаш.
Наша главенствующая эльфийка явно решила немного исказить ход ритуал и с моей помощью снять с себя это непростое испытание, использовав меня как промежуточный сосуд в этом последовательном сборе и эстрагировании жизненной энергии. Мои мысли неслись вперёд, обретя наконец-то свободу, поняв, что эта напыщенная стерва слишком увлечена и сама потеряла контроль над течением. Что же… им же хуже.
Первое же прикосновение к крови дало ответ на самый главный вопрос: энергия в ней горела и рвалась наружу, рвалась в бездну, туда, где был заточен Тёмный, которому она и предназначалась. В другое время я бы не рискнула не отпустить её по назначению, но сейчас и внутренний голос, и ненасытная эльфийка напротив старательно давали мне понять: в их планы и не входило, чтобы Тёмный её заполучил. И всё же происходящее здесь не могло не быть оскверняющим. И я понимала, что, возможно, зря на всё это подписалась. И буду следующей на убой.
Однако выбор был всегда. Глоток за глотком энергия проникала внутрь вместе с кровью, и выверенная концентрация заменяла тот экстаз, что останавливал позывы тошноты. Мне нравилось это чувство наполненности, очень сложно было скрывать удовольствие, но сейчас это и не требовалось. Требовалось скрывать внимательность к окружению, держать глаза прикрытыми, создавать впечатление спокойствия - и быть готовой к броску.
После пятой чаши тяжесть внутри стала невыносимой, и мне потребовалась короткая передышка. Хозяйка отнялась от первой жертвы, довольно облизнулась и помогла мне растворить кровь в себе, с вожделением и аппетитом осматривая меня. Сомнений больше не оставалось, но просыпалось ответное вожделение. Требовалось лишь, чтоб она не нашла различий между блеском в глазах добровольной добычи и огоньком в глазах хищника.
И, слава всем духам этого мира, она и впрямь спутала их.

Мы сплелись в безумном танце, полном страсти, два не в пример крупных и откровенных тела, сокрытых лишь окровавленными призрачными нитями из слюны пауков. Зал наблюдал с восторгом, зная наперёд, что крупная самка сожрёт мелкую, чтобы воплотить всё в себе.
Но мелкая самка была энергичнее, проворнее и настроена решительно иначе. Дедушка был со мной, как будто бы совсем-совсем рядом, и пусть всё внутри рвалось наружу, словно растягивая кожу и прожигая внутренности, да и плотный, похожий на барабан живот мешал пластике движений в танце с норовящий прижаться слишком близко партнёром, я знала, что нужно делать.
Можно ударить только тогда, когда ведьма откроется сама. Она сильна, и её воля к жизни слишком велика. И стоит ли говорить, что она искушённая. Я сама взяла нож, поднесла лезвием к горлу и вложила ей в руку, не прекращая страсть. Я вела её сознание на волнах страсти и желания, желания обладать, желания сожрать и не упустить ни капли. И я точно знала, когда она совершит удар.
Кожа на шее наполнялась крепостью, и ритуальный кинжал скользнул по ней, застряв между сплотнённых чешуек, когда могучий менталист, говорящий голосом деда, подарил девушке уверенность, что удар нанесён. Губы той тут же скользнули к шее, но встретили лишь плотный панцирь армированной кожи, а отводимая рука слишком рано расслабилась, позволив перехватить нож и нанести решительны удар в ответ.
Дальше всё было решено. Часть сообщников повскакивала, готовые явиться на выручку, но опустили руки, осознав, что в ближайшие мгновения ничего не исправят. Они не сомневались, что меня ждёт дизориентации и может быть даже смерть - бесплотные когти бога пронзали меня, увлекая в бездну предназначенное ему и мою собственную жизненную силу как нечто запятнанное, а потому тоже уже принадлежащее Тёмному.
И всё же глоток за глотком я забирала жизнь у зачинщицы, зная, что она уже не сможет воплотить желаемое. Что бы ни было целью этого ритуала, он был сорван. Набирающие прочность и остроту зубы впивались в шею, чувствуя, что кровь не идёт сама им навстречу, а распахнутые лёгкие работали, словно кузнечные меха. Я боялась, что ответа не будет, и чувствовала движение за спиной, неуловимое для остальных. Мой дед был слишком близко, и он знал, что будет дальше.
Он бы всё равно опоздал! - мелькнула мысль, когда разбив крышу в зал спустился дракон и рыцарь с гербом Алой Розы на нём. Намечалась крупная семейная разборка вокруг единственной внучки, которая всё ещё считала, что всё сделала правильно. Если бы я не сорвала ритуал, то он был бы завершён, а что до меня… едва ли я встретила деда раньше, чем в посмертии.
Взмах крыльев и рёв развеял дурман с моих соплеменников. Однако было уже поздно. Мёртвые тела оставались настоящими, кровавый паук зловеще светился, и вырезать из памяти и из души участие в чём-то подобном не мог уже никто.
Что сделано, то сделано.