На двор пригородной таверны "Синий кролик" поскрипывая вкатилась двухколёсная кочевничья повозка. Тянул ее крепенький бурый ослик, а следом понуро брела навьюченная до отказа привязанная к заднему борту лошадь. В повозке под сооружённым из плаща подобием навеса дремал смуглый курчавый мальчишка лет восьми-девяти и сидела загорелая до черноты женщина в пёстром платке, какие так любили жительницы пустыни. Она спустилась, привязала животных к коновязи, вернулась к повозке и взяла мальчика на руки. Только теперь стало заметно, что одна штанина у него закатана выше колена, а нога обёрнута коконом пыльных тряпичных полосок, видимо, призванных служить заменой бинтам.
Из дверей таверны, вытирая испачканные мукой руки о передник, вышла хозяйка. Женщины перекинулись парой фраз, трактирщица что-то крикнула в зал, оттуда вышел крепкий молодой мужчина, взял мальчика с рук у вновь прибывшей и отнёс внутрь. А ещё спустя полчаса, напоив и определив на постой животных и сгрузив вещи в комнату, Милена уже плескалась у колодца, оттирая и соскабливая ногтями покрывающий её лицо и руки цыганский загар, в основном состоящий из сажи и дорожной пыли.
Забираться на юг летом, прямо скажем, оказалось идеей не из лучших. Жара, сушь, ядовитые гады и вездесущая пыль способны доконать кого угодно. Впрочем, Хель нравились пропечённые солнцем каменистые холмы, особенно ночью, да и Милена успешно сделала, что собиралась, но цветущая осень западного побережья всё же была ей словно бальзам на душу.
Мальчик к её делам особого отношения не имел. Он просто оказался поблизости и пострадал из-за собственной любознательности. Звали его Хайм. И как он достался Милене случайно, также чуть позже она собиралась его вернуть. Ну, или пристроить куда-нибудь при случае. Но пока об этом думать было рано, потому что в нынешнем своём состоянии малец долго не протянет.
Единственным свободным местом в крошечной таверне оказался чердак. Впрочем, продуваемая со всех сторон мансарда с сохнущими под потолком шкурками и пучками трав Милену более чем устраивала, да и взяли за неё на треть меньше.
Покончив со всеми необходимыми делами, ведунья сходила на кухню и разузнала у хозяйки свежие новости. Её интересовало, есть ли в округе толковые целители и не слышали ли здесь о молодом маге по имени Эоган. О лекарях, целителях, деревенских знахарках, волшебных столбах, деревьях, источниках и прочем хозяйка рассказывала много и охотно. У неё и самой сыновья хворали, знает, какое это горе. А вот про Эогана она не слышала. Родственник, что ли? Милена отрицательно качнула головой. Нет, не родня, но добрые люди посоветовали. Попросила присмотреть за Хаймом и пешком отправилась в город. Её сведения о целительнице подтвердились, а узнать об Эогане таким способом она и не рассчитывала. Может он и вовсе живёт в Рузьяне не под своим именем. Но она знала, у кого можно будет узнать наверняка.

В то утро когда явился Эоган, хозяйка трактира, которую, к слову, звали Лерид, как обычно хлопотала на кухне. В отличие от прочих трактирщиков, которые ради выручки приваживали пьянчуг и гулящих девок, Лерид считала своё заведение небольшим, но приличным и предпочитала сдавать комнаты людям благонравным и по возможности на долгий срок. Всех денег не заработаешь, а репутация подороже будет. И пусть доход от завершения был невелик, на жизнь хватало и ладно.
Помимо мансарды, в которой обосновалась Милена, комнат было ещё четыре. В одной проживал древний старичок, за которого исправно вносили плату два его сына. Не нравилось деду жить со снохами и оравой внуков, вот и поселили его здесь, и под присмотром всегда, и до родни недалеко если что. Другую ещё с весны снимал заезжий артист. Третью два студиозуса, вечно голодных и частенько пропадающих по целым ночам в библиотеке. Или по кабакам, никто ж их не проверял. А в четвёртой совсем недавно поселилась семейная пара, решившая прикупить дом в Рузьяне и как раз присматривающая варианты.
Всё это общество поутру завтракало в общем зале, а Лерид уже составила плошки на поднос, чтобы отнести больному ребёнку, вот заодно и передала Милене, что к ней пришли. Ведунья спустилась вниз и Эоган поздоровался с нею, как сам счёл нужным. Спускавшаяся следом за Миленой Лерид увидела это и от неожиданности выронила поднос. Кто ж это тут у неё остановился? Может из знати или чародей какой, а она и не в курсе. Это ведь так и беду накликать недолго словом или делом каким неосторожным.
Поднос, благо что уже пустой, ударился углом о ступени, перевернулся в воздухе и плашмя шлёпнулся бы на пол, грохотом привлекая внимание всех завтракающих, но Милена перехватила его на полдороге и вложила обратно в руки хозяюшке. Та растерялась ещё больше, прижала к себе расписную доску, пробормотала извинения и снова скрылась на кухне. Милена только вздохнула.
Знаки внимания, почтения и даже страха её не смущали, но было бы куда приятнее получать их за нынешние заслуги, а не как дань прошлому, настолько давнему, что оно уже не в силах было повлиять на настоящее. Но таких "настоящих" заслуг было кот наплакал и Эоган ей лишний раз об этом напомнил. Или это Рилдир сделал через него. Так или иначе, послание было доставлено. Хотя, если бы Милену не предупредили чего приблизительно ожидать, то она, наверное, и не подумала бы, что это он. Удивительный человек. Впрочем, об этом она ещё обязательно спросит, а пока:
— Идёмте, поговорим на улице, — произнесла Милена, предпочитая не игнорировать любопытные взоры, несмотря ни на что один за другим обращающиеся в их сторону. — Я хотела просить вас об услуге, но от помощника, который не может поднять глаз, мало проку. Для начала попробуйте вести себя как обычно. Я не кусаюсь. Без веской на то причины, по крайней мере.
Они вышли на двор. Щиплющая у забора траву Капель подняла голову, вопросительно фыркнув на хозяйку, мол, не едем ли куда. Лена отрицательно махнула ей рукой и лошадка, вздрогнув холкой и отогнав назойливых насекомых, снова принялась обдирать лебеду. За сараем навалили кучу топляка, но ещё не успели распилить его на дрова. Милена присела на отполированный водой ствол и жестом предложила Эогану сделать то же самое.
— Почему вы выглядите так юно? — спросила она о том, о чём собиралась с самого начала. — Пик физической силы и здоровья человеческих мужчин обычно приходится лет на двадцать пять, тридцать, а вы предпочли остаться в самом начале созревания. Весьма необычное использование дара. Или это произошло не намеренно?

Отредактировано Милена (04-05-2022 05:15:40)

— Достойный ответ, — кивнула Милена, будто даже не обращаясь к Эогану, а скорее размышляя вслух.
Значит, его внешний вид не последствия неудачных магических опытов, а добровольный выбор. Пожалуй, она рассудила бы, что это выбор цеустремлённого человека. Слишком много связано с ним хлопот, которые просто не имеют смысла, если не окупаются.
— Внешность для выполнения моей просьбы не имеет такого уж большого значения, а голос у вас приятный. Впрочем, всё по порядку. Здесь, в пригороде Рузьяна живёт женщина из тех, о ком говорят, что их бог в темя поцеловал. Она исцеляет наложением рук, без снадобий и магии, меняет погоду, прозревает прошлое и будущее. Что довольно иронично на мой взгляд, потому что физически она слепа. Мне нужно кое-что забрать из её дома.
Поначалу Милена собиралась сделать это сама, но по здравом размышлении сочла такой поступок неразумным. Целительница не несла опасности для неё лично, но легко могла сделать так, чтобы вещь, которую Милена хотела получить, утратила всякую ценность, если только она узнает, что это за вещь, к кому она попала и с какой целью. Так уж устроен провидческий дар, что он почти всегда допускает различные толкования. Провидцу гораздо проще опознать того, с кем он уже знаком, встречался или хотя бы знает по имени. Если же нет никаких внутренних ассоциаций, позволяющих привязать то или иное видение к конкретному человеку, то и повлиять на него становится гораздо сложнее.
— Целительницу зовут Криста. Мне нужно её веретено. Обязательно со смотанной на него спрядённой её собственной рукой нитью. И будет уж совсем хорошо, если удастся добыть неоконченную работу.
Впрочем, Милена понимала, как это трудно. Оставлять кудель на прялке считалось скверной приметой. Якобы тогда явится недобрый дух, допрядёт её, а вместе с ней и судьбу рукодельницы, которая от того скоро умрёт. Из-за проделок того же духа запрещали прясть и по праздникам. Говорят, нарушительницы этого запрета находят в сенях, а иной раз и прямо в собственной постели отрезанную конскую голову. В общем, у Кристы были причины не бросать дело на середине и заниматься им вдали от посторонних глаз.
— Я привезла с собой мальчика из южных земель. Он послужит благовидным предлогом, чтобы попасть к Кристе в дом. Как это нередко бывает с детьми кочевников, мальчишка забрался в очень скверное место и теперь поражён охранным проклятием. Надеюсь, что присутствие тёмной магии в нём сможет запутать провидицу и не позволит ей догадаться о присутствии Тьмы поблизости. План прост. Дождаться ночи, когда женщины чаще всего заняты прядением. Подкараулить нужное время и помешать ей. Думаю, несчастный юноша, привёзший издалека смертельно больного брата, достаточный повод, чтобы забыть про прялку. Остальное будет полностью зависеть от вас.
Сам Эоган ничем не рисковал даже если его раскроют. Из-за воровства мотка ниток шума поднимать не станут. Разве что Милена не получит то, что ей нужно. Так что план был как минимум неплох, а уж справится Эоган или нет, скоро будет видно.

Отредактировано Милена (11-05-2022 06:25:16)

Когда к стоящему на отшибе дому подошли чужаки, со двора послышался лай храброго пегого сторожа. Но ворота им отворила не Криста, а незнакомая пожилая женщина с масляным фонарём в руке. Должно быть, Эоган уже видел её несколько раз, когда следил за домом. Потому что будь ты хоть трижды провидица и целительница, а вести хозяйство в одиночку для слепца очень непросто.
— Поздно уже, – проворчала она. — Много вас тут таких, устала Криста. Завтра с утра приходите.
Тут Эогану представился случай проявить своё красноречие и женщина эта непременно не устояла бы, если бы на самом деле могла хоть что-нибудь решать. Но она не лечила и не калечила, а была словно тот пёс, только лаяла и ничего больше. Но потом на двор вышла сама хозяйка. Худощавая, востроносенькая с треугольным личиком, едва ли она могла считаться красавицей, но было в её облике что-то уверенное и умиротворённое, что всегда привлекает в благочестивых женщинах и что так хотят разрушить неблагочестивые мужчины.
— Пусти их, Агафа. Я посмотрю мальчика, — она поправила удерживающую волосы ленту и направилась в сторону дома, изредка выставляя руку и легко касаясь то забора, то стены, то скамьи, пока не взялась за ручку двери.
Названная Агафой посветила поздним гостям в лицо, но возражать не стала и отошла, чтобы "юноша" мог внести "брата" в дом.
Целительница жила просто, но просторно. Её бревенчатый дом имел две большие комнаты. Сеней или чего-то похожего на веранду тут не было, так что, перешагнув порог, Эоган сразу оказывается в той комнате, где и происходила основная жизнь. Здесь была печь, стол, лавки, полки с посудой, дежа для теста и всякие чугунки, тазы, корыта и плошки по углам и подоконникам. Тут готовили пищу, стирали и собирались за трапезой, тут сушились травы и навздёванные на нитки грибы и кусочки фруктов, и тут же, видимо, Криста принимала просителей.
Она велела усадить мальчика, спросила о его имени и что у него болит. Тот, конечно, ответил, что зовут его Хайм, что болят у него ноги и это оттого что играл он с друзьями в дурном месте. Там была вода и он в эту воду наступил, а в воде кто-то жил и покусал его за пятки, так всё и началось. Рассказал, как взрослые хотели изловить этого кусачего, чтобы выяснить, чем же таким он ядовит, что раны никак не заживают, но никого не нашли. А потом мальчик осёкся, потому что Милена строго-настрого запретила упоминать о ней.
Выслушав путанную историю мальца, Криста сняла с его ног повязки. Пальцы целительницы скользили по потемневшей коже, то ли касаясь её, то ли нет.
— Где же ты был в это время? — повернулась она к Эогану.
Вблизи её глаза казались обычными серо-зелёными и вполне зрячими, ни пелены, ни бельма на них не было. Они даже двигались, безошибочно находя собеседника по дыханию и множеству прочих звуков, всегда сопутствующих человеку, но смотрела Криста не на него, а как будто сквозь. Или, может, прямо в душу заглядывала.

Ножонки у Хайма были синюшные. И как он вообще умудрялся ходить на них. А Эоган, кажется, и правда выбрал удачное время, потому что у дальнего окна за печью стояли две прялки с неоконченной работой, убранные туда в спешке. Должно быть, именно этим занимались Криста и Агафа, когда он помешал им. Вот только как определить, какое рукоделье кому принадлежит?
— Да, помогу, — как-то отстранённо кивнула целительница, закончив осмотр. — Подай-ка воды. Там, у двери бадья и ковш в ней. Зачерпни половину.
Она опустила пальцы в воду и посидела так, будто прислушиваясь, потом вылила воду в поддувало и сама набрала ещё столько же. Снова посидела немного и молча кивнула то ли собственным мыслям, то ли каким-нибудь невидимым собеседникам. Поди-пойми этих блаженных, что там у них на уме.
После Криста сказала Хайму спустить ноги с лавки, подставила под них таз и полила сверху, что-то бормоча себе под нос. Обтёрла, ощупала снова и попросила немного потерпеть.
— Так не больно почти, — расхрабрился Хайм.
— Это ещё не всё.
В руках целительницы появился нож, да такой острый, что стоило только прижать его к ступне, как из-под лезвия засочилась кровь. К чести парнишки, плакал он молча и ничем ей не помешал. Сделав три или четыре надреза на каждой ступне, Криста подвинула таз поудобнее, достала из сундука отрез ткани, оторвала от него несколько полос и вернулась к Хайму.
— Долго вы до меня добирались, болезнь уже далеко разрослась, трудно будет вывести... — в голосе её слышалось неудовольствие. — Я сейчас причину уберу, но и вам кое-что сделать придётся. Здесь, в море растёт донная трава, длинная такая, с волнистым краем, буро-зелёная, скользкая, в ладонь шириной. Её часто на берег прибоем выносит. Пойдёшь туда рано утром, принесёшь несколько полос и ноги ему обернёшь. Да как следует, чтобы всю кожу покрыло. — Между тем её чуткие пальцы нащупали что-то в ранке, да так глубоко, что мальчишка заскулил уже в голос. — К вечеру трава высохнет. Принесёшь новой. И так три дня делать будешь, — продолжила Криста, когда он затих. — Потом снова ко мне вернётесь. Посмотрим, всё ли ушло или ещё какие корешки вырвать придётся.
Со второй ногой целительница проделала то же самое, смыла тёмную кровь и снова перевязала, даже лучше чем было. От всего этого она очень утомилась и Агафа попросила мальчиков уйти. Напоследок Криста сказала Эогану нечто странное. Сказала, что власть ничьей не бывает, всегда найдётся тот, кто наклонится её поднять. Но, наклоняясь, обязательно подставляешь шею. Не лучше ли подняться над собой и принять то, что предназначено свыше? Сказала и ушла в горницу, а Агафа выставила посетителей за ворота, так и не потрудившись ничего объяснить.

Когда посреди ночи вернули Хайма, Милена не спала. Она тоже осмотрела усталого мальчика и уложила отдыхать, а утром подробно расспросила обо всём, что случилось. Обрадованный вниманием, какого не получал никогда в жизни, рассказывал ребенок охотно, но больше о своих впечатлениях, чем о реальных событиях. Многого он попросту не понимал, путал последовательность, да и словарный запас имел слишком небольшой, чтобы внятно донести хотя бы то, что уразумел. Впрочем, Лену это не удивляло. Там, откуда она его привезла, детей в семьях по обыкновению рождалось много. До пятилетнего возраста им даже не давали имён, это считалось ненужным, потому что далеко не все до него доживали. И нередко можно было увидеть, как одного из старших продают, чтобы прокормить остальных. Собственно, поэтому и отдали больного мальчика совершенно чужой женщине вот так запросто. Для них он был уже покойник. Так что не было ничего удивительного в том, что Хайм знал массу ругательств на разных языках, чтобы позлить обидчика в драке, умел выпрашивать деньги и еду, но совершенно не умел вести связное повествование.
Сразу после рассвета явился человек с корзиной водорослей. Ведунья знала эту траву, ею лечили от слабости и падучей, но вот о том, что прикладывают и наружно, слышала впервые. Но ведь на то Криста и провидица, чтобы знать то, что другим неведомо. Бинты с Хайма сняли и обернули ноги, как она советовала. Парнишка сказал, что поначалу щипало, но потом прошло и, вроде как, стало легче.
— Значит, это помогает, — кивнула Лена. — Глядишь, так и поправишься через несколько дней. Что же ты будешь делать тогда? Вернёшься к родителям?
— Нет, не сейчас. Я вернусь, когда стану взрослым и богатым. А пока останусь с тобой. Ты добрая, — не раздумывая ответил мальчик.
— Добрая… — ведунья рассмеялась. — Что ж, может и так, но со мной тебе нельзя.
— Почему? Я многое умею и буду помогать.
— О да, наверняка ты умеешь и такое, на что я не способныа, но всё же. Во-первых, со мной бывает опасно, а во-вторых, богатым рядом со мной ты точно не станешь. Чтобы разбогатеть, нужно посвятить себя какому-то делу, обучиться, стать мастером и тогда, если ты ещё не передумаешь, способ заработать у тебя неприметно появится.
— А говорят, много золота можно выиграть в кости.
— Можно, — согласилась она. — Можно выиграть, украсть, даже найти, но это не сделает тебя богатым. Просто какое-то время у тебя будут деньги. Возможно, много. А потом, очень скоро они уйдут и ты станешь гораздо более нищим и несчастным, чем до их появления, да ещё и с кучей купленных на них проблем в придачу. Поэтому я вообще стараюсь с ними не связывался. Чтобы быть богатым, с деньгами нужно уметь обращаться. Точно так же, как чтобы быть плотником, нужно уметь обращаться с деревом. Этому я тебя научить не смогу. Сама не умею. Но, может быть, когда научишься ты, то сможешь научить и меня.
— Тогда я останусь с Эоганом. Можно?
— Он тоже добрый?
— Да. И из него получился очень хороший старший братик.
— Тогда об этом лучше бы спросить у него самого, но, думаю, это тоже не самая удачная идея. Я увижусь с ним немного позже и, если хочешь, могу это сделать. Но Эоган молод, у него много дел, планов и едва ли найдётся достаточно времени на семью. К тому же ты ведь хочешь научиться обращению с деньгами. Не лучше ли пойти в учении к тому, кому известна эта наука? Если, конечно, ты готов к трудностям обучения. Придётся сначала научиться учиться — считать, писать и читать тоже. А потом уж постигать основное знание. Если да, то мы подыщем тебе наставника грамоты и будем иногда навещать. А когда освоишь азы, сможешь выбрать дело себе по вкусу.
Хайм радостно закивал, а через несколько минут уже снова посапывал, заснув почти мгновенно, как это умеют только дети и люди, чья совесть абсолютно чиста. А Милена вновь взялась за нитку с иголкой, выводя белые узоры на красной ткани.
К тому времени как пришёл Эоган, она почти закончила. Спускаясь к нему, ведунья была уверена, что сейчас покончит и с этим делом. Но не тут-то было, веретена оказалось два. Поди пойми какое из них них то самое. Если бы за веретеном сходила Милена, то на месте разобралась бы по запаху, а как прикажете определять теперь? Вот уж действительно, хочешь сделать что-то хорошо, сделай это сам. Но прошлого не воротишь и в итоге имеем то, что имеем.
Хорошо хоть Эоган догадался обращаться с веретёнами осторожно. Даже сейчас, спустя несколько часов пахли они по-разному. Беда в том, что даже при самом лучшем хранении на три дня запах не сохранить. Для этого сразу нужно было воспользоваться магией. Разумеется, Милена попробует и сейчас, но шансы на успех этой затеи, увы, стремительно уменьшались. Время торопило и потому ведунья удержалась от желания высказать всё это Эогану и попросила его только о самом главном:
— Мы ещё не закончили. Мне понадобится что-то из личных вещей Коисты, чтобы отличить нужную нить, и понадобится как можно скорее. Только чтобы вещь действительно принадлежала ей. Лучше всего достать что-нибудь из одежды. Могу я и в этом на вас положиться?

Этим ясным утром возле ворот провидицы собралось множество хворых и страждущих, но посмотрела Криста только двоих. Потом к людям вышла Агафа и попросила расходиться, потому что сегодня больше приёма не будет. Одни восприняли эту новость без восторга, но смиренно побрели прочь, другие топтались на месте в надежде, что она передумает, третьи принялись ругаться и спорить.
Громче всё возмущалась купчиха в расшитом жемчужным бисером платке. Кричала, что не первый день обивает тут пороги, что за постой и пропитание отдала прорву денег, что Криста специально тянет время, чтобы выжать из посетителей побольше и с крестьянами у неё всё договорено, что это они сочиняют байки про творимые ею чудеса, а на самом деле ерунда это и боги её всенепременно покарают.
Пока она орала, тёплый Юго-Восточный ветер сменился на противоположный, в считанные минуты пригнав тяжёлую тучу. Потянуло сыростью с Грозового моря, по дорогам понеслись пыльные смерчи "бесячьих свадеб", а потом, без предупреждения, хлынул дождина, да такой, что на расстоянии вытянутой руки ничего разглядеть невозможно.
Внезапная перемена погоды обычное дело для побережья, с которого можно увидеть вечный ураган. Случись такая буря посреди лета, то она неприметно прошла бы градом. Осенью перепад температур между сушей и морем не так велик и обошлось без сыплющихся с неба кусков льда, но капли были такие крупные, что сами по себе запросто могли наставлять синяков.
Те люди, которые послушали провидицу, худо-бедно успели добраться до первых домов деревни. Спорщиков же и особенно нетерпеливых исхлестало и вымочило до нитки. Вот уж действительно, погода так погода — хороший хозяин пса на улицу не выгонит.
От грохота капель по крыше "Синего кролика" с криком проснулся маленький Хайм, не привыкший к таким ливням на своей родине.
— Что это такое, тётушка? — спросил он, прячась от вспышки молнии под одеяло.
— Это дождь, — отозвалась Милена, наблюдавшая за буйством стихии сквозь полукругое чердачное окно.
— Дождь? Разве бывают такие страшные дожди?
— Чего только не бывает на свете... — философски заметила ведунья. — Но ты его не бойся. Вот смотри...
Она взяла мальчика на руки вместе с одеялом и поднесла к оконцу. Пересадила его левую, а в правой вдруг непонятно откуда появился нож, которым Милена выцарапала на досках рядом с окном замысловатую печать.
— Положи ладонь в центр и пожелай, чтобы дождь закончился.
— Разве по-моему станет?
— А ты попробуй. Иначе Эоган ведь до нас так и не дойдёт по такой-то грозе.
Тогда Хайм попробовал, даже зажмурился и засопел от старания. И дождь, действительно, начал утихать. Из сизой пелены постепенно проступили конюшня, сарай и поленница, потом забор, заросли ежевичника за дорогой и дальние поля, а за ними стало возможно рассмотреть высокие пенные валы, разбивающиеся о берег. Милена улыбнулась, убрала нож и потрепала мальчёнку по волосам.
— Вот видишь, какой ты молодец. Пойдём, поиграем в камешки. Уверена, Эоган скоро придёт.

Криста совсем не выглядела испуганной или сердитой, скорее печальной. Доля провидицы такова, что она день за днём, год за годом предупреждает людей о грядущих бедах и смотрит на то, как не могут они ничего изменить. Чтобы судьбу свою повернуть, сильную душу иметь надобно, редкость большая те, кому это дано.
— Зачем мне кричать? Тебя словами не вразумить. Неважно как громко они будут сказаны. — Она сняла с плеч шаль и положила на стол: — Забирай и уходи. Что ж теперь. Прежде отняли у тебя, теперь ты отнимаешь, того не ведая, что за своими обидчиками в очередь на плаху встаёшь. Трижды придётся тебе умирать, но не обретёшь ты покоя, искать его станешь и не найдёшь, а придёт к тебе забвение незванно-непрошенно, когда ждать не будешь.
Не обращая более на него внимания Криста поднялась, толкнула оконную раму, впуская в дом свежий воздух и шум падающих с кровли капель. Дух зловонного зелья сквозняком вытянуло в дверь, а слепая целительница ощупью нашла лежащую на полу Агафу, убедилась, что та дышит и направилась к кадке за водой.
Она видела не каждый день и час грядущего, а только то, что богам было угодно открыть ей. Знала Криста о своей смерти и о том, что ждало впереди Агафу. Знала о выборе Эогана, который вот-вот ещё не был сделан и который он сегодня совершил. Знала, теперь уже наверняка, что его целеустремленность подведёт его ещё много раз, а не только этим вечером. Знала, но не сказала более ничего.
Ей было немного грустно за парня, но зато спокойно за всех остальных участников этой истории. А вот Милена сейчас от спокойствия была далека как никогда. Чтобы вернуть сосредоточенность, она занялась долгим, монотонным делом, успевая в свой черёд подкладывать плоские камешки в пирамидку на столе. Суть игры была в том, чтобы сложить их как можно больше, прежде чем постройка развалится. Кто сумел положить последний, тот и выиграл.
Занятые руки позволяли разогнать мятежные мысли, прекратить мечтать об успехе и заранее тревожиться о неудаче. Что бы ни было, оно уже случалось с Миленой и она это пережила. Справится и теперь, но всё же ждать есть одна из худших необходимостей, какие только существуют в этом мире. В который раз ведунья подавила желание спуститься вниз и узнать, не спрашивали ли о ней. Бессмысленная звериная потребность метаться из угла в угол, утихомирить которую порой так непросто. Но у Милены имелся в том немалый опыт, так что её юный собеседник навряд ли уловил витающее в воздухе напряжение. Впрочем, в камешки она всё равно проиграла. В третий раз подряд. Что было очень неприятно, ведь Лена привыкла рассчитывать на твердость своих рук.
— Сыграем ещё? — спросил обрадованный очередной победой Хайм.
— Конечно. Теперь ты начинаешь.
— Только чур больше не поддаваться!
— Что ты, у меня и в мыслях не было. Но, видно, строитель из тебя тоже лучше, чем вышел бы из меня. И пора, пожалуй, снова начать посвящать несколько часов в день каллиграфии, пока я и писать не разучилась.

На этот раз Милена пригласила Эогана подняться. Хайм поел и снова заснул. Его вообще постоянно клонило в сон, но это, пожалуй, было добрым знаком. Бодрствуя человек познаёт мир, засыпая — себя. Познаёт и исправляет, где сломано. Оттого и говорят знающие, что сон лучшее лекарство.
Обстановка в комнате была проста. Треугольный скат дощатой, покрытой снаружи черепицей крыши над головой, две широкие лавки с соломенными тюфяками вместо кроватей, пара колченогих табуретов и непонятно откуда взявшийся старинный резной сундук посередине, лет двести назад, наверное, роскошный и хранивший приданое хозяйской прабабки, а теперь потемневший, растрескавшийся и заброшенный на чердаке.
Милена раскатала на нём большой кусок пергамента с ещё угадывающимися линиями полустёртой карты и разложила на ней всю добычу Эогана. Ритуал оказался до странности прост. Выложив свёртки с веретёнами по разным углам, ведунья достала из поясного кошеля пару дубовых плашек с рунами и положила по одной рядом с каждым.
Руна есть символ, символ есть слово. "Слово" это существительное от "словить", или как теперь стали говорить "уловить" что-то. Слово есть пойманный смысл, а разговор с рунами чем-то похож на игру в "горячо — холодно". Одному свёртку выпал символ льда, а другому знак божественного покровительства. Ответ, вроде бы, был очевиден, но Милена не спешила радоваться. Она убрала руны, оставила ногтем черту на краешке второго свёртка и завязала себе глаза.
— Что ж, теперь начнём. Дай мне то, что ты сегодня взял у целительницы.
В руках у Милены оказался довольно большой лоскут ткани с бахромой и кистями по углам. Ведунья осторожно поднесла его к лицу и едва не сняла повязку, чтобы убедится, что такое она держит. От платка пахло мятой и яблоками с небольшой горчинкой девясила и едва уловимыми нотками каких-то цветов, слишком слабыми, чтобы даже увлекающаяся составлением духов и обладающая прекрасным обонянием Милена могла их узнать.
Но это ладно. Пёс с ними, с цветами. Куда более странным было то, что от шали не пахло человеком. Первым делом на ум приходило самое простое объяснение — Эоган принёс что-то не то. Но прежде чем набросится на чародея, она таки решилась убедиться.
— Теперь давай веретено. Любое.
Весь смысл действа с завязыванием глаз как раз и заключался в том, чтобы она не видела, какую пряжу взяла, и не придумала себе не существующего сходства запахов. Да, бывает и такое. Разумные существа мастера самообмана и если очень хотят найти что-нибудь, то обязательно это найдут, даже там, где его в помине не было.
Но придумывать ничего не пришлось. Ноты мяты и цветов успели выветриться, но яблочный дух с характерной горчинкой ощущался отчётливо. А от второго мотка ниток всё же исходил человеческий запах, незнакомый, хоть и явно женский, но это было уже не важно. Милена сняла повязку и посмотрела на выбранное веретено. На краю его обёртки осталась её отметка. Обоняние оборотницы и руны указали на одно и то же.
— Вот то, что мне нужно, — уверенно объявила она, снова бережно убирая его в свёрток. — Спасибо тебе, Эоган.
Несмотря на все странности и неурядицы у него всё получилось и Милена вздохнула с облегчением. Её дела здесь были окончены.
— Прежде чем ты уйдешь, скажи, не знаешь ли ты какого-нибудь дома в Рузьяне, где смогут позаботиться о Хайме? Я оставлю его там перед отъездом. Судьба подарила ему второй шанс и мальчик хочет воспользоваться её подарком с умом. И ещё одно... — ведунья достала из-под лавки аккуратно свёрнутую красную рубаху с белой вышивкой по подолу, вороту и рукавам. — Прими это в благодарность и на память обо мне. Она защитит тебя от того, что не видят глаза и чего не одолеть обычным оружием.