Сторож, что охранял Тима, а заодно и вход, никак не мешал ему передвигаться по самому дому. Пока он не пытался покинуть помещение, за ним лишь наблюдали. Хищно, настороженно, не более того. А тем временем, Эоган спустился с остальными в подвал, где уже всё было готово для его перехода на новый уровень.
Восприятие своего бога, это процесс индивидуальный. Также как магия является искусством, имея множество форм выражения своей сущности, так и чародейства жрецов, единые в сути между собой, различны в проявлениях своих, к каждому конкретному жрецу. Общие моменты существовали, но относились к сущности, а не форме процесса. И Эоган сейчас должен был пройти через своё личное испытание, что бы укрепить контакт с божествами.
Эоган признавал четырёх богов. Рилдира, как бога высшего и главу всех остальных. А также Великий Триумвират, что был продолжением власти Рилдира. И потому его вели трое других жрецов, воплощая в себе покровительство каждого из трёх богов. Эоган сейчас был не столько жрецом, сколько путником, что шёл через тернии, к силе и славе.
И первым был жрец Агрона, бога Тьмы, что была в начале начал. Это божество было также покровителем рождения и начала любого пути. А также покровителем нового. Ведь каждый исследователь, вступает на территорию Тьмы, что предстоит познать. Жрец начал читать воззвание к Агрону, дабы тот благословил начало пути одного из своих почитающих, жреца другого Великого. И глаза Эогана почернели, зрачок заполнил собой всё и более не видел Эоган бренный и смертный, Материальный мир. Его дух погрузился в Изначальную Тьму, что была в основе всего, из которой исходили все пути, в неё и возвращаясь.
И это было началом ощущений Тима. Отголосок ритуала накрыл всех, кто был в доме, но если жрецы спокойно принимали его, привычные к этому, то вот для Тима ощущения были в новинку. Душа его оказалась с пустоте Великой Изначальной Тьмы. Космические глубины разверзлись перед его душою, открывая безграничные просторы. Ощущение температуры исчезло, не стало ни холода, ни жара. Лишь ощущения наличия самого света и понимание, что есть рядом тепло было с ним. Именно эта, велиая пустота, заключающая в себе всю силу рождения и бывшая корнем всего, поглотила дух мальчишки. И он ощущал, сколь мала и слаба его душа, незаметная для этих просторов. Он также ощущал могущественных существ, что были подобны самой Амат. Дети Прародительницы обитали здесь. Их вид был столь подавляющим, что даже через Эогана, в качестве отблеска, проникал в сознание Тима. Тот был неспособен осознать это видение, он не сумел бы даже под самой жестокой пыткой описать хоть что то. Лишь в глубинах его сознание эти существа проплывали, как перемещались они в Тьме,
И здесь начиналась разность реакции. Для Эогана и прочих жрецов, это была восхитительная Тьма. Они видели в ней свободу, абсолютную свободу и возможность власти над всем существующим, через власть над истоком материального и духовного. Существа не пугали их, лишь вызывали опасения и благоговение перед силой и древностью обитателей Начала Начал. И эти же просторы, образы, могли свести с ума. Разум просто терялся, без привычных ощущений, он находился в состоянии двойственном. Он был в материальном мире, со всеми его чувственными раздражителями. И одновременно, там где чувственных раздражителей не было, где их ещё не существовало. Ощущение потерянности, страха и отвращения к первым рождённым, рождалось в душе того, кто не мог принять это. И погружённый в эти чувства, эти ощущения, разум оказывался нагружен сверх всякого предела. Не существовало в мире подлунном, таких же испытаний, не было их в личном, субъективном опыте. А потому, такая нагрузка ломала. И отблеск мира, попадая в сознание, заполнял его, заменял собой мир, в котором находился человек. Обрекая на безумное существование, телом в одном мире, а разумом в видении другого.
Могли быть и другие душевные расстройства, когда соприкосновение с настолько поражающим, не оставляло и следа прежней трезвости рассудка. Объединяло любые, вызванные побочными эффектами ритуала, шизофрении, невозможность вести хоть какую то полноценную жизнь. Судьба деревенского дурачка, или городского, нищего сумасшедшего, становилась их единственно возможным вариантом. Или смерть, бывшая даже милосердием для их растерзанных душ.