~ Альмарен ~

Объявление

Активисты месяца

Активисты месяца

Лучшие игры месяца

Лучшие игровые ходы

АКЦИИ

Наши ТОПы

Рейтинг Ролевых Ресурсов - RPG TOP Рейтинг форумов Forum-top.ru Демиург LYL photoshop: Renaissance

Наши ТОПы

Новости форума

12.12.2023 Обновлены правила форума.
02.12.2023 Анкеты неактивных игроков снесены в группу Спящие. Для изменения статуса персонажа писать в Гостевую или Вопросы к Администрации.

Форум находится в стадии переделки ЛОРа! По всем вопросам можно обратиться в Гостевую

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » ~ Альмарен ~ » Старые рукописи » Раскрась мой мир


Раскрась мой мир

Сообщений 1 страница 22 из 22

1

http://s3.uploads.ru/2fAkH.png
Участники:
Эйнеке; Миристель.
Время:
Утро четвертого дня пребывания в "Коте".
События после эпизода: Братик, нам, кажется, надо поговорить (с)
Место:
Леммин. Таверна и постоялый двор "У Кота-колдуна". Комната Эйнеке.

Описание комнаты

http://s6.uploads.ru/wuZFS.jpg

Личная комната одного из владельцев гостиницы, расположенная в подвале основного здания «Кота-колдуна». Располагается по соседству с винными погребами и служит своему владельцу не только спальней, но и небольшой алхимической лабораторией. Вместе с самыми обыкновенными предметами, необходимыми в быту, тут соседствуют и книги, и магические принадлежности, и алхимические ингредиенты в колбочках, баночках и ящичках, расставленные по полкам и стеллажам. При должном везении здесь можно обнаружить и принадлежности для письма и рисования, а также некоторые дорогие сердцу Эйнеке безделицы.

Сюжет:
Случайно подслушанный ночью разговор не дает покоя Миристель, и она решается осторожно поговорить с Эйнеке на отвлеченные темы, дабы попытаться понять, что у противоречивого полукровки на уме. Эйнеке тем временем в своей комнате занимается пополнением кое-каких алхимических припасов. В ходе разговора между двумя остроухими выясняется, что алхимики горазды не только потраву мешать или лекарства от простуды, но и кое-что более отвлеченное, так сказать.

Отредактировано Эйнеке (15-04-2016 15:20:49)

0

2

Четвертый день, а если быть совсем уж точным, то утро. Эйнеке не спал остаток ночи. Не мог успокоиться, хотя и для беспокойства не видел достойных причин. Да, поссорился с Натом, но оно не в первой. Братья на то и братья, что попросту не могут жить в мире друг с другом. Если между братьями и устанавливается перемирие, то оно либо весьма хрупко, либо недолговременно. В случае Наталя и Эйнеке был ближе именно первый вариант. За долгие годы совместной, так сказать, жизни они приучились балансировать на той хрупкой грани, что отделяла их от неминуемой склоки, а то и драки. Пришлось приучиться. Эдакие попытки ужиться друг с другом им обоим выгодны и необходимы. Впрочем, случались и такие вот осечки. Кто-то что-то не то ляпнул и ступил одной ногой в "бездну". Вчера (или скорее уже сегодня, ведь полночь тогда все ж миновала) этим кем-то оказался Наталь. Он позволил себе слишком долго играть на чувствах брата, а после допустил попросту идиотскую ошибку. Да, старший просто не подумал что ляпнул - младший это понял, когда немного отошел. И да, Эйнеке вспылил. Окончательно ударился в эмоции, показал свою слабину и все такое, но Наталя все же проучить немного стоит. Порядка вещей ради. Сейчас Эйнеке попросту проведет весь день, закрывшись у себя в комнате, и будет тихо огрызаться на все попытки брата накормить или разговорить его, демонстративно отвергая предлагаемую заботу, а после, решив что с близнеца хватит, сменит гнев на милость и будет старательно делать вид, что не произошло ничего особенного и все совершенно в порядке, что не было никаких слов о том, что он готов отказаться от их родства, если Наталь посмеет коснуться жрицы. Конечно, в тот момент Эйнеке и впрямь верил, что сможет так поступить. Даже больше, он был готов это сделать. Сейчас его уверенность понемногу таяла, да и гнев уже давно сошел на нет. Теперь разум вернул себе власть над всем существом полуэльфа, а потому осознание всей иррациональности и бессмысленности такого поступка не оставляло его. Собственная глупость и поспешность раздражали, только вот сил на себя злиться уже не осталось совершенно. Чувство полной эмоциональной опустошенности преследовало и лишало всякой надежды обрести внутреннее равновесие.
Бесшумной поступью маг вернулся в свою комнату. Гволкхмэй уже давно спала. Ее беспокоить Эйнеке не стал. Лишь немного постоял рядом, растерянно глядя на тихо-мирно спящую воительницу, поправил сползшее с чужого плеча одеяло, да расположился в кресле, расположенном в стороне от постели. Хотелось взяться за работу прямо сейчас. С головой уйти в алхимию, заготавливая необходимые для долгого путешествия  лекарства и смеси, ведь это помогло бы отрешиться от всех лишних эмоций и навязчивых мыслей, однако будить девушку было бы несколько... кощунственно. В конце концов, она-то тут причем, чтобы лишать ее еще нескольких часов спокойного сна. Нет, предстояло смириться и провести остаток ночи наедине с собой и своими размышлениями. Конечно, ничего не мешало Эйнеке попросту раздеться и лечь рядом, обнимая воительницу и привлекая ее к себе, он мог бы утром настоять на более весомых ласках и, возможно, даже добился бы своего только вот... Маг этого не желал. Он даже не мог думать ни о Волэй, ни о тех неконтролируемых вспышках эмоций в Лемминской роще и здесь, в комнате, в самую первую ночь после возвращения в "Кота-колдуна". Полуэльф терял к ней интерес, или же это Миристель сумела настолько сильно повлиять на его душу, что мысли волей-неволей возвращались к ее образу, запечатленному где-то под корочкой мозга. Или скорее к образам. Их явно было больше чем один, и это обескураживало. Эйнеке помнил Миристель, поющую вместе с ним и танцующую, делающую одно общее дело, которое они делили на двоих. Это было прекрасно или даже скорее волшебно. Оно стоило того, чтобы бережно хранить это воспоминание в памяти и вместе с тем втайне от себя надеяться пережить его вновь. С другой стороны, помнил Эйнеке и иную Миристель. Гордую и безупречную, а от того-то и странно пугающую. Холодную и слишком идеальную. Такую Миристель Эйнеке, пожалуй, даже побаивался. Она внушала ему неосознанное чувство собственного несовершенства и абсолютной неправильности. В конце концов, он всего лишь полуэльф - существо, рожденное в союзе представителей двух неоправданно разных видов, а значит несвойственное и противное природе.
Утро подкралось незаметно. Эйнеке, кажется, успел даже немного задремать, бессильно свесив голову на грудь и против воли впав в состояние оцепенения, что заменяло эльфам сон. Очнулся маг, лишь заслышав возню Гволкхмэй в спальне. Они перекинулись лишь парой ничего не значащих дежурных фраз, а после девушка ушла наверх, надеясь поспеть, видимо, к общему завтраку. Эйнеке не последовал за ней. Остался в комнате и принялся готовить рабочий стол к долгому трудовому дню. Он неторопливо разгреб книжный завал и переместил его поближе к шкафам, а на освободившееся место перенес все необходимое оборудование, после принялся за компоненты и травы. Когда все было готово к делу, заявился разящий перегаром Наталь. Вестимо братец старательно калдырил всю ночь, пытаясь минимизировать урон, нанесенный собственному психическому здоровью, жестокими словами младшего близнеца. Впрочем, поднос с медленно остывающим завтраком он держал достаточно уверенно, да и на ногах стоял твердо. Эйнеке, как и собирался, проигнорировал Ната. Вздохнув, старший близнец оставил свою ношу на стуле у двери и, храня мрачное молчание, ушел восвояси. Дверь за собой он закрыть, конечно же, забыл напрочь. Пришлось прикрывать ее самому. Тем не менее на замок запираться полуэльф не стал. Он немного пожевал принесенной братом еды, оставив нетронутой едва ли не половину, а после наконец-таки приступил к работе.

Отредактировано Эйнеке (15-04-2016 22:19:08)

+1

3

Миристель еще долго думала над подслушанным разговором ночью. Она не знала, как расценивать поведение и слова Эйнеке. Слишком сложным и запутанным казался его характер. Вот Наталь был прост и понятен – Миристель точно была уверена, что может предугадать его мысли и поступки прежде чем тот что-то сотворит. А Эйнеке – нет. То он был горд и заносчив, то внимателен и мил, то холоден и отчужден.
Девушка не могла понять, какой Эйнеке был настоящий – тот, который цинично говорил о том, что ему абсолютно безразличны жизни эльфов, или тот, который защищал ее потом от грубых словечек Наталя. А настоящим Эйнеке, по мнению Миристель, мог быть только один. В конце концов, многие люди притворяются, выдавая себя то за одного, то за другого. Так устроены отношения в их человеческом мире, что без умений вести сделки и договоры никак не обойтись, а грамотный и деловой человек, по их мнению, тот, кто умеет притворяться хоть самым святым на всей земле, если того требует дело. Так когда Эйнеке притворялся – когда говорил о ней как о безупречной женщине или когда рассуждал над тем, что если надо, спрячется за спинами союзников?
Миристель собрала волю в кулак и решила, что теперь все нужно выяснить самой. Причем выяснить прямо и наедине. Ну, или не совсем уж прямо, но без лишних глаз и ушей – точно. Жрецы умели чувствовать ложь, поэтому Миристель бы точно поняла, когда Эйнеке говорит правду, а когда пытается спрятать ее за притворством.
За завтраком Эйнеке не было, зато Наталь сиял во всей своей красе. Конечно, в худшем смысле этого выражения. Миристель старалась не смотреть в его сторону и никак с ним не заговаривать, благо, завтрак длился в его компании недолго, потому что в определенный момент он встал из-за стола и, собрав еду на поднос, направился, видимо, к своему брату.
Проследив за ним взглядом, Миристель поняла, что у нее появилась идея для разговора. Быстро расправившись со своей порцией еды, она встала из-за стола и, успев подойти к Бредвику, чтобы поблагодарить за вкусный завтрак (что она делала после каждого завтрака, обеда или ужина, считая, что, проявляя внимание, делает приятно и трактирщику и тем, кто занимался приготовлением еды), спустилась вслед за скрывшимся там Наталем в комнату Эйнеке.
По пути она столкнулась с Наталем, который, к слову, особо на нее внимания не обратил, как и она на него. Миристель было ужасно неловко осознавать, что она знает о них чуть больше, чем они о ней, но она все равно старалась, как и планировала изначально, не подавать виду о своей осведомленности.
– Эйнеке, – позвала Миристель, остановившись перед дверью. – Я могу войти?

+1

4

Смешивание снадобий безобидных и относительно несложных в своей рецептуре решено было оставить на вечер, когда уже и голова будет соображать не столь ясно, да и сил останется куда меньше. Основную часть утра Эйнеке решил провести за работой над сотворением алхимического огня и кое-каких простеньких зажигательных смесей, основанных на масле и жире. Процесс долгий и трудоемкий должно заметить, но мало ли что может случиться в ходе путешествия? Подобные штуки могли пригодиться на тот случай, если отряд столкнется с врагом значительно превосходящим числом или же если придется заметать за собой следы. Огонь более чем неплохо справлялся с подобной задачей. Поджигаешь тряпицу, забитую в горлышко сосуда с горючей смесью, и швыряешь в цель. Сосуд бьется при столкновении с твердой поверхностью, а пламя растекается по поверхности, например, чьей-нибудь крыши, после остается лишь приложить немного старания и магии, чтобы придать огню нужную силу и температуру, а заодно не дать ему угаснуть. Еще можно было попробовать напихать в сосуд, представленный обыкновенной бутылью из-под вина, которых в «Коте» водилось с избытком, гвоздей и прочих небольших, но острых металлических предметов. Если все пойдет как надо, то такая штука может наворотить дел в толпе врагов. Занятно будет опробовать ее в деле.
«Хм? Кого там опять несет?» - чужой голос вырвал полуэльфа из размышлений. Голос явно был женским и уже знакомым. Миристель пожаловала. Вот чего-чего, а этого маг как-то даже и не ожидал. Может вчера накаркал ее приход? Не надо было столько говорить о ней, пожалуй. Эйнеке не знал, да и, пожалуй, не мог знать том, что жрица ненароком услышала ночью. Он был уверен в том, что их с братом разговор остался только между ними и не успел стать чьим-либо достоянием, а потому появление эльфийки на пороге комнаты несколько обескуражило остроухого. Оно сейчас казалось чем-то вроде накликанного на самого себя проклятья. Вроде бы и ничего такого не случилось, но зашкаливающее общее количество мыслей исключительно о Миристель, а теперь еще и ее нежданное явление попросту выбивали из колеи. В общем, отозвался Эйнеке отнюдь не сразу. Несколько долгих мгновений ушло на то, чтобы полуэльф смог справиться со своим изумлением и раздражением, что стало чем-то вроде спонтанной защитной реакции на вдруг нарисовавшуюся стрессовую ситуацию. Можно было и вроде отказаться впускать жрицу, прогнать ее или сделать вид, будто слишком занят своим делом, но… как-то совсем того не хотелось. Возник странноватый соблазн побыть рядом с этой женщиной, поговорить с ней и попытаться разобраться во всех своих противоречивых ощущениях по отношению к ней. Попытаться узнать какова она есть на самом деле, а заодно, приличия ради, выведать и то, зачем жрица ищет его.
- Можешь, - наконец отозвался Эйнеке тихим хрипловатым голосом, но даже не взглянул в сторону входа, - Дверь не заперта, так что ничего не мешает тебе просто войти, - полуэльф чуть усмехнулся и, закончив с очередной бутылью смеси, отставил готовый продукт в сторону, да потянулся за чистой тряпкой, чтобы вытереть запачканные жиром руки. Возможно, у девушки появились какие-то вопросы относительно их сделки, а может ее обеспокоило и то, что Эйнеке не было сегодня за завтраком. Первое было бы слишком ожидаемо, а второе уже забавно и приятно, но все же тоже несколько ожидаемо. Сейчас полукровка мог лишь догадываться, что именно привело сюда Миристель. Процесс нахождения ответа на этот вопрос или точнее обдумывание обыкновенных догадок, маг предпочел совместить с попытками разгрести от книжных завалов два ближайших кресла, в одно из которых он намеревался предложить сесть девушке.
- Что-то случилось? – как бы между прочим поинтересовался чародей дежурным тоном.

+1

5

Отозвался полуэльф не сразу, и Миристель даже подумала о том, чтобы сейчас развернуться и быстро исчезнуть с порога комнаты Эйнеке, можно сказать, его частного владения, но потом Эйнеке пригласил ее войти (если это действительно можно было назвать приглашением), и путь назад оказался отрезанным. Девушка глубоко вдохнула, чувствуя, что испытывает некоторое волнение, а затем толкнула дверь и шагнула внутрь.
Она застала его за весьма интересным и странным с точки зрения жрицы занятием: она абсолютно не разбиралась в алхимии, да и не входила эта наука в круг интересов юной эльфийки, поэтому она с некоторым осторожным любопытством и восхищением посмотрела на разнообразные сосуды, которых в комнате было полно. Наверное, Миристель ворвалась не слишком вовремя, но Эйнеке не прогнал ее, а значит глупо идти на попятную.
– Тебя не было за завтраком, – нерешительно произнесла она, оставаясь в дверях. – И Наталь вел себя... странно, – добавила Миристель, глядя на полуэльфа. Она испытывала волнение и списывала его на то, что вчера не просто стала свидетелем предназначенного не для нее разговора, но и намеренно его подслушала, получив некоторое преимущество над, как выразился бы, наверное, Эйнеке, "партнерами". Чувство неправильности ее поведения терзало ее почти постоянно, а потому Миристель была погружена в свои мысли и несколько растеряна. Внутри нее шла борьба, в которой побеждало пока что желание узнать побольше о полуэльфе любыми способами (пусть даже абсолютно непродуманным и неподготовленным разговором на отвлеченные темы), но и чувство вины вперемежку с сомнениями добавляло определенной горечи в бочку меда.
– Позволь полюбопытствовать, для чего это? – весьма искренне поинтересовалась жрица, кивая на предметы, используемые Эйнеке, в частности, на отставленную бутылку. Конечно, Миристель могла сколь угодно твердить себе, что пытается узнать о полуэльфе намного больше, потому что она хочет быть настороже и не хочет упустить возможную опасность с его стороны, но на самом же деле, девушка чувствовала потребность стать ближе Эйнеке, узнать о его занятиях, о том, почему он отсутствовал и вернулся в таком странном виде, почему защищал ее, но говорил с пренебрежением об остальных? Что, вообще, скрывают эти синие глаза, которые, хоть и должны были быть зеркалом души, а старательно избегали того, чтобы что-то показать незваной гостье.
Миристель всегда чувствовала, когда перед ней был безнадежный, плохой человек или кто-либо еще, но к Эйнеке она тянулась, ей хотелось раскрыть его, иметь возможность довериться ему.
Все еще ощущая неловкость, она подошла поближе к Эйнеке, желая объяснить цель своего визита.
– Еще в первый раз, как я здесь оказалась, я заметила, что у тебя много книг, – она отвернулась к книжным стопкам, которые Эйнеке предварительно сдвинул в сторону от стола. – Ты любишь чтение? О чем они? – Миристель обратила свой взор к полуэльфу, и ее глаза выражали наивный интерес, а на губах замерла легкая полуулыбка, словно девушка сомневалась, что он вообще станет ей отвечать, и на всякий случай придержала эмоции.
В голове ее была сейчас только одна мысль, и эта мысль говорила ей о том, что она выглядела довольно нелепо, но Миристель понимала, что теперь – только вперед, через тернии души Эйнеке к ее звездам.

+1

6

"Так все-таки завтрак..." - беззвучно усмехнулся внутренний голос, как только одна из двух догадок о цели визита Миристель подтвердилась. Да, пожалуй, это действительно приятно. Всем нравится, когда о них беспокоятся или пытаются заботиться. Тут даже Эйнеке не был исключением, хотя и он зачастую наравне с симпатией и слабым оттенком благодарности испытывал и легкое раздражение. Иногда и не легкое. Чрезмерная опека Наталя, например, младшего из близнецов порой откровенно выводила из себя. Поведение же жрицы и причина ее появление в комнатах мага пока вызывали лишь некоторое подозрение, настороженность и удовольствие, едва заметное на фоне двух ранее озвученных чувств. Конечно, эльфийка могла преследовать и иную цель, а отсутствие за завтраком использовать в качестве предлога, но... еще в первые часы знакомства Эйнеке решил, что эта особа не слишком-то склонна злоупотреблять хитростью, когда можно действовать напрямик. Или на этот раз Миристель намерена провернуть что-то такое, что можно добиться только лукавством? Или же маг в ней попросту ошибался, сложив в своем уме неверное представление об эльфийской деве? Что ж, так или иначе, но с этим еще только предстоит разобраться. Эйнеке, будучи хоть и не шибко-то выспавшимся, всерьез настроился на то, чтобы разобраться в той игре, что затеяла с ним Миристель. Или могла бы затеять.
- Наталь вел себя странно? - Эйнеке чуть вскинул бровь и покривил губы, являя слабую тень веселой усмешки. Ему нравилось, что брат не находит себе места и что это столь очевидно для окружающих. Оно тешило самолюбие младшего близнеца, несколько уязвленное во время той ночной ссоры в главном зале таверны. Впрочем, про саму ссору Эйнеке никому ничего говорить не собирался. То, что происходит между ним и Наталем полуэльф считал делом сугубо личным и никак иначе. Да и как он скажет Миристель, что они с Натом поцапались из-за нее? Нелепо и глупо. Даже страшно представить сколь абсурдно это бы все прозвучало.
- Он ни разу не нахамил Бредвику, делает реверансы перед каждым посетителем таверны и говорит исключительно стихами? - с все той же пародией на веселье поинтересовался маг у своей гостьи, избавляя себя от необходимости лгать в отношении близнеца или в довольно жесткой манере давать понять, что не желает говорить на эту тему. Свести все в шутку иногда куда сподручнее. И приятнее. Между тем Эйнеке закончил разгребать кресла от очередного книжного завала и жестом предложил Миристель присесть, попутно перехватив ее заинтересованный взгляд. Взгляд ребенка, впервые попавшего в кабинет или мастерскую своего старшего родича. Это магу показалось по-своему милым и забавным, но он тут же отмел прочь и эти мысли, и ощущения, что были мыслями вызваны. 
- Нужно подготовиться к путешествию к Скалистым горам. Целебные мази, настои, кое-какие смазки для оружия... Времени в запасе осталось не так уж много, а я не хочу, чтобы тебе пришлось лечить каждую пустяковую ссадину Наталя, - выдал маг в качестве причины своего отсутствия за завтраком. Тоже не ложь, чистейшая правда, просто далеко не вся. Эйнеке оперся о столешницу и сложил руки на груди, глядя на свою гостью исподлобья, - Все это по большей части необходимые в алхимическом ремесле... гм, инструменты и оборудование, - да, Эйнеке мог бы сказать что, мол, вот эта штука называется ретортой, а вон та перегонным кубом, но сейчас он предпочел обобщить. Если жрица не удовлетвориться его ответом и пожелает подробностей, то разумеется он их расскажет, а так... зачем зря сотрясать воздух, разводя длительную лекцию на тему алхимического оборудования? - В бутыли я подумываю залить горючую смесь, а вон в те склянки загнать алхимический огонь. Когда имеешь дело с людьми, готовыми отвалить за твою смерть до сотни золотых, стоит быть готовым ко всему, - упреждая вопрос о том, зачем все эти игрушки начинающего пироманьяка нужны, молвил Эйнеке и чуть качнул головой, мол, люди такие люди, после он переключился на вопрос относительно книг, - Да, пожалуй, я люблю читать. Впрочем, для меня это еще и необходимость. Мои знания - мое оружие, а потому большая часть моей библиотеки состоит из книг по теории стихийной и ментальной магии, алхимии и различных бестиариев. Что-то можно отыскать в библиотеках магических школ, а некоторые труды и копии уникальны, - Эйнеке чуть усмехнулся, - Часть составил я сам. Впрочем, тут есть собрания сказок и легенд. Возможно, это тебе будет куда интереснее, нежели свойств шерсти новообращенного оборотня или специфики сплетения огненных чар.

+1

7

Миристель внимательно следила за полуэльфом, и вывод был таков: либо он был сегодня в таком хорошем настроении, что так и искрился юмором, что было трудно представить в отношении Эйнеке, либо он выбрал тактику сведения всех важных вещей к юмору, то есть избегания разговоров на серьезные темы. Второе было более реалистично, поэтому Миристель поняла, что из полуэльфа она важных стратегических сведений не вытянет, а значит, придется действовать просто по ситуации. Эльфийка отвернулась и изобразила внутреннюю безмятежность и желание пообщаться с новым интересным знакомым, тем более, что второе из этого и не нужно было изображать: это было правдой.
– Нет, я же сказала: "Он был странным", а не: "Кажется, твоего брата подменили, пока ты спал", – она улыбнулась, решив, что тоже отшутится, закрыв эту тему. Не может же она себя неосторожно выдать. Ни в коем случае.
Эйнеке старательно расчистил ей место, где она могла присесть, но Миристель вежливо качнула головой:
– Надеюсь, ты не будешь против, если я еще немного изучу твою библиотеку? – жрица взяла первую попавшуюся под руку и пояснила: – Я люблю читать, но в путешествие тяжело брать с собой книги, – она положила пальцы на потертый переплет и, присмотревшись, прочла название. Это действительно был один из трудов по алхимии. У Миристель не входило в планы изучать эту науку, поэтому она осторожно вернула книгу на место. – Я люблю сказки, – улыбаясь, сказала девушка, бросив взгляд на полуэльфа. – Могу ли я одолжить у тебя какой-нибудь сборник со сказками?
Сама она больше не намеревалась исследовать чужую территорию, принадлежавшую весьма неоднозначному полуэльфу. Это было бы невежливо: вторгаться сюда, да еще и пытаться все изучить. Хотя комната, безусловно, была интересна: такого количества предметов разного цвета и формы, собранного в одном месте, Миристель не видела никогда.
– Мне несложно лечить и пустяковые ссадины, – произнесла жрица, подойдя вновь к столу, за которым работал Эйнеке. Она остановилась чуть поодаль, чтобы не мешать ему. Ей действительно было несложно вылечить небольшие царапины, это почти не требовало усилий, и Миристель хотела облегчить задачу Эйнеке, который, как ей казалось, уставал за производством всех этих вещей.
Она не стала расспрашивать сейчас об "оборудовании и инструментах", потому как вряд ли поняла бы и разобралась в этом. Сейчас задача была иная.
В ответ на его слова о том, что нужно быть готовым ко всему, Миристель промолчала, притворившись, будто этого не услышала. Никаких серьезных разговоров.
– Значит, ты профессиональный алхимик? – жрица заглянула в глаза Эйнеке и улыбнулась. – Целебные мази, настои... А что еще ты можешь сделать? Золото? Людской эликсир вечной молодости? – она мало было знакома с алхимиками, вернее, скорее всего, она их никогда и не встречала, а потому ей было интересно, какую пользу может принести обладание таким навыком.

+1

8

Ответ на вопрос "Что затеяла жрица?" пока не приходил на ум и никак не позволял выявить себя со стороны. Это немного смущало, но вместе с тем лишь лишний раз разгоняло азарт в несколько сонном сознании. Что ж, наверное оно и к лучшему. При всей своей любви к уединению маг находил определенную пользу в подобных вот развлечениях, да еще и при условии не столь давно пережитой бессонной ночи. Будучи в комнате один волей-неволей уплываешь в собственные мысли и фантазии, а то и вовсе засыпаешь, впав в этот странный транс, заменяющий эльфам сон. Качество работы и количество изготовленного продукта от этого существенно уменьшатся. Если же под боком есть существо, задающее вопросы, что-то говорящее или делающее на твоей территории, где хранятся не только личные вещи, но и вещи потенциально опасные в неумелых руках, то уйти в себя никак не получиться, а значит производительность труда только возрастет. Играет ли с ним Миристель? Знает ли она про игру? Совершенно неважно. Даже если и нет, то как это может помешать Эйнеке выводить себя из полусонного состояния постоянной паранойей по поводу и без, необходимостью осмысленно отвечать, чтобы не выставить себя идиотом или еще хуже - грубым идиотом (хотя когда это его волновало?). Ну и чтобы не дать волю агрессии, присущей всякому существу, жаждущему уснуть, но не имеющему никакой возможности этого сделать. В том-то и заключается прелесть азартных игр против интересного тебе партнера - игры позволяют выплеснуть агрессию самым мирным и безобидным образом, а заодно получить от этого определенное удовольствие. Иногда даже обоюдное.
- Что ж, тогда я могу быть спокоен. Даже Наталь имеет право быть иногда самую малость странным, - относительно весело и добродушно хмыкнул маг и невольным жестом повел рукой по волосам, убирая назад несколько упавших на лоб кудрей. Присесть жрица отказалась. Чародей же не стал настаивать, как и не стал перекладывать книги обратно. Он лишь вернулся обратно к своему столу и продолжил осторожно раскладывать ингредиенты в наиболее удобном для дальнейшей работы порядке, тем не менее продолжая украдкой приглядывать гостьей, что уже заинтересовалась его коллекцией книг. На вопрос о том, можно ли здесь осмотреться, Эйнеке лишь коротко и согласно кивнул, давая свое добро на осмотр. Уточнять, что нельзя трогать разного толка непонятные вещицы и склянки, он не стал. В конце концов, Миристель не маленькая девочка, хоть и таковой ее верно считал Наталь, если уж припомнить их не очень удачный разговор накануне.
- Увы. С этим я вынужден согласиться. В путешествиях перевозить с собой еще и книги несколько... проблематично, да и некоторые из них слишком ценны, чтобы рисковать ими, - вновь согласился Эйнеке, коротко взглянув на девушку, затем принялся отлаживать небольшие весы, стоящие на столе, - Сказки ближе к спальне. Последний стеллаж по правую сторону, - как бы между прочим бросил маг, подсказывая нужное направление где стоит искать, после все же оставил в покое и весы, и рабочий стол, да сам подошел к книжным полкам. Нет, дело бы не в том, что он считал Миристель настолько несамостоятельной, чтобы выбрать книгу, просто...
- Вот. Настоятельно рекомендую, - ровном тоном произнес полуэльф, протягивая вытянутую с полки книгу в переплете из темно-зеленой кожи, - Сказки жителей Скалистых гор. Довольно увлекательны и... своеобразны, - слабое подобие улыбки тут же исчезло, когда речь коснулась вопросов целительства, - Нецелесообразно размениваться по мелочам. Тем более, когда этого можно избежать. В конце концов, не стоит недооценивать и силы подобной... гм, медицины, - Эйнеке протянул руку и продемонстрировал свою ладонь, пересеченную довольно крупным белесым шрамом, - Перехватил лезвие ножа рукой, когда защищал свою жизнь в подворотне. Нож прошел насквозь. Первую помощь мне оказала девочка-травница. Она и зашила рану. После кое-чем помог один из твоих коллег. Чары и травы вместе дают удивительные результаты. По крайней мере только благодаря подобному объединению двух метод я могу в полной мере пользоваться этими пальцами, - маг продемонстрировал большой и указательный, затем убрал руку в карман, - Да и кто знает, чем обернется наше путешествие? Я бы не хотел штопать твои раны без того, чем можно их обеззаразить или обезболить. Что до возможностей алхимии и моих собственных... - тут Эйнеке ненадолго задумался, невольно припоминая свои годы обучения в Академии и после в Гульраме, - Яды во всем их удивительном разнообразии. Жидкости, прожигающие металл и плоть. Удушающие порошки и дымы. Снадобья, что заставят сердце биться медленнее или быстрее, а реакции обостриться. Впрочем, косметика и краски мне тоже по плечу. Не столь давно я пытался изготовить пастель...

+1

9

Когда Эйнеке поддержал ее шутку и добродушно усмехнулся, Миристель почувствовала себя несколько увереннее. Она видела, что он пребывал в весьма хорошем расположении духа и, кажется, не слишком злился на несведущую в вопросах снадобий жрицу за то, что она его отвлекала. Девушка в какой-то момент поняла, что ей намного лучше и интереснее находиться здесь, чем в своей комнате в одиночестве, к тому же, Эйнеке хоть и настораживал ее, но не казался ей по-настоящему опасным. Наверное, она думала, что он преувеличивал, когда небрежно упомянул в разговоре живых существ в качестве "щитов", и его слова оставались лишь словами, не делающими его представляющим какую-то угрозу. Когда у тебя в руках божественная сила и когда богиня одарила тебя своим благословением, тут же, надо заметить, начинает лениться инстинкт самосохранения и здравая оценка возможностей кого-либо, особенно, если этот кто-либо не противник, а союзник. Ведь он заключил с ней "сделку", и Миристель отчего-то совершенно не сомневалась в том, что он сдержит свое слово.
Иногда Эйнеке отвечал на ее вопросы и бросал короткие взгляд на незваную гостью, а жрица продолжала задавать новые вопросы, и сама старалась на него не смотреть лишний раз, боясь, что ему покажется, будто она его изучает. Поэтому изучала эльфийская девушка в основном все, что было вокруг, и, следует отметить в который раз, что вокруг было очень много всего интересного, что действительно весьма действенно отвлекало от полуэльфа.
Несмотря на то, что хозяин комнаты указал на то место, где можно было выбрать для себя какую-нибудь интересную и стоящую книгу, он решил для чего-то направиться туда сам. Миристель проследила взглядом за его высокой фигурой и сделала пару шагов, чтобы пройти следом. Должно быть, Эйнеке решил не утруждать светлую головку выбором, исходя из количества книг очень непростым, а, может, просто хотел выбрать что-то интересное и стоящее, ведь для хозяина это было намного проще. Так или иначе, в его протянутой к Миристель руке была книга, которая, кажется, была прочитана не один раз, судя по слегка потрепанным страницам.
Девушка приняла сборник сказок из рук Эйнеке и с какой-то особенной осторожностью провела рукой по ее кожаному темно-зеленому переплету. Интересно, сколько раз ее читал хозяин комнаты? Должно быть, она ему была интересна, раз именно ее он предложил прочесть своей гостье? Миристель слегка улыбнулась, подумав о том, что, возможно, эта книга знала об Эйнеке гораздо больше самой жрицы, и, возможно, она хранила много воспоминаний. Девушка подняла глаза на полуэльфа. Он тоже слегка улыбался, и Миристель вновь почувствовала то же, что чувствовала, когда они вместе шутили про Наталя. Наверное, это было ощущение того, что им друг с другом уютно, но все было бы слишком легко, если бы это ощущение не забрасывал иногда Эйнеке холодными льдинками своего переменчивого настроения. Жрица поспешно отвела взгляд, направив его на любой ближайший предмет, и уже собиралась вновь задать какой-нибудь первый пришедший в голову вопрос, как Эйнеке посерьезнел и даже стал более хмурым, услышав про ее отношение к целительству.
Опустив руку с книгой, Миристель так и осталась стоять чуть поодаль от Эйнеке, не решаясь подойти ближе.
Он был прав, она действительно недооценивала силы... медицины. И она не понимала, почему он считал, что лечение царапин – размен по мелочам. Да, это были пустяковые раны, но не мелочь. Они требовали не так много сил и энергии, чтобы перекладывать ответственность за их исцеление на склянки. Взять с собой в путешествие одну жрицу намного легче, чем таскать за собой мешок с лекарствами.
Тем не менее, возражать она не стала. Не сказала ничего даже тогда, когда по ушам резко прошлось слово "коллег". Словно жречество было профессией. Миристель проглотила эту фразу, обратив внимание на то, что он сказал перед этим. Она с некоторым волнением в душе смотрела на шрам. Рана, которая его оставила, была сильной, глубокой и очень болезненной. К тому же то, как она была получена, тоже пугало. Сочувствуя тому Эйнеке из прошлого, которому пришлось встретиться лицом к лицу с такой опасностью, пережить нападение, Миристель молчала, а затем, опустив взгляд, тихо произнесла:
– Я рада, что та травница тогда оказалась рядом, – больше она не произнесла насчет этого ничего, подумав, что, верно, это не то воспоминание, которое хочется потом обсуждать с другими, особенно с посторонними. Дав понять, что эта тема действительно закрыта, Эйнеке убрал руку в карман, словно спрятав туда же и все неприятные мысли, а затем затронул их предстоящее путешествие, заставив Миристель от неожиданности поднять на него удивленный взгляд.
Так он беспокоился о ней?
Яды Миристель считала оружием ужасным и непредсказуемым. Жидкости, способные нанести вред всему живому и неживому, тоже мало ее интересовали. Порошки, дымы, снадобья… Неужели людям действительно необходимо использовать все это? Косметика для жрицы была абсолютно не нужна, как и, по мнению Миристель, для любой другой скромной девушки, а вот краски ее заинтересовали, особенно слова Эйнеке про пастель.
Ее голубые глаза загорелись интересом и, восторженно приоткрыв рот, она шагнула ближе к алхимику, оказавшемуся мастером, что называется, на все руки.
– Пастель? И у тебя получилось? – тут же спросила девушка, положив книгу на край стола.
Секретом такого повышенного интереса был один альбом, который жрица хранила вдали от посторонних глаз и, уж тем более, рук. Она вела его не столь давно, потому как старый был уже безнадежно изрисован и по своему изношенному виду вполне мог походить на какой-нибудь антикварный предмет с непонятными закорючками на переплете, которые терялись в щедро украшенной цветами росписи. Рисунки были выполнены только одним цветом, иногда двумя, но у Миристель не было времени, чтобы раздобыть себе краски, потому как рисование было лишь ее увлечением, но не родом деятельности.
Ведь Эйнеке несложно подарить ей немного счастья?

Отредактировано Миристель (14-08-2016 14:46:24)

+1

10

Наверное, вспоминать о том покушении, которому маг подвергся в Гресе, было не самой лучшей идеей, да и вообще, когда подобные мысли кому-то причиняли удовольствие? Быть может на свете и есть странные люди (и нелюди), что испытывают определенную радость от того, что их столь страстно желают отправить к праотцам, что вон даже не скупятся на наем убийц, но Эйнеке к их числу не относился. В тот день он чувствовал удовлетворение лишь когда смог вломиться в чужой разум, когда выбросил в него всю свою боль и ярость. Стоя над только что убитым врагом, Эйнеке действительно был рад. Что-то злобное и хищное в его душе упивалось этим моментом, этой победой и осознанием того, что маг в очередной раз выскользнул из цепких лапок неминуемой гибели. Только вот... радость эта оказалась недолгой. Ну да, его шкуру знатно тогда потрепали, и от кровотечения он чуть не помер в грязной подворотне. Вспоминать об этом совершенно не хотелось, и даже мимолетная радость победы не стоила того, чтобы лишний раз оглядываться в сторону своего прошлого. А уж последствия... В общем, зря Эйнеке все это вспомнил, но более убедительных аргументов в защиту своей точки зрения у него в тот момент на уме не оказалось. Впрочем, полуэльф сейчас совсем не был уверен в том, что ему удалось убедить Миристель.
"Ладно, но лишними мои склянки точно не будут," - сам себя заверил маг, а раз уж Мира не стала возражать, то и нечего тему поднимать снова, да еще и развивать ее дальше. Нет, Эйнеке не боялся ссоры с жрицей или словесной перепалки вроде той, с которой началось их знакомство несколько дней тому назад. Вернее, он так думал, наивно полагая что эта женщина ему совершенно безразлична и что связывает их исключительно сделка, заключенная аккурат после знакомства. Нет, наверное, все в действительности было так, однако что-то цепляться с Миристель магу не хотелось. Во-первых, он слишком устал за эту ночь и утро, голова вон по ощущениям как будто ватой набита. Во-вторых, Эйнеке было слишком... нет, под это "слишком" у него как-то не находилось слов для точного описания. Впрочем, оно однозначно нравилось остроухому, раз уж он совершенно не желал его прерывать - это легкое волнение и трепет, частенько возникающий в момент хорошей игры и вынуждающий соблюдать осторожность. Или скорее... проявлять чуткость по отношению к юной жрице. Да, чуткость. Эйнеке хотелось быть чутким. Благо сейчас он это воспринимал как часть выдуманной им игры, не более того.
- Я тоже этому весьма рад, - хмыкнул Эйнеке, про себя понимая что этот его жест отдает некоторой... бравадой, словно бы он пытается немного покрасоваться перед девушкой, а после замолк, оставляя и эту тему в покое. Больше касаться они ее не будут. Без особой в том нужды уж точно, да и не хотелось магу свои раны и шрамы обсуждать, когда на горизонте замаячила куда более увлекательная тема, явно заинтересовавшая Миристель. Заметив этот интерес или скорее даже почувствовав, Эйнеке улыбнулся. Улыбка эта оказалась на редкость теплой и даже приятной, хоть и мимолетной. Всего мгновение и физиономия Эйнеке приняла все то же спокойное выражение, которое чаще всего и можно было увидеть на лице мага. В напоминание о ней остался лишь заметно потеплевший взгляд синих глаз. Схожее тепло и блеск полукровка видел и в голубых глазах напротив. Он ненадолго замер, как завороженный изучая чужое чуть переменившееся лицо. Теперь Миристель казалась Эйнеке куда более живой, и куда менее похожей на мраморное изваяние - пускай и совершенное в своей красоте и благородстве линий, но слишком холодное, а потому отталкивающее. Она стала непросто живой, но манящей.
- Ага, пастель, - Эйнеке с некоторой неохотой перевел взгляд со жрицы на стол. Ему вдруг стало несколько неловко за то, что все это время он так вот невозмутимо на нее смотрел и возможно даже излишне внимательно, - Но, честно говоря, получилось не очень. Я немного напортачил с пропорциями кое-каких компонентов, - не вдаваясь в подробности, признался полукровка, - Наверняка если я попробую опять, то результат будет разительно лучше. Это займет не так уж много времени... - он хитро покосился на жрицу, - Ты рисуешь?

+1

11

Когда Эйнеке вот так, спокойно и вполне тепло улыбался, Миристель казалось, что другого, холодного и деловитого Эйнеке, она себе придумала. Но потом, когда улыбка исчезала, и лицо его вновь становилось ровным и спокойным, оказывалось – не придумала, тот Эйнеке действительно был. Хотя выражение спокойствия на лице полуэльфа еще было хорошим знаком, потому как по крайней мере оно было нейтральным, но никак не ледяным.
А бросать колючие взгляды Эйнеке умел, и Миристель об этом знала.
Что ж, кажется, он улыбнулся, мысленно посмеявшись над искренним интересом вполне взрослой жрицы к такой мелочи, как пастель, но жрица не стала возмущаться, а лишь тоже улыбнулась своему увлечению, иногда занимающему ее с головой. И, если для того, чтобы взгляд полуэльфа так переменился, став не отчужденным, а мягко-синим, нужно было сознаваться ему в своих слабостях, она была готова продолжить тему своего увлечения, отбросив свойственную ей скромность, которая появлялась, едва разговор заходил об ее таланте.
Миристель не сразу поняла, отчего Эйнеке замер, разглядывая ее лицо своими переменившимися благодаря ей глазами. Она не могла и предположить причину такой перемены, но потом подумала о том, что раз Эйнеке уже пытался сделать пастель, значит, в том у него была необходимость. Что если полуэльф на самом деле и сам был художником, а потому его так заинтересовало небольшое увлечение эльфийской девушки? Представить Эйнеке, рисующим картину, было сложно, но только не для Миристель, которая успела понять, что полуэльфа можно было увидеть с нескольких сторон, узнать его всякого, а не замыкаться только на том, каким он сам хочет преподнести себя.
Когда Эйнеке сказал о том, что у него получилось не очень, Миристель все же обрадовало то, что хоть как-то, да получилось, а, значит, поменять сейчас немного количество смешиваемого, исправить прежние ошибки – и новая пастель будет готова.
К счастью, алхимик и сам предложил попробовать еще раз, на что девушка согласилась почти сразу после того, как он об этом сказал, дослушав фразу до конца, чтобы не перебить его.
– А мы можем... попробовать вместе? – предложила жрица, исполненная интереса не только в самом приобретении желанных красок, но и в постижении таинств алхимии и создания новых вещей. Вряд ли она бы стала в дальнейшем это использовать, но разнообразить свои знания чем-то, выбивающимся из области жреческого дела, стоило, ведь никогда не знаешь, где они могут пригодиться. Тем более, он сам сказал, что это займет немного времени, а возвращаться в свою комнату, хоть и с чудесным видом на сад, как обещал Бредвик, не очень хотелось по той причине, что заняться там было практически нечем.
В ответ на вопрос полуэльфа, девушка кивнула, затем пояснив:
– Я с самого детства любила заниматься рисованием. Часто делала наброски животных в лесу или зарисовывала красивые, на мой взгляд, пейзажи. Когда я стала обучаться жреческому делу, я часто рисовала тех, с кем мне приходилось сталкиваться в своей жизни, – Миристель отвела взгляд в сторону, углубляясь в свое прошлое. – Знаешь, у некоторых прихожан были такие интересные лица, что я запоминала их, а потом по памяти пыталась воссоздать черты в своем альбоме...
Эйнеке она тоже запоминала в момент их первой встречи. И его непослушные черные волосы неровными волнистыми штрихами легли на бумагу альбома девушки, спускаясь на худое лицо и словно норовя помешать кому-то заглянуть в синие глаза, отмеченные холодноватым блеском.
Вспомнив о том, что у нее в комнате лежит портрет Эйнеке, Миристель с хитрецой улыбнулась, словно она не срисовала полуэльфа, а, по крайней мере, украдкой забрала у него какую-то личную вещь.
– А ты? – спросила она, на всякий случай окинув комнату, словно ища подтверждение возможности утвердительного ответа на свой вопрос: какого-нибудь портрета, наброска, неосторожно брошенной кисточки или книги по искусству рисования.

Отредактировано Миристель (15-08-2016 13:31:45)

+1

12

Нащупав эдакую ниточку интереса, связующую его с Миристель, Эйнеке совершенно не желал ее отпускать. Впрочем, и действовать, первым проявляя инициативу, он тоже не торопился. Маг позволил себе небольшую паузу. Как он думал, для того, чтобы взвесить и оценить свои дальнейшие шаги, выбрать наиболее подходящую тактику для продолжения выдуманной им игры. Испытывая явный интерес ко всем тем переменам, что на его глазах произошли с Миристель, к тому, как она явно оживилась, перестав напоминать ему холодное каменное изваяние, Эйнеке всерьез подумывал о том, как бы ему "затянуть" эдакий момент, вдоволь изучить жрицу. И нет, он не видел за своим интересом никакого влечения. Это было чистой воды любопытство, не опошленное примесью каких-либо лишних и неуместных чувств. И любопытству этому Эйнеке невольно отдался с головой, да и азарту тоже, что уж говорить. Вело это, кстати, к довольно забавным последствиям, а точнее реакциям на происходящее. Видь бы себя Эйнеке со стороны, он точно заметил не очень лестное свое сходство с мальчишкой, что в первый раз в своей жизни общается с представительницей прекрасного пола. Впрочем, некоторая трепетность и робость, изводившие его наравне с любопытством и азартом как бы тонко на намекали на это...
- Попробовать вместе? - с некоторой настороженностью отозвался маг и вскинул бровь, означая легкое удивление, а после задумался. Ну да, а почему бы не попробовать вместе? Раз уж он в какой-то мере обещал вновь заняться изготовлением эдаких материалов для рисования, то этим лучше заняться сейчас: куй железо пока горячо. Присутствие и участие жрицы тоже было бы кстати. Во-первых, он таким образом сможет продолжить свою "игру", украдкой изучая повадки и черты эльфийской девы. Во-вторых, в столь... безопасном деле, как изготовление пастели, еще одна пара рук лишней не станет, быстрее с работой справятся, может даже и удовольствие от совместной деятельности получат, как тогда... на Вечере Сказок. В-третьих, Миристель сама сможет смешать пигменты так, чтобы получить нужные ей оттенки, да еще и в нужном количестве.
- Да, можем, - в конце концов согласился полуэльф, коротко кивнув, а после, вполне себе внимательно слушая краткий рассказ Миристель о ее увлечении изобразительным искусством, принялся вновь разгребать стол, освобождая рабочее пространство от склянок с будущей зажигательной смесью. Подождет это дело. Пускай оно и крайне беспечно с точки зрения здравого смысла, но к походу Эйнеке подготовить все необходимое еще успеет, а от пары-тройки часов эдакого отдыха не убудет.
- В детстве я рисовал куда чаще, - маг чуть усмехнулся, коротко взглянув на Миристель, затем отошел к очередному стеллажу, выискивая там все необходимое для грядущей работы, - Это было одно из немногих развлечений, доступных мне в периоды болезней. На игры и прогулки не хватало сил, - он опять усмехнулся, но на этот раз в усмешке этой особенно отчетливо проступила отнюдь не горечь, а нечто сродни самоиронии, злой такой самоиронии, - Иногда я пытался рисовать то, что вижу вокруг, а иногда и то, что хотел бы видеть... свои фантазии, несуществующие места, зверей и людей. Возможно, этим я пытался хоть как-то... хм, возместить то, чего мне не хватало дома, - к столу полукровка вернулся с небольшим деревянным ящичков, затем вновь отправился к стеллажу за еще одним таким, - Меня учили рисовать. Сначала мать, она же, кстати, учила меня и музыке, потом один из нанятых дедушкой воспитателей. В Школе Магии мы тоже занимались рисованием. Знаешь, развитие творческих способностей, как и получение знаний обо всем вокруг считается необходимым для воспитания достойного мага, - на столе тем временем появилось с десятка три небольших деревянных форм, - Впрочем, не думаю, что я добился особых успехов в рисовании. Не больше чем в музыке. Может быть, я бы достиг куда более... заметных результатов, но я отдал свою жизнь другому искусству. Магия слишком требовательна, - он вздохнул, оглядывая стол и мысленно сверяясь со списком всего необходимого. Кажется, ничего не забыл, оно и к лучшему.
- Не так часто выпадает возможность порисовать, последнее время я делаю лишь небольшие зарисовки углем. Животные и растения для некоторых, хм... моих работ, - Эйнеке опять вскинул голову, устремляя взгляд на Миристель, а после жестом приглашая ее встать ближе ко всему тому добру, что он выложил на стол. И кстати, напрасно жрица искала рисунки, сделанные Эйнеке. Увы, но на виду маг их не держал, как и большую часть того, что могло бы даже намекнуть на это его стороннее увлечение.
- Изготовление пастели - дело не такое уж сложное, но оно требует внимания и терпения. Пигмент, - Эйнеке указал на один из ящичков, уже открытых и содержащих внутри эдаких небольших ячеек разноцветные порошки, - Смешиваем в форме с мелом, получаем нужный оттенок и заливаем особым составом. Это хм... нечто вроде клея. После всю эту смесь сушим и в итоге получаем мелки. Ты смешиваешь пигменты, с мелом или друг другом, а я заливаю и сушу их, договорились, м?

+1

13

Миристель тоже вспомнила о Вечере Сказок, и ментальные навыки полуэльфа были тут ни при чем. Скорее, это было влияние того родственного в их душах, что соприкоснулось в тот вечер во время совместного выступления.
Девушка тоже украдкой поглядывала на Эйнеке и никак не могла понять, отчего он тогда так резко все оборвал? Ведь, кажется, он был только рад ей, когда она подхватила его песню. Почему душа этого полуэльфа была не просто потемками, а глухим лесом, в котором сложно было найти пристанище, не заблудившись и не уколовшись об какие-нибудь колючие заросли. Одна из таких колючек и уколола ее вчера, там, на лестнице.
Что ж, Миристель не боялась трудностей, а наоборот, любила их преодолевать. Она общалась со стольким количеством людей (и не только людей), что ей казалось, будто она с легкостью может прочитать каждого. Или не с легкостью, но с успехом, ожидающим ее в конце концов. Жрица даже не сомневалась, что полуэльф станет ей намного понятнее, пообщайся она с ним побольше, и даже не подозревала, что дальше – только запутаннее и непонятнее.
Когда Эйнеке согласился, Миристель, уж было подумавшая, что он откажется и выставит ее из комнаты за излишнее любопытство, едва не захлопала по-детски в ладоши. К счастью, она давно уже свыклась с тем, что вышла из нежного детского возраста, а потому пресекала любые его проявления и отголоски. Полуэльф был столь насторожен поначалу, что девушка уже приготовилась к отрицательному ответу и мысленно вздохнула, решив, что поспешила со своей инициативой. Когда же оказалось, что его настороженность не помешала ему взять в ответственный и сложный процесс смешивания ингредиентов еще одного помощника, а, вернее, помощницу, Миристель действительно искренне была этому рада.
Упершись в стол рукой, жрица наблюдала за тем, как Эйнеке собирает необходимые составляющие, а попутно еще и слушала его рассказ о рисовании.
Но не столь его навыки заинтересовали жрицу, сколь упоминание о детстве. Не желая, чтобы Эйнеке видел ее погрустневший и сочувственный взгляд, она опустила глаза в пол, а затем, словно заинтересовавшись тем, что полуэльф наставлял на стол, стала разглядывать то, что он перетащил из своих стеллажей. У него было непростое детство. И, по всей видимости, здоровья эльфов у своего отца он не перенял. Почему так несправедливо? Неужели невозможно было поровну разделить силы между братьями? Ведь Наталь производил впечатление этакого здоровяка, которому никакая хворь не страшна. Миристель жалела, что не может помочь Эйнеке и избавить его от болезни, и в этот момент она впервые подумала, что нечто земное, человеческое, оказалось сильнее, чем божественная сила, и сама испугалась таких мыслей. Быстро постаравшись их выкинуть из головы, девушка сделала усилие над своими мыслями, заставив внимание сосредоточиться вновь на красках и ни на чем более.
Продолжать развивать тему детства Эйнеке, донимать его расспросами девушка не стала, потому как знала, что это будет воспринято негативно. Лезть к малознакомому с личными вопросами было чревато как минимум грубостью с его стороны в ответ. Миристель не стала проверять. Они общались не последний день сегодня, а впереди у них и так много было безрадостного, так не провести ли этот день, не пререкаясь друг с другом и не пытаясь доказать каждый свое?
– Твоих работ? – эхом переспросила Миристель, передвигаясь туда, куда указал полуэльф. – Знаешь, мне было бы очень интересно увидеть твои рисунки, – произнесла она и улыбнулась. Ей действительно хотелось увидеть, как он рисует. К тому же, рисунки могли многое сказать о характере того, кто их сделал.
Инструкция, которую ей дал Эйнеке, была действительно несложной, и Миристель не составило труда понять ее и вникнуть в процесс. Она уже знала, какой цвет хочет получить первым – синий. Насыщенно-синий.
Для полного сходства с желаемым оттенком эльфийская девушка бросила недолгий, как ей показалось, взгляд на полуэльфа, а затем потянулась за порошком синего цвета и, поняв, что Эйнеке увидел ее взгляд, отчего-то сильно смутилась и порозовела, чего не могли скрыть даже несколько белоснежных прядей, упавших на щеку. Машинально потянувшись, чтобы поправить их, жрица, все еще пребывающая в смятении, неловко прикоснулась к волосам той же рукой, которой до этого смешивала будущую пастель. Заметила она это слишком поздно, но, обратив внимание на свою руку, вдруг рассмеялась своей неуклюжести. Должно быть, Эйнеке тоже посмеется от души над своей ученицей и помощницей, а, может, вспомнит слова Наталя о том, что она лишь девочка, да еще к тому же довольно бестолковая.

Отредактировано Миристель (18-08-2016 00:29:16)

+1

14

О да, он замечал ее взгляды, хоть Миристель и старалась смотреть на ящички или в пол. Эйнеке чувствовал это исключительно интуитивно, да и не столь трудно было предсказать реакцию молодой эльфийки на его вполне честный рассказ, касаемый детства. Она сочувствовала. Хотя бы просто потому, что, наверное, не могла иначе, а Эйнеке это странно забавляло и раздражало одновременно, подталкивая к эдакой легкой истерии. С одной стороны, маг привык к подобному отношению, да и ничего другого со стороны Миристель, честно говоря, не ожидал, но вместе с тем ему это в определенной мере льстило, он расценивал это как часть той партии, что они со жрицей затеяли друг против друга. Рассматривать это все не как состязание, в котором они противники, полуэльф совершенно не желал. Да и с чего бы это? Слишком свежи были те крайне противоречивые воспоминания о Вечере Сказок, когда они с юной жрицей действовали вместе. Это было приятно до определенного момента, но после слишком... странно и непривычно, слишком пугающе. Какая-то определенная часть Эйнеке, не отягченная рациональным мышлением, считала, что если он будет сохранять дистанцию, сдерживаться, а еще лучше воспринимать Миристель, как достойного противника, то удастся получить желаемое от общения удовольствие, но вместе с тем не дать себя вновь больно уколоть или ранить. Эта самая часть Эйнеке, предельно далекая от всего разумного и опирающаяся исключительно на интуицию и инстинкты, защищалась, отрицая и отвергая все то, что могло нарушить привычную ей зону комфорта.
- Когда-нибудь ты их увидишь, - в ответ на слова жрицы молвил маг и лукаво ухмыльнулся, - Всему свое время, - добавил он спустя мгновение, а ухмылка его переросла в настоящую лисью улыбку - сколь обаятельную, столь и хитрую. Ну а что? Не думала уж она, что Эйнеке ей и пастель пообещает изготовить, и даст поучаствовать в процессе, а после еще и полезет свои рисунки искать? Хорошего помаленьку! А то еще набалуется. Но если серьезно, то маг банально стеснялся этой части своего творчества. Он мог играть, танцевать и даже пытаться петь на публике, но рисунки... каждый был для него чем-то особенно личным, эдакой маленькой тайной, известно только ему. Конечно, Эйнеке иллюстрировал свои работы, книги, написанные своей рукой, и понимал, что рано или поздно книги эти перейдут в чужие руки, ведь в том-то и весь смысл был их писать. Их будут читать, рассматривать его рисунки, возможно, замечать неточности и ошибки, однако к этому-то Эйнеке был готов, по большей части из осознания того, что он скорее всего к этому времени будет уже мертв, ему будет все равно. Мертвецы, как известно, стыда не испытывают. Взять вот так вот просто показать свои работы, да еще и присутствовать при этом лично Эйнеке не мог. Особенно когда дело касалось Миристель. Волей-неволей, но маг все же хотел казаться в ее глазах лучше, чем есть на самом деле.
Впрочем, была у этого отказа и более прозаичная причина. Если Эйнеке сейчас полезет за рисунками, то они так толком и не займутся изготовлением пастели, а времени на такую ерундовину у него не очень-то много, потому что нужно запастись и более необходимыми для длительного путешествия продуктами алхимического ремесла. Он и так согласился потратить как минимум три-четыре часа (все же даже с помощью магии сушить пастель - процесс не быстрый) на такой пустяк, лишь бы порадовать эльфийку, да и куда ему складывать все свои художества, если стол занят банками, склянками, порошками и ящичками? В общем, вздохнув, Эйнеке с самым невозмутимым видом принялся за дело. Точнее попытался, взявшись смешивать состав, сродни клею, что станет эдаким связующим элементом для цветного пигмента, но отвлекся, перехватив взгляд Миристель.
Вскинув бровь в легком удивлении, полукровка проследил за тем, к какому порошку потянулась жрица, а после вскинул и вторую бровь. Он немного не понимал, что именно хочет сделать эльфийская дева, какой цвет она выбрала, однако в определенном смысле чувствовал, что выбор этот как-то связан с его персоной, а дальше... то, что произошло дальше породило легкое замешательство со стороны Эйнеке. Он с еще большим недоумением смотрел на жрицу, а после, нахмурившись, подошел ближе, да так, чтобы мог без труда дотянуться до нее, ее лица и волос, несколько прядей которых приобрели насыщенно-синий цвет. Миристель смеялась, а Эйнеке, сжимая в левой руке тряпку, смотрел на нее, продолжая недоумевать. Впрочем, замешательство мага не длилось долго. Отложив тряпицу на стол, он взял щепотку золотистого пигмента и быстрым, но мягким движением размазал его о чужое личико, поведя пальцем от лба к переносице.
- Мне всегда казалось, что синий неплохо смотрится вместе с охрой, - с некоторой торжественностью заявил Эйнеке, широко улыбаясь и едва сдерживаясь от того, чтобы не расхохотаться в полный голос.

+1

15

Ожидать, что Эйнеке так просто сдаст свои позиции и тут же ей откроет все о себе, в том числе и хотя бы рисунки, было, конечно, наивно, поэтому, услышав, что сегодня показ и просмотр рисунков отменяется. Ладно, по крайней мере, они заняты общим и весьма полезным (в первую очередь, конечно, для Миристель, но, кто знает, вдруг и для Эйнеке тоже?) делом.
К слову о деле: кажется, его приходилось отложить. Миристель, вымазавшаяся случайно, без всякого намеренного умысла, сама того не подозревая, затеяла новое развлечение. Эйнеке, кажется, не слишком обратил внимание на ее взгляд, а причину смеха понял не сразу, но затем, когда к нему пришло осознание случившегося, полуэльф и сам в эту игру втянулся. Какое название можно дать подобной игре? "Раскрась другого"?
Миристель пока не знала, как это называется, и о том, что это была игра, тоже не сразу смогла догадаться. Эйнеке шагнул к ней, и она даже на минутку растерянно замерла, не зная, что он хочет сделать или сказать. В конце концов, она только что бесстыдно тратила его имущество на цели недолговечные и неполезные, такие, как, например, окраска ее волос. Вдруг этот цветной порошок дорого стоит или достается не так просто, чтобы с ним баловаться? Жрица поначалу посерьезнела, действительно задумавшись над тем, не ведет ли она себя слишком беспечно: должно быть, со стороны было похоже, что великовозрастная эльфийка решила немного побаловаться с алхимическими ингредиентами. Но затем поняла, что ее размышления были стратегической ошибкой, позволившей Эйнеке заполнить красящим пигментом не только белоснежные локоны девушки, но и ее лоб. Теперь, благодаря заминке, Миристель оказалась выкрашенной в охристый цвет. Поняла она это уже после того, как почувствовала прикосновение пальцев Эйнеке к своему лбу. Возможно, он хотел стереть следы синей краски, подумалось сначала Миристель, но затем она бросила взгляд на перепачканные пальцы полуэльфа и вновь рассмеялась.
Эйнеке так сиял широкой улыбкой, что жрице показалось, будто еще мгновение – и он действительно начнет светиться изнутри от радостного осознания того, что он "отметил" девушку своей рукой. Теперь, по подозрениям эльфийки, у нее на лбу красовалась золотистая черта, являющаяся свидетельством того, сколь легко пробудить в ком-то воспоминания о детстве и игровой азарт. К слову об азарте – у Миристель он тоже разгорелся не на шутку, а потому теперь ее цель была несколько сдвинута в сторону и представляла собой желание оставить след краски на лице Эйнеке... чтобы не расслаблялся.
Миристель премило улыбнулась и, не отрывая взгляда от полуэльфа, чтобы не пропустить в случае чего его "атаки", наугад щедро зачерпнула какой-то красящий пигмент и, приподнявшись на цыпочки, чтобы достать до высокого Эйнеке, легонько впечатала ему в щеку свои тонкие пальцы, оставив на ней след, состоящий из трех полосок. Полосок ярко-красного цвета, стоит заметить.
– А тебе – красный очень к лицу, – довольно заметила Миристель, отступая назад и так же, как и полуэльф, широко улыбаясь. Ну, все, наверное, хватит уже, нужно и к делу приступать. Во всяком случае, жрица как раз собиралась сделать серьезное лицо, но вряд ли Эйнеке собирался просто так сдаваться.
Да и сама эльфийка против дальнейшей шутливой борьбы, заключавшейся в изведении друг на друга красящего пигмента, ничего не имела. Поэтому, продолжи сейчас Эйнеке ее раскрашивать, возражать не стала бы.

+1

16

В какой момент игра воображаемая перешла в игру реальную Эйнеке совсем не уловил. Он просто видел, что Миристель умудрилась изукрасить свои волосы и щеку в синий, а после столь же просто захотел добавить немного охры, сводя все в шутку! И нет, Эйнеке было совсем не жаль цветные порошки, которые он и жрица явно вознамерились перевести немного не по назначению. Маг, конечно, был несколько жаден и бережлив, да не любил тратить ресурсы и ингредиенты в пустую, но... ради веселья же можно! Особенно сейчас, когда так хотелось избавиться от неприятного осадка, оставшегося после недавней ссоры с братом. Да и Эйнеке окончательно и бесповоротно обуял азарт. На его стороне было преимущество. Кажется, Миристель не ожидала того, что маг вздумает ее разукрашивать, а потому ход полукровки возымел успех, и лоб эльфийской девы украсила золотистая полоса, а сам Эйнеке чуть отстранился, широко улыбаясь и любуясь результатом своей маленькой проделки. Еще он предвкушал реакцию Миристель, готовый получить даже пощечину, но в душе страстно желающий продолжения эдакого ребячества. Заслышав ее смех, Эйнеке не удержался и расхохотался в ответ. Хрипло и может не очень-то мелодично, но вполне себе искренне.
Давненько маг так не веселился, а потому смеялся он долго. Пока слезы на глазах не навернулись, а скулы не свело от перенапряжения. В груди немного закололо от нехватки воздуха, но Эйнеке этой легкой боли почти не замечал. Он затих, завидев улыбку Миристель, и чуть склонил голову к плечу, заинтересованно глядя на девушку. Можно сказать, что улыбка юной жрицы его очаровала. Маг замер, не зная чего следует ожидать от девушки, но изучая взглядом ее перепачканное лицо, красивый изгиб губ. И разумеется, этим воспользовались. Ощутив прикосновение чужих тонких пальцев к своей коже, Эйнеке сначала замер, сосредоточенно пытаясь понять что же вообще происходит, а после вновь рассмеялся, поняв что ему "отомстили" за полосу на лбу несколькими аналогичными чертами на щеке. Вот так вот она с ним значит? Ну ничего! Эйнеке в долгу оставаться не собирался и уже задумал план эдакой красочной мести. Впрочем, чтобы осуществить его, следовало сделать несколько немаловажных действий, которые подсказывали отточенные навыки охоты и инстинкты, свойственные мужчинам - добытчикам и охотникам по своей природе и назначению.
В первую очередь магу следовало загнать жрицу в замкнутое пространство, чтобы попросту не дать ей потом шанса уйти из-под атаки. За ней был стол. Блокируя возможность ускользнуть вправо, Эйнеке выставил вперед руку и уперся ей в столешницу. Слева же он встал сам, прижимаясь к Миристель и тем самым не давая уйти, не миновав его самого. И маг не подразумевал за этим действием никаких заигрываний, у него не было даже таких мыслей, но... получилось как получилось. И Эйнеке это понравилось, пускай он это не слишком-то осознавал, едва ли не обнимая Миристель, но лишь для того, чтобы свободной рукой дотянуться до ящичка с разноцветными порошками и, прихватив небольшую щепотку изумрудного, мазнуть этим пигментом по чужой щеке, вырисовывая почти ровный круг, а после ставя смачную точку аккурат на кончике носа.
- Всегда знал, что эльфийкам идет зеленый! - торжествующе ухмыляясь, заявил Эйнеке, да чуть вздернул вверх подбородок, поглядывая на жрицу сверху-вниз. Ну а что? Он победил, если она не ответит чем-то равнозначным! И сбежать ей уж точно никто не даст. Подтверждая эти свои мимолетные мысли, Эйнеке приблизился еще немного, напирая корпусом и прижимая жрицу к столу и к себе.

Отредактировано Эйнеке (19-08-2016 16:15:23)

+1

17

Миристель, услышав, что Эйнеке в ответ на ее атаку рассмеялся, даже на мгновение замерла. Так было непривычно слышать его смех, но... так приятно. Вряд ли полуэльф мог позволить себе тратить свои искренние эмоции на каждого встречного: это было видно не только по его манере держаться, но и по выражению лица. А тут...
Девушка продолжала улыбаться, не сводя взгляда с полуэльфа, а он, в свою очередь, не сводил взгляда с нее, хоть и перестал задыхаться (возможно, даже в прямом смысле) от смеха. Это продолжалось недолго, потому как этот чудесный момент был использован коварной жрицей для своей атаки, и Эйнеке, не ожидавший, видимо, такого вероломного нападения, не успел даже защититься. Обескураженный, он вновь рассмеялся, когда понял, как ловко Миристель поставила на его щеке отметины. Миристель чувствовала себя весьма удовлетворенной красочным результатом, а свою атаку сочла продуманной и успешной. Правда, перед последующим тактическим действием Эйнеке, атака сильно померкла. А исполнил хитрый полуэльф весьма интересный маневр, в результате которого Миристель была фактически обездвижена.
Девушка хотела было скользнуть в сторону, увидев, что Эйнеке шагает к ней, но оказалась ограничена его рукой, предусмотрительно возникшей прямо рядом со жрицей и отрезающей ей путь вправо. Слева полуэльф загородил путь собой, на случай, если жрица откажется от ухода вправо и решит отступать назад. Эйнеке был значительной преградой, и Миристель поначалу только преграду в нем и видела.
– Так нечестно! – в шутку возмутилась жрица, пытаясь извернуться так, чтобы достать до заветного ящичка с красителем, но у нее это не получилось, как она ни старалась. Ну, что ж, тогда придется придумать что-то другое. Девушка оценивающе окинула полуэльфа взглядом, раздумывая, как бы можно было "устранить" препятствие на пути к краскам и своей победе. Пока что ничего не приходило на ум, но Эйнеке заставил жрицу соображать еще активнее, предприняв уже вторую успешную атаку и вымазав на этот раз ее нос поразительно зеленым пигментом. Словно подкрепляя свою победу, он поставил жирную зеленую точку на нос Миристель, и та насупилась. Конечно, она сделала это не всерьез, что можно было обнаружить по ее искрящимся весельем голубым глазам, но это означало, что от бесплотных размышлений жрица перешла к весьма активному мыслительному процессу, который не обещал полуэльфу легкой победы.
Миристель ощутила, что Эйнеке как-то сильнее прижал ее к столу и, соответственно, к себе, и замерла. Кажется, игра зашла далековато, раз она позволила себе оказаться в таком положении. Еще больше вжавшись в стол, девушка отклонилась назад, чтобы хоть немного отстраниться от полуэльфа и дать ему понять, что к объятиям она не готова. Но затем, оценив ситуацию вновь, жрица поняла, что Эйнеке лишь увлекся игрой и вовсе не хотел ставить ее в неудобное положение, а потому "сменила гнев на милость". Ее взгляд невозможно было сейчас разделить на какие-то эмоции, потому что и сама Миристель не знала, что чувствует. Не желая углубляться в изучение своих нынешних чувств, девушка решила осторожно вернуть их игровой настрой, чтобы не допустить возникновения ощущения неловкости между Эйнеке и ей самой. Почему-то Миристель казалось, что пойми полуэльф, в каком положении они сейчас находятся, он бы смутился и вновь замкнулся, отстранившись от жрицы. Тогда уж никакой речи быть не могло о продолжении как игры, так и вообще их общения на сегодня.
То, что она смогла немного наклониться назад, позволило ей высвободить одну руку и, по возможности, незаметно зачерпнуть немного синей краски. Воспользовавшись опять эффектом внезапности, Миристель провела пальцами на второй щеке Эйнеке несколько волнистых синих линий.
– На твоей щеке – море, которое взволновалось и... – девушка припечатала краску пальцем, оставив точку на подбородке полуэльфа, – ...уронило каплю на подбородок.
Довольная собой, жрица улыбнулась, поднимая взгляд на Эйнеке.
– А на второй твоей щеке – лучи закатного солнца, – "...и небесная синева в глазах".

Отредактировано Миристель (20-08-2016 18:37:44)

+1

18

Да, Эйнеке увлекся. Даже слишком. И он совершенно не обращал внимания на то, сколь странными и недопустимыми были его действия по отношению к Миристель. Он вел себя как ребенок и даже думал как ребенок, вовлеченный в крайне увлекательную игру. Как и все дети, Эйнеке совершенно не подразумевал за своими действиями ничего предосудительного. Он поступал исключительно по наитию, играя и всячески пытаясь обойти соперницу или же попросту не уступить ей. В определенной мере это желание было чисто и вполне невинно, что и желание мальчишки победить. Дети до определенного возраста слишком юны, чтобы не только не испытывать влечения, но и вообще не делать различий в том, с кем именно они сейчас общаются: с другим мальчишкой или уже девочкой. Впрочем, Эйнеке нравилось происходящее. Он ощущал удовольствие, но списывал его отнюдь не на непозволительную близость гибкого женского тела, а на несомненный успех своего маневра, что и впрямь лишил Миристель какой-либо возможности ускользнуть прочь или же дотянуться до ящичка с цветными порошками. Ему больше не требовалось сближаться, не требовалось прижимать жрицу сильнее, однако он льнул все ближе и ближе, а попытки девушки отстраниться лишь еще больше раззадоривали мага. Между его чуть нахмуренных в сосредоточении бровей пролегла небольшая черточка, придавшая лицу полукровки некоторое по-детски забавное и упрямое выражение, что, пожалуй, крайне странно смотрелось вкупе с веселой улыбкой на тонких губах. И да, если бы Эйнеке понял что он делает и как это выглядит со стороны, то он бы действительно смутился, а после вспылил, злясь и на себя самого, и на жрицу, и вообще на все это дурное стечение обстоятельств, благодаря которому он оказался в столь двусмысленном положении.
- Все честно! - подтрунивая над жрицей отозвался Эйнеке, перейдя на полный голос и совершенно не замечая боли, режущей горло и колющей грудь. Радость и азарт ее затмевали, не позволяя пробиться наружу. Миристель же тем временем еще больше отклонилась назад. Где-то в глубине души зашевелились определенные сомнения насчет того сколь правильно Эйнеке поступает, но почти в тот же миг они и стихли. Маг, откровенно торжествуя, смотрел на жрицу сверху-вниз. Веселый взгляд синих глаз изучал противницу из-под угольно-черных ресниц, полукровка выжидал что же предпримет Миристель и готовился в любой момент контратаковать. Впрочем, в определенный момент его посетила уже не новая, но все равно довольно неожиданная мысль. Глядя на нежно-розовые губы эльфийской девы, на тонкие и благородные черты ее лица, Эйнеке поймал себя на том, что в который уже раз думает о том, сколь красива эта молодая женщина и что совершенно не ищет в том подвоха, принимая это как должное, но искренне восхищаясь, позволяя себе поддаться чужому шарму и обаянию.
Он опять отвлекся и опять же получил свою долю цвета. На этот раз синего. Эйнеке обиженно насупился, но после, заслышав слова Миристель, рассмеялся. Громко, однако все же хрипло, а после резко затих. Его осенило. Спонтанная идея пришла в остроухую голову и целиком овладела помыслами Эйнеке. Огонек вспыхнувший в синих глазах запросто можно бы счесть за верный признак легкого помешательства. Одержимый своей идеей, маг бесцеремонно, но на удивление мягко (при таком-то накале эмоций!) уцепил жрицу за руки и, бережно сжав ее запястья в своих ладонях, потянул девушку за собой прочь от стола.
- Идем! - позвал полукровка, с каждой минутой все больше и больше походя на ребенка. Он уводил жрицу прочь от стола, к середине комнаты, а после чуть дальше, за книжные стеллажи, он вел ее туда, где начиналась жилая часть помещения, а после, оставив на этой границе, отпустил и стремительно направился к правой стене. Отодвигая прочь стул с одеждой и некоторые другие предметы обстановки, Эйнеке спустя несколько минут показал жрице жестом фокусника (и с не меньшим энтузиазмом!), только-только доставшим кролика из шляпы, идеально белую стену. Позже Эйнеке принялся суетиться, носясь по комнате туда-сюда, и выгребая из самых мыслимых и немыслимых уголков помещения краски в баночках, угольные палочки, кисти, склянки для воды, которые он наполнил прямиком из лежавшей на кровати зачарованной фляги. Стащив все это к белой стене, маг вернулся к жрице и, снова взяв ее за руку, да лучезарно улыбаясь, осторожно вложил в ее ладонь уголек.
- Так ты идешь? - с хитрецой поинтересовался он.

+1

19

Эйнеке вновь смеялся, а Миристель, уже давно изменившая цель своего визита, только того и хотела. Ей очень нравилось, что с ней он мог смеяться, а потому она радовалась, словно ребенок, когда вновь слышала его хриплый смех. Так и играли два великовозрастных дитя, и никто из них двоих не осознавал до конца, что их поведение мало соответствует их возрасту. Хотя, Миристель было столь весело и интересно, что она даже не обиделась бы, назови ее кто-нибудь сейчас сущим ребенком.
Вдруг настроение полуэльфа переменилось, и Миристель тоже замерла, внимательно вглядываясь в лицо и глаза Эйнеке, пытаясь предугадать, что он задумал. К сожалению, предугадать было почти невозможно, потому как нельзя было с точностью сказать, что на этот раз придумал ее знакомый. Поначалу, когда он затих, жрица даже успела несколько заволноваться, но одного взгляда на его переменившееся выражение глаз оказалось достаточно, чтобы понять, что все в порядке, просто ему в голову пришла какая-то гениальная, по его оценке, идея.
Быстро сориентировавшись, Эйнеке схватил Миристель за руку, причем удивительно мягко для такого сильного порыва. Все еще гадая, что хочет сделать этот переменчивый полуэльф, девушка не могла даже предположить. Возможно, он решил показать ей все-таки свои рисунки? Или, может, за шкафами у него есть склад красок, которые тоже можно перевести на раскрашивание всего живого, неживого, подвижного и устойчивого? Как оказалось, ни одна из догадок Миристель не подтвердилась, чему она была удивлена еще больше, чем вообще чему-либо в своей жизни.
В определенный момент он перестал ее утаскивать за собой в глубь комнаты и оставил неподалеку, сам бросившись расчищать, как позже выяснилось, площадку для работы.
Пока Эйнеке освобождал пространство, Миристель смотрела на него с некоторым недоумением. Она пока не понимала, что стену он хотел сделать холстом, а потому, когда он ей с большим энтузиазмом на нее указал, все еще осталась неподвижной и не выразила никаких радостных эмоций, продолжая догадываться. Все стало гораздо более понятным, когда полуэльф начал выуживать из всех своих предметов мебели, предназначенных для хранения вещей, (и не только из них, но и из-за них) материалы для рисования. Начиная домысливать, жрица наконец просияла и стала все с большим интересом наблюдать за тем, как Эйнеке приносил всякие рисовальные принадлежности.
Неужели он хотел вместе с ней сделать белоснежную стену более яркой? Миристель с восторгом смотрела на огромное пространство этой самой стены и мысленно пыталась представить, что на ней можно изобразить.
Тем временем, довольный своей работой Эйнеке вновь подошел к ней и, взяв за руку, вложил в ее ладонь уголек. Легонько стиснув уголек в руке, Миристель так же лучезарно улыбнулась в ответ, а на вопрос полуэльфа она ответила однозначным согласием, весьма уверенным, твердым и радостным, и сама теперь уже потянула Эйнеке к его же стене.
– Значит, ты предлагаешь мне помочь тебе раскрасить эту стену? – спросила она весьма деловитым тоном, останавливаясь перед "холстом" и окидывая его внимательно-изучающим взглядом. Миристель подошла к вопросу с возможной в этом деле серьезностью и в то же время весьма творчески. – И что же мы на ней изобразим? – действительно, что можно было изобразить на стене в комнате переменчивого алхимика? Миристель призадумалась, а потом радостно и несколько загадочно улыбнулась. – Как насчет картины одной из сказок? – Эйнеке и она знали много сказок, а потому нарисовать можно было все, что угодно, лишь бы хватило красок и времени.

+1

20

Эта идея была спонтанна и внезапна. Она пришла, как и приходит вдохновение, то есть в самый неподходящий момент, а может и наоборот в очень даже подходящий, поскольку и Эйнеке, и его внезапный источник вдохновения в лице Миристель уже успели настроиться на нужный лад, как следует изукрасив друг друга. Но да, именно Миристель и была первопричиной его задумки, именно ее слова поселили в нем эту навязчивую мысль о том, что нет лучшего холста для них двоих, чем та не столь давно побеленная стена. Она была слишком скучна, Миристель же, отозвавшись на забаву с цветным пигментом, явно могла помочь дать ей новый цвет. Или скорее новую историю, свою сказку. В конце концов, даже в том, как именно она коснулась его щеки, как пошутила над этим, добавляя новый элемент в их игру, было нечто... особенное, нечто вдохновляющее и подталкивающее к действиям. К действиям в куда большем масштабе, способным остаться надолго не только в памяти, но и так вот... перед глазами. Мимолетная мысль о том, что теперь у мага останется хоть какое-то напоминание об этой девушке, сейчас как никогда сильно влекло его, да и в определенной мере льстило. Он был не против того, чтобы Миристель оставила свой след в его обители, добавила "сокровищ" в коллекцию, поделившись той искрой вдохновения, что изначально вела ее, а теперь еще и "перепрыгнула" к Эйнеке.
Судя по всему, молодая жрица отнюдь не сразу поняла что произошло и что же делает маг, не поняла чем поделилась с ним. Эйнеке же был слишком одержим своим внезапным приступом энтузиазма, чтобы пытаться что-либо объяснить. Он думал о том, что как только все окажется готово, эльфийка поймет его без лишних слов. Да и, честно сказать, Эйнеке сейчас бы вряд ли смог что-то толком разъяснить. Внезапный прилив сил и вдохновения был столь силен, что полукровка запросто мог утратить дар речи, а потому оставалась вся надежда на то, что кисти, краски и "холст" одним только своим видом расскажут суть происходящего лучше самого чародея. Так и случилось. Когда полукровка осторожно вложил в тонкую руку девушки уголек, жрица поддержала порыв Эйнеке, да еще и сама потянула его к стене. Лучезарно улыбаясь, маг следовал за ней. Он трепетал и радовался, предвкушая грядущее развлечение. Прикосновения же Миристель больше не пугали и не отвращали его, не казались странными, непривычными или слишком чуждыми, они были естественными и необходимыми, ибо заменяли устную речь. Некоторую ее часть. В определенный момент магу казалось, что он буквально чувствует в движениях жрицы всю искренность ее порывов. Это тоже льстило. Льстило и грело изнутри. Всегда приятно знать, что рядом с тобой есть единомышленник. Вдвойне приятно наконец увидеть единомышленника в том или точнее в той, от которой этого почти не ждешь, хоть и Вечер Сказок и говорил что следовало бы.
"Мы еще станцуем вместе, обязательно станцуем с тобой..." - невольно вспомнив минувшие события, подумал Эйнеке и непроизвольно ласково улыбнулся девушке. Пожалуй, никогда прежде маг не смотрел на чужое лицо с подобной нежностью и обожанием во взгляде, а если и смотрел, то только на ту женщину, что когда-то была связана с ним любовными узами, которые, впрочем, сама же и разорвала. Но не суть. Это не имело сейчас никакого значения. Эйнеке даже и не допускал до себя мыслей о Лане, а увидь бы в зеркале собственную преобразившуюся физиономию, как минимум бы удивился, а может и вовсе не узнал бы собственного отражения.
- Да, - тихо, мягко и нежно отозвался Эйнеке на вопрос Миристель и чуть склонил голову к плечу, на этот раз выражая уже скорее внимание и нетерпение, чем обожание. Впрочем, в его позе, манерах и самом поведении проскальзывала и некоторая покорность, совершенно не присущая тому образу, которого полуэльф обычно придерживался.
- Когда-то я придумывал свои миры. Мечтал и грезил... - Эйнеке чуть усмехнулся и взглянул исподлобья в чужие глаза, - А о чем ты мечтала, nin Tinuviel? Ты подаришь мне свою сказку и свой мир, а?

+1

21

Миристель казалось, что прошло так много времени с ее детства, что она и не помнит его. Но нет, детство, безусловно, было, только проходило оно слишком обычно, слишком безмятежно и оставило бледный след в памяти жрицы. Она была счастливым, здоровым ребенком, которого любили ее родители, которые проводили с ней много времени, но отчего-то Миристель не могла вспомнить ни одной яркой мечты из детства с ходу. Она замерла и задумалась, о чем свидетельствовало ее выражение лица и замерший взгляд, устремленный куда-то чуть выше линии горизонта.
– Я мечтала о путешествии, – произнесла девушка, и лицо ее просветлело. Да, она с самого детства мечтала побывать где-либо еще, кроме своего родного леса. Увидеть разную природу, пейзажи, созданные не по подобию и сходству друг с другом, а абсолютно разными. – На какой-нибудь далекий остров, где бы надо мной возвышались огромные пальмы, – она видела такой остров в одной из книг, которых в детстве читала в большом количестве. – В детстве мне как-то купили книгу, в которой были очень красочные картинки. И этот вид меня так очаровал, что я потом весь оставшийся день ходила за отцом по пятам и донимала его расспросами, – она коротко рассмеялась своим воспоминаниям. Действительно, ее отец тогда не знал, куда деваться, потому что дочь отвлекала его от дел по поводу и без. – Я очень хотела, чтобы около нашего дома выросли пальмы, – жрица вскинула руки, оправдываясь: – Я была тогда очень молода!
Вновь засмеявшись, Миристель обернулась на стену, которая все еще была чиста. Неужели Эйнеке действительно хотел, чтобы она превратилась в кусочек тропического острова? Это несерьезно.
Девушка подошла чуть ближе к полуэльфу и, подняв голову, заглянула ему в глаза.
– Расскажи мне о своих мирах, Эйнеке, – попросила она, оставив улыбки и веселье. Она никогда не выдумывала другие миры, потому что ей достаточно было своего, в котором было комфортно и уютно. Вся жизнь ее хоть и была очень хороша, но вряд ли походила на сказку: ведь в сказке должны быть главные герои, которые как-то меняют ее ход, препятствия, неожиданные повороты. Миристель же не знала злодея, который бы чинил ей неприятности, не знала добрую волшебницу, которая бы помогала ей, с ней не случалось никаких чудес. И все было хорошо, но даже слишком хорошо. Были небольшие темные пятна, мелкие происшествия, но в целом – ничего масштабного.
Можно было предположить, что главная волшебница – Играсиль, а главный злодей – Рилдир, с которым выпала честь бороться юной жрице Миристель. Это было бы сказочно, интересно и захватывающе, а главное – как возвысило бы личность Миристель, но вряд ли Эйнеке готов был оценить ее религиозные взгляды. Да и это было весьма эгоистично – рисовать на стене Эйнеке саму Миристель, которая противостоит злу. К тому же, если Играсиль была красива и чиста, то Рилдира можно было изобразить только как темное пятно, которое лишь испортило бы стену.
Мысли в голове девушки роились странные, и хотя она воодушевилась идеей великой борьбы с великим злом, но все же подумала о том, что слишком увлеклась. Иногда она думала о странных вещах и даже удивлялась, как такое могло прийти в голову, но обычно это длилось недолго. Так вышло и сейчас. Когда Эйнеке начал говорить, Миристель уже обратила все свое внимание на него, приготовившись слушать.
Тем временем, глядя на полуэльфа, она чувствовала, что действительно могла бы подарить ему свой мир. Но будет ли ему интересен мир, который заключен в храме, где выросла Миристель? Ее самыми любимыми легендами были легенды о создании мира, она могла бесконечно фантазировать об этом. Но ей показалось, что странно говорить с Эйнеке о религии. Кажется, он был не слишком настроен на подобные разговоры.
Ее любимой легендой была та, которую она доверила полуэльфу. Та, которая дала им обоим новые "имена". Миристель считала ее красивой, а любовь Соловья казалась ей самой сильной и способной превозмочь все. Она мечтала когда-нибудь полюбить так же сильно, чтобы быть способной сделать все ради своего возлюбленного. Правда, Миристель не хотела такого жестокосердного возлюбленного и такого печального конца.

+2

22

У каждого есть свои тайны, нечто столь сокровенное, что нельзя так просто раскрывать перед другими живыми созданиями. У Эйнеке было много тайн, даже до неприличия много. Скрытностью он защищался, защищался он и своими грезами. Первая служила для того, чтобы не дать никому узнать куда им следует бить, дабы задеть полукровку за живое, мечты же защищали его от жестокой действительности. Эйнеке любили, он рос если не в роскоши, то в достатке, но все равно оставался несчастен. Он был болен, был слаб и совершенно не признан ровесниками. Еще он был слишком раним… для человеческого детеныша. Сейчас магу казалось совершенно неудивительным то, что он всеми силами пытался убежать от реальности. Сначала были рисунки и игры, а после ему стала подвластна магия и телепатия, что позволяла давать жизнь своим грезам и в чужих снах. Если вдуматься, то и возникшее в юности пристрастье к алкоголю и сомнительным травам было вызвано желанием просто уйти из нелюбимого мира, в котором он был недостаточно сильным и недостаточно… хорошим, чтобы при том стать еще и любимым большинством или же менее требовательным. Его детские и юношеские мечты были всего лишь защитой и вместе с тем очередным наркотиком, только чуть менее опасным чем та же магия, вино и алхимические составы, включающие в себя крайне сомнительные ингредиенты.
«Ей не нужно было мечтать, ведь ее жизнь была сродни доброй сказке,» - чуть склонив голову к плечу, подумал Эйнеке и свел брови к переносице, чуть хмурясь. Теперь его лицо выражало еще и некоторое легкое удивление, граничащее с недоумением. Нет, конечно, не так уж и трудно было бы понять это, дойти при помощи логики до мыслей о том, что они с Миристель словно из разных миров, что ее детство было настолько иным, но… полукровка, все еще находясь в состоянии эдакого великовозрастного дитя и позволяя себе быть столь наивным и восприимчивым, словно только сейчас и начал открывать для себя понимание того, кто такая эта молодая эльфийская жрица. Глядя на нее точно завороженный, Эйнеке нахмурился чуть сильнее, а после, поджав губы, отвел взгляд, начиная все больше и больше походить на ребенка. Полуэльф был несколько растерян, но никак не разочарован, тем более что Миристель все же кое-чем с ним поделилась.
- Это чудесная мечта, и я рад, что ты тоже умела мечтать в детстве, - совершенно честно сообщил Эйнеке, вновь поднимая взгляд и робко протягивая вперед руку для того, чтобы коснуться ей чужого запястья или же светлой материи платья, что носила юная жрица. Было в этом непроизвольном жесте нечто из прошлого, отголосок позабытых привычек. Кажется, так маленький Эйнеке пытался уцепиться за рукав одежд матери, когда считал, что предстоящий разговор их будет сугубо личным, это был своеобразный знак доверия. И Эйнеке не смеялся над тем, чем поделилась с ним Миристель, хотя и улыбался, выражая понимание и одобрение. Люди частенько смеются над детскими грезами, называя их нелепостью, маг же относился к ним бережно, зная сколь порой больно быть обсмеянным и непонятым окружающими. Просьба же жрицы и вовсе заставила полукровку просиять. Он аж встрепенулся.
- Их много, - тихо признался Эйнеке, возвращаясь к более привычному и менее болезненному шепоту, - Я всегда что-то придумывал, это было для меня столь… естественным, что и дышать, - он в некоторой растерянности пожал плечами, но взгляда, устремленного в глаза Миристель, не отвел, - Были миры, в которых жили не люди и не эльфы, а море. Были миры, над которыми светили три луны и четыре солнца. Миры, рожденные в драконьем огне или же из пустоты, из Ничего, - полуэльф ненадолго затих, прикрывая глаза и поглядывая на жрицу теперь из-под полуопущенных ресниц, - Я почти никогда не мечтал о путешествиях по Альмарену, я знал что когда-нибудь буду странствовать, это было для меня столь очевидно… Но я всегда хотел путешествовать по иным мирам, увидеть как они рождаются, понять… как повторить это, как водворить в жизнь все то, что я видел во снах, - и Эйнеке даже не думал о том, что говорит со жрицей, что служителям богов вполне свойственно осуждать подобные замашки и претензии со стороны «простых смертных», - И я точно знал, что стану магом. Только магия давала мне надежду на то, что все это хоть сколько-нибудь осуществимо. Еще я знал, что принадлежу магии. По-другому и не объяснить, откуда во мне это… желание создавать.
«И разрушать несовершенное…» - промелькнуло в голове, но Эйнеке отмахнулся от этой мысли. Она отвлекала, а он уже и без того изрядно отошел от того, что от него, вероятно, желали услышать.

+1


Вы здесь » ~ Альмарен ~ » Старые рукописи » Раскрась мой мир