В Гвионе сгорел очередной закат. Под ночь город вымер.

Юго-восток Альмарена славился своей изюминкой - Гвионой, городом, где морская соль настолько въелась в дома у пристани, что могло показаться, будто здания так специально и возводили; городом, не имеющим никаких стен, ограждающих его на суше; городом, где жили морские эльфы. Последние, кстати, постоянно терпели путников, приезжающих полюбоваться на небезызвестную столицу их королевства, но это уже банальные мелочи - почти каждый город сталкивается с наплывом тех, кому до смерти хочется поглазеть на местные красоты и вдохнуть чудотворный, по чьим-то рассказам, воздух, пропитанный солью. Кто-то бежал сюда в поисках лучшей жизни среди остроухих любителей кораблей, кто-то приезжал лишь на несколько дней, чтобы отметить в своем блокнотике галочкой пункт "Посетить Гвиону", кто-то гнался за деньгами. И мало ли было последних? Едва ли.
Гвиона позволяла прятаться под своим крылом любому, кто не вел себя так, чтобы прямо из ряда вон, а в случае неудачи она просто поглощала людскую (и не только) жизнь, оставляя остывающее тело гнить где-то на своих улицах. Впрочем, как и все большие города. И наемная убийца, прекрасно усвоившая некоторые уроки, которые ей преподал наравне с подзатыльниками реальный мир, никогда не забывала, что существовали везде негласные правила, которых лучше придерживаться и не нарушать. Заканчивать свою сравнительно недолгую жизнь в ближайшей подворотне в планы у нее не входило, а потому здесь, в Гвионе, ей приходилось действовать из тени, лишь изредка оставаясь наедине с толпой, в которую надо было вливаться и не отличаться от порядочной горожанки. Хочешь жить - умей вертеться...
Шел уже пятый год одинокой, но свободной жизни за пределами северного города на другом краю света, девушку все еще звали Элеонорой и теперь она принадлежала к той группе людей, что за деньги не прочь замарать свои руки в чужой крови, лишь бы ощутить после этого как ощутимо потяжелел кошелек. Она повзрослела, выросла и окрепла, с годами превратившись в женщину, которая привлекала не только миловидной внешностью, но и множеством тайн, хранившихся в месте, что недоступно человеческому взгляду. Северянка плела паутину лжи, выпуская тончайшие нити из-под своих холодных пальцев, поддерживала при надобности образ недалекой болтливой блондинки и искусно обыгрывала недосказанность так, чтобы не возникало сомнений, что это - тайна, которую еще предстоит разгадать. Увы, обычно раскрывали ее посмертно. Какая... жалость.

Аккуратную женскую фигурку в плаще приютили тени, вальяжно расположившиеся на своих обыкновенных местах и похожие на черных кошек, которые так спокойно возлежали на пустых улицах, забирались в переулки, карабкались на крыши. Тихий, казалось бы, звук шагов гулким эхом отдавался и разбивался о стены близлежащих домов. Улица была пуста, а на небе раскатала свой ковер ночь, усыпав его бледными точками звезд; луны не было. Улица наблюдала за идущей по мощеной дороге девушкой, что так старательно скрывалась в тенях и прикрывала лицо черным платком, и оставалась равнодушной к тому, куда же внезапная ночная незнакомка спешит, почему шарахается от людей, не желая, чтобы ее видели. Городу не было никакого дела до той, чья вина все еще была не доказана.
Элеонора перешагнула через очередную выбоину и бегло огляделась, пытаясь отсрочить любой контакт с такими же любителями ночных прогулок, как и она. Только, к слову, она сейчас шла по Гвионе, ласково укрытой мраком, не за тем, чтобы насладиться видами города, укутанного во мрак, а преследовала определенную цель. Цель, насколько ей было известно, сейчас спокойно досматривала седьмой сон в своей постели на улице Тихого Прибоя; ставалось лишь свернуть, чтобы попасть на нее. Меор Скьор - местный ремесленник, державший свою лавку в Гвионе, славился своим нравом и постоянным желанием докучать другим посредством засовывания своего носа в чужие дела. Человек он был сложный, но талантом не обделен - мастерски вырезал разнообразные фигурки из различного материала, начиная от дерева и заканчивая твердой китовой костью, делал из них амулеты, талисманы или же просто придавал объемную форму. Выйти на него было совсем просто, заинтересовать собой - и того легче. Мужчина сразу же клюнул на образ путешественницы, ищущей свое счастье во всех уголках мира, а когда увидел у девушки на шее небольшой плоский амулетик в виде кита, то и вовсе загорелся неподдельным интересом. И непонятно, что же его заинтересовало больше - миловидная блондинка или же то, что висело на ее хрупкой шейке.
Она обхаживала его полторы недели, втиралась в доверие и взращивала оное, как особо ценный плод, не выходя из накинутого на себя образа, рассказывала истории о своих путешествиях и обо всем, о чем бы Меор не попросил. Кошка играла с мышкой, улыбаясь хищно, когда добыча поворачивалась к ней спиной. Ее это почти веселило, да и чем-то Скьор умудрился девчонку зацепить - может быть, красотой черных глаз, темными волосами и загорелой кожей, что была контрастом с ее "белым" образом. Он поразил ее своей образованностью и хорошими, внезапно, манерами, она его - бледностью, выделяющей ее из толпы, и умением превращать самую скучную историю в ту, что хочется слушать снова и снова. Мужчина постоянно хотел согреть холодные руки северянки, чем вызывал лишь смех со стороны Аморе, и наслаждался жарой и влажным воздухом, которые Элеоноре так не нравились. И, быть может, со стороны могло показаться, что лед и пламя сошлись слишком близко, обнажая друг перед другом не только душу, но и тело - не раз убийца позволяла себе забыться в жарких, горячих, как раскаленные камни улиц, поцелуях, объятиях, утонуть в томных вздохах и стонах, мыслях, что эти ночи только их, только для них. До боли сжимая покоящиеся на мужских бедрах ноги в более тесное кольцо, она покорно терпела ласки, прикосновения рук, мокрые поцелуи и даже сносила горячий шепот, обжигавший ухо. Меор мечтал и не боялся озвучивать свои мечты в такие интимные моменты, говоря о том, что они могли бы быть вместе, если бы девушка осталась в Гвионе, что она, рожденная средь льдов, прекрасна в своей непокорности и такой холодной, но столь обжигающей страсти, что он готов бросить к ее ногам весь мир. Ей это льстило, ей это нравилось, и блондинка награждала Скьора своими стонами, которые он ценил тогда больше слов.
Как жаль, что вспыхнувшую меж ними страсть нужно было затушить, чтобы все не обратилось в большие проблемы. Элеонора почти жалела об этом, ступая сейчас под звездами к нужному ей дому и сжимая рукой в кармане украденный ею запасной ключ от лавки ремесленника, но оставалась непреклонна. Она взяла заказ, достигла наибольшей точки соприкосновения со своей жертвой, окончательно втерлась в доверие, и развивать дальше ничего было нельзя. Это погубило бы их обоих, и если мужчине девчонка бы просто разбила сердце, то саму северянку предали бы прилюдной казни, а смерть в ее планы на ближайшие пару десятков лет смерть не входила точно.
Она остановилась у двери, вставляя ключ в замок, провернула его и услышала, как что-то податливо щелкнуло - дверь открылась. Толкнув ее, Аморе вошла внутрь, намереваясь сделать свою работу быстро и уйти незамеченной. Но она даже не подозревала, что ее ждет впереди...

Отредактировано Элеонора Аморе (28-11-2015 17:07:40)

Дверь закрылась за ней, отрезая путь к выходу. Девушка бросила косой взгляд через плечо и шагнула в темноту комнаты, ступая неслышно, дабы не нарушить сонную тишину дома. В помещении, где Меор обычно торговал, все пропахло свежей древесиной, из которой мужчина и вырезал фигурки. Сказать, что они были не очень - не сказать ничего, но это совсем другая история. Убийца пришла сюда не для того, чтобы глядеть на вырезанных из дерева волков с перекошенными телами, медведей, страдающих отсутствием эмоций на плоских мордах, или китов без плавников.
Две двери. Одна вела на маленькое подобие кухни, вторая, открытая сейчас, - в спальню. Элеонора успела неплохо изучить небольшой домишко, даже знала, где и что Скьор прячет ценного, но сейчас, стоя посреди большого помещения с единственной обозначенной целью, она думала лишь о заказе. Убить недолго, но стоило ли оставаться после этого, чтобы вытащить из дома бывшего любовника все, что плохо лежит? "Потом можно наведаться к торговцу черного рынка, продать..." - блондинка на мгновение прикрыла глаза почти блаженно, но тут же их вновь распахнула, тряхнув головой. Быть может, так она и поступит. "Лишних денег не бывает..." - тихая усмешка; девчонка приблизилась к прилавку и легко оттолкнулась ногами от пола, садясь на него. Перебросив ноги на другую сторону и эту же сторону повернув все тело, Аморе спустилась на пол, стараясь не шуметь, хотя прекрасно знала, что мужчина спал очень крепко - даже при должном старании разбудить его было непросто, но осторожность никогда не бывала лишней.
Отворять дверь в спальню не пришлось, потому что та уже была приоткрыта настолько, чтобы проникнуть внутрь, не задевая ее. Коснувшись рукой в черной перчатке дверного косяка, северянка, недолго думая, скользнула внутрь, но шорох ее плаща утонул в душераздирающем храпе. Эл поморщилась, но лишь немного - не любила она, когда во сне человек издавал подобные звуки. Неприятно, да еще попробуй засни под эдакую колыбельную... Но Меор хотя бы не проснулся. Склонив голову и позволив тени от капюшона еще сильнее упасть на свое лицо, убийца думала уже двинуться вперед, к кровати, на которой возлежал не угодивший кой-кому ремесленник, не теряя времени на осмотр комнаты, но в следующий момент поняла, как ошиблась, считая, что находится тут наедине со Скьором.
Шорох с другой стороны заставил Аморе вздрогнуть от неожиданности; уловив боковым зрением какое-то движение во тьме, она резко развернулась, взметнув полы плаща, и молниеносным движением сняла из-за спины заряженный заранее арбалет, направляя его ровно в ту точку, где что-то только что пошевелилось. В ее теле читалось напряжение, а в глазах сверкнул и пропал ступор, освободив место холодной решительности не опускать оружия и при надобности все-таки выстрелить. Взглядом девушка скользнула по хрупкой фигурке, принадлежавшей, как оказалось, молодой леди, но арбалет не опустила - кто знает, что за козыри в рукаве могут быть припрятаны у незнакомки? В таких темных делах, как убийство по заказу или воровство, нельзя терять бдительности и позволять заставать себя врасплох, иначе госпожа Смерть не поскупится и заберет твою душу с собой. "Она сказала "брат"?" Что-то не сходится", - Элеонора прищурилась, чуть склонив набок аккуратную головку, припоминая, что Меор говорил о сестрах или братьях. "Единственная сестра мертва - путешествовала с труппой артистов, нападенили разбойники; двое братьев в Гресе... Призрак погибшей сестры?" Этого еще не хватало.
- А ну сидеть, - прошипела убийца, не спуская глаз с девчонки. "Призрак или нет, но арбалета не опущу" - Кто такая? - взгляд в сторону Скьора - не проснулся ли? - И не надо мне тут заливать про то, что сестра. Она уже пять лет как мертва.
"Может, любовница? Замену подыскал..." - а вот это уже было почти обидно. Тем не менее, мысль о том, что при случае расправиться надо будет с обоими, спокойствия не внушала - блондинка надеялась сделать свою работу и уйти восвояси, спрятавшись под крылом ночи, а тут появилась новая проблема в лице незнакомки, за каким-то чертом оказавшейся в доме ремесленника. "Неужели нельзя было обойтись без этого?"

Элеонора лишь нахмурилась, услышав, как девчонка повторяет ее слова нараспев, словно пробуя их на звучание. Издевается, что ли? Или это какая-то очень глупая шутка, которая прямо сейчас и закончится? "Очень бы хотелось" Да и приказ прижать свою пятую точку к стулу поплотнее она проигнорировала - поднялась плавно, потрясающая в своей грации, отряхнула юбку своего платья и подняла точеную головку, встретившись взглядом с прицелом арбалета, на нее направленного. Убийца отступать и не собиралась, готовая без раздумий убить лишнего человека, который мешает ей, а потому и оружия все еще не опустила. Аморе не любила оставлять много следов в виде вереницы трупов, но иногда вынуждали обстоятельства: столкнешься, бывало, нос к носу с кем-то, кто стоит на пути к цели, загораживая ее своим телом, да и от неимения другого выхода порой и прикончишь его. С другой стороны, что убийце лишние капли крови на руках, если те и без того в ней по локоть?
Ее испуг был как будто наигранный; блондинка настороженно вглядывалась в побледневшее донельзя лицо, в округлившиеся глаза, полные показного ужаса и ступора. Страх - эмоция, которую можно было читать в глазах, в жестах, в действиях, в позе, и именно подлинные чувства никогда бы не укрылись от взгляда того человека, который привык считывать эмоции не в словах, а в в образе. Но здесь... Здесь страх был словно выставлен напоказ, как товар на прилавке у торговца, с целью сказать: "Вот тебе испуг, я боюсь, ты довольна?". "Нет, не довольна. Сгинь, пожалуйста", - мысленно обратилась северянка к своей невольной собеседнице, которая начала говорить. И вслушиваясь в ее речь, она искала подвох, скрытый смысл, пыталась глядеть меж строк, не упуская девушки с прицела, готовая выстрелить в любой удобный момент, даже если при этом придется пожертвовать сном Меора. А вот упоминание об убийце заставило ее вздрогнуть - Скьор что, прознал про то, что на него идет охота? "Да быть не может", - быстрый взгляд на спящего ремесленника, продолжающего выводить далеко не соловьиные трели; на спине выступили капельки холодного пота.
И снова она посмотрела на стоявшую прямо перед ней "сестру" мужчины, тщательно анализируя ее речь. Девушка не могла назвать ей, Элеоноре, точные причины того, почему же Меор был вынужден распространить весть о том, что его сестра мертва. Нелогично. Что-то не сходилось. Тихо хмыкнув, Аморе молча следила за передвижениями брюнетки, которая осторожно и медленно, словно кролик, готовый в любой момент сбежать от удава перед броском. Пусть считает это маленькой поблажкой и нейтральным расположением к ней убийцы. У них впереди целая ночь; когда северянке надоест с ней разговаривать, она просто убьет "восставшую из могилы" сестричку. Она потихоньку, в соответствии с чужими движениями, перемещала и арбалет, не спуская с прицела девчонку и не произнося ни слова. "Заслонила брата. Благородство или что-то делать собралась?" Незнакомка в довершение всего еще и в пол смотрела, лишив блондинку возможности угадать ее истинные эмоции по глазам. Ай, как сложно с ними, с женщинами...
- Но на днях у него появились подозрения, что его хотят сжить с этого света, и ввиду этого из ряда вон выходящего обстоятельства я вынуждена была вернуться к нему, дабы убедить его и убедиться самой в том, что моему любимому брату ничегошеньки не угрожает.
"На днях? На днях..." Лихорадочные попытки припомнить, как она могла выдать себя на днях и не было ли изменений в поведении Скьора, укрыли от глаз Эл ту нежность, с которой брюнетка взглянула на мужчину. Быть может, увидев этот взгляд, она бы окончательно уверилась в том, что это действительно была его сестра, но... Когда убийца уже глаза подняла на сестренку своего любовника, та лишь руку за спину завела, заставляя напрячься еще сильнее - Аморе страсть как не любила, когда люди прятали руки за спиной, и постоянно подозревала, что там у них оружие. Но уж лучше быть постоянно настороже, чем верить всем и вся, а потом сгинуть в ближайшей подворотне.
К ее удивлению, комната внезапно погрузилась в долгожданную тишину, и девушка даже сразу не поняла, что произошло. Она настолько успела привыкнуть к храпу, что не ставила слушание его в приоритете сегодняшней ночной встречи и не тотчас осознала, что мужчина все же затих. "Ладно, так даже лучше", - северянка выдохнула почти с облегчением, вслушиваясь в новые слова незнакомки. Реверанс, осознание того, что о Меоре есть, кому позаботиться, и прекрасная актерская, по всей видимости, игра - красиво, не скажешь ничего. Будь на месте Элеоноры любая другая девушка, она бы уже давно растрогалась и пригласила бы как-нибудь сестрицу на чай, а потом и на свадьбу (свою со Скьором, разумеется). Но как же жаль, что блондинка была здесь совсем не за этим и рассуждала сейчас лишь о том, стоило ли ей отпускать новоявленную родственницу любовника или все же нет? Что-то волновало убийцу, въелось ей в душу нежелание выгонять незнакомку прочь и ощущение опасности. Неужто она так просто оставит родного брата наедине с той, что сейчас держит в руках арбалет? Наедине, с той, что пришла посредь ночи, отворив ключом дверь? "Что же с тобой не так, дорогая моя? И что мне с тобой делать?" - Аморе рассматривала брюнетку внимательно, пристально, и ничего, совсем ничего не говорила.
- Хорошо, - наконец, подала голос северянка, чуть опуская оружие и выпрямляясь. - Уходи. У меня есть... дело к твоему брату, и лишние глаза нам не нужны, - почти томный шепот, ударение на слове "дело", вздернутая с намеком бровь - девушка была готова пойти на что угодно, лишь бы остаться с Меором наедине хотя бы на пару минут. Для того, чтобы пронзить чужое горло клинком и выскользнуть через окно, не требовалось много времени, но делать этого в присутствии кого-либо она, естественно, не собиралась. "Просто уйди", - взгляд голубых глаз холоден, словно лед. -"Уйди, и я не буду вынуждена тратить на тебя ни время, ни болты. После этой ночи мы никогда не увидимся..."

Мышцы привычно ныли от напряжения, а женские пальцы почти нервно сжимали арбалет. И все-таки, в Гвионе было ужасно душно даже ночь, и Элеоноре это не нравилось. Она позволила себе с наслаждением прикрыть глаза, как только в комнату через окно ворвался ветер, парусом надув старую занавеску, больше напоминавшую кусок ткани грубой выделки, и когда его поток почти ласково коснулся девичьего лба, на котором выступили капельки пота. Дышать было тяжело, а находиться в помещении в одежде - и вовсе ужасно, но блондинка терпеливо ждала хоть слова, хоть взгляда, хоть движения руки со стороны стоящей напротив нее незнакомки. Время все тянулось издевательски медленно, словно насмехаясь над изнывающей от бездействия и желания сбежать из чересчур жаркого города дочерью Агарды.
И она, незнакомка, наконец, пошла. Пошла в сторону двери с намерением обогнуть ночную гостью ремесленника, почти что паря над полом, словно бы вовсе не имея веса. Пристально голубые глаза следили за нею, едва различимые под капюшоном; расслабляться убийца себе не позволяла ни на миг, пока брюнетка уверенно шагала (парила?) к двери, и лишь напряглась сильнее, как только та на долю секунды остановилась подле нее и повернула голову. Хватило лишь мимолетного соприкосновения взглядов, чтобы в душе Эл что-то екнуло, заставив молодое сердце пропустить удар. Каким холодным был чужой взгляд, какой невыразимой тоскливостью изнутри тлело девичье личико, какими длинными и роскошными были черные волосы - но почему весь образ практически целиком был ей знаком?
Человеческая память - омут практически бездонный, с темными закутками, куда прятались воспоминания давно минувших дней. Все-все, начиная с рождения, хотя и покрывались они порою толстым слоем пыли, скрываясь в бездне. Сколько же здесь было всего! Лица прохожих, на которые был брошен мимолетный взгляд, обрывки фраз и диалогов, целые сцены, куски которых были будто бы стерты, города, деревни, запахи и звуки, образы родных и приятелей и даже встреченных лишь раз людей... и нелюдей. Но люди тем и отличались от большинства долгоживущих рас, что могли с легкостью забыть многие памятные моменты своей жизни лишь потому, что спешили жить здесь и сейчас, без оглядки на прошлое. Да и сложно ли было заплутать в собственных воспоминаниях, запутаться в них, как путаются мухи в паутине? Было ли до смешного просто выудить из памяти нужный отрывок из детства, чтобы проигрывать его в голове раз за разом? Да куда уж там.
Вот и Аморе не могла, стоя почти посреди чужой комнаты в чужом доме, вспомнить, откуда же ей так знакома эта девчонка, нагло притворяющаяся братом Меора. Она лихорадочно раскидывала свои воспоминания, зарывалась в них с головой с желанием отыскать то самое, что будет ключом к новой загадке, преподнесенной жизнью. Но откуда, откуда северянка знает ее? Девушка беззвучно взмолилась Имиру, прося о помощи или хотя бы о простенькой подсказке, которая могла бы натолкнуть ее на верный путь. И бог всех светлых, должно быть, чудом услышал ее, потому что в то же мгновение брюнетка шепнула за спиной Элеоноры почти неслышную фразу, заставившую ее вздрогнуть.
"Какую смерть увидит он?"
Скрип закрывающейся двери разлетелся по застывшему воздуху осколками. Медленно, очень медленно перевела блондинка взгляд на спящего, но уже затихшего мужчину, наблюдая за ним внимательно, как и старательно перебирая в памяти все, что о нем знала. Повесив арбалет вновь за спину, она неосторожным движением скинула с головы платок, сдувая набок упавшую на лицо золотую прядку волос; опустила платок, закрывавший половину лица, и вдохнула полной грудью, чувствуя, что просто умирает от царившей в комнате духоты. "Он так боялся смерти", - убийца без тени увлеченности в глазах взглянула на Скьора, чуть приподняв бровь. Да, быть может, и не похож был с первого взгляда ремесленник на того, что так страшился слечь в могилу, но его душа была насквозь пропитана этим отвратительным страхом. "Глупый", - женские губы тронула насмешливая улыбка. Он боялся умереть, но так прекрасно заигрался с убийцей, что даже не заметил, как близко его собственная смерть подкралась к нему. "Так придет ли к нему та самая старуха с косой?"
И именно после этой мысли замерло время для той, что вплотную подобралась к разгадке. Как же далеко, оказывается, забралась истина! И, главное, с каким неприятным воспоминанием она смешалась... В девичьем сознание жаркую ночь Гвионы вмиг сменила ледяная - Агарды; взвыла словно по-настоящему вьюга на разные голоса, как стая голодных волков, и от северной хищницы спасали тогда лишь стены дома. Родного дома, где Элеонора не была уже... Сколько? Пять лет? Точно, именно пять, и они пролетели на чужбине поистине незаметно, насыщенные событиями. Все новые и новые воспоминания потихоньку оттесняли то самое, что таило в себе тайну сегодняшнего дня. Это была ночь, когда умирал отец, и маленькой несносной девчонке все не спалось...
Та ночная встреча глубоко запала в душу ребенку, но чуть потускнела в душе девушки. Но слова, чужие слова все так же и звучали в ушах - речь, что была почти не слышна, запомнилась Аморе, наверное, на век. В ту ночь призрак рассказывала ей о смерти. В ту ночь дочь оставила отца, дав деве забрать его с собой и уйти восвояси. Болью кольнуло где-то в сердце, из груди вырвался печальный вздох; блондинка закусила губу почти до крови, оборачиваясь на закрытую дверь через плечо. Ночная гостья, без спроса пришедшая в ее дом, так походила на ту девушку, что совсем недавно покинула комнату, паря над полом. Вернее, не походила - бессовестно ее копировала. "Она выглядела слишком реально, разве нет?" Но попытка себя успокоить провалилась с треском - в душе у Элеоноры почти не осталось сомнений, что Судьба свела ее с таинственной фигурой из далекого прошлого, которая зачем-то тоже явилась в этот дом. Мысли о заказе сразу отступили на второй план - до каких там ей сейчас спящих мужиков, позвольте спросить?
Терзаясь то ли от остатка сомнений, то ли от старого страха перед бестелесной нежитью, убийца двинулась к стулу, на котором еще недавно сидела до боли реальная дева-призрак, и уселась на него, забарабанив пальцами по грубо выделанному столу. Ей жутко хотелось поговорить, во второй раз заглянуть своему прекрасному ужасу минувшего детства в бледное лицо, и она замерла в ожидании, уже точно зная, что скажет в первые мгновения.

Щелчок со стороны окна и последовавший далее скрип отвлек девушку от тяжелых мыслей, а поток свежего воздуха, птицей ворвавшегося в душное помещение, взбодрил, дал возможность дышать полной грудью, шевеля золотистые пряди волос. Из-под кровати вынырнула, подхваченная прозрачным крылом, исписанная бумага, опустившись на пол пред ногами убийцы, которая наклонилась, чтобы поднять ее и пробежаться по тексту глазами. Это оказалось письмо, писаное священнослужителям с жалобами на докучливого призрака, что повадился без разбора убивать людей направо и налево, пользуясь их добрым сердцем. Наклонный почерк с кучей завитушек, чрезвычайно аккуратный - больше похож на женский, чем на почерк ремесленника, который вырезает фигурки. Вчитываясь в каждое слово, Элеонора с каждым мгновением все яснее осознавала, зачем сюда пришла она - поквитаться, пока Меор спит. А этот остолоп даже не удосужился обставить дом какими-нибудь артефактами с защитной магией...
Слегка качнув головой, позволяя пряди волос упасть на лицо, северянка подняла взгляд, наткнувшись на знакомый силуэт подле окна; что-то холодное будто бы кольнуло под ребром, а в душе зашевелился червь старого страха. Тогда, пятнадцать лет назад, она легко отделалась, будучи ребенком, чудом пережила опасную встречу, а что будет сейчас? Останется ли дева к ней благосклонна и на этот раз или прикончит "за компанию"? Отпустит ли, даст скрыться под крылом ночи? Но наряду со страхом зашевелилось и какое-то мерное умиротворение - рядом с ней было почему-то спокойно.
Блондинка заглянула прямо в глаза призрака, что выглядела сейчас вполне себе материально, вглядываясь в них внимательно, смотря безотрывно. Тонкие пальцы вновь скользнули по поверхности письма, а затем Аморе, не глядя, отложила его на стол, глубоко вдыхая и чувствуя, как начинает колотиться сердце. "Как у пташки..."
- Вот... вот так встреча, - шепнула она, отводя взгляд и переводя его на спящего Скьора, который, к слову, выглядел все еще вполне живым, хоть и не издавал больше тех душераздирающих звуков. "Пусть молчит подольше" Ее взор снова скользнул по призраку, остановившись на угольно-черных волосах, подмечая все то же чрезвычайно печальное выражение личика. "Сколько же тебе было, когда ты умерла? Пятнадцать? Шестнадцать?" Но вслух этот вопрос убийца задать не осмелилась, поднимаясь со стула и делая пару осторожных шагов в сторону старой знакомицы, мысленно надеясь на ее благосклонность. - Я не думала, что Судьба еще и так умеет шутить... Хм. Давно мы виделись в последний раз, и... - Элеонора оборвалась на полуслове, словно бы зябко обхватив себя руками и потупив взгляд. Она смотрела в пол, на прогнившие местами доски, и все вспоминала ночь, минувшую столько лет назад и оставшуюся на задворках памяти. Раз за разом прокручивая в голове последние мгновения перед тем, как она еще маленькой девочкой убежала из родительской спальни, блондинка все больше чувствовала, что обязана спросить то, что терзало ее душу еще долгие года наряду с постепенно угасающим, превращающимся в пепел страхом. Почти одними губами северянка шепнула, вздернув голову и вновь заглядывая в такие пустые и чужие глаза, обжигающие холодом метели среди жара юга: Скажи, ему ведь не было больно больше?
"Поймет. Она поймет. Она должна понять, о ком я говорю..."

Жарко. Душно. А в горле пересохло от высокой температуры ли или все-таки от волнения, неслышно вздымающегося в душе, словно волна. Оно охватывало с головой, заставляло подрагивать кончики вечно холодных пальцев, теснилось в груди и пыталось вырваться наружу, нарушить отстраненный и прохладный образ "белой леди". Но нет, нет, Элеонора позволила засветиться лишь искоркам в глазах, слегка наклонила голову, не сводя со старой знакомой внимательного взгляда. "А она совсем и не изменилась" И это было вполне свойственно для призраков - не меняться, застыть в одном образе навеки и являться в нем пред всеми, кто встретится на пути... И едва ли они ощущали течение времени, судя по всему. Да что тебе время, когда у тебя есть бессмертие?
Для людей же время было более быстротечно. Каждый человек стремился и желал жить, смакуя каждый свой день, которых на их веку было отведено сравнительно мало. Год за годом они все больше менялись: стремительно взрослели и расцветали, аки цветы на поле, кто солнцем обласканный, кто - ветром, и так же быстро увядали, как увядает осенью под плач дождя природа. Вся людская жизнь была похожа на свечу, которую пламя со временем плавит все больше и больше, пока не дойдет до самого конца и не потухнет, оставив после себя лишь бесформенный воск. И если пятнадцать лет для любого представителя долгоживущей, а то и бессмертной расы, были ничем в сравнении с годами, которые ему еще предстоит прожить, то для девушки, "человеческого отродья", как когда-то не без брезгливости назвал ее знакомый дроу, этот срок был... большим. Сколько всего изменилось в ней за это время что внутри, что снаружи! Сколько она успела увидеть, попробовать, осознать за пятнадцать лет, как сумела поменяться, но оставить неизменными лишь свои воспоминания о том, что случалось с ней когда-то. И сейчас стоять напротив, фактически, своего давнишнего воспоминания было слегка пугающе.
Раз за разом Аморе прокручивала в голове ту встречу в ее далеком уже детстве, и перед ее глазами, слегка помутненными дымкой раздумий, живо представали сцены, в ушах звучали чужие слова, лишь чудом запомненные. Она не без трепета вслушалась в знакомый голос, похожий на отдаленный перезвон снежинок, который возвестил ей о том, что ее отец упокоился с миром. Настал момент выдохнуть, и дыхание с девичьих губ сорвалось, встрепенувшись, словно птичка, с нотками облегчения. Узнать, что родитель не превратился в заблудшую душу после смерти, которая сейчас бродит по миру и страдает, было прекрасно. Элеонора никогда не пожелала бы никому из своих родных такой судьбы, какая сложилась у девы, находящейся напротив нее, и едва видно содрогнулась, словно от порыва морозного ветра. "Наверное, это ужасно - жить после смерти, не имея возможности уйти из мира насовсем", - но вслух она не произнесла ничего из этого, лишь опустив ресницы на каких-то пару секунд, чтобы вновь потом поднять на призрака взгляд.
- Это... хорошо, - девушка отвернулась, проходя через всю комнату до кровати, где изволил почивать Меор в эту ночь, и остановилась около нее. Пробежалась пальцами по изголовью, плавно опустила руку и дотронулась лишь их (пальцев) кончиками до щеки спящего... "Он же еще спит?" Северянка лишь хмыкнула и отошла к краю постели, где расправила одеяло и села на него, закинув ногу на ногу, держа какую-то совсем не крестьянскую осанку. Ее взгляд голубых глаз небрежно мазнул по яблоку раздора, явившемуся в эту ночь в лице вздорного ремесленника, а затем она вновь повернула голову к деве. В ее глазах читался немой вопрос "Что делать будем, подруга?", который она все не решалась задать вслух. А, собственно, стоило ли спешить с этим делом? Скьор не убежит уж поди... В конце концов, ночь - самое время для  того, чтобы наверстать пятнадцать минувших лет посредством разговоров. - Я смотрю, он прямо нарасхват. Но, может, не будем о грустном? - Аморе слегка закусила губу, чуть прищурившись - едва ли она имела ввиду двух убийц и лишь одну цель. Больше всего ей хотелось отойти от темы прошлого, что такой болью отдавалась в душе. - Давно ли ты здесь? И что здесь ищешь? - задумчивый взгляд, брошенный за окно; молчание в течение какого-то времени. - Гвиона... В Агарде было намного лучше, а? - скользнувшая по губам улыбка, слегка потупленный взгляд. Не хотела возвращаться к прошлому, но сама никак не могла от него отойти. Значит, в эту ночь придется слегка предаться грусти...

†a¤- Он в очень глубоком сне. Если мы не будем его трогать, он не проснётся. Сам. Вообще.
Девушка скосила глаза на ремесленника вновь, а после оставила его в покое, не метнув более ни взгляда на спящего мужчину. Она почти не слышала его дыхания и не могла точно сказать, не затухало ли оно с каждой минутой насовсем... Да и зачем? Если он умрет в, как выразилась призрачная фигурка, восседающая на окошке, глубоком сне, то не лучше ли это будет для всех, кто здесь находится? Элеоноре не придется пачкать клинки, дева сможет просто покинуть этот злосчастный дом, точно зная, что когда-нибудь Скьор все-таки погибнет от истощения, а самому Меору останется лишь тихо ожидать своей смерти. Наверное, умирать страшно. Наверное, еще страшнее - умирать без возможности позвать на помощь, погибать средь немого и глухого дня, чей свет игриво заглядывает в окно сквозь шторку. Впрочем, блондинку это не интересовало - она убивала, чтобы получить деньги, а не эстетическое удовольствие от того, что жертва боится; конечно же, на месте тех, кому предстояло умереть от ее руки, убийца хотела оказаться в самую последнюю очередь. Она еще хотела жить и цвести, аки полевой цветок, обласканный весенним солнцем.
Дева, тем временем, заговорила снова, не меняя тона голоса; никакая искорка не зажглась в ее давно мертвых глазах, заставив Аморе чуть поежиться, будто от холода. Ей была вполне ясна цель потенциальной конкурентки и было просто смешно оттого, что жизнь решила так над ними поглумиться, сведя их вновь на одной сцене, но уже с абсолютно другими декорациями, спустя пятнадцать лет. И воспоминания о ночи проносились, как видимо, перед глазами живыми и перед теми, в которых уже давно погасла жизнь. "Наша с тобой ночь", - мысленно повторила северянка, на миг отводя задумчивый взгляд от призрака, глядя куда-то в сторону, на чернеющий дверной проем. Ее собеседница почему-то не хотела уходить от темы прошлого, которое бередило старые раны, спрятанные за смелостью, выставленной напоказ. Что ж, тогда Эл было восемь, и она всей душой хотела показать, что почти и не боится... А теперь ей двадцать три, и тайный, выращенный временем страх шевелился в ней, почти ни в чем не отражаясь. Тогда призрак не тронул ее, ребенка, а чего стоило ожидать сейчас? Холодный взгляд переместился с дверного проема вновь на полупрозрачную фигурку, облаченную в платье.
Она внезапно упомянула о жаре, напоминая о том, что дитя северных краев вроде как страдает от повышенных температур. Поблагодарив деву за напоминание об этом, Аморе лишь утерла капельки пота со лба в подтверждение ее слов - больше всего ей сейчас хотелось лежать в своей постели в городской таверны без одежды. Вообще. "Зато не жарко", - изнывая от духоты в комнате, жалобно подумала блондинка, но тут же встрепенулась, услышав довольно странное предложение от ночной посетительницы. Она тянула к ней со своего места руку, предлагая неоднозначный выбор - коснуться ее, чтобы вмиг почувствовать такой желанный холод, или не касаться и сидеть, подыхая, словно раненый зверь в пустыне.
- Я хочу холода, но не вечного, - с недоверием во взгляде произнесла девушка, косясь на протянутую к ней чужую руку. Жизнь вышколила ее искать везде двойное дно и подводные камни; даже сейчас она не без подозрений чуть отодвинулась, будто бы призрак мог дотянуться до нее от окна, размышляя над сказанным. А вдруг это лишь игра слов, очередная недосказанность? Вот так вот коснешься - и охладеет твое тело. Правда, навсегда, уже без шанса подняться... - Ты и меня усыпишь, как его? - Элеонора небрежно махнула рукой на заснувшего почти что навеки мужчину за свой спиной; во всем ее виде сквозила настороженность.

Отредактировано Элеонора Аморе (28-12-2015 12:15:00)

Ее внезапный вопрос насторожил еще больше, заставил впиваться в бестелесный силуэт, переливающийся под лунным светом, взглядом, задумываться. Вот о чем, о чем призрак сейчас толкует ей, Элеоноре, не меняя ни тона голоса, ни печального выражения во взгляде, чтобы никак нельзя было просто угадать скрытый подтекст, который несомненно в ее словах был. Был - шестое чувство, до поры до времени куковавшее где-то втихомолку в недрах души, сейчас встрепенулось, заставляя вздрогнуть. Мелькнули перед глазами строчки письма к охотникам на нежить, словно подсказывая, наталкивая мысли блондинки на верный путь, и та лишь вздохнула ровно, все медля с ответом старой знакомой. Что же, в общем, останавливало ее, не давало переступить дозволенную границу и насладиться звоном дополнительной прибыли? Не стоило ли брать от жизни все, не взирая на высокие цены, которые приходилось платить в ответ? Кто ей эта девушка, уж давно умершая - родственница ли? подруга? любимая? "Никто", - одними незримыми губами шепнул кто-то в девичьей голове, но  она никак не могла согласиться на такой шаг. "Почему?" - спросила сама себя Аморе, но не смогла ответить, что же ей мешало просто выдать призрака, что, вроде как, докучает южанам, тем, кто охотится на нежить и платят за любую помощь в ее поимке. Ее ответ был ясен, словно день:
- Я не собираюсь выдавать тебя никому. И пожалуйста, - северянка отвела взгляд, слегка наклонив голову, - не спрашивай, почему. Боюсь, я не смогу тебе ответить, потому что объяснить это не могу даже самой себе.
И вновь молчание поглотило их обеих, обгладывая до самых костей, словно скелеты. Оно было столь многозначительным и в то же время не значило совсем ничего. Каждая молчала о своем: плотно были сомкнуты искусанные в поцелуях и вне них губы, пылающие жизнью, совсем уже повзрослевшей малышки; не шевелились и уста мертвенно-бледные, навсегда потерявшие отблеск тех дней, когда призраку еще надо было дышать. Водопад тишины обрушился на них, стекая вниз струйками безмолвия, пока дева, имени которой Элеонора до сих пор и не знала, не решилась стряхнуть с себя и своей собеседницы вязкие его капли. Она говорила, и северянка слушала с замиранием сердца, ясно видя в ее словах правду. Надо отдать призрачной незнакомке должное - чтобы порою прочувствовать, боится ли человек, нужно наблюдать за ним цепко, подмечая едва заметные жесты, мелькающие в глазах эмоции. Глаза - зеркало души. И возможно, что именно в бездонной голубизне и засел страх, что был холоднее всех льдов, холоднее взгляда.
Но тогда, в ту самую ночь, где маленького ребенка сплошь и рядом окружали вымышленные кошмары, заботливо предоставленные детским воображением, девочка боялась бестелесную незнакомку, оказавшуюся в ее доме. А сейчас... Сейчас она боялась и призрака, и того, что следовало за его спиной неотступно - смерти. Но догадывалась ли об этом ее собеседница? Некого было и защищать - Меор не был ей никем. Но на миг и самой девушке стало интересно: сможет ли она вновь преодолеть себя, даже если она с призраком сошлась в слегка других обстоятельствах? Сможет ли шагнуть навстречу неизвестности, сделать шаг в темноту, позволив либо вести себя сквозь нее, либо оставить блуждать в ней навеки? Душу сковали когти страха, но и что-то внутри отозвалось теплом, обжигая изнутри. Рычал ужас, протестуя против такой затеи, мялось смятение, но правило женщиной любопытство - что будет, если наступить на горло своим страхам вновь? Обманет призрак или не тронет девчонку и пальцем?
Элеонора поднялась с постели, не сводя с девы внимательного взгляда. Глубоко вдохнула и медленно, очень медленно выдохнула, делая несколько осторожных шагов в сторону незнакомки, передвигаясь так, словно шла по канату, натянутому над пропастью. В душе все было спутано, смешано, неприятно как-то, но ее вело вперед совсем не желание доказать, что в ней что-то осталось из детства, а любопытство, азарт смертельной игры, огонек воли, позволивший перешагнуть через страх свой. Сердце удар пропустило, когда, протянув руку, девушка, лишь слегка помедлив, коснулась ладони девы и замерла в ожидании того, что должно произойти.

не пишите посты на послепраздничную голову
...и ничего. Ничего сверхъестественного не случилось - Элеонора не упала замертво, не забилась в агонии, прикоснувшись к руке потусторонней гостьи. Ее лишь холодом обожгло, всепоглощающим холодом, который дыхнул в лицо, заставив чуть прикрыть глаза. В нем хотелось растаять, раствориться, остаться навсегда, потому что ребенку севера совсем не по душе был климат юга. Странно, но этот могильный холод принес похороненные под сотнями других воспоминания о счастливом и в то же время трудном детстве; то, как дышала ей в лицо смерть, почему-то напомнило потоки морозного воздуха, бьющего в лицо, когда катишься с очередной снежной горы на санях. Весело, лихо, с улыбкой рассекаешь белое покрывало на санках, которые покорно везут тебя вниз, падаешь с них в снег. "Но почему сейчас?" Память не смогла дать ответа на этот вопрос, сохранив свое угрюмое нерушимое молчание.
И они опять молчали, даже не ведя никакого немого диалога, не пересекаясь взглядами - обе продлевали странные чувства от касания, и если невидимке и не впервой было соприкасаться с живой плотью, то вот девушке с мертвой - непривычно. Холодная она была, дева призрачная, несла с собою незримый груз в виде вселенской грусти, но разрывать контакта блондинке не хотелось. Даже когда после продолжительного молчания призрак вновь заговорил, не подняла северянка на него взгляда, все еще впитывая в себя ощущения от прикосновения к смерти, но вслушиваясь в чужие слова, доносившиеся до нее словно сквозь вату в ушах. "Не убила, хотя и должна была", - молча закончила недосказанную фразу Аморе, прежде чем услышала ее продолжение, но от своей версии не отступилась. Должна была убить, а она, Элли, должна была умереть в ту роковую ночь, не стать каким-то (не)приятным исключением - нежить живет убийствами живых, разве нет? "Разве не так?" - с немым вопросом в глазах подняла северянка взгляд на деву, которая все еще глядела вниз, на их переплетенные пальцы, и говорила, вплетая слова в паутину тишины, и они оседали на ней, словно прозрачные капельки росы. И едва собеседница подняла на нее свои печальные глаза, заканчивая высказывать свою интересную версию происходящего с ними, Элеонора чуть приоткрыла рот, собираясь с мыслями.
- Возможно, ты права. Боги умеют шутить, - она на миг замолчала и произнесла задумчиво: - Странники мы. А это место - лишь эхо соприкоснувшихся миров, - беглый ее взгляд остановился на Меоре, небрежно мазнул по его силуэту в полумраке. А ремесленник, непосредственно, игрушка в руках тех, кто смотрел на них свыше и пожелал вновь вместе свести. Или это случайно вышло, да кто же знает? "А может, и судьба так улыбнуться решила." Слегка пошевелив пальцами, все еще не отпуская руки невидимки, убийца чуть прищурила глаза, но лишь качнула головой. - Ты первая пришла сюда - тебе и забирать его жизнь.