На улице бушевала метель: выла, словно голодный волк, беспорядочно раскидывала повсюду жгучие своим холодом снежинки, хищно заглядывала в окна и стучалась в двери. Шел второй месяц зимы, поражая жителей Агарды выходками своей подруги Погоды, которая решила развлечься на славу, посчитав, что и без того дала людям отдохнуть от своих капризов. На севере климат был суров, спуска никому не давалось - у каждого человека был такой же шанс на то, что его организм, каким бы крепким он ни был, не выдержит и сломается под гнетом вечного холода.

- Мам, ма-а-ам... - сонно пискнула Эл, отчаянно зевая. Вивиан, женщина тридцати двух лет, так безуспешно пытавшаяся уложить девчонку спать, вздохнула и оставила попытки сделать это, вопросительно взглянув на восьмилетнюю дочь. Прежде чем задать роковой вопрос, который мучил ее все утро и весь день, Элли скользнула глазами, которые уже застилал сон, по ее лицу, отметила, что морщинка на лбу стала глубже, что в глазах у ее родной и горячо любимой матери засело какое-то непонятное детскому разуму чувство, которое, впрочем, именуется как осознание безысходности. Схватив гладкую материнскую руку с аккуратными тонкими пальчиками, девочка нерешительно задала свой вопрос: - Папа же... Поправится? Поправится, правда? - и тут же умоляюще взглянула на Вивиан. Элеонора знала: мама каждый день проводит с так некстати заболевшим отцом, кормильцем их семьи, лечит его и делает горькие отвары из запаса своих целебных трав. И, в силу своего возраста, девочка искренне верила, что ее мать каким-то волшебным образом сумеет папу вылечить, потому что знает все-все на свете о болезнях и травах.
- Конечно. А теперь поспи, пожалуйста, ты ведь очень устала за день, - Вивиан склонилась, целуя дочь в лоб и накрывая ее одеялом посильнее, с тревогой вслушиваясь в стоны ветра за окном. Она знала реальную ситуацию: ее муж, Виттор, настолько плох, что даже все познания в целительстве, которые у женщины были, не смогли бы спасти его. Болезнь просто не давала ему шансов выжить, сильно подорвав крепкое мужское здоровье настоящего северянина. Увы, этот край был суров, и все недуги - ему под стать.
Элли закрыла глаза, выпуская из цепкой хватки материнскую руку, и снова зевнула, не заметив, как провалилась в сон. В последнее время ее сновидения были тяжелыми, страшными, отчего девочка подрывалась на кровати, вскакивала с нее и опрометью неслась к матери, спящей в той же комнате по причине нежелания тоже заболеть. Забравшись к ней под бок, она хоть немного, но успокаивалась, чувствуя родное тепло, нежные руки родительницы, прижимающие свое чадо к себе. Ровное дыхание Вивиан игриво касалось светлых девичьих волос, и девочка вновь засыпала, благополучно пережидая ночь за просмотром сна нового, красочного, доброго.
Стала ли и эта ночь исключением? Отнюдь. Приснившиеся Эл огромные пауки и приведения, штабелями выплывающие из темноты, заставили ребенка проснуться где-то в полночь в холодном поту. Дыша тяжело, дрожа и всеми силами отгоняя плохой сон от себя, девочка готова была уже сорваться и перебежать всю комнату до кровати матери, но именно в эту ночь она этого не сделала; что-то ее остановило. Повертев головкой, Элли остановила помутненный сном взгляд голубых глазок сначала на окне, где метель даже не думала утихать, воя, кажется, еще сильнее, а потом взглянула на приоткрытую дверь, где зиял чернотой коридор. Ребенку в голову настойчиво стучалась мысль, что ей сильно-сильно хочется проведать любимого папочку; ну и как можно было такой мысли отказать?
Вот Элеонора и не отказала. Тем более, что сейчас, среди ночи, некому было запретить ей делать это, ибо вся семья, кроме нее, была во власти сновидений. А раз на пути не стоит никаких видимых препятствий - значит, этот путь заведомо правильный. Высунувшись из-под одеяла, девочка коснулась босыми ногами ледяного пола, поежилась и рывком поднялась с кровати, тут же замирая на одном месте. Она вся обратилась в слух, чтобы определить царящую в доме обстановку, но едва ли это было нужно - Кристиан с Вивиан как спали, так и продолжили спать. Переведя дух, Элли двинулась вперед, лихо перескакивая через скрипящие половицы; в своем доме она каждую дощечку знала, досконально изучив, какая из них может предательски подать голос во время ночных детских похождений, которые так не любила ее мать. Добравшись же до двери, девочка напоследок оглядела комнату, с чистой и неподдельной любовью взглянув на маму, а затем собралась с духом и  выскочила в короткий темный коридор, который нужно было преодолеть, чтобы добраться до родительской спальни - настоящее испытание для восьмилетнего ребенка! Кто знает, что там, в темноте этой: монстры, пауки... Призраки? My fears close https://pp.vk.me/c629427/v629427587/1823c/DpCCx1y9Nos.jpg

Метель хищной птицей билась в окно, зорко наблюдая за детским силуэтом во тьме, царапая снежными когтями стены дома и порой взвывая, словно раненый зверь. На небе не было ни звезд, ни луны - все скрыто за белой пеленой снежинок; ничем не освещенный дом утопал во мраке, заставляя детское сердечко биться, словно у маленькой пташки. Пытаясь угомонить бешеный стук собственного сердца, Элли с напряжением вслушивалась в сонную тишину, повисшую в доме, готовая шарахнуться от каждой тени и убежать к матери от каждого звука. Но тени не шевелились, лежа на полу так вальяжно и так невозмутимо, словно большие черные коты.
Моргнув, девочка вновь повернулась к двери, ведущей в коридор, осторожно выглянув из-за угла и с напряжением взглянув в темноту. Она сама не знала, чего выжидала, но двигаться вперед все никак не решалась. И, быть может, правильно, что не раздались прямо сейчас детские шаги, что не сдвинулась с места Элеонора - в конце коридора, будто бы игра света и тени, мелькнуло что-то. Едва различимые в темноте очертания женской фигуры, рванье вместо одежды, силуэт, просвечивающий сквозь себя все, что находилось позади; испуганно затаив дыхание девочка спряталась за угол, чувствуя, как холодеют пальцы рук, и причиной этому была совсем не царившая в доме прохлада. Твердя про себя, что ей просто показалось, Элли зажмурилась и мысленно сосчитала до десяти, внушая себе, что женский силуэт есть лишь плод ее собственной фантазии. Ну не могут же в самом деле здесь призраки водиться, да?
Когда светлая головка вновь показалась из-за уголка, никаких силуэтов, ни женских, ни мужских, уже и в помине не было. Логично было бы предположить, что, опять же, это все вина бурной фантазии, а потому об этом происшествии можно и позабыть, но сможет ли это сделать ребенок? Отнюдь, так просто событие, оставившее отпечаток на детской памяти, забыть было нельзя, и за самое короткое время самые различные мысли о произошедшем заполонили голову девочки. На миг она даже позабыла, в чем была цель ее поздней прогулки по семейному гнездышку, а еще с минуту - не решалась шагнуть в пугающий своей неизвестностью мрак коридора. Вслушавшись в то, как дышит во сне Вивиан, Элли постепенно переняла сковавшее мать спокойствие, и, наконец, робко вышла из комнаты.
Мрак рисовал на стенах, на полу, на потолке причудливые узоры, которые детская фантазия превращала в не менее странные силуэты, оживляла их, запугивая собственную хозяйку. Например, вон там, в углу подле входной двери притаился большой-большой волк, чью грудь и морду окропила кровь; на потолке замер паук, а по стене ползет его огромный выводок! Штуки четыре мохнатых восьмилапых... Кого? Как там взрослые ругаются-то? А, да, вот оно, нужное слово: штуки четыре мохнатых восьмилапых ублюдков. Смешно поморщив носик, Элеонора покачала головкой, взяв с себя обещание больше не повторять взрослые ругательства. Вот так вот, шарахаясь от каждой тени, которые, впрочем, и не пытались шевелиться, девочка добралась до комнаты, где лежал ее отец.
"Он, наверное, спит", - вполне справедливо решила Элли (в конце концов, ночь на дворе), а потому, чтобы, не дай бог, не разбудить папу, дверь она открыла медленно и осторожно, дабы та не скрипнула и не выдала ее присутствия. My fears close https://pp.vk.me/c629427/v629427587/1823c/DpCCx1y9Nos.jpg

Едва ли ребенку было известно о том, что за непрошеная гостья в эту ночь гуляет по их дому, каковые ее намерения, кто она сейчас и кем была при жизни. Невдомек было пришедшей навестить отца дочери, что она может нос к носу столкнуться с той, чьими собратьями пугают непослушных детей и не менее непослушных взрослых.
Дверь была открыта практически бесшумно. Она не скрипнула, не выдала местонахождение, сохранила тайну ночной прогулки по дому; Элли заглянула в комнату, до боли вглядываясь в темноту. Помещение было наполнено звуками хриплого отцовского дыхания; за окном, как и полагалось, ворчала метель, позволяя необузданному холоду гулять по Агарде. Всполохи снега, то бьющегося в стекло, то отдаляющегося от него, были похожи на игру света с неимением оного - снежинки не светились, а жаль, потому что тесной комнатке не помешал бы источник света, который сможет разогнать ночной мрак. И девочка, опасливо оглянувшись назад, на коридор, снова повернула голову к родительской спальне, выглядывая из-за двери осторожно, разведывая обстановку.
Ее сердечко застучало быстрее, подстрекаемое волнением перед встречей (односторонней) с отцом, но в момент, когда Элеонора выглянула из-за двери, оно пропустило удар, а она сама на миг перестала дышать. Ребенок был готов увидеть обычную картину: купающуюся во мраке комнату, силуэт отца, лежащего под теплым одеялом, - вот только была ли верная дочь застать здесь не только папу, но и ту, кого сюда не звали? Вцепившись похолодевшими пальчиками в деревянную дверь и затаив дыхание, Элли молча и обескураженно наблюдала за тем, как через всю небольшую комнатушку буквально плывет по воздуху к ее отцу прозрачная дева в когда-то бывшем белым платье, чрез которое сейчас свободно просвечивало все скромное убранство родительской спальни. "Призрак!" - взорвалась на осколки в светлой детской головке мысль, на пару мгновений эгоистично затмевая разум собой; пошатнувшись, девочка прильнула к дверце, не сводя с привидения взгляда.
Какой невесомой была умершая незнакомка и какой опьяняющий был страх, пожаром вспыхнувший в душе Элеоноры. С каждой минутой он разгорался все больше и больше, застилая глаза, отдаваясь холодом в пальцах и дрожью в коленках. Мало ли историй про призраков? Ох, много, много свет их носит, а уж какие правдивы, а какие нет, никто опытным путем проверять (и опровергать в случае чего) не рвался. И сейчас одна из мертвых спокойно направлялась к Виттору, а уж с какими намерениями - одному Имиру известно. "Надо... Надо добежать до него раньше... Разбудить маму..." - Элли, кажется, уже и забыла, как дышать, попутно утешая себя подобными мыслями, хоть и знала, что не сможет. Не сможет в силу своего возраста и всеобъемлющего ужаса, завладевшего каждой крохотной частичкой ее тела и разума. Не каждый ребенок в ее годы осмелится пойти против своих кошмаров. Она и не осмелилась.
Волосы призрака разметались по отцовской груди, как только девушка над ним склонилась. Очередной вздох у Эл получился резким, испуганным, словно у пташки, делавшей последние глотки воздуха, - и в тот же миг дева замерла. Девочка поспешно укрылась за дверью, будучи готовой согнуться в три погибели, и закрыла себе рот ладошками. "Услышала! Она меня услышала!" Оставалось только надеяться, что привидение не двинется прямиком к ней. https://pp.vk.me/c629427/v629427587/1823c/DpCCx1y9Nos.jpg My fears close

Время замерло в этой комнате, клубилось в углах, словно пыль, а если и тянулось, то медленно-медленно. Элли пыталась не дышать ровно столько, сколько позволили ей ее легкие, прежде чем девочка начала задыхаться и все-таки решила вдохнуть. В родительской спальне воцарилась тишина, прерываемая лишь вдохами и выдохами больного; девочка все еще не шевелилась, боясь ненароком привлечь к себе еще больше внимания, не подозревая о том, что уже давно это сделала лишь своей неосторожной прогулкой по родному дому.
Она и не знала, где сейчас призрачная дева, да и хотела бы знать? Вновь высунуться из-за двери было страшно, и страх был лишь подстрекаем мыслями о том, что же может сделать с ней приведение, и домыслами о кровожадности этой расы. Перед голубыми глазками, уставившимися в темноту коридора, пробегали сцены, в которых она и призрак были в главных ролях, а в ушах все звучал голос матери, повествующей очередную жуткую, на детский взгляд, историю. "Пусть она уйдет, пусть уйдет, пусть..." - словно молитву твердила про себя Элеонора, боясь оборачиваться и заглянуть своему кошмару в прозрачное лицо и не менее прозрачные глаза; она вся сжалась, став казаться еще меньше, чем была.
- Здравствуй.
Голос такой печальный, тихий и слегка завывающий, словно песня метели, которая воет где-то вдали. Голос, прозвучавший так близко.
- Не нужно меня бояться.
Ребенок замер на месте, вопреки убеждению ночной гостьи продолжая бояться; сердечко стучало так сильно, что девочке на миг показалось, будто весь дом только и делает, что утопает в звуках его биения. На секунду она испугалась, что это может услышать мать, что она может прийти сюда - и что же тогда делать? Увы, Элли не была призраком, чтобы моментально скрыться с места преступления; а потом же эта мысль ее оставила, ибо ее затмил ужас перед той, что находилась прямо за детской спиной.
- Ты ведь храбрая малышка.
"Храбрая..." Похвала, любое теплое слово - они могли придать сил не только рослому да закаленному жизнью мужику, что все свои взрослые годы пахал, как лошадь, а потому порядком устал, но даже и хрупкой малышке, только начинающей свой жизненный путь и не знающей еще всех тех забот, что знали взрослые. Затесавшись меж темнотою страха в душе, слова, произнесенные девой, посеяли свет, разверзший мрак. Холод хоть и немного, но отступил, дав слегка расползтись теплу по словно бы оледеневшему телу; Элеонора все еще нервно сглотнула, подрагивая. Она все никак не могла решиться на то, чтобы повернуть голову, боковым зрением наблюдая за краем неподвижно застывшего в малом расстоянии от нее призрачного тела, вблизи казавшимся белым-белым, словно снег за стенами дома, который так заботливо разносит повсюду метелица.
Принять решение все-таки обернуться ей было непросто, как и справиться с желанием убежать к матери и забиться к ней под бок, словно котенок, которого испугали и загнали собаки. Эта мысль была столь соблазнительна: разом покончить с тем, что приходится видеть свой оживший кошмар, дать призраку совершить то, что она хотела сделать, прежде чем ее прервали... Но среди всех чувств затесалось и еще одно - боязнь за болеющего отца, с которым дева хотела совершить... что-то наверняка крайне неприятное. И этот страх уже за родного человека приковывал к месту не меньше, чем оцепенение перед мертвой душой. И все же, мелко вздохнув, Элли медленно-медленно, рывками повернула голову к привидению, а узрев же около своего плеча ее прозрачную руку, отшатнулась, словно ее кипятком ошпарили.
- Н-не трогай! - шепнула девочка, пытаясь сделать так, чтобы голос меньше дрожал; получилось очень даже паршиво. Мало ли, что с ней хотела сделать эта незнакомка. Вдруг возьмет и утащит с собой... куда-нибудь? "Живой не дамся!" https://pp.vk.me/c629427/v629427587/1823c/DpCCx1y9Nos.jpgMy fears close

Как колотилось сердце! Ей-богу, оно билось в груди как пташка бьется в своей клетке и силится вырваться. Желание сбежать, укрыться, спрятаться в объятиях матери усилилось, но девчонка стояла, как вкопанная, лишь дыша быстро-быстро, как загнанный в угол зайчик, смотрящий в глаза волку. Но волк - а вернее, волчица, прозрачная, пришедшая сюда на мягких лапах метели, - оставался недвижим; призрачная дева не собиралась, кажется, и вовсе причинять вреда испуганному ребенку. Напротив, она послушно опустила ладонь и не предприняла никаких попыток двинуться в сторону напряженно следящей за каждым ее движением Элли. "Подумать только, она была когда-то... живой?" - девочка разглядывала прозрачный силуэт, пытаясь представить, какой была ее ночная гостья при жизни, непроизвольно отмечая про себя, что она оказалась весьма красивой. Ну, насколько это можно было судить по ее нынешнему облику.
Едва незнакомка заговорила, Элеонора вжала голову в шею, настороженно вслушиваясь в ее голос, который был похож на шепот ласкового летнего ветра. Дева говорила будто бы с усилием, подбирала слова, дабы девочка ненароком не сорвалась с крючка и не сбежала прочь. Хотя насчет последнего можно было бы и поспорить: да что ей до очередного ребенка, которых на свете пруд пруди? Тем не менее, осторожность в ее словах присутствовала, хоть и не совсем различалась детским слухом; застыв, словно ледяное изваяние, ребенок слушал призрака, с усилием гася в себе вспыхивающий вновь и вновь страх.
- Посмотри на него. Видишь эту мертвенную бледность на его лице?
Элли заставила себя перевести взгляд на окутанного покрывалом беспокойного сна отца, и на миг в ее глазках полыхнула неприкрытая любовь; девочку захлестнула волна нежности к родителю, но тут же эту светлую эмоцию заглушила другая, более мрачная: боязнь. Осознание того, что дева, внезапно, оказалась права, больно вдарило в голову. "Вижу", - мысленно согласилась девочка, на какие-то секунды побледнев (хотя, казалось бы, куда уж бледнее-то?), и продолжив слушать ночную гостью без намека на шевеление.
- Прислушайся... Слышишь? Дыхание, такое тяжёлое и хриплое.
"Слышу..." - Элеонора взглянула на призрака уже с тревогой, догадываясь, что она может сказать ей, и поняла, что вовсе не хочет этого слышать. Но увы, немой мольбе в глазах незнакомка не вняла, нанося точные удары в сердце своими словами, произнесенными безо всяких эмоций. Душа, потерявшая, казалось, абсолютно способность ощущать, чувствовать, так легко управлялась с составлением предложений, весь смысл которых впивался в душу уже чужую острыми иглами. Замерла, затихла - и вновь продолжила добивать выбранную жертву. И самым обидным, самым печальным было осознание того, что все сказанное ею - правда, и дева не брезгует метить прямо в нужную цель, дабы метнуть очередное слово, что было острее ножа.
Девочка отступила назад на пару шагов, смотря на призрака сквозь застилавшие глаза слезы. Да что ж такое, они всегда не вовремя - Элли быстро смахнула с ресниц соленые капельки, не желая выглядеть слабее, чем она есть, мотнула головой, отчего ее светлые волосы разметались и вновь упали на плечи. Она была в ужасе. А вообще, какой ребенок в ужасе не будет, предложи ему кто согласиться на убийство собственного отца? Несмотря на то, что в словах девушки и сквозила правда - как бы жестоко не звучало, но всем будет только легче после того, как семья лишится больного члена семьи, - принять такое отнюдь не детское решение любому было бы сложно. Детский взгляд вновь метнулся к больному; сделав пару испуганных, робких шагов вперед, девочка обошла призрака и остановилась напротив старого шкафа посредине комнаты, не сводя с отца глаз. Ей совсем не хотелось в столь юном возрасте лишаться одного из родителей, но тот кашель, которым папа захлебывался каждый день и, бывало, всю ночь напролет, ужасал и протрезвлял отравленное немыслимой и чистой любовью вкупе с верой в то, что отец выкарабкается, разум.
Она стояла в самой середине укутанной мглою родительской спальни; тень ее застыла, равно как и сама Элеонора, и время застыло, и мир, кажется, тоже перестал шевелиться. Здесь только она, маленькая девочка, и призрак, которые решают судьбу взрослого человека. Не в силах так быстро принять никакого решения, Элли, закусив губу, обратилась к стоявшей позади нее призрачной деве, не оборачиваясь к ней:
- Расскажи... расскажи мне о смерти, - по бледной, не тронутой румянцем щеке скатилась одинокая слеза; сглотнув, она добавила, подивившись тому, как дрожит голос: - Ему будет больно? My fears closehttps://cs7062.vk.me/c629427/v629427587/1823c/DpCCx1y9Nos.jpg

Холодно. Да, было холодно и грустно. Хотелось вздохнуть и забиться в уголок, чтобы там дать волю слезам, в то время как прохлада в доме почти ласково обнимала за плечи и морозила босые ножки. Метель за окном стихла, спрятав свое снежное покрывало, и выпустила на темное-темное небо луну, которая тут же с интересом заглянула в окно. Девочка бросила взгляд на свою длинную, причудливую тень, которая тянулась от самых ее ног и заползала на стену, в свою очередь смотря на Элли своими невидимыми пронзительными глазами.
Время, казалось, было тягучим, словно мед, а потом и вовсе стало неподвижным, как вода в луже, и прозрачным. Ни одна из трех фигур, находящихся в комнате, не шевелилась, словно боясь нарушить хрупкую тишину и оцепенение. О, они были картиной! Картиной, чьей художницей была сама Жизнь, полотном, что никогда и ни за какие деньги ее обладательница не продала бы абсолютно никому. Этот памятный миг навсегда остался в двух разумах - в живом и мертвом; и кто знает, сколько бы они еще позировали стервозной и изменчивой пересмешнице, если бы молчание не было разбито на осколки тяжелым мужским кашлем, заставившим совсем еще юную дочь, которой предоставили решить судьбу своего отца, дрогнуть и слегка повернуть голову к нему.
И следом, словно по сигналу, раздался шелестящий шепот призрачной девы, начавшей свое новое повествование. Ребенку не было надобности к ней оборачиваться, чтобы слышать лучше - в сонной неподвижности дома каждое слово звучало ясно и понятно. "Вампиры?" - непонимающе повторила сама себе Элеонора, будучи еще совсем не наслышанной о кровопийцах, кровожадных монстрах, ставших заложниками своей жажды. <<Но говорят, что умершие наблюдают оттуда за живыми и ниспосылают им всяческие блага, если эти люди были им близки при жизни. Папочка тебя не забудет, можешь не страшиться...>> Как сладко это прозвучало, какой трепетной была мысль о том, что отец не уйдет просто так в никуда! Как умело орудовала девушка словами, точно зная, куда бить и чем - девчонка начала уже колебаться в своем решении ни за что не дать ей, призраку, подступиться к родителю, боясь того, что как только человек умрет, все его воспоминания о жизни на земле окажутся стерты. Сама-то она никогда бы не забыла того, благодаря кому жила и имела возможность видеть мир; такой мысли в свою светлую головку ребенок даже не впускал.
Незнакомка начала повествовать о том, какой же предстает Смерть пред разными людьми, и Элли, заинтересовавшись, повернулась к призраку. Слегка нахмурившись и втянув голову в плечи - было холодно, - девочка стала похожа на нахохлившегося воробушка, которого пробуждение застало поздней ночью, да еще и в морозец. Костлявая старуха с тростью? "Жуть!" Старушка, что пахнет булочками и чаем? "Ах, мамочки, как же слюнки-то текут!.."
Рука помощи. Силуэт, что провожает в иной мир тех, кто уже обречен. Девочка поморщилась, заслышав за спиной кашель отца, передернулась, но более-менее успокоилась. Значит, ее папу не поджидала в темноте старушка, опирающаяся на косу и готовая в любой момент - о ужас! - перерезать ему горло. Она, правда, никогда не знала, боялся ли Виттор смерти, потому что не возникало желания спрашивать, а спросить Элеонора, как и любой ребенок, могла что угодно и повода для этого ей не требовалось вовсе. Снова глянув на замолкшую деву, девочка стала разглядывать ее вновь, напряженно ожидая следующих ее слов. Переливаясь в лунном свете, сверкая, словно сотня, нет, тысяча звезд или снежинок, которые по чьей-то безумной воле оказались слеплены в женский силуэт, она застыла на одном месте, прекрасная в своей неподвижности. Где был тот детский страх, тот ужас, который Элли испытала, когда заглянула в родительскую спальню? Он никуда не делся, превратившись в недоверие и оказавшись нагло спихнутым со своего почетного престола в душе подлинным удивлением и завороженностью. Ребенок почти боялся дышать, думая, что одним только своим легким выдохом сможет сдуть прозрачный силуэт.
Когда незнакомка вновь начала говорить, удивление на детском личике сменилось настороженностью. Призрак, что только что говорил о том, как легче станет отцу Элеоноры после того, как все его страдания закончатся, сейчас вполне открыто выпроваживал девочку из комнаты. Страх вновь змейкой сжал душу, но Элли не могла не признать, что мысленно уже согласна была оставить смертельно больного отца на попечение ее ночной гостьи. Так почему же было так сложно сдвинуться с места, а уж медленно кивнуть в знак молчаливого согласия - тем более?
- А... - девочка запнулась, все не решаясь задать последний вопрос. Набравшись сил, она сглотнула и шепнула: - Что ты сделаешь с ним? Ему правда будет... хорошо? И там его больше ничто не потревожит? My fears closehttps://pp.vk.me/c629427/v629427587/1823c/DpCCx1y9Nos.jpg

Вдох. Выдох. Снова вдох. В гробовой тишине спящего дома звуки разлетались повсюду, забиваясь в каждую щелочку. И снова молчание, снова! Томящее ожидание ответа от полупрозрачной незнакомой фигуры, что пропускала чрез себя лунный свет, сжимало грудь и не давало спокойно дышать. Элли молча выжидала, но чувствовала, что может просто не выдержать накалившейся обстановки, а как только девушка двинулась вперед, чуть дрогнула, но не отступила назад, слыша позади себя неровное дыхание отца. "Он умирает..."
Словам незнакомки, адресованным девочке, та внимала безропотно, без шевеления. Она застыла, словно изваяние, прожигая недоверчивым взглядом призрака. Но в детстве недоверие было так легко подавить - достаточно было знать, куда и как бить, чтобы задушить чувство, змейкой обвивающееся вокруг души. И дева знала, что говорить, чтобы убедить ребенка в том, что бояться абсолютно нечего ни ей самой, ни ее папочке. А мысль о том, что последнему будет намного лучше, чем сейчас, никак не давала покоя, как и совсем не детские раздумья о том, а какой он - другой мир, куда уходят души таких честных и работящих людей? Быть может, они попадают в бескрайнее поле, каких в округе Агарды отродясь не водилось, где ветер ласково треплет травы? И там пахнет, наверное, полынью пахнет, заманчиво мелькают синие головки васильков, и мягко касаются тела верхушки ковыля. Элеонора почувствовала эти запахи словно бы наяву, а на какой-то краткий миг ей почудилось, что что-то мягкое щекочет ее руку, но, опустив взгляд, она ничего не увидела.
Откуда она знала эти запахи, это ощущения? Почему жила порой мыслями о ковре из полевых трав? Однажды отец приютил в их доме травника-лекаря, пришедшего откуда-то, где не было вечных льдов - лишь зелень, угасающая только в осенне-зимний период и вновь вздымающаяся из-под снега весной. Он пах - девочка как сейчас помнила - полынью и почему-то медом. Разложил травы, показал их любопытной, привыкшей совать свой нос в чужие дела, Элли, дал даже понюхать, рассказывая при этом о своих путешествиях. Отец тогда еще щекотал любимой дочери щеку ковылем, но... Совсем другая история.
Просьба призрака не тревожить отца своей печалью была... трудновыполнима. Может быть, не столько даже для ребенка, сколько для матушки, верной и любящей жены. Девочка с тревогой подумала о Вивиан - что же с ней станется после смерти папочки? - и хотела было открыть рот, чтобы задать вопрос, но не успела - дева склонилась к ней, почти касаясь губами детского ушка. Ребенок не ощутил абсолютно никакого дыхания или даже намека на него, равно как и не было у призрака тени, что заставило слегка неуютно поежиться. Шутка ли - говорить с тем, кому не нужен воздух, с тем, кто давно потерял свое родное тело?
- Никому не говори, что ты видела... смерть.
Шепот в последний раз разбился на куски и стих, уступив место тишине вновь. "Да кто мне поверит?" - даже слегка обиженно подумала Элли, понимая, что никто не воспринимает слова детей всерьез, зная, как хорошо работает фантазия в этом возрасте, как горазд ребенок на выдумки с целью привлечения внимания. Нет. Она не скажет. И девчонка метнулась бледнолицей тенью к отцу, в последний раз сжимая в своих ручках его широкую ладонь, прижимая ее к колотящемуся сердцу и шепча слова прощания.
- Не делай ему больно, - произнесла она, твердо взглянув девушке в лицо, прежде чем выскочить из родительской спальни как можно быстрее, чтобы не дать разгореться в груди желанию остаться рядом с отцом. Она оставила его наедине с призраком.

Пробравшись обратно в комнату, Элеонора метнулась прямиком к постели матери, залезая к ней под одеяло. Почувствовав родное дитя под боком, Вивиан сонно пошевелилась, обнимая дочь и прижимая ее, замерзшую и расстроенную, к своей груди, зарывшись носом в светлые волосы. За окном все еще плясала в обнимку с ветром ночь; девочка закрыла глаза.
Кажется, сегодня она столкнулась со своими кошмарами лицом к лицу... My fears closehttps://pp.vk.me/c629427/v629427587/1823c/DpCCx1y9Nos.jpg