Октябрь 10606, Обитель Искупления
(поселение в глуши к северо-западу от Эреш Ниора)

Дважды нечестивые создания — немёртвые гномы — считали, похоже, себя истинными хозяевами здешней земли, а не только подземелий.
Во всяком случае, именно к ним на поклон пришлось ходить настоятелю, чтоб основать обитель в этом неприветливом краю. Пройдя через бесчисленные унижения, миссионеры получили продуваемый всеми ветрами клочок скалистой местности. Даже деревья, казалось, имели здесь формы враждебные и богохульные: их корявые корни торчали наружу из земли, похожие на чёрных пауков.

Ещё каких-то полторы недели назад подготовка к зиме казалась самой тяжкой задачей. А теперь послушнику Клементу эти тяготы вспоминались даже с каким-то теплом. Клемент чуть было не разочаровался в миссии, когда над одним из братьев местные кровопийцы учинили мерзейший ритуал: подняли монаха из мёртвых, лишили возможности упокоиться.
«Как вообще смел я полагать»,  — думал он тогда,  — «что мы несём свет Имира в безбожный край, а не души свои несём на алтари тёмных колдунов? !Мы все уже прокляты, и суждено нам сгинуть, и боги покинули нас» .

Терзаемый мрачными думами, Клемент стал сторониться братьев .Молчал напролёт дни и ночи — хотя, конечно, вблизи проклятого Эреш Ниора, куда не дотягивается ни один солнечный лучик, понятия дня и ночи зыбки .
Истинное чудо свершилось, когда захандривший послушник наконец выговорился .Произошло это так: он застал несчастного брата Фариса в пристройке, где заготавливали мясо, и принялся поносить его последними словами .Клемента возмутило не вовсе не то, что заблудший между смертью и жизнью священнослужитель высасывает кровь из туш — к этому уже все как-то попривыкли, да и всё равно её сливать .Но как можно было положить ядовитых рилдировых кроликов на тот же стол, что и съедобную лосятину ?! В этом Клемент увидел не раздолбайство обыкновенное, а презрение к жизни как таковой, не больше и не меньше. В ярости он закричал, чтобы Фарис не смел больше осквернять обитель своим нечистым присутствием.
Где же чудо в столь вульгарной перебранке?. А оно оказалось в том, что когда братья перешли от бытовой ругани к материям возвышенным, Фарис сумел исцелить душу Клемента, укрепить его расшатанную веру. Кто бы мог подумать, что это способна сделать тварь, у которой, как утверждал настоятель, и собственной-то души нет? С этого дня они и стали — не разлей вода.

Новая беда пришла с севера с ледяными ветрами. Отвратительный орочий выродок, лысая свирепая разбойница привела свою разномастную шайку к воротам. Настоятель строго велел не вмешиваться, и дал отпор бандитам в одиночку; сияние снизошло на него, и один лишь вид этого величия повергал братьев в священный трепет.
Орчиха, вероятно, призвала тёмные силы: лишившись приспешников, она заметалась чёрным вихрем так быстро, что лишь по отпечаткам ног на первом снегу можно было понять, в какую сторону она бросилась. Так и погиб настоятель от ее палицы, а самой её и след простыл. .. Но осиротевшие миссионеры знали, что гадина вернётся.

Когда они с молитвами и скорбью окружили тело настоятеля, откуда ни возьмись к ним подошла перепуганная девчонка. Оказалось, была в плену у разбойников, да сумела удрать в суматохе битвы. Имя своё не назвала: глазки опустила и сказала, что жестокий отец её прогнал из дому и запретил носить имя своих прародительниц. Стали её называть Малиновкой за красные банты, серый капюшон и тоненький голосок. Клемент с Фарисом чуть из-за неё снова не поссорились: один считал, что благое дело — бродяжку приютить, а второй — что не место женскому полу в святой обители, наведёт ещё на братьев неположенные мысли.

Впрочем, очень скоро к Клементу пришёл во сне настоятель и отчитал его с того света: если, говорит, у тебя вообще в голове совмещаются столь юная, невинная девица и греховодные фантазии — то каяться тебе и каяться вместо обеда каждый день, пока вся дурь из тебя не выйдет.

А Фарис первым понял, за что Малиновку выгнали из дома. Заметил, что от алтарей она отшатывается, будто от жаркой печи: прямо как он сам с недавних пор. И так же, как он сам, всё равно тянется к святыням, бродит вокруг да около, а близко подойти не может. Стало быть, тоже проклята, но вот что удивительно: когда девка, обернувшись, поняла, что за ней наблюдают — румянец на ее лице разросся, так ведь может только живая плоть, а не раскрашенная мёртвая!
Спрашивать об этом было как-то неучтиво. Пускай в остальных Тёмных Землях живые подражают неупокоенным, но здесь пока ещё мёртвые стыдятся того, что их нечистая сила заставила говорить и ходить.

— Мне так и хочется навстречу свету броситься со всех ног,  — призналась Фарису Малиновка сдавленным шёпотом, как будто бы преодолевая что-то в себе самой.
— Может, я успею ощутить ту благодать, что чувствовала при богослужениях с отцом и сёстрами. Как думаешь, старший братик, я успею? — из-под густых, махровых ресниц вырвалась искра безумия и кольнула монаха в самое сердце. Он ответил торопливо и сбивчиво: пытался подражать голосу настоятеля, когда повторял его слова, но вышло совсем не похоже.

—  Даже и не думай, дитя. Как ни кощунственно быть такими, как мы с тобой, но отказаться от бытия ещё хуже.

Малиновка ничего тогда не ответила. Они безмолвно вместе молились, и в ее профиле извивалась боль, которую она уже перестала скрывать. А на стенах извивались тени в демонической пляске; тени перестали уже подстраиваться под изгибы огня свечей.

Фарис взял девочку с собой в следующую вылазку за лосиным мясом для остальных. Она проявила неожиданную ловкость в стрельбе, а потом смущалась, краснела и щебетала, что всё дело в чувстве благодарности, ведь если бы не их милосердие — давно бы сгинула. Мужчина же держался всё время настороже и ожидал орочьей стрелы из-за каждой достаточно широкой ёлки.

Несмотря на постоянный изнурительный страх, его воодушевило понимание, что он не единственный такой, кого окутала тьма, но в чьей душе ещё есть свет. Хохотушка-Малиновка заставила проникнуться задачей миссии, сама того не подозревая. Со своим братом и другом Клементом, а также с юными совсем послушниками, Фарис впервые завёл разговор о том, что для затронутых Тьмою существ должны быть свои, особые правила в служении Имиру, и что на них возложена высокая задача эти правила записать.

Безгрешных нет нигде, но на посланников Имира в Тёмных Землях пришлось как-то очень уж много раскаявшихся еретиков, поэтому настоятель и назвал это место Обителью Искупления.