Я осторожно бродила по лесам вокруг мощного частокола и настороженно принюхивалась. "Вокруг" - это громко сказано было, местные леса кончались на расстоянии пущенной стрелы от обмазанных глиной бревен. От тюрьмы пахло немытыми людьми и безнадежностью. Выглядела она соответствующе. Серое ограждение в два человеческих роста высотой построено полукругом, перед ним - невысокий гласис. Над забором возвышались бревенчатые вышки, измазанные дегтем для защиты от дождей и зимы, вышек было пять штук, две по углам полукруга, две между ними и одна, огромная, была построена прямо на обломках древней крепости, где содержались заключенные. На последней стояло магическое устройство, большой светильник из куска соларита и медных зеркал вокруг. Ночью пятно света неустанно бродило по окрестностям тюрьмы и внутри ее территории, по бревенчатым, низким баракам, будто вросшим в землю, по массивным камням остатков крепости. Все это было удручающее зрелище, людям было не место здесь и казалось, что им это хотят всячески объяснить.

Причиной того, что я вилась вокруг этой тюрьмы крылась за ее стенами. Имя этой причине Лана. Мы были подругами давно, еще при монастыре и потом немножко, но наши дорожки разошлись. Я знала, что она вернулась в Элл-тейн. Чего я не знала, так это того, что она связалась со скользкими типами из "Сентериса". Лана была прирожденный алхимик, у нее был Божий дар, она все эти названия смесей помнила лучше, чем главные молитвы. Оттого, наверное, она и была не от мира сего, ее мало кто понимал, никого, кроме себя, и не знаю, зато пользоваться ею хотели всякие мерзкие личности. Так и вышло. Лана попала в переплет и теперь ее закрыли в тюрьме. У меня к ней было дело и у меня остался к ней долг. Я смотрела на тюрьму и размышляла, как бы мне выручить подругу, иногда отвлекаясь от своих мыслей на ловлю блох в одежде зубами. Новые привычки трудно было изжить.

Конечно, я прежде всего думала, чтобы обернуться волчицей и вскочить на забор, обдирая когти, перевалиться через него и приняться метаться по двору в поисках Ланы, но это была не самая здравая идея. Вряд ли бы кто-то подумал, что здоровенная жуткая волчица его хочет спасти, хотя, если этот кто-то и существует на свете, то это наверняка Лана. Да и не хотелось мне прибегать к моей ипостаси, я от нее воздерживалась с тех пор, как пришла в себя немного после всех учиненных мною зверств. Я уже смирилась, что эту часть себя мне не одолеть, но пыталась ее хоть немножко в дисциплине содержать. Я знала, что я - это я, старая, человек, или новая, зверь и в моей власти ими распоряжаться по усмотрению. Но речь сейчас в любом случае не об этом была, а о моем плане попасть за массивные ворота. Поняв, что тут, из кустов, я ничего хорошего не надумаю, я пошла обратно в город, где ночевала уже третьи сутки.
"Три корочки", куда я добрела уже за полдень встретили меня спокойствием послеобеденного времени. Для вечерних возлияний время еще не настало, а кто мог себе позволить обед в корчме уже поели и отбыли по своим делам. Сидели завсегдатаи, да праздный люд, тянущий пиво. На меня обратили внимание, одежды мои были неухожены, а волосы грязны, но наряд на мне был приличный в этот раз, приятное голубенькое платье и выглядела я достаточно пристойно. Я не стала задерживаться и внимание привлекать, а сразу направилась к типу, что сидел в углу, за столиком, спрятанным за декоративным огромным колесом от телеги.
Когда я впервые обнаружила, что Лану повязали, а ее дом пуст, там я и встретилась с этим мужчиной, ему где-то четверть века на вид, вид он имел залихвастский, у него не хватало переднего зуба, носил он дорогую замшевую куртку, кепи, а туфли смазывал кобольдовым жиром. Представился он мне как Бен. Сейчас, при виде меня, он быстренько смахнул в свою сумку какие-то украшения, что рассматривал на столе, отложил лупу и, лихо свесив на затылок кепи, улыбнулся, сияя дыркой в ряду зубов
- Вы-таки вернулись? Чем могу служить, синьора?
Я не стала спрашивать, кто такая синьора, а сразу перешла к делу.
- Вы знаете, что я пришла за Ланой. Вы должны помочь мне вытащить ее.
Бен скорчил на секунду задумчивое лицо.
- Если не с вами мы вчера играли в карты, то вряд ли я успел вам что-то задолжать. Ближе к делу, цыпа, ты пришла просить, так проси.
Я в раздражении стукнула кулаком в стену, едва сдерживая себя и прошипела сквозь сжатые зубы.
- Не надо злить слугу Господа и повторять вчерашнее. Это из-за Вас и Ваших людей она сейчас за решеткою! - я ткнула пальцем в Бена. С тех пор, как я стала проклятым оборотнем, стало трудно сдерживать свою ярость, но я старалась. Мужчина спокойно на все это посмотрел и отрицательно помахал трактирщику, обратившему на нас свой взгляд, мол, "все в порядке, ерунда". Потом он перевел свой смешливый взгляд на меня.
- Цыпа, мы твою подружку не заставляли легавым попадаться с горой порошка на руках. Она сама сгорела на деле, нас всех подставила, центряк накрыли, это не мы ей, а она нам должна была, сечешь? Но мы с ней разбежались по-хорошему. Насколько с твоей подружкой вообще можно разговаривать. Базара нет, варит она как надо, но в остальном... В общем мы с той кралей дел больше не ведем и никогда не вели, сечешь? Оттарабанит она десять лет, вернется добропорядочным членом общества. - щербатый снова улыбнулся - А мы своей дорожкой пойдем, неровной. И вот когда все утряслось, тут появляешься на сцене ты, цыпа, и начинаешь мутить воду. Так дела не делаются и долгов у меня перед тобой нет. А теперь проси или проваливай. - он посерьезнел на последней фразе и голос у него стал жесткий. Но что мне жесткий голос?

Я подумала и сказала.
- Мне надо попасть в ту тюрьму, где держат Лану. Подскажите как мне туда попасть и как можно выбраться, у Вас наверняка есть какие-то особые ходы, преступные, чтобы из таких мест сбегать. Больше я ни о чем не прошу.
Бен посмотрел на меня с жалостью, как на круглую дуру. Потом сказал:
- Отчего бы не помочь симпатичной девушке в беде? Смотри, напротив этой харчевни козырек, там всегда пара легавых трутся, у них там пост. Подходишь, обзываешь как-нибудь, можешь в репу дать, если наглости хватит или лучше по шарам. Еще попробуй табельное оружие у них выхватить, это они не любят. Нападение на служивого при исполнении - впаяют от полугода до пяти, далеко не повезут, а кроме "Света Арисфея" тут больше чалиться негде. А тайные ходы - это мы тебе уже потом расскажем, в тюрьме, там с тобой свяжутся. Удачи, цыпа. И я тебе крайний раз говорю, преступников тут нет. Мы бизнесмены и марку блюдем. - отвернувшись от меня, Бен полез рыться в сумке, показывая всем видом, что разговор окончен. Я посмотрела на него с неприязнью и недоверием. Вот уж ему-то я бы точно в репу треснула! Но так поступать не по-божески было и я, вздохнув, встала и пошла прочь.

Охранники и правда стояли напротив таверны, о чем-то разговаривали и смеялись. В такой погожий денек они совсем не обращали внимания на прохожих. Увидев, что я целеустремленно двигаю к ним, они прервали свой разговор и воззрились на меня, но идти навстречу не стали, ждали, когда я подойду. Я подошла и осмотрела их внимательно. Один был с усами и пониже, другой высокий и худой, как жердь.
- Вы похожи на у... уродов! - выкрикнула я поганые слова, в душе моля прощения у Господа, после чего низкого охранника ударила в лицо, целя пониже каски, чтоб кулак не отшибить, а длинного пнула между ног. Никакой гамбезон не защитит от удара оборотня и длинный охранник горестно сложился пополам, а усатый отлетел назад, зажимая окровавленный нос. Мне было так их жалко! Я сразу пожалела о своем дурацком поступке и хотела извиниться, я поняла, что есть другие способы попасть к Лане, но тут мне на голову опустилась дубинка пришедшего в себя усатого и я потеряла сознание. Мои приключения начались.

Прошло пять дней с той истории с охранниками. Суд оказался быстрый - я была никому не нужна. Только мне и оставалось, что "нет", да "нет" повторять. Не судима. Родственников живых нет. Злого умысла не имела. Нет, господин судья, больше не повторится. И так далее. Держали в темнице при угловой башне у стены. Бен ни разу так и не появился. Я много успела тогда передумать, о своей жизни, о поступках и выборах, о Боге. Когда сидишь на дубовой койке, или, как их тут звали, "шконаре", смотришь в решетчатое окошко под потолком на луну, много мыслей идет в голову. От части хочется выть, от части просто грустно. Главное, что избавится от них сложно, молитвы помогали, но мне было трудно молиться, после всего, что со мной случилось весной. Спать тоже было трудно, кошмары не унимались, мне не хотелось спать и я боялась сна, ходила всегда с мешками под глазами. В зверя не оборачивалась, кажется, никто даже и не понял, что я оборотень была. Простая дурочка, блаженная. Говорили со мной мало, только под руку брали и таскали везде. И вот, спустя пять дней, я попала туда, куда хотела - за бревенчатые стены, в мир несвободы.

Мне тут даже продохнуть не давали, все были требовательные и суровые. Видела я начальника тюрьмы, но мельком, он лишь взгляд на меня бросил из своего окна на третьем этаже крепости, когда меня вели по двору. Меня определили в третью женскую камеру. Началась моя невольная жизнь.
Внутри в тюрьме было не так просторно, как я думала. Стояли разные бараки, углубленные в землю, там даже летом было прохладно. Один был большим дровяником, другой прачечная, туда воду подводили от ручья, третий кухней со столовой. Отдельно стоял собачатник, лай оттуда не умолкал ни днем ни ночью. В древней крепости размещались только камеры заключенных и помещения для служивых.
Одежду мою у меня отобрали. Выдали юбку-пиджак, рубаху, платок на голову, все серое, затертое, из грубой, некрашеной ткани. Дали постельное белье, белье нательное. Дали деревянные кружку и ложку. На складе управлялась всем маленькая нимфа, она тут неуместная казалась, как цветок среди помоев, порхала и щебетала что-то, но не отпустила меня и сопровождающего, пока я закорючку пером не оставила в бумаге. После этого мой путь лежал в камеру.
В крепости было ужасно. Было холодно и сыро, я сразу почувствовала, как легко здесь подхватить чахотку или еще чего. Из забранных железом окошек вечно дули сквозняки. И воняло, воняло немытыми людьми, болезнями, человеческими отходами, пропавшей едой, кислятиной пропотевшей одежды. Мой чувствительный нюх захлестнула волна противных запахов, мне даже дурно стало и скрутило всю. Я нескоро смогла заставить себя идти. И стало понятно, что привыкнуть к этой вони окончательно не получится уже никогда. Мне хотелось выть от этого.

Камера была большим пространством, посреди которого стояли двухэтажные деревянные полати. Рассчитана она была на восемь-двенадцать десятков людей, если на каждые полати по двое-трое класть, сейчас же и сорока не было - мне повезло. В стене, ведущей наружу, было три маленьких окошка, в двух боковых стенах - проходы, красиво выложенные камнем. Из одного вонь была особо нестерпима - там находилась уборная. Из другого доносился методичный стук - там была комнатка отдыха. Стены в коридор не было, там были решетки и такая же, решетчатая дверь, все было на виду, не скроешься. Под средним окошком стояли обычные дубовые одноэтажные шконки - это было особое место, для избранных людей. Для главной по камере и ее приближенных.
Людей внутри было мало, несколько человек, четверо, как раз, были у освещенного "пятачка", расположились на кроватях, замолчали, когда меня ввели в камеру и поставили лицом в сторону коридора, а дверь в камеру закрыли. Я сразу, с первого взгляда, поняла, кто тут старшая - мне даже нюха волчьего не надо было, чтобы вычислить альфу. Не самая здоровая, а была тут в компании огромная лысая орчиха с буграми мышц, не самая наглая - другая плюнула на пол и на меня уставилась недобро. Нет, главную отличал уверенный взгляд и искреннее внимание ко мне. Видно было, как она разгадывает - кого к ней привели и легко ли со мной будет. Я знала - нелегко и она, кажется, тоже это сразу смекнула. Но виду не подала, кивнула одной своей собеседнице, та встала и пошла ко мне.

Это была молодая женщина с милым лицом. Платок она повязала совсем как в храме, отчего мне сразу как-то чуть светлей на душе стало. Она подошла ко мне, заглянула в глаза, которые я в пол убрала.
- Ну, будем знакомиться?
Она провела меня на мою койку, показала где все есть, какие тут порядки. Все заключенные работали в это время, в камере остались лишь "блатные" и прочие такие, так что времени у нас на поговорить вышло много. Я старалась говорить мало о себе, мне неприятно это было, а Марта, та женщина, что встретила меня, тянула и тянула всякое. Как меня зовут, откуда я, за что сижу, много ли родственников, образована ли. Все это с участием таким подавалось, но что-то мне не нравилось в ее запахе. Вообще, все эти арестанты, самые разные, у них у всех что-то одно было, какой-то запах общий, а какой - я понять не могла. Так что я отвечала, но неохотно, меня сильно в первый день не трогали. К главной по камере подвели, познакомили, та тоже вопросы задавала. Ее звали София Артуровна. Орчиху звали Барра, наглую все почему-то звали Васян. Знакомство с местною элитою состоялось.

Я подготовила свою кровать и вскоре ударил колокол. Прошло время и застучали ноги в грубых башмаках, в камеру стали входить одна за другой арестантки. Одна остановилась в проходе и уставилась на меня. Это была низкая полугномка с огненно-рыжими волосами и загаром от больших очков, которые она часто носила, чтобы защитить глаза от всяких порошков и прочего. Она засверкала глазами и, подпрыгнув в воздух, словно преследуемый заяц, устремилась ко мне. Я лишь успела слезть с полати, когда ее руки обхватили меня так крепко, что чуть не раздавили всю. Силы в ее ручках было ой как много.
- Огня стог башня над зарею! Над зарею с молчаливой горой! - произнесла она. Я счастливо уставилась вниз, на нее, обнимая в ответ.
- Я тоже тебе рада, Лана.
Так и состоялась наша встреча. Но это было лишь начало приключений.

Жизнь в тюрьме оказалась непростая. Я не думала против всех вставать и строить из себя всякое, я была всю жизнь послушница и слушаться умела, проблема другая была. Когда люди попадают в тюрьму, они меняются. Проходит время и они понимают, что это их новая жизнь и их суть новая, они арестанты. Кто-то ломается, кто-то жестокий становится, но всем надо измениться. И местные это очень хорошо знают, они встречают и помогают каждому занять свое место. Кто-то - опущенная, безвольная служка, кто-то - простая заключенная, кто-то с претензией на хлебосол. А есть такие, кто отказываются в новую жизнь вступать, живут прошлым и мечтами. Я вот не думала долго в тюрьме оставаться и по мне видно было, что я не собираюсь вживаться в новую свою суть. А значит - против порядка и понятий, значит человек неприятный и опасный. Старшие верили, что это пройдет, что мне "обломают клыки". И их миссия - поспособствовать обломанию всячески.

Тебе нельзя быть просто самой по себе и вне всех. Прежде всего в тюрьме есть семейничание. Женщины живут семьями, обычно по три-четыре человека - это значит они объединяются, вместе делят харчи, распределяют наряды по камере, помогают друг другу и общаются. Вне семей, бирюками, живут совсем сумасшедшие или изгои, им плохо. Меня приняли в семью Ланы, но лишь постольку-поскольку я с ней общалась. Это были две женщины, тоже гномки, их звали Альва и Гулла, в прошлом наемницы, они были любительницы выпить и побалагурить. Они были хорошие, но меня не очень любили, я была для них "слишком стрёмная", что бы то ни значило (точно имелась в виду не моя красота, они были не из "этих") и они говорили, что от меня несёт псиной. К Лане у них было особое отношение, им нравилось звать её к себе и разговаривать с ней, не понимая вообще, что она говорит. Они приняли ее к себе, как землячку и считали полностью своей, к землячеству в тюрьме вообще особое отношение. Они были шумные, вульгарные, любили подгорные песни на своем, горловатом языке.
Несмотря на развязность манер и поступков в работе и быте у них была строгая дисциплина и великое трудолюбие. Вставали они рано, мыли все тщательно, никогда не меняли дежурства на продукты. Работали они на малой солеварне тут же, на территории колонии, получали за это какие-то деньги. По каким-то их личным понятиям о близости, они решили, что должны принять меня в "семью", если я такая большая подруга Ланы. Я не стала отказываться, но теперь мне тоже приходилось работать наравне с гномками. Меня не взяли в солеварни и хорошо, мне было жалко кожу рук, от соли она быстро сохнет и трескается, но в прачечной, куда я попала, было не лучше. Я была не против работы, но это отнимало много сил и времени и у меня меньше было возможности думать о побеге.

Тебе нельзя быть самой по себе и это касается не только семейничества. С первого же дня мне пришлось бороться за свои права. Я не хотела конфликтов, но женщины провоцировали меня то тут, то там, "проверяли на вшивость". То заберут одеяло, пока я работала, то скажут пересесть за крайний стол, освободить занятое место на обеде. И так везде, постоянно, спуску не давали, покусывали, как собаки корову. Нужно было не сдаваться, не "бычить", а отвечать сообразно своему месту. Это было трудно, очень трудно, но после того как я стала мерзким оборотнем, мне проще давалась агрессия. Я быстро получила репутацию "бешеной собаки в шкуре ягненка", которая мычит, мычит и резко вызверится, а это плохая репутация, со мной трудно иметь дело. Бешеных собак всегда решали на живодернях. Драка у меня была всего одна, за этим старшие следили строго. Одной фигуры орчихи Барры над спорящими хватало, чтобы они притихли и разошлись по углам. Драки старшим были не нужны. Я, похоже, тоже, но мне было плевать на это. Я думала, как мне выбираться отсюда с Ланой.
Я знала, что у меня будет один шанс. Если не выйдет, то нам с Ланой резко станет хуже. Нас переведут в особые места, не столь отдаленные, где и охрана другая и содержание карцерное. Моя природа вскроется, а на оборотней особая клетка, где только выть и остается. Сама бы я легко выбралась отсюда, но что делать с подругой? Еще и плохо было, что я совсем не понимала, как правильно убегать. Я вот, например, пересчитала охранников во дворе и на вышках, узнала, где хранят ключи от камер. И что теперь, что мне делать с этим знанием? В историях герои всегда сразу знали, как им поступать, как подкоп рыть и прочее такое, а тут я даже не соображала за что подступиться. Лучший вариант был, я считала, что я просто в волка обернусь, Лану на загривок себе посажу и ускачу, как в старой сказке. Но через забор я с таким грузом не перемахну, надо ворота открывать или что-то такое. Кроме того, Лана днем сидела на третьем этаже крепости, где располагались кабинеты начальства, химичила чего-то для них, возвращалась только вечером, я же сидела в прачечной. Как нам объединится, чтобы вместе сбежать? Охрана на третьем этаже жуткая, я знала точно. Если бежать ночью, то надо было как-то выбраться из камеры для начала.

В общем пока я размышляла, усердно работала, старалась поменьше задираться с сокамерницами и по вечерам учила гномьи песни даже не зная их слов, на слух. Я слышала про то, что главную собаку потрепали в питомнике, мне это все равно было, тихо бежать я не планировала, а в прямой драке любой такой шавке до меня-волчицы далеко. Но было интересно, кто теперь новый вожак у них будет, я слышала, что Васян большая поклонница была подпольных ставок на собачьи бои, это мне по секрету Альва рассказала, она сама ставила пару раз, но поняла, что там сплошные подлоги и жульничанье. Она не верила, что Царя просто так потрепали, скоро новый этап боев, кому-то многократный чемпион помешал, вот и приплатили стражницам, чтобы сломали псине лапы. Я сердцем чуяла, что все не так просто, но ничего не говорила, это все было мне не важно.

Однажды ночью мне, как обычно бывало, не спалось. Шептал ветер в решетчатом оконце, лунный свет, рисовавший картинку на холодном полу, бередил мне душу, я тихонько лежала и думала о своем. Старшая с Мартой вышли из комнаты отдыха, продолжая что-то бурно, но тихо обсуждать. Мне хватало моего звериного слуха, чтобы разобрать если не все фразы, то их обрывки. Через неделю готовилась большая проверка в колонию, как бы втайне, но все уже про нее знали. Приезжали люди издалека, обмен опытом или что-то, какая-то политика. Стражницы будут на ушах, гряли перемены. Все это звучало очень плохо. Мне следовало поторопиться с действиями.

Прошла еще пара дней. Я трудилась с утра и до вечера в прачечной, крутила ручку деревянной машины, замачивала, сыпала щелок и поташ, тяжелый труд отуплял меня и выматывал, уже не хотелось никуда бежать, только придти и лечь на полати. Я чувствовала, как ежедневная рутина засасывает меня и смешивает дни в беспросветную кашу из которой не выбраться. Это было куда хуже, чем в монастыре, распорядок и правила держали людей в узде лучше всяких запоров и клеток. После работы меня еще ждали наряды, где приходилось вкалывать наравне с гномками. Еды не хватало, я сметала свою порцию не глядя, бегала глазами, ища еще. Альва получала посылки с гостинцами, "подогревы", иногда подкармливала меня полосками сушеного мяса и кусочками сахара, белого диковинного лакомства, которое я видела впервые. Я понимала, что время уходит, но отчего-то никак не могла решиться. День за днем внутри меня натягивалась невидимая струна и я не знала, что будет, когда она оборвется, не хотела проверять. По вечерам я разговаривала с Ланой. Она изменилась и сильно, но была все так же весела и приветлива, кажется, что тюремный быт мало затронул ее нрав в отличие от работы на преступников. Я ощущала, что она совсем забыла про Господа и как-то ожесточилась внутри, стала взрослей. Я пробовала спрашивать ее, что она делает для тюремного начальства или что она делала для Сентериса, но тут даже мои навыки общения с безумным алхимиком подводили меня и я тонула в непонятных словах.

И вот, очередная ночь не могла принести мне спокойного сна, я лежала, глядя в потолок, а в голове витали образы, пели тихие, несуществующие звуки, словно я была в грезах или под дурманом. Спал, кажется, весь мир, кроме меня, даже яркая луна, набирающая силу, скрылась под покрывалом облаков. В темноте постоянно раздавались звуки, кто-то кашлял, кто-то шевелился, иногда вскрикивали, говорили, причитали неразборчиво. К вони в камере я притерпелась, но нюх у меня отбило на неделю, а то и больше, я была уверена. Все эти препятствия не дали мне вовремя почуять опасность, услышать шебуршание подо мной. Когда я заподозрила что-то странное внизу и развернулась посмотреть, что творится на шконке Ланы, я лишь успела заметить резкое движение темного силуэта. Кто-то подошел к нашим нарам и уверенным движением воткнул что-то в тело гномки. Все происходило тихо, оттого казалось нереальным, даже мои волчьи глаза не могли разглядеть лица напавшего. Лишь тихий чавкающий звук погружения заточенной стали в мягкое тело. И еще. И еще. Настолько ужасно, настолько неожиданно! Я остолбенела, не в силах пошевелиться. Лишь после третьего удара я, не соображая, отчаянно махнула кулаком, попав поганому убийце по голове. Его словно огрели мешком, голова мотнулась, ударилась о кроватный столб, напавший грузно осел на землю, я от удара свалилась с шумом на пол, на не мешкала ни капли, а налетела на гада с кулаками, била его по голове снова и снова. От шума люди проснулись, кто-то попытался разнять нас, но я ничего не соображала, может отвечала, может кричала, я видела только искровавленную голову перед собой, которую я продолжала месить в кашу. Сильный удар ногой сбоку снес меня на пол, я постаралась вернуться, но меня обняли крепкие руки, чьи-то глаза настойчиво вставали между мной и врагом. Я не сразу поняла, что это Гулла, что она мне что-то говорит. Ее слова с трудом проходили сквозь шум крови в ушах, она хлестнула мне пощечину, потом еще одну, встряхнула и только тогда я разобрала, что она говорит.

- Лана умирает!

Я огляделась безумным взглядом, едва понимая, где я и что вокруг. Люди столпились перед моими нарами, их держала на расстоянии Альва, о чем-то спорила с Баррой. Немало надо иметь внутренней силы, чтобы спорить с орчихой в два раза выше тебя! Два стражника, совершавших обход, боролись с замком на решетках, чтобы войти внутрь и навести порядок, София Артуровна спешила к ним. Я перевела взгляд на кровать, где лежала Лана и все прочее перестало для меня существовать. Я видела достаточно ранений, чтобы понять, что дело плохо. Ее глаза были широко открыты, почти закатились, руки беспомощно гуляли по груди, кровь пузырилась под ними, пузырилась и во рту, ночная рубашка вся была темная от крови, как и постель. Меня повело, в глазах потемнело и я схватилась за кроватный столб. Мне усилием воли пришлось отвести взгляд от жуткого зрелища, чтобы собрать мысли. В голове бесконечно витало "За что, Господи?" и "Что мне делать?" Ответ словно родился сам собой, словно шепот ветра заговорил моими губами.

- На третьем этаже лекарства.

Я посмотрела на Гуллу, та на меня. Не нужно лишних слов, просьб, увещеваний. Это гномы, женщина лишь коротко кивнула в ответ и развернулась к стражникам. Альва тут же оказалась рядом. Военной выучки им было не занимать, два коротких, почти синхронных удара по мужскому достоинству - и стражники, так толком и не понявшие, что происходит, осели знаками вопроса на пол. Гномки уже внимательно осматривали коридор, у них не было зрения оборотня, но было полно опыта военного дела в узких, темных пещерах. Я бережно, словно ребенка, взяла на руки пронзительно сипевшую, задыхающуюся Лану и рванула к лестнице наверх. Я даже не посмотрела на сокамерниц, на Софию Артуровну и прочих, мне было все равно, я ощущала, как с кровью подруги безнадежно утекает время. Мне было даже плевать сейчас, что сталось с нападавшим и кто это был. Одно слово - ублюдок, а остальное неважно.

Охранники у лестницы уже получили свое от наемниц. Один дрых на посту, отчего получил удар дубинкой по шлему и отключился, второй отходил в сортир и на выходе из него его настигла резко хлопнувшая по носу дверь. Альва и Гулла показывали все, на что способны. Пока мы обходились без жертв среди охраны, но так не могло продолжаться вечно, лично мне сейчас было плевать на чужие жизни, я просто порвала бы зубами любого на моем пути. Раздался мерзкий звон набата. Наш побег был обнаружен, скорее всего какой-то магией. Я буквально взлетела по винтовой лестнице наверх, опередив гномок. У проема никого не было, но вдали показались бряцающие на бегу фигуры. Я рванула к ним навстречу, спеша обогнать их в гонке до лаборатории Ланы. Но где была эта лаборатория? Мне подсказал запах, пронзительно кислая вонь химикатов. Не замедляя бега, раскачавшись, я буквально бросилась в дверь спиной. Раздался жуткий треск, то ли двери, то ли моего хребта и я упала вместе с ошметками запора на застеленный чем-то мягким пол. Прочертила попой след, не выпуская из крепких объятий подругу. В коридоре слышался шум, а я бегала глазами по шкафам и полкам с бесконечными склянками. Будь они даже подписаны обычно, я бы не разобралась, что мне делать, а тут еще и подписи были Ланы, то есть понятные только ей самой. Я была в беде и не знала, что делать дальше.

В коридоре творился хаос не меньший, чем в моей голове. Гномки бились как... как гномки. Уперто и усердно. Тяжело сражаться с наседающим врагом, когда нет желания убивать и вообще возможности нету пнуть лишний раз поверженного, когда отовсюду сыпятся удары и только остается огрызаться хорошим хуком или коронным приемом "прямой в бубенец". Альва уже получила несколько ударов дубинками по голове и широким плечам, держалась она исключительно  на гномьем упрямстве, Гулле досталось меньше, пострадали пока только ее руки, которыми она прикрывалась. Женщинам было не отвлечься и они не могли увидеть катящуюся под ногами бутыль. А я увидела. Словно ветерок шепнул мне в ухо, заставил повернуться, а чуткий нос уловил за запахом Ланиной крови, заполонившим все, чью-то тоненькую нить, мелькнувшую и пропавшую. как призрак. Я увидела, как среди толкущихся ног катится темное стекло и что-то меня толкнуло туда, не давая дважды подумать. Хотя что это могло быть кроме Божественной воли, право слово! Я выскочила наружу, буквально вытолкнула одного из стражников, схватила бутыль и взрыкнула:
- Все внутрь!
Дважды повторять не пришлось. Пара хороших финальных тумаков, совместное усилие и дверь плотного дерева глухо закрывается, придавив стражнику сунутую впопыхах ногу. Еще бы, попытайся остановить тиски, что затягиваются в шесть неслабых рук! И вот, засов опущен, гномки придвигают массивный стол к двери, чтобы сдержать охрану снаружи, а я, зубами вытащив пробку и разорвав мешающие, окровавленные одежды на щуплом гномьем теле, поливаю опасные раны неизвестным снадобьем.

В дверь колотят. Сначала ногами и телами, потом, спустя пару минут тишины, ее сотрясает жуткий удар. Принесли какое-то бревно или еще что-то. Мы были в ловушке и лихорадочно соображали, что делать. Альва и Гулла искали подобие оружия и чем можно укрепить дверь, проверяли крепость решеток на оконце, бросали взгляды на Лану и меня, не отвлекали. Я следила, как затягивались на глазах раны, как успокаивалось дыхание подруги, не веря такой удаче, гладила ее лицо и молилась как только могла, капая слезами и не слыша удары в дверь. Было не передать мое счастье, когда Лана открыла глаза и огляделась, не пытаясь шевельнуться.
- Стог морры, огонь в келье. - слабо произнесла она, сжимая мою руку. Я, капая на нее слезами, сжала руку в ответ.
- Все хорошо, воробух, мы тут чуть побуянили, но все будет хорошо. - "воробухом" я звала иногда подругу за встрепанную от очередных алхимических опытов прическу.
Лана приподняла голову, огляделась, обессиленно уронила голову обратно. Но ее голова уже соображала, крутя непонятные никому шестеренки.
- Три по пять семантия на городовом поле. И шесть на четыре, обеденный колчан.
- Три по пять? Три по пять, три по пять... - я не знала, что такое "семантия", но бросилась искать нужное зелье. Лана давала указания, слабо водила рукой, Альва и Гулла благоразумно не мешались нам, передвигая один из шкафов под дверь, по которой все так же раздавались удары и слышался жуткий треск.

Наконец, набрав штук семь зелий, я вернулась к Лане за дальнейшими указаниями. Два из них я дала ей выпить, это было что-то дающее энергию и лечащее, три убрала гномкам про запас, а оставшихся два...
Следуя инструкциям, я отошла и сильным броском расколола сначала одну склянку о стену, потом вторую. Стена издала сильный запах, потемнела, но на этом было все. Еще одну склянку я разбила прямо об ковер и он тут же начал темнеть и дымиться. Наемницы с удивлением смотрели на меня, а я грустно вздохнула и принялась спешно раздеваться. Уже через минуту в комнате стояла крупная волчица, что было встречено большим количеством гномьих восклицаний, среди которых не было приличных. Лана нисколько не удивилась, она знала о моем изменении, хоть и не видела такого превращения вживую, забралась мне на загривок, прижалась ко мне всем своим щуплым телом. Я же вдохнула раз, другой и бросилась прямо на стену, вызвав еще один поток гномьих восклицаний. Стена, как и было обещано, расступилась, обдав, почему-то, жаром и нас встретил воздух свободы на уровне третьего этажа крепости.
Говорят, кошки всегда падают лапами вниз. Я сейчас была как та кошка и грузно, хоть и старательно тихо, плюхнулась на холодную землю, отбив себе все лапы. Лана от удара соскочила с меня, ее отбросило в сторону, пришлось ковылять к ней, чтобы подобрать снова, а в это время сверху приземлилось еще два тела. от увечий их спасло лишь то, что с этой стороны первый этаж почти весь врос в землю и было не так высоко падать. Но, кажется, Альва повредила себе ногу и сейчас беззвучно орала одними губами и материлась, пытаясь встать. Наконец, наша калечная команда была готова двигаться дальше, но тут наемниц ждал еще один сюрприз. Вместо того, чтобы направиться прямиком к частоколу, я с Ланой на плечах свернула в сторону. Гномки переглянулись, но решили, что спорить сейчас не получится ни со мной ни с Ланой, а довериться нам все же стоит. Мы как черная тень и два пухленьких призрака на Самайн пронеслись по кусочку открытой местности от старой крепости до приземистого здания, откуда раздавался неугомонный лай. Везде царила суматоха, бегали стражники, звенел набат, пылали факелы и яркий свет с главной вышки цеплял то один участок поля, до другой. Частокол был похож на праздничный торт, весь в факелах, как свечках, стражники на вышках вооружились странными артефактами для поимки беглецов. Мы чудом избежали внимания и прижались к холодной стене, я поскребла в нее, тихонько поскуливая и повернулась к Гулле. Потом повторила свой жест. Та сообразила и медленно вытянула два зелья, аналогичных тем, что помогли нам выбраться из лаборатории. Взглянув на частокол и переведя вопросительный взгляд на Лану, она получила отрицательный кивок головы и, больше не сомневаясь, разбила зелья о стену питомника для собак.

Пробравшись внутрь, мы огляделись. Это была одна из клеток, в данный момент пустовавших, в самом конце здания, крупный вольер на несколько питомцев. Я усилием воли перекинулась обратно в человека, это требовалось мне чтобы хотя бы подлечить больные после падения ноги. Все еще не до конца придя в себя, я объяснила приходящим в себя после зрелища превращения волка в человека гномкам:
- Зелье работает только на камень, через частокол не перебраться. Нам надо передохнуть здесь и решить, что дальше.
- Авар не ломает пни леса. Долгие стога, огонь зари. - подтвердила слабым голосом Лана. Ей все еще нужно было время, чтобы тонизирующее зелье заработало в полную силу.
- Нечего ждать - стукнула кулаком в ладонь хромая Альва - найти трех стражников пониже ростом и переодеться в форму. Подойдем к воротам, а там прорвемся, ты, волчара, справишься и так.
Я не стала обижаться на "волчару", а лишь коротко кивнула, я была уверена, что одна легко покину эти негостеприимные места. Но мне отчего-то не нравился план Альвы, казалось, что все не может быть так просто и нас ждет какая-то беда. Пока мы просто переводили дух, как вдруг со стороны крепости раздался сильный взрыв со странными звуками, словно шутихи полыхнули, а поверх них маг наколдовал шумных чудес, свистящих, ухающих и гудящих. Взорвалась лаборатория, где я разбила напоследок склянку и все труды Ланы вылетели с огнем, отвлекая на время стражу.

Когда удалось передохнуть, отдышаться и оглядеться, стало понятно, что в псарне необычно спокойно. Я никогда не думала, что прямо всех собак выгоняют на поиски беглецов. Альва стонала и оглядывала ногу, Гулла осторожно проверяла выход в коридор. Было удивительно, как такая крупная в теле женщина умудрялась быть такой тихой и незаметной среди стен каземата. Я посмотрела на то, как стена, выглядевшая разрушенной и осыпавшейся, начинает моргать и рябить в глазах, словно тебе попал солнечный зайчик, хотелось отвести взгляд. Через мгновение она стала выглядеть цельной и монолитной, не подкопаться никак. Я потрогала холодную кладку, проверяя увиденное. Зелье не должно было так делать, оно должно было пропустить нас сквозь камень как сквозь вату, оставив их нетронутыми в сути и в виде, а тут ерунда случилась непонятная. Но там, где Лана, удивительное происходит на каждом шагу. Я склонилась к ней и заботливо осмотрела. Лана выглядела слабой, но огонек вернулся в ее глаза и те стреляли влево-вправо в неуемном любопытстве. Кажется, пока ее жизни ничего не угрожало. Ее раны, покрытые запекшейся кровью, выглядели внешне ужасно и мне совсем не хотелось лезть в них грязными руками и проверять, зажили они или нет. Вроде бы новых алых ручейков не видать было. Лана поглядела на меня в ответ.
- Стог огня, колос ладит с веретеном, кумачовые туманы летят против ветра.
Я лишь кивнула в ответ. Все действительно шло кувырком. Я сказала, взяв подругу за руку и положив свою ладошку на ее ладошку, как в детстве.
- Я вытащу тебя, пшеница зари.
В ответ она внезапно сжала мою руку сильнее и заглянула жаждуще в мои глаза.
- Отвернись от громкой метелицы. - попросила она меня серьезно. Не борется больше с метелью в окне.
Это было неожиданно. Уж на что я порченный была не человек, даже и не человек уже вовсе, но я думала, что "Сентерис" закалил Лану, я знала, что она не чуралась преступления и не закрывала глаза на чужие грехи. В заключении мы говорили мало и непонятно, но я уяснила, что зелья, которыми она занималась, нужны были для мерзких, греховных нужд. А тут она искренне, с болью в глазах просила меня обойтись без жертв. Что ж, я была уже достаточно взрослая, чтобы посерьезнеть самой. Я дала обещание:
- Я не могу обещать обойтись без убийств, колосок, но я обещаю избежать их сколько выйдет. - я сжала ей руку в ответ. Я увидела по глазам, что мои слова не погасили беспокойства подруги, но ничего большего я ей пообещать сейчас не могла. Кто знает, сколько людей пострадало от взрыва? Сколько погибнет после? А когда я волком стану? Я ушла от ужасной тропы бесконечной охоты, но я не могла контролировать себя во втором обличье. Без крови в этом случае не выйдет. Я понимала, что мы затеяли плохое и это не игра, что пройдет и злодеи будет наказаны, мы берем грехи на душу. От грустных мыслей меня отвлек шум в коридоре. Я испуганно огляделась и поняла, что обеих гномок-наемниц рядом с нами нет. Я поспешила в коридор.

Гулла оттаскивала два тяжелых, облаченных в форму тела прочь из коридора, Альва, шипя, помогала ей, сколько могла. Подойдя, я увидела, что это стражницы, скорее всего они охраняли псарни и решили невовремя возвратиться. Перенеся их в клетку для собак, Гулла споро прикинула длину рукавов и талию, а потом принялась стягивать сапоги с одной из неподвижных охранниц. Я спросила:
- Они мертвы?
Гномка глянула на меня непонятно как-то и отвернулась обратно к своему занятию. Альва присоединилась к ней, продолжая поток затейливых ругательств на чужом языке. Наконец, раздался ответ.
- Не, дышат. - еще пауза, наполненная работой рук, споро снимающих одежду - У ворот сущий бедлам. Будет трудно. Спроси у своей ушибленной подружки, может чего подскажет. Надо решать быстро. Мы с Альвой готовы хоть сейчас на прорыв.
Я растерянно смотрела на них, я просто не успевала за их действиями и мыслями, но собралась, задумавшись сама. Тут-то я и почувствовала что-то необычное в местной псарной вони. Теперь, когда кровь подруги не забивала все вокруг своим сладким и жутким ароматом, я осознала, что среди собак затесалась необычная гостья, от которой у меня сразу порычать захотелось. Оборотень, лиса, молодая, сильная. Она была тут недавно совсем, не успела расставить отметин по углам, запах был поверхностный, от шерсти и сена, не от камней и железа. Но запах сильный и наглый, она тут сразу как хозяйка себя повела. Вот и думай теперь! Я сразу почему-то подумала, что это и есть убийца, которая Лану ножом истыкала, но поняла, что это ерунда была бы. В общем, от такой находки хорошего ничего ждать не стоило и помочь сбежать нам сейчас она никак не могла. Пока гномки переодевались, пытаясь влезть в форму, я отправилась обратно, в клетку, где лежала Лана.

Я коротко объяснила ей ситуацию и она задумалась. Это удивительный был взгляд, словно она прямо сразу все в уме представляла и как-то все соединяла и разъединяла, чтобы найти решение, такая работа дюжая читалась в ее потерянном зрении. Наконец, она вернулась в бренный мир из своих мыслей и сказала:
- Броле.
Я уставилась на нее непонимающе. Нет, слово-то я поняла, я не могла взять в толк к чему она ведет.
- Обратно? Куда обратно? Зачем?! - я, спохватившись, понизила голос, поняв, что меня могли услышать, но уж больно трудно было сдерживать себя.
- Каппелан стучит броле. Я ценю колпак.
Я совершенно не понимала, причем тут начальник, видимо, она имела в виду начальника тюрьмы. Но даже если поверить Лане, что у нее есть план, то как мы попадем на третий этаж, когда вокруг такое творится? Ладно, это мы как-нибудь удумаем, вздохнула я. Ничего лучше у меня в голову не лезло и я криво усмехнулась.
- Все же ты чокнутая, ты в курсе, подруга? Идти сможешь?
Она кивнула и медленно встала. В это время к нам зашли две женщины и сердце поначалу ёкнуло у меня в груди при виде стражников, а потом я вздохнула, поняв, что это наемницы. У нас вышло короткое, но эмоциональное обсуждение прекрасного плана, полетов с третьего этажа ради ничего, а также умственных способностей моей подруги. Цензурных слов там было мало, в основном мои, так что повторять его будет трудно. В спор вмешалась Лана. Она сказала, умудрившись разрезать полотно оскорблений:
- Копарь ночной стог. Копарь и печалимся. - все замолчали, сбитые с настроя и толку.
- Че? - поинтересовалась Альва.
- Она говорит ударить меня и сваливать. - озадаченно перевела я, не понимая и не осознавая этих слов. Гулла весело хмыкнула.
- Вот это верно. Ладно, нечего сусолить. - я успела заметить резко вылетевший мне навстречу кулак, но отреагировать нет. В голове будто разорвало что-то и в глаза зарябили звездочки. Пока я приходила в себя и боролась с желанием вцепиться в ненавистную плоть и порвать обидчицу, мои руки скрутили, согнув меня чуть ли не пополам, рядом, прихрамывающая Альва так же, но бережней, скрутила Лану.

- Потопали через черный. Двигаемся быстро и уверенно. - кивнув друг другу, две переодетые охранницы с двумя якобы заключенными повели их обратно, в тюрьму. Я пыталась подстроиться в широкий шаг Гуллы, семеня в неудобной позе и думала, что ситуация вся эта мне жутко не нравится. И еще я подумала, что надо бы пересечься и разобраться с этим таинственным оборотнем раньше, чем она разберется с нами. Прислушиваясь к лаю у главных ворот мы снова выскользнули в ночь. Кажется, никто не обращал на нас внимания.

Незамеченный нами лаз на свободу так и остался в холодной псарне, ожидая своего времени.

Наша компания поднималась по узкой винтовой лестнице, оставив валяться на ступенях позади пристукнутых охранников, когда случился большой взрыв. Мы с наемницами посмотрели друг на друга, потом все вместе на Лану, но без слов было понятно, что никто из нас не ведает, что случилось. Во время взрыва нас приподняло и опустило, словно мы стояли на мягкой земле, а не плотных камнях древней крепости и, внезапно, с грохотом обрушилась часть перекрытий над нами. Неважно, что это было, но на лестнице совсем небезопасно стоять было. А куда деваться? Наверх, как мы думали, теперь не выйдет. Первой, конечно же, сообразила Гулла, поднялась повыше, ловко, как и повадно гному, взобралась на камни в пролом рядом с обрушенной частью лестницы, оглядела тот хаос, что, судя по звукам, царил снаружи.
- Ворота рухнули. - сказала она сосредоточенно. Я хотела было подпрыгнуть весело, что моя миссия так проще стала, а Гулла даже не думала пока слезать, продолжала глядеть внимательно, где охрана, что еще сломалось, как нам выбираться. Альва сзади вдруг подала голос.
- Что вы тут делаете?

Я спешно обернулась на чернеющий проход на второй этаж, ожидая плохого и увидела к удивлению своих сокамерниц, орчиху Барру и еще две женщины из пошивочного, с которыми я не очень общалась. Они явно были сестры, похожие друг на дружку. Все три были с железками и дубинками охраны в руках.
- А вы? - спросила вместо ответа орчиха своим грубым голосом.
- Валим отсюда. - сказала спустившаяся с дыры в стене Гулла. Вы с нами?
Барра молча кивнула за всех. Сестры за ней только переглянулись и тоже не подали голоса.
- Через главный плац опасно, собаки свихнулись, охрана стреляет по каждой тени. Идем до псарни, там пробуем добраться до ворот вдоль частокола. Возражения? Бегом марш.
Стоило ли говорить, что нам с Ланой больше не было смысла и нужды изображать пойманных заключенных. В третий раз за эту ночь мы помчались по маршруту замок-псарня. Я поддерживала подругу, которая выглядела неважно, несмотря на принятые зелья, и молилась Господу за удачное завершение этой авантюры.
- Взрывы - ваша работа? - спросила орчиха на бегу. Она поминутно отплевывалась и тяжело дышала, что-то с ней было не так.
- Последний - нет. Что с остальными из камеры?
Орчиха сплюнула и коротко ответила, сосредоточившись на беге.
- Ссут.

Наша заметно подросшая компания пробегает открытое место. Мы не уходим от взгляда закона - сзади кричат, за нами снаряжается погоня. Охранники не рискуют, собираются большой группой, уже поняли, что нас голым нахрапом не возьмешь, сейчас уже речь была не о лишнем сроке за попытку побега, это вопросы жизни и смерти решались. Выстрел из арбалета стукнул о стенку рядом, у меня даже не было возможности и времени испугаться. Мы один за другим вломились обратно в пустые помещения, провонявшие псиной, перевели на мгновение дыхание, собираясь с духом. Вдоль лагерного частокола мы были как мишени, самое сложное впереди. Но тут, бледная Лана стучит меня по плечу, привлекая внимание.
- Что случилось, воробух?
Псарню повредило взрывом, но она устояла, здание приземистое, прочное. Однако одна из плит отошла и из-за нее дует, свистит холодный, свежий воздух, это и заметила моя умная подруга. Я окриком привлекаю внимание, подхожу ближе. Это потайной ход, сложный механизм нарушен, но усилиями меня и орчихи удается сдвинуть дверь. Остальные пробегают вперед, в темноту, первыми идут привычные к такому окружению гномки. Я провожу пальцами по камню, чувствуя под подушечками следы чужих когтей. Кто бы ни была она, этот оборотень, она тут изрядно постаралась за столь короткий срок. Я была уверена, что мы с ней еще свидимся и постаралась получше запомнить отдающий тайною запах. Бряцанье доспехов снаружи псарни дало мне очнуться и я поспешила прикрыть за собой дверь, сколько мне позволяли мои звериные силы, а потом направилась по совершенно черному коридору, внезапно ощутив полное одиночество, ведь остальных не было видно совсем. Сердце мое трепетало от ожидания грядущего, от захватывающего побега и нашей удачливости.