Стоял чудесный, теплый и мягкий сентябрьский день. Имирово солнышко только начинало забираться вверх по небосклону. Я сидела у окошка махонького в своей келье, ушивала подрясники, болтала ногами на высоком столе и пела. Я пела не потому что мне нравилось мое занятие, шитье всегда жутко скучное было, я просто представляла, как я жгу всякое, например вот эти самые одежды, которых очень много тут было, пол был завален монастырскими одеяниями и у меня много работы было до вечера. Но я не переживала, ведь скоро ко мне придет новый монах этот по имени Давид и будет снова рассказывать всякие истории и учить меня. Я так замечталась, что даже отложила иголку и наперстник свой деревянный и в окошко мечтательно выглянула, вздохнув и подперев голову.

Я уже служила Господу в этом монастыре два года и хотя тут всякое приключалось, мне было невыразимо скучно прям, у меня тут почти не было с кем поиграть и жечь ничего нельзя было. Я поначалу много плакала, потому что родители меня не навещали и вообще мне тут не нравилось, но сейчас я как бы и смирилась, вот только со скукой ничего поделать было нельзя. Монахи успокоение в каждодневном труде на славу Господу находили, а я трудиться не очень хотела, мне бы больше сжигать всякое зло и я пробовала, но меня тут быстро отучили так делать. Я им наверное беспокойства много добавляла и меня часто запирали в келье, не выпуская, но мне это все все равно было.

А недавно совсем у нас тут новый монах появился, именем Давид, он совсем не такой был как прочие и интересный, статный такой и он рассказывал много историй всяких занимательных как он ради Бога зло всякое побеждал, только они конечно сказочные были, эти истории, но такие чудесные! И он их рассказывал так, что не оторваться было вовсе. И вообще он со мной много времени проводил и не просто вредно поучал, как остальные, а общался и спрашивал, будто я тоже взрослая, это приятно было. А еще, что гораздо важнее, он к огню моему относился совсем по-другому, он его уважал и ему понравилось, когда я гору листьев старых сожгла в мгновенье ока, они все прогорели, все, даже те, что в глубине были. Меня тогда настоятель из окна отчитал, а Давид только улыбнулся тогда. Вот такой он был замечательный! Он обещал мне показать трюки с огнем и уже один важный показал, а еще он говорил, что это все не ерунда и мне все эти мои навыки помогут в служении Господу. Он много говорил такого, что даже голова кругом начинала ходить от его слов. В общем я очень ждала, когда он явится, хоть и как-то волнительно было.

Погруженная в мечты, я взяла иголку в руки не глядя и конечно же тут же укололась, для меня боль всегда приятная очень, поэтому я сразу руку не отдернула и укололась сильно, кровь потекла по пальцу и я тут же его взяла в рот, чтобы не закапать ничего. И надо же было случиться, что именно в этот момент заскрипела дверь в мою келью. Я почему-то с испугом обернулась, но увидев знакомую крупную фигуру Давида, обрадовалась и схватила на радостях подрясник и конечно сразу же его кровью уделала! Руку отдернула, но было поздно, пятно уже видно было на ткани. В общем так неловко я и встретила монаха в своей келье.
https://forumupload.ru/uploads/0001/31/13/2406/857092.jpg

Я когда увидела монаха, вскочила радостно и конечно же про укол свой забыла, за что сразу же получила замечание, очень справедливое. Брат обо мне всегда заботился и я его старалась не разочаровать, конечно, но не всегда у меня получалось, иногда даже мне специально хотелось шалить с ним рядом, не знаю почему. Но я заулыбалась в ответ на слова о "задаче". Я любила, когда мне миссию давали важную, это не просто было "Напиши сто раз молитву Отцу нашему Небесному" или "развесь бельё", а всегда что-то особое и увлекательное. Я закивала сильно-сильно головой и постаралась серьёзною стать, только глаза заблестели. Когда Давид ушел, я подрясник вместо того, чтобы замочить с поташом, просто бросила под койку, потом, всё потом! Я наскоро собралась и, оглядевшись в коридоре, выскочила наружу, в чудесную осень.

Было совсем не холодно и я с удовольствием вдохнула свежего воздуха после душной кельи. Я поспешила туда, где должен был меня ждать брат. Конечно, мои занятия с огнём настоятель и монахи не одобряли совсем, поэтому мы такими делами занимались в нашем, условном месте. Я поспешила, постоянно поглядывая по сторонам, прочь от деревянного сруба кельи, мимо старого, замшелого колодца, мимо каменного круглого в основании двуэтажного здания, где жил настоятель и ученые монахи. Я обошла его не с парадного входа, а с обратной стороны, по маленькой тропке и свернула в лес, что начинался сразу в двадцати шагах отсюда. Там были укромные места, где монахи могли отдохнуть от мирской суеты и побыть наедине с любимым Господом. Вот только грот, куда я спешила, никто обычно не занимал, он в отдалении был от хоженных троп, хотя знали о нем все. А главное, если дым небольшой, грот его развеивал своим нависающим потолком и его не видно было совсем. Я очень гордилась, что сама показала это место Давиду в нашу третью встречу, а он уже сам придумал, что здесь можно жечь всякое и учиться огню и прочим знаниям Богоугодным. Он очень умный в этом был, да и вообще умнее самого умного монаха из местных.

Я когда к месту подошла, сразу увидела кучу всякого и поняла, что ее жечь надо будет, только не знала, зачем всякие такие штуки жечь. А Давида я не сразу увидела, он каждый раз меня удивлял, в любой тени мог будто невидимый становиться! Вроде бы он просто стоял спокойно у стеночки грота, а я его совсем не видела, пока он шаг вперёд не сделал. Ну и он мне объяснил, что это вещи плохие, из дома колдуна, а я только слушала, кивала и переживала, получится ли у меня всё это сжечь, хотя, обычно, у меня проблем с этим не было никаких. Наконец он сказал всё это и я вздохнула глубоко и немножко судорожно, боясь приступить. Наконец, посмотрела на груду вещей, прикрыла глаза, как Давид учил меня, а потом, выпучив глаза, вперила свою руку раскрытой пятернёй в тёмные вещи. Бах! Из руки со звуком вылетел сноп огня, едва лизнув вещи, они чуть-чуть занялись, а вот моя бедная рука загорелась вся, до запястья! Но я быстро и умеючи, не в первый раз, охватила её рясой, потушила и, стоя вот так, чуть скрючившись, посмотрела в глаза Давиду и улыбнулась со смешком, как бы извиняясь и говоря "упс". Мне было совсем не больно, даже приятно, но я руку осмотрела, чтобы проверить, что ничего страшного и встала во второй раз.

Со второго раза я руку вперять не стала, а вытянула медленно и сосредоточилась на ней. Секунду концентрировала на ней внимание, а потом, помявшись ногами, нерешительно, спросила у Давида.
- Добрый брат, а нас настоятель не заругает? Вы тут столько всего для этого дела приволокли, Вы наверное рисковали очень, вещи тёмные в святое место нести?
Мне не жалко было, если меня поймают и выгонят, я о Давиде беспокоилась. Наконец, постаравшись выкинуть всякие лишние мысли из головы, я обратилась к куче, выставила в третий раз свою руку, блеснула янтарно своими глазами и поток огня из руки загудел жутко и окутал всю кучу, моментально спалив дотла все тряпьё и бумаги, оставив после себя только пылающие деревяшки. Я восторженно и довольно посмотрела на Давида и подпрыгнула, засмеявшись и хлопнув в ладоши.
- Видели, видели, да? Как я их сразу, ух! Так будет со всем Злом на этой грешной земле! - наставительно обратилась я к горящему костру и наставительно и показушно пальчиком ему погрозила.
https://forumupload.ru/uploads/0001/31/13/2406/857092.jpg

Я слушала брата внимательно и внимала каждому слову, ведь это было не просто учение скучное о Божьем устройстве мира или как распевы знаменные учить, Давид говорил то, что я давно чувствовала, он обличал в слова горящее у меня в сердце с детства знание. Мне трудно было усидеть на месте, так мне здорово было это слышать. Я болтала ногами, но не от игривости, а от переполнявших меня чувств, от чувства важности звучащих слов, самого этого момента, будто мне сокровенное знание доверили, которое маленьким детям не говорят, а только взрослым. Будто бы и мягкое осеннее солнце стало ярче в моих глазах, а лицо брата налилось цветом. Я ожесточенно кивала головой и руками иногда двигала, сжав кулаки. Да, вот так! Я поделюсь своим пламенем со Злом и оно не устоит, как вот эта куча, тлеющая посреди.

Глупая, я увлеклась своими мечтами о том, как я сжигаю всякое Зло и монстры, злодеи, гады всякие, они ничего мне сделать не могут, только щерятся злобно и скалятся, боясь ко мне подойти, а я стою в сиянии и сзади меня добрые люди сплотились под моею защитою, а мудрые драконы летают в небесах и кивают головой своей шипастой, признавая мою силу и мощь. Распаленная словами, я так замечталась, что перестала на чуть-чуть слушать брата и удивилась, когда он меня за руку взял. Он завел новую речь, непонятную мне, про "иные средства". Ну то есть по отдельности все его фразы мне понятные были. И про сильную душу и про оружие в борьбе со Злом, ведь огонь мой, он хоть и Богоугодную натуру имеет, а только перекликается со злым огнём, которым всякие чернокнижники пользуются. Тут важно, как его применять, это я знала. Но понимание речи пришло ко мне только когда он мне руку исцелил и рассказал про магию жизни.

Я знала, что кровь - это река жизни в нашем теле, а главное самое в телесном - это сердце, двигатель крови и жизни, потому что оно с душой перекликается, и когда душа у нас трепещет, сердце тоже ёкает, это я хорошо всё знала. А когда человеку плохо, душой или телом, это всё в крови можно узнать, по цвету и прочему, так у нас лекарь делал в деревне, а больным еще и кровь иногда пускал, чтобы лечились быстрее. Так что это понятно было. Но мне другое непонятно было, я задумалась, глядя на свою руку, внимательно разглядывая затянувшиеся ранки, даже пальцем потерла в удивлении место, где была ранка приятная. Я сказала Давиду:
- Это же светлая магия еще называется, да? Нам про неё на уроке рассказывали, а еще бабушка говорила, как светлый маг дедушку лечил, он так же руками поводил и у дедушки жуткие гнилые раны от тёмного меча затянулись.  Добрый брат, но я совсем не понимаю, причём тут злые существа. И как такое можно будто оружие использовать? Если только других воинов лечить. Или можно как бы противолечить тоже, чтобы раны делались? Но ведь у мертвяков всяких восставших крови нет, а у вампиров и прочих злыдней она порченая вся, это сработает? - я спрашивала и спрашивала и болтала, потому что тогда я не умела останавливаться вовремя, а потом до меня дошло, я аж глаза разинула и рот и сказала удивленно:
- То есть я так тоже смогу? Я тоже могу людям раны затягивать? Это ух, как здорово! Вы меня научите, научите, научите, да? Покажете всё, добрый брат? Я Вас очень-очень прошу.
https://forumupload.ru/uploads/0001/31/13/2406/857092.jpg

Отредактировано Анастасия (20-09-2020 19:27:19)

Я слушала брата очень внимательно и внимала каждому слову, если бы ученые монахи, что мне буквы писали, увидели мое прилежание, они бы обзавидовались черной завистью! И пусть себе завидуют, что толку от этих букв, морока одна и чернокнижие, а тут, здесь и сейчас, Давид мне самое важное объяснял, что мне в жизни пригодится. Я не знала, как выразить ему свою признательность, как еще сказать ему спасибо.
- Сейчас просто поверь мне, прошу тебя.
Я подошла ближе и сжала ненадолго его грубую, большую руку, заглянула снизу вверх ему в глаза.
- Я верю Вам, брат Давид, верю как никому другому. И всё сделаю, что Вы скажете. - мне стало немного неловко от такой глупости, что я сказала и я, отвернувшись, отбежала опять в сторону, присела на камешек.
День был теплёнький, но в гроте так и стояла стылая свежесть, ее не могли выдуть отсюда лучи солнца или порывы ветерка с запада. Рассказы Давида про жутких орков и прочее зло словно нагоняли на меня еще озноба. Было так трудно поверить, что прямо сейчас где-то там, за высокими горами, про которые я читала только истории из Священных книг, далеко отсюда зло прудится и плодится, целые города мертвецов и стойбища черных тварей-орков, больше похожих на порченых животных. Сколько работы там чистым душам, сколько огня потребно извести! Но я снова начала отвлекаться на свои мысли и брату пришлось чуть-чуть голос повысить, чтобы напомнить, что он мне важное говорит, я чуточку покраснела, с камешка вскочила и принялась делать, как мне брат Давид говорил. Мне действительно хотелось согреться и я все прилежно выполняла. Так прилежно, что аж натужилась ртом и глаза выпучила! Голова у меня аж гудела от усилия, только все это усилие было неправильное и ничего у меня не получалось. Я, глупая, сосредотачивалась совсем не на том, чтобы кровь услышать и пользоваться ей научиться, а просто усилие гнала себе по рукам и телу, надеялась, что что-то произойдет. Пришлось Давиду терпеливо и кропотливо объяснять мне, что я делаю не так, успокаивать меня, целые игры придумывать, чтобы я услышала свою кровь и к ней обращаться могла. Даже когда я глупая была и простейшие вещи не соображала, он на меня не злился и ругал только по делу. Это все помогло мне понять важное, мне не нужно сразу чрезмерно пыжиться, чтобы родить из себя великую магию, достаточно и капельки для начала, Давид меня не бросит, не уйдет, не накричит, как ученые монахи, что я несмышленая и неусидчивая. Он будет со мной столько, сколько нужно, он меня не бросит. "Он меня не бросит" - одной этой мысли мне хватило, чтобы наконец сообразить, как ухватить ниточку до магии, что тлела глубоко у меня в сердце, питая это вместилище души грозной силой. Через свое пылкое сердечко я достучалась до крови.

Солнышко уже давно поднялось и, любопытное, бросало лучи света сквозь кроны деревьев в наше убежище. Я уже давно без всякой кровавой магии вспотела от усилий и пыхтения, но вот, наконец-то, мне удалось собраться, замереть, в очередной раз слушая гулкое биение и шум, похожий то ли на звуки под водой, то ли на шелест ветра. Это моя жизненная, светлая энергия бегала по трубочкам, насыщая все тело, очищая его, даруя тепло и ласку. Я не стала пытаться вгонять энергию в эти потоки, а подчинилась неуемному биению, лишь короткими, плавными толчками, подталкивая его в нужную сторону. Это как на качелях качаться! Если на качели будешь дрыгаться во все сторону, то только глупо запутаешься, надо усердно и аккуратно толкать себя вперед и назад, вперед и назад, тогда все и удастся. Вперед - назад, вперед - назад. Я так увлеклась раскачиванием своих сил, что перестала обращать внимание на жар, поднявшийся в голове, руках-ногах. Жар, пылал, разгораясь, он уже обжигал меня, а мне только в радость это было. Я осознала, что делаю, только когда от волос запах неприятный пошел. Я резко остановилась и оглядела себя пылающими от энтузиазма глазами, я сказала, сама не веря, что у меня все получилось:
- Брат Давид, я вся словно горю!
Стоило мне это сказать и лишенная контроля энергия вдруг излилась неостановимым ручьем и вытекла сквозь мои руки потоком огня. Я сама не знала, как это вышло! Я едва успела отвести струи огня вглубь пещеры, чтобы они опалили стенки, оставляя на них черные следы копоти, неразличимые в темени грота. Я посмотрела на новые ожоги на моих руках и шлепнулась устало прямо на камни грота, чувствуя себя истощенной. Эта магия далась мне большим внутренним усилием и много потребовала! Я устало улыбнулась и гордо, с благодарностью, взглянула на своего наставника:
- У меня получилось, добрый брат, получилось, да? Давайте, что дальше делать будем. - хоть я и устала, я чувствовала, что готова дальше постигать такую удивительную магию. Я не думала совсем о своей безопасности
https://forumupload.ru/uploads/0001/31/13/2406/857092.jpg

Я слушала затаенно, забыв об усталости и вытирая пот со лба, лишь присела опять на камешек, меня как-то озноб одолел немножко. Мне не очень понравилась мысль, что надо тело свое остужать, я его больше греть любила, а остужать - это почти что смерть настоящая выходит. Но я доверяла брату Давиду и поняла о чем он говорит, я слышала, что монахи в горах на востоке могут свою температуру понизить и пережить самые жуткие холода, энергию в себе всячески крутить, могут природу познавать и всякое прочее, а южные монахи тоже себе сердце почти останавливают и могут в гробу под землей годами живые быть. Очень полезное умение! Спряталась среди вампиров и ждешь, когда они все ночью из гробов полезут, они даже не поймут, что ты живая, если ты себе тело охладишь. А ты - раз, раз - и огнём их! Здорово! Я опять замечталась и чуть не пропустила слова брата, ему их повторять пришлось. Я закивала головой в ответ. Очень хитрый план у зла!
Я понимала, что такое, когда силы все на ерунду потратишь, а истинное зло упустишь. Это как на рыбалке было неделю назад. Я раков пошла сетью тягать и вся умаялась, поймала раков целое ведерко, только они все мелкие были. А Лана на берегу помогала и когда все в другое место пошли, а я ведерко домой понесла - оказалось, что за полверсты отсюда раки в два раза крупнее водятся! Все наловили и их потом хвалили, а на моих раков никто и смотреть не хотел. Так что я осознанно головой кивала, с пониманием.

Мне было приятно, когда брат мне помогал и руки мои перевязывал. Я совсем не чувствовала боли, только приятную щекотку и болтала с Давидом про раков, добро и зло. Он почти всегда был очень серьезный и говорил о страшном или важном, с детьми говорить не умел совсем, но мне все равно интересно было с ним. Все же я попросила брата Давида отлучиться, мне нужно было до кустиков добежать, а потом, он, кажется, вспомнил, что пора было кушать, ему самому словно и не надо было есть, вот что значит, когда человек пост блюдет, о еде совсем не думает! Он мне надавал всякие важные наставления и отпустил с Богом. Я чуть ли не летела обратно до монастыря, чтобы поесть, даже запнулась один раз, потом еду быстро в рот побросала. Была моя  очередь на кухне дежурить, мыть тарелки и всякое такое, но я сменялась с одной старшей девочкой на ночную смену в клиросе послезавтра и задерживаться не стала, а пошла искать брата Давида. Наконец, мы снова оказались вместе под сенью грота, только солнце уже не припекало, а ласково грело и пахло надвигающейся ночной стылостью. Эта обещанная прохлада помогала мне сосредоточиться на моем новом задании.

В этот раз я была умнее и осмотрительнее. Мне уже легче было сконцентрироваться на биении своей крови, ее течении, ее бесконечной жизни, питающей нас и дающей нам силы. Я все никак не могла понять, как можно вложить силы в крови и сделать ее холоднее. Ведь если подкинуть поленья, то костер можно только разжечь, а никак не наоборот! Я, не понимая, что от меня требует брат, снова начала раскачивать энергию в крови, только медленнее, стало теплее, задорнее, гулче забухало сердце. Мне это нравилось! Только делу никак не помогало, мне наоборот нужно было. Пришлось остановиться, снова посидеть на камешке, потому что усталость в этот раз сильнее навалилась. Мне пришлось рассказать брату Давиду про то, как я себе качели представляла и что чувствовала, когда кровью управлялась. Он мне объяснил, что надо делать, что надо попробовать качели не разгонять, а наоборот, тормозить. Ведь можно ногами упереться в землю, чтобы остановиться, а можно телом тоже дрыгать, чтобы качели сами останавливались. Я попробовала. Снова приходилось сливаться с биением крови в теле, это уже почти обычное дело было, потом новое пришлось делать - учиться чувствовать естественное биение, не разогнанное, слиться с ним. Как бы качаться на качелях, но не ускорять их. А потом успокаиваться, успокаиваться. Кровь хочет прокатиться волной - а я ей "спокойней, милая". Главное было не перестараться! Я не понимала, выходит у меня или нет, я же не могла себе лоб пощупать. Но тут на плечо легла тяжелая мужская рука, вмешиваясь в мой транс и я поняла, что хватит. Я с трудом вышла из этого состояния и стала глубоко дышать, меня била дрожь и озноб, по телу катились капли пота. Вроде и не делала ничего, а так худо!
- Я справилась? - тихо спросила я, ища рукой камешек позади себя, чтобы сесть и вдруг поняла, что меня ведет, а глазах темнеет. Я перестаралась с магией, не ощущая отката, и теперь использовала чуть больше сил, чем у меня было. Очнулась я уже сидя на холодном камне грота.
- Мне нехорошо, добрый брат. - горестно пожаловалась я, пытаясь встать.
https://forumupload.ru/uploads/0001/31/13/2406/857092.jpg

Как обычно, брат Давид с заботой, но без лишних церемоний помог мне, постелил циновку, чтобы лежать было удобно, хотя я лежать совсем не хотела, но усталость действительно скопилась в моих руках и ногах, они приятно ныли. Я лежала, пила тёплый отвар и болтала ногами, но когда брат Давид завел речь про дух и тело, я ногами болтать перестала, а слушать стала внимательно.
Нам, ученицам, постоянно вещали ученые монахи про душу, дух, сердце, тело, про все эти вещи, как мы все связаны с Господом, как частичка его живет в каждом из нас, как жить надо правильно и все такое прочее. Но у них всегда это непонятно выходило в объяснениях, было много слов умных и фраз, вроде "Вы это поймете, когда ваше сердце просветлеет и вы обретете веру", или "Вырастете и осознаете", или "Молитесь и понимание снизойдет до вас". А я не хотела ждать какого-то там момента, зачем вот мне это сейчас говорить, если все равно непонятно? В общем когда много слов умных, особенно в книжках, то это верный знак того, что это какая-то бессмысленная заумь и все. И я постоянно видела, как ученые монахи сами нарушали, что говорили, например, посты не соблюдали, пили сидр, любили деньги и все такое прочее. Поэтому для меня вдвойне важно было услышать брата Давида, я надеялась у него истинное знание о душе и Боге обрести. Он говорил слова приятные, захватывающие и пугающие одновременно. Говорил о жутких лишениях, я вообще не могла себя представить слепой, это же ужасно! Со злом не повоюешь и жечь уже почти и нельзя будет. Калекой стать - это хуже смерти, я считала и очень-очень не хотела, чтобы брат Давид мне такое сейчас говорил, я даже уши закрыла. Но он все равно говорил, видимо решил, что это очень важно, даже если неприятно слушать. Я все же уши разлепила и какое-то время лежала молча в прохладе грота, слушая, как поют птицы и стрекочут кузнечики в траве. Наконец я спросила брата Давида:

- Добрый брат, у меня вопрос такой глупый есть, извините меня, грешную, а как вот я добро отличу от зла? Я прежде чем сюда попала, сожгла дом нашим соседям. Они плохие люди были! - я рассказала историю про соседей, как они деньгами кичились, милостыню не давали и проходя мимо моей матери плевали под ноги.
- Я сожгла им дом, чтобы они тоже не привязывались ни к чему, чтобы поняли, что деньги - это что приходит и уходит, а только меня все судили за это и даже мама плакала сильно прежде чем отдать меня в монастырь, она говорила, что я "пропащая", а я до сих пор не понимаю, почему! Я уверена, что добро совершила, а все вокруг говорили, что зло, но они не понимают. не понимают! - я даже встала, забыв о своей слабости и зло топнула ножкой.
- И пускай не понимают, но мама-то ведь моя - не злая, она добрая, пусть меня и не любит совсем, но она не увидела добра во мне и зла в соседях наших. Так вот, добрый брат, ты - я сбилась в речи своей и перешла на "ты", хотя, конечно, позволить себе это сознательно не могла никак - говорил про ошибки, вот я и боюсь, что тоже однажды, как моя мама, перепутаю зло с добром, а добро со злом. Я исправлю это, если перепутаю, честное слово, но как мне их обратно распутать, как осознать, где добро и где зло? Как убедиться? Я вот всегда совесть свою слушаю, но я не всегда уверенная, что она мне правильно подсказывает и я... - я замялась и потеребила свою одежду по оборкам - я иногда тоже как бы не очень совесть слушаю, если яблоки чуточку своровать надо из монастырского сада или с Вами время наедине провести.
Я не боялась в своих грехах признаться, мне нечего было скрывать перед братом Давидом, я доверяла ему во всем.

- А вот еще интересно, эта магия кровавая, она может помочь твердость духа обрести, про которую Вы говорили? - еще спросила я интересное мне у монаха.
https://forumupload.ru/uploads/0001/31/13/2406/857092.jpg

Отредактировано Анастасия (31-10-2020 15:53:54)

Добрый брат мне подробно все рассказывал, размеренно так, с учительской нотой. Он старался все показывать на сравнении, это было очень здорово и интересно, и про лужу, и про грибы, и про камни с ножиком. Мне так нравилось гулять с братом Давидом по осеннему лесу! Пинать сухую, шуршащую листву под ногами, дышать свежим, обещающим ночную прохладу воздухом, вести разговоры о добре, зле и неизбежной, обязательной, трудной, но сладкой победе над ним! Я даже забыла о своей чрезмерной усталости, что затаилась внутри меня после отдыха, только сладко зевала иногда, когда особенно внимательно слушала мужчину. Мне было очень легко представить, как сладко я буду спать ночью, несмотря на все эти жуткие разговоры про борьбу со злом.
Но несмотря на такие подробные объяснения, я плохо понимала доброго брата, а его сравнения всякие только путали меня еще больше, кажется. В голове моей оседала всякая глупость, что зло, оно из-за колец бывает или как так у брата ловко с камнями вышло, надо было самой попробовать. Я не совсем недалекая была, понимала, о чем он на самом деле вещал, но уж слишком сложно это было для меня. Опять началось всякое это "потом поймешь", "это сложно очень" и другие отговорки, а мне хотелось здесь и сейчас чтобы понятно все разъяснили. Но я не стала расстраиваться или обижаться, я доверяла брату Давиду и знала, что мне только подождать еще немножко надо и он действительно все-все мне объяснит, как добро от зла отличать.

Когда монах мне дал слово, я только зевнула широко и сказала:
- Большое спасибо за поучение, добрый брат, Вы все здорово рассказали, про зло и наказание и про моральный кодекс, только я не уверенная совсем, что он у меня есть, я его такой не писала. Мне только подумать немножко надо над всеми Вашими словами, а то они плохо в голове у меня укладываются, мешаются друг дружке, она у меня маленькая, им там тесно.
Кажется, брат Давид понял, что я устала очень за этот бурный день, у меня даже вылетел из головы мой вопрос про крепость духа, что я раньше задавала. Отвар, что монах дал мне, помогал мне держаться на ногах, но вот мысли держать в кучке все сложней было. Добрый брат положил свою руку мне на плечо и сказал свое напутствие крайнее, а после мы вышли из темнеющего, жутковатого леса и отправились почивать.
Зайдя у себе в келью, я сонно спихнула ворох белья, что так и не дошила, с грустью подумала, что следующие две ночи мне придется совсем мало спать из-за ночного бдения в клиросе, своего и о котором договорилась с девочкой. Я сначала думала, может добежать до подруги, мне с ней нельзя было делиться подробностями того, как мы с братом Давидом магию учим и прочее всякое, но все равно мне поделиться чем-то с нею очень хотелось, слишком много у меня впечатлений было. Но усталость взяла свое и я плюхнулась на свою жесткую койку лицом вниз. Казалось, что так я сейчас и усну без сновидений, но через пару минут я все же не выдержала шума множества мыслей в моей голове и улеглась поудобнее, бродя взглядом по потолку.
От мыслей о моем будущем, призвании и Предназначении становилось так захватывающе! Я возвращалась снова и снова к сегодняшним урокам в Божественных силах, в кровавой магии. Так здорово было управлять своим телом, а ведь где тело, там удастся, глядишь, и духом управлять, кто знает, на что такая магия способна. Я подумала, что стоит попробовать сейчас себя охладить, чтобы успокоить и ко сну привлечь. Я помнила строгое наставление брата под конец нашей встречи, что без него не пытаться магию пробовать, но я решила, что совсем чуть-чуть, капельку так сделаю и все.

Я сосредоточилась, как ранее и опять начала себя остужать и остужала так, качая качельки, остужала, пока и не задремала, несмотря на напряжение, фокус свой сбила. От этого происшествия, сила вдруг заструилась по венам, обжигая их и излилась из меня огнем опять! Я срочно вскочила с горящей кровати и привычным делом схватила ведро для умывания, расплескала его по койке. Не в первый раз со мной было похожее, но раньше казусы случались оттого, что я огнем неумело пользовалась, а тут непонятное было и страшное. Я измочила свои рукава, чтобы затушить и их, после чего, вздохнув, кое-как развесила почерневшие тряпки, надеясь, что никто не видел сполохов пламени в мутном окошке. Выбрала белье из столь удачной неподшитой кучи рядом, застелила прямо на топчан и со вздохом улеглась, чувствуя, как от магического напряжения, усталость меня сковывает ужасно. Я провалилась в жуткие сны, полные мучений и страстей. В кошмарах мне отчего-то виделся брат Давид с жуткой ухмылкой и с полыхающим сзади огнем, а еще виделись лужи свежей, ярко-алой крови, брызжущей из меня.
Проснулась я совершенно разбитой. мне было тяжело открыть глаза, в них словно насыпали толченого стекла, режущего все под веками. Голова раскалывалась, это было не больно, но все равно неприятно, я не могла думать прямо, только увилками. Весь день слабость и заторможенность преследовали меня, я получила нагоняй от толстого монаха-учителя Всеобщего, но вяло среагировала, чем, кажется, удивила его. С Давидом я виделась за насыщенный день всего немножко после обеда, я не могла держать от него тайны и рассказала, как вчера пробовала новую магию без него. Он пожурил меня отечески и сказал, что обсудит произошедшее со мной потом. Вечером я дошила кое-как белье, свою старую простынь пустила на тряпки и отдала девчонкам на кухню. В клиросе ночью я откровенно спала, с трудом попадая в текст и тон молитвы. Но к следующему утру, несмотря на короткий сон, я начала потихонечку входить обратно, в насыщенную монастырскую жизнь. С Давидом нам удалось поговорить всерьез только через три дня после этой встречи.
https://forumupload.ru/uploads/0001/31/13/2406/857092.jpg