Я - дите Нового Мира. Я еще помню рассказы ветеранов, обычно это были просто свидетели и очевидцы Апокалипсиса, они рассказывали чудеса о старой жизни и ужасы о тех днях, когда все закончилось, я слушала внимательно, сидела на бетонных плитах Базы, ела печеную картошку и думала о всяких глупостях. Они, люди прежней эпохи, умирали от Болезни, от "чумы старого мира" по одному, кого-то Господь прибирал к своим рукам раньше, кого-то позже. Они были нужны ему на небесах, а мы, дети Нового Мира, служили ему здесь, в Городе и на Базе, в Светящемся Лесу и на Топлянице, это огромное болото, залившее северную половину Города. У нас всегда было много работы и я с детства всегда всем и во всем помогала, потому что каждый день работы каждого из нас отдалял Тень Старого Мира. Мне никогда не нравилась моя доля, которую мне называли вокруг, чтобы я работала в Благом Поле и рожала детей, не потому что я эгоистичная была, а потому что я так слишком мало пользы бы принесла Новому Миру, я, конечно, знаю эту поговорку, что "тысяча капель пота стоит капли слез, а тысяча капель слез стоит капли крови, а тысяча капель крови стоит одного дня без Тени Старого Мира над нами", но только я с детства считать умела и поняла, что я лучше капли крови буду тратить, чем пот. Но меня все равно не слушали, только наш старейшина Комунны, добрый дедушка Клир, он отправил меня учиться и я тогда перестала бегать по базе и ничего не делать, а начала учиться, а когда мне стало десять, я еще начала на Благое Поле ходить, чтобы помочь там с урожаем. Я училась читать и писать, учила Закон Божий и все-все сто двадцать одну молитву Милосердному Господу. Я учила историю Старого Мира и не могла закончить удивляться людям его. Я училась как ткать холст и заготавливать мясо. Я учила окрестные Земли и людей и не людей, заселяющих их. Я училась даже как стрелять и механике и другие занятия из списка "Десяти дел Старого Мира", только там я плохо все учила, потому что  постигать их могут только те, чья вера крепка, словно сталь, а я такое боюсь.

Когда мне было шестнадцать, я не смогла зачать ребенка. Я очень старалась и я делала это с парнем, его зовут Андрей, он симпатичный был и старше меня, только грубый прям очень и я его не сильно любила и он меня наверное не очень сильно любил и поэтому у нас, я думаю, ничего и не получалось целый год, а известно, что Господь дарит детей тем, кто любит друг друга сильно, а потом еще год я старалась с другими разными мужчинами, но ни одному из них я не стала новой женой, хотя мне хотелось бы стать четвертой женой дедушке Клиру. Но в восемнадцать лет, когда я два года не смогла зачать, я была признана с Печатью Старого Мира и меня тогда дедушка Клир взял с собой в Крестовый Поход.

Обычно у женщин с Печатью Старого Мира судьба очень тяжелая, потому что они рожать детей не могут и им приходится за этот грех работать трижды постольку, сколько работают остальные женщины. Они никому не принадлежат и они по любому слову мужчины отправляются работать туда, где тяжелее всего, а если два мужчины хотят распорядиться женщиной с печатью, то они сами это решают и ее не спрашивают. Есть, конечно, такие женщины, что с печатью, но все равно почти не работают, но это те, которые очень-очень красивые и мужья у них сильные, они не хотят, чтобы такая женщина свою красоту рано на работу растратила. Я же такой не была и никому не была нужна женой, но мне кажется, я все равно дедушке Клиру понравилась, я с ним последним пыталась делать детей, поэтому он меня в поход взял. Но так думать грешно, ведь я все же полноценной послушницей была и умней чем многие другие и выучилась хорошо в школе, хоть я в Университет и не могла пойти.

Крестовый Поход - это когда много людей, обычно мужчины с оружием, книгами, товарами и хоругвями, садятся в ездеходы и едут в них в другие Земли. Они долго едут, потому что иногда дороги есть и туда уже ездили, а иногда и нет совсем и надо топорами работать и просеки делать или гати стелить. Там мы несем свет Истинной Веры и берем с собой новых людей и скарб их, мы проповедуем и рассказываем о Тени Старого Мира, что висит над нами всеми, мы встречаем иногда Искаженных и потерянных для людей, тех, кто отрастил себе внешние или внутренние уродства, если можно, мы боремся с ними огнем и мечом, а если они под защитой простых людей, то стараемся оберечь тех от опасности скверны Заражения Семени. Мы меняем товары или забираем часть вещей у заблудших и недостойных, скупаем женщин без печати на рынке и везде, везде несем Веру и Господа. Мы рисуем карты и бережем их пуще своих глаз, потому что в Новом Мире карты дороже людей и чистого зерна, дороже, чем любые золото и алмазы во времена Старого Мира.

У нас на Базе остались немалые запасы Масла Старого Мира, на котором ездят ездеходы. Мы растим ездовых быков им на замену, но пока это очень сложно и они медленные, года три назад мы купили других животных, которых в тех краях звали "лошадьми", но у нас они через год погибли от неизвестной хвори, "Тень Старого Мира забрала их", так сказал дедушка Клир. Мы покупаем Масло у тех, кто не ведает его важности и наши ездеходы часто встречают благоговейным трепетом, как и должно быть перед теми, кто ходит под сенью Господа. У нас есть три малых ездехода и три больших, все они снаряжены оружием и защитой, один большой и один маленький мы оставляем дома, а остальные едут в Крестовый Поход. Поход, в который взяли меня будет семнадцатым в нашей истории. Это большая редкость и большая честь, чтобы женщины ехали в Поход, поэтому я была очень довольна, что смогу послужить Господу, правда мне непонятно было, как я там послужу, ведь все места в ездеходах занимали сильные мужчины владеющие и копьем, и ружьем и Словом Божьим, а я только Словом Божьим владела и копьем чуть-чуть. Но я и места не занимала, а ехала в кузове большого ездехода на бочках с вином, что везли на продажу и следила, чтобы ничего не упало и не попортилось в дороге. Спала я там же, на дерюжке, что сама ткала, а ела как птичка, так что я, наверное, никому ничем и не мешала, наоборот, я еду готовила и стирала в дороге и еще много всего делала и к дедушке Клиру иногда ночью в малый ездеход ходила. Только он меня почти не звал, он болел Чумой Старого Мира, все уже это знали и ему оставалось год, чудо бы два. Хоть он и родился уже после Апокалипсиса в первые годы Нового Мира, Чума настигла и его, потому что он, наверное, важен очень был Господу. Другим мужчинам меня дедушка Клир не давал, "чтобы спору не было", как он сказал и я ему благодарна была за то.

Мы ехали долго и с большими приключениями, на нас нападали дикие твари Межземелья и дикие люди, что были еще хуже тварей. Впереди всегда ехал малый ездеход, чтобы если дикие люди подложат фугас или таковой останется после Апокалипсиса, не взорвался большой ездеход. Дедушка Клир ехал в замыкающем ездеходе, а я прямо перед ним в большом. Дорога была, хотя мы и бревна подкладывали и толкали бывало и веревкой тянули, иногда чинились, один раз долго, целый день, но все равно ехали. Мы проезжали немало деревень и мест. В каждой мы останавливались, где-то собирали Божью Долю еды и скарба, где не было защиты, где-то проповедовали, обычно и то и другое. Но мы почти доехали куда стремились, в большой город Новый Ярославль, где торговали людьми и вещами, когда произошло жуткое событие.

Мы въезжали в город. Дорога была трудная, большие дома, где раньше в каждом жило столько, сколько в одной нашей Комунне, рассыпались, некоторые высыпались на дорогу, а некоторые все смотрели на нас черными окнами, словно призраки Старого Мира. Я выглядывала и осеняла себя знамением, заглядывая на них. Ближе к центру улицы были чище и обломки использовали для строительства нового жилья, но на окраинах все было дико и слухи про них ходили жуткие, на самом деле я очень-очень мало знала про жизнь здесь, вдали от дома. Мы ехали, предвкушая, что вечером уже расквартируем в караван-сарае, я слышала смех из кабины моего ездехода и из ездехода передо мной, где ехали все мужчины. Один из наших, Игорь, ехал со мной в трюме ездехода, тоже присматривал за грузом, я с ним почти не говорила, потому что он страшный был и одноглазый и говорил гадости мне всякие, но тут даже он мне подмигнул и улыбнулся.
- Знаешь, малышка, даже жаль будет с тобой расставаться. Говорят, ноги ты раздвигаешь хуже бревна, зато, скажу я тебе, похлебку готовишь отличную, за всю мою память впервые в пути никто не пробле...
Я совсем не поняла, почему он собирался со мной расставаться, наверное ему надо было отлучиться в городе и я поблагодарить его хотела за теплые слова, но тут случился жуткий взрыв! Меня подбросило вверх вместе с ездеходом и всем, что внутри было, а потом тряхнуло так, что я сознание потеряла.

Когда я очнулась и встала, я почувствовала себя нормально, ничего даже не болело, только голова странная была и в уши будто земли натолкало. Я вышла из ездехода и, заплетаясь, пошла к черному провалу в одном из домов, тот звал меня, будто Тень Старого Мира, накрывшая нас всех. Ездеход мой лежал на боку, кабина была раскурочена и горела, а под ним растекалось большое пятно из священного вина и Масла Старого Мира. Кажется, кто-то стрелял, я вроде видела вспышки краем глаза. Помню, мне было странно, я думала: "Почему наш ездеход взорвался, а не первый?", мне это было отчего-то очень важно и я держалась за бок, в котором что-то торчало. Потом волна теплого воздуха ударила мне в спину, я влетела в черный провал в стене, удар обо что-то выбил мой дух и я потеряла сознание.

Я очнулась от холода на моем затылке. Тело было будто в жаре, а затылок сильно холодило, по нему текла капля воды. Я попыталась вскочить, но все тело неимоверно болело. Я вспомнила, что была ранена и взялась за бок, но тот был чем-то замотан и из него ничего не торчало. Я стала ощупывать все вокруг и наткнулась на тело. Я стала ощупывать лицо и почувствовала бороду дедушки Клира. Его пересохший рот открылся, из него раздался сиплый выдох. Он сказал мне едва слышно, отрывисто, словно из последних сил.
- Настенька? Они нас еще не нашли. Прости меня за все. Будь лучше нас. Живи. Благослови тебя Господь. - я почувствовала, как он осенил меня слабыми пальцами. Я заплакала крупными слезами и запричитала, но он спустил пальцы мне на рот, призывая к тишине. Я начала ощупывать его и поняла, что руки у него нет, а под ней все хлюпко.
- У меня сумка. Верни ее в Комунну. Это важнее нас всех. Никто не должен знать. Шкатулка должна остаться тайной.
Я нащупала сумку дрожащей рукой, вспомнила короткую остановку перед городом и незнакомца, заглянувшего в ездеход дедушки Клира, но  меня все это не очень волновало. Я видела, что дедушка Клир сейчас умирал. Он умер вскоре, я поняла это, когда его дыхание прекратилось, а глаза открылись. Кто-то иногда ходил мимо нас, проходил сквозь провал куда-то, люди суетились, но я была уверена, что это напавшие. Мы с дедушкой Клиром прятались в маленьком углублении под обвалившейся плитой со второго этажа. Я боялась, молилась и не трогалась с места до самого утра. С улицы все раздавались звуки. Я оплакивала дедушку и всех, кто погиб, я уложила тело и насколько могла привалила его камнями. Я долго сидела после, но мне нужно было что-то делать, поэтому набравшись духу и трижды помолившись, я выскользнула прочь, забрав сумку дедушки и пошла вглубь здания. Я старалась идти тихо, но мне казалось, что я жутко топочу и вот-вот меня повалит пуля из ружья, но я все же шла из одной разграбленной и заброшенной комнаты в другую, поднималась на второй, потом на третий этаж, пока, наконец, не увидела яркий лучик света впереди. Сердце мое все трепетало и я не знала, что меня ждет впереди.

Самого звука холодного и высокого голоса мне было достаточно, чтобы понять, что меня нашли и заметили, я даже не собиралась слушать совсем, что мне там скажут, потому что ясно одно, что меня будут убивать и я попаду в руки к тем, кто моих друзей убил, а сумка важная тоже им достанется. Я раньше совсем не была в Крестовых Походах, но я сделала единственно верное, как я уверена, что я могла сделать, едва я звук голоса услышала, я оборачиваться не стала, останавливаться не стала а изо всех своих сил устремилась вперед, к большой пустой раме без двери. Но вышло так, что мое израненное тело меня подвело и только я сделала два первых судорожных шага, чтобы побежать, у меня нестерпимо заболел бок, который был ранен и я упала с вскриком, уронив сумку.

Упала я на карачки и рука моя правая попала прямо в сумку. Там было разное внутри на ощупь и сумка была тяжелая, была там гладкая ткань из Старого Мира, был там холод стали. И был там гладкий металлический бок, цепко обернутый ремнем, еще и еще один. Моя рука скользнула по ним без какого либо осознания, пока я падала, уперлась в что-то болезненно впившееся мне прямо в кожу, что-то знакомое из старых уроков. Моя рука сжала Смерть. Я не думала и не до конца понимала что делаю, но я почувствовала озарение в своей панике и растерянности, будто, минуя сбивающую с мысли боль в боку, в мои уши пробился сам Голос Господа. Это называлось интуиция, я знала такое слово, оно всегда шло рядом с верой и было очень важно, это что-то даруемое сверху, недоступное смертным, глухим до Господа. Я просто взяла покрепче гладкий бок, прямо так, не вынимая из ремней и сумки, а вторую руку запустила тоже в сумку и со всех своих сил, потому что знала, что это будет непросто, я рванула кольцо. Теперь от Господа меня отделял только мой большой палец, зажавший железку.

Конечно, мы учили все названия, как каждая часть называется этой вещи. И шайбу, и пружину, и запал, и тротил, и даже предохранительное кольцо и скобу. Только я все это конечно же не помнила, потому что это было все очень сложно и не нужно совсем, и как только мы все разобрали и собрали с молитвой, когда покидали картошку вперед, я и еще три девочки, мы все это сразу забыли. Я даже не помнила сейчас, как эта штука называется, но наш инструктор хорошо умел объяснять, как он остался без руки и с изуродованным лицом. Он раньше относился к этому опасному привету из Старого Мира без молитвы и почтения и вот что с ним стало после 12-го Похода, он больше в походы не ходил, а теперь учил других не допускать такую жуткую ошибку.

Я так и замерла с вытянутой вверх левой рукой, в которой было зажато кольцо и с опущенной в сумку правой. Мои глаза вращались бешено, а я пыталась сообразить, что мне делать. Одно я знала совершенно точно, мысль эта словно выжжена была у меня в голове - "сумка не должна достаться врагу". То, что передо мной, а точнее позади меня мог быть не враг, я подумать не могла. Я сказала дрожащим и срывающимся голосом, причем я хотела говорить тише, поэтому он еще и хрипловатый был какой-то.
- Подниму руки и все мы кончимся! Всем ни с места! Я за себя не ручаюсь! - дрожал мой голос и руки мои дрожали, по боку опять теплая кровь потекла, я чувствовала это, со лба моего лил пот, мешая мне видеть, хоть я в своем положении и так ничего и не видела вокруг, боясь шевельнуться. Палец свой я так притиснула к железке, что он должен был побелеть весь и еще мне было как-то холодно. Я не знала, сколько так простою и не знала, что мне делать дальше или говорить. Мне нужно было к двери прорваться, но я не знала как это сделать и ноги словно ватные были. Пока я соображала и взывала к Богу, чтобы еще мне немножко подсказал, шли медленные-медленные секунды, каждая из них могла стать моей последней и я это ощущала очень хорошо.

Я совсем не собиралась ничего говорить и вообще не знала, что мне нужно, чтобы произошло, но меня пока не убивали и ко мне не приближались, это меня совершенно устраивало сейчас. Мне очень нужно было время, чтобы подумать, потому что я многое пыталась сообразить, я уже все передумала, пока сидела с дедушкой Клиром под плитою, только мысли эти были скомканные все и оборванные, как я сама тогда, а теперь я вновь растерялась, когда предстала перед врагом. Я поняла, что моя встреча с Господом откладывается пока, но расслабляться ни в коем случае не надо было и я повернулась неловко, все еще не выпуская руку правую из сумки, мне хотелось увидеть, кто мне угрожал.

Мне угрожала женщина с пистолетом, она сейчас его убирала, только глаз с меня не сводила, между нами было сажени две и я немножко поспокойнее стала, потому что видела, что она довольно далеко от меня. Я соображала изо всех сил, что мне дальше делать, было ясно, что мне нужно убегать отсюда быстро, я никого кроме этой женщины рядом не видела, а скоро могли остальные напавшие убийцы сюда прибежать и тогда сумка им точно достанется. Если бы я совсем простая была, я бы просто сказала ко мне не подходить и к проему в стене выбежала бы, только ведь совсем убежать у меня раненной от врагов не получится, а издалека взрывом угрожать глупо. У нас ничья рисовалась пока, но я так долго бы не выдержала. Мне всегда говорили, что смотреть надо и под ноги и вперед, чтобы дорогу соображать, это образное выражение, оно значило, что нужно строить планы и вблизь и вдаль, и мне стоило подумать, как бы мне сумку доставить обратно в Комунну, как завещал дедушка Клир. Было бы хорошо ездеход потребовать и уехать на нашем ездеходе, я им пользоваться не умела, но наверное у меня вышло бы, я видела, как им ездят, но я боялась, что если я начну требования выдвигать и много требовать, меня обманут легко, убьют и сумку заберут. Идти пешком в Межземелье одной идея совершенно гиблая, так что хорошая мысль была добраться до центра Нового Ярославля, там должны быть торговцы и цивильный люд, с ними договориться можно было бы и не так опасаться за сумку, только вот как бы туда добраться? Но когда дорогу свою понимаешь, то уже и шагать можно, как говорилось мне.

Я развернулась уже надежней, присела поудобней, поставила одну ногу на колено, уронила кольцо из левой руки и быстренько утерла пот холодный со лба, оставляя разводы грязи и крови на нем. Я смотрела на нос женщине, потому что в глаза смотреть было страшно, я боялась, что она меня глазами загипнотизирует и ко мне подкрадутся сбоку. Мы были в комнате пустой совершенно и с бетонной крошкой на полу, кроме рамы, ведущей во свет, здесь еще был проем, через который вошли я и эта женщина, а еще было два прохода слева и справа, в общем в каждой стене по двери и это опасно очень было, хорошо, что я посередине комнаты была, жаль только, что без укрытия. Голос и тело мое успокоились немного и во мне образовалась решительность, дарованная мне верой в благую мою миссию и моего Господа. Я была здесь праведницей, а напавшая - львом, алкающим крови в пустыне. Я медленно подняла правую руку, немного, потому что Смерть в ней была тяжела и из сумки показалась граната, я вспомнила название, а к ней показалась привязанная другая и там еще оставалась в сумке одна, тоже связанная креплением. Железку боковую самой верхней гранаты я прижимала к ее боку побелевшим пальцем.

Я, не отрывая глаз от женщины, запустила левую руку в сумку и нащупала то, что почувствовала в ней, когда падала - пистолет. Это был маленький пистолет, ПМ, а в Комунне еще был большой, его звали ТТ, другие пистолеты я не знала. Я из ПМ раньше стреляла и поэтому очень уверенно направила его на женщину, держа его у живота. Единственное, чего я совсем забыла, глупая, я с предохранителя его не сняла, но это надо было умудриться разглядеть незнакомке, что пистолет на предохранителе. И я не знала еще заряжен он или нет, но я верила, что Господь и дедушка Клир не зря мне этот пистолет вручили и он точно заряжен должен быть. Поэтому взгляд мой стал совсем суровый, а голос прям гробовой стал, могильный, хоть и высокий остался и срывался иногда. Я сказала:
- Положите оружие свое на пол и подбросьте ко мне ногой медленно. Я слежу.
И потом я спросила самое важное для меня, то, что меня волновало больше всего и от этого многое зависело.
- Мои братья. Они еще живые? Или вы убили всех?
Я перевела взгляд глаза в глаза, потому что мне важно было узнать, правду мне ответят или нет.

Я смотрела на незнакомку в напряженности и небольшой растерянности, я не знала, как мне именно поступать дальше и ощущала это полностью. Господь награждает решительных и активных, тех, кто стоит на своем и готов идти до конца. Всего этого мне очень не хватало, я терялась часто и боялась, но я очень, очень хотела жить по Божьему Завету. Поэтому я холодно выслушала незнакомую женщину и на ее словах "Нет" я облилась холодным потом внутри, словно меня из тазика окатили, ведь я уже знала как мне надо поступить теперь, неважно, была эта женщина заодно с убийцами моих братьев или нет. И видит Бог, я так и хотела поступить.

- Будь по-твоему. - сказала я и уже в мыслях нажала на курок, только на самом деле все же не нажала. Что-то меня словно останавливало, какая-то непреодолимая сила мешала мне выстрелить в человека насмерть, рука моя цепенела, мне было трудно. Это было совсем не так, как я себе представляла, я думала будет битва и будут стрелять в меня, и я стрелять в ответ и побеждать в неравной схватке. А тут я просто должна была выстрелить в неизвестного человека, который может быть ничего мне и не сделал, хотя она, конечно, оружием мне угрожала. Рука с пистолетом у меня дрожала и я чувствовала, что вот-вот все же свершу убийство, это все заняло мгновения, но у меня в голове словно минуты и часы тикали все это время, так мне трудно было. Но мне не было суждено сделать этого сейчас, потому что произошло другое ужасное событие.

Я услышала слева от себя, где-то за проходом, отчетливый стук камушков, сыпящихся по полу, кто-то стревожил их. Нервы мои были все расшатанные и на пределе, поэтому я коротко вздохнула от неожиданности и, что важнее, ослабила свою уставшую правую руку, все еще стискивающую гранату. Та выскользнула из моей скользкой руки и железка с веселым звуком "тиньк" отскочила в сторону. Я уставилась с замиранием сердца на связку гранат, упавшую обратно мне в сумку. Время окончательно остановилось для меня и образы моей непутевой жизни стали возникать перед глазами.

Господь помог мне здесь и я дальше действовала несознательно. Все о чем я думала теперь, что сумку и то, что в ней, уничтожит гранатами, упавшими туда, а это ведь было важней моей жизни и даже жизни дедушки Клира, он сам так сказал. Поэтому я решительно схватила связку и выбросила ее в проем, откуда лился свет. Господь в такой жуткой ситуации подарил мне сил и гранаты вылетели в проем, словно камень из пращи, пусть не так далеко и красиво. Можно спросить меня, почему я кинула на улицу гранаты, а не туда, откуда слышался звук и можно подумать, что я специально так сделала, ведь я так точно их выкину далеко и осколки меня не побьют, но на деле я просто не подумавши кинула и все. Я сразу осознала, что на этом беды не заканчиваются, ведь взрыв гранат привлечет внимание всех убийц и я в большой беде, а упавшие рядом камушки означали, что кто-то из них есть совсем неподалеку. Бежать к незнакомке обратно, к месту бойни было нельзя, в проеме на улицу вот-вот взорвутся гранаты, слева был шорох камушков, значит выход был только один, направо. Я крикнула, не задумавшись, "Бежим!", подхватила сумку, которая стала полегче, но все еще была тяжелая, и рванула со всех ног вперед. Пистолет все еще был в моей руке, а незнакомка могла убить меня в спину, но я обо всем этом не думала, а побежала, сломя голову.

Я не знала лишь, что граната, которую я выкинула, была не обычная, а зажигательная, она не взрывалась громко, а издавала сильное пшиканье, а потом ярко горела с жуткими температурами, но области не накрывала и применялась, чтобы прожечь броню у ездеходов. Очень специальная граната и все три там были такие, так что я бежала и не понимала, почему не слышно взрыва и пол не трясется под ногами. Был длинный коридор передо мной, шагов на пятьдесят и впереди тоже был свет, там окно, но в любое мгновение из любого проема по бокам могли выскочить убийцы, поэтому мне как можно скорей надо было выбраться отсюда. Что делать дальше я не знала.

Меня резко подхватили и понесли, какой-то очень большой и сильный мужчина, он меня просто как игрушку куклу сцапал и побежал. Я закричала и стала бить его по плечу рукой с пистолетом, я почему-то не догадалась ему в голову выстрелить. Сразу появились какие-то еще люди, все торопились, я никого не могла разглядеть. Слишком много всего случилось с вечера и это все навалилось, мне было трудно понимать, что со мной вообще происходит. Я даже хотела, чтобы меня этот мужчина так и унес от всех этих проблем и бед. Но я понимала все же внутри, что меня ждет, нам про это рассказывали. Меня возьмут в плен и сделают рабыней. Я буду жить среди дикарей и меня может быть продадут какому-нибудь богатею, я буду ему прислуживать всячески, это было ужасно. Но мне настолько плохо было, что я бы может и сдалась бы уже, обмякла, бросившись в течение Рока, вопреки воле, что завещал нам Господь, но мне не давали этого сделать последние слова дедушки Клира и сумка, что я еще сжимала в своей руке. Это было важнее меня и я должна была превозмочь все.

Я услышала жуткий вой. Он был не такой, как у волков в наших краях, другой немного и я знала, что тут тоже хищники водятся, я подумала, что они пришли сюда, чтобы поживиться моими умершими братьями, что не были преданы земле. Я от этого сразу вспомнила вчерашние события, их ужас и горе, сильные чувства скрутили меня внутри так, что я даже зажмурила глаза, но я не стала рыдать или кричать, потому что сейчас было совсем не время, я бы тогда окончательно ослабела. Слезы заполонили мои глаза, но я их прогоняла, злилась на себя и в своей злобе старалась понять, что мне делать. Мне бы передохнуть чуть-чуть! Просто чуть-чуть покоя, а так мысли не давались совсем.

Рядом где-то застучал пулемет, я не знала, это был наш или убийц. Но его стук напомнил мне об оружии в моей руке и я наконец-то увидела, что не сняла пистолет с предохранителя, еще одна моя ошибка. Я это сделала, и теперь я могла убить схватившего меня мужчину, а потом всех остальных по очереди, начиная с первой встреченной женщины, потому что она самая близкая ко мне будет. Патронов у меня мало, поэтому стрелять надо будет метко и экономно, а это сложно, потому что слезы в глаза так и просятся и вообще меня мутило. Но я должна была так сделать. Но ведь как мне быть дальше я не знала! Я уже поняла, что эти люди не были убийцами моих братьев, это какие-то другие. Даже если я убью их всех, мне придется все равно потом с хищниками драться или с убийцами, а это еще хуже хищников и потом я все равно одна останусь. А так меня из опасного места вынесут и защитят, если я ничего делать не буду. Правда если я оплошаю и эти люди принесут меня к своим, чтобы сделать рабыней, я уже ничего сделать не смогу, мне не хватит патронов всех убить.

Я даже не хотела предполагать, что мне просто-напросто невозможно убивать людей, я на это неспособна, и я действую самым простым путем вопреки воле Господа нашего. В общем в голове моей крутились мысли, а тело мое обмякло совершенно и слезы все капали и капали из глаз, во рту было солоно и как-то пронзительно горько. Я когда сидела с дедушкой Клиром ночью, я вся боялась и возбужденная от этого была, я не думала о скорби и потере, а теперь, когда меня схватили, я поняла, что мучительно устала и у меня будто вынули какой-то стержень внутри. Мне было очень плохо, я отчаивалась и только не отпускала сумку, крепко сжимая ее ручки.

Я совсем не понимала, что происходит, я вся была поглощенная своей бедой и чувствами, я не видела ни напавшей собаки, ни пути побега моих похитителей. Когда меня сбросили вниз с плеча, я сначала была вся как куль с песком, только мокрый куль, потому что слезы все так и капали из моих раскрасневшихся глаз. Я очень хотела поддержки и заботы, чтобы эти люди меня не похищали, а помогли мне домой вернуться, это все, чего я хотела и дело даже не в сумке было, я просто хотела домой.

Бывает такое ощущение, что ты вся расстроенная сидишь, и тебе себя очень-очень жалко, и ты ничего с этим сделать не можешь, и вдруг рождается прямо внутри тебя такое сильное осознание, оно сродни Божественному, так вот, осознание, что это все ни к чему, и тебе никто не поможет, совсем никто. Что ты оставлена всеми на произвол и что ты лей слезы, что не лей, тебя никто не пожалеет и никто твоими слезами не проникнется, всем на тебя плевать, только ты сама себе поможешь. У меня такое было уже и я тогда ревела жутко, я подробности той истории говорить не буду, скажу лишь, что дело было на Благом Поле в урожай и мне было двенадцать. Все шли мимо меня и моей упавшей поклажи и я ревела и ревела, и оттого что меня никто не замечал, от этого еще горше становилось. Я назло всем тогда долго так сидела, я надеялась, что за мной вернутся, но я даже родителям своим была не нужна, даже на поклажу мою все плюнули, я надеялась, что хотя бы мой труд был нужен в Коммуне, но нет. Так вот я тогда встала сама, было уже поздно, собрала все, что уронила, дошла на Базу и больше никогда ни с кем не говорила про тот случай, даже с дедушкой Клиром. Потому что есть вещи, которые остаются только тебе, только твои, это как смерть, ведь все умирают одни, мне иногда кажется, даже Господь в мгновение смерти от тебя отворачивается, хоть и грешно так думать.

Так вот это я к тому говорю, что мне тот случай большой урок в жизни преподал и я им воспользовалась сейчас. Мне никто не поможет и плакать бесполезно, мне надо действовать, эта мысль мне как ушат воды на голову перевернула и охолонула меня. Я не поднимая головы встала, все еще сжимая пистолет в руке и сумку в другой руке, потом я все же голову вскинула и оглядела моих похитителей. Я знала, что их больше было, но плохо помнила, что с другими случилось и сколько их было всего, трудно смотреть по сторонам, когда в глазах слезы стоят, а ты сама на плече бултыхаешься. Остались лишь незнакомка, которая сняла наконец маску и здоровенный мужчина, который меня нес. Я на них смотрела всего пару мгновений и пальцы мои сжимали пистолет, перебирая по рукоятке. Потом я молча убрала ПМ в сумку аккуратно, заодно туда заглянув. В сумке были две серые сосиски, пара каких-то электронных штук, небольшая шкатулка, при взгляде на которую у меня комок опять к горлу подошел на чуть-чуть и еще пластиковый кейс маленький с чем-то разноцветным внутри. Когда я была с дедушкой Клиром под плитой и пережидала ночь, мысли мои были далеки от того, чтобы в сумку заглянуть, да и не видно ничего было в ночи, сейчас же я заглянула, чтобы сюрпризов мне больше не было вроде еще одной гранаты, но понятней мне от увиденного не стало.
Я убрала пистолет и волосы со лба, а потом обратилась к похитителям. Голос мой сначала похрипел от слез, но быстро прочистился. Говорила я четко и уверенно, глядя в глаза. Я сказала:
- Меня зовут Анастасия. Мне нужны люди и помощь, чтобы добраться домой. Я хорошо заплачу. Чем меньше людей, тем больше награда каждому.
Я решила не таится, потому что это совсем глупо было, я знала, что эти люди не нападали на моих братьев и понимала, что одной в городе или уж тем более в Межземелье я не выживу и дня. Чем меньше людей знают обо мне, тем меньше шансов, что у меня отнимут шкатулку. Я могла строить планы и не выдавать сразу, что мне именно домой вернуться надо, но я уверена была, что эти люди умней меня идеи скажут, потому что они про город много знали, а я ничего. Мне нужно было или убить их или довериться и я выбрала второе, потому и убрала пистолет. Теперь слово было за этими двумя местными людьми и я была вся в их власти.

Я постояла наполовину задумавшись, а наполовину словно оценепев мозгом, очень много на меня всего свалилось и думать моя голова совсем не хотела. Но я собралась, потому что расслабляться сейчас, в такой важный момент мне было нельзя, я сейчас впервые собиралась общаться с людьми, которые не были Коммунарами, я даже с торговцами на Базе почти не говорила, а тут мне надо будет убедить их ничего со мною не делать и даже наоборот помочь мне. Поэтому я прикрыла глаза и вздохнула, вознося коротенькую молитву, а потом снова открыла и мне словно полегчало, а в окошко дунул свежий воздух, предвестник дождя. Я еще раз посмотрела на двух этих людей и отошла от них чуть в сторонку, присела на корточки, поправив рясу и, чтобы немного руки занять и мысли построить, принялась ворошить сумку, разбираясь, то это такое там лежит.

Мне не хотелось говорить чужакам о Базе и о себе всякое, к тому же мне все это повторять придется, когда придет их лидер, я сначала думала, может быть они вдвоем согласятся и мне помогут, я боялась еще чужаков увидеть, но это все было не в моей власти. Мне все равно придется рассказать им куда мне идти надо и кто я, а сейчас если я лишнее сболтаю, это немногие услышат. Поэтому я повела свою речь:
- Я живу в прекрасном месте, осененном тяжелым каждодневным трудом и волей Господа. Нас много и все мы пребываем в мире и согласии, возводим Новый Мир, уходя от Тени Старого Мира над всеми нами. - я прервалась от своего копошения, вознеся короткое знамение, после чего продолжила. говорила я все это время специально четко и ясно, чтобы не мямлить под нос, хоть голову и склонила - Здесь я взялась, потому что Вы меня сюда принесли, словно мешок репы, не спрашивая ни о чем, а до этого я ехала с братьями своими, чтобы нести свет Веры в мир вокруг нас. На нас подло напали, и... и... - я всхлипнула и размазала слезы рукавом, но продолжила - я спряталась, а теперь мне очень-очень надо вернуться обратно домой. Вот и все, наверное.

Мои шебуршания в сумке мне не очень помогли. Серые сосиски были мягкие, словно из глины, но не такие влажные, одна электронная штучка была с проводками, экранчиком и несколькими кнопками, а у другой, совсем махонькой, верхушка вращалась и там были цифры от десяти до шестиста разные. В прозрачном пластиковом кейсе были пробирки с разноцветными жидкостями и шприц, шкатулку я пока не открывала. В общем-то я и не очень думала о моих находках, а больше возвращалась мыслями к случившемуся раньше.
- Мне бы вернуться туда, к павшим братьям... Прочитать молитву, похоронить. - это я сказала тихо, потому что не верила, что в этом мне помогут. После такого мне опять пришлось себя взбадривать и я спросила у Бродяги, потому что поняла, что из двоих он разговаривает:
- Теперь Ваш черед, Бродяга. Кто Вы и откуда взялись? Кто были убийцы моих братьев?
Дождь шуршал за окном, словно шепча мне что-то успокаивающее, но от этого у меня только голова начинала болеть, ведь я давно не спала и очень устала. Но я все равно была рада дождю. Всем известно, что если дождь обычный, то это Господь благословляет, а если дождь кислотный, то Он нас испытывает. Про третий вид дождя я старалась вообще не вспоминать, потому что им Господь карает.

Я кивала головой в ответ на речи своих собеседников, я окончательно села, перестала в сумке лазить и сложила руки молитвенно, но не молилась, а слушала и только губы у меня иногда зло и упрямо сжимались, чтобы сдержать слезы и плохие мысли. Я понимала речь Бродяги с трудом, потому что он все иносказательно говорил, непонятно, но вроде бы я догадалась. Это была группа какая-то отшельников, а значит они жили не с теми, к кому мы ехали на ярмарку, а где-то отдельно. Про невышедшую рожу звучало подозрительно, потому что это первый знак был, что живут там Искаженные, которых не сжигали в святом очистительном пламени, а выкидывали, чтобы они жили сами по себе и те размножались бесконтрольно, как дикие звери, плодя Заражение Семени и приближая Тень Старого Мира. Я посмотрела еще раз на собеседников. Искаженные? Было непонятно. Но это могли быть и просто живущие отдельно. А если все же Искаженные... Думать про то, чтобы просить помощи у этих проклятых мне было совсем противно и я отказывалась. Я спросила в ответ, сама не знаю зачем, наверное я так шутила и сбросить напряжение хотела:
- А Вы противогаз не снимаете, потому что настолько рожей не вышли? А чистильщики - это хорошо. Хорошо, что Вы можете опасность чуять, это очень пригодится, если Вы со мной пойдете. И еще...
Я знала, что должна сказать. Знала, но все равно это было очень-очень сложно. Вроде бы просто несколько звуков издай и все, делов всего ничего, но вот противилось во мне что-то, так что получилась пауза неловкая, но я все же себя поборола с Божьей помощью и сказала, что должно, всего одно слово:
- Спасибо.
Потом я посидела еще немного, но молчание мне тяжело давалось. Я то возвращалась взглядом к шкатулке, что лежала в сумке, то вспоминала случившееся вчера, безжизненные, стеклянные глаза дедушки Клира. В голове стоял жар и я прислонилась к стене, чувствуя, что либо потеряю свое сознание либо выключусь ото сна. В голове шумело от крови, я поняла, что себя не контролирую, тишина меня разморила совсем, так что я сумку свою положила под себя и села аккуратно на нее, чтобы никто ее не украл и чтобы на холодном полу не сидеть. Дождь меня убаюкивал. Я попыталась говорить, но говорить было мне с этими людьми было не о чем, потому что делиться сокровенным я не желала, они тоже, а предлагать дело надо было, когда придет их лидер. Но я все же заговорила, лишь иногда разлепляя свои глаза и глядя за окно:
- Вы должны мне помочь. В этом мире всё неспроста, все под присмотром. Вы меня подобрали, я думала, Вы меня плените и рабыней сделаете. Но может быть смысл всего этого в другом? Господь, он... - мысли мне давались тяжело и обрывались. Сколько мы уже так сидели? Где Рысь с Бродягой? Я посмотрела, ища их глазами - - вот Вы говорите, что полезности подбираете. Знаю, Вы по мне не скажете, но может быть Вы сейчас самую главную полезность нашли в своей жизни. Только лидера Вашего дождемся и я все скажу. Не убивайте меня, пожалуйста. Я это говорю не потому что боюсь смерти, а потому что есть вещи важней моей жизни.

Покою мне совсем не давали и наверное это правильно было, только я отвечать на вопросы толком не могла и мне было трудно сосредоточиться, даже слова какие-то недоделанные выходили, словно улитки. Но я ответила сколько могла, потому что мне просто хотелось говорить с этими людьми и они уже не казались мне такими страшными. Я ответила:
- Не знаю. - можно было бы на этом и остановится, но я сказала дальше - У нас всего много было, мы на продажу везли вещи. Убийцы могли просто хотеть нас ограбить и поживиться, может быть хотели ездеходы захватить, правда тогда странно было взрывать один. Иногда на нас просто охотятся люди, кто желает Тени Старого Мира и ненавидит нас, поборников Господа и нового начала. - тут, наконец, мысль, которая долго рожалась в моей голове наконец созрела и я, не удержавшись, бросила взгляд на сумку под собой и сказала - Вы думаете... - но сразу же замолчала, потому что вспомнила, что передо мной не братья, а чужаки и даже, скорей всего не верующие, им не надо знать о том, что в сумке и шкатулке.
Многие странные вещи стали крутиться в моей голове, словно обрывки снов, точнее они уже крутились раньше, ночью и после этого, а теперь всплыли, словно тушки крыс в болоте. Я задумалась о том незнакомце, что заглянул к дедушке Клиру перед въездом в город. Я не помнила, чтобы он выходил из головного ездехода. Почему встреча с ним была в лесу за городом, разве не лучше приехать в центр города и там передать сумку? Еще до въезда в город наши стрелки расположились у пулеметов малых ездеходов и даже тучный Борис поднялся в башенку большого ездехода, ехавшего перед моим, там где стояло скорострельное орудие. Это так и надо было сделать? До этого орудие занимали всего раз, когда мы ехали через опасные топи. Почему, наконец, Игорь простился со мной? Я не знала ответов на все эти вопросы, даже не знала, из-за чего весь сыр-бор, ведь шкатулка все еще лежала неоткрытая.
Может быть, если бы мы могли вернуться на то ужасное место гибели братьев, что-то прояснилось бы, но это было совершенно невозможно и я с горечью это понимала. Да и не так важно было все это, главное для меня сейчас было вернуться домой, а из-за чего и почему - об этом слишком много было думать.
К работорговцам я относилась очень спокойно, точнее не хуже, чем к остальным неверным, потому что это было самое обычное дело, ведь тем, кто ценный, а постоять за него некому, тем сам Господь велел искать укрытие и защиту. А если защиты ты себе не нашел, то ее тебе найдет кто-то другой, только свободу твою отнимет. Если ты не захотел или не смог присоединиться к Коммуне, то совершенно праведно ты становился бесправным рабом у злых чужаков. И вообще, что такого плохого быть рабом, если ты за себя постоять не можешь. Вот так я все это думала, но сама рабыней при этом становится не хотела, просто не хотела и все тут. И вообще, у меня теперь была важная миссия и мне нельзя было попадать в рабство. Но я не стала осуждать убийц работорговцев, это все их дело было, мне если за все грехи их судить, так это неделя уйдет наверное, мне сейчас важно было, чтобы они меня не убивали, а помогли и все. А других чужаков пусть убивают сколько хотят.
- А что это было, на нас напало, пока мы бежали? Я не разглядела. - я спросила больше чтобы не спать, потом вздрогнула как от озноба и обняла себя руками, греясь. Наверное, из-за дождя мне стало промозгло и холодно. Потом я добавила как бы про себя:
- Что-то долго нету вашего лидера.

Все эти разговоры путали мне голову, но я вроде бы поняла, что мне пытались объяснить два чистильщика. Я отказалась в это верить и иначе быть не могло, я сказала:
- Это Вы что говорите, что кто-то именно нас ждал, специально утаил на нас зло и всех убил, а потом еще жутких тварей на нас натравил, чтобы точно живых не оставить? Но за что?! Зачем?! Нет-нет-нет, это глупости какие-то, должно быть другое какое-то объяснение. Вы вот что хотите сказать, что из-за вот этого, вот этого столько людей вчера погибло жуткой гибелью?! - я вскочила и руками указала на мою сумку. Я уже не думала о тайне и обо всем таком, я сказала, все еще мотая головой - Господь бы такого не допустил, ясно? Это просто кровожадность дикарей, что не ходят под Богом. Они нашли какую-то взрывчатку, может быть фугас и решили ждать, когда ездеход проедет, дорога-то известная должна быть, дорог осталось мало. Это обезумевшие убийцы, вот и все и не надо тут ничего искать, не надо.

Я как будто бы и забыла, что вот совсем недавно сама говорила про то, что все в этом мире неспроста и все под присмотром. Ничего нельзя было поделать, потому что мне слишком трудно было представить, что это все Промысел Божий, а еще я жутко боялась и не хотела, такого груза, который на меня взвалился с этой шкатулкой. Ведь если к смерти дедушки Клира прибавить мне на плечи еще и смерть всех братьев, толстяка Бориса, грубого Игоря и весельчака Тимофея... Я села снова на пол и мотая головой еще и качалась вперед и назад, цепко обхватив себя руками. От расстройства чувств я и не заметила, как в комнате появились новые люди и только звук брошенной на пол сумки вывел меня из этого горестного состояния.

Я сразу поняла, кто из них лидер, он команды начал раздавать и вел себя деловито. Обычный человек, я вот всегда думала, что чужаки все немножко странные будут на лицо и все такое, потому что они от Заражения Семени не спасались и Искаженных не зачищали, как делали мы в Коммуне, но все чужаки, что я видела, были почти нормальные, совсем мало отличались от братьев и сестер у меня дома. В общем они поговорили между собой, а я тем временем собралась, потому что мне разговор важный предстоял и нервный, еще один разговор, от которого зависела моя жизнь и судьба, а я так устала! Я себе расслабиться позволила с Бродягой и Рысью, потому что они меня спасли и я в спокойствии себя с ними чувствовала, а с новыми людьми мне было неуютно, я ощущала, что это чужаки. Но я все же собралась и когда на меня лидер обратил внимание, встала, отряхнулась, чтобы неряхой не быть перед чужими людьми и сказала:

- Здравствуйте! Меня зовут Анастасия. Я прибыла из далекого места, которое мы называем Базой. Это далеко отсюда, много дней пути, особенно если на ногах. На меня и моих братьев напали, я спаслась и встретила Рысь. Теперь мне очень сильно нужно вернуться домой и я прошу Вас о помощи. Я знаю, что это сложная миссия, но с Божьей помощью ничего невозможного не бывает, а я Вам за помощь предлагаю большую награду. Большую!
Я затаила дыхание на время, чтобы люди вокруг прониклись важностью и моей щедротой, пусть даже я обещала не совсем то, чем я владела, но я решила, что моя миссия важнее, чем...
- Ездеход! И непростой ездеход. У него специальная крыша, чтобы собирать свет Божий и им питать все штуки внутри, он может воду освящать сам и безвредною ее делать, в нем есть уйма всего, самое-самое нужное, в нем прямо жить можно, там и кровати есть и стол! И он даже ездить может без Масла Старого Мира, это особый ездеход, Божественный, такого нигде и ни у кого нет. Представляете, какое это сокровище! И я отдам его Вам просто за то, что Вы мне домой добраться поможете. Я знаю, где этот ездеход стоит, скрытый от чужих глаз, готовый в путь, это по пути на Базу, я знаю где его найти и как уговорить Вам служить. Вот что Вы скажете? - я закончила, выдала свой большой секрет и уставилась, ожидая ответа. Пока я стояла, я вдруг подумала, что пистолет мой так в сумке и лежит, а это плохо очень, вдруг меня схватит этот лидер, имени которого я не знала, и пытать начнет, где ездеход. Но я была готова к мукам и перестала думать лишний раз о пистолете, все равно я уже поняла, что это не панацея совсем и он меня вряд ли бы спас, когда людей вокруг так много.

Было кое-что, чего я не знала. Неделю назад к Белому уже обращались с подобной наградой. Человек, которого он до этого видел так давно, что тот казался призраком, седым призраком, явившимся из ниоткуда.

Тогда тоже был дождь, была ночь и место на самой окраине владений очередной стаи проклятых собак. Мужчина, который так и звал себя Призрак, назначил Белому здесь встречу. Тет-а-тет. На вопрос, почему здесь, он ответил, что подле собак ему безопасней всего. Они хотя бы не стреляют. Двадцать лет назад Призрак помог отцу Белого, спас его от неминуемой смерти. Подробности утопли в прошлом, но Белый помнил уважение, с которым отец общался с тем мужчиной. Теперь Призрак поседел, оброс красивой бородкой, обзавелся морщинами, а также парой свежих ран, перебинтованных под одеждой, его выдавало прихрамывание и перекошенное лицо, когда он стукнулся боком о косяк в темноте.
- Кротовье пламя! - прошипел тогда Призрак странное ругательство.

Он сделал Белому деловое предложение. Проникновение в убежище на чужой территории. Тайное убежище, забытое со времен Старого Мира. Призрак справился бы сам, но раны подкосили его, он выглядел больным и бледным, к тому же работа была слишком сложной для одного человека, владельцы территории не жаловали проходимцев-чужаков. В награду Призрак обещал тот самый дом-трейлер, обещал, что его пригонят к Новоярику, все равно Белому с командой придется валить из города после дела, почему бы не сделать этого с шиком? Дело нужно было выполнить через неделю, оборудование для проникновения Призрак обещал подогнать. Белый тогда задумался.

Цена была хороша, к тому же должок, пусть и не его, пусть и двадцатилетней давности, но давил на Белого. Но риски тоже были высоки, непонятный заказчик, сказочная награда. Белый сказал тогда, что ему нужно больше подробностей. Призрак обещал связаться, когда приедет оборудование, взял слово, что Белый не сболтнет лишнего никому. Белый обещал, Призрак растворился. Больше о нем не было слышно ничего. Я же всей этой истории не знала и теперь гадала, почему так задумался лидер чистильщиков.

Они встали все напротив меня как бы и я почувствовала, что я теперь совсем одна. Раньше я, бывало такое, ссорилась с людьми и была сама по себе, но я все равно жила среди своих, где мы все боролись против внешних врагов, а тут у меня никого в поддержку не было, некуда идти было за помощью. Мне предложили все рассказать сразу и это так притягательно было, я бы не просто рассказала про подозрения и прочее, я бы и про дедушку Клира и про то, как людей убивали, как мне было холодно и страшно ночью, я бы рассказала все. Было две вещи, которые меня останавливали. Мне было очень страшно, я стеснялась рассказывать все незнакомцам, дикарям, людям, которые грабили дома мертвых, которые, наверное, и вещи похуже делали, я им не доверяла и то, что они мне жизнь спасли тоже меня не могло переубедить. А кроме того была еще одна причина, которую я и решила озвучить. Я подошла ближе к лидеру, который так и не представился мне в ответ и сказала, глядя ему в глаза и сильно труся в сердце:
- Есть вещи, которые выше и нас и тайны, которые не наши. - Я осмотрела пристальным взглядом всех, кто находился в комнате, а потом снова обратился к главному чистильщику:
- Ездеход в сутках ходьбы отсюда, в часе пути от тракта, по которому я приехала сюда. Без тайного слова Вы его не заведете и не откроете. Мы дойдем дотуда и если все будет хорошо, я доверю Вам свою тайну, расскажу все, что знаю. Что скажете на это?
Для меня сутки были чуть-чуть короче вечности, а выйти за город, хотя я совсем неглубоко въехала, казалось не проще, чем вознестись живой на Небо. Дойти до ночи до ангара с ездеходом не получится, придется ночевать вместе, скорей всего на границе города или где-то в убежище чистильщиков, а на следующее утро вести быстрый марш. Я была уверенная, что через сутки все станет ясно, кто враг, а кто друг. А если нет... Главное до ездехода дойти. Ганц поможет.

На предложение мое никто не согласился и  я спешно подобрала сумку, двигаясь за Рысью и Резчиком. И вот я топала посреди промозглой мороси непонятно за кем и непонятно куда, даже неясно было, кого мне больше бояться надо, как вести себя. Рысь меня убить хотела, пистолетом грозила, я ей этого забывать не собиралась. Город вокруг был страшный и непонятный, мне казалось, что в каждом провале темном сидел стрелок или жуткие собаки меня глазами провожали. Мне всюду мерещились их глаза. Я очень устала, наверное это были уже видения от изнеможения. Я не ела с середины прошлого дня и непонятно было, когда поем. Волосы слиплись и на лоб все лезли, а еще приходилось следить, что сумка не намокла, чтобы шкатулка в целости была и прочее. После бессонной ночи, полной тревог, скорби и ужаса, мне все происходящее каким-то нереальным казалось, ненастоящим, я уже не понимала до конца, как мне быть. Я держалась только на молитве и Божьей помощи, сдаться мне не давала моя миссия. И вот посреди всего этого, парень, у которого даже имени человеческого не было, подходит ко мне и спрашивает, как оно было на Базе! Он словно бы издевался надо мной, я подумала зло, хоть и беспокоился обо мне, не тяжело ли. Ну, сумку свою я ему точно не отдам, пусть и не надеется! И вообще мне надо было пистолет опять в руку взять, только все как-то руки не доходили. Я предложила такое дело, такую награду чудесную, а мной помыкали эти дикари и слушать меня не стали, это было ужасно. Под моросью этой из меня всю благодарность перед ними выдувало с каждым шагом, я будто бы уже и забыла, что Бродяга меня спас от собак, и что меня не стали убивать и пленить, что сейчас тоже ради меня помогают. Но я все же напомнила себе, что это не на них надо злиться, на чужаков, а на себя, что перед Господом грешная и не хватает мне ума, воли и сил, чтобы взвалить безропотно на плечи груз моей миссии. Так что я все же ответила, правда может быть не очень вежливо мой голос звучал:
- Там, на Базе, меня не взрывали, не стреляли в меня, собаки меня там съесть не пытались и на плече не таскали никогда, словно куль с мукой. Так что там очень хорошо, да. - я помолчала, слушая Рысь, поглядела вокруг, а потом все же взглянула на Резчика, перестав пялиться себе под ноги. Он все-таки хороший парень, наверное, даром что безбожник и дурак, что лезет к девушке в такое время, вместо того, чтобы замолчать и топать. И я ему ответила, пусть вот Рысь людей разглядывает, а я хоть немножко отвлекусь, а то совсем идти трудно.
- У нас есть подземный храм, при одном входе в который ты бы забыл обо всем и пал бы лицом вниз в молитве. Он непредставимо огромен и там, где собираемся мы, покрыт прекрасными фресками, его потолок теряется во тьме и вверх ему нет предела, а в самые главные литургии створки наверху расходятся и на счастливые лица наши падает свет неба, свет Господа. Каждая створка размером с дом, но оттуда, снизу, где нам и место, они кажутся маленькими, такой он огромный, этот храм. Если подниматься по лестнице из глубины храма на самый верх, то путь займет две тысячи семьдесят две ступени, столько дней длился конец Старого Мира. Каждый из нас проходил этот путь три раза в жизни и молится, чтобы удалось пройти в четвертый.
Я замолчала в воспоминаниях о своем третьем восхождении, единственном, что я хорошо помнила, но долго предаваться такому не стала, это было грустно, вспоминать сейчас жизнь на Базе и я обратилась к Резчику. Я к нему на "Вы" обращаться не могла и сразу на "ты" говорила. Я сказала:
- А что это за Сломанная Собака? Там живет ваша Коммуна? Далеко это? Там безопасно?

Отредактировано Анастасия (08-09-2020 20:15:32)

Резчик первый из чужаков, который со мной заговорил прямо и рассказал мне в ответ про Сломанную Собаку, видно было, что он честный человек и добрый. Доброму нынче сложно жить, а я порадовалась и разговор продолжила, а если бы он не ответил мне и отговорками отделался, ничего бы больше ему не сказала. Я фыркнула в ответ на его слова:
- Что за дураки предпочтут сделать жилище вместо храма! То есть Господу ютиться не пойми где?! Нету у них ни капли веры, у безбожников.
Мне очень хотелось, чтобы Резчик и Рысь сразу поняли, как хорошо мы живем и как у нас все здорово. Потому что у нас порядок был завещанный Господом, а они побирались на обломках Старого Мира, витая в Его Тени. Про рабов я слова Резчика мимо ушей пропустила, а про приезжих ответила:
- Конечно приезжают, изо всех краев, спускаются по Великой Реке, если осмелятся и есть баржа бронированная, идут караванами, паломничают, приезжали даже откуда-то из-за Московских пустошей. У нас все по-божески, выстроен караван-сарай за Топляницей, это болото у нас такое есть безмерное, каждого приезжего ждет кров и охрана, мы нанимаем вольнорабочих за еду, им только креститься надо и все, скупаем рабов, если дюжие, конечно и без Скверны. Самых важных гостей даже встречали на Базе, только это особый случай должен быть, ну ты сам понимаешь, просто так мы никого к себе не пустим.
Конечно, у нас не так, чтобы всегда гости, но в хорошие сезоны мы действительно видели больше десяти гостей в день. То есть я-то почти не видела, я в караван-сарае редко была, а так были, да. Когда я про Коммуну услышала, очень удивилась:
- Как не знаешь? Ну как, смотри... Вот у Вас артель есть, правильно? Ты, Рысь, Бродяга, рядчик Ваш, который приказы раздаёт и другие. А живете Вы все вместе с другими артелями, правильно? Это и есть Коммуна. Я вот тоже в артели числюсь, моя пятая. Между прочим, я свой значок  в четырнадцать лет получила! - похвастала я, чуть-чуть гордая, потому что обычно в артель принимали в пятнадцать, не раньше, а я училась прилежно и работала хорошо. А пятая артель очень замечательная, там и дедушка Клир живёт... жил... и Санчес и другие большие люди Коммуны. Только святых людей у нас в артели почти нет, ну это ладно, все равно об этом всем не расскажешь чужакам.
- А как Вы все с другими артелями живете? Вот кто Вам наряды раздает после утренней молитвы? С кем у Вас бессемейники живут? Не в общежитиях? А талоны как делить? - я совсем не понимала, как можно иначе жить. Все эти разговоры про чужой город, про липкую землю и прочее так меня захватили, что я даже на время позабыла про свои усталость и голод.

Вопрос Рыси застал меня врасплох и я его по-своему поняла, я подумала, что она хочет узнать, что я такое скрываю в сумке. Не дождешься! - подумала я и только покрепче сумку свою взяла и зыркнула на девушку, вот только когда я зыркнула и хотела что-нибудь ответить, я отчетливо увидела сквозь пелену дождя в одном из окон блик света, словно тусклую вспышку. Это было так похоже на мои страхи, что я даже поверить поначалу не могла, замерла, но я понимала, что это мне не почудилось. Сверкнуло тускло и всё. Меня словно ледяной водой облили, только не снаружи, снаружи я и так вся мокла, а будто бы изнутри и я взгляд на Рысь перевела испуганный, ища поддержки, она самая опытная была из нас и я сразу на нее полагалась в таком. Я рукой показала на окно на втором этаже заброшенного здания и сказала:
- Там что-то сверкнуло. Тускло так, раз - и всё.
Я не знала, может быть у них тут постоянно что-нибудь сверкает, это нормально совершенно было и я зря заволновалась. Но я теперь ждала, что Рысь скажет. Пойдем дальше или будем проверять?

Я, конечно же, не могла никуда пойти. Посекундно озиралась и едва шла за Резчиком. Когда случилось подобное страшное событие, я враз забыла, как обижалась на Рысь. Она самая опытная была и я ей, не смотря ни на что, доверяла, я снова почувствовала себя беззащитною перед пустыми глазницами домов. Я не могла идти, не дождавшись её и представляла себе всякие ужасы. И у меня отлегло от сердца, когда она вернулась. Новости меня расстроили и я поймала себя на том, что теперь думаю не о том, как мне поступить и что делать, а что может случиться и какие опасности меня поджидают. Это плохо было и грешно.

Разговоры как-то сами собой затихли, а я теперь шла споро и всё по окнам поглядывала, мне теперь постоянно то тут, то там всякие отблески мерещились, словно за нами отовсюду глядят. Я теперь держалась поближе к Рыси и думала, что именно в моих словах ей и Резчику не понравилось? Я видела, что они посмурнели отчего-то, а отчего - не знала. Я решила, что это оттого, что они живут хуже чем мы в Коммуне и у них, наверное, всё не так хорошо как на Базе обстоит. Я даже подумать не могла, что их расстройство случилось из-за того, что я рабство упомянула. Я знала, конечно, что в Старом Мире такого не было, но в Старом Мире вообще много чего не было, там и собак таких жутких не было и сияющих полей и Заражения Семени и Тень Его слита была с Ним, неразделимая. А теперь как еще поступать с теми, кого ты не хочешь у себя видеть? Если ты прокормить человека не можешь, то что с ним делать, убить? Это жестоко и несправедливо, может быть у него шанс в другом месте будет. Или если среди Искаженных хороший человек найдётся, доктор или ездетехник? Божий талант искупает грех Заражения, хоть и не даёт такого права, как свободному человеку, это уже давно Господь заповедовал нам. Это все правильно было и по Завету Его. Даже если человек бесполезный совсем и вред Базе причинил большой - его что, в тюрьму, как в Старом Мире? Это туда, где его кормят, поят, выгуливают и работать не дают? Я вообще не представляла, как так люди раньше жили, попади я в Старый Мир, я бы первым делом какой-нибудь проступок совершила и в тюрьму угодила там, чтобы меня содержали всячески и развлекали. А у нас даже лиходей может послужить Базе напоследок и грех свой отчасти искупить, если его в кандалах продать. Северяне, вон, всех скупают, даже убогих и калек, но мы в Коммуне старались особо не думать, зачем они это делают. Слухи ходили... грешные всякие.

Кажется, мы уже приближались к Собаке, потому что дома стали помельче и пореже, многие совсем уже рассыпались и теперь скалились, словно рот больного цингою. Рысь ускорилась и дала понять, чтобы мы по сторонам внимательно поглядывали. Я и так глядела всячески, хоть от усталости уже плохо совсем думалось. Мы переходили очередной перекрёсток, на нём дома еще высились во все пять этажей. Когда-то здесь были столбы, трава и деревья, ходили ездеходы, говорят их так много было, что они мешали друг другу проехать, но всё это давно ушло вместе со Старым Миром. Я уже думала, как доберусь до обещанного места и там раздобуду еды и койку. Моя спина и ноги уже жутко стонали, я не новичок была в долгих хождениях, но когда вся на нервах и головой постоянно вертишь, это двукратно все хуже делает. Я еще раз посмотрела на Резчика. Мы с ним еще немножко поговорили о всяком в пути, когда первые нервы прошли после случая с окном. Он был все же хороший и приятный, гораздо приятнее почти всех парней в Коммуне, с которыми я общалась. Жаль, что он был чужак и мы больше, наверное, никогда не увидимся. Интересно, у кого-нибудь из этой артели чистильщиков есть семья? "Вряд ли", подумала я.

Резчик вдруг с силой плюхнулся на потрескавшийся асфальт перекрёстка, резко выбросив плечо вперёд. Странное дело было, споткнуться на таком ровном месте. Потом, почти сразу, резко стукнули камешки между ног у Рыси. Я совершенно не понимала, что творится, но знакомый свист над ухом еще через мгновение, резко обдал меня холодным потом. Я как стояла, так и бросилась на жёсткое покрытие дороги, в страхе, не соображая что делаю, я еще и укрылась сверху сумкой, той самой, что куда важнее моей жизни была. В тот момент душевной слабости я не думала об этом и вообще не думала.

Я поняла, что в меня стреляют, но я совершенно не слышала, кто и откуда. Обычно выстрелы громкие очень, а тут это был тихий ужас, как будто кошмар беззвучный. Это совершенно ужасное ощущение, когда лежишь посреди совершенно голой, ровной дороги и понимаешь, что в каждую секунду тебя может прошить комочек металла и ты кончишься. Ты уже представляешь все это и остается только молиться Господу. Я так и сделала, сраженная ужасом, я даже не подумала закричать или предупредить Рысь, я о ней словно забыла на доли мгновения. На плече у лежащего лицом вниз Резчика расплывалось красное пятно, он застонал и пошевелил другой рукой. Почему-то это изменило для меня все.

Я сказала себе "Господи, защити" и вскочила, стараясь не думать о том, как меня вот-вот убьют. Я еще слышала звуки пуль рядом, но все так же хлопка выстрелов не было. На дрожащих ногах, согнувшись, я подбежала к Резчику и, взяв его за ноги, потащила прочь с опасного места. Около бордюра асфальт был сильно раскурочен, там, наверное, фугас когда-то взорвался или что-то такое и в воронке, полной земли, хватило бы места укрыться и мне и Резчику и Рыси. Надо было только добраться дотуда, а сил у меня не было сдвинуть тяжёлое мужское тело. Я закричала, впервые своим голосом нарушив тишину этой сцены и изо всех сил потянула ноги на себя. Оставалось надеяться, что Рысь мне поможет. Сумка висела у меня на плече, нисколько не помогая.

Рысь пришла мне на помощь и вдвоём мы дотащили Резчика до воронки. Я коротко кивнула головой и принялась рыться в сумке парня, ища бинты и антисептик. Я никогда не накладывала настоящие повязки, особенно чтобы на такую рану жуткую, я даже не знала как к ней подступиться. Мы учили скорую помощь, когда были в школе, настоящей медицине учили в Университете, но каждый житель Коммуны должен знать, как помочь другу, если он отравился водами Топляницы, попал в Тень Старого Мира или порезал себе ногу о живой плющ. Но одно дело знать и наложить Катьке повязку под смех других учеников, а другое вот так, под обстрелом, с дрожащими руками бороться за жизнь человека. Но я не паниковала, не вопила, хоть мне и хотелось очень вскричать "я не знаю, что мне делать!". Я знала, что это моя миссия и что если я не справлюсь, Резчик умрет у меня на руках, это было так просто и понятно, что даже страшно от этой ясности становилось. Парень был бледный и дышал тяжело, но все порывался встать, я его успокаивала. Эта уверенность в будущем и обреченное понимание, что я либо сделаю, либо не сделаю и человек умрет, это придало мне какое-то могильное отстранение и решительность.
Шаг за шагом. Найти бинты. Найти чем промыть рану. Ничего нет, вытряхнуть все из сумки! Нет, нет, нет... Я чувствовала, как секунды утекают, капают из моих пальцев, словно кровь. Маленькая бутылочка с оранжевой жидкостью, запечатанная еще с времён Старого Мира. Алкоголь? Пробка сорвана, запах ужасный, кислый, я никогда не понимала крепкие напитки, меня от церковного вина развозило сразу же, мы его часто пили на праздники. Поясной нож срезает прилипшую ткань с раны, туда плещет алкоголь, парень дергается, потерпи, родимый, милый мой, просто терпи. Я мотаю бинт не жалея, движения отточенные, хоть руки и трясутся, в голове ясность, но сколько она продлится? Дело сделано, в руках пистолет.
- Что дальше? - вопрос к Рыси.
Кажется, больше не стреляют. Я чувствую себя глупо, когда вот так сижу в неглубокой дырке в земле, а вокруг тишина, словно я играюсь или что-то. Только красное пятно поверх белых бинтов на широкой спине товарища по артели говорит, что это все не игра. Стрелок где-то наверху, в одном из домов, что пялятся на нас окнами. Раз пуля прилетела Резчику в спину, а стрелок нас не видит в этой воронке, спрятался он где-то в пятиэтажном доме перед нами, невысоко, этаж второй-третий. Всего и дела, пробежать по тротуару, шагов десять - и ты уже в доме, дверей нет, отсюда видна даже лестница вверх и черный провал, кажется ведущий вниз, в какие-то подземелья. Я думаю, распахиваю свою сумку, сейчас не время для тайн, показываю содержимое Рыси.
- Может что-то поможет, я не знаю. Я думаю, надо выбираться отсюда, но его мы не вытащим никак. Надо либо бежать за помощью, в Собаку или куда-то, либо же кто-то из нас - туда, навстречу опасности - короткий кивок в сторону подъезда. - Я могу, но я не убивала никогда и не дралась, я могу подвести. Я больше не знаю что придумать. Вторая из нас может прикрыть, но у меня только пистолет и все, гранат больше не осталось. Говори, я сделаю, как ты скажешь. - мне стыдно признавать, что я неумеха-вояка, но я такая, я это понимаю, пусть Господь меня не судит. Но если моя судьба умереть в этой яме, то пусть Он видит, что это случилось не от нехватки смелости, я достойна Его. Я смотрю в глаза Рыси. Она тут живет, она знает, как мне быть. Не время для сомнений или подозрений, мы все сейчас в одной земляной лодке. И выберемся только действуя вместе. У меня не возникло даже мысли, чтобы бросить всех и постараться сбежать, надеясь, что я тощая и быстрая. Когда Резчик повел рукой, лежа на земле, смертно раненный, в голове я уже подвязала себя в эту артель.

Двое, что засели наверху были новичками. Первое задание за пределами лагеря, да еще и в условно-нейтральном (читай "враждебном") городе - значит либо будут кашеварить на базе, либо их бросят в самое пекло как расходный материал. А тут не вышло ни первое ни второе. Отправили прикрывать пути отступления. Будто будет кому "отступать", ха-ха. В главной группе ребята из "Альфа" и "Браво", они зачищают под корешок. А какие игрушки у них, от вида базуки у Джокера аж слюна шла. После провала с дедком Альфачи мечтали вернуть потерянную репутацию, а значит отступающих в этот раз не будет. Да, у этих фанатиков четыре вооруженных, легкобронированных единицы техники, пулемёты, гранаты. Зато за нашими внезапность и столько взрывчатки, что хватит раскурочить пару танков. Поэтому первую ночь Джокер беззаботно продрых, просыпаясь лишь на шипение рации, а Сема, напарник, сначала изображал гуся, пялясь в бинокль, а потом тоже устал и прикорнул до утра.

Обычай ходить парой "наблюдатель-снайпер" - это пришло еще до Войны. Другие цели, другие дистанции. Сейчас от "напарничка" Джокеру пользы было меньше, чем от репья в штанах. Тот хотя бы выковырять можно было. А тут ни подготовки, ни понимания, ни темы для разговора, только глазищами хлопает и бесит. На двоих у них был комплект для отдыха, ящик с пайками на неделю, винтовка с глушителем, два пистолета и приказ "иди туда, не знаю куда, ищи то, не знаю что". К утру вместо желанного отбоя - новая команда, перебазироваться дальше. Потом еще дальше. Значит, кто-то из коммуняк ушел все-таки, раздвигали кольцо. Бой с собаками подарил много эмоций в радиоэфир, но тут, на окраине города было тихо. Бесило, что надо ждать, пайки можно было выгодно загнать местным, как и "порванное при стычке одеяло" или еще чего из казенного, а на местные бабки оторваться с пойлом и бабами - Джокер всегда считал себя умней других. В лагере-то "дисциплина", там не разгуляешься. Только Сему пришлось бы брать в долю, но он фраер, много не возьмет. Оставалось надеяться, что маета скоро кончится.

Последняя их локация была на окраине города - дальше раздвигать кольцо смысла уже не было, поэтому Джокер ждал скорого отбоя. Ребята сообщили, что этот перекресток не обойдешь, а значит лучше места для засады поблизости нет. Парень увлеченно рисовал ножом на кирпичах дома пиковую масть - свой фирменный знак, когда этот гусь Сема, беспрестанно лупящий глаза в бинокль начал теребить его за погон.
- Джокер, Джокер, гляди!
- Будешь меня за форму теребить, я тебе палец сломаю, упырь - ответил Джокер, не отрываясь от своего занятия. Таких, как Сема, надо сразу к порядку приучать. Но тот не отреагировал и пришлось встать. По перекрестку шли двое. Нет, трое, щуплую девицу в респираторе так сразу и не заметишь. И пускай бы шли себе, убогие, но одна из них была фанатичка - ее выдавали одежды. Матюгнувшись, Джокер оттолкнул напарника, выхватив у того бинокль. Сомнений не было - наши клиенты.
- Центр, центр, пост три-семь, есть контакт, описание совпадает! Какие приказы? Приём.
Ответили с заминкой, но переспрашивать не стали.
- Это Центр, приказ нейтрализовать любой ценой, при невозможности - остановить до подхода подкреплений. Три-шесть и три-один выдвигаются к вам, как поняли? Приём.
- Есть! - ответил Джокер, чувствуя, как разжигает кровь адреналин. Вот и отсиделись в кольце, е-мое.

Стрелок он был не лучший, да и проверить себя в деле не доводилось раньше. Патроны - вещь дорогая, в основном все тренировались с пневматикой, из своей пушки он стрелял всего два раза раньше. Позицию внутри комнаты он себе, конечно, не оформил, поэтому приходилось стрелять "с плеча", чтобы не высовываться из подоконника. Выстрел, второй, третий, азарт сужает зрачки. Пляшите под мою дудку, девки. Они думали, что спрятались в этой воронке, но просто надо было получше прицелиться. Падение тела рядом Джокер воспринял как очередную выходку дурака Семы. Вот чего он опять?! Оторвав взгляд от прицела, стрелок перевел взгляд. Его напарник лежал на полу, его мозги вперемешку с кровью оставили огромное отвратительное пятно на стене. То, что Джокер отвел голову в сторону спасло его, следующий выстрел неизвестного стрелка разбил ему прицел вместе с винтовкой, горячие осколки искровили ему лицо. В себя парень пришел только за дверью. Ноги его дрожали, руки вжались в рукоять пистолета, по лбу тек пот пополам с кровью. Он выдернул рацию.
- Центр, центр, это засада, я под огнем, Сему убили, что делать, Центр?! - голос его срывался. Ответа не поступило, может быть рация была сломана осколками винтовки.
Следующие слов десять были все нецензурные, они помогли собраться. В комнату он не вернется ни за что, вражеский стрелок явно точнее него. Надо валить отсюда короче, пока троица убогих изображают мишень, а стрелок в другом доме. На трясущихся ногах он бросился вниз по лестнице, надеясь выйти через задние квартиры, минуя перекресток. Он не знал, что его маршрут как раз пересекается с пробирающейся в дом Рысью. Пистолетные выстрелы с улицы он уже не воспринимал.

Тем временем я набиралась с духом и молилась. Мне главное было рассчитать патроны, чтобы хватило, пока Рысь бежит. Я умела прикрывать, нас учили в Школе такому. На словах, правда, только, но это не сложно было, это значило: стреляй в сторону врага, чтобы тот не поднял голову. Я так и сделала за мгновение до того, как Рысь помчалась вперед. Бах-бах-бах-бах и еще раз. Пистолет дернулся последний раз и затих, патроны кончились, а моя боевая подруга добралась до дома живой. Я показала ей большой палец, правда потом подумала, что она может не знать, что это значит. После этого я легла поглубже в воронку, чтобы только одним глазком следить за Рысью, было бы глупо умереть сейчас, когда главная опасность позади. Нащупав фляжку с водой, я подала ее Резчику, не вставая, и помогла ему попить, он с теплой благодарностью взглянул на меня, а я с улыбкою и жалостью на него, после чего развернулась обратно к дому с врагом. Там Рысь как раз залезала внутрь, она догадалась через окно это сделать, очень умно, я бы не додумалась.

Рыси не было всего ничего, я даже по-настоящему переживать не начала. Она скрылась в опасном здании, прошла минутка, наверное, не больше, а потом она вышла обратно. Я аж вздрогнула, когда подумала, что она так быстро наверх поднялась и стрелка бесшумно убила. Но говорить ничего не стала, я ей была очень благодарная и не хотела отвлекать и мешаться, я понимала, что сейчас все очень серьезно. Так что мы без лишних разговоров всяких помогли Резчику подняться, а потом я сумки все потащила, а Рысь своего товарища. Парень держался очень хорошо, но видно было, что он весь побледнел и ему плохо. Он пытался шутить, но ему совершенно ясно было не до шуток. Я пыталась тоже пристроиться, чтобы помочь его вести, но только мешала и мне сказали не лезть, так что я эти попытки бросила и просто понесла сумки дальше, все оглядываясь назад и переживая.

Я взяла еще два магазина, у Резчика пистолет был похожий на мой, только чуть-чуть другой, а обоймы хорошо подошли. Когда я спросила, что случилось в том доме, мне объяснили непонятно совсем, я только поняла, что стрелка кто-то спугнул, кто-то еще был на том перекрестке. Это ужасно было, что нас так быстро нашли все и непонятно, кто нам помогает и зачем. Я поняла, что мне нужно уговорить Рысь и прочих проводить меня до Ганса, потому что одна я с таким точно не справлюсь. Надо было только до этой самой Собаки добраться и залечь, передохнуть. Я надеялась, что остальным артельным ничего не грозит, я знала, что они за нами должны были идти. Я хотела про эти свои опасения Рыси сказать, но посмотрела в ее горящие глаза и решила, что сейчас не время, она, наверное, сама все понимает и переживает не меньше моего, а гораздо больше. Потом. Все потом. Надо только добраться и отдохнуть немножко, я уже давно чувствовала, что мои силы кончились и ногами переступала, будто полумертвая, ничего не соображая. Говорят, что на проклятых погостах трупы, оставшиеся со Старого Мира под ритуалами оживают и ходят, воют жутко, ища и призывая Его Тень, вот я себя таким трупом ходячим чувствовала, только не выла, потому что сил не было да и нельзя было.

На ритуал с едой я только уважительно посмотрела, я понимала, что это чужие места, не людские, тут пахло заскорузлым мясом и хищной шерстью. Господь наш никогда не запрещал ритуалы, если они урожаю помогали или загнать дичь в ямы, этим всегда священники занимались или бывалые люди, близкие к богу: кузнецы, механики, врачи, охотники.  Тут мне оставалось только аккуратно себя вести и повторять за Рысью все, что она делает, я даже себе полоску вяленого мяса выпросила кинуть хозяину тропы, хотя от запаха солёного у меня желудок свело и рот слюной изошел, я голодная была, как никогда раньше. Но снова я себе повторила, что не время сейчас и не место, потом, все потом, когда дойдем до места безопасного. Там будет время, я верила, что меня не выгонят сразу, дадут отоспаться хоть чуть-чуть, еды и вопросы можно будет задать. Мне хотелось убедиться, что с Резчиком все хорошо будет, я за него переживала и в дороге все смотрела на него. Он уже давно не пытался шутить или говорить что-то, а только ноги переставлял и пил пересохшими губами. На повязке расползалось большое, страшное кровавое пятно. Было понятно, что из Собаки он уже никуда не пойдет, ему там отдых нужен будет. Только бы дойти.

Я смотрела на костлявую спину Рыси, на её упрямую осанку и думала об этих чужаках, первых встреченных мною вдали от Базы. Они были не такими, какими я их представляла, но и от коммунаров они тоже отличались. Это не были дикие варвары, стреляющие во всех и вся и погрызающие сердца павших врагов. Это не были и те почтенные торговцы, бряцающие сверкающим металлом, которые приезжали к нам в караван-сарай. У этих дикарей столько домов вокруг, а живут они под землей. Столько людей здесь проживает, а все прячутся друг от друга. Все себе на уме, но держатся близких. Они презирали рабство, но спокойно относились к Заражению Семени. То, что я до сих пор жила, то, что Резчик из-за меня ранение получил, то, что Рысь мне спину подставляла... Это все не совсем у меня укладывалось в голове. Одним словом это были странные люди, но я была благодарная им, что их встретила. Я слабо себе представляла, как я одна буду, вроде я все ходила и Рысь не любила, с подозрением к этой артели чистильщиков относилась, но чужие пули быстро все расставляют на места. Одно радовало, что этот проклятый город оставался позади и стоило мне только до Ганса добраться, мне сразу легче жить станет. Только бы он дверь мне открыл.

— Осталось пройти всего ничего. Вон, и Собака виднеется. - сказала Рысь и у меня сразу будто силы появились и в голове прояснилось. Я прибавила шагу, но, как оказалось, спешила я зря. Приключения этого сложного похода не закончились. Из-за забора показалась высокая тень человека с поднятыми руками. Я сразу же скинула сумки на землю и выставила пистолет, прицелившись, мне больше не нужны были сюрпризы и дыры в моих товарищах. "Моих товарищах?" "Да, моих товарищах" - ответила я себе и переступила с ноги на ногу, готовая стрелять. Раздался глубокий голос пожилого человека, который показался мне таким томительно знакомым, что у меня даже сердце в живот куда-то провалилось. Не может быть... Дедушка Клир?

И действительно не могло. Человек вышел под блеклый свет неба над старым городом и я поняла, что знаю его, но не так, как показалось вначале. Он сказал:
- Все меня зовут Призрак. Не стреляй, Наташка, выслушай, в конце концов я помню тебя еще крохой. - это он говорил не мне, а Рыси, мне даже как-то странно было слышать, что к ней так обращаются. Но тут я вспомнила, где его видела.
- Это Вы! Вы передали дедушке Клиру эту сумку! Вы были в машине с ним.
- Да, я. И совсем не надо об этом кричать. - спокойно ответил Призрак. Он не подходил ближе к нашей троице, стоял на отдалении, всем видом показывая, что не опасен. Потом он продолжил:
- Сейчас не время болтать. Ваше убежище скомпрометировано, оно под наблюдением. Туда нельзя. За вами хвост, времени мало. Я заберу девчонку - кивок в мою сторону - Передай Белому спасибо, позже сочтемся. Теперь про вас двоих. Я могу забрать раненного, Ганс, наш дом на колесах, неподалеку, там можно оказать помощь. Могу забрать вас всех, но кто-то должен предупредить Белого, чтобы не шел в убежище, ему даже приближаться опасно. Оставьте ему знак или что-то. Могу просто уйти, но далеко вы с раненным на плече не оторветесь. Решайте быстро.

Я ничего не поняла. Кто это? Я ни разу не видела его до вчерашнего дня. Он был похож на Дедушку Клира, только борода коротенькая и взгляд очень жесткий, хоть и спокойный. Он был стар, но полон внутренних сил, было видно, что такого дедушку не переломить и арматуриной. Откуда он знает Рысь, откуда он знает Ганса, зачем он отдал сумку, а теперь снова забирает, как он спасся из ездехода, я ведь видела, как он внутрь садился. У меня было столько вопросов, а думалось очень плохо. Я не убирая пистолет, посмотрела на Рысь, только ей надо было решать, как поступить, я на нее всецело полагалась в этом. Наверное, проще всего было сделать Призрака настоящим призраком, но это неправильно было, наверное. Я подумала, что именно он нам и помогал там на перекрестке, хоть и не знала, как именно.
- Что нам делать? - тихо спросила я девушку. Я не хотела никуда идти с этим человеком, я хотела остаться с Рысью.

Они все шагали быстро и молча, все были на взводе и пределе сил, все, кроме нелепой девчушки, что звали Анастасией, знали, как себя вести, когда ты добыча, а враг на хвосте. Призрак осторожно и незаметно проверил бок. Все хорошо, рана не саднила. Немало досталось его старым костям за последнюю пару недель. Это значило одно из двух - или он теряет хватку или взял непосильную ношу. Да, раньше ни того ни другого с ним бы ни случилось. События прошлого упорно лезут на ум в каждую секунду, свободную от борьбы за свою жизнь и свое дело. В конце всегда думаешь о начале - так часто говорит его брат. Говорил.
Двадцать лет назад они были другими. Клир, его любимый старший брат, мечтал об образцовой Коммуне. "Большевики пытались улушить отдельно взятую страну - я ограничусь одной коммуной. На мой срок этого хватит, а дальше приспособимся". Отсутствие денег, якобы всеобщее равенство, религиозный клей, сплочающий общину, а главное - строгие правила и нормы. Не интересен, не нужен, не способен - рынок рабов работает круглый год, даже зимой. Отвратительно, но на что только не пойдешь ради идеи. Вот и он, тот, кого теперь звали Призраком, пошел на многое, слишком многое.

Двадцать лет под прикрытием. Двадцать лет работы на главных врагов новой общины, идеологических и ресурсных. И поиск великой Тайны Старого Мира, Тайны, которая для всех была лишь мифом и лишь четверо человек во всем мире знали - эта Тайна слишком велика, чтобы не быть правдой. Короткий визит в Новый Ярославль, в то время он познакомился с тогда еще Наташей и с отцом Белого. Он со многими знакомился, подбивал клинья к Армейским, втирался в тусовку, нужно было стереть свой след, ведущий из Коммуны. Просто парень из подземки с круто варящей башкой и крепкими руками - глина, из которой можно вылепить хорошего бойца. Оказалось, что можно вылепить не только бойца - офицера, сначала полевого, командира батальона, потом Штабного. ЗамначШтаба по боевой подготовке - наверное, он единственный носил такое звание во всем этом проклятом Новом Мире. Армейские, ВС РИ, Военное правительство Российской Империи - названий у тех, кому он служил, было много и его начальники отчаянно цеплялись за регалии сгинувшего прошлого, словно преемственность власти что-то значила в этом Новом Мире.

Двадцать лет под прикрытием - это невозможное задание, но кто бы сказал ему об этом тогда, когда он был молод и наивен? Ты не можешь притворяться столько лет, ты надеваешь личину и растворяешься в ней. Становишься Призраком. У тебя появляются знакомые, потом любовь, потом чудесная дочурка, твоя карьера идет в гору. Все что связывает тебя с прошлым - короткие обмены сообщениями через мелких агентов. Минимальный контакт, чтобы не выдать себя, ты сам так приказал, когда был зеленым несмышленышем. И это прошлое все больше кажется чем-то нереальным, далеким, ненужным. Но однажды Великая Тайна сама приходит в твои руки и ты вспоминаешь о Боге, которого когда-то помогал придумывать. Тебе приходится делать нелегкий выбор зная, что эту Тайну больше не похоронить. Она погубит людей и тебе решать, кого именно.

Две недели назад случился день Д. Он выкрал Тайну и связался с братом. Много произошло с тех пор, плохого и очень плохого. Гибли люди с обеих сторон и эти смерти Призрак записывал на свой счет. Он стал причиной гибели собственного брата, которого любил всем сердцем всю жизнь. И сейчас он спасался от тех, кто тренировались по его боевым программам, он стрелял в ребят, которым, возможно, жал руки на Присяге. И все ради чего? Ради шкатулки с Тайной?

Историю человека не расскажешь на страницах даже одной книги и нельзя передать все, что случилось с Призраком, все, о чем он думал. Сейчас он выбирался из города с новоприобретенными компаньонами и уводил их в заросшие, дикие леса с остатками древних фундаментов. Еще лет сорок назад на этих местах был город, но природа, новая, кровожадная природа наступает нещадно, мечтая отвоевать свое по праву. Сейчас она помогала Призраку и его команде избежать ненужной стрельбы.

Наконец, группа обошла большое поле, настолько отравленное в ходе Великой Войны, что на нем до сих пор ничего не росло. В стороне от этого приметного места расположился Ганс - дом на колесах с искусственным интеллектом. Притом очень вредным искусственным интеллектом. Но Призрак не боялся общения с этой машиной - в конце концов он был в той группе, что реанимировала этот артефакт эпохи Старого Мира. Короткий разговор с машиной, пока остальные отдыхают в стороне - и двери гостеприимно открываются. Внутри их ждет горячая вода, питьевая вода, медикаменты, удобные лежаки, хоть и всего три, включая матрас на полу. По мерка Нового Мира это рай, причем рай с запасом хода в 400 километров только на батареях.

Рысь помогает своему товарищу и озирается вокруг, словно хищный зверь. Хорошее имя она себе выбрала, Призрак знал о ней, когда искал выходы на Белого неделю назад, но вживую впервые увидел только сегодня утром. Хорошая девчонка, смышленая и с правильными принципами. Он долго следил за ней, с тех пор, как сам оправился от ран, перегнал Ганса и убедился, что флешка не в руках у армейцев.
Призрак не боится, их не найдут, он позаботился даже о собаках, маленькая ампула с порошком отобьет у них всякий нюх. У них есть пара часов, пока армейские не организуют гребёнку, к тому времени можно тронуться, выехать на дорогу, а дальше в любую сторону, хоть по полю, хоть по ручью. Сейчас Призрака волновало другое. Решение он принял. Трудно спокойной рукой открывать шкатулку, из-за которой случилось столько дерьма. Из обитых сукном внутренностей извлекается короткая полоска. То, что люди Старого Мира звали "флешка". Кусочек пластика с микросхемками внутри. А там, стоит только подобрать ключик, - коды доступа к управлению спутниками военного класса. Теми, что еще кружатся по орбите над многострадальной планетой. Это доступ к лучевому вооружению классов А и АА, то есть способному превратить Новый Ярославль или поселения Армейцев в испепелённые руины за пару часов. Доступ к коммуникациям, навигации, возможность организовывать дальние координированные походы. И так далее, далее, далее, все это можно назвать одним словом - это власть. В умелых руках - великая власть, в гениальных руках - власть уровня Бога. Стоит только добраться до Базы, интегрировать данные с "флешки" в управляющие компьютеры - и мир ляжет у твоих ног. Только вот Призрак не хотел становиться Богом. А брата, который мог бы, больше нет. Мужчина задумчиво вертел в руках такой хрупкий кусок пластика.

Анастасия мирно спала на кушетке. От нее было бы слишком много проблем, Призрак понимал это и аккуратно ввел ей еще в пути иглу со снотворным. Благо, что нужная ампула лежала в той же сумке. Можно было задуматься и о том, чтобы избавиться от этой дурехи навсегда, но... у него дочка почти такого же возраста. Поднимать руку на детей - это последнее до чего можно опуститься. И вот в минуты сомнения Призрак обращается к тому человеку, который не попал в этот водоворот политической грязи и шпионажа, борьбы за идеалы и власть, мерзость, которая начиналась, как благородные мечты, которая отравила его и втянула столько людей в бессмысленную войну.
- Нет, Рысь, - Призрак уже понял, что к девчонке лучше обращаться так, - По правде, я больше был знаком с его отцом. Мы с Белым пересекались неделю назад, но... безрезультативно. Пришлось решать вопросы по другим каналам. Я не в обиде, он был в своем праве. Послушай... Мне нужно серьезно поговорить с тобой. Там, откуда пришла эта девчонка - короткий кивок в сторону Насти - Есть такое понятие, Тень Старого Мира. Что-то ужасное, что-то неуловимое, что преследует нас всех и спастись почти невозможно. - он повертел в руках "флешку" - Тень Старого Мира в моих руках, девочка. Власть, которая не снилась никому, оружие, способное стирать города с лица этой земли. Я отдал всю жизнь ради неё, все светлое и хорошее что было во мне я выменял на это и теперь вижу, что не способен даже держать эту дрянь в руках. - он бросил "флешку" Рыси. - Если доберешься до Базы, Ганс - он постучал по кузову, но Ганс не отозвался, Призрак временно выключил его когнитивные функции, нечего роботам лезть в дела людей - довезёт тебя туда без проблем, там ты получишь за эту штучку любые богатства, сколько сможешь выторговать. Правда, не факт, что тебя отпустят. Армейцы тоже отвалят сполна за такую находку. Я видел тебя в деле, я следил за тобой с того мгновения, как ты нашла Настю. Пусть теперь это будет твоя ноша, а я, я больше не могу. - он взял в руки пистолет Анастасии, дослал единственный патрон в ствол, вынул магазин. Достал остро отточенный огрызок карандаша из кармана, черканул несколько слов на бумажке, сложил её, а сверху вывел красивым, хищным росчерком сложную завитушку.
- Если когда-нибудь будет возможность, среди Армейских живет женщина по имени Олеся Чернышёва, у неё длинные чёрные волосы до лопаток и пахнут они лавандой. Я бы хотел, чтобы эта записка оказалась у неё. Я найду Белого, подскажу ему дорогу досюда. Ганс очнется минут через двадцать, он расскажет как тут управлять всем, есть автопилот, я назначил тебя новым и единственным капитаном этой посудины. Как Белый придет, вам лучше не задерживаться на месте, советую выворачивать на дорогу, а там на юг. - он передал записку Рыси, отдал воинское приветствие и чеканным шагом вышел из машины, положив в карман пистолет с одним патроном.

Старые волки всегда уходят умирать в одиночку.