Кристофер
...Знаете, я очень люблю жемчуг. На самом деле, не только я, но как то так сложилось, что и все женщины нашего дома питают к нему трепетную привязанность. А учитывая их количество, наберется на целое ожерелье.
Простите, Вам, наверное, не очень интересны мои рассуждения о ювелирных пристрастиях. Но я пишу Вам вовсе не из желания поделиться своими страстями. Впрочем...
Вы рассказали мне невероятную историю о мире, мне не доступном, который судьба не позволит мне увидеть, и тем не менее, он живет, дышит, существует, бьется пульсом в ваших венах и светом в ваших глазах. Возможно, то будет исчерпывающим ответом на вопрос, верю ли я вам? Разве я могла не поверить? Вы человек, которому я выдала кредит доверия больший, чем самой себе. И признаюсь я в этом лишь потому, что вы осмелились мне рассказать то, за что весь свет счел бы вас сумасшедшим.
...Некогда, когда Солнце, Небо, Море и Горы были не  просто стихиями, но и Богами, в устье Гелиона жила и цвела империя еще задолго до Эмилькона. Прекрасные дворцы и площади вырастали прямо из бескрайних вод и своими шпилями подпирали небеса. Царевна Ллигирллиинн чтила Море и служила ему, как жрецы служат ныне нашим богам. Царевич Ольгринн восславлял Небо и гордыня его была столь же велика, сколь высоко было Небо над ними. Однажды, царевна, услышав как восславляет ее брат своего бога и надсмехается над всеми прочими, возразила против такого и объявила, что  поставит во славу Моря скульптуру, что заставит устыдиться заносчивое Небо. Царевич в ответ лишь рассмеялся,  сказав, что во всем Альмарене не найдется столько камня, чтобы хотя бы приблизиться к славе Великого Неба.
Но он, как и многие гордецы, поторопился праздновать несостоявшуюся еще победу, или Ллигирллиинн вознесла мольбы и дары не только Морю, но и Повелителю Гор, чтобы получить благословение и разрешение участвовать в божественном споре. И тогда, Море и Горы объединились в союзе и перед прекрасной столицей той империи вырос необъятный перламутровый солончак, что был белее снежных вершин Севера. Тысячи тысяч скульпторов, сотни сотен ювелиров, десятки десятков художников принялись за работу, высекая из чудесного камня облик прекрасной женщины, олицетворяющей Великое Море. И чем больше неотесанный кусок камня приобретал свои прекрасные черты, тем выше и выше он рос, сверкая под светом Старшего Солнца сотнями радуг. Когда тень от статуи накрыла дворец царевича Ольгринна, тут то и стало ясно, что бахвальство и гордыня сыграли с ним злую шутку. В гневе, он ослепил свою сестру и приказал разрушить статую. Но когда воины царевича подступили к ее белоснежным стопам, Море подняло волны, что были выше самых высоких шпилей в городе и поглотило неучтивых богохульников.
Тогда, царевич выслал сестру и всех, кто участвовал в возведении статуи из города, и они стали жить на ней, точно чайки на скалах. Он надеялся сломить их непогодой, голодом и унижением, но  Ллигирллиинн стала лишь молится неистовей и вместе со своими людьми принялась продолжать  строить статую. И Море, в награду за их веру и труд, одарило их всеми своими дарами, дав кров, пищу и благословение.
Царевич не вынес такого оскорбления и обратился к Великому Небу, пообещав отдать тому в жертву восемь тысяч  самых красивых женщин своей империи, если то низвергнет и статую, и Великое море. И Небо, ответив на столь щедрые посулы, наслало на всю долину Гелиоса такую страшную буру, какой никогда еще не видывали те края. Смерчи бушевали над городом, молнии били в статую раз за разом, убивая строителей и простых жителей. И тогда Царевна Ллигирллиинн обратилась вновь к Великому Морю и Хозяину Гор, прося защитить жителей, пощадить город ценой жизни собственной, ведь все что она имела теперь - она сама да  ее вера. Но по своему рассудило Море.И тогда статуя сгинула в пучине морской, погрузилась полностью, а вместе с ней и царевна, что горько плакала о своих соотечественниках и жестокосердии единокровного брата. Прекратились строители и художники в белокрылых чаек, разнося страшные вести по всем побережьям, плача и стеная. Волны встали против смерчей и ветров и обрушились на город, унося всех, кто ругал и хулил, кто не верил и замышлял недоброе, а царевич Ольгринн захлебнулся в храме Великого Неба, что тоже был стерт с лица земли. Испугалось Небо и подняло то, что осталось от города в воздух, тем самым уровняв жителей с собой, позволив им жить в своих просторах, проиграв спор, начатый дураком и невежей.
Моряки говорят, что порой, там, за архипелагом южных островов, в лунные ночи виднеется корона той самой статуи Великого Моря, а на ней - слепая царевна, что плачет и по сей день о брате и о участи тех, кого погубила гордыня. И слезы ее скатываются жемчугом в темные воды, а песни ее слышны в криках чаек, что и по сей день горюют о ушедшей навсегда империи...
...Это одна из сказок морских эльфов. Сами наши высокие сородичи заявляют, что это выдумка и занятная ложь, хоть и красивая. Но знали бы Вы, сколько на берегах у Эмилькона находят осколков и фрагментов статуй!
Мы не пророки, не чудотворцы и уж точно не боги, чтобы знать наверняка о событиях прошлого. Память - наш самый достоверный и самый дальний предел, ибо историю пишут победители. Но наша вера определяет наш мир и это самая ценная вольность, что мы отобрали у небожителей. Мне нравится думать, что даже такая трагедия, как ссора Ллигирллиинн и Ольгринна имели место быть, ведь это доказало бы, что чудеса этого мира так же безграничны, как наше воображение. Как нравится думать о том, что где-то Вы читаете мое письмо и эту легенду и думаете все, что Вам заблагорассудится. Но думаете из-за меня и обо мне. Не сочтите за тщеславие, лишь за теплые чувства к Вам.

Со всей теплотой,
дона Церера Аматониди.