Совместный пост
«Де Лафаль, запершаяся в кабинете и отсылающая подданных…
…просто трусит», - вот что слышится среди недовольных, шепчущихся ядовито, как клубок черных змей, когда они думают, что их никто не слышит.
…избирает тактику, соответствующую затруднительному положению», - вполголоса говорят вампиры осторожнее своих собратьев, но и эти слова уходят чуть дальше, чем нужно. Почти странно, что их головы не украшают боевые пики Псарей наподобие знамен, но скромный отряд посланников нового господина здесь не затем, чтобы лишний раз топить будущую столицу в крови. Тем более, что ее и так пролилось в последние дни достаточно.
Потеря четверых Псарей была ударом таким же болезненным, как стилет из серебра меж ребер, а последующее исчезновение подчиненных Доули нанесло новую рану – и все это за несколько дней. Марш боялась – действительно боялась – услышать, что их ряды еще более поредели. Псари – грубая сила, необходимая мера пресечения готового в любой момент вспыхнуть конфликта, но что они теперь могли сделать перед уничтоженными таким простым до отвращения следами крови своих товарищей? 
Но даже сейчас, под гнетом случившегося, во дворце нет покоя – впереди много дел, и нет времени упиваться бессилием.
Шайло – черный с багряным сюртук, потертые сапоги, голодный взгляд и бесшумный шаг – исподлобья наблюдала, как быстро покидал кабинет наместника один из Творцов, прижимая к груди внушительных размеров папку с эскизами и чертежами и оставляя за собой в воздухе ощутимый запах каменной пыли и алхимического состава. Катрин не в настроении, в бессильном гневе, в ненависти к погубившим ее воинов незнакомцам. И именно сейчас Шай должна была поговорить с ней. Потом зашел, но так же спешно и вышел слуга с графином крови. Насколько самоубийственно сейчас заходить к де Лафаль? Марш не стучится: если она хотя бы пальцем прикоснется к тяжелым дверям из темного дерева, разрывая тишину даже самым тихим стуком, то Катрин, не став даже разбираться, отправит ее прочь в самых неласковых выражениях. Шайло едва приоткрыла их, крадущейся тенью проскальзывая в кабинет наместника, будто любое лишнее движение недопустимо и любой шорох неприемлем.
– Госпожа де Лафаль, есть новости.
Откинувшаяся на кресло не в самой удобной позе Катрин опустила голову, одаривая возникшую в кабинете Марш тяжелым, словно по счастливой случайности не полетевший в ученицу Аркона сапог, взглядом. Если бы глазами можно было разрезать на куски, то от Шайло остались бы только неровные кубики окровавленной плоти. Если бы можно было убивать – не осталось бы и мокрого места.
– Засунь себе эти новости знаешь куда? – рявкнула Дева, садясь в кресле нормально и опираясь на дубовый стол локтями. Она прислонилась лбом к сцепленным в замок рукам и замолчала на несколько мгновений, прежде чем добавить: – Закрой дверь изнутри и сядь, – тоном, не терпящим возражений.
– Как скажете.
Закрыв двери, Шайло невольно окинула взглядом кабинет, но он все тот же: закрытое помещение без намека на шанс спастись, если де Лафаль решит прикончить ее на месте, устав слышать новости – в последнее время одна хуже другой. Несколько дней в погоне за ускользнувшими стригоями. По колено в грязи, в крови и в дерьме – и все ради того, чтобы найти только карту туннелей да завести некоторые знакомства разной степени полезности. Собственно, о последнем она и зашла к де Лафаль, и разговор обещал быть совсем не праздным. 
– Матиас Гергерт, – Шайло, устроившаяся на подлокотнике кресла напротив, выглядевшего совсем скромно на фоне места наместника, не стала тратить время и терпение Катрин на прелюдии. – Вы знаете его?
Катрин, все еще не меняя позы, безразлично пожала плечами.
– Да. Или нет. Это тот блондин с вечно недовольной рожей и без безымянного пальца?
Блестящее описание.
– Нет, вы говорите сейчас Луисе Тебаре. Он вчера покинул город, если верить праведному возмущению двух его любовниц, словам его прислуги и отсутствию его имени в списке гостей на следующий званый вечер… – Шай чуть качнула головой. – Матиас один из местных. Не особо важен, не слишком хитер и не очень силен. Он постоянно в разъездах, поэтому практически не имел никакого влияния, но мне… – Марш выдержала короткую паузу, подбирая слово получше, – повезло узнать кое-что, что может несколько улучшить ваше настроение. Наверное. Я надеюсь.
Вампиресса снова нахмурилась, отчего стала еще мрачнее и тревожнее, чем обычно, хотя, казалось бы, куда больше – с лица Марш за те дни, что их скромная делегация провела в Эреш Ниоре, не сходила пасмурная сосредоточенность, а между бровей залегла едва заметная морщинка.
– У него сложные отношения с Советом в целом и с Александером в частности, – Шайло коротко посмотрела на дверь, словно Майлз должен был сейчас же возникнуть на пороге. – Матиас подвергал сомнению идеи Сифа и его действия, ведь «волк не договаривается с ягненком». Не одобрял политику Совета. Не открыто, конечно, но достаточно дерзко, а с Александером почти дошло до дуэли, благо, что этот инцидент замяли. В общем, – Марш стянула с рук перчатки и спрятала их в карман, продолжая коротко обрисовывать ситуацию, – все закончилось тем, что Гергерту пришлось на пару месяцев покинуть город, но потом вернулся, и у него даже нашлись единомышленники. Я вчера с ним встретилась, пока искала кое-что, и думаю, что вам стоит с ним побеседовать. Он может пригодиться.
«И быть поласковее».
– Лорд Аркон дальше сам решит, как с ним поступить, но пока вам лучше заручиться его поддержкой, хотя бы на время, пока все не уляжется. Дружба с Матиасом не будет лишней, учитывая наше положение в этой сложной ситуации. Что скажете?
Де Лафаль словно током ударило: она дернулась, шумно выдохнув, и сжала сцепленные вместе руки крепче, впиваясь ногтями в костяшки.
– Раз твой любимый лорд Аркон потом придет и начнет расставлять все на свои места, – в голосе вампирессы дрожал плохо скрываемый гнев, – на кой хрен мне подрываться с места и бежать в ноги к какому-то Гергерту? – Катрин подняла голову, в упор глядя на Марш. – Или ты ждешь, что я сделаю это, чтобы заслужить похвалу? – она с презрением поджала губы. – Лучше скажи мне вот что, раз носишься вокруг своего наставника как собачонка на задних лапках: похвалит кого-нибудь наш новый король за то, четверо моих бойцов погибли, исполняя его приказ?
Если слова Катрин ее и задели, но Марш смогла сохранить лицо – если дрогнет, то де Лафаль, чей гнев требовал выхода, сожрет ее на месте. Да, эти слова действительно ее задели, ударив по сохранившимся остаткам гордости, но она как-нибудь переживет тот факт, что Катрин считает ее восторгающейся Арконом девочкой, которая хочет выслужиться перед хозяином любой ценой. Пусть будет так, есть вещи поважнее, чем защита чувства собственного достоинства. 
– Я не могу вам ответить. Я не знаю. Но не вижу еще вариантов, что сейчас можно сделать, – Шайло подняла руки, будто стараясь защититься от гневных слов старшей вампирессы. – Я не прошу ваш кидаться в ноги Матиасу, но прошу хотя бы не отталкивать тех немногих, кто нас не ненавидит в этом паршивом городе. Если не ради нового короля, то ради ваших воинов.
Вампиресса не сомневалась: для де Лафаль не было ничего более ценного, чем ее воины, ее бойцы, ее верные псы, четверых из которых она потеряла. Если убедить Катрин, что та действует в интересах Псарей, защищая их и выжидая наиболее благоприятный момент для свершения мести, то де Лафаль, возможно, сможет, стиснув зубы, прислушиваться к Марш.
По крайней мере, Шайло хотела в это верить.
– Вы очень ими дорожили, – тихо сказала вампиресса после повисшей гнетущей тишины, смотревшая куда-то сквозь полный крови графин на столе наместника. – И мне жаль, что вы их потеряли, – Марш подняла взгляд, без страха посмотрев в карие глаза Железной Девы. – Как вы создали Псарей?
На фразе «мне жаль, что…» Дева злобно фыркнула, показывая, что не верит в искренность этой фразы. Но последовавший далее вопрос сделал ее взгляд другим – сначала удивленным (де Лафаль явно не ожидала от Шайло интереса к подобным событиям), а затем недоверчивым (неужели Марш действительно хотела узнать о Псарях?).
– Это… долгая история, – после недолгого молчания произнесла Катрин, все еще колеблясь между тем, стоит ли вообще начинать этот разговор.
– Я никуда не тороплюсь.
Вампиресса, помедлив, взмахнула рукой, прося подождать, а затем встала с кресла и дошла до ближайшего шкафа. Подцепив пальцами два изящных бокала на низкой ножке, стоявших на одной из полок, она вернулась к Шайло и поставила их на стол.
– Тогда наливай, – и де Лафаль вновь упала в кресло.

Совместный пост

Псари преданы де Лафаль, Железная Дева сама лично выковала их из стали оружия и крови битв, и хотя бы за это с Катрин стоило считаться и уважать ее.
– И почему у меня такое чувство, что вы больше хотите услышать о нашем короле, нежели обо мне? – Шайло мягко улыбнулась, лукаво глядя на де Лафаль, будто старшая вампиресса сказал нечто забавное. – Но его сейчас нет рядом, чтобы ответить, а я обещала вам диалог, – Марш сделала небольшой глоток, смакуя вкус крови. – Где? Одно кладбище, там уже несколько десятков лет никого не хоронят. Когда? Восемьдесят пятый год, не так давно. Как? Случайно, – Шай развела руками. – Моя очередь?
Дева цокнула языком, и уголок ее губы презрительно скользнул вверх.
– Я спрашиваю у тебя и про тебя, – она покачала головой, – а не у тебя про него.
Катрин сделала глоток крови, игнорируя последний вопрос Марш, и нахмурилась, внимательно глядя на нее, всматриваясь в лицо сидящей напротив вампирессы. Мозаика, части которой доставались теперь из самых потаенных и пыльных уголков, грозилась либо не сложиться, либо явить внутреннему взору де Лафаль очень странную картину.
– Восемьдесят пятый был двадцать один год назад. Двадцать один год назад тебя обратили? – с недоверием спросила Кэт.
Шайло хмуро глянула на вампирессу – снова это выражение лица, настолько постоянное, что скоро станет чуть ли не единственным – и с сомнением ответила, не успев поднести бокал к губам и снова отпить:
– Если это предположение, что наш король – мой создатель, то оно неверно. Конечно, его можно в каком-то смысле назвать моим мастером или наставником. Но с той лишь разницей, что меня не обращали. Что заставило вас так рассуждать?
Де Лафаль нахмурилась и откинулась на спинку кресла, задумчиво постукивая пальцем по бокалу в своей руке. В ее голове картина была – была, буквально до слов, слетевших с губ Марш, – совершенно иной, и Дева была готова биться об заклад, что ни у кого не было сомнения в одной-единственной вещи – их новый король был тем, кто в свое время подарил невзрачной темнокожей девочке становление.
Рассуждать над этим было до неприличия просто. Если учитывать исключительную преданность Шайло Аркону и то, каким фанатизмом порой от нее веяло, с каким рвением она оберегала его тайны (и самого вампира, стало быть), вывод напрашивался сам собой – возможно ли настолько привязать к себе кого-то, чьим создателем ты не был?
Но заключение было неверным. Катрин отказывалась в это верить, но фраза Марш была до безумия ясной – Аркон не был ее мастером. Тогда кем?
– А ты сама не догадываешься? – вопросом на вопрос ответила де Лафаль.
– Давайте избавим друг друга от игры в проницательность, пожалуйста.
– Такая привязанность – удел обращенных, верных своему создателю до последней капли крови, а не девочки, которая столкнулась со старшим вампиром на кладбище. Либо… – Катрин осеклась на полуслове и хмыкнула, растягивая губы в елейной улыбке. – Неважно.
Сперва были благоговейный страх и чистое восхищение, заставляющие Марш цепляться за старшего вампира, а потом, когда тот страх исчез, она уже сама не могла отпустить его.
– Печально слышать, что для вас верность проистекает либо из становления, либо... – Марш невинно похлопала ресницами, не став договаривать, предоставив закончить фразу Катрин, и сделав аккуратный глоток.
Де Лафаль насмешливо покачала головой, показывая, что не собирается договаривать, как не собирается и отвечать. Верность вытекает из становления, из уважения, из общих целей, к которым ты идешь под взором твоего лидера. Верность – из дружбы, из любви, из общей страсти.
Верности из страха не бывает. Пес, которого ты бьешь палкой и моришь голодом, никогда не будет бросаться на твоего врага, чтобы тебя защитить.
Но верность можно искусственно создать. Достаточно промыть жертве мозги, чтобы та перестала осознавать, кто она и что она, зачем она и зачем весь этот мир вокруг, чтобы видела свою единственную отраду, свой свет в конце темного туннеля в возвыщающейся над ней фигуре. Внушить, что нет никого, кто мог бы помочь, защитить и уберечь, кроме тебя. Грубое искусство. Катрин пользовалась им очень редко, но знала тех, кто проворачивал этот трюк раз за разом с переменным успехом.
Шайло? Что же, тут Дева должна была признать: ее верность Аркону была… подлинной? Да, пожалуй. Глядя на нее, де Лафаль понимала – что бы ни случилось, паучок останется на стороне их нового короля. Интересно, как скоро ее это погубит?
– Моя верность нашему королю рождена не из становления, а из уважения, и вскормлена не кровью, а доверием.
Маленький паучок когда-то был беззащитным мотыльком.
Бессмертие зудело под кожей, расползалось трупными пятнами, гнило под слабой плотью и сводило с ума. Марш помнила, как, рухнувшая на колени, скрученная судорогами и захлебывающаяся слезами, со стекающей по губам и подбородку чужой кровью, была в двух шагах от того, чтобы, собравшись с крохами последней храбрости, выйти на солнце, встречая последний рассвет, но храбрости всегда не хватало. Ей было страшно, повсюду окружали кошмары, везде виделись ужасы, всегда она могла только бежать.
Шайло искала помощи у мертвецов, но те лишь молчали и сверлили пустыми взглядами: она ищет покоя, став гробовщиком, но, не сумев его найти, тревожит других мертвых, и их хладные руки баюкают, а бледные, как мрамор, губы утешают. Голод терзал ее душу, а воспаленный одиночеством рассудок нашептывал кошмары.
– Разве суть вечной жизни – прозябать в бездне страха и чреве смерти до конца времен? – Шайло чуть улыбнулась уголками губ, вновь поднимая взгляд – любопытствующий и чуть смешливый - на Катрин. - Сомневаюсь.
У бессмертия голос Аркона: спокойный, терпеливый, мягкий. Ночь за ночью – и бессмертие не столь ужасно, десятки лет во тьме не так пугающи, мертвецы не скалятся в насмешке, а в ночном мире существует не только страх – и Марш приветствует новый закат.
– Полагаю, ваше любопытство я удовлетворила, - Шай чуть наклонилась вперед, подливая еще крови в бокал Катрин и в свой. – Что было до Псарей? Кем вы были? Шэй вас обратил?

Отредактировано Шайло Марш (12-05-2019 03:28:45)

Совместный пост

Марш сломана добровольно. И перекроена, сшита, собрана заново: по кусочкам, по уцелевшим осколкам, по частям. Прошлая жизнь – пустая, невыносимая, тянущаяся как долгий кошмар перед пробуждением, так с чего бы хранить ей верность?
– А как вы смотрите сейчас на этот бокал? – Марш подлила еще немного крови себе и своей собеседнице. – Только не говорите, что чувствуете себя неловко, ведь это человеческая кровь. Кровь разумного живого существа, – вампиресса на секунду остановилась. – Когда-то живого. Вызывает сочувствие? Жалость? Вы ощущаете вину или стыд?
– Я обратилась почти девять веков назад, Марш, – Катрин наблюдала за тем, как темно-красная жидкость переливается из кувшина в ее бокал, а после подняла глаза на Шайло. – Как ты думаешь, я способна испытать жалость к своему источнику пищи? – Дева обвела пальцем ножку бокала, склоняя голову. – Если вампир начинает чувствовать вину за то, что он – вампир, долго он не живет.
Шайло понимающе кивнула.
– Хищники не ведут переговоров с добычей, буря не щадит крестьянина, а мы не идем против своей природы.
Ведь таков естественный ход вещей, разве нет?
– Люди ценны, но лишь пока полезны. И не только как источник нашей трапезы. Среди смертных встречаются блестящие умы, золотые руки, гении, мастера своего ремесла – и тогда они становятся ценным ресурсом. С ними интересно беседовать, занятно проводить время, любопытно наблюдать за ними. Иногда они симпатичны… – Шайло нахмурилась. – Не настолько, правда, чтобы плотски возжелать их, хотя некоторых из нас периодически может потянуть и на такое. Хм, – вампиресса деликатно кашлянула. – Но подобных смертных единицы. Остальная масса же… – Марш поморщилась, словно говорила о чем-то мерзко-неприятном и вызывающем отторжение.
Сейчас все те трепыхания, все тщетные попытки Марш, тогда ослепленной и блуждающей в неведении, быть как они, как те смертные создания, чьи жизни сгорают так быстро, казались полетом в бездну, досадной ошибкой, напрасной тратой времени. Такая заранее проигрышная игра – быть той, кем она не являлась, идти вопреки собственной натуре, загоняя себя в тесную клетку с терновыми прутьями, создавать себе закон, диктующий, что преступно, что предосудительно, и в итоге пасть в борьбе со страстями, которые она сама признала бы порочными и запретными.
– Печальные корчи законов жизни, – Шай слегка пожала плечами, сделав неторопливый глоток и смакуя вкус, продлевая и растягивая удовольствие. – Взросление, старость, немощь, болезни, страдания, смерть, разложение и корм могильных червей – и никому не спастись. В юности они хороши, но все равно что сладкие фрукты – сгниют, если к ним не притронуться. Но с завидным упорством продолжают жить, расти, расцветать, влюбляться и размножаться – такова их природа. Впрочем, перестань они это делать, у нас могли бы возникнуть временные сложности. Они дают – мы берем, разве не очевидно? – на губах, слегка темных от крови, Марш заиграла мрачная усмешка. – И даже когда их кости истлеют, обратятся в пыль, мы все еще будем здесь, вечны во времени и одиноки в своем бессмертии. И это естественно, – полуулыбка вампирессы стала тусклее, а взгляд – задумчивее, словно она вспоминала что-то, но не стала говорить об этом. 
Не бойся. Не робей. И помни, кто ты.
– Теперь я это понимаю, – тише добавила Марш.
Де Лафаль молчала, пока Шай говорила, и какое-то время не произносила ни слова и после того, как младшая закончила свой монолог. Смотрела. Вглядывалась в лицо, на котором навечно застыло дыхание молодости, и ничем не выдавала своих мыслей; взгляд Катрин – изучающий, задумчивый, но без единого намека на эмоции. Для нее Шайло была очередным молодым вампиром, и она ожидала от смуглой девчонки все, что угодно: непостоянство, порывистость, жалость к людям (хотя бы ее остаток)… глупостей, которые совершали такие, как Марш, из-за недостатка опыта.
Ничего.
Протеже Аркона была другой. Стоило отдать новому королю честь – он хорошо поработал, огранив этот алмаз, заложив в эту прелестную головку правильные, хотя и слишком взрослые мысли. Шайло говорила словами своего наставника – для Катрин это было очевидно, но так было даже лучше. Глаза – зеркало души, а ученик – отражение своего учителя, а значит, копаясь в хитросплетениях мыслей первого, незаметно для себя разгадываешь тайны последнего. И если Марш впитала в себя все, что давал ей Аркон…
– Воспитал тебя под стать себе, – задумчиво проговорила Дева, делая глоток крови и проводя языком по губам. – Прелестно. Ты молодец, девочка, – в ее темных глазах сверкнуло одобрение, – не все в твоем возрасте усваивают такие простые истины. Молодых это губит – они не успевают даже прочувствовать бессмертную жизнь как следует, как смерть приходит к ним во второй и в последний раз. Но тебе, – Катрин кивнула головой, – это не грозит.
– Приятно слышать.
Одобрение де Лафаль действительно приятно.
– А что до обращения, – Шай опустила взгляд, рассматривая свои руки – чуть загрубевшая кожа, слегка мозолистые пальцы и потертые подушечки. Наверное, одна из причин, почему она носила перчатки почти не снимая. – Бастард и кухарка. Мой отец был графом, а мать – прачкой. Пожалуй, этого вам этого достаточно.
К чему все это? Погружаться в воспоминания и плакаться о жизни, которая была когда-то, бессмысленно – все равно что лелеять, но не вынимать занозу, вонзившуюся под кожу, и смотреть, как начинает гноиться старая рана, как черный шип, вонзенный в палец, отравляет все тело, и потом не стоит удивляться, что в один прекрасный день придется попрощаться с рукой. Жизнь, которая когда-то было у нее, в прошлом, и невинная девочка, которой она была сама, там же.
– Ваш черед угадывать, чем я занималась до восемьдесят пятого, – девушка откинулась на спинку кресла, с интересом наблюдая за Катрин. – Подсказка: то ремесло не особо богато на беседы. И работать тоже приходилось руками.
– Не-е-ет, – с усмешкой покачала головой Катрин, – это нечестная игра, девочка. Чернь может узнать благородного человека, даже если он скроется за военной формой и сталью, но предлагать аристократу угадывать профессию простолюдина? Вы для меня все были одинаковыми – с мозолями на руках, с опущенной в поклоне головой, одетые как пришлось и замолкающие каждый раз, когда появляется ваш хозяин.
Вы. Для меня. Де Лафаль никогда не скрывала своего происхождения и своей истории; интересовался ли этими вещами кто-нибудь – совсем другой вопрос. Угадать в Железной Деве бывшую аристократку было несложно, даже несмотря на то, что она сменила бальные платья на штаны и сюртук, туфли – на высокие сапоги, а пальцы, раньше украшенные кольцами, теперь крепко и уверенно сжимали рукоять клинка. До своей смерти, привыкшая к окружавшим ее всю жизнь слугам, Катрин не замечала их: ни приставленную к ней девушку, которая шнуровала ее корсет, ни кухарку, выходившую через ворота за продуктами, ни конюха, который ухаживал за гнедым жеребцом, папиным подарков на один из дней рождения любимой Кэт. После становления де Лафаль тоже не удалось приблизиться к черни, ведь вампирский мир, выстроенный на такой четкой иерархии, просто к этому не располагал – и Дева снова не обращала внимания на прислугу, на людей, оказавшихся на самой нижней ступени этой мрачной лестницы. Безликими тенями они скользили подле своих хозяев, преподнося им то, чего они бы ни пожелали, и разница между пареньком, приносившим ей кувшин крови, и девчонкой, покорно оттирающей грязь с пола, стиралась почти полностью.
– Но все-таки ты упоминала кладбище, – протянула Катрин, решив, что в любом случае ничего не теряет. – С мертвецами не поболтаешь, а что до рук… Копала могилы? – вампиресса пожала плечами, давая понять, что это только ее предположение.
Марш только очаровательно улыбнулась.
– Верно. Копала могилы, сколачивала гробы, гримировала мертвые лица. Не знаю, как так вышло, – вампиресса аккуратно убрала кровь с губ лежащей на подносе салфеткой. – Но знаю, к чему это привело, – Шайло окинула взглядом кабинет наместника, не став пояснять, какой путь был проделан через пропасть, разделявшую жмущегося к могильному камню гробовщика и приближенной к новому королю вампирши. – Однако давайте оставим титулы и ярлыки смертным. Мы давно не те, кем были когда-то, и нет смысла цепляться за прошлое да ворошить эти угли.
Шайло вновь подлила крови в бокалы, с неудовольствием замечая, что трапеза скоро может быть закончена, а ведь ей только удалось разговорить де Лафаль, отношения с которой могли и сложиться. Что можно предложить женщине, когда напитки заканчиваются?..
– Вы мне нравитесь, - Шай внезапно чуть подалась вперед, отодвинув в сторону наполненный кровью бокал. – И раз за столько лет вас никто так и не пригласил на танец, то позволите мне сделать это? – Марш на мгновение задумалась, после чего с легким смешком добавила: – Если, конечно, вам не претит замарать руки о чернь.
Катрин, взглянувшая на Шайло, которая неожиданно решила заговорить о своей симпатии, с немым вопросом, недоверчиво прищурилась, услышав последовавшее за этой фразой предложение. Но лишь на мгновение – и вскоре в карих глазах заплясали озорные искорки, выдавая де Лафаль с головой. Ее это веселило. Забавляло. Удивляло. Железная Дева могла быть грозным противником на поле боя и суровым, отдающим приказы старшим вампиром, перед которым склонялись голова за головой, но под всей этой оболочкой и мужской одеждой она была в первую очередь женщиной, выросшей в достойных кругах общества. А такая женщина не могла отказать обходительному кавалеру в одном ничего не значащем танце.
А из Марш кавалер вышел бы хоть куда.
– Это просто ужасно, паучок, – Катрин коротко рассмеялась (даже почти искренне), не поясняя, что именно она сочла ужасным – мимолетную лесть или саму идею того, что им предстоит кружить в танце в темном и мрачном кабинете наместника, зная, что никто не посмеет их увидеть и никто не узнает об этой маленькой шалости. – Но я не могу тебе отказать.
Поднявшись, Марш обошла стол и протянула руку де Лафаль, галантно поклонившись и жестом приглашая ее присоединиться.
– Катрин де Лафаль, подарите мне танец.