Несмотря на свежую побелку, развешенные по стенам цветные магические фонарики и довольно яркие светильники на столах и у прилавка, света в таверне катастрофически не хватало. Так получилось, что все его источники находились довольно низко и подкопчённым доскам потолка его уже почти не доставалось. Посетители при этом превращались в обведённые ярким контуром движущиеся силуэты, зато прекрасно можно было рассмотреть лица тех, кто сидел рядом с тобой, и подпрыгивающие по столешнице кости.
За одним из столов, подальше от слишком жарко растопленного очага, собралась компания из троих мужчин и двух женщин. Крепко сложенный южанин, большой, волосатый, с изрисованными татуировками руками и массивной серьгой в ухе меланхолично жевал какие-то подвяленные листья, то и дело сплёвывая на пол и поглядывая на своих товарищей. Одним из них был такой же крепкий, хоть и не столь высокий, рыжий четвертьгном, а другой, солидный дядька с изрытым оспинами лицом, уже как более года занимал место казначея гильдии вольных наёмников. И последнему сегодня отчаянно не везло, хотя он ещё не утратил надежду отыграться.
Обобрала его миловидная юная дева с огромными карими глазами, коим позавидовала бы любая лань. Вернее, глазом, потому что правую сторону её лица почти полностью закрывали ниспадающие волной льняные волосы. Глядя на неё, трудно было представить, как это трепетное создание здесь очутилось, но мало у кого из присутствующих возникали подобные вопросы. Потому что практически все они знали, что под длинной чёлкой скрывается клеймо таллинорской каторги.
Вторая женщина выглядела чуть ли не вдвое старше и по виду годилась первой в матери, хотя на самом деле была лет на десять моложе. Такие вот чудеса творит магия и примесь нелюдской крови, но Милена давно привыкла к этой стрекозе и научилась принимать всерьёз, несмотря на совершенно несерьёзный внешний вид. Колдунья совсем недавно вернулась из Ниборна и порадовала всех своих давних знакомых тем, что сняла траур. Альвин Кратт, прежний казначей наёмничьей гильдии почил уж как два года тому. Да, этой осенью, действительно, будет два года. Надо же, как летит время.
С удовольствием достав из сундука прежние наряды, Милена вдруг обнаружила, что все они стали ей велики, так что пришлось браться за иголку с ниткой. И сегодня она как раз красовалась в одном из них, зелёном, с богатой цветочной вышивкой по рукавам и подолу, спрятав седую косу под таким же зелёным платком с бахромой.
- Так говоришь, существует заклинание, чтобы я перестала нравиться мужчинам? – вкрадчиво расспрашивала та самая маленькая блондинка.
- Существует, - утвердительно кивнула Милена. - Только зачем оно тебе?
- Да, надоели! - легкомысленно махнула рукой Веста. – А как оно будет работать? Вместо меня они будут видеть что-то другое, противное?
- Тебя и будут, просто нравиться перестанешь, - хмыкнула Лена, забирая стакан с костями, встряхнула его и перевернула на стол. – Четырнадцать.
- И хде твоя хвалёная удача? – рассмеялся Ират, показав чёрные от листьев зубы.
Лена молча отдала ему стакан, дождалась, пока выпадут тройка и две единицы, и пожала плечами.
- Действительно, кто её разберёт, эту удачу?..
Веста прыснула в кулак, ход перешёл дальше. Одноглазое очарование снова сорвало куш.
- А как то заклинание потом снимать? – продолжала допытываться она.
- Если надоест? – Милена выложила на стол ещё пару монеток и хлебнула из кружки. – Никак.
- Не-не, настолько качественная работа мне ни к чему! – притворно испугалась стрекоза. – Ходи давай.
- Слышь, Мильва, - перебил блондинку до сего момента молчавший четвертьгном, - это часом не по твою душу?
Милена посмотрела туда, куда он указывал, и увидела Бертрама де Гейла, беседующего с хозяйкой "Селёдочного уха". Это был немного надменный и трусоватый, но довольно приятный человек, которому исключительно шли дамские платья. Как и многие приятные люди, он рад был обменять услугу на услугу или просто купить то, что его интересовало, но не желал слушать о ваших неприятностях. Ни к чему утомлять хороших людей, рассказывая им о том, как скверен мир.
Благодарно кивнув рыжебородому, Милена поднялась и по краю зала проскользнула к лестнице на второй этаж. Вторая дверь слева вела в самую большую комнату в заведении Бобетты. Её открывали, только когда собиралось действительно много народу, но у Милены имелся свой ключ. Внутри не оказалось практически никакой мебели. Давно нескоблёный стол, несколько рассохшихся табуретов, да стопка соломенных тюфяков у дальней стены. Пахло пылью, свечной гарью и мышами. Ведунья только успела зажечь светильники, когда в дверь кто-то поскоблился. Не поинтересовавшись, кто бы это мог быть, ведунья открыла дверь и отступила назад, пропуская пришедшего.
- Добрый вечер, мессир. Рада вас видеть, - начала она, но тут же осеклась, заметив второго господина, и с немым вопросом взглянула на Бертрама.

Порошки для Аннет и правда помогали от головных болей, равно как и от всех прочих, а так же давали телу и разуму приятную лёгкость и хороший сон, капли же для её супруга повышали мужскую силу и ни тем, ни другим не стоило злоупотреблять, дабы сохранить остатки здоровья.
- А вот и то, из-за чего вам пришлось столько ждать, - рядом с лекарствами легла обделанная чёрным бархатом коробочка, скорее подошедшая бы для украшения, нежели для пилюль и притирок.
Внутри лежали шесть маленьких жемчужин. Хотя, на самом деле, это были, разумеется, не настоящие дары моря, а покрытые перламутровой глазурью буроватые шарики, составом которых человеку со слабым желудком лучше было не интересоваться. Конечно, можно было и просто ссыпать их в любую банку или мешочек, но Милена давно убедилась, что покупатели, которых интересуют необычные дурманные зелья, прекрасно понимают, что убивают себя, и почему-то обязательно хотят делать это красиво. Так что за один и тот же товар, но в красивой упаковке, можно получить вдвое, а то и втрое больше.
Зелье в коробочке называлось русалочьими слезами, собственно, почему и оформлялось под жемчуг, и строго говоря, никакого отношения к обычным дурманам не имело. Действие его заключалось в пробуждении кратковременных, но очень сильных способностей к телепатии. Это было первой и самой важной причиной, по которой оно находилось под строжайшим запретом. Вторая же заключалась в том, что настоящие ментальные маги учились контролировать свой дар десятилетиям, чего никак нельзя было добиться за двадцать минут, поэтому принявший такую "слезинку" смельчак мог натворить всё что угодно.
Чаще всего бесконтрольно проснувшийся дар выхватывал самое яркое воспоминание у кого-нибудь, присутствовавшего поблизости, давая возможность побывать в чужой шкуре, пережить опасный или очень приятный момент без риска для жизни, и за это русалочьи слёзы были столь любимы пресыщенной и скучающей аристократией. Кажется, Бертрам уже знал, в чью голову собирается залезть. На его лице читалось предвкушение и Милене было по-своему приятно ему угодить. Собственно, каждому мастеру приятно, когда его работу ценят.
Русалочьи слёзы были не так безопасны, как казалось на первый взгляд. Нередко бывали случаи, когда любители острых ощущений видели не самые приятные воспоминания, например тяжёлые ранения или гибель под обвалом. Того, кто пережил это в реальности, потом вытащили из-под камней и привели в чувства, но из-под обвала, что происходил только в голове, вытащить невозможно. Люди внушали сами себе, что они мертвы, и на самом деле умирали. Частенько вместе с ними доставалось и тем, кому принадлежали ворованные воспоминания, а иногда и случайным прохожим, так что глотать горошины на улице и в большом присутствии народа точно не стоило.
Делать это было лучше всего вдвоём, наедине, где-нибудь в спальне, и тогда фейерверк новых ощущений точно обеспечен. Разумеется, Милена заранее предупредила об этом господина де Гейла и потому совершенно спокойно продавала ему подобные вещи. Более того, она придерживалась мнения, что взрослый человек сам вправе решать, как распоряжаться своей жизнью. Но всё-таки ей совершенно ни к чему была его гибель или превращение в пускающий слюни и гадящий под себя овощ, ведь тогда иссякнет неплохой источник заработка.
Получив тугой кожаный мешочек с монетами и, не пересчитывая, чтоб не оскорблять благородного господина недоверием, припрятав его за пояс, Милена повернулась к тому, кого представили, как Аркона. Присутствие третьего ей не слишком понравилось, тем более вот так, без предупреждения. Хотя вполне возможно, что в следующий раз Бертраму просто следовало добавить к обычному списку средство для улучшения памяти. Как бы то ни было, своей шеей он бы рисковать не стал, как и устраивать откровенную подставу. Подобное было совсем не в духе этого пожилого вельможи. Тем более что друг его походил на других посетителей колдуньи. Скорее всего, охотник на невест из какого-нибудь обедневшего рода, не имеющий ничего, кроме клинка, породистого профиля и имени этого самого рода. Поэтому, наверное, Аркон его и не назвал. Марать не хочет. Что ж, посмотрим, что ему надо. Главное, чтоб действительно человек хороший попался, а не вёл себя так, будто у него кровь иного цвета и задница поперёк.
- А какое дело привело ко мне вас в самый канун праздника? – спросила она, улыбаясь так, будто уже знала, чего именно он хочет. – Если оно столь срочное, то мы можем обсудить его прямо здесь. "Ухо от селёдки" потому так и называется, что у здешних стен нет ушей. Если же вы не спешите, то всегда можете заглянуть ко мне в гости. Я живу в торговом квартале, на прибрежной улице, шестой дом по правой стороне.
Она хотела добавить, что обычно бывает дома до полудня, но передумала. Так было, пока они жили с Альвином. Теперь же Милена почти всё время проводила дома, выходя практически исключительно за покупками и редкий раз для того, чтобы вот так посидеть с давними знакомыми.

"А ведь хорош, стервец…" – подумала Милена, с некой долей восхищения наблюдая за повадками нового знакомого. Она прекрасно понимала, что едва ли заинтересует охотника за приданым как женщина, да и ей такой мужчина был не по статусу, но колдунья уже достигла той степени зрелости, когда можно пористо признать факт существования чего-то хорошего и оценить это, не пытаясь заполучить себе. Акрон, и правда, был хорош собой, одет с иголочки и отличался той властной, чопорной повадкой, что свойственна аристократам.
Милена обычно предпочитала мужчин попроще, без лишнего официоза. Теплее они как-то, можно даже сказать, роднее. А ведь зачем ещё нужен мужчина, как не погреется об него зимним вечером? Но то Милена, а воспитанные на рыцарских романах светские барышни, ничегошеньки в реальной жизни не смыслящие, небось, с ума по этому красавчику сходили.
- Хоть горшком зовите, только в печь не суйте, - улыбнулась она, степенно усаживаясь напротив. – По-разному меня зовут, кому как на язык удобнее. И Мильвой, и Леной, и просто матушкой. Хотя родители Миленой нарекли.
Она сложила руки на стол и с сомнением взглянула на потёртое, пыльное дерево. Ну, право слово, не по-людски как-то выходит. Сидят тут, чуть ли не в кладовке, без выпивки, без закуски, холодина кругом, пылюка и мышами несёт, хоть святых выноси. Ужас просто! Для совершения давным-давно обговоренной сделки эта комната вполне годилась. Отдал товар, взял плату и до свидания, но вести деловые беседы, а тем паче знакомиться с хорошим человеком, тут было как-то даже неприлично.
- Так-то я о вас тоже знать не знала и ведать не ведала, - заметила Милена. – Иначе бы в такой хлев не пригласила. Бобетта, вообще-то, чистоплотная. Когда купила это заведение, десяток телег всякого барахла свезла на берег и сожгла, перемыла всё, клопов повывела. Но этой комнатой почти не пользуются, вот и выглядит она соответственно. Может, вниз сойдём? Там нынче, конечно, народу навалом, но никто в чужие дела носа совать не станет. А ещё налима фаршированного подают и пиво свежайшее, м?

- Вот уж про обычаи тёмных дел мне неведомо, я – женщина честная, - отозвалась Милена, тоскливо вздохнув об остывающей нежной рыбке и греющемуся пенному напитку.
Ох, уж эти аристократы, будь они неладны. Питаются, небось, одним заморским вином да перепёлками, что чуть крупнее воробья. Эстеты, мать-ити. Там же от костей плеваться устанешь. Да и есть в них нечего почти. Целая стая в зубах застрянет, а в живот-то ничего и не попадёт. Ох, ладно. Оставалось надеяться, что сей господин стоит таких жертв.
- Значится, барышня… - она в задумчивости растёрла плечо пальцами. – Нет ничего невозможного, господин хороший. Надо признать, нечасто я нынче духи составляю, но это одно из моих излюбленных занятий. Только для этого мне нужно будет взглянуть на ту барышню. Запахи, они ведь как лица и как характеры, у каждого свой. Блондинке пойдёт одно, брюнетке другое. Какие-то травы от грусти спасут, какие-то слишком резвый нрав утихомирят. А то, что по вкусу полуэльфу, совсем не по вкусу тифлингу. – Склонив голову набок, ведунья несколько мгновений рассматривала собеседника: - Вот вам я бы что-нибудь на основе розового масла смешала. Со специями для тепла и капелькой амбры. Очень маленькой капелькой. Амбра, как и ваниль, в малом количестве играет всеми красками, увлекает, заманивает, но чуть перельёшь, и становится приторной, едва ли не отталкивающей.
Всех своих мыслей Милена озвучивать, разумеется, не стала, но у неё были большие сомнения насчёт сирени. Цветок этот, как и его запах, имениннице может нравиться, но носить его на себе ей едва ли стоит. Особенно, если девушка молода. Сирень, нарциссы, маки и ландыш, это запахи для дам, у кого уже дочери в невестах ходят, а никак не для этих самых невест. Ну, или для очень-очень темноволосых особ, там смотреть надо. С пионами, пожалуй, тоже нужно быть осторожнее. А вот фрукты, особенно гульрамские мандарины, жасмин, корица, ирис, это совсем другое дело. И мёд тоже хорошо подойдёт для тёплых оттенков.
- Можно сделать так, что духи вашей барышне понравятся, а можно и так, что понравится тот, кто подарок преподнёс, - продолжала Милена. – И, опять же, это может быть просто симпатия, а может быть и настоящее помешательство. До такой степени, что она и дом ради вас оставить, и жизнь отдать готова будет. Но вот это, как вы верно подметили, уже дело беззаконное. И запрещено оно не потому, что любовь в ком-то возбудить плохо, а потому что присуха, это совсем не любовь, это одержимость.
О, ведунья отлично знала, о чём говорит, каков приворот в действии и что он с людьми делает. И с привороженными, и с теми, кто им воспользовался. Двух мужиков этим в могилу свела, а кое-какие последствия и по сей день с собой носила. Потому и рассказывала Аркону о том, что может его ждать, если надумает подтолкнуть события. Впрочем, именно рассказывала, а не отговаривала. Всякий в праве сам решать, что и как ему со своей судьбой делать. Лена могла помочь сделать многое, но и о последствиях считала важным предупредить.
- Ну, так, стало быть, нужен хороший подарок для барышни?..

- Именно так, - улыбнулась Милена. – Возвращайтесь через три дня, всё будет готово в лучшем виде.
На прощание вежливо кивнув новому заказчику, она накрутила на палец нить мелких нефритовых бус, в два ряда лежащих на груди и надолго задумалась. Селестию Монблан, которой и принадлежал тот самый особняк на площади Годо, она прекрасно знала и без предварительных смотрин. Эта женщина ничего у неё не заказывала, да и вообще знакомы лично они не были, но когда много лет живёшь в одном городе, на самом деле не таком уж большом, волей-неволей знаешь в лицо всех и каждого, то и дело встречаясь на улице. А уж сарафанная почта принесёт и вывернет всю подноготную этих людей.
Про Селестию говорили, что она умеет выбирать мужчин, хотя облекали это обычно в гораздо менее благозвучные выражения. Впрочем, для Милены выбор стиля изложения особого значения не имел. Сплетни ведь разносят те, кому своя жизнь сера и скучна, а это значит, что вместе с капелькой правды в них ещё изрядная доля зависти и злости. Про Милену и саму демон знает что рассказывали. И с нечистой-то силой она знается, и на метле летает, и детей ворует. За последнее ведунья даже как-то космы одной злоязыкой бабе повыдрала. Вот так просто поймала за косу и об колодезный ворот пару раз приложила. Сплетни, конечно, дело хорошее, кабы не они, так никто об ариманской искуснице знать бы не знал и ведать не ведал, но ты уж ври да не завирайся.
Так что про Селестию Милена ничего дурного не думала. Ещё одна красивая женщина, умеющая грамотно набивать себе цену. Собственно, коли есть второе умение, так и красота не особо важна. Такой особе духи составить несложно, но ведунье загорелось создать не просто приятный для неё и окружающих аромат, а такой, чтобы прямо в душу запал. Ведь подарок потом будет ассоциироваться с тем, кто его преподнёс, и если угадать верно, то возникнет ощущение, будто это Аркон ей к душе пришёлся и будто он её так хорошо знает, что ничего-то от него не утаишь. Если по совести, заслуги этого господина в сём особой не будет. Ну так, собственно, за то Милене и платят. Хотя, любопытно было бы узнать, на что ему такая власть над госпожой Монблан понадобилась.
Спустившись в общий зал, ведунья вернулась к отмечанию праздника, который как раз добрался до ужина, но в кости так больше играть и не села. Мысли её то и дело возвращались к новому заказу и считать очки не было теперь никакой охоты. Многие почему-то думают, что женщинам с тёмными глазами и волосами больше подходят запахи тяжёлые, терпкие, сладкие. Милена же считала, что такие вовсе никому не подходят. Духи должны быть ненавязчивы, почти незаметны, чтоб ощутил их лишь тот, кто склонится к руке или ушку, а того, кого так близко не допустят, и баловать нечего. Слишком уж много чести. Поэтому духи она составляла на восточный манер, совмещая от трёх до семи ароматов или вовсе обходясь чистым запахом какого-то растения. Последнее случалось редко, но всё же иногда бывало достаточно взглянуть на человека, чтобы понять, что это подойдёт именно для него.
В этот же раз Милена, прежде всего, озаботилась флаконом. Ведь подарок обязательно должен быть хорошо упакован. Перебрав коробку плошечек, пробирочек и бутылёчков, многие годы собираемых в лавках и на ярмарках, она отыскала толстостенную каплю тёмно-красного, почти чёрного стекла с длинной притёртой пробкой и полдня возилась, чтобы придать ей былое великолепие после длительного хранения в кладовой.
После этого настал черёд содержимого. Дама оказалась не столь юна, как поначалу подумала Лена, поэтому от сирени она решила не отказываться. Но этот простой и довольно прохладный весенний цветок никак не желал превращаться в нечто изысканное и манящее, какое требовалось для подобной женщины. Мак делал его слишком вульгарным и горьким, яблоки слишком деревенским, гвоздика слишком пряным. Перепробовав с десяток смесей, Милена перестала различать их оттенки, открыла окно и пошла на кухню, приготовить себе чаю.
Досадно, что у неё нет белой сирени. Та гораздо нежнее и подружилась бы почти с любым ароматом, а обычная оказалось той ещё привередой. Впрочем, как и женщина, для которой старалась ведунья. Через час она вернулась в проветренную комнату, выставила перед собой весь арсенал имеющихся эссенций и начала всё сначала. Понюхала склянку с сиреневой настойкой, закрыла глаза и наугад выбрала ещё одну из коробки. Лаванда – не то. Фенхель – просто ужас. Жасмин… близко, но тоже нет. Зато он помог Милене ухватить основную идею. Она осмотрела свои запасы и выставила на стол ещё три флакончика.
Помимо сирени там оказались хмель, липа и лимонное масло. Последний, пятый она выбирала дольше всего. Все четыре из уже выбранных были запахами лёгкими и средними, требовалась ещё одна весомая нота, которая будет оставаться дольше всех и станет тем самым едва уловимым женским ароматом, что исходит от любовных записок и дамских платочков даже спустя не один месяц.
Этой нотой стал сандал, дорогущее гульрамское благовоние, которое, говорят, там принято преподносить в дар богам. Ещё сутки неспешной работы ушли на то, чтобы подобрать идеальную пропорцию, иначе самый сильный аромат просто перебил бы все остальные, и на следующий день незадолго до завтрака Милена перелила уже разбавленный до состояния духов и отстоявшийся концентрат в заветный красный флакон.
Получилось не так уж много, но зато это было именно то, что нужно. Ведунья записала новый рецепт и припрятала его вместе с остальными. Не для того, чтобы изготовить потом такие же кому-то ещё, а наоборот, чтобы эти духи были только у одной женщины. Собственно, именно за это, помимо прочего, и было отдано столько денег. За идеально подходящий аромат, за уникальность и за расходный материал, потому что, чтобы найти нужное сочетание, пришлось извести его куда больше, чем было сейчас во флаконе.
Вечером явился хмурый, неразговорчивый слуга с покоцаной рожей и Милена с неохотой отдала ему своё творение. Всё-таки делать действительно хорошо можно только то, что тебе на самом деле нравится, но и расставаться с результатами своего труда тогда особенно тяжело. Закрыв за ним дверь, ведунья остановилась в прихожей и прислушалась к себе. Внутри копошилось лёгкое волнение, угадала ли, угодила ли. И это хорошо. У Милены был свой собственный, не раз проверенный набор примет и она точно знала, что полное спокойствие, будь то безразличие к исходу дела или уверенность в его успехе, ничего хорошего не сулит, а вот когда на душе немного неспокойно, значит всё пройдёт как по маслу.

В прохладной и темноватой даже не смотря на яркий полдень камере, за грубо сколоченным столом сидели двое. На лавке подальше от входа, поджав губы и недовольно выпрямив спину, устроилась Милена. В коричневом домашнем платье и испачканном мукой переднике, с кое-как убранными под косынку волосами. Сложив руки на коленях, она сосредоточено шелушила с них присохшее вокруг ногтей и под ними тесто, почти не обращая внимания на раскладывающего бумаги дознавателя.
Лена как раз собиралась печь хлеб, когда явилась баронская стража. И вот, пожалуйста. Милости просим в городскую каталажку. Ведунья уже бывала здесь и потому отнеслась к подобного рода приглашению спокойно. Но это случилось ещё утром и, насидевшись на жёстких нарах, она поглядывала на копошащегося в сумке со свитками ментального мага так, будто он задолжал ей немало денег. Но тот тоже к подобному уже привык, а потому, окунув перо в чернильницу, просто начал как по писаному. Назовите имя, да где живёте, да давно ли.
- Знаете ли вы горожанку по имени Ева Руш, супругу, а ныне вдову ростовщика Оскара Руша? – наконец-то добрался он до сути.
"Ах, вот оно в чём дело, - вздохнула про себя Милена, – уже, значит, вдову".
- Знаю, - вслух произнесла она. – Эта женщина приходила ко мне несколько раз.
- С какой целью?
- Поправить здоровье.
- Чем же она болеет?
- А это уж пусть она сама вам расскажет. Я не вправе делиться чужими секретами.
- Для меня не существует чужих секретов, - резонно возразил дознаватель.
Перо перестало скрипеть по бумаге и он исподлобья уставился на подследственную. Сколько раз Милена с ним сталкивалась, Гильём всегда делал такое сосредоточено-отстранённое лицо, когда в чужие мысли подглядывать начинал. Противопоставить его дару ведунье было нечего. Не могла она во всякие заумные штуки. Правду сказать, Лена даже не чувствовала, что кто-то к ней в голову заглядывает.
Но женские мысли, это те ещё непролазные дебри. Сначала Милена думала о том, что тесто, поди, уже давно скисло и придётся теперь заводить новую опару. Потом разглядывала стол, до того потёртый и растрескавшийся, что сам не заметишь, как заноз насадишь. И что это, интересно, с ним делали? Дальше как-то само собой вспомнилось, что можно делать на столе помимо готовки, да вспомнилось так красочно, что у дознавателя аж уши порозовели.
Милене-то что, она всю жизнь замужем. Как в пятнадцать выскочила и только совсем недавно одна осталась, пары лет ещё не прошло. А господин Гильём весь век бобылём прожил. И то правда, оно ведь только поначалу кажется, что угадывающий мысли мужик, это счастье неописуемое. Но, если хорошенько подумать, так и ну его псу под хвост, такое счастьице. А чтоб дознавателя уж наверняка проняло, Лена как раз его и представила в главной роли того настольного действа, чтоб впредь неповадно было по чужим голова лазить.
- Так это ж для вас, - между тем продолжала она, - а мне такое не позволительно. Вот сами посудите, если вы с кем-то бедою поделитесь, а он её потом пересказывать начнёт. Не дело это, верно ведь?
- Ну что ж, молчи, если хочешь, - прочистив горло, согласился маг. – Только вот Ева о тебе рассказывать не стесняется. Говорит, что это ты её мужа в мир теней проводила.
Надо признать, такого поворота ведунья не ожидала. Она даже на мгновение сбилась с мысли, но потом быстренько заменила картину кухонного разврата глухой кирпичной стеной. Благо, их тут с каждой стороны по одной, созерцай – не хочу.
Ева Руш была исключительно симпатичной молодой женщиной, двадцати четырёх годов отроду. Лет шесть назад вышла она замуж за человека втрое старше себя и всем, вроде бы, была довольна. Тогда Оскар был ещё о-го-го, но потом приболел и к нынешней весне сильно сдал. Вот и устала молодая жёнушка со стариком нянчиться. Тем более что характер у него от хвори совсем испортился. Без того ворчливый и скопидомный ростовщик вовсе стал невыносим и каждый медяк берёг так, будто на погребальный костёр забрать собирался. Вот Милена и продала его супружнице средство от несносного мужа.
- Сведущи ли вы в ядах, сударыня? – очинив перо, задал новый вопрос дознаватель.
- Разумеется. Как же без этого? Ведь половина лечения строиться на отдыхе, а вторая на том, что клин клином вышибают. Вот малярия, например, от дурных болезней исцеляет и от всяких прочих мелких лихорадок. У больного такой жар начинается, что они в нём прямо-таки в мгновение ока сгорают. Главное, чтоб он от этого жара и сам не сгорел, а так, малярия пройдёт и всё остальное вместе с ней.
- И от какого же яда кровь густеет так, что сердце останавливается?
- Вот чего не ведаю, того не ведаю. В моей практике такие не надобны. А сердце может совсем не от яда остановиться при молодой-то жене.
- Может, - уже не так охотно согласился Гильём. – Только вот вдова ростовщика утверждает, что взяла у вас для него целебное средство, а после того на утро нашла супруга уже холодным.
- Вот сука неблагодарная, - устало вздохнула ведунья. – Залюбила, небось, мужика насмерть, а признаться боится. И что же там по её словам было за средство?
- А это уж вам виднее, сударыня. Вот только вы рассказывать не желаете. – Гильём убрал перо и сложил перед собой руки, переплетя узловатые, забрызганные чернилами пальцы в замок с таким видом, будто он один сейчас был Милене зашита и опора, а все остальные только и ждали повода с ней разделаться. – Может, передумаете?..
Милена только отрицательно покачала головой. Не потому что выдать чужую тайну ей не позволяла совесть, а потому что сочинять на ходу при ментальном маге, это практически то же самое, что собственноручно подписать себе смертный приговор. На костёр Лене совершенно не хотелось, а потому, прежде чем что-то говорить, нужно было это хорошенько обдумать.
Старика Руша погубил не яд, это была магия крови. Так что пока Милена всё рассказывала верно. И теперь нужно было решить, как спрятать между двумя правдами маленькую ложь, чтобы новоиспечённая вдовушка сама оказалась во всём виновата. А сделать это, надо заметить, было непросто. Если бы Оскара просто отравили, то и проблем бы не было. Яд-то почти кто угодно сварить мог бы. Тогда слово одной женщины против слова другой, несколько крон кому следует и Лену бы оправдали. Только вот ведунья, как обычно, старалась делать всё хорошо, так, чтобы в итоге вообще ни на кого не подумали. Но у Евы то ли нервишки оказались слабыми, то ли она с самого начала двойную подлость замыслила и теперь, если докопаются до настоящей причины смерти, то ведунье точно несдобровать. Ох, и всыплет она этой дурёхе, когда до неё доберётся! Но сначала нужно было отсюда выйти, а как это сделать Милена пока не знала.

Отредактировано Милена (26-01-2019 11:14:50)

Время – самая ценная вещь из всех возможных. Неосязаемая череда мгновений, плавно текущих лишь в одном направлении. Может показаться, что этой величины и вовсе не существует. Но каждый миг по-своему уникален. И неуловим. Если растратишь их, то уже никогда не вернёшь обратно. Время, проведённое в камере, Милена потратила с пользой. Жёсткие нары, клопы, холод и разболевшееся от сырости колено конечно мешали, но взамен ведунья получила возможность убедиться насколько она ещё крепка.
Когда человеку исполняется полвека, это весьма существенная дата. И дело даже не в том, что ты становишься стар и слаб, а скорее в весомости цифры и в какой-то момент действительно кажется, будто жизнь кончена и вот-вот развалишься на части. Милена становилась всё ближе к полувековому юбилею и ей тоже начинало мерещиться всякое, но случились реальные проблемы и разом вытеснили собой надуманные пляски вокруг судьбоносных чисел.
В стремлении избавиться от насекомых, ведунья вспомнила защитные руны. Чтобы согреться, понадобился заговор, разгоняющий кровь, чтобы успокоиться и привести мысли в порядок – особые дыхательные упражнения, и даже отсутствие нормальной еды пошло Милене на пользу. К тому же, помимо воскрешения давних навыков она много размышляла. О сложившейся ситуации, о Еве, о людях вообще и о своей жизни среди них в частности.
После гибели Альвина Лена много занималась магией и по возвращении из Ниборна осознала, что давно переросла свой прежний уровень. Пожалуй, она подошла к тому рубежу познания этого искусства, когда чтобы продолжать учиться, нужно начинать учить. Маги берут учеников не по доброте душевной и не из-за меркантильного интереса. Просто однажды наступает момент, когда в пределах видимости не остаётся ничего неизученного и тогда, чтобы подняться выше, есть только один выход – создавать своё.
А для этого необходимо переосмыслить прошлые знания и делать это удобнее всего, передавая их кому-то ещё. Ученик задаст учителю те вопросы, которые он сам себе никогда бы не задал, сунет нос туда, куда он никогда бы не догадался и так, обучая кого-то, волей-неволей вновь начинаешь учиться сам. Да, пора брать ученика. А заказчики Милене осточертели. Не все, разумеется. Отказывать хорошо зарекомендовавшим себя постоянным покупателям у неё не было никаких причин, но к выбору новых она теперь станет подходить гораздо осмотрительней или вовсе обойдётся без них.
Скрежет засова вывел её из задумчивого состояния и не напрасно. На пороге камеры появился тот, кого ведунья меньше всего ожидала увидеть. Собственно, Милена вообще не ждала заступничества от кого бы то ни было. В последние пару лет она углубилась в науки и перестала привечать прежних друзей и приятелей. Разумеется, она их не гнала, но и радости от общения особой не выказывала и постепенно расстояние меду ними увеличилось настолько, что к ней перестали заходить просто так, а вспоминали лишь по делу и по большим праздникам, что вполне устраивало обе стороны. Так что сейчас приходить к ней попросту было некому, но тем приятнее оказался этот неожиданный визит.
- Здравствуйте, господин Аркон, - поднявшись, учтиво поклонилась она. – Я очень рада вас видеть. Думаю, вам легко представить, насколько сильно. – Действительно, достаточно было осмотреться вокруг, чтобы понять, что Милене хотелось покинуть это место под любым возможным предлогом. – Надеюсь, что даже если следующая наша встреча окажется столь же неожиданной, то она будет и не менее приятной… - ведунья хотела ещё кое-что добавить, но тут позади вампира вновь появился отосланный им стражник.
- Простите великодушно, но там это… господин Гильём барышню к себе требует.
Милена многозначительно улыбнулась Аркону, безмолвно выразив восхищение тем, как легко и быстро он умеет устроить благоприятный исход нужного дела и пошла с караульным. Дознаватель оказался в своём кабинете – комнатушке не сильно больше и не сильно уютнее обычной камеры, из которой выходила вторая дверь, прямиком в пыточный подвал. Из мебели тут были всё тот же многострадальный стол и пара лавок, а из посетителей уже упомянутый господин Бертрам и вдовушка Руш.
- Входи, входи, не стесняйся, - увидев Милену почти пропел дознаватель, кажется, вовсе не раздосадованный тем, что ему пришлось задержаться на службе в неурочное время. – Послушай, тебе это будет интересно. – Ведунья вошла и остановилась недалеко от стола, а Гильём обернулся к Еве и радостно хлопнул в ладоши: - Ну-ка, милая, повтори всё ещё разок.
И та начала рассказывать. Всё с самого начала. Правду, правду и ничего кроме правды. О том, как пришла к Милене подлечиться по женский, о том, как нажаловалась ей на свою не сложившуюся семейную жизнь. А ещё о том, как придумала решение всем своим проблемам, когда Милена продала ей средство от кровотечений и предупредила беречь его от прочих домашних, дабы не навредить им, но вот это, последнее, было уже ложью. Почему-то Ева Рушь решила взять на себя их общую вину и, пожалуй, ведунья не хотела знать, как господин Аркон этого добился.

Отредактировано Милена (29-01-2019 18:30:55)