За неделю до...
Метель утихала, чтобы потом снова начаться. И пока она не выла, словно голодный волк, в ухо и не врезалась мириадами колючих снежинок в щеки, Арадия пыталась просто спасти свою шкуру. Выдыхая белое облачко пара и глядя, как оно, подхваченное ветром, спешно поднимается к темнеющим небесам, тифлинг дрожала от холода, выбираясь из сугроба на еще не совсем заметенную снегом дорогу, по обеим сторонам от которых маячили темные силуэты деревянных домиков. Где-то в окнах горели огни. Из труб валил дым, пригибаемый порывами ветра почти к самым крышам. Вздрогнув в очередной раз, Дия обернулась назад.
Буран застал ее в дороге и не прекращался почти весь вчерашний и сегодняшний день. Девчонка едва на равнинах Греса смогла найти овражек, в который не так сильно задувало, и грел ее только огонь над подрагивающими от холода ладонями. Конь пал еще раньше - подвернул ногу, оступившись на льду, да так и не встал. Поднимать его Арадия не стала, только забрала все вещи из седельной сумки и оставила лошадь умирать на тракте. Обернулась только один раз - чтобы коротко взглянуть, как черную шкуру все больше засыпает белым снегом, и отвернуться. После падения у полукровки чертовски болел бок; было трудно иной раз вдохнуть, и Дия молилась, чтобы это был всего лишь ушиб.
Это поселение, попавшееся ей на пути по исключительной милости каких-то там богов, было ее последней надеждой банально не умереть от холода, но в то же время тифлинг прекрасно понимала, что в подобных деревеньках ее странная (страшная?) внешность может стать поводом для того, чтобы прямо перед носом демонического выродка захлопнули дверь, пригрозив из-за нее проткнуть девку вилами насквозь. Прикусывая обветренные губы и почти не чувствуя пальцев, Арадия не без труда вытащила из своей сумки маленькую вещь - в последних отголосках дневного света сверкнуло серебро едва не упавшего в сугроб колечка с едва различимыми узорами. Рогатой твари они не поверят, думала Ара, стягивая с одной руки перчатку и надевая кольцо на средний палец...
...а вот умирающей от холода эльфийке, постучавшей в чужую дверь - запросто.
* * * * *
Люди так добры к существам, которые в их глазах кажутся настолько слабыми, что хочется тут же окутать их заботой, и в то же время настолько восприимчивы к внешности, что порой от их выборочной помощи хотелось закатывать глаза. Сидя у очага с чашкой горячего травяного чая в руках, Арадия неотрывно смотрела на огонь, прислушиваясь к собственному телу, которое постепенно начинало отогреваться. Когда она чуть склонила голову, то дрогнула, едва заметив боковым зрением белые - чужие, не ее, совсем не ее - волосы, но тут же взяла себя в руки. Белоснежные волосы у нее только на три дня. Как и нежный и трогательный облик едва не замерзшей в такой холод эльфийки.
- Согрелась? Может, еще одеяло принести? - прозвучал где-то сверху озабоченный мужской голос с характерной хрипотцой, которая была только у заядлых курильщиков. Дия подняла глаза на стоявшего рядом хозяина местной лавки, травника, мужчину лет сорока с густой черной бородой, шевелюрой, где уже пробивалась седина, и рассеченной шрамом бровью. Он держал в одной руке набитую табаком трубку, другую же положив на спинку старого неудобного стула, на котором, кутаясь в одеяло, сидела гостья его дома.
- Благодарю, не стоит... - Арадия внимательно всматривалась в его усталые глаза цвета стали, прежде чем качнуть головой и опустить взгляд. - Вы и так много для меня сделали...
Образ нежного хрупкого создания давался полукровке через силу, но был не нов.
- Пустяки, - мужчина хмыкнул, покосившись на огонь в очаге, и обернулся, позвав: - Веда? Веда! Где тебя носит?
Тифлинг снова неотрывно глядела в огонь.
Его имя Йован. Его беспокоит то, что денег становится все меньше и меньше. Он потерял жену и двух сыновей. Осталась только дочь, Веда. Ей четырнадцать, и она абсолютно не желает его слушаться. Он ведь хочет как лучше. Хочет, чтобы она жила в достатке. Он любит Веду настолько сильно, что готов сломать ей жизнь... ради ее же блага.
Отголоски мыслей Йована порой касаются утомленного разума ментальщицы, и та стискивает зубы. Люди так громко думают. А Арадия так устала...
Его дочь врывается в комнату с очагом и приносит за собой застывший запах весны. От нее пахнет травами и цветами, пусть и сухими, а в роскошной темной косе запутались листочки. У нее не его взгляд - Веда смотрит на Йована упрямо, исподлобья, и в эти моменты он думает, что его дочь безумно похожа на свою мать.
Йован любит дочь настолько, что готов сломать ей жизнь.
- Принеси... - травник покосился на поднявшую голову эльфийку.
- Ланайя, - шепнула Дия, отставляя кружку с чаем.
-...Ланайе еще одно одеяло. И ложитесь спать. Доброй ночи, - мужчина кивнул гостье, бросил взгляд на дочь и вышел из комнаты прочь. 
Веда вернулась быстро и помогла девчонке устроиться на ночлег на старой кровати, оставшейся после одного из ее братьев, а потом улеглась и сама, глядя на огонь. К Ланайе она отнеслась спокойно, даже хорошо: увидев, что юная эльфийка выглядит примерно на тот же возраст, что и она сама, Веда успокоилась, а потом и вовсе решила вдруг открыться новой знакомой.
- Он хочет выдать меня замуж, - ее голос в тишине, прерывающейся только потрескиванием поленьев в очаге, прозвучал как-то особенно тяжело и обиженно. Уже начавшая засыпать Арадия открыла глаза, глядя на человеческую девчонку, со злым упрямством глядящую на танцующее пламя. - За кого-то там в соседней деревне. "Он будет тебе хорошим мужем", - передразнивая тон отца, прошипела она, поджимая губы. - А меня он спросить забыл! Я вот не хочу ни за кого замуж! - Веда старалась не повышать голос, но ментальщица почти чувствовала, как девчушка дрожит от гнева. - Не хочу!
- А чего ты хочешь? - Ара моргнула, не сводя с юной девицы взгляда.
Веда посмотрела на эльфийку так, словно та своим вопросом застала ее врасплох, но быстро нашлась:
- Чего хочу? Хочу... путешествовать! Хочу на юг! Надоела мне эта деревня, надоели травы, надоел отец со своими нравоучениями! Я хочу сама решать, что мне делать! Я хочу... - она запнулась, и полукровка прищурилась, ловя каждое ее слово и купаясь в выплеснувшихся эмоциях. -...хочу начать новую жизнь! Заснуть - и проснуться другой.
И никого и ничего не помнить. Чтобы всё с чистого листа!.. И чтобы ЕГО не было...
На этой ноте речь Веды оборвалась. Уставшая до безумия Арадия вдруг почти замурлыкала от мелькнувшей где-то на задворках разума идеи.
- Осторожнее с такими желаниями. Как знать, а вдруг сбудутся?
- Я бы все за это отдала...
Давя в себе кривую улыбку, тифлинг укуталась в старое одеяльце почти с головой и отвернулась к стене.
- Спи, дитя...
«...и шепчи свои желания осторожнее»
* * * * *
Неделю спустя Йован продолжал сидеть за прилавком, но в такую погоду почти никто и не думал заходить в его лавку. Буран не прекращался. Метель принесла с собой холод. Метель принесла с собой ту проклятую эльфийку. А она забрала у него дочь.
Ланайя исчезла спустя три дня после того, как неожиданно появилась на пороге его лавки; на третье утро Йован просто не обнаружил ни ее вещей, ни саму остроухую. Зато обнаружил сидящую на коленях посреди комнаты Веду: растрепанную, в ночной рубашке и вырисовывающую что-то углем на полу. Когда Йован ее окликнул, то она даже не отозвалась, а когда травник уже тронул дочь за плечо, то та вскинула голову, устремив на мужчину пустой, потерянный, чужой взгляд. Перемазанная в угле, она отшатнулась от его руки, сказав, что не знает его.
И ничего не помнит.
Даже имени.
Ни своего, ни его.
А надпись на полу, у самых ее острых коленок, оказалась одной фразой, которую Йован видел впервые: "Ar tu na'din*".

Я убью тебя (эльф.) https://pp.userapi.com/c846416/v846416377/17a6c/i31LCyMjtXc.jpg я пришла с метелью

Отредактировано Арадия (25-06-2018 21:05:35)