Шаги. Предвечерний снегопад, отдающийся шелестом в красной листве. Замёрзшая багряная смола на стволах деревьев и рваные туманы у извилистых троп. Полумрак гнилозубой рощи, где царит вешний дух заупокойной безмятежности. Раскуроченные останки старых курганов, разорённых в минувшие столетия. Обвалившиеся арки, на замшелых камнях которых поселились кривые чёрноствольные деревца. Паучьи паутины, дрожащие на холодном ветру и следы звериных когтей на иссохших трухлявых пнях. Красные очи недвижимой фигуры мага, скрывшегося в высоких ветвях толстого дерева.
- Спёртый здесь душок, и вроде даже не слышно ничего. Будто мёртвый лес. Видал такие кущи до того, Маннок? - Произнёс один из охотников за головами, разглядывая свод скрещенных и переплетённых ветвей над своей головой. Все трое выпускали пар и дышали громко, порой заливались кашлем. - Знаешь, как будто кто-то изнутри печёнку сдавил... и за яйца зубами взялся.
- Мне тоже ссыкотно. Тише будь. - Шикнул на него Маннок, прощупывая древком своего оружия тропу. Следопыт был здесь впервые, хотя подобные леса уже видывал. По всякому называемые, чащобы эти никогда не бывали безопасны. По пути через старое кладбище каких-то леших они столкнулись с громадной проклятой пчелой, и уже то столкновение рассказало им предостаточно о здешнем лесу. У всех троих было оружие, всяческие эликсиры и порошки под боком. Сам следопыт держал в руках бердыш, чувствуя замысловатый баланс этого смертельно опасного оружия. Только вот здесь им ни от стрелы не укроешься, ни махнёшь по-доброму. Нёс бы чего другое, да только меч Маннока треснул когда они по холоду стали биться с разбойниками на дороге, а потом и вовсе разломался об вражью кольчугу. А местные крестьяне ничего получше не продавали из оружия: луки, рогатины, да бердыши, и те были под запретом вроде как для крестьянских рук. Закон.
За дроу живого награда была в четыре золотые марки. Мёртвый стоил всего одной, но даже этого хватило троице авантюристов, чтобы двинуться из холодного Оссе прямиком в проклятую рощу. Эльф тот убивал баб, детей и мужиков всяких, которые приходили в лес целой гурьбой, порой даже с охранниками из местных крестьянских дружинников. Приходили за ягодками и травками, за смолами и длиннющими пиявками, на всё приносимое из этой рощи был спрос, только вот мало кто в последнее время мог похвастаться тем, что отсюда свои ноги унёс. Дроу говорили окопался у старого дома Отиса Бреннвейна и объявил земли от Куцебарского ручья до холма Бреннвейна своими. Маннок впрочем не верил, что дроу именно там окопался, всякое ведь крестьяне говорили. Сам Бреннвейн для них считался друидом и еретиком, также и семью его величали. Говорили, старик под конец своей жизни из ума выжил и паукам скормил свою дочурку, сына и женушку. Сам в зверя обратился и убежал куда-то далеко-далеко отсюда. Стал старик Отис притчей и страшилкой для детей. Да только Маннок знал друидов, бывало даже искушал себя изучением этого дела, да только никогда у него ничего путного не выходило. В целом, не доверял он тому, что здесь бывал когда-то друид, и что здесь дроу настоящий, и что убивает он целыми семьями. Много страшилок переслушали крестьяне и болтали о том, в чём не смыслили совсем. Мозолистые ладони следопыта крепче сжимали бердыш, пока он вслушивался в звуки леса и проверял перед собой и вокруг себя землю.
- Капканы говорят всюду раскидал... гдеж капканы то и ловушки? - Нахмурился третий спутник, замыкающий шествие. Был у этого воителя щит и чекан, как положено бывшим наёмникам-латникам. Он ступал свободнее своих спутников, хотя тоже озирался будь здоров. По солдатской выучке всегда готов был к ливню стрел или ещё чему-нибудь жуткому. Голова его моталась вокруг, а глаза, залитые добрым эликсиром, глядели совсем не добро, по-звериному.
- Тю Ролман... и ты. Молчитеж вы, авось и самого дроу наконец отыщем, и живыми отсюда выйдем. - Снова зашипел Маннок, поджав узкие побледневшие губы. Это жутко отвлекало следопыта от его следопытства. Следы были, небольшой сапог, как у людского юноши. Кое-где ямы вырытых капканов и обрывки бечёвки. Охотников до такого промысла здесь уже недели три-четыре как не водилось, боялись люди заходить сюда, потому капканы вестимо принадлежали тёмному эльфу. Кажись, видя что поуспокоились люди, поуспокоился и дроу, убрав все меры предосторожности.
- Ну да, на пятый день, когда ни еды уж не останется, ни питья. Найдём, и будем умолять чтобы только не убил нас этот плут? - Молвил идущий посередине лучник. Его самого это место не пугало, больше всего боялась его покрытая мурашками мошонка, как объяснял себе он. Собственно, от второго дня поисков он ожидал хоть какого-то результата, да вот только они ничего не смогли сделать путного. Дроу не было нигде, а вот следов его везде было предостаточно. Казалось бы, пора и самому этому загадочному гаду появится. Ан нет, ни слуху ни духу. И Ролман этой ночью не спал почти, глушил свои эликсиры и пялился вокруг таким остервенелым взором, словно готов был рубить и кромсать без разбору всё движимое и недвижимое. Лучник озирался, чтобы уловить тот миг, когда друг, одурманенный своими зверскими боевыми напитками, наконец попытается напасть на кого-нибудь из них. Да вот только бывший латник не нападал и лучник медленно успокаивался.
Ещё с час брела эта троица по тропинке до старого Амаула, который лежал за лесом и населялся сейчас разве что одной бабкой какой, выжившей из ума. Дроу следовал за ними, неустанно наблюдал и скрывался, когда скрип веток и шелест травы выдавали его незримое присутствие. Только вот следопыты не стреляли, не нападали, даже не думали что настоящий охотник здесь притаился. Дроу слушал как они совсем не понижая голоса порой уходили в разговоры и внимал незнакомой речи, не понимая смысла слов, но черпая смыслы из глупых голов своих преследователей. Одно слово он знал наверняка и понимал суть этих интонаций. Эта троица охотилась за ним, они прибыли из огней, из людских селений, которые было видно с илитиирийского холма. Они прибыли завоевать его, забрать его добычу, его имущество, а самого его убить? Чего хотели они, эти люди, не имеющие шанса против него. Почему очередные самоубийцы вошли в эту часть его тёмных надземных пещер. Почему бродят меж галерей его нового безумного дома, и почему не оставят его в покое?
Солнце здесь лишь тускло светило сквозь ветви, но злило его. Дроу готов был терпеть их тем пасмурным вечером когда они явились к нему и стали хозяйничать, распугивая пауков, проклятых красношёрстов и их серых собратьев. Но на протяжении всего этого дня он терял терпение и ждал наступления ночи, глядя алыми глазами на беззаботные фигуры. Они не могли быть ему никем, даже рабами... лишь жертвами, лишь ужином из плоти и крови.
Людские тела были вкуснее, чем тела крыс, красношёрстов и серобоков, а пауков он жрать просто не мог. При мысли о сытном ужине и завтраке дроу ухмыльнулся. Людям не нравилось когда он их ел. Впрочем, что такого было в том, чтобы употреблять людей в пищу? Они же не дроу. Много жил, мало мяса, но в целом съедобно.
Ночь наступала на пятки. Огромный небесный диск медленно уходил за левое плечо дроу, теряясь в ветвях и исчезая за гребнями холмов. Кое-где тени стали длиннее, впрочем с этой стороны крутого холма была всего лишь одна единственная густая тень. Люди разогнали синеватую тьму вокруг себя факелами, а дроу перестроил своё зрение и вдохнул свежий морозный воздух. Начался снегопад. Округлые тучи завалили горизонт по правое плечо от дроу и двигались в сторону уползающего диска. Здесь стало холоднее и путники отыскали на ночь широкий выступ скалы. Под корнями диковатого деревца они развели костёр, обрубив себе всякую возможность видеть дроу в будущем. Ему греться было не нужно. Покрытый крепким слоем льда ручеёк отделял охотников за головами от их жертвы. Баль спустился и стоял меж двумя деревьями, чувствуя запах людской еды. Она пахла лучше человечины, как мясо роффов из Подземья. Мечи его лежали в мягких ножнах, снегопад еле-еле стал просачиваться мягкими хлопьями сквозь лесной свод.
Мужчина с топором оставил несколько ловушек, одна из которых полнилась магией. Другой выглядел готовым к сражению. Даже поедая приятно пахнущее мясо он прислушивался к треску костра и казалось чувствовал падение снежинок, дыхание своих спутников. Третий лёг поспать, стискивая лук и полуотстёгнутую тетиву, на коленях его было две стрелы. Дроу видел как они пожирают мясо, которое должно было давным-давно стать его собственностью. Он облизывал губы и беззвучно вдыхал морозный воздух, ощущая как медленно испаряется его еда. В голове семисотлетнего мага встало чёткое желание убивать, и на сей раз он не остановил себя. Выживание в безумном мире надземья оставило ему единственную радость, о которой он даже не задумывался в глубинах своей родины. Радость пищи. Вкусной пищи. Не было больше эстетики, размышлений о предметах бытия и тонких материях. Он не взирал на древние фолианты, не спал с красивыми простолюдинками, не унижал и не возвышался. Не сочинял мелодий мрачных подземных песен и не соревновался в ораторском искусстве. Здесь никому не было дела до того, что он есть. Единственное слово, что узнавал он из чуждого языка и понимал, звучало с презрением, ненавистью, страхом. Этот народ был достоин того. Потому он протянул вперёд руку в пластинчатой перчатке, расставил пальцы наподобие кукловода и одними губами прошептал:
- Azur'nem janaer ferh... - Воин встал на ноги и скрежетнул зубами, озираясь по сторонам и вслушиваясь в одному ему слышимые звуки. Он чувствовал шепотки где-то рядом, недалеко. Ролман забрал руку с клевцем назад для будущего удара и получше обхватил дубовый щит, поправив его на предплечье. - Nasd un magellar. - Следопыт встал и что-то спросил неразборчиво, поднял и покрепче взялся за древко своего бердыша. Маннок не слышал голоса, но знал что бывалому воину следует доверять, чувства того были обострены под действием эликсиров. Следопыт вглядывался в темноту вокруг, пытаясь отыскать соперника, но в этот момент, замахнувшись от плеча, на него обрушился Ролман.
Следопыт не смог защитится от кривой атаки, хотя вроде бы даже и выставил древко своего оружия. Жуткий на вид клевец прошёл малость ниже и переломал ему рёбра. Удар могучего оружия убил следопыта почти мгновенно. Он стоял ещё несколько секунд, прежде чем рухнул на землю, а дроу наблюдал. Его марионетка пыталась вытащить оружие из груди лежащего Маннока, но оно не шло, да и времени у воителя не было. За его спиной появился лучник, который кажется вовсе и не спал. Ловкая тень повисла на шее могучего противника и воин рухнул, захлёбываясь собственной кровью и пытаясь достать соперника щитом, да только удар не шёл из-за наплечного ремешка. Зря они пришли в этот лес. Баль беззвучно зашагал вперёд, вслушиваясь в хриплые вздохи бывшей марионетки. Тело Ролмана дрожало в конвульсиях, хотя сам он уже умер. Ладонь дроу поднялась вновь, на губах появилась улыбка, а глаза стали почти чёрными, приспособившись к кромешной тьме.
Лучник дрожащими руками сбросил прочь своего бывшего спутника и отполз к луку, глядя на ночную темноту, которая воцарилась в лесу за пределами костра. Он с третьего раза закрепил на роге оружия тетиву и со второй попытки, дрожа всем телом от ощущения надвигающегося кошмара, вдел стрелу. Выстрел ушёл в молоко, когда кто-то ослепил лучника. Остались звуки, остался ветер и холод, но он ничего не видел, находясь в непроглядном мраке. Из горла его вышел крик и рука потянулась к кинжалу, но что-то тупое ударило его по голове, потом ещё раз, ещё раз, и он осел на заиндевелой траве.
Дроу сидел у потухшего костра и облизывал пальцы, чувствуя вкус этого дивного мяса. Оно было солёным, с жиром и требухой. Мясо, набитое в кишку какого-то животного. Жир блестел на его тёмных губах и он улыбался, заливая в горло крепкую настойку из бурдюка следопыта. Ради такого стоило убивать почаще. Стоило идти на эти огоньки, огоньки маленьких домиков, маленьких селений. Это было самое вкусное что он пробовал в жизни. Никогда вина подземья и изысканные блюда илитиирийских поваров не затмили бы вкуса этой крепкой настойки и этого жирного мяса. А больше всего ему было тепло на душе от мысли, что он непременно заставит пленника научить его готовить. А потом может попробовать сделать с этим рыжеволосым охотником за головами что-то давно забытое. Вскрытие, может осмотр, может он просто выпьет его до дна или принесёт в жертву Ллос. Эти возможности поселили на губах дроу новую улыбку, какую-то добрую и искреннюю.
Ещё до рассвета собрал он всё что можно было впихнуть в чрезмерно огромную сумку, остальное уместил в сумках мертвецов и взалил их на свои плечи. Самих врагов оставил на земле полуизрезанными, забрал лишь самые добрые части их тельц себе. Прочее не трогал, дабы чудовища этого леса тоже насытились к утру и ушли обратно в свои берлоги. Когда пленник пришёл в себя, дроу напоил его до самых краёв настойкой из лавресы и маданхи, и следующие часы брёл этот скулящий урод шатаясь из стороны в сторону, качаясь и кривясь лицом. Дроу вёл его на привязи, рот залепил кляпом, но по прошествии трети пути этот парень просто лёг и умер от остановки сердца. Как оказалось, не всё здесь действует на людей так, как на дроу. Это конечно огорчило Баля, но он сдержал порыв ярости, лишь изрубил в мясо мертвеца и пошёл прочь, огибая собственные ловушки и прислушиваясь к лесу. Его маленькая разрушенная хижина с погребом и амбаром на невысоком холме ждала своего дикого хозяина.