Она все говорила. Никогда бы не подумал Лоренцо, что эльфы из рода дроу настолько любят словоблудие. Или Соловей была такой единственной и неповторимой? Темные эльфы казались для Сальгари некими тенями, беззвучными, холодным, безжизненными, точно вампиры. И с такой же запутанной психологией, завязанной узелками судеб, своих, чужих. Могла ли Соловей настолько «очеловечится» при своей жизни на поверхности, что приобрела тягу к разговорной речи. Неуемную прямо-таки. Ведь с приятным чувством влюбленности у нее срослось. Могла ли она, стоящая пред ним на коленях, дрожащая от его прикосновений, добивающаяся от него правды, ответов на вопросы, которые ей знать не положено, да и, по сути, совершенно не нужны – она, дроу, стать, наперекор судьбе, светлым существом? Пустое, все пустое…
Соловей хотела услышать от него признание. Хотела чувствовать, что понимает его. Но ей, темной эльфийке, это не дано. Она жаждет услышать то, что в ее злоключениях, пускай косвенно, но сам герцог, признать в нем тех, кто прячется в глубинах подземелий, во мраке пещер, своих сородичей. Здесь заключается ее ошибка. Эльфийка не видит того, зачем все это делается. Интриги, убийства там, внизу, столь привычные ей, ради самого факта власти, господства, здесь, в герцогстве, имеют иное свойство, иное назначение. Его страна, Ниборн, должна быть непоколебима, сильна как внутри, так и для своих соседей, едина, несмотря ни на что, нерушимым механизмом. Тот человек, а именно его смерть – лишь кирпичик в стройке нового будущего. Он выбивался из колеи, баламутил, старался идти наперекор, обуреваемый собственными мыслями и идеями. Такие как он, может быть и хороши в личном плане, но в глобальном – хуже, чем все внешние враги, ибо под благим видом несут лишь разрушение, хаос, поломку механизма. Лоренцо не чувствовал к нему ненависти, злобы, ему было жаль совершенного, но этого требовали обстоятельства. Ради процветания, ради общего блага. Сальгари уже давно ступил на этот путь, чтобы сойти с него сейчас, несмотря на многочисленные жертвы, что оставил позади и что еще грядут. Все мертвецы, сквозь бренный сон, смотрели на него из тьмы, а скоро их станет гораздо больше. Погребенные, но не забытые, трупы мучили, терзали рассудок. Но наперекор этому, он бредил королевством, единым, сильным, способным удержать мир на плаву. Ведь когда-нибудь произойдет то, что все светлые страшатся, а темные лелеют в мечтаниях – война. Не города с городом, не государства с государством, а всех против всех. Когда-нибудь Альмарен станет тесным местом. Когда-нибудь кто-то накопит вдоволь оружия. Когда-нибудь кто-то обретет магические знания такой силы, что мир ввергнется в хаос. И тогда, Ниборн обязан будет выстоять. Мир не вечен, история всегда повторяется вспять. Тогда их жертва станет оправданной.
Всех мыслей, всех чувств, что Лоренцо переживал по этому поводу, нельзя было объяснить парой предложений. И даже так, не факт, что Соловей поняла бы его. А уж тем более приняла его ответ. Несмотря на то, что методы ее сородичей и его были схожими по структуре, по смыслу они в корне отличались. Это успокаивало, немного. Тень чудовища постоянно маячила где-то поблизости, внутренний зверь изредка, но довольно точно напоминал о себе.
Поэтому, когда девушка закончила говорить на фразе «на безумном боге», мужчина лишь хмыкнул в ответ, явно давая понять, что не собирается ни на что отвечать, а уж тем более подтверждать ее мысли. Он все сказал, что следовало.
Просьба его, как и ожидалась, была встречена удивлением. Тому свидетели широко распахнутые глаза, учащение биения сердца. Может быть ее шокировало его признание? Но скорее – она сама, по неопытности, не была в курсе, что поражена в самое сердце, в самое сокровенное, неизлечимой любовной «проказой». Отстранившись от Лоренцо, девушка призналась, что навряд ли способна повторить то, что происходило между ней и маркизом, но Сальгари промолчал, выжидая, пока его просьба-приказ не будет выполнен.
И он дождался. Соловей как-то скованно (еще бы), ломким движением приблизила свое лицо, опустив его вначале вниз, а затем потянувшись губами к его лицу. Одно дрожащее касание губ. Лоренцо продолжал выжидать, не делая попыток облегчить ей работу, полностью растворяясь в своих ощущениях, забывая обо всем вокруг, кроме этого мига. Ни заботы о государстве, ни прошлые мечты и страхи, в эту минуту его не волновали. Был он и робкое создание у него в руках, натянутое, точно тетива, дрожащее от напряжения от его прикосновений. Мужчина не заметил, как материя, коей обернулась дроу, слетела вниз, обнажая ее грудь, касающуюся кончиками до одежды герцога. Казалось, что даже если прилетит дракон, сжигая весь особняк к Рилдиру, он не сдвинется с места, не обратит и малейшего внимания.
Поцелуй постепенно менял свой окрас. Пропала «невинная» скованность, видимо, Соловей и сама попыталась забыться, желая оказаться в другом месте, с другим человеком. Но это обстоятельство герцога волновало мало. Он наслаждался тем, что получил. Наконец, что-то клейкое, что-то щемящее в груди начало охватывать все его нутро, раскрываясь наподобие бутона. Несравнимо. Великолепно. И…
Ее улыбка, эти мягкие тонкие губы, готовые растопить самые крепкие льдины крайнего севера. Голубые глаза, невероятного небесного цвета, смотрели открыто, с легкой озорцой, при виде которой и самому хотелось улыбаться. Что она нашла в нем, мрачном, молчаливом страннике? Кого видела? Отца, брата? Почему тогда она взяла его за руку? Светлые короткие волосы пахли чем-то цветочным, простым, свежим, легким…
Вместе с ощущением налетели, точно стая воронья, воспоминания, о которых стоило бы забыть. И бледная безжизненная рука, и остекленевший взгляд, и тонкий ручеек крови, нисходящий из уголка рта. Герцогу, при виде сего видения, сдавило горло, он начал задыхаться. Резко, дёргано, мужчина отклонился от лица дроу, прерывая поцелуй, широко раскрывая глаза. Те швы, что он упорно накладывал на рану долгие годы, разорвались в мгновение ока. И что за этим стоит? Поцелуй какой-то девки! Лоренцо не злился, не пылал яростью, он был растерян, подавлен, с трудом пытаясь восстановить дыхание, а боль, что терзала тигром грудь, когтями разрывая все внутренности, в попытке добраться до самых потаенных глубин, не успокаивалась, а лишь нарастала. О, мука! Поток чувств, сожалений, обид на этот мир, на судьбу, на себя, архонта… список подсудимых столь обширен, что всех и не упомнить.
Опав назад, осев на пол, мужчина невидящим взором шарил вокруг, чуть приоткрыв рот, борясь с подступившим чувством потери. Ком, застрявший в горле, лишал его возможности вздохнуть полной грудью. Кулак правой руки сильно сжимал одежду на груди, а в краях глаз стояли слезы. Как много он потерял тогда, как много не пережил, что мог пережить. Вторая ладонь, растопыренными пальцами скреблась о деревянный настил пола, оставляя на поверхности следы, а на пальцах - занозы.
Вздох. Еще один. Следующий. Он остался жить. Мир не перевернулся, не делся никуда, вопреки ожиданиям. К Лоренцо медленно приходило осознание того, где он и с кем он. Повернув лицо в профиль, по отношению к сидящей напротив, нахмурившись, мужчина сжал губы. Несмотря на фантомные боли, он уже в должной мере пришел в себя. Секундная слабость ушла, оставив его один на один с темной эльфийкой, вернув герцога в реальность.
- Да. Я почувствовал. – только и сказал Сальгари, стараясь не смотреть на гостью. Он чувствовал на себе ее взгляд, но не желал в нем видеть жалость. Жалость дроу ему была не нужна.
Отредактировано Лоренцо Сальгари (30-04-2017 10:20:33)