Вокруг бушевали всполохи всех цветов радуги. Они сплетались в тугие косы, закручивались в гигантские вихри и непременно взрывались, брызжа во все стороны многообразием красок. Звуков в этом месте практически не имелось, они попросту тонули в ватной тишине, без возможности прорваться за её пределы. Сам же Саркоджа, а точнее его бесплотный дух, имел лишь удовольствие созерцать этот хаос, творящийся в самом водовороте магических потоков. Уже не первый раз он оказывался в этом месте, изгнанный из измерения Альмарена, не в силах вернуться обратно без посторонней помощи. Такова была его нынешняя природа.

   Маленькие белые лапки споро семенили по дороге, мощённой крупным серым булыжником. Зверёк совершенно не боялся, что может свернуть не туда и потеряться во мраке очередной подворотни. Его нос, столь явственно улавливающий кисловато-мускусный аромат нынешнего хозяина фамильяра, был надёжным проводником Саркоджа в этих каменных джунглях. Лавируя в потоке простых обывателей и ежесекундно рискуя попасть кому-нибудь из них под сапог, зверёк стремился как можно скорее разыскать среди этой цветастой толпы Агнуса Фитли, молодого чародея, призвавшего его в этот мир.

   Саркоджа не знал, сколько уже прошло времени. Неделя, год или, быть может, несколько столетий. В измерении, где были вынуждены обитать все низшие духи, дожидаясь, когда кто-то проведёт ритуал призыва и возьмёт их к себе на службу, течение времени отсутствовало. Суть фамильяров была проста: слова силы давали им плоть и право обитать в мире живых, в обмен на услужение тому, кто позвал их за собой. Эти же слова были в состоянии вернуть их дух обратно в магический водоворот, но помимо этого простого правила существовало ещё несколько нюансов.

   Базар. Гул голосов мириады запахов. Куда бы Саркоджа не поворачивал свою голову, он повсюду видел стаи смуглолицых людей, толстые стопки дорогих цветастых ковров и огромные мешки, доверху наполненные резко пахнущими пряностями. Гвалт людских голосов был подобен стремительно сошедшей лавине. Они торговались, спорили, нахваливали свой товар и рьяно обсуждали последние сплетни. А посреди торговой площади стоял маленький зверёк, силящийся вновь ухватиться за ускользающий от него аромат хозяина. Однако, сколь он не старался, ему удавалось лишь полной грудью вдыхать изысканность шафрана и остроту красного перца. Осознавая, что в данной ситуации не стоит полагаться на свой нюх и слух, Саркоджа прикрыл свой один-единственный глаз, стараясь как можно более точно представить магическую ауру Агнуса. Спустя несколько долгих минут цветок, проросший в его правой глазнице, сменил свой цвет с насыщенного фиолетового, на светло-серый. В то же мгновение фамильяр стремительно бросился вперёд, стараясь опередить стремительно утекавшее время.

   В месте его нынешнего обитания у Саркоджа более не было развлечений. Всего того, к чему он привык, имея облик физический. Иногда он с тоской вспоминал мягкую подушку, что служила ему спальным местом, и тёплый камин. Хоть фамильяр не нуждался в еде, однако же, он сильно пристрастился к нежному и сладкому вкусу спелых фруктов, которыми его угощал прежний хозяин. А по вечерам он имел удовольствие прогуливаться по небольшому балкону, наслаждаясь звуками засыпающего города. Агнусу Фитли было двадцать семь лет от роду, когда он впервые попробовал провести ритуал призыва. Ещё молодой и неопытный чародей, даже не прошедший толком обучения в школе магии, не питал больших надежда на то, что всё пройдёт успешно. Однако именно на его зов откликнулся Саркоджа, обязавшись тому служить. Хоть и будучи сыном влиятельного и уважаемого человека в городе, сам Ангус не перенял от своего отца такой же деловой хватки. Ему хватало лишь того, что дряхлеющий родитель регулярно снабжал его деньгами, которые тот в свою очередь был волен тратить, как было угодно. Вино, женщины и маленький белый зверёк, как домашний питомец. Нельзя сказать, что подобная жизнь не устраивала самого Саркоджа.

   С каждым новым поворотом цветок сиял всё сильнее и сильнее. Теперь Саркоджа бежал не по широким улицам, а по грязным переулкам. Его хозяину грозила опасность, а значит и ему самому. Будь фамильяр в иной ситуации, он счёл бы справедливым желание отца избавиться от родного сына, который был лишь в состоянии тянуть из него деньги. Однако жизнь духа была неразрывно связана с жизнью призвавшего. Погибнет он, и Саркоджа отправится следом в вечное переплетение магических линий. Потому-то он так спешил разыскать Ангуса и, по возможности, спасти. Впереди замаячили тени, косо падающие на стену из грязного песчаника. Трое окружили одного, и по звукам их голосов было понятно, что это была отнюдь не дружеская беседа. До боли напрягая свои мышцы, фамильяр спешил со всех своих коротких лап. Спешил, чтобы предотвратить неминуемое. Как вдруг время замедлило свой бег. Одна из теней достала короткий изогнутый кинжал, а затем всадила его в живот Ангуса. Крик боли и отчаяния тут же ворвался в подворотню и принялся отскакивать от углов зданий, однако помочь бедолаге никто не спешил. Ноги Саркоджа подкосились и он упал, проехав ещё несколько шагов по земле, оставляя на ней мятые лепестки цветов. Спустя несколько мгновений он оказался там, где обитал и по сей день.

   Вокруг бушевали всполохи всех цветов радуги. Они сплетались в тугие косы, закручивались в гигантские вихри и непременно взрывались, брызжа во все стороны многообразием красок. Звуков в этом месте практически не имелось, они попросту тонули в ватной тишине, без возможности прорваться за её пределы. Сам же Саркоджа, а точнее его бесплотный дух, имел лишь удовольствие созерцать этот хаос, творящийся в самом водовороте магических потоков. Однако его внимание уже привлёк разлом, смотрящийся чужеродно на общем полотне. Он с каждой секундой разрастался и наливался ядовито-белым светом. Это могло означать только одно, кто-то по другую грань реальности творил ритуал призыва, а для Саркоджа это был очередной шанс явиться во плоти.

« -Что ты чувствуешь, переходя из одного измерения, в другое?» Задал вопрос человек, сидящий в кресле-качалке и любующийся отблесками огня, что играли в бокале с вином.
« -Ничего, то есть совершенно ничего.» Ответил фамильяр, мирно лежавший на его коленях.
« -Мне всегда было интересно, что же находится там, за гранью. Увидеть это воочию.» Утонченная рука, покрытая смуглой кожей, почёсывала Саркоджа за ухом.
« -Там нет ничего, что было бы вам интересно, хозяин.» В высоком, с лёгкой хрипотцой, голосе фамильяра явственно звучала леность, которой тот предавался со своим хозяином.
« -Чем же вы тогда занимаетесь там?»
« -Мы просто ждём.»

   Грань между реальностями истончилась настолько, что дух уже был в состоянии разглядеть убранство комнаты, в которой призыватель творил ритуал. Аскетичное и, можно было даже сказать скудное, убранство говорили о том, что маг либо чрезвычайно беден, либо практикует запретные учения, скрываясь в своём тайном логове. На фоне отсветов мерно горящего камина была видна тень того, кто осмелился сделать брешь в барьере между измерениями. Пока сложно было судить, кто это может быть: мужчина или женщина; эльф или человек; взрослый или молодой. Всё, о чём говорила тень, так это о стройности, граничащей с худобой, своего владельца. Не теряя ни секунды, Саркоджа устремился вперёд, к разлому, отвечая на зов.

   Начертанный вампиром цветок вспыхнул всей гаммой существующих красок, а затем из него хлынула необузданная энергия магических потоков, принесшая с собой фамильяра. Когда наконец всё утихло, на столе остался сидеть небольших размеров зверёк, смотрящий прямо на своего нового хозяина. Шкура создания была обильно усыпана крупными бутонами цветов, что раскрывались один за другим, отчего в воздухе разлился приторно-сладкий аромат. Самый крупный цветок, находившийся на том самом месте, где должен был быть второй глаз фамильяра, светился ровным голубым цветом, издавая лёгкую пульсацию. Наконец, когда мутная пелена спала с глаз духа, он смог разглядеть лицо призвавшего его и немедля пасть ниц, пряча морду в гладкой, потемневшей от времени, столешнице. Самое главное, при первой встрече с призывателем, добиться его расположения, ибо он волен одной короткой командой отправить фамильяра обратно, туда, откуда он его призвал. Поэтому-то Саркоджа не торопился смотреть на хозяина, терпеливо дожидаясь, когда ему это позволят сделать.