Медленно кружился снег. Сугробы намело так, что подворья и хуторки вдали едва виднелись, и дорожки к ним от основного тракта уже замело. Сотня всадников шла за телегой, телегу толкали вперед посменно шестнадцать батраков. Снег расступался и таял и обращался в пар под напором крепкой железной пластины, которую прикрепили к саням спереди. Руны на ней светились красным светом от напряжения, в воздухе стоял запах магии… ну, по-крайней мере, любой человек, который шел позади или впереди телеги, сказал бы именно так, хотя магия запаха не имела. Посередине шла еще одна телега, позади последняя, каждую тянули громадные ломовые кони, которых им выделил сын барона Далла.
Крепкий рыцарь заверил Акторию в том, что является другом Фреодегаров, как и прежде. Его баронеты склонили колени, и сам он принес ей присягу, но воинов выделять не стал, сейчас было слишком неспокойно, и поднимать людей в зиму было самоубийством. Рузьянская Армия требовала с баронских земель солдат, провизии, помощи, денег, вообще всего. И оттого, он дал ей лишь телеги, еду, кров на некоторое время для ее солдат, позволил людям идти за ней по собственной воле. Оттого сейчас в обозах сидели арбалетчики, всего четырнадцать. Присягнул ей и какой-то бродячий рыцарь, следом увязалась актерская труппа и паладин-священник, от которого буквально исходил свет. Еще восемь воинов, и шестнадцать батраков, которым надоело выкапывать хозяйские дома в холмах из снега… да и какая разница где замерзать, в продуваемых Бесовых Холмах, или в дороге?
Медленно тянулся обоз. Они брели по землям Марграда, достаточно… неудобным землям. Чуть севернее от дороги, всего в лиге, уже можно было застрять на незамерзших топях. Замки и большие поселения были юго-западнее, а та дорога по которой они шли - по факту пользовалась только Даллами, и всякими летними торгашами, которые желали пройти лучше через холмы и пойти со своими товарами по курганским или старозаконским баронам. Не так далеко уже было до границы с Фреодегарами. Марградские равнины медленно уступали мелким рощицам, семена которых донеслись из Лирейского леса по лугам и отыскали себе хорошее место для жизни. Обоз остановился, когда завиделся впереди большой, обведенный частоколом первый дорожный пост самих Фреодегаров. Обоз встал, расположившись на дороге самым привычным и удобным способом. Укрепившись и приготовившись к обороне-нападению. К далекому частоколу послали вестового с белым флагом мирных намерений, долгий час он пробыл за воротами, разговаривая с тамошним командиром, а после вернулся… пешком, без коня и оружия.
- Говорят, не пустят, миледи Вигберг. - Сообщил ей вестовой, хмуро так сжимая древко белого флага. Остальные глядели на него без улыбок… все-таки, лишиться нагрудника, меча, коня и личных денег… это было делом нешуточным для таких небогатых людей. - И обобрали как липку, мол “на нужды армии”. Не Фреодегары там, а ублюдки эти из Армии пост поставили… человек сорок, арбалеты и луки, небось еще и патрули имеют где-то поодаль.
- Без жертв не обойдется, если штурмом пойдем… - Заключил сир Кеннет Фарелл, глядя на далекий пост, стрелы от которого донестись досюда бы не могли. Но и обходить их… долго, а солдаты и кони уже устали.
Дорога была утомительной, долгой. Оборотница знала, что в одиночку преодолела этот путь в разы быстрее. Мощные волчьи лапы хоть и вязли бы в снегу, но зверь сокращал бы путь, да и усталость не так одолевала бы. Да и этот вороной конь, что вёз Акторию с явным недовольством, не скрашивал столь долгого пути. Даже попытки ласково похлопать животное по шее, потрепать гриву или шепнуть что успокаивающее - не помогали.
Не помогали и мысли, постоянно крутящиеся в голове белокурой. Это всё было так некстати... Нет, оставлять Сигарда с Одином девушка не боялась. Хотя каверзные мыслишки всё же посещали графиню, чего уж греха таить. Мысли о смерти отца не давали покоя лишь первые дня два. Потом вечно стоящий в горле ком начал напрягать Тори, и мысли эти пришлось гнать взашей. Сейчас в этом вопросе наступило своего рода смирение. Больше всего не давал покоя страх. Он был сродни тому, который Охотница испытывала, смотря в глаза большому зверь, которого надо было убить, а самую неприятную часть его тела притащить какому-нибудь жадному богатею. В такие моменты задаёшься вопросом: “И на кой мне сдалось всё это?”.
Леди Вигберг скинула капюшон, скрывающий волосы от мелкого снега, плавно падающего на землю с зимних небес. Взгляд её холодных серых глаз обратился сначала к вестовому, а потом перескочил на Фарелла.
До них доходили слухи о том, что со смертью Олларда Фреодегара совсем иные порядки настали в этих землях. И очень уж не хотелось начинать своё шествие в сторону усадьбы с разборок и кровопролития.
- Это будут неоправданные жертвы, - сейчас голос звучал скорее устало. Снежинки мягко ложились на её светлые волосы практически не видимыми следами. Снежинки ложились и на её бледное лицо, тут же тая от тепла оборотничьего тела, - По какому праву они не собираются пропускать наследницу Олларда? - взгляд её вернулся к вестовому.
- Говорят, шпионов боятся. Все кто без бумаг уходят прочь. И… я говорил от лица Фреодегаров, и только потом спохватился и про Вигбергов заговорил. Похоже, войска Фреодегаров здесь не в почете сейчас, от междоусобной войны небось придерживают. - Нахмурился вестовой, ныне самый главный источник информации и переговорщик. - Они и Делленеров бы не пустили, про них меня тоже спрашивали, и Соутов с Даллами, Марград… Марграда не упоминали. Миледи, простите… виноват. - Он склонил голову, глядя на растаявший и выпаренный телегой грунт. Он поглядел на Фарелла, давая понять, что больше ничего важного не знает и донести не сможет.
- Вольно, иди оденься нормально и подпоясайся. - Ответил ему старый рыцарь, а сам обратился всем телом к Актории, заставив своего коня чуть отступить. - Что будем делать, миледи Вигберг? - Сам он уже прикидывал, как можно использовать рунные способности своей госпожи, куда поставить арбалетчиков, как использовать телеги и так далее. Военный ум рыцаря был привычен больше к подобным вещам, сотни раз уже отработанным. Хотя… он лучше бы доверился дипломатии.
Откровенно говоря, решать вопросы было проще, когда дело касалось только самой Актории. Но тут приходилось принимать решения на совершенно ином уровне. Всё же, за её спиной сейчас находилось слишком много народу, - Прямо хоть самой ехать и тыкать их носом в письмо о смерти отца, - Тори нахмурилась. Конверт с письмом были единственной бумагой, в которой значилось приглашение и был знак рода Фреодегаров. Вернее, единственной бумагой, что была на руках у Актории.
Можно было бы вопреки здравому смыслу попытаться поехать через земли Бринморов. Но где гарантии, что и там на тракте не окажется такого вот поста? Применение силы означало бы воинственный настрой леди Вигберг, а показывать клыки графиня пока не видела смысла. Это было крайней мерой. “Заставить уснуть сорок воинов на посту? Нет. Это потребует подготовки, которая окажется дольше чем двинуться иным путём”.
- Хм… можете явится к ним и раз пять ударить их рожей в стяг Вигбергов, миледи… Ведь господин сейчас на западе в генеральском штабе. Чего они... - Нахмурился один из всадников, разглядывая частокол. Они все жутко устали от дороги, хотя в движении пробыли и не так уж много. Но этот мороз, скудный рацион и сопли… их это злило.
- Отставить, иди ка согрейся, Лин. - Ответствовал другой подоспевший с конца обоза рыцарь, от вестового он уже все слышал. - Фарелл, у тебя с собой рыцарские бумаги? - Спросил рыжеволосый невысокий рыцарь, норовистая лошадь под которым переминалась на своих копытах, желая пустится галопом вперед. - Виктор, а твои? - Оба раскивались, глядя на своего молодого соратника, он достал из-за пазухи скрашеный печатью ярлык Вигбергов. - Дай… ага… сейчас посмотрим. - Он поддал шпор лошади и на ходу забрал из рук обоих собратьев их красноватые зачарованные бумаги. А после дался в галоп, взяв из рук стоящего рядом солдата белый флаг.
- Вот… сумасшедший… - Нахмурился уже степенный Фарелл, провожая рыжеволосого соратника хмурым неодобрительным взором. - Как бы он там наши с тобой бумаги не оставил… вместе с доспехами и конем. Три золотых, почитай… терять было бы обидно. А бумаги так и вовсе нигде нынче не купишь... - Он повернулся к Актории. - Простите госпожа, надо было сразу сообразить…
“Как я буду вести дела дальше, если даже сейчас не могла сама решить проблему?”, - эти мысли гадкими червями изъедали разум, пока взглядом графиня провожала несущегося к посту рыцаря, - я должна была подумать о том, что на подъезде к землям может оказаться нечто… непредвиденное, - голос её был безэмоционален, не выдавая ни усталости, ни растерянности. Ничего, кроме просто льющихся с губ слов, коим было необходимо лишь донести информацию до собеседника, - но если сейчас не выйдет с рыцарскими бумагами, то нам и вправду придётся применить силу. Люди сейчас с большей радостью бросятся рубить, нежели захотят увеличить на несколько дней путь, - осталось только самой принять это как данность. “Мы и так ехали через земли Марграда дольше необходимого”.
- Как прикажете, миледи. - Оба рыцаря поскакали вдоль линии обоза, раздавая приказы и собирая солдат в нужные порядки. Такой армией атаковать всего-лишь частокол… легко, тем более, у них всадники, прорваться внутрь и дальше дело за малым, правда следовало еще прорваться. Мужчины вооружались, одевали кольчуги, подпоясывались топорами, капеллан прошелся вдоль рядов солдат, но в принципе… они итак желали пустить кровь любому, кто еще чуть-чуть задержит их в дороге. В конце-концов, эти зимние дни их уже здорово потрепали, обветренная кожа, постоянный зуд, даже отойти поссать нормально нельзя, член мерзнет. Разумеется, местный капеллан лечил кашляющих и чихающих, но не будет же он ходить целыми днями по кругу, распространяя свой свет повсюду.
А потом из ворот выехал с флагом, на коне и при оружии рыцарь. Фарелл все ждал, когда будет подвох… когда арбалетный болт настигнет их соратника. Но в конце-концов, он прискакал обратно без единой царапины, и вернул ярлыки присяжным рыцарям Вигбергов. - Мы можем проходить, миледи.
- Только осторожно… не доверяю я им… - Нахмурился черноволосый Виктор, который спал меньше всех и при последнем нападении разбойников лично убил человек десять… из двенадцати. Они бежали, поняв, что напали на обоз солдат, а он догонял на лошади и убивал, одного, второго, третьего, пока они все не умерли. Его карие глаза скользили по частоколу.
- Я бы тоже им не доверял… да только нас не равное количество, нападать не станут. - Ответствовал рыжеволосый. Ему пришлось сидеть перед столом здешнего командира, терпеть его плюющуюся грубую речь и в целом… он решил, что после всех этих господских войн отыщет капитана Халлена в землях Марграда, и напомнит ему что значит оскорблять рыцаря. - У них только бумаги на уме, обычные пограничники… только я не помню, чтобы в Рузьяне меж баронствами раньше границы были. - Он повернулся к Актории и поклонился в знак почтения. - Жду указаний, миледи Вигберг.
Прочие тоже ждали указаний.
- Двигаемся дальше, - оборотница слегка оттянула ворот накидки, пуская под плотную ткань зимний мороз. Проклятой было элементарно жарко во всех этих одеяниях, в лёгкой кожаной броне с железной вставкой на груди… Она не привыкла путешествовать в таком виде, предпочитая даже зимой обходиться вещами свободными, выполненными из тонкой и почти невесомой ткани, - но после прохода поста не расслабляемся. Что-то мне подсказывает, - заставляя вороного скакуна под собой двинуться в сторону частокола, - что дальше будет не лучше.
Оборотнице показалось, что где-то позади слышались вздохи не то радости, не то разочарования, что кровопролития так и не случилось. Заскрипели колёса телег, захрапели кони, снова пускаясь в путь по сугробам тракта. Из широких животных ноздрей вырывались клубы пара.
В телеге, что принадлежала актёрской труппе, кто-то закурил трубку, заставляя окружающих вдыхать аромат дешевого табака. Молодая девчонка, что выглядела совсем ещё подростком, ткнула курившего локтем в бок, но через старую толстую матерчатую куртку её удар едва чувствовался. Мужчина лишь криво усмехнулся и посоветовал девчонке посильнее закутаться в накидку, ведь ещё неизвестно, когда закончится эта дорога.
Белокурая дворянка, проезжая через ворота поста, отметила, что они бы просто смели это место, коль она отдала бы приказ. Это было бы похоже на ту странную сказку, где оборотень-волк каждое полнолуние сдувал деревянные домики жителей захолустной деревни, прежде чем те додумались строить свои дома из камня. Ну и вдобавок, ощущение того, что стоит сказать всего одно “в атаку!” и арбалетчики пустили бы град снарядов… пугало и будоражило сознание графини.
Первый час дороги ничем не отличался от предыдущих дней: вокруг много снега, объёмы которого медленно и незаметно, но неумолимо увеличивались из-за усиливающегося снегопада. Ни один лучик солнца не просачивался через снежные тучи. Погода стояла по-настоящему зимняя и от этого достаточно унылая. Не так, как осенью или ранней весной, но… оставалось радоваться, что снег хотя бы не слепил путников.
Дневной переход завершился на окраине Лирейского леса, близ которого вдоль притертых к самой земле склонов распростерся Гальденсмур. Поселение из десяти широких домов в самой выси приземистого холма. Ниже на юг уходили фермы и отдаленные хуторки, светящиеся тусклым рыжеватым светом. Но не то было главной особенностью селения в эту морозную пору. Примечательна была одна деталь.
Через тонкую и гладкую долину, стелясь по глубоким сугробам, доносился голос духовника. Виднелось яркое пламя на необжитом высоком и обрывистом лугу, слышались голоса у тонкой речушки Гальдена. Ржание лошадей, звон металла и топот копыт. Рядом с Гальденсмуром встали лагерем выше дороги чьи-то отряды. Ночь украла цвета, но разносящиеся звуки были слышны даже простым людям за воем ветра.
- Молятся, миледи. - Произнёс хмурый капитан двадцати всадников, арбалетчики принялись ерзать в телеге, напяливая кольчуги и шапели, налаживали и заряжали арбалеты. Фаррелл, за весь день не успевший толком выспаться. Кто-то ехал в их сторону с белым флагом мира… Правда пока он приближался становилось ясно, что это герб. Герб Эйм’Ахтского братства с эльфийской вязью священных изречений Имира, вышитых золотом. - Охх… Фанатики. - Покрепче сжав копьё и взобравшись в седло произнёс капитан, пока рыжеволосый рыцарь напару с Фареллом готовили людей к возможной стычке. Капеллан предпочёл молчать, надеясь на дипломатичный исход. Сражаться с братьями по вере, пусть и впавшими в ересь, он не хотел.
- Отпустите оружие и велите своим солдатам покинуть телеги. - Произнёс солдатским голосом знаменосец-переговорщик. Песнопения в лагере братства уже стихли и слышны были звуки готовящейся обороны, а может и нападения. - Мы видим знамёна Фреодегаров, вишня, а это чей стяг? Чьи вы люди и зачем явились в земли Фреодегаров? - Он остановился, когда позади него по снегу приблизился закованный в латы паладин, в руке которого висел внушительный светлый моргенштерн, на нагруднике сверкали росчерки рун, на краях конской попоны виднелась вязь проклятий Имира на головы рилдиропоклонников. А сам боевой конь фыркал и ждал только приказа, чтобы кусать, топтать, скакать вперёд и ломать людей. Всадник приблизился и за раскрытым забралом стали видны зеленые глаза и приятное мужское лицо, благородное, с ястребиным носом и искусной вязью бледных шрамов на скуле.
Вороной конь, намного менее мощный, нежели зверь паладина, вывез вперёд всадницу, ровно сидящую в седле. Чёрная попона с красным витиеватым рисунком прикрывала напрягающие мышцы скакуна графини. Её ноздри улавливали гнев коня, что сейчас оказался напротив. И гнев этот пробуждал в оборотнице ответные чувства, звериные. Её вороной был спокойнее, хотя тоже чувствовал эту ярость. Капюшон с меховой оторочкой сняли с головы изящные ручки девушки, показавшиеся из-под верхней одежды. Капюшон, что до этого скрывал платину волос дворянки, лёг на не широкие плечики, впрочем, казавшиеся сейчас всё же шире из-за надетого под накидку. Светлые ладошки вновь скользнули под плотную ткань.
- Стяги барона Вигберга, властителя баронства Вигберг, Хранителя графств Старый Закон и Курганского, рузьянского генерала и моего мужа, - голос её звучал чётко. Волшебница буквально чувствовала магию рун на доспехах паладина, невольно оценивая качество работы руки неведомого ей рунного мага. Работу, к которой не подкопался бы, наверное, даже её первый учитель, - А я - первая наследница земель почившего графа Олларда Фреодегара, Актория Вигберг, урождённая Фреодегар, - и с каждым словом и взглядом, скользящим то по мужчине, то по фанатикам, видневшимся чуть поодаль, - и имею законное право узнать, что в моих землях забыли люди, идущие под гербом Эйм’Ахтского братства.
Во внутреннем кармане накидки она нащупала небольшую пластинку с тусклой короткой вязью рун, которые начинали еле заметно мерцать, наполняясь магией леди Вигберг и готовясь, если то понадобится, выставить перед волшебницей одноразовый барьер от магического удара.
- Южное Курфюршество поставило здесь свой стяг, и ныне графы юга подчиняются Ланрэ дан Хоу, избраннику Имира, и первому курфюрсту этих земель от имени Великого Имира и Священной Играсиль. - Паладин достал табличку из мореного дерева. Снял откуда-то из-за спины, или достал из седельной сумки. По ней шли тонкие росписи, он поднял ее и передал герольду, тот приблизился к графине и не выпуская деревянный документ из рук показал подписи, печать Рузьянского Храма, печать Людовика Эста, печать Ланрэ дан Хоу. По бумагам, южная марка включала в себя и земли Фреодегаров, издревле регион носил номинальное название Предел Мелайсы, и принадлежал к особо рьяным сподвижникам Эстов. Сейчас, похоже, что-то пошло не так. Паладин смотрел на нее зелеными глазами, приятными, несмотря на сокрытую в глубинах густо зеленых зимних радужек суровость. А потом деревянная табличка вернулась к нему и он убрал ее обратно в седельную сумку. - И еще по приказу вдовы Олларда Фреодегара - Берты Фреодегар, мы прибыли сюда чтобы встречать после долгого пути наследницу графства. Вигберг, значит... - Губ его коснулась улыбка, достаточно суровая улыбка, не угрожающая… описать ее можно как воинскую. Чуть кривая, с прищуренными глазами. - Если бы не мы, вас встречал бы мелкий Делленер… И все-же, нам нужно обо многом поговорить. - Защищенные пальцы его неловко скользили по завязкам шлема, потом он его снял. - Сир Кормак дан Вийес, капеллан Эйм’Ахтского Братства и командир Южного Курфюршества. - Титулы… их было так много, но их следовало произносить, чтобы собеседник знал, кого ты из себя представляешь и что ты можешь ему предложить. Ларри Мясник, Генри Китобой, Скагге Охотник, просто и отвечает на все первичные вопросы. - Можете встать к нашему лагерю южнее, мы расчистили плато для обороны. - Плато… ну, чуть возвышающийся труднодоступный обрывистый высокий луг, удобный для защиты. В этой части Графства Фреодегар чего получше не сыщешь. Лагерь, состоящий из пяти сотен душ солдатами, проповедниками и так далее казался компактным отсюда, небольшим и собранным, словно ставили палатки и шатры люди привычные к переходам и обустройству мест обороны. Колья, отхожие ямы, мелкий неглубокий ров там, где “плато” защиту не обеспечивало, и доски, перекинутые через это углубления для сообщения с Гальденсмуром и верховых передвижений. Сейчас за кольями на возвышении царила тишина, разрываемая лишь приказами капитанов. Герольд и Вийес направились в сторону лагеря.
Смешанные чувства сейчас одолевали леди Вигберг. Пластинка с рунами легла обратно во внутренний карман. Возможно, ей суждено там и остаться, так и не израсходовав никогда. “Мать слишком много умалчивала в своих письмах”, - глубоко вдыхая холодный зимний воздух, а потом выдыхая его горячим паром обратно. Да, им было о чём поговорить. И разговор этот в первые мгновения, как только дворянка увидела лицо Вийеса, мог бы состояться прямо сейчас и на сильно повышенных, совершенно не уважительных тонах. Но, выяснять отношения с человеком, в объятиях которого почти полтора года назад видела Берту… сейчас было не время. Не при посторонних людях, не при солдатах. “И если мама послала его сюда… Нельзя творить глупости, пока я не поговорю с ней”, - решила для себя белокурая, провожая взглядом Кормака и герольда.
- Вы слышали, где можно расположиться, - потянув за поводья, Тори развернула вороного скакуна к верным ей рыцарям, - разбивайте лагерь.
Послышались голоса, отдающие приказы солдатам по велению госпожи Вигберг. Вся процессия двинулась в сторону будущей стоянки. Актория отъехала чуть в сторону, наблюдая за тем, как слаженно двигаются всадники, как едут телеги, как рыцари управляются с командованием этим сборищем.
Снег мягко ложился на землю, увеличивая и без того большие сугробы. Оборотень слышала разговоры актёров, проезжавших сейчас мимо неё. Слышала голоса батраков, которые радовались привалу и возможности отдохнуть от непростой дороги.
Один из рыцарей сейчас расположился рядом со своей госпожой, говоря, что и ей необходимо проследовать вместе с ними. И как бы сейчас Актории не хотелось побыть одной, плетясь где-то в конце отряда, дворянка была вынуждена согласиться.
Отдельным полулагерем встали люди Актории. Капеллан, расположив свои вещи в одной из телег, устремился на ночную молитву, когда пламя вновь взвилось поближе к небесам.
Из лагеря дворянки можно было увидеть священника в тонкой багряной робе с капюшоном. Поверх той робы до пояса прикрывала его кожаная черная куртеечка с белым солнцем на спине. Он был облеплен снегом и бос, но под ногами его расстилался неширокий круг сухой земли, вздымался пар, а в густо-зеленых глазах его, едва видных отсюда, сверкало пламя. Тем, кто видел его пятки и ноги выше подола робы, представало зрелище достаточно… необычное. Черные незаживающие рытвины ожогов образовывали на коже огненного мага и жреца Имира рисунок, уходящий выше и доходящий до самой шеи. Острые пики этого рисунка касались губ, и там останавливались. Бледная кожа массивного мужчины не смуглела в свете костра, словно бы светила на него луна, а не пламя. Он говорил, громко, невероятно громко… не тем голосом, что несется волнами, звук был обжигающим, болезненным, почти ранящим глубины человеческого существа.
За ним полукругом стояли паладины, оруженосцы, солдаты, мужчины и ни одной женщины. Кто-то припал на колено, глядя в пламя, кто-то глядел в небеса, кто-то оперся о меч и сложил голову подбородком на грудь, роняя горючие слезы. Патрульные, вынужденные не участвовать в ночной молитве и нести стражу за пределами лагеря и внутри него, хмуро разглядывали ночь блестящими глазами. Духовник же рокотал на эльфийском, хотя под снежно-белыми волосами не видно было острых длинных ушей, но он рокотал на эльфийском так, как, должно быть, рокотали давным-давно его сородичи, только ступившие на земли Альмарена. Когда он воздел руки и взмолился, пламя взвилось ввысь и обожгло бы небеса, дай он ему такой приказ, а после опало. Люди казались маленькими в этой эльфийской тени, когда проповедник перестал говорить, пламя осело к самой земле и медленно угасло, оставив до того яркий мир в тусклом свету немагических костров. Эльф-проповедник пошел по снегу, не обращая внимания на толпу людей, словно проходя через них, и вскоре скрылся за пологом своей маленькой палатки, за ним вошел какой-то лысый солдат с сероватой кожей и такими же длинными ушами, только выглядящий обыденно, а не так… иначе.
Рыцари и паладины, капелланы, герольды, оруженосцы, всякие поварята, армейские батраки, лекари и прочая чудь разбрелась по лагерю. А сир Вийес высокой тенью в своем нагруднике стоял у утухшего костерка, глядя в одну точку, на лице его не было слез, или вдохновения, только глубокая задумчивость. Потом подбежал его оруженосец и командир здешней солдатской части зашел в свой небольшой шатер, чтобы раздеться и умыться.
Рыцари Актории расположили свои патрули поближе, расставили палатки, полукругом защитив уязвимую часть лагеря от возможной атаки телегами. Затанцевали костерки, актеры запели тихие походные песенки, мальчишка - сын Кэролла, сыграл такую душевную мелодию на лютне, что солдаты приободрились, вспоминая свои родные края или девушек, любимых и родных, просто знакомых. Всадники расчесывали своих лошадей и тщательно покрывали, кормили. Лошадей у них было много… даже одна такая лошадка стоила недешево, но на эскорт графини Один Вигберг выделил доброе количество опытных мужиков и ученых же коней. Вскоре, расположившись и обезопасив себя от внезапного нападения, небольшая личная армия Актории принялась отдыхать.
Кормак дан Вийес сидел перед очажком в своей палатке на приземистой скамеечке. Земля здесь была все еще мокрой, несмотря на тепло и пламя, толстые стенки шатра шевелились, когда зимний ветер пытался найти дорогу внутрь. Вийес держал на руках небольшую книжицу, в которой на полях что-то мелко расписывал рунным перышком. Эльфийские буковки славно складывались, он зачеркивал написанные чьим-то пером тексты и писал выше что-то свое… Если бы кто-то заглянул в его шатер в это время, то скорее всего, пришлось бы объясняться. Ведь писать в священных книгах - очень большое святотатство.
Когда отряд леди Вигберг расположился на отдых, Актория вышла из своей палатки, жадно вдыхая морозный ночной воздух. Пахло гарью от костров, людьми, лошадьми… множество запахов, которые вырисовывали картину лагеря. В палатках шумели разговоры, слышался смех. Оборотень как-то грустно посмотрела в ту сторону, где горело веселье. Тори в последнюю неделю вообще не улыбалась и не веселилась, погруженная в свои мысли и проблемы. Она ужасно скучала по семье, желала увидеть мужа и сына, а не солдатские лица, постоянно мелькающие вокруг.
Снег скрипел под её быстрыми шагами, а вереница следов ясно указывала, куда девушка ушла. Ушла одна, даже не взяв с собой свет. Накидка с меховой оторочкой, что скрывала Тори от мороза, осталась в палатке. Ровно как и арбалет. Только кинжал болтался на поясе, спрятанный пока в ножнах. Светлые длинные волосы были заплетены в тугую косу и уложены так, чтобы сверху можно было быстро надеть шлем при необходимости. После того, как ей приходилось постоянно переплетать вновь отросшие локоны, Актория всерьез задумалась о том, чтобы их укоротить. Но пока всё руки не доходили… Фигурка её казалась не такой утонченной, как привыкли видеть окружающие. Кожаный доспех, который она решила не снимать перед встречей с Вийесом, придавал девушке больше воинственности и немного больше уверенности в себе, хотя, в то же время, немного стеснял.
Вигберг вышла на протоптанную тропинку, где сапоги уже не уходили по щиколотку в снег. Сюда же падал мягкий свет от костров из лагеря Кормака, освещая идущую по дорожке девушку. Её начинало немного трясти от обилия Света в этом месте. Лёгкая тошнота подкатывала к горлу, а по телу забегали неприятные мурашки. Оборотню идти в такое место было, мягко скажем, не самым лучшим решением. И больше повторять такой опыт Актории не хотелось.
Рука, обтянутая тонкой перчаткой, лежала на рукояти кинжала. Всё тело было напряжено, справляясь с бьющей дрожью, а разум расправлялся с самыми разными сюжетами, непрерывно рисующимися фантазией дворянки. И сюжеты эти были не самыми радужными. Свободной рукой леди Вигберг отодвинула полог палатки Вийеса и с деликатным покашливанием заглянула внутрь.
Кормак медленно впихнул томик в знакомом переплете обратно в свою походную суму. Внутри не было никого, кроме паладина и крепко сбитого пса. Это создание низко зарычало, стоило Тори лишь зайти внутрь. Вийес положил ладонь на внушительную морду собаки, та пригибалась к самой земле, желая атаковать. То был крепко сбитый мохнатый комок молчаливой ненависти. Собака размером доходящая до пояса мужчины, провожала оборотницу взглядом. Пес, который за свою жизнь успел повидать мертвечину, вгрызться в глотку не одному человеку и не одной темной твари, провожал ее умным, ненавидящим взглядом. Хозяин закрыл его глаза ладонью и похлопал пса по морде крепкой израненной ладонью, тот издал звук, очень похожий на презрительное “пффф”. Покружившись на месте и пару раз хорошенько расчесав хвостом лицо паладина, громадный пес лег у самого его крестца на мокрую еще траву. Он принюхивался и прислушивался к каждому движению возможной соперницы. Хотя пахло от собаки не как от кобелей, хотя узнать суку в таком израненном существе с такими ужасно грозными глазами было сложно.
- Тише, Кила… rihael, Kila... - Только со второго раза собака восприняла его речь, словно игнорируя людские слова. - Проходите, миледи Вигберг, и садитесь. - Мужчина указал ей на скамью напротив, зеленые глаза его скользнули по ее кинжалу, он небрежно почесал ногу у самого сапога, но пока доставать серебро не хотел. - Я не хочу сражаться с раздраженным оборотнем, оружия у меня нет, по-крайней мере такого, что убило бы вас наверняка, да и я без своего панциря. - Он повернулся к очажку и принялся греть руки, глядя зелеными глазами в огонь. - Ваша мать доверяет мне, и мы с ней обо многом уже поговорили.
Присутствие собаки только увеличивало градус напряжения для оборотницы. Во всяком случае, в облике человека. Дворянка убрала руку с кинжала и опустилась на предложенное место. И сейчас девушке стоило хорошо подумать, прежде чем заговорить. Не хотелось начинаться с рвущихся с языка обвинений или нападок. Тори была здесь не в лучшем положении, так что просто необходимо было собраться.
- И, я так полагаю, со мной Вы хотели поговорить о тех же вещах? - девушка опёрлась локтями о колени и чуть наклонилась вперёд. Поза, подходящая Охотнице, но никак не леди Вигберг. Тон её был сдержанным, и было заметно, что для этого приходится приложить хоть и небольшие, но усилия, - Что вообще происходит? Ни мать, ни почивший отец не удосужились за последние полтора года хоть немного поставить меня в известность, - и этот факт не радовал Акторию.
- А что они должны были написать? Дочь, Делленеры, Соуты, Марграды и Гонты желают поставить старика Олларда на колени? Как вы себе представляете передачу такого письма в земли, подвластные сторонникам этого дворянского союза, миледи? От вас, к примеру, тоже было мало вестей. - Кормак говорил ровным солдатскими голосом, напрямую отчитывая Акторию. Это было условие, которое Берте поставил уже он. Никакого раболепия с его стороны, он устал говорить с дворянами вокруг как с богами, его маг мог испепелить любого, кому не нравится мат, грубость и острые словечки. Один баронет уже ходил со сломанным носом, другие к Вийесу со своими манерами лезть не хотели. Пусть он был Девичьим рыцарем, но в поле он становился паладином Эйм’Ахтского ордена, и ласковые слова услышать от него становилось очень сложно. Зеленые глаза не спускались с серых. - Перед тем... у вас есть что-то, что вы хотите высказать мне, миледи? - Он сел удобнее, расставив колени по солдатски на скамье и опершись о бедра ладонями, которым было совсем недалеко до заветного сапога на всякий случай.
- Grah’el , - зазвучал голос оборотницы, - le z’ress ar olog, - грубые слова, но почему-то на общем языке говорить такие вещи было… неприятно. На эльфийском это всё же звучало мягче. А смягчить, возможно, надо было: Тори не знала всей картины и ориентировалась только по воспоминаниями полуторагодичной давности. Белокурая с удовольствием бы послушала объяснения матери, но слушать объяснения Виейса по этому поводу не хотела совершенно, - и не надо отчитывать меня, - её тон, что на эльфийском, что сейчас на общем звучал хоть и напряжённо, но без излишней злобы, - я писала практически обо всём. Если моя мать не ставила Вас в известность об этом, то это не моя вина, - Вигберг выпрямила спину, садясь на скамье ровно. Её холодные серые глаза смотрели на паладина оценивающе, а в голове мелькали мысли вроде: “Как она может ему доверять? Почему?”.
Он хмыкнул, все еще глядя в девичьи глаза. Девичьи, несмотря на то, что это существо прожило на этом свете больше него. И не только юный внешний вид был тому виной. Пожалуй, слава Охотницы и жизнь в вечной погоне за ничем оставили в ней много места для детства. Собака рычала, тихо, предупреждающе. Ладонь Вийеса отыскала животное за спиной и снова закрыла ей глаза, нос, уши, Кила встрепенулась, стряхивая щекочущее прикосновение, и снова презрительно “пфффкнула”. - Конечно все. - Он помнил, что Ланрэ дан Хоу отметил юную Фреодегар как “потенциально опасную”. Не потому-что она была сильным стратегом или тактиком, а потому-что имела едва отслеженную связь с Дюрихом мон Рихтом и вышла замуж за государственного служащего. Убивать ее не было приказано, но и доверять ей было не то что нельзя… на свое усмотрение, с последующей казнью через повешение, если это приведет к дурным итогам для Южного Курфюршества. - В любом случае, миледи Вигберг. Ваши друзья из столицы поддержали инициативу Делленера, признав, что полнокровный род с наследниками-мужчинами, имеющий дипломатическую власть в Графстве Фреодегаров, будет хорошей заменой. К тому-же… ваш муж и без того вырос в землях и титулах за последние пять лет настолько, что в спину ему метит не один десяток ножей. Вот такие дела в ваших землях, миледи Вигберг. - Он не стал упоминать о том, что Ланрэ пока колеблется с решением. Курфюрсту не хотелось уступать целую клетку на шахматной доске для столичной фигуры, но и развязывать войну внутри курфюршества он не шибко хотел. Вийесу был дан приказ действовать по обстоятельствам… и для паладина Берта Фреодегар стала решающим обстоятельством. Говорить и об этом девчонке он не желал, это было личное, и пустой треп мог сделать их личную тайну с Бертой слухом… и после слух стал бы донесением, которое получит курфюрст.
Тёмные брови дворянки сходились к переносице. Делленер, о котором она последнее время старалась и не думать, снова начинал раздражать, - значит, надо показать, что моё правление будет как минимум не хуже, чем у заносчивого юнца, - девушка уже всерьёз задумывалась о том, чтобы применить всю возможную силу для усмирения бывших вассалов отца. Но это надо было тщательно обдумать, - когда я видела его последний раз, он со своими землями толком разобраться не мог, весь дышал неуверенностью. Отдавать правление в руки такого человека я не намерена, - переход с темы на менее личную казался облегчением и карой одновременно. С головой погружаться во все это дерьмо оказалось занятием сложным, - и заслуги моего мужа здесь не играют роли. Он не имеет никакого отношения к графству Фреодегаров.
Актория сейчас чувствовала себя идущей по полю, усеянному взрывающимися рунами: поставишь свою ножку не туда, и пиши пропало. По мере приближения к родным землям у неё всё больше появлялось чувство, что она сидит на бочке с чем-то взрывоопасным, но сейчас, сидя здесь перед Вийесом, это чувство достигло своего пика, - моё подчинение дан Хоу… как оно меня ограничивает и что мне даёт? - Этот вопрос начал волновать графиню ещё тогда, когда она увидела деревянный документ, и сейчас пора было получить ответ.
- Курфюрст имеет право собирать священный налог с ваших земель, ставит здесь командование и распоряжается военной защитой этих земель на свое усмотрение при вашем содействии. Не спрашивайте, кто враг… это очевидно и говорить об этом опасно даже наедине. - Вийес глядел на нее, заученные и сто раз повторенные слова звучали ничуть не менее скучно в сто первый раз. Кормак сел поближе к очажку и погрел руки. - В целом, вы признаете себя вассалом Курфюршества с его законами и с его волей. Ничего толком не меняется, все привелегии остаются при вас, большинство прав и свобод. Вы все еще владеете своими землями, своими людьми, но налогами и правом полного призыва также владеет Курфюрст. Вы и без того жили в пошлинах и столичных налогах, потому вам не привыкать. - Вийес читал их накладные, пользуясь властью, которую ему дали внутри баронства Фреодегар. Читал бумаги усопшего Олларда, разбирался в них, пытался понять некоторые неприятные и заумные шифры, некоторые бумаги отыскать вовсе не удалось. А остальное, сокрытое за дверью Олларда, так и не удалось достать. Параноидальный старик закрыл и запечтал дверь магией, они пытались влезть через окно, но обнаружили, что оно замуровано за ставнями, разбирать стену тоже было несподручно и после того, как один из демонтеров харкая кровью сообщил, что на него давит что-то изнутри, решено было пока не трогать ее. Вийес продолжил. - Единственная на самом деле существующая сложность, о которой мы много раз говорили с вашей матерью - это ваша кровь. Вы оборотень и Ланрэ об этом рано или поздно узнает. Как он на это отреагирует… неизвестно и зависит лишь от вас.
- Думаю, для решения этой проблемы мне надо при личной встрече заявить, что я готова стать ручным волком Имира, - она как-то грустно усмехнулась, - и заявить о своей преданности. Сообщение о подобных вещах кем-то другим будет выглядеть скорее как донос, - на несколько секунд девушка замолчала, обдумывая эти слова. Ни Актория, ни Берта - не были поклонницами Тёмного бога. Сама девушка, будучи ещё Фреодегар, не принимала эту веру и спокойно могла поднять оружие против того, кто искренне верил в Рилдира. Но совсем не потому, что была последовательницей Имира, а скорее потому что вера в падшее божество претило ей и её воспитанию. “Где-нибудь в Лунной Пади за подобно меня бы наверняка просто разорвали”, - мне нет смысла идти против курфюршества. Особенно, сейчас, когда от Фреодегаров пытается откусить кусок каждый, кто раньше звался другом, - оборотень прикрыла глаза, - но для начала мне надо окончательно вступить в права на эти земли.
- Мы не смогли без ведома наследницы получить поддержку вассалов. Нынешний барон Бринмор не желает присоединяться к… как он выразился “фанатикам, обдирающим дворянство и вооружающим перекатную голь”. Далл тоже держался особняком, не выступая ни против нас, ни за нас. Прочие послали прямой отказ, кроме Гонта. Он написал… - Вийес вспомнил бумагу, исписанную красными чернилами в дань гонтовской традиции (раньше они писали письма кровью, но ныне к этому прибегать было бы глупо и несподручно). - Барон Гибеи намерен посмотреть, насколько светлый внутри Ланрэ дан Хоу, ему это очень интересно. Он подробно описал, как именно будет проверять все это дело и приложил к письму посылку в виде руки нашего к нему посла. Остальную часть Гонт пожелал оставить себе, чтобы “не переводить добро”. - Паладин не знал, что значит последняя фраза и не знал, почему они должны терпеть такие очевидно темные замашки. Но пока в этом регионе у них было слишком мало сил, чтобы осадить речной остров… вдобавок, местность там была неудобная, на самой границе с Кельмиром. Нарушать территориальные границы нельзя, тем более переправлять на другую сторону Мелайсы солдат, чтобы окружить барона. Окружить… когда он итак окружен рекой без брода. - И такие ублюдки у вас в вассалах уже почти пять сотен лет… - Кормак покачал головой, ни к кому в целом не обращаясь, но давая понять, что не одобряет отрубание посольских рук и всего прочего. - В любом случае, на рассвете мы снимаемся и возвращаемся в Манор Фреодегар. Здесь далее находится нам не нужно.
“Надо было отцу тогда жестче обойтись с Делленером, а не просто лишить своей поддержки. Глядишь, и остальные присмирели бы рядом с нами”, - мимолётом подумалось белокурой. Теперь это была забота её, а не Олларда, который уже канул в вечность и возлёг в семейном склепе. Так же навалилась мысль о том. что надо будет разобраться со всеми бумагами отца, вникать в дела и проблемы. И сколько это займёт времени - никому неизвестно.
- Хорошо, я оповещу своих рыцарей, что утром мы снова отправляемся в путь, - Тори встала со скамьи, - Думаю, все остальные вопросы мы сможем обсудить уже дома, - в голосе теперь чувствовалась усталость, хотя серые глаза были всё так же пронзительно-холодны. И взглядом она попыталась коснуться животного, что тихо рычало за спиной мужчины, - так что не буду больше смущать Вашу собаку своим присутствием, - не дожидаясь ответа, дворянка развернулась и, приподняв край ткани, нырнула в ночную тьму.
Ночь предстояла бессонной: надо было многое обдумать и решить для себя некоторые вопросы. Например, как всё же относиться к нахождения в усадьбе сира Вийеса, раз он, похоже, всё ещё в связи с матерью девушки. И, более того, Берта ему доверяет, раз послала встречать дочь не Ульрика Тудора, к примеру, а Кормака. Надо было обдумать и то, как и что говорить Ланрэ, коль тот пожелает ответить согласием на предложение о встрече. Собственно, надо было ещё составить письмо для курфюрста, но это не раньше того момента, как Вигберг окажется в своих покоях или кабинете отца. Помимо этого, необходимо было заняться и более утомительным бумагомарательством, рассылая письма Бринморам, Гонтам и прочим соседям. Надо было составить письмо для Одина... В этот момент оборотнице казалось, что жизнь Охотницы была до безобразия простой даже несмотря на то, что почти каждая серьёзная работа могла кончится смертью белокурой. В том ремесле Тори хоть чувствовала себя уверенно.
Отредактировано Актория (28-11-2016 23:47:17)