Один был в Маноре следующие дни, укрепляя свою обитель. Он принял каридских наемников, когда те спустились на лодках, сорок душ, мужчины и женщины в высоких сапогах, кожаных нагрудниках, при палашах. Их коричневые одеяния с оранжевыми вставками позабавили многих крестьян, арбалеты и палаши были их единственным оружием. Один принял их без лишней суматохи, распределил в гостевом дворе, в приземистом длинном строении, которое редко использовалось. Уроженцы карида почти все время молчали, а когда говорили - то слышен был густой народный акцент. Компактно разместившись на тюфяках, они ели немного, говорили мало, и проблем не создавали. Если Дюрих выписал их из тамошней столицы, то это в принципе объяснялось, но все-же… сколько он заплатил за них..
Остальные дни месяца Один собирал ополчение по своему баронству, рыцарей было всего двадцать, и пять рыцарей-путешественников принесли ему присягу, когда он обещал им кров, пищу и высокое место по окончании всего действа. Всадников набралось всего три сотни, а мужчин-ополченцев он собирал с особой неохотой, не желая оставлять свои земли вообще без защитников, пусть и неумелых. Мужиков, которые выказали некоторое умение во владении оружием(уже воевавшие, просто оседлые наемники, бывшие разбойники, бывшие солдаты и так далее), снарядили получше, дали топоры, одели в кожу, и таких набралось триста душ. Прочих всего четыре сотни, Вигберг мог бы собрать и больше, мог бы собрать хоть почти всех мужиков, и получилось бы пять тысяч чистого оголтелого ополчения… но он не собирался так делать.
Двадцать пять рыцарей, две сотни всадников, три сотни тех, кто мог держать оружие, и четыре сотни душ ополчением с копьями, дрянными луками, в рубахах, либо толстых матерчатых одеяниях. Жены, дети и друзья проводили своих мужчин, матери расцеловывали сыновей, отцы наказывали биться с честью. В последний месяц дождливого лета обоз тянулся к форту Вигберг, возле которого встали отряды союзников и друзей Актории. Рагнар аэр Далл привел сотню лучников, не лучших в своем роде, но умеющих держать оружие в руках. Ховард Лут пришел раньше... вернее, послал четверку рыцарей, которые вступили в ряды вигберговского войска. Дунгад, получив из Рузьяна разрешение от Меркона Экхарта, привел пятьдесят арбалетчиков в черно-золотых одеяниях и кольчугах. Сами по себе, меткостью и опытом они стоили и лучников Далла, и ополченцев, они были мобильны и знали что такое служить. Алехандро явился сам, будучи уроженцем юга, он ныне присягнул религиозному братству, и вынужден был просить разрешения у священников на то, чтобы отлучится по зову долга. Он был хорошим магом света и искусным воином, потому прибытие лишь одного человека не выбило Одина из колеи. Да и… армия уже сейчас собиралась внушительная. Паладин дополнил количество рыцарей и встал тридцатым.
На самом деле, все ответили на просьбу Актории о помощи графу фон Кюрсту письмами. Кто-то из старых знакомых вообще не хотели помогать. Кто-то ответил, что помогли бы Фреодегарам, но не каким-то иноверцам из Старого Закона.
Кормить такую армию было сложно, потому пришлось разделить их на отряды и разослать различными путями к Ант’Ройну. Сам Один, доверив командование мелкими частями своим рыцарям(в числе которых были в основном баронеты и мелкие дворяне) направился до точки сбора с малой группой солдат прямым путем. Обозы порой виднелись вдалеке, тянущиеся далеко-далеко, останавливающиеся и идущие вновь.
Месяц кончился. Наступала осень. Вересковые пустоши, каменные сооружения, развалины древних мест или просто заброшенные деревеньки. Полевые просторы Старого Закона были пустоваты. Кое-где виднелись маленькие рощицы, где-то крохотные леса, но в целом, отряды ехали вдали ото всех красот этого края, лишь только вереск, речушки, ручейки и озера.
Через четыре дня четверка рыцарей оказалась близ города Ант’Ройн, небольшого… города, который островками палаток и лагерей окружили войска баронов и графа Кюрста. Один доверил Манну Кеддлу встречать их собственные отряды, отметив расположение и приказав пока платить монетой за еду… даром что крестьяне скорее всего уже ничего продавать не желают, но пока собранная с их собственных деревень и ферм еда медленно тянулась еще одним войском, недели две они протянуть могли, могли и четыре, но впроголодь. Потому Вигберг как можно скорее желал разобраться с советом.
Войска, которые привели прочие бароны… были невразумительны. Лишь лагерь самого графа мог насчитывать столько воинов, сколько привел Вигберг, прочие привели ополчение с одной целью, чтобы их не посчитали предателями. Они наверняка надеялись оставить в своих баронствах защиту. Такие люди были на каждой войне... как дураки, они скапливали у себя мечи, еду, людей, лишь слабо помогали победить. В конце-концов Вигберг прекрасно знал, что Ноа фон Кюрст это запомнит, запомнит надолго, и если выживет в мясорубке войны, то новоставленные бароны вновь станут баронетами. Один также знал, что теперь имеет право второго голоса после своего сюзерена.
Дворянин скакал по пустоши к стенам молодого Ант’Ройна, ветер холодными прикосновениями ласкал кожу и черные одежды рузьянского офицера. Он глядел по сторонам и видел войска, далеко-далеко, за речушками, спрятанные в рощицах, или укрытые хуторками. Всюду виднелись флаги, и чаще всего флаг черный как смоль, с тремя золотыми львами… флаг Эстов. Ему нравилось, что они выступают от имени своего властителя, и нравилось, что тот пусть лишь украдкой, но поддерживает их. Скакали мимо на загнанных лошадях гонцы, меж армиями и городом велось сообщение, над городом слегка вздымался дымок… многовато печных труб, кузнечных горнов и прочего. От лагерей вздымался такой-же дымок… огонь нужен был всем. Всем нужна была и еда, оттого из городских ворот медленно и неохотно катились в направлении лагеря Ноа фон Кюрста четыре телеги, из какой-то деревеньки вели отару овец, всего в тридцать голов, одну корову и две свиньи… со свиньями и коровами крестьянам расставаться было тяжелее всего. Никто не игрался, не устраивал рыцарских поединков и не напивался почем зря. Кто-то сейчас жутко боялся, большая часть просто делала так, как делают все. И никто из крестьян почти не понимал, что вообще происходит, им конечно сказали, что пора бить Эбберов, Каллаханов, Ротденов, но для них то были пустые имена, и они вынуждены были искать в себе ненависть и храбрость, чтобы не дезертировать и пойти на очевидную смерть за ничего не значащие для них лично вещи. Один ускорил ход лошади, когда приблизился к городу и камней с ручьями и норами стало почти не видать, и понесся к воротам. Он увидел все, что хотел увидеть… пора было говорить.
Собственно, его войско вдвое превышало то, что привели бароны Гвендолин Кау и Грейм фон Рангелл. К тому же, все, кого они привели... были набраны крестьянским ополчением, а рыцарей можно было сосчитать по пальцам(если у вас было десять пальцев - то вы могли представить, сколько рыцарей привели они вместе взятые). Ант’Ройну было приказано не созывать знамен вовсе, на него возложили ответственность пополнения ополчения на случай затяжной войны, и в целом, его земли были плодороднее всех, и дали в этом году больше всего урожая, оттого провизия лежала тоже на нем, хотя рыцарей Кюрст у него забрал, всего три десятка. Аретан Тэллейн, пользуясь своими дружескими связями, созвал немало солдат. Среди его друзей было множество бродячих рыцарей и просто путешественников, были соседние бароны и баронеты, которые не прочь были усмирить Курганское Графство. В целом, войска Графства Старый Закон насчитывали 3640 солдат. Когда дело доходит до таких цифр, уже исчезает смысл в описании чувств отдельно взятых людей… но все-же.
****
Один был брит, коротко стрижен и облачен в черно-золотые одеяния Рузьянской Армии. Он стоял за круглым столом, вокруг которого расселись другие дворяне. На деревянной столешнице была расстелена карта, по которой Ноа фон Кюрст переставлял фигурки. Вигберг советовал и кратко спорил со своим сюзереном, без острых углов, советами и обычными поправками… остальные генералы почтительно молчали, пока дело не касалось их собственной роли в сием мероприятии. Рангелл, Кау и Ант’Ройн смотрели на Вигберга довольно хмуро. Силу, которую он продемонстрировал приведя примерно равное графскому количество солдат, они расценили как плевок в свое лицо. Тэллейну было искренне плевать на это, Кюрсту тоже, но прочие высказывались навроде: “Мы не будем кормить твоих солдат, нам нужно кормить своих”. В конце-концов, когда все нарекания закончились и хмурые бароны замолчали, Ноа фон Кюрст предложил два направления для атаки. Малой части войска требовалось пойти по проходу Эббера и попытатся занять Форт Эббер, а если не получится, просто выжечь его земли и кружным путем направится на север для соединения с остальными. Собственно, осаждать крепость им было нельзя, у самих старозаконцев еды было не так уж много, а малым числом замок в холмах можно было защищать сколь угодно. Основная часть войск должна была двинутся по проходам, которыми Рузьянские Высоты изобиловали. Им нужно было наведаться к Каллаханам, сровняв с землей их обитель, а после соединится с войсками Феодороса де Лорана(владетель Дарквотера), и подчинить своей воле нейтральных баронов. Когда Дарквотеру присягнут на верность(этот союз подготовили заранее Кюрст и Ант’Ройн), то останется лишь дойти до Сада Костей и заставить Ротдена сдаться… а после казнить его, как изменника. Разумеется, все звучало очень радужно, но на деле, лишь победа в этой маленькой войне означала правоту Старого Закона. Если они начнут проигрывать, а после де Лоран не сможет подчинить прочих баронов, то Рузьян признает правду Курганского Графства, и полетят головы.
В слабо освещенной зале было принято решение. Вигберг со своей частью войск должен был отправиться через земли Эбберов. Во первых, у них были собственные счеты, во вторых… Ноа напомнил, что именно Вигбергу и Ант’Ройну помогли “Духи луны”, он с полминуты глядел на Одина, склонив голову набок, единственный глаз графа блестел то ли гневом, то ли весельем, различить было сложно, так как Ноа фон Кюрст во гневе смеялся, безумным смехом Дивного Народа, хотя сам, разумеется, к нему не относился. Прочие должны были направится на север иным путем, пройти чуть западнее, через земли Каллаханов. Моунты были следующим пунктом, так как молодой барон откровенно поддерживал Ротдена, но также откровенно плевал на все требования своего друга… был сам по себе. Его тоже требовалось подчинить, пожалуй, на него списывали основное сопротивление, так как мужчины в его землях славились своей силой и природным воинским духом. И прочие, и прочие. Обсуждение велось долго, и прежде чем мужчины разошлись, уже подали ужин. Наевшись и запив вином все острые углы нынешнего дня и гневные высказывания, баронеты, бароны и граф отправились прочь из пропахшего потом зальца.
Войска Вигберга прибыли на следующий день, собрались лишь ко второму и успели расположиться для отдыха. Вторая армия под управлением Кюрста двинулась в путь, отряды сопровождающих патрулей были разосланы, разведчики на своих землях были не шибко нужны, но все же… враг уже мог перейти в наступление, пока они спокойно готовились к войне и болтали за вином. Один пока знакомился со своими рыцарями и воинами, его путь был короче, и они могли стоять под Ант’Ройном еще три дня. Крестьяне, видя сильного предводителя, храбрились, один молодой мужчина даже встал на колено по рыцарски и присягнул Одину… то, что вооружен он был лишь копьем, каким-то ножом и одет был в рубаху - не имело особого значения. Они обнялись и Вигберг принял его клятву, бессмысленную… но крестьянам вокруг понравилось, Один назвал своего “клятвенника” Краснословом, просто чтобы люди запомнили его… когда у кого-то есть имя, его легче запомнить. К третьему дню Алехандро уже достаточно поработал над крестьянами, рассказывая им про обитель Имира, про грязного Эббера, род которого испокон веков прибегает к темной магии и лишь им было свыше дано право уничтожить этот рассадник грязи и порока. Люди храбрились, люди злились, люди скалились и смеялись, люди слагали краткие песенки для своего похода. Дальше все происходило куда лучше.
Они двинулись на север, пополнив запасы в городе… за это Одину пришлось заплатить деньгами, так как местные купцы сочли его “недостаточно высокоранговым дворянином”, чтобы получать что-то бесплатно… и послали в свое баронство. Он скрипя зубами выписал нужную сумму, которую они могли найти позже в Столице, в деньгохранилище его семьи. Чуть севернее за Ант’Ройном начинались пересеченные пустоши, которые изрезали сети ручьев и тонких речушек. Воды здесь было предостаточно, кто-то даже успевал наловить чуток рыбы. Женщин страшно не хватало, крестьяне и не только они, жадно цеплялись за любую дорожную шлюху, и бывало так, что в одну публичную палатку забивалось до дюжины мужчин, после чего девки едва ходили. Несколько баронетов сложили взятые в дорогу медяки и серебро, а после раздали своим солдатам, чтобы они не ходили неудовлетворенными…и вовсе не странно, что секс, еда и общая идея - очень плодотворно влияли на солдат. Но ресурсы постепенно истощались, а через полторы недели первые отряды расселились перед Форт Эббером…
Стоит сказать, что осада вовсе не планировалась, даже на день, даже на единый миг. Они хотели прийти, ограбить местных крестьян фуражом, взять форт и уйти дальше. Это звучало так просто, что теперь крестьяне не понимали, почему вообще отозвались на призыв к войне.
Осадный лагерь растянулся от Холма Тени до Холма Рока… названия были так себе, но отвесные лишь чуть-чуть недотягивающие до гор холмы уносились в небеса, а проход закрывал каменный форт, от которого отходили частоколы. Взбиратся наверх было бессмысленно, да и никто бы не смог провести туда даже дюжину человек, ни на восточный, ни на западный холм. Обходить все это вкруг было бы долго, но отряды всадников уже направились за фуражом в ближайшие деревни и притащили оттуда еду, питье, женщин. Вигберг не мог запретить им брать женщин, просто потому-что это было древнее право воина, в местных краях и на севере они еще почитались… Один его не почитал, но запрет бы ополчил против него многих людей. Алехандро был вынужден призывать воинов к смирению, и большая часть вела себя вполне себе хорошо, прочие нет.
Первые три дня осады тянулись так долго, что две стороны успели обменятся выстрелами раз пятнадцать, дав примерно по два залпа. Кто-то призывал пойти на штурм, такие идиоты всегда находились, кто-то - послать поджигателей или сооружать катапульты, лестницы и так далее. Леса поблизости было немного, потому из их тяжелого вооружения можно было признать лишь онагр, который строили как раз два дня из трех, пятнадцать длинных лестниц, без забоев для цепляния… суть бесполезных, так как противник мог просто скинуть воинов Одина со стен. Три дня долгих размышлений, внутри него полыхал гнев, он смотрел, как тренируются ополченцы, как роют дополнительные отхожие канавы воины, как разгуливают по его лагерю шлюхи, этих было мало, но они всегда были на виду, такая уж у них работа.
Воздух был влажный, подмораживало, хотя первый месяц осени только лишь занимался. В конце-концов, Один решил действовать. Созвав баронов, игнорируя их недоуменные взгляды, их вопросы “Но как?” и прочие восклицания, он объяснил им план.
****
На исходе четвертого дня онагр пододвинули к поближе стенам, скрываясь за дощатыми передвижными стенами от арбалетных болтов, и зарядили четыре горящих камня по частоколу. Камни раздробили стену и бревна покосились, попадали, но сырое от постоянных дождей дерево не занялось. Онагр был брошен, когда отряд из трех сотен воинов, вооруженных топорами, метнулся их общего строя осаждающих к бреши, враг тут же стянул туда часть гарнизона, и укрытые за круглыми щитами воины попали под обстрел. Ночь мешала стрелкам разобрать цели, а из темноты ночи раздался скрежет и что-то рычащее, огромное разбило вдребезги ворота, послышались откуда-то снизу вой, вой людей и вой волка, и в форт хлынули сначала ополченцы, темные в темноте, они едва разбирали дорогу. Луны не было, а редкие факелы едва давали им увидеть всю картину. Навстречу им вышли латники, защищая проход и не пуская войска противника… у ворот началась жуткая свалка… кто-то кричал “Воооолк!”, но волка там не было. Лестницы с лучниками и арбалетчиками подошли к восточному частоколу, на стене едва видели какие-то тени, потом онагр, явно не боясь задеть своих, ударил по частоколу… какой-то крестьянин не так расслышал команду. Но в целом, содрогнувшийся от удара частокол принял на себя Далловских лучников, которые взяли в руки топоры… от луков сейчас толку было совсем мало. Когда западная часть частокола совсем обвалилась под напором осаждающих и осажденных, ударили всадники, на острие атаки их был отряд рыцарей, вихрь людей смел защитников и некоторых атакующих, невовремя высунувшихся. Из главного зала послышался вой, рев, ужасающие крики… а после Эббер, волочащийся в зубах черного волка как тряпичная кукла, приказал своим гвардейцам и офицерам сдаваться. Воцарился хаос, защитники не знали что делать, в свете тусклых огней, факелов, под темными небесами, в форте подняли стяг Людовика Эста Рузьянского. А черный волк стал лишь одной из легенд этой странной, хаотичной и совершенно кровавой битвы.
- Рилдир… Рилдир бы всех нас побрал… - Шипел раненый солдат, тяжело дыша и перевязывая своего товарища. Трупы валялись всюду, на виселице вторя движению ветра, раскачивался бывший господин и оба его сына. Хотели повесить и жену с младенцем, но святоши запротестовали, Вигберг, который вообще кажется не участвовал в сражении, также запретил убивать детей, и трогать женщин. Они должны были отправиться в Ант’Ройн под конвоем.
- Да заткнись ты уже… - Хрипло и слабо ответил ему мужик с перевязанной культей, опершись о каменную стену. Вокруг бродили воины победителей. Защитники большей частью выжили, но теперь полуголые и связанные, сидели по местным подвалам и погребам, оружие и доспехи с них сняли, капитуляцию приняли, а после отправили вниз, чтобы не мешались. Своих приходилось определять на глаз, люди искали мужиков из родных селений, знакомых и друзей, брали трупы и уволакивали в общую кучу. Четыре кургана уже насыпали, а местный священник, приняв правоту победителей, отпел павших героев. Еды здесь было на год для четырех сотен вояк, склады были завалены ею, но командиры уже начали казнить воров, которые медленно по крупицам теряли совесть и становились “воинами”. С воинов противника… да и союзников, стягивали одежды, сапоги, оружие. Кто-то присматривал себе меч, кто-то булаву… а потом каждый мародер услышал о том, что все трофеи должны быть распределены ровно, и вору отрубят правую руку. Все доспехи живенько уложились в кучу, все булавы и топоры, все мечи и хорошие копья, пики, луки, стрелы, даже кони. Один выстроил защиту на случай нападения другого противника, и послал гонца к союзникам с вестью “Эбберфорт взят... потери... приобретения... пленные.. золото... следующие шаги...”. Собственно, Вигберг не был доволен этой победой. Она унесла жизни слишком многих его солдат, но иначе они бы ждали до своего полного истощения, и в конце-концов направились бы обратно побитые, как шавки, голодные изможденные. Эта битва для него вперые в жизни была… легкой. Он вспоминал, как этой ночью схватил железный щит клыками и в три удара своротил деревянные ворота, шмыгнул внутрь, разгрызая по пути спешаших к воротам солдат, и просто… влетел в обитель Эббера, где был его маленький ребенок, где жалась к стене жена, где сыновья пытались с криками “За Эбберов” пронзить его клинками. Это было легче, чем когда-либо. Он был быстр, его почти не видели, его почти не ранили. Сейчас он ходил меж рядами раненых противников, выискивая того самого, которого ранил и не убил той ночью, когда плечистый бородатый мужчина со сломанной ключицей и разодранным плечом предстал перед ним, пришлось убить его. Вывести из того хлева, в котором почти голые пленные сидели друг за дружкой, и отрубить ему голову.
По истечении пятого дня с начала осады, когда все трофеи были розданы, и направлены на юг. Войско числом в семь сотен душ отправилось на север, чтобы соединится с войсками Кюрста. Раненые и не способные к длительным переходам были оставлены стеречь замок, пленных воинов и дворян конвоировали на юг.
Когда войска Вигберга миновали Рузьянские Высоты, то попали в засаду. Разведчики не вернулись, а когда начало смеркатся и были посланы следующие патрули… полетели горящие стрелы. Из-за мельницы, что стояла на холму, сотня лучников залп за залпом поливала горящими снарядами противника. Река отделяла их друг от друга, Вигберг перестраивался, спасая всадников, и отводя подальше свою пехоту. Видеть противника… какая роскошь. Самих лучников видно не было, как не было видно и всадников, которые налетели с севера, разорвав ряды копейщиков ополченцев. Один рычал, раздавая приказы, перегруппировывая своих солдат под давлением с двух сторон, и все-же, к удару с юга он был готов. Когда пехота противника двинулась на них, сжимая в клещи, арбалетчики и лучники уже самого Вигберга положили изрядное количество людей, а после рыцари и всадники унеслись догонять бегущих. Перестраиваться… было жутко неудобно. От огня лучников Моутона они уже дистанцировались, но воинов у них осталось от силы пять сотен, и неизвестно, что еще подготовил противник. Ночь была жуткой… а утро было еще более жутким.
Когда противник отвел свою конницу и своих пеших солдат, а первые серые лучи рассвета осветили поле боя… оно оказалось ужасающим. На одного мертвого противника приходилось по два воина Одина. И битва явно еще не закончилась.
- Мальчонка это… мертв. - Произнес аэр Далл, неся на руках небольшой труп Мэнна фон Кеддла. - Строй ряды… они сейчас снова бросаться будут. Мои уже вон все покоцаные. Фоул тоже мертв, Алех при смерти… эй, Вигберг… ты чего? - Один стоял за развалинами какого-то домика и дышал прерывисто. Солдаты за его спиной прятались и прятали собратьев среди крон тонюсеньких деревьев, в кустах и везде где могли. Они отступали все западнее, и раненых оставить… не хватило духу.
- Ничего. Нам нужно соединится с Кюрстом, чем быстрее, тем лучше. Эберрфорт мы взяли… - Усталый голос его звучал тихо, в доспехах виднелась дыра от вынутого уже болта, крови не было. Воины видели, как он отломал оперение и словно иголку вытащил из себя почти метр древка, но ничего не сказали. За время путешествия войско видело и не такие странности генерала.
- Да к черту этот Эбберфорт... - Резковато оборвал его Дунгад, подходя ближе и глядя Одину в глаза. Его палец ткнул в широкую грудь, покрытую панцирем, Вигберг даже не нахмурился. - Вы говорили, что..
- Заткнитесь… это война, то что я еще не умер, и то что не умерли вы, это удача. Я говорил, что дальше будет легче, и вот, нам легче. - Он обвел рукой все вокруг, словно говоря “все прекрасно”. - Это что-то меняет? В строй, иначе я отрублю вам голову как предателю, и отправлю к Моунту одним широким пинком. - Один ткнул пальцем в латный нагрудник Дунгада и тот сел на землю, а на панцире стала видна легкая вмятина. - Мы отводим войска на восток… бросьте раненых и проститесь с ними. Помочь им мы ничем уже не сможем. - Приказ был достаточно резким, люди, которые его слышали, стояли и оторопело глядели, он не стал повторять… никто не стал переспрашивать. Эта битва была проиграна, нужно было бежать, или их убили бы всех. У каждого из выживших воинов в голове была такая мысль, каждый знал, что оставить раненых и отступить - это правильно. Но никто не сказал этого вслух кроме генерала. Никто не считал, что имеет право говорить это вслух. Никто не желал даже думать о том, чтобы оставить раненых… потому что это и неправильно тоже. И все же, они простились со своими товарищами, оказав последнюю милость тем, кто слезно просил, и оставив еду и питье тем, кто желал того. Кто-то желал оружия, чтобы даже в последние мгновения своей жизни сражаться. Десять рыцарей, двадцать пять всадников, тридцать лучников, выжившие ополченцы, некоторые другие воины, горстка арбалетчиков. Всего их осталось порядка трех сотен, и они отступали...
Минул уже месяц с настоящего начала войны, когда они захватили Эбберфорт и искоренили темный род. На хуторе близ Каллхэйна, в котором они остановились чтобы пополнить запасы и узнать что-нибудь новое, крестьяне были настроены крайне недружелюбно. Они пытались отравить их крысиным ядом и травами, девушка, легши в постель с Даллом, едва не заколола его, и в целом, когда они уходили, какой-то меткий охотник пустил из-за частокола стрелу, которая врезалась в спину Одина. Попасть в генерала было сложно, и это было ошибкой.
Лишь несколько дней назад он пережил свое полнолуние, скомандовав ночной привал. Два дня подряд он ходил злой, а по ночам уходил “молится богам”. Боги отвечали ему призывной песнью полнолуния, и он отправлялся далеко-далеко, разрывая крестьянский скот и пожирая патрули противника. Моутон гнался за ними, медленно, выслеживая, загоняя их и пытаясь окружить. Войско Одина петляло как кролик, выискивая такие места, в которых достать их было бы проблематично, и постепенно углубляясь на восток. И вот сейчас они дошли почти до самого Каллхэйна, обители еще одного нечистого на руки рода. Гонец вернулся на коне и сообщил, что город Каллаханов в осаде, но вскоре будет взят. Соединенное войско Дарквотера и Ло’Кюрста постепенно рассылали требования к прочим баронам Курганского Графста, “Присягни или умрешь”, звучало послание. От Рузьянских Высот и до Видавии, кажется, не осталось ни одной не поруганной теми или иными солдатами девы. Местные бароны грызлись между собой, а Ротден терпеливо собирал союзников. Когда Один услышал, что на клич этого ублюдка отозвался Уэйк, ему стало не по себе… но после слухи эти опроверглись другими слухами, и третьими, и четвертыми, еще менее правдоподобными. В конце-концов, война шла пока успешнее для Старого Закона, они имели один форт, контролировали проход, и отбили атаку с востока на земли Тэллейна силами Ант’Ройна. Один же среди воинов получил не самое безобидное прозвище “Темный”, так обычно называли слепцов, или глупых людей… но когда говорили Темный Вигберг, подразумевали абсолютную воинскую черноту его сердца. По слухам, он голыми руками разорвал одного из своих союзников за то, что тот стал ему перечить. Выбил ворота в Эбберфорт, изнасиловал жену Эббера на глазах у всех воинов, а после отдал на поругание остальным старозаконцам. Говорили многое… и с каждым увиденным крестьянином слухи все множились и множились.
Сейчас он добавил к слухам еще один, в некоторой мере правдивый. Триста воинов легко могут опустошить хутор, подчистую. Отрубить голову некоему охотнику, взять несколько женщин, отобрать у крестьян всю еду, а после просто сжечь поселение. Жестокость ограничивается лишь изобретательностью командира. Сейчас воины с удовольствием изловили стреляющего, выспросили его о причинах поступка. Ответ был невразумительный, содержал извинения, и в целом, охотника казнили… потому-что нельзя стрелять в воинов, тем более в генерала. А с поселения взяли абсолютно все, что могли взять, включая нетронутых лошадей и скот.
Когда они подошли к Каллхэйну, то привели с собой отары овец, лошадей и коров. А еще где-то позади маячил хвост Моутона, который преследовал Вигберга во время их путешествия на восток. Ноа фон Кюрст встретил своего вассала достаточно тепло, правда доклад его не обрадовал. К вечеру того дня, увидев подкрепления и здоровый фураж, собранный Вигбергом с земель Курганского Графста… Каллахан запросил капитуляцию. Собственно, уже сейчас три тысячи солдат осаждали его город, в то время как битва под Каллхэйном отобрала у него огромное количество созванных уже солдат. Когда он сдался, ему оставили жизнь, но он стал пленником, а оставшиеся его солдаты от греха подальше дали присягу.
Оставив в городе гарнизон, войска Старого Закона и союзных курганцев двинулась на север, к побережью, покоряя одного барона за другим. Моунт отступил к Саду Костей… а после. Следует упустить тысячи испорченных дев, тысячи убитых, ограбленных и множество грязи. Вам это понравилось бы… каждому понравилось бы слышать упущенные подробности кровавой бани под названием война. После сочинят балладу, которая будет зваться «Торжество Старого Закона», в ней будет воспеваться Черный Барон Вигберг, будет рассказано о зеленом и зорком глазе Гневного Рыцаря Кюрста, будет рассказано о духах, что сплели для своих верующих победу. Но в ней не будет рассказано о том, как в толчее в ущелье под Алденом будет затоптан малютка Эйб, мальчишка лет двенадцати с палкой в руке… ополченец. Не будет рассказано о том, как один за другим войска курганцев и старозаконцев проходились по небольшой деревеньке, название которой утеряно, грабили, убивали и насиловали. И никогда бард не споет песнь о вьющихся рыжих волосах Ним, что пленила красотой крестьянских пареньков, а после собирала зубы по полу родного дома, изнасилованная шестью десятками мужчин. Никогда и никто.
****
Брод Темной Кости протянулся от южного берега Видавии, до острова Курганов. Вдали виднелся белый замок, тусклый, как снег под светом зимнего солнца… Сад Костей возвышался, широкой дугой опоясывая южное побережье острова, гигант.. строение эльфов, величественный и крепкий как гранит. Несколько километров мелкой воды, доходящей едва ли до пояса большей части солдат, холодной, предзимней. Снег уже выпал раз, а после оттаял, но следующие снега обещали зиму. Если бы они не взяли замок сейчас, то ждать пришлось бы до того, как лед полностью встанет… хотя на Видавии такое случалось редко. Барабаны били священный такт, над рекой поселилось предчувствие битвы. Они договорились об этой битве на середине брода. В замке почти не было еды, а солдат было огромное количество, сейчас оба войска выстроились по двум берегам, и два километра брода отделяли их друг от друга. Эта битва была решающей. Равной. Битва последняя.
Солдаты кутались в меха, не желая входить в холодную воду, но переносить битву на сушу… нет, этого было делать нельзя, огромный запас для побега, перегуппировки, и нового удара. Сейчас они загнали Ротдена, Маутона и прочих ублюдков к самому замку, к их последнему оплоту… и нужно было в холодной воде, в крови, и поте, среди уплывающих по реке трупов показать им, что они проиграли. Силы были примерно равны, Ротден убегал лишь потому-что Людовик Эст официально признал его предателем, обвинил в сговоре, тогдашнем покушении на балу и в целом… он боялся подкреплений противника. Кюрст уже не боялся ничего, кроме поражения. Война итак убила многих людей, бароны умирали наравне с баронетами, те наравне с рыцарями, а те жили не дольше крестьян.
Один сидел верхом, конь под ним слегка переживал, чувствуя запах хозяина, но Один был нежным седоком, внимательным, рука его скользила по шее скакуна, задирая слегка черную попону. Он сам переживал, а животное… животное не может знать о долге, о любви, о прочих вещах, ради которых страх приходится прятать глубоко, или убирать вовсе. Он был в латном панцире, кольчуге, поддоспешнике, ганоленники, стальные сапоги, наручи и наплечники, черный горжет, черные доспехи, которые лишь едва стесняли его движения, он чувствовал их вес, но все-же, он был оборотнем, и вес расчитанных на человека доспехов выдерживал вполне сносно. В руках его лежал меч прадеда, Цессере сверкал в свете серого солнца, облака застилали все, тучи набегали с запада. На берегу выстроились боевые порядки, тысячи воинов, всадники, пехотинцы, латники.. все. Сейчас число солдат возросло до шести тысяч, и против них было чуть меньше шести. Темная река прятала больших крабов, щук и маленькую рыбу, черный брод с черными-черными водами и свежий воздух. Один вздохнул единожды, когда друид-капеллан прошелся вдоль рядов, возвещая на языке деревьев и цветов свои молитвы. Священник Имира говорил громче, поливая воинов священной водой. Командиры рычали, едва ли не пели, сухо говорили, приказывали что-то своим воинам. Один лишь воздел меч, зарычав в серые небеса, с губ его сорвался ставший уже привычным для всех вой. Его воины подхватили волчий клич, воздев кто какое оружие к небесам, а после он одел на себя шлем, застегнул последние заклепки горжета, и вздохнул в последний раз, поправляя щит.
Мысли мужчин перед битвой не отличались друг от друга. Страх и храбрость, гнев, ненависть, любовь. Это не были осмысленные образы, они не воображали себе любимых… они просто чувствовали, и чувство то сплеталось воедино. Это чувство заставляло некоторых бежать прочь, а некоторых безумно рычать, разрывая врага на кусочки. Оно заставляло нестись вперед. Зазвучали рога, послышалось душераздирающее “Вууууу”, “Вуууу”, “Вуууу”. Барабаны забили марш вперед, фланги и центр в несколько линий вошли в воду и сопротивляясь течению пошли вперед, подгоняя лошадей… и людей. С другой стороны заслышался барабанный ответ, тетивы арбалетов пропели, но болты упали не долетев до наступающих. Щиты сомкнулись, ряды медленно но верно двинулись вперед.
Первые залпы обеих сторон не имели никакого эффекта, лишь десятки трупов поплыли по течению вдаль, на запад, к морю. Войска сближались, всадники отходили на фланги, хотя сейчас в них было не так уж и мало смысла, впереди была мясорубка… в которой маневры вообще не имели никакого смысла. Отрезок брода в ширину и длину не подходил для маневров, и движение даже коней было страшно медленным. А потом послышался треск, звон и крики боли. Войска сошлись.
Один видел, как уплывает вдаль труп его подданного, крестьянин медленно барахтался с перерезанным горлом, пытаясь сопротивляться воде и зажимать кровавую рану, а после исчез. И так с сотнями других. Мечи почти не сверкали, лошади топтали пеших, солдаты топили друг-друга, били палками и речными гальками, толкали и роняли, выдавливали глаза, протыкали копьями, кинжалами, дробили топорами и булавами. Росла гора тяжелых трупов, расписные доспехи сверкали на тусклом солнце, в горле Далла торчало древко копья. Дунгад сражался уже пешим, и какой-то конь разбил ему голову, вмяв череп внутрь и окрасив реку рубиновым блеском. Было непродохнутся. Вигберг рубил, колол, пинал ногами, конь под ним был истыкан и изрезан, но боевое животное с бешенством било копытами и храпело жутким лошадиным гневом. Вокруг были тысячи людей, была вода, и кучи не уплывших тяжелых трупов. Бой шел, какой-то идиот скомандовал позади залп, задело и своих, и чужих… больше своих. И он не останавливался, пока труса кто-то не убил. Кто-то бежал, кто-то пытался уплыть, кто-то с рыком бросался на вражьи копья и клинки. Вокруг воняло кровью и смертью.
Один рычал приказы, собирая вокруг себя горстку оставшихся солдат и выискивая Ноа фон Кюрста. Но граф Старого Закона лежал на куче трупов с пробитым нагрудником и разбитым булавой шлемом. Ротден жил не дольше, какой-то крестьянин утопил курганского графа, навалившись всем телом и похоронив в его же полных доспехах. Конь под Вигбергом заржал, копье прошло через его шею, что-то хрустнуло и острие вышло из попоны, прорезав ее. Оборотень грохнулся на дно и едва не вздохнул, но чья-то могучая ладонь подняла его за горжет и оттянула вверх.
- Чо делать, а?! - Послышалось в мельтешении звуков, а потом говорившего прибили выпущенным арбалетным болтом. Трупы уплывали, Один шел с нападающими, выкрикивая какие-то приказы, пытаясь их подбадривать. Защитники бежали или атаковали, их было мало, как и войск Старого Закона. Он силился узнать хоть кого-нибудь из своих воинов, хоть на кого-нибудь переложить ответственность за приказы, но нашел только Тэллейна, мертвого Тэллейна под своими ногами, на самом дне, где черная вода могла показать лишь блеск стали и белое мертвое лицо. Они спотыкались через латные трупы, рубили и убивали. Один не чувствовал, как чья-то булава ломает ему ребра, не чувствовал вошедший черезнаплечник арбалетный болт, и тяжесть в животе, такую успокаивающую, тоже едва чувствовал. Было не больно, он сражался, рычал, отдавал приказы, и сражался. Пока вокруг не остались только трупы и едва стоящие на ногах солдаты. Как их звали? Они свои? Он рубил, пока они кричали, и рычал, пока его щит не растрескался, а меч не выпал из руки. И только когда дышать стало больно и изо-рта стало капать что-то соленое, железное, только тогда колени его подогнулись и он грохнулся на гору трупов.
****
Выжившие солдаты стягивались к Саду Костей, вытаскивая из воды тех, кто был важен. Кто-то устало поднялся по берегу, минуя срубленные деревянные основания моста, подошел к воротам, и медленно решетка открылась. Защитники проиграли, воинов не осталось, как и желания сражаться. Этот воин в промокших меховых одежках, с булавой наперевес, нес волочащийся за спиной шест, черный флаг был отдаленно похож на флаг Эстов, страшно замарался и никому уже не было дела до того, какой старозаконский флаг втыкать над воротами. Мужчина с рыжей бородой и стрелой под ребрами шел медленно по ступеням вверх, минуя каких-то покорных стариков, к булаве его прилипла чья-то кровь и кусочки плоти, постепенно засыхающие и выглядящие угрожающе. Он даже не стонал, просто шел дальше и шел, пока не встал рядом с длинным шестом, на конце которого реял флаг Ротдена. А потом булава упала на белый камень, рукой он вытащил древко, и бросил вниз вместе с флагом поверженного дома. Крестьянские руки воткнули новое древко в нишу, подняв шест высоко, а после мужчина сел рядом, роняя капли крови вперемешку со слезами. Над замком зареяли черный, белый и багровый цвета Черного Барона.
Раненых вытаскивали из воды, хотя таких было невероятно мало. Дарквотера пытались спасти лекари, но его проломленный чьим-то моргенштерном череп унес его в мир мертвых через час стонов, боли, припадков. Из всех выживших дворян Курганского и Старозаконского графств осталась лишь горстка, выживших здоровых воинов оказалось всего четыре сотни… здоровых - искалеченных не навсегда, не так сильно. Остальные лишились ног, рук, кто-то разума, глаз, кому-то своротили череп, кто-то подхватил легочную болезнь, кто-то лежал в горячке и от ран, и от болезни. Один мужчина с раздробленными ногами, на которые упал конь, самостоятельно выполз на берег, лишь чтобы умереть от болевого шока при лечении. Все было так чудовищно. Как ни странно, выжила горстка не латников, не рыцарей, не всадников… на выживших не было ни доспехов, и мечей они никогда в жизни почитай и не держали. Крестьянские ополченцы и пара капитанов-офицеров, остальные были ранены, при смерти, либо мертвы. В тот день дворян хоронили отдельно от недворян, победивших отдельно от побежденных. Но все-же, в Саду Костей был траур. Они похоронили героев, прошел день, второй, третий, и они все еще хоронили людей, уже не роняя слезы и не проклиная богов и духов. Крестьяне неукоснительно подчинялись выжившим рыцарям-капитанам, но те сами не знали что делать… на Броде Темной Кости погибли все, все, кто мог бы сейчас сказать “Заткнись и делай, ублюдок, или я тебя повешу”. Нашли правда не всех. По замку прокатывались рассказы о том, как Ноа фон Кюрста унесли с поля боя речные нимфы, о том, как доспехи Вигберга были найдены без их хозяина, о том, как Далл своими громадными руками поборол смерть, как владетель Дарквотера призвал воронов на головы врагов перед тем, как ему раздробили череп. Расписные доспехи с золотым, серебряным, латунным и любым другим травлением. Потом тело Кюрста отыскали, и легенда стала обычной байкой, да и все видели, как Далла убили, видели и как умер Дарквотер, стеная и плача, в своем дерьме и соплях. Надежда погасла, когда капитан написал письмо в Столицу, и когда вернулись отряды фуражиров, дезертиры и прочие. Раз вернулись уже и беглецы и фуражиры, раз вернулись все, кто должен был вернутся, а брод почти расчищен… значит и надежды на то, что кто-то вдруг вернется с того света, или вдруг наследник кого-то прискачет из таинственных земель уже нельзя было. А потом, когда выпал липкий снег, по холодной реке от южного берега прошел голый мужчина. Его заметили лишь когда он подошел к закрытым воротам, и громко крикнул “Открывай”. Весь в редком снегу, он словно не замечал, что стоит в вязкой смеси грязи, крови и снега. Ворота отворили, и он без лишних церемоний прошествовал мимо, крестьянин не узнал его и было достал меч, но нагая фигура склонила голову, разглядывая синими глазами своего подданного. Черный Барон хоть и выглядел без своих доспехов иначе, но был человеком узнаваемым. Дворянские черты, черные волосы, и синие глаза, как два океана. Потом он стал раздавать приказы, и сомнения пропали вовсе. Люди, уже заплывшие горестным жиром от ничего толком не делания, восприняли его команды достаточно медлительно. Пока он одевался, солдаты собирались во дворе, капитаны выспрашивали у своих подчиненных о причине резкого сбора, все-таки, они еще не закончили с той служанкой.
- Собирайте пожитки, мы выступаем на юг. - Зарычал он привычным бархатным волчьим рыком. Люди нахмурились, не понимая цели такой спешки, и в то же время недоверчиво глядя… он просто не мог выжить. - Сир Хорас, отправьте птицу гарнизону Каллхэйна, Эбберфорта, Ант’Ройна, Дарквотера, и прочих. Пишите от имени Кюрста, и скажите, что граф жив, что вы ошиблись, что вы черт возьми слепые идиоты. Пишите что угодно, но мне нужны солдаты. Дарквотер тоже жив, все живы, пишите так и не иначе. - Он повернулся на второго капитана. - Сир Лиам, соберите здешних домочадцев, всех кто имеет благородную кровь, конвоировать. Слуг досмотрите, если кто-то станет прятать дворян, или оказывать сопротивление, убивайте на месте. Убивайте на месте. - Он повторил это со сталью в голосе так, что капитан содрогнулся, как и прислуга, которая слышала слова нового генерала. - От этого зависит многое, и если вы не сделаете все так, как велю я, ваши дома сгорят дотла, и сами вы умрете.. - В нем было так много гнева на этих солдат, но он медленно выдохнул. - Нам нужно послать письмо Людовику Эсту… - Он знал, как сложно будет дальше. Но также и знал, что не пустит на в Курганское Графство, ни в Графство Старого Закона… этого поганого Уэйка с его Первой Рузьянской Армией.. для второго усмирения. Чертов мон Рихт был следующим адресатом, скорее всего краткой записки вроде “Теперь должен мне ты” хватит.
****
Ответ из столицы пришел быстро и нагнал их по дороге на юг. Людовик Эст расписал все красиво и очень много слов, его канцеляристы явно потрудились на славу. Бумага была выправлена по всем государственным законам, и получив ее, Один нашил на рубахе ближе к груди карман, где она удачно спряталась. Назначение на должность местного хранителя на случай войны, с правом сбора ополчения и местных войск. Один написал такое изящное письмо своему сюзерену, воспользовавшись своим офицерским титулом и безупречным послужным списком “лояльного графу” человека. Некоторые назвали бы его карьеристом, ублюдком, или лицемером. Но ему дела не было до титулов и прочего. Он просто знал, что наследники умерших дворян устроят кровавую баню на территории обоих графств, наследники будут резать друг друга во сне, собирать войска и ставить своих генералов. В конце-концов, они привлекут сюда Первую Рузьянскую Армию… и от их земель не останется камня на камне.
Он собрал непонимающие ничего гарнизоны Эбберфорта, Каллхэйна, из Дарквотера также пришли солдаты, из земель прочих подчиненных баронов. Он созвал наследных баронетов и баронов… из Ло’Кюрста пришел отказ, Рене фон Кюрст написала ему несколько строк проклятия на эльфийском, таком чистом эльфийском, что слова те действительно ранили его. Он не стал переубеждать ее, и продолжил созывать знамена и людей. В спешке… а после был совет. В Ант’Ройне собрались сотни дворян, сотни четыре… их хватило бы на целое войско, но войны не было.
Они спорили, как он и ожидал, они ругались и отстаивали свои “права”, хотя ни один из них не участвовал в войне своим собственным клинком. Верность их ему лично зиждилась на красивой бумажке, в которой было много слов. Один не был добродушным правителем, как Ноа фон Кюрст, он и правителем то не был. В его характере было суровое “надо”... оттого он привел всех в недовольство, разделяя земли, отдавая все по старым законам, и забирая прочие в пользу кого-либо другого. Дворяне злились, некоторые радовались, но в конечном итоге, огромная собранная им армия, которую Людовик Эст разрешил собрать красивой бумажкой с множеством слов, заставила всех подчинится. Медленно, медленно… медленно...
Все его друзья, не падкие на золото, но верные долгу… умерли под Садом Костей. И их дети, их братья, дядья, их внучатые племянники были как люди… дерьмом. Некоторых, перешедших границу, пришлось приговорить к казни. Прочих лишить титула и изгнать прочь из Рузьяна. Третьи просто затаили обиду. Четвертые искали у молодого и слишком быстро возвысившегося дворянина лояльности… но не дружбы. Когда дела кончились… он взял своих людей, распустил по домам войска, и направился обратно домой. Месяцы войны закончились… как и осень в целом. Была близка зима...
Шрифт:
#main-reply, .punbb .post-content { font-size: ${value}px; }