Краткое пояснение.
Чуть позже выложу анкеты на каждое существо. Это не неписи сопровождения Гоца - просто команда авантюристов, которые пока объединены общим капиталом и мыслями. Для кельмирских служб они тайной не являются.
Лайон Монтгомери - Гоц фон Эрмс, представляющийся дворянином.
Алеф - Голем, который пока еще не знает, кому принадлежит.
Паладарь - Оборотень-гном-белый медведь. Наемник и большой ценитель вкусной еды.
Нэм - Темный флейтист, личность достаточно музыкальная.
Ийяс - Алхимик-рунник из Гульрама, юный на вид… и очень старый внутри.
Слива - Воровка и страшная женщина.
Удальрик - Паладин-полуэльф двух сотен лет примерно и двух метров ростом примерно, машина и танк.
Анкель - Оруженосец этого танка.
Ийясhttp://savepic.ru/12460046.jpg
И то был день, скучный день в пабе Паулена де Белитери. Туман за окном пытался проникнуть внутрь, мелкий дождь даже не старался разогнать туманную дымку и прибить к земле густые серые клубы, только орошал волосы, капюшоны прохожих, бил по крышам карет, ласкал стены домов. Теснящиеся друг к дружке столики были почти пусты. Маленький Паладарь сын Горрика сидел у стойки, сложив свои локти на столешницу и поигрывая монетой. Гномий наемник в серой рубахе одной массивной ладонью уперся в свой висок и глядел, как вертится без остановки монетка от безупречных толчков пальцев второй его руки. Реакция этого сына гор была превосходной и казалось, он двигается куда быстрее чем многие прочие его сородичи, локоть его заставил дерево чуть затрещать. Паулен смотрел на то долгие минуты, пока протирал свои бокалы. Монетка не унималась, пока широкая фигура сидящего в самом углу Удальрика не хлопнула по столу крепкой ладонью.
- Прекрати... - Это был полурык, хрипучий и от того не менее красивый, по-воински. Полэльф глядел в спину гнома, стол перестал качаться от внезапного хлопка крепкой паладинской ладони. - И без твоих игр тошно, проклятый. - От этого слова гном чуть расправил плечи и полуобернулся.
- То люди говорят, что я ношу проклятье в венах. Но гномы мнения иного, остроухий. - Раздался скрип, и Удальрик медленно встал, покачнувшись. Двухметровый полуэльф, лицо которого скрывалось за пологом теней, вышел к свету тусклого фонаря, а после, миновав лежащую на столе тень третьего посетителя, ушел прочь.
- А по хорошему, если ты кусишь кого... будет дурно и болезнь даст всходы, верно? - Задумчиво молвил содержатель паба, разглядывая свои сапоги. Голосок его был дряхленький и дребезжащий, с легкой ноткой хитринки, хотя в самом де Белитери никогда не было той самой откровенной хитринки, только целесообразный застенчивый ум. Он привечал и более убогих существ, чем оборотни. Тихие и мирные, они все были достаточно лаконичны, не то, что людские бандиты-грабители. Да и... разве побалует темное создание в Кельмире? Не положено.
- Я не кусаюсь, Паулен. - Пожал плечами наемник, опершись обоими локтями о стойку, от чего она затрещала. Борода скользнула по столешнице, могучие мышцы под рубахой лениво перекатывались, пока гном все и сильнее переваливал поближе к содержателю паба. Тот стоял как вкопанный, разглядывая русые волосы, молодое гномье лицо с улыбающимися глазами. Оно не казалось злым, обычное доброе лицо... и все-же было страшно, по-настоящему страшно оттого что он знал по пьяным рассказам самого Паладаря, в кого именно превращается этот оборотень. Страшно было оттого, что возможно, тварь в истинном своем обличии заняла бы половину или больше половины паба. Паулен нервно сглотнул. - Да и кого кусать в таком прекрасном пыльном закутке? Здесь скучно, дядь. Когда бывают в твоем пабе люди? Может зря я каждый день в то же время прихожу, чтобы наблюдать и выискивать глазами? Обед, ужин, завтрак? Когда можно будет выпить с другими и побалагурить от души? - Паладарь глядел густо-карими, почти черными большими глазами в глазки-бусинки Паулена, тот лишь судорожно пожал плечами, втирая пыль в очередной бокал.
- А где мастер Ийяс? Он всегда любил составлять тебе компанию, мастер Монтгомери? Ну Берни, Билли и Боб уплыли из Кельмира, да... но остальные то где? Хэмиш, Уони... прекрасные ребята, и мальчишка ваш, где он? Анкель, точно, кримеллинский мальчонка. Где он? Где все? - Дряхлый голосок говорил порывисто и быстро, словно желая отбиться от взирающих на него густо-карих улыбающихся по-хозяйски глаз. Оборотень-гном улыбнулся, от чего на молодых щеках его, еще не так густо поросших русой бородой, завиделись приятные взгляду гордые ямки. Кривая ухмылка, гордая ухмылка любого гнома, что хоть раз видел Хенеранг и жил в горных землях.
- Мастер Монтгомери посчитал нужным занять их некоторыми делами, пока сам он отсутствует. Дворянские разъезды. - Произнес оборотень, растягивая первое обращение. Нанимателя он уважал, разумеется, но не уважал глупые тайны. А этот ложный дворянин частенько пытался быть более таинственным, чем следовало.
- Темные делишки, понимаю. - Поспешно молвил Паулен, привыкший к тому, что у всех вокруг дела если не темные, то еще более темные. Люди пытались схватится за каждую монету, и дворяне чаще выезжали на тот или иной суд, на краткие разборки домов, чем на балы. В Кельмире были балы, были званые ужины, было все. Но то, с чем соприкасался лично Паулен, ограничивалось только темными делами, и от этого он всегда отталкивался. Если у кого-то нет тайных дел, значит он либо идиот и ему следует искать более приметную питейную, либо он очень хорошо притворяется идиотом и в пабе Паулена де Белитери ему самое место. Паладарь спрыгнул с высокого стула, сжимая в руке покрасневшую монетку, и улыбнулся наконец.
- Напомни, кому ты изрядно сообщаешь все, что наших дел касается? - Спросил оборотень-гном, глядя через плечо на хозяина паба.
- Приходят всегда разные люди и полагаю, они получают монету от государственных наших служителей, те любят быть в курсе всех событий и резиденция Монтгомери - это часть городских событий, пусть и тай.. тайная, мастер Горрикссон. Мне передать что-то особое в этот раз? Прошлый отчет, надиктованный мастером Ийясом во всех подробностях их удовлетворил. - Спросил хозяин, опустив руки под стол. Всегда когда дело доходило до обсуждения всяких грязных дел и донесений он начинал жутко боятся, что аорту его пробьет вот-вот чей-то кинжал или арбалетный болт. Неблагодарная это работа, быть доносчиком.
- Передай, что все недопонимания по поводу сегодняшнего инцидента мы готовы обсудить... и приготовь воду. Кажется, мы придем сюда с раненым. - Паладарь толкнул в спину спящую фигуру с футляром от флейты под ладонями. Медленно и изящно, так ровно этот молодой человек отодвинул стул, словно сотворил музыку подошвами сапог, ножками стула, футляром, шорохом плаща. - Пошли, Нэм, много спать тоже вредно.
- Разумеется, мастер Паладарь. Благодарю, мсье Белитери... идем. - Изящный переход от одной букве к другой, подчеркивающий качество каждого звука, абсолютное чистое звучание. Это не был голос герольда, четкий и громкий. То было скорее очень красивое шипение змеи, рокот волн всего-лишь в одной фразе. Зеленые глаза плавно скользнули по гномьей фигуре. Шаги двух силуэтов раздались за темным проходом в задний полудворик паба, закрытый для прочих посетителей, кроме друзей Лайона Монтгомери.
Резиденция Монтгомери еще каких-то сто лет назад находилась в приемлемом районе города, приемлемом для дворян, разумеется. Здесь была широкая улица, за воротами каменной высокой ограды можно было разглядеть уходящие к морю каналы, пусть не такие чистые как в районах по-настоящему престижных, но здесь было чинно и мирно. Место для малого дворянского дома.
Забавно, как за сто лет вокруг каменной ограды выросли пабы, всякие бордели, мастерские, заброшенные домики с очень хитрыми скрытными посиделками всяких бандюг, этакие хулиганские норы. От былого лоска не осталось вовсе ничего, сотни раз в заброшенную резиденцию залазили воры за последние годы необжитости. Внутренний ломательный позыв увлекал хулиганов дальше, и дальше в их изощренных пытках над старым строением, оттого сейчас комплекс резиденции со скромной лужайкой, почти развороченными каменными тропками, с растрескавшейся и исписанной колоннадой, со стенами, на которых писали чем-то очень мерзким… все это делало бывшее семейное гнездо усопшего рода Монтгомери убогим. Теперь да.
Несколько десятилетий здесь не горел свет, но считанные месяцы назад ложный наследник дома объявился и сказал городским властям, что забирает никому не нужную постройку. И так удачно случилось, что паб Паулена де Белитери находился у самого входа в эту резиденцию. Тонкий переулок, который оставили для редкого посещения всякими канцеляристами государственной собственности, не удовлетворял вновь обживших дворянское жилище людей… и пусть Паулен сначала упирался, но когда Паладарь заглянул к нему в окно… ну, чуток разбил окно и просунул внутрь лишь свой черный нос и челюсть с оскаленными зубами, содержатель паба передумал. Теперь конюшни его имели сквозной проход для карет вернувшегося на родину баронета Лайона Монтгомери. Такие вот дела.
Ийяс проходился пальцами по магической диковинке, разглядывал каждый сантиметр придирчивыми глазами алхимика. В рунной магии он понимал, понимал отлично и тем завороженнее были его вздохи, когда твердое под его пальцами становилось пластичным. Две дыры, из которых доносился сильный желтый свет, глядели в сводчатый потолок. Подобие каменных мышц... голем отзывался на прикосновения мага.
- Ты создан чтобы служить хозяину. - Произнес юноша… или тот, кто выглядел в точности так, как выглядят юноши. Ийяс глядел на каждую трещинку в этом теле, и его губ не покидала улыбка.
- Да… он не скажет убивать? - Спросил каменным убогим голосом голем, почти неподвижный в полутьме этой голой комнаты. Вокруг были пентаграммы, тысячи начертаний на полу, окна кто-то совсем недавно замуровал камнем. Здесь был каменный стол, на котором лежало это создание… создание, вот что Ийяс называл созданием. Его творение, творение мастерских рук, творение гениального ума. Его творение… сын, если кто-то захочет упростить чувства, которые маг испытывал к этому созданию.
- Да, он скажет тебе многое, и ты должен подчинятся. - Его губы едва не дрожали, это было что-то восхитительное, слышать его речь. Кто-то вселял в мечи души, кто-то оживлял трупов… но то, что сотворил наконец Ийяс, было превосходнее. В этой темной комнате не было живого места… пока маг заканчивал зачаровывать это существо, оно злилось, оно не понимало, оно противилось жизни, которую вселили в него. Но теперь все кончилось. У мага подогнулись колени и он плюхнулся на чистый пол, закрыв лицо ладонями и рыдая. Две сотни лет… две сотни лет исканий, две сотни лет, чтобы сделать что-то… такое. Чтобы понять, как, чтобы узнать, осознать. Две сотни лет подошли к концу. И юноша рыдал в свои руки, пока голем медленно поднимался. Тень его легла на создателя, легла на всего его, одна единственная нога голема была массивнее всего щуплого мальчишки, единственный удар убил бы мага на месте, но страха в нем уже не осталось, только восхищенные рыдания.
- Ты плачешь… тебе больно, создатель? - Голем медленно встал на одно колено, покачнулся, но устоял, его голова с двумя светящимися оранжевыми дырами опустилась почти до самого пола, глядя в крохотное сейчас лицо Ийяса.
- Нет… нет, мне хорошо… - Сквозь сдавленные рыдания произнес он, утирая предплечьем жгучие слезы, голем бесстрастно глядел на него.
- Значит ты радуешься мне, создатель? - Каменный голос звучал музыкой для ушей мага, тот кивнул, голем поднялся. - Но где мой хозяин? И кто… я Алеф, да, создатель? - Спросил все тот же медленный и тягучий, голос наполненный каменными нотами, голос болезненно твердый, угрожающий… несмотря на то, что создание никому не угрожало.
- Хозяин получит тебя, позже. Пока… - С лица Ийяса исчезли следы радости, когда теплая покрасневшая монетка сообщила, что Гоц вот-вот умрет. - А пока, послужи своему создателю, Алеф… - Он поднял с пола длинное обширное покрывало и перекинул через массивную руку голема. Тот не понял, что делать с предложенным предметом. - Надень ее так, как я. Это одежда, чтобы скрыть тебя. Ну же... - Маг спокойно натянул на себя мантию, надвинул капюшон. Здоровенное существо безэмоционально, издавая звуки сдвигающегося камня, накинуло на себя свое покрывало так, что виднелись массивные ноги и два сверкающих оранжевых глаза. Использовать его сейчас было правильно. Ийяс знал это, пусть обычно он доверял лишь только доводам разума, а те вопили “Нельзя брать грохочущего голема на улицы людного города”, но черт возьми, он двести лет готовил это создание, чтобы просто учить его словам? Оно уже готово, оно уже знает, что делать, просто просыпается. Незачем потворствовать внутренним глупостям, он не убьет никого, не предаст… в конце-концов, если он не закончен сейчас, то что еще с ним делать? Таким образом маг снова надел безэмоциональную маску на юношеское лицо. Когда в дверь кто-то громко постучался, Ийяс уже снова стоял совершенно холодный, а чуть припухшее лицо могло говорить как о недавних слезах, так и об усталости.
Они грохотали по переулкам, достаточно тихо грохотали, несмотря на то, что голем весил больше всех четверых вместе взятых… щуплого мага, двухметрового паладина, бородатого массивного гнома-оборотня, еще одного щуплого музыканта. Лапищи голема делали ямки в земле и приминали ее, но в целом, неудобств никому он пока еще не доставил. Они бежали, перемахивая через туманные пустые улочки, стараясь не выходить к главным дорогам. Вся группа понимала, что сейчас, в том месте где находится Гоц, им может встретится что-то поистине ужасное… кого этот идиот там собирался призвать? В общем, пока внутри дома командовала Слива, давая поручения всяким наемникам и бандитам, эта геройская… или почти геройская компания спешила на помощь плуту…
Запах стоял здесь, конечно, не из лучших. Гоц пытался разглядеть что-нибудь еще, не просто силуэт причиняющий боль... но не смог. Острые уши во тьме, эльфийка. Какой-то странный запах, магия, кровь, дроу? Он не знал, как пахнут темные эльфы, но отчего-то нос вычленял из всего этого канализационного смрада именно этот запах, именно эту ассоциацию. Так пахнет что-то смертоносное, как змея, паук.
Ясность ума его подводила, но стыдится за это он не мог. Оторванная рука все еще чувствовалась, словно бы живая, но отсутсвующая, поломанные ребра… чем больше он задумывался о том, что умрет, непременно подохнет от этой повсеместной боли, тем мутнее становился его рассудок и тем хуже он видел, чувствовал, тем сложнее было даже кратко, не двигая грудью дышать. Сейчас, когда шок прошел, боль нахлынула на него еще сильнее. Нога, изогнутая под неестественным углом с торчащей костью. Открытый перелом никогда не выглядел для него так страшно, он был цирюльником и лекарем… но сейчас, видя свои кости и мясо, это было сродни безумию. Так просто не могло быть. У него никогда не должно было быть ничего такого. Он не должен быть поломанным, не должен… как объяснить этому миру, чтобы он вернул его ребра на место? Как донести эту мысль, кому предъявить? То, что творилось внутри его тела было еще более безумным.
Одно из ребер уперлось осколком в легкое и с каждым вздохом все глубже проходило внутрь, заставляя ронять слезы и раскрывать рот от боли. Он мог бы кричать, но только слова вырывались через зубы в воздух с длинным не выходящим и не входящим “ааааххх”. Гоц смотрел на единственное возможно спасение и сжимал в руках магическую монету. Возьми ее в руки… возьми ее в руки дроу, я умираю… так ничего не выходило. Он пытался выкрикнуть, но смерть медленно забирала у него зрение, слух, даже осязание уже его покинуло, оставив только боль, безграничную боль, вырвавшуюся с почти беззвучным “ааааххх” в подземелья. Ну пожалуйста, дроу, возьми монету… возьми… по щекам его текли слезы, серые глаза на побледневшем осунувшемся теле глядели на единственный возможный шанс на спасение. Губы побелели и здоровая нога едва не затряслась самопроизвольно. Эта тряска… неужели с такой тряской из тела выходит жизнь? Ему не хотелось уходить. Возьми монету, дроу...
Отредактировано Гоц фон Эрмс (04-12-2016 23:50:34)
Шрифт:
#main-reply, .punbb .post-content { font-size: ${value}px; }