Пара ловушек у входа и ни одна сволочь в здравом уме и трезвой памяти не полезет ему мешаться, ибо просто не переживет не такого уж большого запала пламени себе под хвост или веселенького шмяка башкой об свод пещеры. Впрочем, можно было бы и как-нибудь с применением молний хорошенько извратиться, только вот особо думать Эйнеке не хотелось об этом. В конце концов, он искренне сомневался в том, что хоть кому-то взбредет голову сознательно искать этот тайник или же его самого, да и наличие толпы магов в отряде существенно снижает шанс того, что хоть кто-то из спутников пострадает от подобных мер предосторожности. Наталь к потенциальному "логову" брата не приблизится, не обернувшись в каменную кожу, а Дани предварительно попытается активировать все ловушки броском камушка или еще какой срани. Рассматривал Эйнеке и такой вариант событий, при котором стая псинок, подобранных Наталем, пойдет по запаху искать пропавший источник пропитания (ну кто-то же должен жрать его порцию, когда ему ее слишком много?), однако сволочи эти еще слишком малы и вряд ли им хватит сил зайти так далеко из лагеря, да и если вся свора мелких лохматых ублюдков подорвется, Эйнеке, пожалуй, только рад будет. Задолбалось каждый раз спасать свои ботинки от чужих чешущихся клыков, спотыкаться об что-то внезапно пробежавшее под ногами вслед за очередной белкой и просыпаться от ощущения того, что кто-то протирает тебе щеки слюнявой наждачкой. Наталь завел собак, а лижут-то они всех!
Маг продолжал продвигаться ко входу, попутно думая не приложиться ли ему еще разочек к бутылке рома, которую он все еще тащил за собой во второй руке. Для вдохновения, так сказать, ну и чтобы отметить свою небольшую алкогольную удачу в лице совершенно случайно обнаруженного тайника. Желание пить, как и всякий относительно более-менее спокойный настрой исчезли, стоило только заостренных ушей коснуться того, что можно было счесть за подозрительные звуки. Ветер? Нет, не ветер, ветер он бы почувствовал, да и вход в пещеру расположен так, что внутрь не особо-то и задувает. Значит зверь или кто-то из хозяев алкогольного клада? Эйнеке замер, прислушиваясь и принюхиваясь. Не очень-то и помогло, честно говоря. Впрочем, если это какой зверек, с дуру забравшийся куда не просят, то беспокоиться не о чем. В крайнем случае Эйнеке просто перебьет живой тварьке хребет и запечет ее себе на закуску, если она не окажется больной, старой или просто дурной на вкус. Если же кто-то из контрабандистов, то это уже неприятно, хотя магу хватало самоуверенности, чтобы считать что он едва ли не играючи перебьет при помощи чар чужой отряд, если в нем не окажется толкового колдуна. Только вот, если это кто-то из контрабандистов, то чего он прячется в тенях? Хозяину не полагается скрываться и прятаться на своей территории, если только от него этого не требуют обстоятельства. Зная, что от самоуверенности порой страдает не только он, Эйнеке был склонен считать, что хрен бы стал прятаться контрабандист в тенях, даже если бы приперся в тайник один и увидал блеск магического огонька в другом конце "коридора". Впрочем, какие контрабандисты прут в свои тайники по одному, особенно если учесть совсем недетский масштаб этой заначки?
"Сожжем всех нахрен..." - угрюмо буркнул внутренний голос, а Эйнеке с ним согласился, отступив на несколько шагов вглубь дальней пещеры. Бутылка осталась ждать продолжения банкета на ящике, а маг, тихонько буркнув пару слов заклинания, укрыл себя воздушным щитом, внутри которого слабо искрили вкрапления молний. Даже если нашумел чертов кролик, полуэльф его встретит во всеоружии. На всякий случай и просто потому, что так велела паранойя. Наличие магической защиты существенно увеличило градус смелости и борзости в Эйнеке. Он просто пошел вперед, одной рукой сжимая древко посоха и вскидывая артефакт повыше, с целью охватить светом как можно больший кусок темноты, а во второй, столь вовремя освободившейся от бутылки рома, уже начал концентрировать магическое пламя, готовясь при оказии обратить его в огненную стрелу или кое-что похлеще.
- Если ты кролик или еще какая съедобная падаль, то выходи и умри достойно, став моим ужином, все равно эти бесы закуски не оставили, - ровным тоном бросил Эйнеке в темноту, - Если ты тварь разумная и двуногая, то вали к Рилдиру в задницу, я на человечину не позарюсь.

Что же там в конце коридора? Эйнеке одолевал странный соблазн просто пустить вперед себя конус пламени и хорошенько прижечь все, что ненароком окажется на пути у стихии. Впрочем, здравый смысл, не затыкаясь ни на минуту, продолжал критиковать это решения, обзывая его неразумным, абсурдным и крайне опасным в первую очередь для себя самого. Да, в своем огне пиромант не сгорит, пробовали - знаем, но задохнуться в этом каменном мешке, наглотавшись дыма и рухнув в очередном приступе кашля, ему не помешают даже магические навыки и умения. Еще полукровку не оставляла странная и навязчивая мысль о том, что если в пещеру по кой-то ляд занесло двуногую тварь, то он непременно должен видеть ее мучения, ее предсмертную агонию, почувствовать запах паленой плоти и одежды. Это могло бы ненадолго приглушить то самое поганое чувство, связывающее Эйнеке с украденными воспоминаниями, чуточку остудить его жажду мести и дать одну-две ночи спокойного сна. Сознавая это, маг аж загорелся идеей кого-нибудь сегодня сжечь живьем, пока ни брат, ни толпа спутников-"нянек" не видят его похождений и не одолевают бестолковыми вопросами, тщательно выискивая причины чужого "странного" поведения. В синих глазах промелькнуло нечто сродни легкому помешательству, а на губах заиграла вполне себе маниакальная ухмылочка.
Впрочем, ухмылочка эта тут же сползла, потому как смешок, послышавшийся из темноты, а после и отделившаяся от одной из стен тень, говорили о том, что существо, пробравшееся в тайник, хоть и двуногое, но явно не враждебно настроенное, что значит жечь его сходу моветон. И вообще, существом этим оказалась явно женщина. Так хихикают исключительно женщины, либо какие-нибудь несчастные кастраты. Сам факт наличия кого-то смеющегося поблизости послужил неплохой такой причиной для ступора, так что если это и была попытка застать Эйнеке врасплох, то она удалась, а сейчас наступил тот самый момент, когда следует прикончить немного растерявшегося чародея, попытавшись преодолеть его магическую защиту. Впрочем, нападения не последовало. Пока не последовало. Вместо нападения был истеричный смешок, сорвавшийся с губ самого Эйнеке и внезапно настигшее его озарение. Сделав еще несколько шагов вперед и как следует осветив фигуру напротив, маг сделал вывод, что его настигла очередная попросту невероятная случайность. К добру ли, к худу ли еще непонятно, ибо тот щелкающий звук, что предшествовал появлению на сцене этой дамочки категорически на понравился полуэльфу, но...
- У меня был припасен и более весомый аргумент, - хмыкнул Эйнеке, затем сжал руку, заставив пламя в ней тут же угаснуть. От воздушного щита полуэльф пока не стал избавляться. Да, Ирану он узнал. Не так-то уж и много времени прошло с той попойки, да и на память остроухий не жаловался, другое дело что он Иране не особенно-то доверял. Еще в "Коте" у него были определенные домыслы относительно того, чем эта женщина зарабатывает себе на хлеб насущный. С такими дамочками следует держать ухо востро, если не хочешь вдруг обнаружить себя захлебывающимся от собственной крови из-за застрявшей в горле острой железяки. В конце концов, сейчас Эйнеке не знал зачем Ирана здесь оказалась и какие цели преследует, а в отличии от их первой встречи маг находится далеко не на своей территории, где за спиной всяк из обслуги или охраны можно спрятать свою не шибко широкую тушку.
- Впрочем, темный милостив ко мне, раз вместо закуски прислал собутыльника, - а вот тут физиономию полукровки скривила хитроватая и типично лисья улыбочка. На говнюка обижаться Эйнеке не думал, а вот при словах о "нашей обители" насторожился, внимательно взглянув в лицо напротив, хотя... скрывать ему толком-то было нечего, так что почему бы и не сказать правду?
- Здесь я совершенно случайно. Хочешь верь, хочешь нет, но на эту мечту пропойцы я набрел лишь по воле случая, - произнес маг, перекладывая посох из одной руки во вторую и пристально вглядываясь в чужое лицо, - У меня к тебе встречный вопрос, Ирана. Что привело тебя сюда и не идет ли кто следом, м?

Отредактировано Эйнеке (28-07-2016 17:07:32)

Бабы - дуры, а еще от природы склочные и хищные существа, что только и ждут возможности или повода впустить в тебя свои острые когти. Шутки шутками, но если Ирана пришла в довольно-таки неплохо сокрытый тайник, значит ей тут что-то надо. Эйнеке пристально следил за маневрами женщины. Пьянки пьянками и шутки шутками, но когда нарушено допустимое расстояние между тобой и потенциальным противником, нельзя терять бдительности. Он ожидал нападения. По крайней мере не исключал его возможности, а потому пристально следил за Ираной, сначала подобравшейся ближе, а затем отошедшей уже на несколько шагов за полуэльфа. Эйнеке повернулся вслед за ней, не теряя зрительного контакта с возможной целью контратаки. Не зря. Послышался уже знакомый щелчок, и в свете магического кристалла, закрепленного у навершия посоха, Эйнеке смог рассмотреть то, что Ирана, вероятно, использовала в качестве оружия. Что ж, на востоке, в том же Гульраме, магу приходилось видеть и более экзотические орудия убийства. Вместо того, чтобы удивляться и завороженно изучать взглядом вполне себе интересную вещицу, Эйнеке напрягся и приготовился к тому, что ему придется все-таки драться.
Мысль о том, что кого-то все-таки можно будет испепелить, что насилие все-таки имеет место быть, заставили кровь быстрее бежать по жилам. Внутри, где-то в подсознании, что-то взволнованно всколыхнулось и тут же замерло в сладкой истоме. Если он кого-нибудь убьет, то на какое-то время ему станет лучше, жизнь окрасят приятные багровые или огненно-алые тона, принудив забыть про бьющуюся под корочкой мозга жажду мести и сконцентрироваться на смаковании более приятных ощущений, а если убьют его... что ж, нет человека (в данном случае получеловека) - нет и его проблем. Как ни глянь на эту ситуацию, но идея потасовки была очень и очень соблазнительна, ведь оба исхода манили Эйнеке, хоть он и не мог для себя решить какой из них лучше. Вечный душевный разлад, нескончаемое противостояние с самим собой в первый месяц после событий у охотничьего домика был настолько силен, что маг попросту не имел и ни единого шанса на то, чтобы хоть раз придти к решению, выбрать что-то одно, а потому он метался туда-сюда, бесконечно меняя и свою линию поведения, и вообще свое мнение о чем бы то ни было вокруг. Даже сейчас в голове свербел вопрос о том, имеет ли смысл оказывать хоть какое-то сопротивление Иране, если она нападет первой? В один прекрасный момент Эйнеке даже и не сомневался в том, что она все-таки нападет...
Пока разум продолжал развлекаться, ускользая то в одну безумную крайность, то в другую, инстинкт самосохранения делал свое дело. Свободная рука в момент щелчка совершила то самое незначительное движение кистью, что ослабляло крепление у запястья. Кинжал все еще оставался в рукаве, однако теперь упирался навершием в сжатую ладонь. Первые удары воздушный щит отведет, а дальше Эйнеке намеревался просто отшвырнуть женщину в сторону, используя мощный поток воздуха, призванный магией, но... Ирана уходила. Полуэльф понял это с некоторым запозданием, как и то, что все это время взирал на нее с ледяной миной, а не скалился как зверь лишь только по какому-то неведомому ему самому стечению обстоятельств. Теперь в сознании пульсировало непреодолимое желание отправиться следом и ударить в спину. Или дождаться, когда женщина отойдет достаточно далеко, а после пустить в нее заклинание, что затопит весь этот коридор пламенем. Теперь Эйнеке ближе к выходу, у него нет никаких преград к нему за спиной, для Ираны же маг и его пламя станут преградой, а значит он ныне в более выигрышном положении. Чем не повод для одной эффективной атаки?
Эйнеке, тихо хмыкнув, развернулся и пошел прочь, веруя в свою магическую защиту, что защитит его от подлого удара по тылам. Если женщина чего-то хочет, то пускай пойдет и убедиться в том, что ей этого не обломится. Обидно было только то, что Эйнеке бутылку с ромом забыл, ну да ладно, еще успеется. Припоминая слова Ираны, маг пришел к выводу, что вздорная баба ищет какие-то сокровища. Ну пускай ищет, авось действительно найдет чего-то помимо склада разномастного пойла на любой вкус и цвет, а если не найдет... будет весело! Эйнеке намеревался выйти из тайника и дожидаться результатов чужих поисков снаружи, попутно зарядив перед собой парочку магических ловушек. На случай, если Ирана будет совсем не в настроении, после встречи с Птичкой Обломинго.

Нет, Эйнеке не исключал, что в этих дрянных пещерах, насквозь пропитавшихся запашком сырости и хранимого в них пойла, может оказаться какой-нибудь маленький и незаметный тайник, полный золота и цацок, в которых остроухий, несмотря на свою природную жадность, особого смысла и не видел, но... что-то внутри него все-таки искренне желало Иране смачного облома. И причин такому желанию было более чем достаточно. Во-первых, Эйнеке достаточно мразотная сволочь, чтобы предвкушать возможность чуточку позлорадствовать над чужой неувязкой. Во-вторых, определенная  часть его существа продолжала упрямо искать повод для драки, повод хоть на время утолить свою жажду крови и убийств. В конце концов, кто знает что там на уме у Ираны? Что если она, не найдя желаемых сокровищ в тайнике, решит что остроухий провел ее? Бабы такие бабы... никогда не знаешь чего именно от них следует ждать. Но если ждать следует драки, то все не так уж и плохо. Как убедился Эйнеке, покидая пещеру, для убийства недавней собутыльницы ему требовалось чуть больше, чем пара щелчков острыми хреновинами у его тушки и банальное желание причинить боль какому-либо живому существу, насладиться чужой агонией. Ему нужны были мотивация (по крайней мере более убедительная мотивация) и моральное оправдание такому поступку. Чем самооборона не оправдание? Если Ирана нападет первой, и Эйнеке выживет, забрав взамен своей чужую жизнь, то тогда ему найдется веское оправдание своего поступка. Факт, которым можно заткнуть навязчивый внутренний голос, эту предательскую скотину, что являет в его сознании совесть.
Прокручивая в голове подобные мыслишки, Эйнеке выбрался из пещер. Ирана за ним не шла, намереваясь нанести удар в спину. Это одновременно и радовало и чертовски разочаровывало, даже уязвляло. Неужели его считают недостаточно серьезным противником? Недостаточно подлым засранцем? С другой стороны, вспоминая предыдущую встречу (точнее то, что Эйнеке хоть как-то мог вспомнить), он вроде и не давал этой женщине повода хоть сколько-нибудь всерьез воспринимать его остроухую персону. Честно слово, он тогда в "Коте" вел себя как милейший души эльфик! Вон даже про грифончика своего проболтался. Нет, не про того, что был пленен в магической статуэтке, спрятанной в одном из многочисленных кошелей у пояса, а про того, что Эйнеке, будучи шкетом, считал своим лучшим другом, несмотря на его набитую ватой и прочим мягким дерьмом плюшевую башку. Недовольно поморщившись от этих мыслей и даже не подозревая о том, чем там в тайнике развлекается Ирана, полуэльф выбрался из пещеры и оглянулся. Он выбрал себе местечко среди худо-бедно нагретых камней и устроился там, намереваясь ждать появления Ираны на этой столь удобной позиции.
А что? С трех сторон камни и скалы, плюс камень под задницу, на котором можно сидеть - и выгодно с точки зрения обороноспособности, и удобно. Буркнув слово-активатор, Эйнеке погасил огонек на навершии посоха, затем, устроив артефакт у себя под ногами, дабы не мешался, вернул кинжал обратно в крепление у запястья. После этого маг распустил заклятие воздушного щита и, тяжко вздохнув, принялся выколдовывать магические ловушки перед собой. Не шибко сильные и мощные, но незаметные и достаточные для того, чтобы вывести из строя одну особь женского пола, если та вздумает подойти слишком близко, да еще и с явно враждебными намерениями. Первой ловушкой, расположенной прямо перед ним, оказалась обыкновенная огненная - незримый сгусток энергии, готовый взорваться и вспыхнуть, как только на него наступят. Второй, правее, воздушная ловушка, готовая откинуть в сторону скал потенциальную жертву. Третья же в теории должна была жахнуть неслабеньким разрядом электричества при активации, но что из этого получится на самом деле Эйнеке как-то даже и не представлял. Он просто попробовал заклятие, спонтанно пришедшее на ум, а теперь и сам в определенной мере желал узнать, что же произойдет, если оно сработает, да и сработает ли оно вообще. Между тем Ирана не заставила себя долго ждать. Эйнеке против воли расплылся в самодовольной ухмылке, заслышав женский голос, эхо которого нет-нет, а все-таки вырвалось из пещеры.
- Оценила сокровища? - между делом поинтересовался Эйнеке, вскинув голову как только Ирана появилась на входе в пещеры. Некоторая доля ехидства все-таки промелькнула в его голосе. Перехватив бутылку, отправленную в полет как раз по направлению к его остроухой морде, полукровка чуть ухмыльнулся, затем бегло осмотрел Ирану. Вроде как облик ее ничего шибко враждебного по отношению к нему пока не выражал. Ну и ладно. Если драка не светит, то можно и пьянкой ограничиться.
- Быть может и не случайна, но ты это... погоди, не подходи шибко близко. Ща разминируюсь, а то день быстро кончится, - и маг повел над землей ладонью, украдкой поглядывая на Ирану. Женщины слишком коварны, чтобы не подозревать их лишний раз в какой чудеснейшей подлянке.

Нет, она сама подкидывает бутылки к предполагаемым магическим ловушкам, а он после этого еще и идиот? Женщина такие женщины... ни грамма логики, но зато отменный природный талант перекидывать стрелки на ближнего своего! Впрочем, Эйнеке был более чем доволен происходящим. Во-первых, ему казалось, что ехидный вопросец, нацеленный на то, чтобы чуточку потеребить чужое самолюбие, возымел определенный успех. По крайней мере Ирана резко посерьезнела, а это уже что-то, реакция есть. Эйнеке старался не ухмыляться во всю ширину своей остроухой физиономии, но, кажется, получалось это у него не очень убедительно. Во-вторых, магия проявила себя, а две из трех ловушек оказались активированы. Почему две из трех? Ну, Ирана пожертвовала только двумя бутылками пойла, да и Эйнеке успел первым делом разрядить ловушку, сплетенную из магических молний, ибо из всех трех она была самой опасной - банально из-за непредсказуемости своего эффекта при активации. До остальных полукровка добраться не успел. Нет, времени ему может быть и хватило бы просто и грубо разорвать плетение чар, но инстинкт самосохранения скомандовал в срочном порядке защищать свою шкуру от всего того дерьма, что вот-вот полетит вверх фонтанчиком, да засыплет округу. Первое что пришло на ум, оказалось очередным воздушным щитом.
Ну, не такой уж и плохой выбор, кстати. Приличная воздушная прослойка собралась достаточно быстро, да и от мелких осколков стекла напополам с брызгами рома защитила недурно, а потому Эйнеке мог не без определенного удовольствия наблюдать за эдаким салютом из всего того, что когда-то было частью чуточку запылившейся бутылкой отменного контрабандного пойла. И разумеется магу было весело. Как ему может не нравиться то, что отчасти является творением рук его? Эйнеке всегда нравилась магия. Особенно ему нравилось с помощью этой магии что-нибудь громить, крушить и жечь, а уж когда есть еще и публика, которая сама ассистирует, подкидывая снаряд в сторону колдовских ловушек, то и вовсе грешно жаловаться и не получать от ситуации максимально возможное количество удовольствия! Эйнеке хохотал. В полный голос и от души. Ему действительно было весело, а прилетающие со стороны Ираны оскорбления лишь еще пуще распаляли его веселье. Ну да, к словесным оскорблениям полукровка относился несколько... своеобразно. Да Рилдир побери, сколько его за эти семьдесят два года жизни звали идиотом и придурком? Пф, рано или поздно начинаешь воспринимать подобное как нечто вроде шутки. Или дополнения к презабавнейшей выходке как сейчас. Вспыхнула вторая бутыль, а смех остроухого приобрел несколько истеричные нотки.
- Надо увеличить радиус и мощь ловушки, да бахнуть бочонок, а? - бросил вдогонку Иране маг, а после, потушив чарами то, что осталось после бесславной, но очень увлекательной гибели второй бутыли, поднялся на ноги и на кой-то ляд поплелся вслед за женщиной. Посох он перекинул через плечо, благо что додумался присобачить к нему ремешок, а то бы так и таскал его везде и всюду в руках.
- Stemn, - тихонько бросил полукровка, а кристалл, сжатый золоченной драконьей лапой, опять вспыхнул, разливая вокруг себя магический свет. В конце концов, раз уж есть светящаяся палочка-выручалочка, то грешно ей не пользоваться и тыкаться в темнотище этой чертовой пещеры. Выдерживая некоторое расстояние и развеяв ставший совершенно ненужным и бесполезным воздушный щит, Эйнеке неторопливо шел за Ираной. Веселье на какое-то время вытеснило определенную настороженность к этой женщине, приглушило оно и навязчивую жажду убийства. В конце концов, выпить не такая уж и плохая идея, а заодно еще что-нибудь сжечь, или лучше взорвать. Ну и покурить, конечно. Зря он что ли с собой такую забористую травушку прихватил?
- Побольше, дорогая, побольше! Есть у меня одна идея... - маг тихо фыркнул и чуть прибавил ходу, он как-то порядочно отстал от Ираны, что уже была почти на пороге одной из "комнат" схрона. Он как-то даже и не подозревал о том, что женщину одолевают схожие мысли относительно костерка. Большого такого костерка. Ну ладно, с кем не бывает?
- Эй, Ирана, напомни-ка мне, куришь ты али нет? - между делом поинтересовался остроухий, осматривая ящики в ближайшей от себя комнате и попутно время от времени нет-нет, а все-таки прикладываясь к той бутылке, что ему кинула женщина еще за пределами этих пещер.

Ну не курит женщина, значит хорошая. Был у мага на этой почве странный бзик. Не должны женщины курить и точка. Но это только табак! А не всякую удивительную дрянь с юга. Удивительную дрянь с юга можно и пожевать, но не тот эффект, да и удовольствия мало, а вот курить куда сподручнее. Зачем над Ираной издеваться и кормить ее подозрительного вида травой? Во-первых, она не Наталь и жрать все, что ей под нос суют наверняка не станет. Во-вторых, в "Коте" Эйнеке тогда было весело. Если ему было весело, значит пьянка удалась, а если пьянка удалась, то следует из этого, что и собутыльник оказался более чем хорош. Что полагается делать с хорошими собутыльниками? Нет, не только испытывать их печень на прочность ударной дозой алкоголя, но и заботиться об этих прекрасных людях и нелюдях всеми доступными средствами. Вот и дать трубку покурить, чтобы вценить все прелести травушки-муравушки, являлось в данной ситуации эдаким проявлением заботы, но не суть.
- Добра этого тут столько, что мы с тобой не выпьем и за месяц беспробудного пьянства, - заметил Эйнеке, - А продать эту радость пьянчужки, думается мне, будет несколько проблематично. Как и добраться до ближайшей деревеньки, - он чуть нахмурился в попытке припомнить где же как раз-таки находится какое-никакое поселение в этих местах, - До нее отсюда как до Эмилькона кверху сральней! - в конце концов, фыркнул остроухий. Ну да, Ирана, скорее всего, шутила и ни к чему было столь серьезно на это реагировать, но... сжечь-то что-нибудь хочется!
- Хотя знаешь, если бы отправились мы жечь какую деревеньку, то и не к чему бы нам охота, ну? - ухмыльнулся остроухий, - У крестьян всякого рогатого, да копытного закусона полным полно, а еще пернатого и... просто уже готового, угу. Может сжечь деревеньку не такая уж плохая идея, дорогая, м? - в очередной раз переменившееся настроение дало о себе знать. Как-то уж слишком трудно магу было зацепиться за одну конкретную линию поведения и следовать ей, но мысли об убийстве Ираны и организации большущего погребального костра его отпустили окончательно, как и всякая настороженность по отношению к этой особе. Впрочем, последнюю наверняка убивал ром, которого полукровка уже успел чутка нализаться. Немного подумав об этом, Эйнеке отхлебнул еще из горла, а после послушно взял протянутые женщиной бутылки. Свою уже открытую бутыль он подумывал оставить здесь, ибо руки только две, да и чего ради уже немного опустошенной склянки мучиться-изворачиваться? Да и чего добру пропадать? Если не желает Ирана бочонок в ловушку огненную пихать, то Эйнеке просто повторит схожий опыт с этой вот бутылкой и дело с концом - добро не пропало (точнее пропало, но весело), да и внутренний ребенок (психопат-пироманьяк!) доволен очередной забавой с огоньком. 
- Хотел я с тобой чудесным табачком с юга поделиться, - невинно улыбаясь, сообщил Эйнеке, но не стал вдаваться в подробности что это такой за табачок, раз уж мужик, продавший его, нес что-то там про розовых слоников и радужных пони, - Братик говорил, что делиться - полезно, а может и не он говорил, а жрица одна, - он опять весело хмыкнул, на этот раз радуясь своей кратковременной свободе от всех спутников-соратников, что остались в лагере. Вопрос относительно огоньков полукровка пропустил мимо ушей. Да и с чего бы это ему огоньки всякие колдовать? Вот еще силы тратить на такие безделицы! - А братец мой последняя сволочь. В данной ситуации зверски обиженная всеми теми нецензурными жестами, что я ему показал, а в общем неважно... не будет он меня искать еще сутки точно. Сидит квасит в одну морду и думает какое я бесовское отродье, да еще и до жути неблагодарное, - позвякивая переносимыми бутылками, да ни капельки не смущаясь того, что Ирана вон вообще ящик прет (не полный, но все же ящик!), Эйнеке выбрался из пещеры на свежий воздух, да задумчиво взглянул на женщину, что какого-то Рилдира распределяла склянки по двум раздельным "кучкам". Немного понаблюдав за этим процессом, Эйнеке поставил перед Ираной еще четыре бутылки, которым следовало пройти сортировку, а пятую, уже открытую, забрал себе.
- Полетела! - весело хохотнул он, швыряя бутыль как можно дальше и выше, а после концентрируясь и пуская вслед за ней сгусток пламени.
- Ну что, перекур? - поворачиваясь к женщине, поинтересовался остроухий.

- Между прочим, эту историю до сих пор в Леммине мусолят, да еще и по десятому кругу и с все новыми и новыми подробностями, - ухмыльнувшись при воспоминаниях о чужих маленьких шалостях и небольшого происшествия в "Коте" во время очередного Вечера Сказок, заметил Эйнеке, - Мужик благодаря тебе знаменитостью стал, считай городской легендой, а всего-то струю пустил прилюдно по порткам! - маг ухмыльнулся еще шире, смакуя и свое немножко пьяно-веселое состояние и события того не столь давнего вечера в любимой таверне, которые он помнил лишь частично, но был склонен считать довольно-таки приятными и хорошими. По крайней мере куда более приятными чем большая часть того, что произошла с ним после. Тогда не было ни достовучих сородичей-эльфов, ни жриц, что одним своим присутствием и мимолетной лаской превращали его в слюнявого идиота, не было всей этой мороки, истории с заказными убийствами, поисков отца и всего прочего дерьма, что оказалось с ними связано. Рилдир побери, да Эйнеке тогда жил припеваючи и счастья-то своего еще даже не знал! Впрочем, и не узнал бы, если бы все это безобразие не скатилось в ту жопень, в которой маг застрял и все никак выбраться не мог, кажется, с каждым своим трепыханием лишь уходя все глубже и глубже... тленота! В пору голову пеплом уже посыпать.
Но мысли о тлене и пепле отпустили Эйнеке, когда запущенную им в полет бутылку нагнал ее пронзительно-алый пылающий хвост. Вспышка, маленький взрыв и небо на миг озарил огонь, а бледную физиономию полукровки несколько маниакальная, но до одури счастливая ухмылочка. Маг был более чем доволен своей выходкой. Сам факт того, что он только что колдовал (и несмотря даже на то, что колдовство это по своей сути было предельно простым и даже элементарным) приносил полуэльфу непередаваемое удовольствие. Добавлял своего и вид пламени, на миг вспыхнувшего и по его воле потревожившего этот до тошноты незыблемый покой безупречно-голубого неба. Разрушение - это страсть, а Эйнеке в определенной мере был подвержен страстям. Всяким-разным. Например, сейчас в нем вовсю шевелилась и наращивала свою силу тяга к уничтожению. Опять. Маг уже совершенно не следил за своими порывами и до абсурда частыми сменами настроений. Сознание его до сих пор было приковано к той фразе, что Ирана выдала не столь давно: Наталь хорош и даже слишком хорош. Может ничего особого тут и не подразумевалось и вообще это была ирония, но мозги остроухому переклинило знатно. В один момент ему хотелось обернуться и точно обиженный ребенок выпалить что-нибудь вроде: "Я лучше!". Мимолетная обида покинула остроухую голову столь же скоро, как и посетила ее, забыв предварительно постучаться.
- Маг и волшебник, чародей и кудесник, ага. Могу и покрасивше огненное шоу устроить, а это так... детские шалости, - лучезарно улыбаясь, Эйнеке направился обратно к Иране и их запасам пойла. Пора была еще немного глотнуть огненного алкогольного топлива, а то и впрямь что толку придумывать планы на трезвую (почти трезвую) голову? Генератор безумных, но по-настоящему гениальных идей врубается только после первой бутылки. Ну или хотя бы ее половины. Зависит уже от качества и крепости ее содержимого, а то есть такая дрянь, кою бочками в себя вливать можно, не кривея толком. Он уселся рядом с женщиной, попутно уцепив себе новую бутыль рома. Откупорив свой трофей, полукровка хлебнул из горла и покосился на Ирану.
- Ничего не просрал я свою шляпу, - нахмурившись, сообщил маг, затем оставил бутылку и, достав из поясной сумки трубку, принялся ее методично набивать "табаком", - Она сейчас важное дело делает! В лагере лежит и внушает моим сволочным спутникам мысли о том, что я еще вернусь. Понимаешь, если бы я уходил окончательно из их траханного дурдома, то хрен бы я им шляпу свою оставил! - еще немного повозившись с трубкой, Эйнеке довольно хмыкнул и протянул сей предмет Иране, - Держи! Глубоко не вдыхай, в себе не держи и это... почаще-почаще давай, трубку еще раскурить надо, - вот и весь инструктаж собственно. Учить кого-либо курить Эйнеке еще не приходилось, да и вообще он был склонен к методам обучения вроде "пнул за порог, если выживет, то научился", но об Иране остроухий заботился, на пару комментариев расщедрился. Конечно, раскурить трубку самому стоило, однако мага увлекла мысль о том, что кого-то накуривать волшебной травой - веселее, нежели пыхать самому, вот и результат.

Ну вроде дело пошло. Они понемногу лакают ром прямиком из горла, и никто никого убивать или калечить не собирается, фокусничая со стихийной магией или же с противными смертоубийственными веерами. Даже предстоящее развлечение обсуждают. Ну да, зачем искать деревню и жечь ее, когда твоя собутыльница небось может организовать посредством магических иллюзий мираж полыхающего поселения, да вон даже со всеми курями! Эйнеке определенно нравилось предложение Ираны, хотя и для того, чтобы воплотить его в жизнь требовалось проявить изрядную долю терпения и самоконтроля. Первое было необходимо для того, чтобы, заскучав, не начать жечь все не попадя. Второе, чтобы не укушаться до непотребного состояния раньше наступления темноты. В принципе, Эйнеке, пока еще относительно здраво оценивающий и соизмеряющий свои возможности, решил что подобное ему по плечу, да широко ухмыльнулся, уже заранее предвкушая грядущую забаву и отгоняя прочь от себя мысль о том, что на огни в ночных небесах могут сбежаться его спутники, посчитав что их негласного вожака пора спасать от самого себя.
И нет, дело бы тогда могло закончиться веселой массовой попойкой, бухлишка Эйнеке жалко не было, чужое добро вообще грешно жать, если бы только не факт наличия в отряде двух эльфов, не очень разделяющих тягу остальных к пьянству и бурному веселью с ноткой абсурда и аморальщины. И ладно бы Дани! Дани еще можно подбить на подобного рода подвиги, а вот Миристель… нет, Миристель просто безнадежна. Хроническая жрица, и ничего с этим уже не поделаешь. Потому что бесполезно. И нет никакого желания с ней воевать, оправдываясь и что-либо доказывая. Во-первых, ему не хватит на это дело запала. Даже если взыграет гордость и явит себя природное упрямство, его все равно пересилит смущение и навязчивое чувство вины перед жрицей. Во-вторых, присутствие Ираны, как незнакомой большей части отряда особи женского пола, да еще и повинной в эдаком преступлении с бухлишком и огоньком, станет отягчающим фактором, за который на нем помимо эльфийки могла неплохо так отыграться и Волэй. Почему? Да просто из женской солидарности! Или как там называются эти женские общественные головные тараканы, время от времени врубающие нечто, сродни коллективному разуму?
«Твою мать… вокруг меня стало слишком много баб… что я делаю не так?!» - эдакая паническая мысль промелькнула в остроухой голове, а Эйнеке, резко переменившись в лице, аж выпал из реальности. «Впал» в нее обратно он, заслышав возмущения Ираны. Он ей сунул трубку, но не додумался поджечь табак? Ну… бывает! В конце концов, такой стресс, озарения в голову вбиваются с нифига. Проморгавшись и окончательно въехав в происходящее, Эйнеке еще разок отхлебнул из горла, да покосился на расшумевшуюся собутыльницу. Не забыл он на своей курносой роже изобразить нечто вроде наигранной обиды и возмущения.
- Так ты в рот ее сначала сунь, а я подожгу, ну! – проворчал Эйнеке, но все же направил в ее сторону тонкий язычок пламени, проведя его так, чтобы он лишь лизнул набитый внутрь табак, да запалил его, заставив немного дымиться, после вздохнул, мол, всему учить приходится, - Пробуй, женщина, пробуй, - торжественно изрек остроухий, а после опять приложился к своей бутылке, да отставил ее чуток подальше, и без того неплохо уже так захмелел. По крайней мере легкое головокружение уже намекало на то, что пора бы взять небольшую тактическую паузу, дабы дожить до темноты. Еще немного подумав, полукровка решил, что у него рядом есть лишняя пара ушей и этим как-то грешно не воспользоваться, чтобы самую малость поныть, да посетовать на дурное стечение обстоятельств, с которым ему приходится жить, - А в лагере у меня, Ирана, полнейшая жопня! – выпалил он и нахмурился, - Два эльфа! Не такие как я, не полукровные выродки, а чистокровные, мать их! Ладно хоть один пьющий, а вторая… жрица! И при том у нас четыре бабы в отряде! – Эйнеке тряхнул головой, - И пять собак. Пять мелких паскудных псинок, хотя и довольно забавных, хм. И все почему? Потому что Нат нашел сучку мабари и ушатал ее камнем, а щенков ему совесть после этого не дала оставить! - маг вновь вздохнул, да покосился на Ирану с трубкой, - Я за тобой слежу! – он показал двумя пальцами сначала на свои глаза, затем на женщину, да весело хохотнул, - В смысле контролирую все! Пыхай!

Мужик сказал - мужик сделал. Ну точнее начал делать, внимательно контролируя процесс знакомства Ираны с трубкой для курения и с самим курением тащем-то тоже. Впрочем, в чем заключался его контроль Эйнеке и сам не знал, как и не знал что будет он делать, если дело пойдет не так, ну или уже после того, как женщину вставит. В принципе, магу и надо было, чтобы Ирану как следует накрыло и она пошла вовсю приключаться и чудить. Зачем? Да вот просто потому, что тогда им обоим будет весело, да и вообще накуривать ближнего своего - крайне увлекательное занятие, результаты которого настолько непредсказуемы, что никогда не знаешь, кто и что тебе выдаст после очередной затяжки. Вот Эйнеке и сидел, да смотрел, ожидая когда Ирану прорвет. Если вообще прорвет. Может торговец ему вместо дурь-травы какой-нибудь чаек подсунул, хрен же его пройдоху знает, а времени как следует осмотреть товар, принюхаться к нему, пуская в ход некоторые свои знания о травах, как-то не нашлось, да и возможности тоже. Собирались они из Леммина выезжать довольно-таки скоро, плюс большое количество народа вокруг, с которым нужно переговорить, понянькаться, да объяснить что, куда и зачем тоже давало знать. Про то, что Эйнеке еще и сам пробакланил большую часть времени бездарно пьянствуя с Тэлэрин, Мэй и Натом или же разрисовывая стены собственной комнаты с Миристель, он как-то сейчас даже и не вспоминал. Ну да, не виноватый он, все само так получилось.
"Ну что? Совсем нет? Никак?" - с все большим и большим нетерпением Эйнеке ждал результатов, неотрывно глядя на Ирану и время от времени все же подумывая о том, что стоит приложиться чутка к бутылке, а то нервишки, нервишки! И вот он уже было двинулся опять к бутылке, как женщина протянула ему трубку. Коротко взглянув сначала на первую, потом на вторую и обратно на первую, полукровка чуть усмехнулся. Все-таки не обманул торгаш и зелье подсунул годное. По крайней мере, пока все соответствовало тому эффекту, что он описывал. По началу ничего. Все кажется, как и говорила Ирана, легким и красивым, а потом... потом ощущения становятся все насыщеннее и насыщеннее. Ну и бредовее, да. Чужого бреда ждать, не закинувшись своим, было как-то грустно, скучно и вообще моветон, а потому Эйнеке, не долго думая, сунул трубку в зубы, да затянулся, едва не поперхнувшись от неожиданности, когда Иране вдруг взбрендило его обнять да прижать к себе. С другой стороны, в этом был определенный плюс. Так груди этой женщины, на которых он, если верить смутным воспоминаниям о предыдущей попойке, пытался спать, оказались чуть ближе. Поймав себя на этой мысли, Эйнеке хохотнул, но трубку в зубах удержал. А вот Ирану, вздумавшую вдруг прилечь, нет. Почему? А что ее держать, пускай падает, камней там нет, а значит головешку не разобьет, ага.
- Легкость и спокойствие говоришь? Ну значит все как в той песенке... все идет по плану, ага! - покивав головой, заверил женщину полуэльф, да наконец затянулся, вбирая в легкие дым, а после выпуская его через нос. Ну да, противно, щиплет и все такое, зато дает себя почувствовать драконом! Кстати о драконах...
- Ага, зоопарк, - согласно фыркнул он, а после продолжил, - Но ты не представляешь всех масштабов катастрофы, женщина! С нами дракон! Ну дракониха. Эти сволочи в людей перекидываются, хех, - нет, Керихат он не сдал и свое слово держит. В конце концов, он же не рассказал кто именно из его спутниц драконица, и пальцем в нее не тыкнул, так что все в полном порядке. Хотя поступок глупый. На редкость глупый, но Эйнеке уже тоже поддался некой безмятежности и эфемерности принесенной травами, что даже как-то и не задумался о том, что ляпнул.
- Женщина, у меня в лагере пять собак, жрица и дракониха! Ну какой там оприходовать, а? Разве что дракониху. С драконихой у меня уже было, с другой, и она это... человекнулась для начала, - заговорил Эйнеке, которого тоже как-то пробило на поговорить, - А так... вот затащил я кого в кусты, а там одна из псин... одна тявкнет и все набегут, а за ними жрица... как при жрице баб оприходовать, а?  Воздержание мать его! - скромность тоже куда подевалось, как и всякое стеснение, - С суккубой познакомишь, сестра по алкашке? - хихикнул маг, а после взглянул на Ирану, точно выискивая в каком там у нее месте Тьма открылась, - Это где это в тебе Тьма?

Что-то как-то трава его пока не особо пробирала. Либо она еще не успела как следует шандарахнуть по подвыпившему организму, либо Эйнеке следовало сделать еще две-три затяжки. Ну или на крайняк смириться с тем, что он за столько лет надолбался до такого, что его полуэльфийской туше все далеко и глубоко по хренам. Впрочем, этот вариант был маловероятен и изрядно попахивал бредом, тем более что Эйнеке все-таки чувствовал некоторую расслабленность и легкость. Сейчас бы самое то было бы плюхнуться на травушку, подставить свою курносую морду под солнце и впасть в то странное состояние полусна-полуяви, заменяющее эльфам полноценный сон, однако присутствие Ираны и наличие под лапой целого схрона с ромом исключало подобное развитие событий. Ром нужно было выпить, если не весь, то хотя бы столько, сколько в себя сможет принять его организм. И нет, это ни разу не жадность, а всего лишь некоторая доля перфекционизма и мысль о том, что начатое всегда следует доводить до конца. Все же не пропадать такому добру зря, а? За Ираной же следовало наблюдать, а заодно по возможности влить ей в уши как можно больше информации, застоявшейся в мозгах.
Да, Эйнеке был скрытной сволочью, которая скорее себе горло вскроет, чем кому-нибудь душу откроет, но иногда все-таки возникает необходимость сбросить лишний груз информации в чужие уши, любезно оказавшиеся поблизости и вместе с тем никак не относящиеся к ближайшему окружению мага. В общем, в планах у полукровки было длительное нытье, сопровождаемое неторопливым накачиванием выпивкой и покуриванием волшебной травы, если та, конечно, как следует не вставит, выметая из извилин всякий мусор. На фоне, накатившей после очередного вдоха-выдоха, расслабленности «мусор» этот вонял лишь сильнее и выметаться без подручных средств никак не хотел. Эйнеке стоило некоторого труда, чтобы переключить внимание с него на Ирану, но продолжить жаловаться маг не успел. Ощутив движение за своей спиной, он инстинктивно напрягся, затем чуть повернул голову, цепляя образ женщины боковым зрением, но тут же вновь расслабил спину, тем не менее продолжая следить за собутыльницей, а ту… кажется понесло, то есть травка-то вставила и вставила знатно.
Будучи даже в своем не очень-то вменяемом состоянии, Эйнеке вполне мог определить признаки того, что кого-то накрыло с головой, мог определить и страх, хоть его и умело сдерживали и скрывали. Это веселило и веселило столь сильно, что Эйнеке едва ли не влетел со всего размаху в состояние дикой истерии. Его пробирало от смеха, и он смехом этим аж давился, стараясь не ржать как конь и тем самым не оскорбить свое единственное более или менее сносное развлечение за последние несколько недель. От такого чрезмерного старания у Эйнеке аж навернулись слезы на глаза, слегка помутив зрение сероватой дымкой. Прекратилась эта отчаянная борьба с самим собой и неистовым ржачем, когда Ирана вдруг взяла и… суккубнулась!
- Эта драконша сама меня… того! Чуть хребтину об стол мне не сломала… - весело хихикая, оправдывался Эйнеке, но, ощутив, как кто-то очень суккубистый трется о его плечо ни разу не иллюзорной грудью, как-то сразу резко затих, растерянно и удрученно глядя на Ирану, которая Ираной более и не была. Ну по крайней мере в данный конкретный момент времени. Ступор длился относительно недолго, и уже спустя пару мгновений Эйнеке рассеянно пытался схватить мельтешащий неподалеку хвост, да только вот налетевший магический галюн кончился столь же внезапно, как и начался. И опять Эйнеке впал в ступор, следя за действиями Ираны с явным недоумением во взгляде. Ирана же уже топала к ящику с ромом, а маг все пытался понять была ли это все-таки магия, которой, как он знал, владела эта женщина, или же это его так с курева наконец шандарахнуло. Да, в подобном состоянии от себя и дурь-травы можно ждать чего угодно! Что уж говорить про Ирану, которая не столь давно махала острой хренотенью с претензией на веер! Сколь бы абсурдной не казалась мысль о том, что Ирана как-то действует в пользу галлюцинаций, она все-таки была.
«А может она тоже глюк?» - растерянно подумал Эйнеке, а после истерически рассмеялся, ибо внутренний голос не спал, - «Ну тогда у тебя встал на глюк!»
Веселье скоро сменилось возмущением и обидой. Эйнеке метнул разгневанный взгляд в сторону собутыльницы, нахмурился и, напрочь позабыв про заданный ему вопрос, буркнул:
- Ну твою же мать, женщина! Ну кто так делает?! 

Благодаря траве и алкоголю эмоции, терзавшие Эйнеке, обострились в разы. Не столь давно он веселился и хихикал, не в силах остановиться, а теперь… теперь ситуация как-то не в ту степь ушла, мага же от этого пробрала такая обида и досада, что и словами не выразишь – не получится передать всей степени «счастья-радости» от осознания собственного горящего седалища. Собутыльница чинила козни и вообще имела немало шансов оказаться какой-то жутко западлющей галлюцинацией, а одна довольно значимая часть его полуэльфячьего организма и вовсе вздумала чинить диверсии на ровном месте. Возмущение Эйнеке не знало предела, и оно же, увы, еще сильнее будоражило его, лишь усугубляя и без того идиотскую ситуацию, в которой было в пору чувствовать себя совершенно беспомощным. Хотя да, беспомощным он себя чувствовал вполне оправданно. Будь ты хоть трижды великим знатоком огненной магии и почти архимагом, против собственной природы и «хотелок» своего же тела не попрешь. Особенно если ты Эйнеке – младший из близнецов Ал Аллэ и считающий себя выше низменных страстей, ухаживаний за потенциальным способом разрядки и (о ужас!) рукоблудия.
- Сука… - зло пробурчал колдун, глядя исподлобья на Ирану взглядом человека, а точнее полуэльфа, глубоко обиженного и оскорбленного. Желание убить ее, точнее вообще кого-нибудь убить, предварительно жестоко измордовав и как следует опалив, вернулось к остроухому. Впрочем, то было и неудивительно. Во-первых, страсть и желание, даже мимолетное, в его случае почти всегда граничили с откровенной агрессией, пиромант есть пиромант, раз связал себя со стихией, будь готов уподобиться ей. Во-вторых, обида давала знать свое. Будучи по природе своей излишне ранимым и обидчивым существом, Эйнеке отличался еще и до идиотизма сволочным характером, крайней мстительностью и жестокостью, ставшей вполне логичным последствием того образа жизни, что вел маг последние лет пятьдесят. Удерживало же от драки Эйнеке банальное неудобство, возникшее из-за реакций собственного тела на чужие выходки (вот попробуй ты побегай от бабы с железкой, когда между ног кое-что так напряжено!), а еще лень напополам с осознанием некоторой невыгодности собственного положения. Полукровка был еще недостаточно пьян и накурен, чтобы перестать худо-бедно здраво оценивать свои силы и возможности, уверовав в свою безграничную крутоту.
Нет, воевать с Ираной сейчас не самая лучшая идея. В таком состоянии голова у полукровки соображала неважнецки, да еще и он помнил, что у Ираны, кажется была какая-то татуировка, защищающая от огня, а значит хреначить сгустками пламени наугад – не самый лучший вариант. Ломать чужие мозги тоже, поскольку с собственными пока непорядок, молнии же надо оплетать вязью чар, с ними надобна подготовка. В общем, у Эйнеке оставалось лишь два выхода из сложившейся ситуации. Он мог просто уйти, плюнув на все, и найти себе другое укрытие от собственного отряда, упиваясь гордым одиночеством и надеясь, что все как-нибудь само «успокоится», да побыстрее. Но раздутое самолюбие, конечно же, не позволяло полуэльфу так поступить, особенно после всего того, что отчудила Ирана, откровенно подтрунивая над ним. Ну, по крайней мере Эйнеке казалось, что над ним издеваются, угу. Один только этот взгляд, нацеленный магу отнюдь не в лицо, чего только стоил! Второй же вариант заключался…
- Маловато, боюсь, такой помощи будет! – довольно резко отозвался полукровка и осклабился, являя нечто сродни злобному оскалу и совершенно не проникаясь чужим весельем, после добавил, - Не мешай мне думать про дохлых крыс! И без того потом звенеть придется… – улегшись на траву, Эйнеке закрыл глаза и попытался абстрагироваться от происходящего, но что-то как-то не получалось. Чужой ржач и непонятный манипуляции с бутылками, ромом и корсетом отвлекали. Тихо зарычав, маг вновь открыл глаза и уставился на Ирану. Как раз в тот момент, когда она старательно растирала намоченную ромом рубаху. Кратковременный ступор, связанный с прекраснейшим видом на чужую грудь, сменился новой вспышкой ярости. Пропустив большую часть зрелища, Эйнеке не мог определить наверняка было ли это все показным выступлением или чистейшей случайностью, да и, поддавшись эмоциям, определять совершенно не хотел, а потому, как только Ирана отвернулась, разделась и потребовала еще и костерок ей разжечь, Эйнеке вскочил на ноги.
- Холодный ром значит? – прошипел он, а после просто дал волю кипящему в крови пламени. Меж тонких пальцев мага засверкали искры и огненные всполохи. Совсем скоро эти же искры и огненные всполохи посыпались на все вокруг, исключая Ирану, в нее полукровка все же не целил, но брошенной наземь рубашке все же досталось… Огня Эйнеке не боялся, зная, что тот его не тронет, но понимал, что женщине такие выходки и такой «костерок» могут не понравиться, а потому не сводил с нее взгляда, готовый в случае чего попросту отшвырнуть ее куда подальше от сумки с мерзкими железяками, используя мощный поток ветра.

Играть с огнем и возбуждать огненных магов, да еще и издеваться над ними – не самая лучшая затея. По крайней мере, если у вас нет никакой защиты от проявлений пламенной стихии, направленных аккурат на вас. У Ираны такая защита была, Эйнеке это вроде бы еще помнил, ну и чужая одежда казалась ему в тот момент куда лучшим объектом для свершения мести. Хотя бы просто потому, что она, в отличии от самой Ираны, никакой защиты от огня не имела или же маг просто о ней ничего не знал. Конечно, следовало задуматься о том, что как бы наличие полуобнаженной женщины, не имеющей никакой возможности одеться, ему самому не очень в кассу, однако градус алкоголя в крови и дымка, туманившая голову после курения дурь-травы, процессу думанья на два шага вперед не очень-то способствовали, вот и приходилось действовать исключительно на эмоциях. Эмоции сейчас говорили Эйнеке о том, что он весь из себя такой крутой маг-пиромант, что он людишек жжет по мановению руки, что не может у него такого великого стоять на какую-то вздорную бабу! И не может какая-то вздорная баба еще и издеваться над ним! Секс – это слишком энергозатратно и невыгодно, а баба… баба – дура! Да еще и дура, которая наверняка вдвое моложе его. Примерно что-то такое и вертелось в голове у Эйнеке. После он подумал еще и о том, что на худой конец можно будет долбануть Ирану молнией, если вспомнить как это делается, или же заставить свои разрозненные мысли собраться в кучку, да шрахнуть ими по чужим мозгам, отключая их. Тогда можно было бы спокойно изнасиловать чужую тушку и идти спать в лагерь, но… в определенный момент Эйнеке потерял нить логики в этих своих размышлениях и впялил остекленевший взгляд в огонь.
Что там делала Ирана и что говорила его теперь касалось мало. Пиромант был увлечен игрой тонких языков пламени, зазмеившихся по земле. Он чувствовал силу, разрастающегося пламени, он ей и наслаждался, невольно передавая пламени чуть больше магической энергии, чем следовало бы. В итоге, то, что должно было поджечь только одежду Ираны и пятачок куцей травы вокруг, превратилось в потенциальный пожар. Ну ладно, пожары – это весело и красиво, особенно если огонь тебя не обжигает, а воздуха для дыхания пока хватает. Не подумал Эйнеке об угрозе бухлишку, оставленному в пещере, а ведь жгучие щупалки стихии уже потихоньку тянулись к ящику с бутылями рома, а заодно и ко входу в логово контрабандистов, полное этого всего чудесно горящего топлива. Слишком уж очарован был маг собственным и отчасти случайным творением. И да, это возбудило его еще больше. Вот такие вот они огненные маги, зависимые и возбуждающиеся от стихии, с которой связаны. Избыток эмоций привел к легкой истерике. Эйнеке, сам того не замечая, хохотал во все горло и, дирижируя руками, направлял пламя по всей округе, принуждая его разрастаться все пуще и пуще. К чему бы это привело еще неизвестно, может быть Эйнеке, опять же того не заметив, израсходовал весь свой запас сил и героически хлопнулся в обморок, да еще и в самом сердце потенциального пожара, но…
- Не-е-ет! Не думал! – чудом пробившаяся в одуревший мозг реплика Ираны, вывела Эйнеке из его восторженно-идиотического состояния, сопровождавшего ощущение единения с кипящим вокруг пламенем. Выбросив значительную часть негатива, маг вполне себе добродушно среагировал на фразу, которая при иных бы обстоятельствах могла бы больно ударить по его мажьему самолюбию. Сейчас же Эйнеке вон и сам признался, что немного повел себя как Наталь, напрочь позабыв про собственную думалку. Угроза гибели запасов бухлишка даже немного отрезвила его. Матернувшись, Эйнеке попытался хоть как-то сконцентрироваться на биении огненных чар вокруг. Своей связи с сотворенным пламенем он благо еще не оборвал. Огонь – не телепатия и не чужие мозги, ощутить, как токи энергии текут с твоих рук в окружающую атмосферу, куда проще, чем вклинить свое сознание в границы чужого. Ну по крайней мере для Эйнеке. Он смог снова уловить эту эфемерную ниточку, связывающую его с призванным огнем. И не просто уловить, но и не поддаться вновь всем тем восхитительным эмоциям, что вызывало у него единение со стихией. После первых и не очень внятных попыток заговорить пламя и убедить его погаснуть, Эйнеке попросту направил его в сторону леса. Огонь отступал от входа в пещеру и довольно скоро начал перекидываться на ветви ближайших деревьев.
Да, жечь лес тоже хреновая идея, и да, непонятно кто это теперь все тушить будет, но главное, что лагерь Эйнеке и его соратников был в противоположной стороне и ветер дул как раз оттуда, бухло же спасти удалось и…
- КОСТЕРЧИК! – хохоча, взвопил Эйнеке.

Вот теперь все вокруг: и пейзаж, и пьянка, и вообще все-все, нравились Эйнеке до одури. Вот потому что он тут небольшой лесной пожар организовал, и все дурные воспоминания, мыслишки и эмоции оставили его, вплеснувшись в мир в виде всепожирающей огненной стихии, которая теперь поочередно охватывало одно дерево вслед за другим. И нет, Эйнеке совершенно не волновало то, что кто-то из его спутников (например, Керихат, обладавшая особенно острым зрением) мог заметить дым, вьющийся прямиком в темнеющее небо, или же отдаленное зарево разгорающегося пожара. Ну или, допустим, вспомнить о том, что их бравый предводитель покинул лагерь и покинул его уже давно, а потому как-то пора бы уже начать искать его, покуда он в свою очередь не нашел новых проблем на свою остроухую голову. Хотя нет, проблем-то он как раз себе уже и нашел, но за проблемы их не считал, скорее за развлечения. Алкоголь и последствия курения непонятной растительности давали знать, как и единение с бушующей стихией. Возможно, его соратники уже искали Эйнеке, только вот и на это самому Эйнеке было плевать с высокой колокольни. Куда больше его в этот конкретный момент волновало то, что выпивку и склад с ней удалось спасти от сожжения, ну и то, что лес уж больно красиво горит…
Действия Ираны нынче тоже как-то ускользали от внимания, разошедшегося не на шутку, полуэльфа. Вспомнив о ней на миг и вновь успешно позабыв, он сконцентрировал свое сознание на ощущениях единения со стихией. Это помогало ему направлять огонь в нужную сторону, а заодно и приносило определенную толику удовольствия. Всякая магия приятна тому, кто ее обуздал. Ощущение пламени, текущего по венам, в очередной раз напоминало Эйнеке почему он отдал себя этому искусству. В конце концов, это неплохая эмоциональная разрядка! Теперь и о дохлых крысах думать не придется! Только о количестве сожженных белок, волков, медведей и прочей четвероногой хрени, когда-то жившей в лесу. Убедившись, что вот теперь уж точно запасам бухлишка ничего не угрожает, Эйнеке довольно хмыкнул и оборвал свою связь с пламенем, позволяя ему теперь бесноваться как-нибудь и без его участия. В конце концов, силы ему еще могут понадобиться, а ветер, к счастью, дует не только не в сторону лагеря остроухого и его соратников, но и не к нычке с контрабандным ромом. Повернувшись ко входу в пещеру, служившую складом, полуэльф с некоторым удивлением для себя понял, что все это время тут неподалеку находилась Ирана, и что вообще, они до определенного момента бухать пытались. К слову, повернулся остроухий очень и очень вовремя, как раз на последней реплике Ираны, что вогнала его не совсем адекватно работающие извилины в тот еще ступор.
Зачем ему было раздеваться Эйнеке определенно не понимал. Жарко ему вроде бы не было, да и шмотье его не сильно провоняло за время всех этих развлечений с магическим пламенем. Разве что провоняло гарью так, что вряд ли этот запашок выветрится в ближайшие недели две, но… это же не повод раздеваться, верно? Глядя на Ирану с некоторым недоумением, полукровка все силился понять, какого Рилдира ей надо от его одежды, потом его разум сделал гениальный вывод о том, что Ирана как бы немного обнажена. Как минимум сверху. За этим гениальнейшим выводом последовал еще один, не менее расчудесный и умный, да еще и до кучи подкрепленный воспоминаниями о том, как Эйнеке поджег чужую одежду.
- Замерзла что ли? – усмехаясь, поинтересовался полукровка у собутыльницы, а после вновь разогнал в своих жилах еще не утихшую окончательно магическую силу, заставляя ее проявиться бедно-золотистым огоньком на кончиках тонких пальцев.

Женщины – вечно чем-то недовольные существа. До крайности бестолковые и вечно недовольные. Вот, наверное, из-за осознания этой простой истины Эйнеке и никогда не хотел жениться. По крайней мере на трезвую голову, ибо то, что творилось в его башке под действием энного количества алкоголя не вписывалось ни в какие рамки здравого смысла. По крайней мере маг до сих пор не мог понять, что подвигло его однажды жениться на Элисс. Почти жениться. Предложение он сделал, даже у кого-то обручальные кольца отобрал под угрозой незамедлительного испепеления, они с Рыжей даже храм какой-то нашли и жреца пинками из кельи выгнали, но потом явился Наталь. И свадьбы не получилось, эх…  Ну да не суть. Сейчас Эйнеке был не настолько пьян, чтобы думать о женитьбе, но достаточно для того, чтобы получать неподдельное удовольствие от одного только вида полыхающего леса и запахов гари и дыма, доходивших и сюда. И почему эта женщина не может просто наслаждаться прекрасным? Зря он что ли огонек тут колдовал? Брр-р, бабье! Слишком много внимания к себе требует, когда как огонек определенно красивее. Впрочем, про это Иране уже знать не следовало, поскольку Эйнеке никак не хотелось терять собутыльницу. Женщины отчего-то еще и конкуренции не терпят, даже если конкуренцию им составляет стихия. Еще одно подтверждение неразумности этих существ…
- Не-а, - простодушно отозвался Эйнеке на чужой вопрос и пожал плечами, украдкой наблюдая за Ираной, но вместе с тем не забывая зыркать и на столь красиво горящий лесок. Ну еще он старался не ржать, хотя и бестолковая пьяная ухмылка так и лезла на остроухую физиономию полукровки. Что-то (видать недостаточно пьяное) подсказывало магу, что сейчас Ирана пребывает не в самом лучшем расположении духа. Интересно, с чего бы это? Может из-за немного сожженной одежды? Да, обычно люди немножко нервничают, когда у них что-то сжигают, хм…
- После… скольких там бутылок? А хрен его знает… не стоит моя телепатия чот, не могу читать мысли, да-а-а, - беспечно заявил маг, ни капли не озадачиваясь тем, что свои способности, например, к телепатии можно было бы и в тайне сохранить на всякий случай, а то мало ли что там Иране в голову взбредет? Ей, в общем-то, что-то и взбрело, только Эйнеке все никак понять не мог что именно. Его лапка каким-то чудом оказалась поймана чужими пальцами. Впрочем, огонек теплящийся на кончиках собственных Эйнеке гасить не собирался, да и с чего бы это? Ирана же не горит из-за этой свой магичной татуировки! Только вот зачем она тянула его руку к своим округлостям как-то не очень укладывалось в голове. Мол, смотри у меня сиськи есть, а у огонька нету? Происходящее дальше тоже вызвало у остроухого только одно сплошное недоумение. Нет, чего этой женщине надо? Не может что ли просто сидеть рядом, пить ром и смотреть как он (не ром!) весь такой великолепный и горячий сжигает лес? Впрочем, маневры Ираны привели к определенному результату… Эйнеке стало как-то немного совестно. За что, правда, все равно непонятно. Ведомый отнюдь не мозгом, но совестью, маг поперся вслед за Ираной. Остановился он как раз рядом с ней, только по другую сторону от валуна, на котором теперь лежала чужая сумка. Вот теперь стал вопрос что делать и что говорить. Ведь ему надо было что-то делать, да?
- Лови! – да, Эйнеке ничего не пришло в голову лучше, чем неуклюжим жестом руки направить сконцентрированную на кончиках пальцах магию на потоки силы вокруг. Результат получился забавный. Получившийся порыв ветра поднял с земли пепел и направил его как раз в Ирану. Эйнеке, не будучи дураком, не просто заржал как конь, но и попытался сбежать как можно дальше. Сбежать-то сбежал, но все-таки не «как можно дальше», ибо ноги длинные запутались и… маг героически шмякнулся в сторонке, хохоча как умалишенный.

Нет, наверное, и не следовало рассчитывать на то, что ему удастся уйти от Ираны совершенно безнаказанным, хотя и попытка была неплоха. Возможно, она бы увенчалась успехом, если бы Эйнеке не был так пьян, ну и, если бы не позабыл часть своих шмоток, оставленных у пещеры. Например, он едва не позабыл свой магический посох, а когда вспомнил про него, то возвращаться за новой игрушкой, подаренной Мирой, было уже как-то поздновато. Это наверняка из-за осознания такого косяка у него ноги по запорошенной пеплом земле и разъехались. Обидно, да-а-а. Да и обидно не совсем то слово, что могло бы в полной мере описать степень критичности данного попадалова. Маг седалищем чувствовал, что Ирана ему отомстит, а ее слова, отправленные в спину ржущему и убегающему полукровке, только лишний раз убеждали того в справедливости эдаких соображений жопочуйки. Далеко он не убежал, угу, несмотря на все предостережения интуиции и задницы. Шмякнувшись мордой в пепел, но додумавшись все-таки предварительно перевернуться на спину, Эйнеке продолжил ржать, как ненормальный. Он смеялся так, как не смеялся уже, пожалуй, лет десять, а то и двадцать. На глазах у него навернулись слезы, а грудь и горло ныли от боли, но остроухий продолжал хохотать, впав в состояние сродни истерике и не находя в себе никаких сил, чтобы остановиться, да благоразумно заткнуться, покуда Иране не взбрела в голову какая-нибудь фантастическая пакость.
В общем-то, смог Эйнеке заткнуться лишь с помощью вспомогательных средств, прилетевших со стороны не очень-то довольной всем происходящим женщины. Вот теперь не довольствовать настал черед Эйнеке, который, ощутив прикосновение чужеродной магии, возмущенно зарычал. Ну как зарычал… рычать-то толком не давал кляп в виде полосы-ленты, сотканной из темной энергии. То, что вестимо ему досталось от папаши-эльфа и многочисленных остроухих предков, довольно болезненно отреагировало на чужие чары, да и проснувшийся вдруг инстинкт самосохранения в восторг от происходящего как-то тоже не пришел. Напавший на полукровку ржач, стал как-то постепенно проходить сам собой, давая ему хоть как-то успокоиться и сориентироваться в неприятненькой ситуации. Ладно, ржать он перестал, но вот что дальше? Так и валяться на спине, связанный по рукам и ногам, покуда чужие чары сами не ослабнут? Так себе перспектива, если честно. Впрочем, спасибо Иране, что от кляпа избавила. Нервно хихикнув, Эйнеке умудрился повернуть голову и сплюнуть в сторону пепел, что попал к нему в рот во время всех собственных маневров, да выходок Ираны, вершившей месть над связанным обидчиком. Ну да, его тоже вымазали в пепле, что такого? Во-первых, можно сказать, что справедливость восторжествовала. Во-вторых, он огненный маг, не в первый раз в саже варакается.
- Ага, красиво, только сесть дай, ведьма, - весело и беспечно отозвался Эйнеке, валяясь пластом на земле и толком не видя ничего из-за крайне небольшого угла обзора. Инстинкты, наконец-то пробудившиеся и приструнившие буйную пиромантсткую голову, заставляли того против воли и почти неосознанно продумывать что делать дальше и как выкручивать, если Иране вдруг взбредет в голову его прибить. Сам же Эйнеке в упор не замечал угрозы, воспринимая творящееся безобразие исключительно как какую-то дружескую шутку. Ну а что? Его еще не прибили вроде, разговаривают с ним, даже допускают до обсуждения столь важных вопросов, как решение судьбы оставшегося дичайшего количества бухла в контрабандистском схроне. Немного поворчав и попытавшись сесть, но так и не достигнув в том особенного-то успеха, Эйнеке все-таки заговорил:
- Пергамент, чернила и перо есть? – поинтересовался он, героически позабыв свои, но придумав, как ему тогда казалось, годный план сбыта бухлишка, - Нарисуем карту с мест… местопро… местоположением пещеры, да запродадим кому весь склад, а? – после он немного задумался, пытаясь представить, как они желтяки, вырученные с продажи делить-то будут, если Эйнеке давно бы пора уже вернуться в лагерь и им с Ираной вряд ли попути…
- А еще можно бахнуть тут все к Рилдировй матушке! Красиво буде-е-ет!