Длинный палец Вигберга скользил вдоль линии шва, изучая рытвины и порванную в некоторых местах кожу. Туманный взгляд бирюзовых зениц был устремлён в окно, за которым уже смеркалось, и слышен был топот удаляющихся всадников. Отец ускакал в Рузьян, оставив сына в поместье Фреодегаров. Тройку сопровождал возобновившийся снегопад… Уже вовсе не такой жидкий, нет, снегопад предваряющий зимние заморозки и холод. Даром что в этом году снег сыпал так рано.
Лекарь сидел на кресле и выискивал в бесконечных складках своего одеяния длинный бинт, а когда нашёл, принялся перевязывать своего пациента. Туго натянутая белая повязка сокрыла под собой полгруди и весь живот Вигберга, а после, бросив дворянину пару холодных советов, лекарь ушёл.
Наступала ночь, а Один молча вслушивался в ветер за окном, вспоминая суровые лица старших Вигберга и Фреодегара. Темнота наступала на пятки, слегка пугая бывшего солдата. Он смотрел вокруг и не видел ничего, ночь забрала все краски, оставив его в пыльной гостевой комнате, наедине с завывающим ветром.
-Здесь кто-нибудь есть? - Спросил он, когда со стороны двери раздались чьи-то шаги и показался пляшущий лучик свечного света.
Появление Одина и Актории в столь… странном виде, конечно же, вызвало множество вопросов. Но младший Вигберг, храня спокойствие, умолчал о случившемся, а Тори отказалась говорить об этом до того момента, как избавится от пропахших кровью вещей и не примет ванну. От всего смрада, что царил вокруг пары, у оборотницы элементарно кружилась голова и избавления от столь изысканной кары она уже ждала с нетерпением. Ни взволнованный взгляд матери, ни суровый лик отца не действовали на девушку, которой уже было элементарно плохо.
На этом она, вежливо извинившись, отклонилась в свои покои. Силами служанки вся одежда была выброшена, а грязь и кровь смыты с тела. Но, даже избавившись от докучливых ароматов, а вдыхая лишь тонкие нотки трав, Тори не могла отделаться от противных ощущений.
Уже ближе к вечеру, когда сумерки опустились на земли Фреодегаров. Когда отгремели тарелки, уносимые прислугой после ужина, только тогда Актория смогла почувствовать себя, как это говорится, человеком. Кратко осведомившись о том, как чувствует себя Один у пробегающей прислуги. приставленной к гостю, девушка направилась в свои покои. Но её остановил голос отца.
- Ты ведь не собираешься рассказывать нам ничего? - за весь вечер выражение строгости и хмурость так и не сошли с лица Олларда.
- Нет, отец. Я слишком устала, что бы рассказывать занимательные истории о наших приключениях, - немного склонив перед ним голову и пряча глаза, - я бы хотела вернуться к этому разговору позже. Тем более, что тебе нельзя волноваться ещё больше.
- Утром мы поговорим об этом, и больше ты не будешь увиливать от объяснений, -это фраза выглядела как “и точка”, - а пока я хочу, что бы ты не связывалась более с сыном Тива Вигберга.
- Хорошо, отец, - всё так же не поднимая головы, словно провинившийся ребёнок,- а теперь я хочу пожелать спокойной ночи и отправиться к себе.
Она пыталась заснуть, но сновидения не шли. Перебирая в мягком свете от огонька свечи книги, дворянка хмурилась, становясь похожей на свою мать, когда та ровно так же хмурила бровки. “Всё прочитано, хочется чего-то другого”, - резко разворачиваясь от полок с книгами.
“Другое” можно было найти в библиотеке. Тем более, что гости преподнесли подарок в виде нескольких томов. накинув домашнее платье, по странному стечению обстоятельств напоминающее то, что было на Тори в башне, оборотень обходным путём двинулась в сторону хранилища книг. И остановил её голос Одина, доносившийся из приоткрытой двери гостевых покоев.
- Да, - приоткрывая дверь сильнее и заглядывая в комнату.
Голосок из-за двери показался Вигбергу знакомым, но ветер, играющий с ветвями за окном, не позволил ему расслышать получше. Он приподнялся на подушке и отбросил слишком тонкое для такой морозной ночи одеяло.
-Будьте добры… - Голос его прозвучал еле слышно, дворянин нахмурился и сказал погромче. - Войдите...
Тихонько скрипнула дверь, а свет от огонька пролился на часть комнаты, освещая для дворянина подол платья и бёдра вошедшей. Лицо же её ещё было скрыто во тьме.
- Тебе чем-то помочь? - осторожно спросила девушка, ступая ближе к кровати.
-Хм… Доброй ночи, миледи Фреодегар. - Бесцветно произнёс он, не глядя на девушку. - Ваш слуга не думал, что ночь будет столь морозной. - Вигберг нахмурился, чувствуя очередное прикосновение поддувающего в оконные щели сквозняка. - Одеяло и свет… Если мне разрешено просить. - Сказал он, скользнув по едва освещенному силуэту и нахмурившись ещё больше. Фигура в платье представилась ему хозяйкой дома, старшей женщины рода Фреодегаров, и оттого он смутился и вновь отвернулся, не смея глядеть на стройную еле освещенную тень...
-Я намекну отцу, что бы он разобрался с этим слугой, - Актория мягко улыбнулась, - а свет и одеяло - не такая сложная просьба, - белокурая начала зажигать высокие свечи в подсвечнике рядом с кроватью. Задув свою свечу, она направилась к шкафу, на первый взгляд пустующему.
- На сколько я знаю, они здесь хранят одеяла для гостей, - распахивая дверцу и чихая от пыли. В голове зрела идея намекнуть ещё и про наплевательское отношение слуг, которые должны были вычистить комнату к приезду гостей.
Одеяла были на верхней полки, так что девушке просто так с пола было несподручно их доставать. Она сначала тянулась, опираясь на дверцу шкафа, а затем и вовсе подпрыгнула, что бы ухватиться за край. Гора из трёх одеял вся повалилась на графиню, тихо вспоминающая про тролльи яйца себе под нос.
Мягкий шелест платья обманул его и он закрыл глаза, понимая, что пред ним вовсе не мать, но дочь. Один сел на кровати, провожая взглядом ловкую гладкую ручонку дворянки.
-Находишь порой там, где не ищешь вовсе… - Спокойно вымолвил он, вставая на холодный пол голыми стопами и помогая Актории выпутаться. Ладонь его легла на её плечико и стянула одеяло… Абсолютно такое же, как и выданное ему ранее другим слугой. - Такое не сойдёт, миледи… - Его пальцы скользнули по ткани другого одеяла… Он спокойно стянул с дворянки и его. - Это тоже… - Таким образом полуголый дворянин с интересом нащупал под последним одеяльцем что-то мягкое… И покраснел, отступил назад и поклонился, ощущая боль в груди. «В груди… Так тебе и надо» Укорил его внутренний голос. Он молчал, все ещё согнувшийся. В руках его было третье бесполезное одеяло.
Одно из одеял неудачно упало прямо сверху, прикрывая весь обзор и заставляя запутаться в нём. И только ощущение лёгкости, когда одно из одеял было убрано с плеч, заставили оборотницу замереть. Следом соскользнула и то, что прикрывало весь обзор, а затем.. его холодные пальцы коснулись верха её груди, не так заманчиво виднеющимся, как в прошлую ночь. От неожиданности и холодного прикосновения девушка вздрогнула.
- Но ведь… можно укрыться ими всеми, - её тон был осторожным, пока он не посмотрела на младшего Вигберга, - Один, всё нормально? - теперь её голос звучал взволнованно, а свободной от подобранного одеяла рукой, она коснулась его плеча.
-Да, миледи. - Он чувствовал превыше всего не боль, и даже не стыд, а непонимание. Ни удара по лицу, ни вскрика, ни обвинения или пошлой шутки, лишь спокойное снисхождение он услышал от этой девушки. Один поднял задумчивый взгляд на неё и сел на кровать, прижимая руку к саднящей, но не кровоточащей холодной груди. - Вы уже и без того помогли мне, полагаю, вас ждут собственные дела. - Вигберг вновь сделал тон своего голоса бесцветным, а лицо, до того залитое краской стыда, отвернул к окну. - Ночь ваше время…
Пока Один говорил, Тори складывала одеяло на край кровати. На последних словах она остановилась и поревела взгляд на дворянина.
- Хочу огорчить, но ночью я предпочитаю спать, - поджав губки, - и сейчас мне не спится от переживаний прошлого дня. Я направлялась в библиотеку, что бы посмотреть книги, привезённые тобой и отцом в качестве подарка… Но услышав твой голос не могла пройти мимо и не откликнуться. Так что не нужно меня прогонять так втиевато.
-Оборотни зажигают для меня свечи и стелят постель… - Бывший солдат вздохнул, глядя на её напряженную и оскорбленную фигурку с хмурым непониманием напополам с тоской… Она даже выглядела мягкой, тёплой, такой подходящей для него. «Заведи волка и успокойся», хмуро прокомментировало его сознание. - Это ненормально… - В словах его прозвучала немалая доля достаточно глубоких вопросов… Вопросов, терзавших его в этот вечер. - Зачем твой отец оставил тебя в живых? - Никто и никогда не оставил бы при себе такую мерзость… А Один так ласково обнимал это существо… Эта девушка была такой нужной, что становилось гадко внутри от захлестывающих противоречий. - Оборотни не владеют магией… Они не зачаровывают… - Сказал он, и это тоже прозвучало скорее как вопрос. - Как ты прошла… - Он не закончил, убрав руку от груди напротив сердца.
Сначала Фреодегар поборола желание ответить на первый вопрос пощёчиной. Это было слишком дерзко даже для вопроса проклятой, чего уж говорить о том, что Один сейчас разговаривал не просто с оборотнем, а ещё и с дворянкой. С женщиной, в конце концов. Для успокоения Тори сжала руку в кулак, а потом тут же разжала, вздыхая. Тем более, что сероглазая и не могла ничего путного ответить: она и сама не знала “почему”.
- Тебя не волновали эти вопросы раньше, - не отводя взгляд от дворянина, - когда ты целовал меня, когда вернулся за мной в тот храм, когда доверился там, у Ханнегов. А я ведь могла просто оставить тебя на растерзание вампиру… Так какого Имира ты сейчас задаёшься этими вопросами?
-Ты… - Он покачал головой, понимая, что капкан захлопнулся. Он не мог ответить ей, что он сам того не знает… Это было оправданием глупых юнцов, не способных отвечать за свои поступки. - Целовал и обнимал… - Спокойно ответил он, удержав свой язык от лживого “Помутился рассудком”. - Это просто любовь, полагаю. - Сказал он чересчур спокойно, будто кто-то открыл окно и выветрил из помещения все эмоции, тепло. Вигберг почувствовал себя мальчишкой, и одновременно с тем стариком… Взгляд его устремился к полу, и остался там, наблюдая за носочками её туфель.
Белокурая присела на край кровати, недалеко от Одина. Пальчики мяли юбку платья, а на лице застыло выражение задумчивости пополам с непониманием. Быть такой же “холодной”, безэмоциональной Актория не умела.
- Я знала, что такие ситуации влияют на отношения людей, ускоряя их… - на мгновение она замолчала, а потом тихонько хихикнула, - но что бы я сама попала в это… Я поражаюсь твоей прямолинейности, Один.
И хоть в глазах читалось смятение, лицо её снова было не таких хмурым.
-Тогда не задавай глупых вопросов и впредь, - уже мягко посмотрев в сторону дворянина.
Он ничего не ответил, лишь только рука его не глядя легла на её коленку и разгладила складки платья, скользнув до бёдер. Он сделал это по-хозяйски, словно рука его была создана для её ног, а после кивнул, чувствуя болезненно сдавливающее чувство меж рёбер и ниже. Болезнь, его поразила диковинная болезнь, и он чувствовал, что тело не сможет с нею справиться.
-У меня уже были женщины. - Только и смог сказать он, не желая оправдываться тем, что ни к одной из них он не испытывал такого болезненного чувства. Ладонь его скользнула вниз, спокойно примяв меж её ног платье, глаза Одина коснулись глаз её. - Я уверен, что и вы не девственны…
В какой-то момент девушка затаила дыхание. Его прикосновения были такими… “Хозяйскими?”. Это было ново, странно, неожиданно… но приятно. Обычно Фреодегар “играла” на равных, но тут… никакой порывистости, спешки.
- Пожалуйста, перестань обращаться на “вы”. Мне казалось, что мы это уже прошли, - голос её звучал тихо. Казалось, он чуть слышно дрогнул, когда сероглазая произносила последнее слово.
Один кивнул, медленно повернувшись, склонившись к ней и вовсе потеряв желание передавать мысли речью. «Она не поняла...», шепнуло сознание, а пальцы заскользили вдоль внутренней части бедра. Он будто движениями выписывал на её теле «Люблю», не бессмысленный набор букв, но композицию, танец…
Губы его коснулись губ её, а ладонь остановилась ровно меж её ног и мягко медленно сжалась, подминая платье и образуя новые складочки. «А сейчас поняла?»…
Она поняла и с первого раза, но боялась что-либо отвечать. А сейчас в ответе уже не было смысла, когда его губы касались её губ, когда от его действий что-то внутри приятно сжалось. Тёплая ладошка легла на холодную щеку, мягко спускаясь на шею, даря ощущение ласки, теплоты.
Поцелуй прервался на пару секунд, что бы перевести дыхание. Горячее, почти обжигающее. Поцелуй прервался, что бы мягкое касание губ продолжилось вновь. Спокойное, неторопливое, сладкое…
«Прекрасное оправдание для сиюминутной похоти...», откликнулась на взаимные ласки самая злая, суровая часть Одина. «Будто вампирши не хватило… Любовь… Или просто колдовство», продолжил голос рассудка, но Один лишь скривился от болезненного чувства и разорвал поцелуй… Чтобы губами вновь коснуться нежной кожи девушки… Запах её сводил с ума и вредил его рассудку, холодные и голодные губы спустились к шее Актории, руки сошлись на девичьей талии…
Девушка старалась не касаться пальчиками края бинта, что бы не отвлечь Одина внезапными неприятным ощущениями. Прикосновения холодных губ отдавались мурашками, бегущими вдоль позвоночника, и нарастающим напряжением где-то внутри. А холодок от пальцев на горячей коже будоражил. Ручка графини соскользнула с его плеча, что бы потянуться к тонкой шнуровке платья, лёгким движением немного ослабляя её. Тонкая ткань приоткрыла бледное плечико.
-Нет.. - Раздался слабый голос, и Один остановился. Пальцы его рассеянно сползли вниз и беспомощно легли в ложбинку меж её колен. Солдат медленно повернулся и взглянул в глаза оборотницы, без лишних натужных кривляний, только залёгшие на ровной переносице складки говорили о душевном протесте. - Так не будет… - Он был близко к дворянке, близко настолько, что тёплое дыхание её пробегало по его ключицам и сбегало вдоль груди… Она дышала также часто, как и он сам. - Нет..
Актория сначала недолго смотрела в глаза Вигберга, практически не моргая и затаив сбившееся дыхание.
- Что случилось? - она выпрямилась, отстранившись буквально на несколько дюймов, - кажется, в башне ты был смелее, - её ладошка легка на его щёку, мягко и ласково поглаживая. Лёгкое напряжение повисло в воздухе, ощущаемое животным нутром ничуть не хуже, чем смешанное с ним нарастающее возбуждение.
Один нахмурился и ладонь его легла на ласковые пальцы дворянки, нежно поглаживающие его напряженную скулу. - Мне нужно подумать… - Сказал он, вновь проигнорировав глупые вопросы девушки. Медленно и без нажима он убрал её руку и прекратил пленительные ласки. Глаза его сурово сузились, но он не посмел добавить «мы ведь с вами взрослые люди». Вместо того он поправил платье на её плечике и встал на холодный пол босыми стопами.
Молча и совершенно бесцветно, несмотря на бушующие внутри чувства, он подошёл к окну и оперся о подоконник. Мокрый лоб коснулся холодного стекла, веки смежились и дыхание нарисовало тёплый узор на зеркальной поверхности. - Час… Дайте мне час. - Молвил он, не глядя в своё иссиня-чёрное холодное отражение...
Долгие, болезненно тянущиеся моменты непонимания. В голове вертелся единственный вопрос: “Я не ослышалась?”. Повернувшись к отошедшему к окну дворянину девушка ещё недолго молча смотрела ему в спину, будто ожидая слов “Извини, разум помутился. Я пошутил”. Но он больше ничего не говорил, видимо ожидая реакции от самой Фреодегар.
- Я же прямо сплю и вижу, как затащить тебя в постель, - вставая с кровати и поправляя юбку платья. Руки дрожали от внезапной обиды, пока завязывали на груди шнурок платья в довольно топорный бантик, - я же просто жить не могу без твоих признаний и члена во мне, - голос изменился, стал более жёстким, - Спокойной ночи, сэр Вигберг. Я была рада удостовериться, что у Вас всё в порядке.
Послышался громкий звук захлопнувшийся за девушкой двери. “Чего он ждал? Такими словами не разбрасываются, что бы вот так на волне похоти давать признания в любви. Такому просто нельзя верить...”. Актория знала это на собственном горьком опыте. Быстрым шагом она двигалась в сторону своих покоев, забыв о том, куда собиралась изначально…
Один стоял так долго, вслушиваясь в мокрые шаги постового, прохаживающегося по тропам в саду. Ветер крепчал и холод становился нестерпимым, вскоре солдат вернулся к кровати и сел, накрывшись двумя одеялами.
«Нельзя спать с женщинами, которых так слабо знаешь… Тем более с женщинами-оборотнями. От этого бывают дети… Разве такой любви учит пример Имира и Играсиль… Это неправильно, это безответственно», молвило сознание Одина, и он был частью согласен сам с собой. Только чувство спокойствия смешанное с неистовой одержимостью, царящее в разуме, твердило обратное. Чувство собственническое, коварное и беспринципное… Он знал уже сейчас, что вырвать его из себя будет невозможно. «Любовь ли то чувство… Когда хочешь вот так, взять и никому… Никогда не отдавать… », спросил он сам у себя, но не смог ответить, «Я просто мужчина… почем мне знать».
Он сидел целый час... а после натянул аккуратно сапоги, сквозь боль одел рубаху, и вышел из комнаты…
Следующий хлопок двери был уже в покоях графини. Было желание метаться по комнате, задаваясь тысячами вопросов. “Это не выход”, она опустилась на край своей кровати. Помяв пальцами атлас покрывала, сероглазая снова встала, подходя к приоткрытому окну. Снаружи доносилось множество разных звуков, сливающихся в то, что образно и романтично можно назвать “песней ночи”. Только это ещё больше раздражало оборотницу, прикрывшую окно. Совсем скоро в комнате для неё станет жарко и душно, но зато раздражители не так активно надоедали.
Лбом Тори прикоснулась к прохладному стеклу, стараясь дышать ровнее и успокоить в душе эту ярость, клокочущую и требующую разбить ближайшую вазу. Желательно об голову Одина. Серые глаза были прикрыты, а тёплое дыхание оставляло на стекле свой след.
Хоть Охотница всегда и старалась глушить в себе старые привычки, но, всё же, порой они помогали лучше любых вдохов-выдохов избавиться от грусти и ярости. Хотя бы немного дать расслабиться после появившегося, но так и не выплеснутого возбуждения и бури непонятных мыслей. Длинные тонкие пальчики пробежались по поверхности туалетного столика, схватились за ручку небольшого ящичка, потянув его на себя. Шелест пергамента, тонкий, еле уловимый сладкий запах, такой привычный, вызывающий немного горькую, но всё же улыбку.
Сладкий аромат становится ощутимее, когда самокрутка со своим “волшебным” содержимым начинает тлеть. Опиревшись попой о туалетный столик, Тори вдыхала этот терпкий сладкий дым как можно глубже. “Они говорят это, когда хотят затащить в постель, будто обычного “я тебя хочу” в их понимании не хватает. Да и... он юнец, который, даже не смотря на всё остальное, вполне может ещё просто не понимать всей глубины своего заявления”. Тори не знала, что в действительности думал Один, что он чувствовал и что не хотел говорить кроме тех слов. Поэтому её суждения оказывались достаточно узкими и однобокими, основанными лишь на своём опыте. И отвечать на такое, как говорится, слёту - глупость.
Однако, отрицать не стоит - было приятное чувство, такое тёплое… нет, не возбуждение, которое накатывало от довольно уверенных и собственнических прикосновений, а мягкое и трепетное от слов Одина. Это раздражало, потому что самого младшего Вигберга что-то вечно останавливало. Раздражало ещё и то, что не смотря на свои слова он всё же сомневался. Причём тогда, когда сомнения чреваты как минимум непониманием.
Затяжки были частыми, от чего самокрутка тлела слишком быстро, а голова начинала кружиться. Стоило перестать размышлять и сопровождать это активным успокоением, как головокружение прекратилось, оставляя лишь приятную слабость в мышцах и почти истлевшую самокрутку между тонких пальчиков.
Из барного шкафчика Фреодегар достала ещё не начатую бутыль вина, которую лишила пробки, просто потянув ту зубами.
-Омерзительно, - морщась и отставляя бутыль на первую попавшуюся поверхность и делая новую, но уже не такую сильную затяжку. Вино оказалось кислым и противным на вкус, будто делали его уже изрядно напившись чего лучше. Самокрутка почти истлела в руке белокурой, - сплошные разочарования сегодня вечером.
Злость немного улеглась от расслабляющего действия гульрамской травы, но всё же обида и периодически вспыхивающие приступы ярости оставались. Скрутив ещё одну самокрутку и поджигая её от небольшой свечи, Актория двинулась в сторону винного погреба в надежде найти там что-то получше…
Уже более мягкой походкой, лишённой следа напряжения, девушка вернулась в свои покои с початой бутылкой чего-то сладкого и ароматного, словно нектар. Всего прошло где-то около часа с того момента. как она хлопнула дверью в гостевых покоях.
Вигберг миновал нескольких служанок, справившихся о его здоровье… что странно прозвучало в освещенных лишь только его и их фонарями коридорах. Миновал он и странного старичка с большущей звездой, скатившейся до выпирающего чрева, и высокого постового, охранявшего покои леди и лорда Фреодегаров. А после, вдоволь наглядевшись на ненужные ему красоты усадьбы, оказался наконец перед дверью, за которую хотел попасть.
Намерения его были просты… он хотел прийти и просто успокоить, приласкать Акторию. Он ожидал увидеть спящую фигурку, притулившуюся в большущей постели. Ожидал увидеть сердитую женщину, глядящую на него исподлобья. Но…
Когда он вошел и оперся о косяк плечом, лицо его стало совсем непроницаемым. Один кашлянул, глядя на напивающуюся девушку без презрения, хотя в душе его залегла сильная неприязнь. Ему было мерзко, но он ничем того не выказал, просто кашлянул еще отчетливее.
Оборотень сделала ещё один глоток, когда дверь отворилась. По запаху, лишь слегка перебиваемому ароматом вина, она знала - кто пришёл к ней в комнату. А когда гость кашлянул. привлекая к себе внимание, Актория отставила небольшую бутыль в сторону и поудобнее устроилась в кресле. На девчонку, которую требовалось успокаивать, она сейчас совершенно не была похожа.
- Чем я обязана Вашему визиту? - немного склонив голову на бок она посмотрела с интересом на Одина. Уже почти спокойная, ничем не выказывающая совсем недавную ярость.
Дворянин приподнял бровь и кивнул, будто сделал какие-то собственные умозаключения, а после прошел в комнату и закрыл за собой дверь.
- Вы ведь сами сказали, что без моего члена жизнь становиться невыносимой… - Сказал он спокойно, но после все-же нахмурился и сказал. - Как ты себя ведешь? - Этот вопрос просто вылетел из его уст и он замолчал, позволив вопросу повиснуть в комнате. - Я даже не первый… и не последний. Очередной паренек в каком-то безумном списке имен... - Он рыкнул и положил руку на грудь, ощущая себя полнейшим идиотом… «Тогда зачем ты сам к ней пришел, если не для того, чтобы стать очередным?», вопрошала гордость, и Один встал перед Акторией, склонив голову и глядя ей в глаза. - Любовь? - Его ладонь подняла бутылку с вином за горлышко и он медленно устало сморгнул злость, «Чем ты лучше нее, чтобы говорить свысока? Что она тебе обещала?», добро молвило сознание, и он поставил бутылку обратно, устало спустившись на колени перед девушкой. - Я не лгу… - Сказал он, не желая говорить дальше и склонившись к ее коленям…
Фреодегар хмурилась, пока дворянин не опустился перед ней на колени. В этот момент её лицо стало мягче, а сама она прикрыла глаза, будто в задумчивости. Женские пальчики коснулись его волос, медленно перебирая пряди.
-Ты снова говоришь о любви, - кажется, её голос еле слышно дрогнул, - только опасно говорить такие вещи, сомневаясь. Особенно, если на них могут дать положительный ответ, - серые глаза приоткрылись, - и как мне верить, если ты постоянно мечешься в своих желаниях?
Сколько раз она это слышала? А сколько раз действительно хотела это услышать? Стоит признать, первое было гораздо чаще второго. Но сейчас подобные речи не только заставляли голос предательски подрагивать, но и сердце стучать чуточку чаще…
- Ты…- Он пожелал промолчать и не говорить очевидных вещей. Она уже и без того знала, кем является, зачем повторять ей. - Желания… любовь… то разные вещи. - Один потерся лбом о ее шейку и положил руки на ее бедра. Платье мешало раздвинуть ее ноги и примостится ближе, чтобы говорить не только языком. - Я люблю тебя… и это неизменно… - «И я больше не буду повторять этого… иначе то потеряет смысл», пальцы его подтянули подол ее платица повыше и он все же сел так, как желал, близко… ближе некуда. Он глубоко вдохнул запах ее кожи, вновь ощущая боль в груди и сдавленное чувство одержимости. Вигберг закрыл глаза, приласкал пальцами ее бедра и замолчал…
-Они часто сопровождают друг друга, - снова запуская пальчики в его волосы и прикрывая глаза. Она не была уверена, что ей стоит говорить эти же слова... Не потому что они были бы ложью. Скорее, ей казалось, что повтори и Актория их - слов о любви станет слишком много в этих покоях. Сейчас словам вообще было мало места в становящейся душной комнате.
Ладони солдата ласково прошлись по ее бедрам и отыскали под подолом девичьего платья белье. Он склонился ближе, соприкоснувшись поясом с ее лоном и приподнял ее за мягкое место, не прерывая поцелуя. Вигберг поднял ее, как отец поднимает непоседливого ребенка, и сделал несколько болезненных шагов к кровати. Грудь стянуло жгучей болью, но боль отошла на второй план, когда ладони его мягко сжали ее ягодицы, а губы сорвали страстный поцелуй с губ ее…
Сопротивляться Тори даже не собиралась, поддаваясь, позволяя взять себя на руки и понести куда-то, в надежде, что пунктом назначения окажется постель. Тот огарок, что ранее Один держал в руках, уже погас, так что комнату заливал лишь лунный свет, просачивающийся межу прикрытыми занавесками и слабый огонёк свечи возле кровати.
Ласково пальчики поглаживали его шею, пока губы отвечали на поцелуй. На мгновение оборотень разорвала поцелуй, что бы вдохнуть, а затем уже более мягко коснулась его губ снова.
Потом он медленно возложил ее на кровать, еле видную в свете убывающей луны. Руки его, прохладные, мозолистые, привыкшие к мечу больше, чем к ласкам, медленно задрали подол ее платья, обнажая талию, ложбинку пупка, с которого и сам он выпил бы вина, предложи ему кто-либо…пальцы остались там, на талии, не желая размыкать теплого прикосновения к гладкой бледной коже...
Он так и стоял на коленях, склонившись над ней и глядя на сокровище, что досталось ему так легко… на сокровище, которое он не хотел ни с кем делить, от мягких пяточек, до светлых волос, пахнущих так манко. Он готов был целовать ее везде, как драконы помечают ожогами злато в своих сокровищницах, так и это золото он хотел пометить горячими поцелуями. Сумасшествие то отражалось в синих глазах, взгляд которых скользил от белья, до ее мягких и теплых губ.
- Смелее, - тихим шёпотом, растворяющимся в ночи, будто подталкивая, провоцируя быть увереннее. Пальчики заскользили по вороту его рубахи, мимолётно играя с тканью, заминая её в желании снять. И только затем аккуратно потягивая на себя, говоря о своих намерениях более яственно. “И не дай Имир, он снова остановится”, - единственная мысль в разуме, затуманенном эмоциями. Его руки уже не были столь холодными, как сначала, немного согревшись от тепла её тела, но прикосновения всё равно вызывали приятную дрожь. И сейчас Актория уже не чувствовала и следа обиды на Одина. Она утопала в совершенно иных эмоциях, намного более приятных.
«Смелее...», вторили мысли, но Один не торопил мгновения, позволяя ей играться со своей рубахой. То был момент, переломный момент, когда притягательные и сокрытые тканями тела вот-вот должны были обнажиться. Он чувствовал то напрягшимся торсом, шеей, чувствовал мелко и часто дышащими легкими. А потом пальцы одной его руки скользнули в ее белье, ненавязчиво, медленно, будто нарочно растягивая путь… вторая же рука легла под ее локотком, касаясь девичьего бочка…
Он поцеловал ее, пока пальцы ласкали ее внизу. Мягкий поцелуй, где губы его смыкались на губах ее, а языки сплетались и расставались вновь. И мягкие поглаживания, сулящие нечто большее… но не сейчас, не в это сакральное и переломное мгновение…
Для улучшения собственных ощущений и удобства Одина, Тори немного больше развела ножки, давая больше простора для ласк. Во время поцелуев пальчики зарывались в его волосы, поглаживая. Спускались на шею, плечи, спину… Белокурая старалась не задевать даже края бинтов, пока рука вырисовывала узоры на его коже.
Фреодегар и сама не торопила Вигберга, наслаждаясь тягучестью и сладостью момента. Хотя, обычно она бы уже была сверху и чуть ли не разрывала эту рубашку, это платье… всё, что мешало почувствовать его кожу как можно ближе. Но сейчас хотелось действовать в том ритме, который задавал мужчина, подчиняться, поддаваться. Стать не просто какой-то любовницей, но стать полностью его женщиной. И пусть для этого придётся лишиться рассудка от неспешных ласк там, внизу. Сойти с ума от поцелуев, которые в один момент со стороны Актории стали более требовательными, но не агрессивными.
Сладкие поцелуи стали стремительными и болезненными… дыхание ее сбилось окончательно, а меж ног стало тепло и влажно. Поцелуй прервался, оставляя между ними тонкую нить… а после оборвалась и она. Пальцы мягко выскользнули из ее кружев, на прощанье слегка потянув ткань вверх…
Вигберг поглядел на свои мокрые пальцы, а после на едва ли не дрожащую от страсти Акторию, и вложил один из пальцев меж губ, впитав ее соки…
После этого он медленно поднял ее, целуя шею и плечико. В тусклом свете луны Один отыскал тонкий шнурок и потянул за него, ослабляя завязки платья. Оно сползло ниже, оголяя вырез груди и плечи. Он глубоко вздохнул и взялся за собранный подол ее платья, медленно поднимая его с гладких коленок до волос… оголяя ребрышки… а после и грудь, не сокрытую от него уже ничем.
Фреодегар была пред ним почти нагой. Тусклый синеватый свет луны, пробивающийся через оконце, высветил изгибы талии, груди, плеч, округлых бедер. Один медленно склонился ближе и кратко поцеловал ее грудку, закрыв глаза и перестав дышать, а после выпрямился, все еще не размежая век...
Актория положила ему руку сначала на плечо, а затем мягко , пбудто приглаживая ткань спустилась груди чуть выше предполагаемой кромки бинта и ласковым движением заставила Одина сесть, а затем приподнялась и сама. Смотря в синие, подёрнутые пеленой желания и любви глаза, хотелось тонуть в них, не отрываться от созерцания. Все действия длились секунды, но в столь медленно ритме казалось, что время течёт подобно мёду. Касания губ, ощущение сладкого привкуса.. Фреодегар стояла перед Одином на коленях, оказавшись чуть выше него. Пока длился поцелуй, белокурая начала стягивать с мужчины рубаху, заставляя еле заметно вздрогнуть от прикосновения прохладного воздуха к доселе прикрытой коже.
Когда ткань уже не мешала ощутить тепло кожи, девушка снова мягко заставила дворянина сменить положение, прильнув затем губами к его шее.
Приподнявшись на локте, он прильнул губами к ее затылочку и вдохнул запах ее волос. другая рука отыскала ее мягкое место и остановилась там, поигрывая с кружевной тканью и порой мягко прижимая ее ягодицы ладонью.
Он ощущал подступающую беспомощность, но позволил Актории делать так, как она желала… сейчас это даже интриговало. Маленькая фигурка целовала его шею мягкими своими губками… он закрыл глаза задышал глубоко, не отнимая губ от ее волос.
Оставляя влажный след от поцелуев, Тори спускалась ниже, минуя лишь бинты. Хотя руки очень аккуратно касались и этой части, стараясь не вызвать никаких неприятных ощущений.
Пальчиком Тори провела от нижнего края бинта до пояса штанов, а затем повторила этот путь мягкими поцелуями, а грудью касаясь паха. Сев и выпрямившись, графиня начала столько неспешно избавлять от оставшейся одежды Одина, сколь неспешно это делал он с ней. Ладони то и дело будто невзначай касались напряжённого члена, всё ещё скрытого тканью штанов.
Сначала ручкой Тори коснулась раскалённой плоти, а затем и губами, при том выгнувшись подобно игривой кошке. Неспешные ласки, прикосновения губами уже совсем не к губами дворянина… На несколько секунд Актория оторвалась от ласк, взглянув на лицо Вигберга и облизнувшись.
Один лежал, склонив голову и закрыв глаза. Он чувствовал себя почти беспомощным, когда губы ее касались паха внизу. Вигберг едва не сжимался, чувствуя напряжение… через боль ее поцелуи вырисовывали на торсе отчетливые рисунки мышц. Рука уже не доставала до ее ягодиц, но с удовольствием прикасалась к волосам, убирая их с ее прекрасного лица.
Из под опущенных век он подглядывал, как мальчишка, потому как шире глаза уже не желали раскрываться… она лишила его почвы под ногами, растоптала волю и полностью подчинила, простым прикосновением. И ничего поделать он уже не мог, только тяжело и прерывисто дышать горящей грудью...
Она вернулась к ласкам, то дразнящим, еле касаясь язычком, то даря более полные ощущения уже губами… Завершая ласку уже прикосновениями пальчиков, Актория потянулась вперёд, ласково касаясь губами ключицы, шеи и уже подбородка, немного поморщившись от щетины, царапнувшей нос.
Тело самой оборотницы уже просило, буквально сгорая от желания продолжения действа, но она оставила этот шаг за Одином, давая ему решать, как пойдёт дальше.
Он слепо сорвал поцелуй с ее влажных губ, все еще чувствуя приятное напряжение после ее обескураживающих ласк. Солдат приходил в себя, как после сильного удара по голове. Сначала выровнялось дыхание, затем ладони вновь легли на приподнятую попку дворянки, а потом он медленно перевернулся, окончательно скидывая брюки и оказываясь сверху.
Он возложил локоть возле ее виска, целуя ее крепче, ощущая все большую власть, чувствуя, как возвращается к нему сила, как желание толкает его вперед. Пальцы второй руки отыскали кружевную ткань, он слегка дернул за край ее, она поддалась, послышался треск ниток… а после он окончательно сорвал с дворянки белье, оставляя ее нагой, маленькой в его руках…
Возложив на хрупкое ее плечико подбородок, он приподнял ее поясок, позволяя объять себя бедрами… вошел медленно, чувствуя тепло внутри нее и болезненное давление... и положил начало ритму…
Невольно Актория выгнулась, на сколько это позволяло положение. С губ её сорвался пока тихий, короткий, но сладкий стон. Одной рукой она обнимала дворянина, а пальчиками другой сжала атласное покрывало. Для неё весь мир сжался до них двоих, сейчас настолько близких друг к другу, что ближе, кажется, невозможно. Запахи, царящие сейчас в покоях, дурманили обладательницу чуткого обоняния сильнее, нежели недавний нектар, так и стоящий недопитым на столике.
Стоило темпу хоть немного измениться, как стон стал громче, начинаясь с тихого, плохо сдерживаемого рыка. После этого прозвучало сбивчивым хрипловатым шепотком: “поцелуй меня”.
И он поцеловал, опустившись ниже и собрав ее волосы ладонью, слегка потянув их и склонив ее лицо к себе под такт движущихся тел. Луна тускло освещала сие действо, заглядывая краешком своего неполного диска в окно. Гладкое тело женщины изгибалось, обнимая бедрами пояс мужчины. Синий свет высвечивал царапины на спине, руках и ногах солдата, губы его касались ее… ладонь соприкоснулась с ее ладонью и они сплелись пальцами, он зарычал, низко, как волк, и склонился ниже...
Одину было больно, перевязанная и перешитая грудь ныла, но он сквозь боль глядел в серые глаза, кратко дышал, сбирая с губ ее нежность и страсть. Урожай поцелуев, ласк… тела их соприкасались, пах его напряженно болел, и семя взбиралось все выше, готовое излиться в лоно прекрасной дворянки… он закрыл глаза, не желая заканчивать все сейчас, пытаясь удержать момент, но не прекращая поцелуя и не прерывая ритма разгоряченных тел…
В этой позе становилось слишком жарко, воздуха просто начинало не хватать. Не говоря уже о том, что девушка волновалась за его раны при таком накале страстей. Сбивчиво шепнув что-то на ухо Одину, Тори выскользнула из-под него, доставляя неприятные ощущения и себе и ему от временного разрыва близости.
Оборотень мягко заставила его перевернуться на спину, нависая при этом сверху и целуя мужчину. Ладошка легка на щетинистую щёку, поглаживая. И снова этот сладкий момент соития тел, от которого тихий рык удовольствия послышался со стороны девушки. Теперь белокурая, опираясь руками о кровать, задавала темп их секса. Растрепавшиеся волосы щекотали кожу дворянина.
Один положил мозолистые руки на ее задок и слегка приподнялся, целуя ее колышущиеся грудки. Волосы дворянки ниспадали ниже, касаясь его плеч, лица. Губы солдата ползли по ее коже, награждая слепыми поцелуями грудь, шею, ушки.
Руками он направлял ее, прижимая бедрами, и порой изгибаясь против ее такта, проникая глубже. Он вспотел и вспотела она… потому мокрые хлопки теперь раздавались громче… комнату заполнили звуки секса, дополнив атмосферу страсти, разбавив запахи и силуэты.
Один довольно прикрыл глаза, кратко, слепо и бездумно целуя ее, дыхание сбилось, тело напряглось и вздулись на руках, груди и шее вены. Пальцы сильнее сжали ее ягодицы, один проник в свободное отверстие, с губ сорвалось какое-то оборванное слово и он напрягся еще сильнее…
Рукой солдат оперся о постель и привстал, губы сомкнулись на нижней губе Актории, глаза сощурились, на переносице залегли складки, а вторая рука сильнее принялась направлять дворянку… он низко и глухо рычал, словно раненый зверь, но слов произнести не мог, ему было слишком хорошо и плохо одновременно…
Похоже, это были последние его толчки пере тем, как внутри девушки всё сжалось в спазме удовольствия, заставляя прижиматься сильнее. Тори редко, когда стонала, сейчас тоже было не исключение из правил, поэтому она издала лишь низкий рык на выдохе, жадно целуя Одина и сбиваясь в заданном ритме. Сероглазая забыла где они, что с ними было хотя бы за час до этого. А отрывистое “люблю”, всплывающее в сознании, и вовсе заставляло забыть о скоротечности их знакомства.
Вигберг выпрямился и сел, обняв ее и уткнувшись в нежную шею. Руки его прижали ее за крестец, с приоткрытых губ сорвалось неозвученное «Люблю», когда теплое семя заполнило ее, когда приятная боль внизу заставила солдата скрестить ноги и скоро задышать. Возможно все мужчины чувствовали особую ласку и трепет по отношению к женщинам в те секунды, ту почти культовую любовь и преклонение, но все-же, сейчас Вигберг почувствовал именно это.
Ласково пальцы его вырисовывали какой-то узор на ее коже, поглаживая гладкую спинку, спускаясь ниже, доходя до коленок. Он вдыхал ее запах, сладкий… пусть люди со стороны и не сказали бы так, но запах ее показался ему запахом Играсиль, чем-то совершенным отчасти. А может так пахли все женщины, стоило только в них влюбится.
Синие глаза его были прикрыты, губы шептали ей на ушко всякие глупости… он сам не заметил, какую чушь несет, как сравнивает ее с цветами, с луной, как рассказывает ей о том, какова ее кожа на вкус. А после и то прекратилось, он просто сидел, обнимая ее, чувствуя ее грудь, ее бедра, ее ладони, ее ушки, ее губы.
Она слушала сбивчивую речь и улыбалась. Потом наслаждалась запахами, уткнувшись носиком в шею, прижавшись и уже дыша более размеренно. Губы ласково коснулись кожи… Только одно заставило девушку вздрогнуть и выпрямиться, повернувшись лицом к двери, кусочек которой виднелся из-за полога с той стороны. Звук приближающихся шагов из за неприкрытой Одином двери. Тот видимый кусочек светлел, что явственно говорило у наличии идущего свечи. Может, кто-то среагировал на звуки, доносящиеся из покоев графини и решил пойти проведать - всё ли нормально, хотя здесь ни у кого кроме Берты и Актории такого чуткого слуха не было. А может кому-то просто не спится и он решил побродить по усадьбе, хотя в отношении слуг это не особо приветствовалось. В любом случае, что бы это ни было и кто бы это ни был, белокурая так замерла, смотря в сторону двери, пока шаги не начали удаляться, а свет тускнеть.
- Останься сегодня в моих покоях, - снова поворачиваясь к Одину.
Дворянин улыбнулся и проигнорировал ее просьбу, словно то само собой разумелось. Он повернулся, укладывая ее на постель и прерывая их до сих пор не завершенное слияние. В паху было мокро и скользко, в комнате пахло его семенем, их потом.
Но все-же, несмотря на неподобающие моменту запахи, на то, что они были нагими, несмотря на все, он коснулся своего пальца на правой руке, потер его и медленно стянул черное деревянное кольцо, испещренное рунами.
Синие глаза Вигберга задумчиво разглядывали лежащий на ладони перстень. «Дарить родовое кольцо оборотню… тебя проклянут… потомки, предки, проклянут все, дурак», шептал рассудок, но один в который раз проигнорировал его и мягко поманил Акторию за запястье к себе.
- Я останусь в твоих покоях сегодня, а ты останься в моем сердце навсегда… - Он глубоко вздохнул, непреклонно и торжественно одевая на ее пальчик перстень, тот слегка сжался и принял новую хозяйку. - Ты выйдешь за меня? - Спросил он, переводя взор на ее серые зеницы и склоняя голову.
Актория снова замерла. В глазах начала читаться паника. Взглядом она бегала по лицу Одина, по руке, на которой красовался перстень, снова по лицу Одина. Она пыталась что-то сказать, но получилось, что Фреодегар просто открыла и закрыла рот. Пожалуй, любая другая слишком молодая глупая дворянка или вообще девчонка завизжала бы, кинулась бы на шею к новоиспечённому жениху. До этого удивлённое выражение лица сменилось серьёзным. В голове пронеслись наставления отца, который будет явно против такого стечения обстоятельств. И не только это омрачало всю ситуацию.
- Ты, - она пыталась подбирать слова, - хорошо подумал? Мы не крестьянские дети, что бы жениться и выходить замуж за всех подряд, - хотя это звучало лишь как отговорки. Надо будет, она сбежит с ним куда-нибудь. Или просто отречётся от своего имени, коль всё будет совсем плохо. “Но это по-детски”. В душе боролись два чувства, два страха. С одной стороны, Актория однажды уже была окольцованной п воле случая и упустила своё возможное счастье из-за проявленной трусости. С другой - страх, что из этого не выйдет ничего хорошего. Во всяком случае- пока.
- И не маловажный факт, что я оборотень, - немного отстраняясь, говоря очень осторожно, - и дети мои будут уже не людьми.
Это была одна из негативных сторон проклятия, по мнению самой Актории. Она была связана по рукам и ногам в плане счастливого брака с кем-то, кто не переваривает на дух превращающихся. А таких были большая часть Рузьяна и Греса.
Один замолчал, вдумываясь в ее слова. Опрометчивость не была частой гостьей в списке его важных решений… но и сейчас он не считал свое решение неправильным. Дети-оборотни… пожалуй, ей стоило объяснить, как видел раньше оборотней он сам… сколько мифов связано с этими существами в священных текстах, в простых рассказах и баснях. - Оборотни не едят свое потомство… - Глупо произнес он, и только потом понял, что сказал это вслух. Вигберг едва не ругнулся про себя, но все-же решил, что стоит продолжить, раз уж начал. - Не взывают к Рилдиру ночами и днями, не выстраивают черных молелен, в которых взывают к демонам. Оборотни не бегают в стаях по небесам, ведомые дикими мертвыми всадниками на мертвых лошадях. Нет... - Он не смог подавить улыбку. - А еще оборотни не убивают мужчин, с которыми занимаются сексом… - Молвил он, глядя на ее мягкие грудки, которые так и хотелось потрогать… мысли эти отозвались в паху согласием, но сейчас было время для разговоров, а не для секса. - Что до решений… все будет хорошо, временами плохо… как у всех. - Взгляд его вновь коснулся ее серых, непонимающих, осторожных и слегка испуганных зениц. - Нет… все же лучше. - Улыбнулся он ей. Может сейчас Вигберг казался ребенком, мальчишкой, играющимся с такими тяжелыми решениями, но в груди его поселилась уверенность, что Актория, непослушная и капризная в некоторой мере, будет хорошей ему женой. После он вспомнил ее фразу и замолчал вновь на несколько долгих мгновений, играясь с ее коленкой пальцами. «Всех подряд...», вспомнилось ему и он произнес с меньшим теплом. - Только если ты не говорила о разном ранге…мой род ниже вашего, но я не ищу себе женщину с тем расчетом... - По правде говоря, он вовсе не искал женщин, то было ему почти без надобности. Разум его был занят битвами, работой, философией, религией и прочей чушью…
Она ещё с минуту смотрела на Одина, хлопая ресницами и думая, хотя со стороны могло показаться, что она просто витала где-то в облаках. Фреодегар глубоко вздохнула и прижалась к дворянину, собираясь отпустить свои страхи и поддаться воли судьбы. Не только поддаться, но и постараться не упустить свой шанс.
- Да, - она сказала сначала тихо, прильнув совсем близко, - я выйду за тебя, - это было сказано уже совсем шёпотом, что бы голос не дрожал так заметно. Оборотень прикрыла глаза на секунду, а потом отстранилась. посмотрев на теперь будущего мужа совсем иным взглядом, - и где ты вычитал, что мы едим своих детей?!
- То ли в «Xienico», то ли «Xileino»… эти архаичные наречия… - Пожал плечами Один, а после уже совсем нагло и по-хозяйски повалил Тори на кровать, расцеловывая, прикрывая одеяльцем их голые задницы и сползая вниз, меж ее бедер. Ночь обещала множество наслаждений для молодых душ… день же не сулил ничего хорошего…
Луна светила в оконце. Легкая изморозь тронула стекло, разрисовав диковинными рисунками его поверхность. Где-то вдали выли волки. По далекому тракту ехали торговцы. Крестьяне Фреодегаров собирали остатки полезных трав, запирали амбары, кутались в теплые рубахи. Приближалась зима...