~ Альмарен ~

Объявление

Активисты месяца

Активисты месяца

Лучшие игры месяца

Лучшие игровые ходы

АКЦИИ

Наши ТОПы

Рейтинг Ролевых Ресурсов - RPG TOP Рейтинг форумов Forum-top.ru Демиург LYL photoshop: Renaissance

Наши ТОПы

Новости форума

12.12.2023 Обновлены правила форума.
02.12.2023 Анкеты неактивных игроков снесены в группу Спящие. Для изменения статуса персонажа писать в Гостевую или Вопросы к Администрации.

Форум находится в стадии переделки ЛОРа! По всем вопросам можно обратиться в Гостевую

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » ~ Альмарен ~ » Старые рукописи » Не лучшая дорога на юг.


Не лучшая дорога на юг.

Сообщений 1 страница 25 из 25

1

http://savepic.ru/10333088.gif
Время: меньше года назад.
Лица: Ритца и Гоц фон Эрмс.
Место: Кельмирский лес.
Коротко о сути: На устах многих сказителей поговорка "хочешь попасть на запад, иди на восток; хочешь попасть на север, иди на юг"... но Гоц выбрал пойти на юг, когда ему нужно было попасть на восток, в Ариман. Двигаясь от Греса, он истоптал уже множество дорог и наконец оказался у той, что вела к заветному порту, от которого можно было отчалить с какой-нибудь командой на восток. Но глупая ошибка в выборе пути заставила его заблудится. В довершению ко всему пошел дождь... Где-же он найдет тепло, сухость, еду и приятную компанию?

(сегодня до или после обеда пост напишу)

Отредактировано Гоц фон Эрмс (01-07-2016 05:07:54)

+1

2

       Гоц шел под проливным дождем, высоко воздев руку и прикрываясь краем плотного серого плаща. По лицу его струились капли, западая под уставшие глаза, стекая по щекам, касаясь губ и падая с подбородка. Взгляд его метался, вторая рука держала почти потухший фонарь, где-то выли волки. Он перепутал корень со змеёй, наступил и та взвилась, зашипела и всадила бы свои ядовитые зубы в его руку, если бы не ударилась об фонарь головой. Ночь подползала ближе... «Два часа, и в этом лесу будет темнее, чем в могиле матери», подумал он устало. Но хотя-бы не было молний... и тогда, когда он помыслил об этом небесном благе, грянул гром...
       Фон Эрмс бежал, громыхали молнии, стучали его зубы, глаза его полубезумно глядели вдаль, через лесные прогалы. В голове был бесконечный кавардак. Тьма становилась всё гуще и гуще. Он чувствовал, как тьма схлопывается вокруг, словно огромный капкан. Потом он упал, выронил фонарь, неосознанно закрыл глаза руками и взмолился, ощущая капли дождя, бьющие по плащу и капюшону. В голове звучало женское властное «Гоц... стой»... и он упал окончательно, чувствуя как темнеет всё вокруг.
       Сон захватил его навязчиво и зло, как всегда в такие темные дни. Посреди водного мрака появилось и исчезло лицо... Он лежал на груди и глядел в уходящий далеко-далеко донный мрак. Под ним плыла ненавистная ему фигура. Чей-то силуэт в темноте, рыба ли... русалка ли. Он глядел и не мог ничего вымолвить, в легких не было воздуха. Лицо появилось вновь, среди тьмы, и он устало глядел на неё. Мать его была красавицей, такой томной, плавной, высокой и сильной... от неё веяло возвышенной и оправданной властностью. Нагой стан её украшала грудь и широкие бедра, глаза глядели двумя бирюзовыми монетами, губы были бледны и возбудили бы его, не будь он её сыном. Хотя что такому созданию как она до родства... Гоц глядел, как её рука медленно касается его щеки, оставляя след гниения, губы впиваются в его губы в страстном мертвом поцелуе, он не может вытащить меч, чтобы убить эту гадину... а она оплетает его всё больше, и он гниет, становится частью этого бесконечного потока...
       - Рилдир... веди меня во мраке своем. - Только и смог вымолвить судорожно фон Эрмс едва ли своим голосом, каким-то потусторонним, хриплым и гулким. Он проснулся посреди темного леса. До сих пор шел дождь, была темная ночь, но грома с молниями уже не было, потому повода для панического бегства тоже не было. Страх улегся, Гоц вымок и простыл. Мысли вертелись хороводом, от просто «Где я?», до более сложного «Куда идти?». Нос забился и в ближайшей луже арфист сначала умыл лицо, а после высморкался, почувствовать, как меж пальцев проскальзывает парочка дождевых червей. Сегодня ему не везло. От чертовых разбойников, которые поставили ложный путеводный знак, который привел Гоца к самому лагерю... пустому и старому «Эти чертовы идиоты ушли... а знак оставили, болваны», подумал он тогда, не зная куда идти дальше. Он пошел предположительно на юг, желая выйти на берег, и вот... до ночи проплутал, не разбирая, куда идти и только чудом не нарвавшись на какого-нибудь матерого зверя.
      Умывшись, он явно почувствовал легкое облегчение, дышать он теперь мог, да и вода в луже была теплая... а он ужасно замерз. Встав на подгибающиеся ноги, он чуток постоял, а после двинулся дальше, так и не найдя фонарь в кустарнике. Он продирался через кусты, низкие ветки деревьев, падал и снова вставал. Его плащ не рвался только из-за того, что был из плотного и добротного материала... а вот всё остальное. Рубаха его, раз зацепившись за какую-то колючку, порвалась на груди, и приходилось идти так. Брюки тоже слегка порвались, а сапоги теперь просили каши и неприятно хлюпали... «Опять будет грибок», нахмурился он, скривив губы в презрении ко всему этому... дерьму.
      В конце-концов, он наконец вышел на какой-то малый прогал... возможно боги привел его сюда своей десницей... а может это была просто удача. «Если здесь мне против обыкновения не захотят перерезать глотку, а накормят, оденут и в кроватку уложат, то я даже помолюсь перед сном... кому-нибудь из более симпатичных богов. Как звали ту богиню с огромной задницей? Лентана? Барриах? Неважно», хмуро подумал он, подходя ближе и доставая из ножен меч. Клинок застрял на полпути, и пришлось долго глупо щелкать им, скорее всего что-то или кто-то маленький забился внутрь.
     - Эй хозяева. - Хрипло выкрикнул он, подойдя к двери уже с клинком в руках и постучавшись. - Я Витор де Муоль и я с дружбой, если и вы без вражды. Отворяйте дверь или молвите чрез неё. - Произнес Гоц, глядя уставшими глазами на дверь и понимая, что если сейчас дверь отворится и из-за неё покажется кто-то с арбалетом - то ему крышка. Да даже если кто-то с кинжалом появится... он был совершенно не в форме, и фехтовние было не его профилем. - Ну же? - дополнил он.

+1

3

Бьянка ненавидела одинокие ночи, когда Ритца уходила до самого утра, оправдываясь тем, что в это время выбирается на прокорм крайне редкий зверь, шкура которого высоко ценится. И трудно сказать, что именно в первую очередь служило явной причиной неприязни оставаться без общества тифлинга: не то безудержная паника и осознание абсолютной своей беззащитности перед всем враждебным миром, не то обгладывающая сердце тоска и страшные фантазии, что с очередной своей охоты полукровка не возвратится домой.
Зеленокожая дева, как позднее, после их спонтанного знакомства, убедилась Бьянка, лишь на первый взгляд казалась чудовищем, порожденным чьей-то больной фантазией. Юная прелестница помнила свои испуг и трепет, когда недели две, а то и почти три, назад ее просто-напросто похитили из родного гнездышка, силком заставив выпить и какое-то зелье - ей запомнились его цветочный аромат и приторно сладкий вкус.
То, что всему виной загадочное снадобье, ей не приходило в голову. Просто с того момента она боялась не тифлинга - она боялась за нее, и будь ее воля - ни за что не отпускала бы полукровку из дому.
Бьянка, недовольно что-то ворча себе под нос, поставила металлический таз под капель - снова протекала крыша, которая в этом доме была главным источником головной боли в случае непогоды - и спустилась вниз с чердака. Последнее время дожди шли часто, а дела на охоте у Ритцы складывались не лучшим образом. Та не жаловалась на неуспехи, но неудовольствие сквозило в каждом движении, а так же нередко в шипящий и рычащий голос вкрадывались угрюмые нотки, и тогда белокурая девушка отчаянно пыталась своей нежностью хотя бы сгладить обозленный настрой своей подруги. Надо сказать, это неплохо удавалось.
Сегодня же и вовсе стихия разыгралась - Бьянка честно и старательно пыталась уснуть, свернувшись клубком под одеялом, но рокот грома, словно над домом склонился исполинский дракон, потешаясь над бедной девушкой и намереваясь запугать ее рычанием до смерти, не давал даже задремать, и очень скоро бедняжка оставила тщетные попытки.
Гроза, впрочем, буйствовала не так долго, а так же не принесла особых повреждений дому, разве что любовно растрепала и без того несчастную крышу. Зажженную свечу Бьянка поставила на пол, опустилась перед ней на колени, сложила ладошки лодочкой и принялась смиренно молиться Имиру за благополучную охоту своей подруги, которая равнозначна и скорейшему возвращению той домой. Ритца потешалась над глупой, как она говорила, привычкой обращаться к Богам за всякой чепухой и считала, что те давно уж отвернулись от простых смертных и даже бессмертных. Уж точно, - сплюнула тифлинг тогда себе под ноги, - им нет дела до потомка демона.
Бьянка лишь опускала взгляд, не пререкаясь со своей подругой, но и не изменяла своей традиции, которая была принята в ее семье. Подбиравшегося незваного гостя к упрятанному в лесной чаще домишке она не расслышала, и потому среагировала лишь на стук в дверь, встрепенувшись - счастливая улыбка озарила было миловидное личико, но...
Что? Мужской голос? Бьянка задрожала, вскакивая на ноги и подхватывая свечу, огонек которой едва не погас. Несколько секунд она так и стояла, словно нелепый и перепуганный призрак, - длинная, по самые пяты, белая сорочка лишь больше придавала сходства с этим образом, равно как и распущенные светлые волосы - робко надеясь до последнего, что безусловно страшный гость изволит уйти сам, хотя в глубине души девчушка понимала: в такую погоду найденный им дом будет оплотом надежды, под крышу которого стоит пробраться любой ценой.
Оружия дома не было. Но был нож, которым разделывали мясо или резали хлеб, и именно за ним босоногая Бьянка кинулась, юркнув в маленькую и уютную кухню, где основное пространство занимала печь. В одной руке уже сжимая рукоять, а в другой удерживая свечу, она потопталась у двери, поставила огонек на полку рядышком и отворила щеколду, вопреки строгому наказу Ритцы - никому никогда не открывать, кроме нее самой. Мир вокруг опасен, и мало ли какое зло однажды наведается в гости. Полукровка говорила, что никогда себе не простит, если не сумеет защитить Бьянку.
И когда перепуганные голубые, словно в ясную погоду небо, глаза узрели блеск обнаженного клинка, девчушка отчаянно вскрикнула и по наитию подалась назад, даже не попытавшись закрыть дверь обратно. Поняв свою оплошность, а так же то, что собственной рукой открыла путь в родимый дом опасному чужаку, Бьянка сделала еще большую, чем до того глупость - она, выронив нож, который раздосадованно брякнул о деревянный пол, кинулась куда-то вглубь, влетая в спальную комнату, и в этот раз захлопнула за собой дверь, к которой прижалась всем телом, будто это могло сдержать незнакомца, возжелай он вломиться и сюда.
- Уходите! - крикнула Бьянка, - у нас нет ничего и нечего брать! Уходите!
Она была близка разрыдаться и отчаянно надеялась, что тифлинг возвратится домой вот-вот. Ритца обязательно защитит. Пусть потом будет ругаться, недовольствовать и рычать, пусть. Это будет за дело, ведь она права, а Бьянка, глупая Бьянка... и зачем она только открыла эту дверь! Надо было затаиться мышонком и ждать, когда человек уйдет. Он ведь ушел бы, верно?..
Скорее бы вернулась Ритца.

Очень примерный и не менее странный план первого этажа без мебели, да.

http://savepic.su/7287918.jpg
В основном помещении посреди стоит большой деревянный стол, к которому прилагается пара стульев. А так в доме достаточно темно - есть оставленная зажженная свеча на полке у входной двери с улицы, а так же в спальне.

http://savepic.su/7300204.jpg

Информация:

Раса: человек;
Возраст: 14 лет;
Магические и боевые навыки: нет;

little starБьянка

+1

4

       Гоц отпустил меч, чувствуя себя голодным и холодным как никогда. Из домика повеяло слабым теплом, и там было действительно теплее, чем на улице под воющим и кусающим ветром. Как пьяный муженек, он вошел в дом, ожидая, что ему промеж бровей дадут сковородой, или всадят под лопатку нож... но ничего подобно не произошло. Он положил обнаженную железку на стол, снял с пояса позади бурдюк и попытался попить, но воды не было.
       - Эй... не пугайся. - Устало молвил он, глядя на дверь спальни, едва видную в свете тусклой свечи. - Я... не злой. - Он замолчал, ощущая фальшь. - Я не убью тебя, и брать ничего не буду. - Его хрипловатый голос звучал громко в этом полупустом домике. В голове Гоца стали роится мысли. «Что если она меня заманила?», подумал он, вглядываясь в темноту серыми усталыми глазами и почесывая русую щетину, пробивающуюся из бледных щек. «Кто может жить один в лесу?», помыслил он, скидывая с плеч серый плащ и бросая его на стол к прочим вещам, потом скинул он уже рубаху, оставшись только в брюках. «Ведьма, разбойник, маг, охотник, лесник... да кто угодно», сам себе ответил фон Эрмс, не желая поддаваться глупым мыслям о своей скорой смерти... ему хотелось тепла и его мучил голод, смерть как хотелось поспать. Он взял свечу с полки и пошел исследовать своё временное жилище. По-крайней мере, уходить отсюда в дождь он не собирался. - Эй... девка... я зажгу очаг. - Он вошел в темную кухню и нашел то, что искал. Маленький очажок, а рядом кое-как поколотые дрова. «Та девка едва ли поднимет топор... здесь есть кто-то еще», подумав так, он оглянулся, словно ожидал увидеть чьи-нибудь налитые глаза и силуэт с топором в руках. Но никого не было, только открытая дверь скрипела на петлях и слышался буйный дождь. Гоц снял корки, отыскал в плаще огниво и вскоре в глубине дома затеплился огонек, который он худо-бедно поддерживал, обложив своими мокрыми одежками, чтобы те высохли.
       - Ну чего ты прячешься? Открыла дверь и прячешься, глупая девчонка. - Хмуро бросил он, проходя мимо двери в спальню и слабо постучав. Полуголый, он и не желал, на самом деле, чтобы она открывала дверь. Пока он чувствовал себя комфортно и так, на правах добровольного захватчика. Хотя в глубине души и было понимание того, что настоящий хозяин вернется, и если это здоровенный бугай с могучими руками, то живым Гоц отсюда не уйдет. «Крыша течет... полы скрипят, есть нечего... чтож за мужик здесь живет такой?», нахмурился Гоц, глядя вокруг «Но тихо и уютно... я бы тоже в таком пожил», подумал он и осекся, вспоминая кошмары, в которых именно в таком темном доме он бродит пустым призраком. - Если бы я хотел тебя убить или чего украсть, то и дверь бы выломал, и тебя бы за космы светлые уже таскал. У тебя там дети что-ли? - Спросил он, прислушиваясь к тому, что происходит за дверью спальни, вроде детских слез не было, хотя он мог ошибаться. - Если так, то всё-равно не бойся, я же не злой. - Он снова трижды медленно и тихо стукнул по двери, но дверь никто не открыл. - Как желаешь.
       Вместо ненужных споров, Гоц вышел за дверь на улицу, огляделся под дождем, справил малую нужду... «Давно хотел»... на особо заросшую стенку домика, а после вошел обратно и прикрыл дверь так, чтобы ветер не трепал её, но и хозяин дома мог войти без труда. «Всё-таки дом-то не мой», пожал плечами седоволосый, садясь перед очагом. Длинные пальцы отыскали в плаще промокшие насквозь сухари, он сложил их на плащ, подождал пока высохнут рядом с костерком и принялся кушать. В этом кругу света от очага было спокойно и тихо. Гоц глядел на огонь и в серых глаза блестела бесконечная усталость вечного бесцельного путника, напополам с пустотой. Кто-то вовсе мог бы подумать, что пред огнем сидит слепец. Ровные губы его были плотно сжаты в линию, он хмурил брови и не поправлял расползшиеся по плечам седые волосы. Длинная сидящая фигура почти закрывала собой весь свет, и потому тот останавливался на исцарапанной и изрезанной сотни раз груди. Зашившие уже шрамы прожитых невеселых лет. Несмотря на молодость и видимую безопасность его профессии, Гоц был тысячи раз ранен разными людьми. Плута, певца, цирюльника и актера обидеть может каждый. Разбойники, пьянчуги, ревнивые бабы, отцы крестьянок и так далее, все они оставляли свои раны. Белые, розоватые, серые. Длинные, короткие, глубокие или неглубокие. Пожалуй, боги ненавидели его тело... а лицо любили и всячески щадили. Потому-что за всю свою жизнь он так ни разу и не повредил своего лица. По-крайней мере серьезно. Может так какой-то эстетичный бог видел мужество? В исполосованном поджаром теле и холодном спокойном лице. В высоком стане и длинных волосах чистого седого цвета. Так или иначе, Гоц не видел в себе силы философствовать на тему тел и мужественности.
      Под аккомпанемент своих воспоминаний и мыслей, он сидел на полу, в окружении собственных вещей, и глядел в огонь.

+1

5

Звереныш капризничал.
С момента своего вылупления это нечто ящероподобное (Ритца до последнего подозревала в загадочном существе кого-то из драконов) вымахало почти по колено, однако даже такой малявке было не занимать свирепости. Диада ошейника и браслета работала на ура, и девчонка не единожды в мыслях вознесла хвалебную оду Бесу, который надоумил сварганить этот артефакт для рептилии, иначе с кровожадным нравом ящера не удалось бы совладать. Полукровка много часов в день посвящала дрессировке, и потраченное время оправдывало себя - некая дисциплина теперь была не чужда для Кузик (на второй слог ударение, да), однако всё равно тифлингу было боязно глядеть в эти неподвижные и пронзительные своим взором глаза с вертикальным зрачком. Острые когти и зубы лишь дополняли образ подрастающего чудовища, которому в зрелом возрасте едва ли кто будет равным. Больше всего Ритцу пугало то, что маленькая тварь не умела играть. Полукровка уйму раз видела детенышей разных зверей и понимала, что через игру они учатся жизни взрослых через игру, и в своем баловстве друг с другом они не стремились навредить или причинить больно, если только по случайности. Но это создание... то, что оказывалось в зоне доступа этих челюстей, было обречено оказаться разорванным на крошечные клочки, и последнее, что играло роль - съедобность избранного объекта.
Впрочем, усвоила Кузик и то, что негоже распускать свои зубы в доме, да и вообще под крышу пускали ящера слишком редко, разве что жалели в такую непогоду, когда, как говорится, хороший хозяин пса на улицу не выгонит.
Зато совместная охота была выше всяких похвал, и тифлинг не могла нарадоваться на подрастающую помощницу в этом промысле. Но эта ночь оказалась не самой удачной. Гроза и ливень сбили с толку ящера, и след зверя давно пропал в грязи. Вначале полукровка не хотела сдаваться, но сейчас, промокшая и вымазанная землей, - ей не повезло пару раз поскользнуться и свалиться - мечтала только о возвращении домой. Без сил замершая под пышным деревом, густая крона которого всё равно едва ли спасала от дождя, Ритца мутно пялилась на две грязевых кочки перед собой, пытаясь сообразить, какая из них - ее питомец.
И когда она всё-таки решилась окликнуть, то выяснилось, что стоило обратить внимание на вообще третью, наименее приметную.
В общем, несолоно хлебавши, несчастная парочка направилась домой в не самом лучшем расположении духа.

Бьянка же мелко дрожала, продолжая держать дверь. Незваный гость хозяйничал по дому, его шаги она слышала ясно на фоне ливня, а когда неизвестный подошел вплотную, то девчушка едва сдержалась, чтобы не отпрянуть назад. Сердце ее колотилось едва ли не громче стука по дереву, которым всё и обошлось. Потом всё затихло, и Бьянка тщетно вслушивалась, пытаясь разгадать, чем теперь занялся вошедший.
Она беззащитно глянула в сторону окна, после перевела взгляд на дверь, несмело отходя назад на пару шагов. Ничего не произошло. Никто не вломился, выжидая до того в засаде, чтобы застичь врасплох.
Что же, у нее есть целый один выход на улицу, и непогода под балахоном ночи всяко лучше неизвестности.
Мелко дрожа от страха и холода, уже меся босыми ногами грязевую кашу, Бьянка испуганно всматривалась в темноту. Ей слишком поздно в голову мысль, что теперь ее участь может печально закончиться встречей с шальным хищником, которого дождь не отговорил от охоты. Девчушка обернулась, чтобы узнать, как сильно отдалилась от дома. Огни виднелись в паре десятков метров, и тогда Бьянка, продолжая дрожать, забилась перепуганным клубком у корней дерева, надеясь, что увидит отсюда возвращение тифлинга. Вряд ли, конечно, поскольку ее человеческие глаза и вполовину не могли похвастать зоркостью, какая была у полукровки, а темнота и дождь во много раз ухудшали обзор.

Ритца замерла, тупо уставившись на приоткрытую дверь. Едва ли Бьянке понадобилось выходить наружу, а выплеснуть таз с водой, которая натекла сквозь крышу, можно и с порога. Что-то произошло, и от этого осознания стало душно дышать, а ноги затряслись.
Нет. Нет, нет, нет! Только не как тогда. Только не истерзанное тело там, внутри. Только не кровь. Только не...
Как зачарованная она открыла дверь, заходя внутрь и медленно вдыхая теплый запах дома. Тошнотворного благоухания соли и металла не было. Сердце колотилось, как бешеное, словно намеревалось оказаться громче шума дождя.
Меж ног прошмыгнул ящер, замерев впереди и водя головой из стороны в сторону - принюхивалась. Тифлинг, успевшая изучить повадки своего звереныша и своеобразные сигналы, которыми та общалась, поняла, что чужак в доме. Да и следы - запоздало опустила она взгляд на пол - говорили о том же. Мужчина. Зверь, наверное? Это место просто манит перевертышей...
Наверное, стоило вооружиться. Дубина, кочерга, вилы... Лопата... Топор... Что угодно. Глупо подобно разъяренному животному бросаться на врага, полосуя когтями, и наткнуться на удар мечом в ответ. Безнадега, если приперся маг.
Но если эта мразь хоть пальцем тронула Бьянку...
Она вырвет ему глаза.
Вырвет язык.
Вырвет сердце.
С волос и того, что когда-то вроде как звалось одеждой, стекала вода, но ступала полукровка тихо. И замерев в дверях, она лишь долю секунды посвятила тому, чтобы рассмотреть чужака.
- Где Бьянка? - хрипло спросила тифлинг, и в горле заклокотало рычание, - я буду убивать тебя долго и мучительно, ес-сли ты тронул ее хотя бы пальтцем. Где она?!

+1

6

       Гоц фон Эрмс сидел в тусклом освещенном кругу. Его слух не был напряжен, он весь был ужасно расслаблен, несмотря на то, что в этом доме, в этом лесу... да и во всем этом чертовом мире было ужасно опасно. В такую погоду хотелось зарыться в чужие волосы и прижаться грудью к чьей-нибудь миниатюрной спине. Спать, не видя снов. Заниматься сексом, отдавшись сиюминутной нежности. Тихо вести беседу с друзьями, которых любишь как себя самого. Писать стихи про боль и сжигать их в камине. Смотреть на огонь, с грустной улыбкой вспоминая что-то упущенное давным-давно.
       В этом темном доме, полном грусти и странной болезненности, был только он и та светловолосая девка, но едва ли она согласилась бы беседовать с ним, и тем более заниматься сексом. Бумага вся промокла, чернила кончились в дороге, потому писательство тоже было ему недоступно. Оставалось сидеть и пялится в тусклый огонек, подкладывать дровишки. Голова его уже не раскалывалась от боли, он высох и лишь только легкий озноб мешал чувствовать себя счастливым полностью человеком... а после раздался легкий скрип гнилой половицы где-то за спиной, в темноте. Гоц ждал, когда потухнет свет и мир унесется у него из под ног. Когда кровь их раскроенного чьим-то топором черепа зальет половицы. Но ничего не произошло, а потом раздался женский голос, на который он медленно полуповернулся, глядя серым глазом в темноту, которая по мере привыкания наполнилась оттенками. Среди оттенков черного он увидел миниатюрный силуэт.
       - Я не трогал Бьянку. - Спокойно и хрипло ответил он, полностью повторив интонацию, с которой незнакомка произнесла имя «Бьянка», словно светловолоса девушка была и ему кем-то не безразличным. Продолжая глядеть на всё лучше видную фигуру он медленно слегка подался назад, чтобы свет из очага упал и на женщину, чей голосок он слышал. Гоц увидел спутанные мокрые черные волосы, под ними личико хищницы, маленькой по сравнению с ним, но опасной. Человеком она не была, эльфом тоже. Белые глаза глядели на него, мокрое зеленое лицо... слегка блеснувший в свете очага хвост. «Угораздило же... везде ищешь, а находишь в лесной глуши... чертовы тифлинги», подумал он, вспоминая свою последнюю встречу со шлюхой из этой расы в каком-то борделе... она была дорогущей, а он никого кроме этой рогатой особы так не хотел, и до сих пор готов был отдать все свои деньги, одежду и самого себя продать в рабство, только бы еще раз переспать с ней. Эта незнакомая тифлингесса рогатой не была, сексом от неё не пахло, только дождем, ветром и лесом. «Охотница», окрестил её он до тех пор, пока она не назовет своё настоящее имя. - Она в своей комнате, боится. А я просто путник, заблудился. Если желаешь, я посижу здесь спокойно, пока ты не найдешь её и не вернешься, чтобы опросить меня. - Он медленно толкнул по полу свой меч в её сторону. - Сопротивляться не буду... я гость, а не враг. - «Гость, который запугал хозяев, явился без спроса и разрешения, стал хозяйничать и полуразделся... Гоц фон Эрмс, лучший гость», саркастически добавило сознание, но Гоц спокойно проигнорировал всё, глядя только на тифлингессу и спрашивая себя, поверил бы он самому себе? Так или иначе, сейчас мыслить не хотелось вовсе. - Либо убей меня за то, что я пожелал отыскать здесь ночлег и убежище, как пожелаешь, тифлинг. - Спокойные серые глаза его коснулись непривычных полностью белых... он испытывал желание посмотреть на что-нибудь другое, но спокойного взгляда не отвёл.

Отредактировано Гоц фон Эрмс (06-07-2016 19:15:42)

+2

7

Магию Ритца не любила. Видела в ней нечто неукротимое, странное, непостижимое разуму и, что самое страшное, готовое предать и своего хозяина в любой момент. Но сейчас она бы, пожалуй, не отказалась от возможности заглянуть в чужие мысли, чтобы понять: враг перед ней или нет. Слишком многие желали смерти тифлингу, и куда охотнее полукровка могла рассмотреть в беловолосом человеке наемника и убийцу, нежели лопухнувшегося путника, умудрившегося набрести на дом в такую непогоду.
Но достаточно мародеров и душегубов на своем веку повстречала девчонка и для сомнений, что как раз один из них и расселся перед огнем, по-хозяйски раздевшись и устроившись, будто у себя дома или у старых, добрых друзей.
И всё-таки Ритца не сдержалась от оскала, когда человек обернулся, всматриваясь в темноту, в то время как где-то на сердце тяжело заныло, словно вновь открылась кровоточивая ранка. Серые глаза, раздери Рилдир.
Серые.
Как у...
- Флёр? - сорвавшийся вопрос тифлинг попыталась заглушить шипящим вдохом сквозь зубы, сменившийся раздраженным рыком. Ее злобная обида направлена была скорее на себя, но... к чему заниматься саморазрушением, когда прямо перед ней есть живое существо, на котором можно сорваться?
Не он. Совершенно не он: иная манера говорить, глядеть, и прикоснись мужчина ли, юноша к полукровке - та не имела сомнений, что и этот телесный язык подскажет: в ее дом вошел не Флеурис, но чужак. Ритца верила, что узнает демона под любой личиной.
За надежду, что Бьянка цела, тифлинг уцепилась рьяно, поскольку действительно в силах глупой девчушки забиться в угол комнаты, забаррикадировав дверь. С другой стороны - не очевидно ли такое поведение для практически любой перепуганной представительницы женского пола, которой нечего противопоставить потенциальному врагу?
Полукровка не стала уточнять, что если наглец посмел пусть не ранить ее незабвенную, но изнасиловать - участь его так же предрешена, и тифлинг оторвет всё, что болтается между ног, а потом придумает еще, как наказать ублюдка, принесшего горе в дом.
Она, всё так же пока что стоя в дверях, почувствовала, как что-то коснулось голени, и едва заметно склонила голову, сдержавшись от того, чтобы вздрогнуть.
Кузик. Точно. Любопытство, не чуждое даже маленькому воплощению кровожадности, заставило заглянуть, чтобы увидеть источник чужого запаха. Ритца решила уцепиться за этот шанс - едва ли она успокоится, покуда не убедится, что Бьянка в полном порядке и только испугана. Девчонка коснулась камня на браслете.
- Кузик, жди здес-сь и охраняй, - холодно и предельно властно сказала полукровка, и тихое рычание в ответ, а так же камень, ставший из зеленого красным, стали свидетельством, что приказ услышан и понят. Артефакта она уже не касалась, когда бросила последние слова, предназначающиеся скорее для гостя, нежели зверя, - вырви его глаза, ес-сли попробует вс-стать.
Пододвинутый меч девчонка подцепила, не сводя глаз с человека. В этом была некая эффектность - неподвижно замерзшая фигура, у ног которой затаился непонятный, но явно грозного вида ящер, а после просто неожиданно и резко мелькнула плеть хвоста, захватывая за рукоять и продолжая начатое -  она подтащила с неприятным скрежетом оружие к себе и склонилась, чтобы взять его в руки.
- Ес-сли ты с-солгал - молис-сь, - коротко бросила Ритца и вышла, унося с собой клинок.
К закрытой двери тифлинг прильнула, вслушиваясь, а потом открыла, ожидая в свою сторону летящих предметов или иной какой подлянки. Но комната была пуста, и в открытом окне шумел ветер, а дождь заливал подоконник. Полукровка бессильно опустилась на пол, выронив оружие на пол и прижалась спиной к стене. Мутно глянула на него белыми глазищами, пытаясь понять, зачем приперла с собой, идя к Бьянке, а не отложила по пути на тот же стол.
- Глупая девчонка, - тихо пробормотала полукровка, - глупая... Боги, ес-сли Флёр был прав, и Вы ес-сть, то уберегите дуру, пока я ее не нашла...
Но невооруженным глазом было видно, что за всей раздраженной руганью крылись искренние беспокойство и практически паника, а не злоба или досада на побег.
Долго так Ритца не просидела, и в итоге всё-таки поднялась на ноги, подходя к окну. Острое зрение разобрало что-то светлое и мутное вдалеке, но силуэт был слишком туманный - непогода, пускай потихоньку идущая на убыль, оказывала свой вклад.
- Бьянка! Беги домой, я тут! - отчаянно крикнула тифлинг в ночь, а после ломанулась вперед - прямо в окно.
Ящер же, не сводящая пронзительного желтого взгляда со своей жертвы, недовольно что-то проворчала, поводя мордой на услышанные крики из спальни. Камень в ошейнике пульсировал красным - пока что воля зверя целиком и полностью была под контролем артефакта, и этот наказ охранять стал равноценным смыслу жизни. В нетерпении ящер поигрывала коготками, глухо постукивая ими о пол.
Хлопнула входная дверь: возвратилась тифлинг, практически в охапку притащив с собой потрепанную, грязную и вымокшую девушку.
- Иди оденьс-ся теплее, - обратилась к ней полукровка, с видимой неохотой выпуская Бьянку из объятий, - и ничего не бойс-ся. Я тут.
Чужак, кажется, был всё так же на кухне, да и прошло всего-то... сколько? Немногим больше пяти минут? Ладно, ближе к десяти.
- Кто ты такой? - махнув рукой ящеру, позволяя отправиться в дом на свою лежанку в углу, оперлась плечом на дверной косяк, скрестив руки на груди. От холода насквозь промокшая полукровка тихонько подрагивала, и требовалось усилие, чтобы не позволить зубам сорваться в чечетку. То, что вломившийся ублюдок самодовольно устроился около огня, ее раздражало. - Кто тебя пос-слал и как ты меня нашел?
Ритца не особо верила, что белобрысый кем-то подослан, но не исключала такой вероятности. Годы жизни среди людей и пребывание в банде наложили свой несгладимый отпечаток паранойи и недоверия. И была целая толпа тех, кто жаждал ее смерти. Поэтому, разумеется, меч возвращать она не спешила. Где он остался? Кажется, в спальне.
- Ты человек - верно? - с неприязнью к надежде в собственном голосе поинтересовалась тифлинг. Опрометчиво, конечно, было рассчитывать на откровения и тут, но меньше всего полукровка была готова встретиться с демоном, драконом или собратом по крови. Айрес бы не стал так долго любезничать, да и наверняка его удалось бы почуять. Всевозможные полукровки от типичных светляков - тех же белокрылых или эльфов - тоже претили ей. Не без насмешки Ритца подумала, что при таком раскладе... она попросту никому не рада в этом мире.
Кроме, разве что, Флеуриса. Беса, который много чем помог. Бьянки, разумеется... А другие имена? Кажется, канули в прошлое безвозвратно. Не исключено, что первое имя - тоже среди них.
Полукровка поймала себя на мысли, что почему-то отчаянно надеется на истинную глупость - что чужак каким-то образом знаком со стихийным демоном и... чем Боги не шутят - является посыльным от него.
- Ты говорил, что я могу убить тебя, - сипло заметила Ритца и откашлялась, - так почему бы мне не с-сделать этого?
Обернувшись на секунду, она заметила, что из спальни выглядывает Бьянка, и знаком показала, чтобы та не покидала своего убежища. Как минимум пока.

+2

8

       - Нет... не Флёр. - Медленно покачал головой фон Эрмс... его глаза сонливо полусомкнулись, оставив лишь узкие щели и широкие серые прямоугольники зрачков... ровные губы плута сомкнулись и уголки их поползли вниз. Звук чужого мужского имени прозвучал как сильный упрек. «Ты не Флёр, но... мне жаль, что так», услышал он в оборванной фразе тифлинга, и нахмурился, не отрывая своих усталых глаз от нее и сжимая пальцы на коленях скрещенных ног.
       Звук дождя, ветра, звук вновь бьющих молний отвлек его он последующих слов безрогой. Зрачки скользнули по её силуэту спокойно, спустились к ногам и отыскали существо, к которому она обращалась... как же ему хотелось спать и есть... «Ящеры вкусные?», спросило что-то ужасно голодное и хищное внутри него, он лишь на мгновение коснулся взглядом бездумных зениц мелкой гадины... «Мясо», прохрипел всё тот же хищник, но после Гоц вновь поднял взгляд к девке. Она развернулась и пошла прочь... а он повернулся и сел к ящеру спиной, бездумный и пустой, как гнилое полено. Эти минуты он провел, ощущая взгляд ящера на своей спине, слыша шаги в пустом доме, какие-то голоса в отдалении. В лесу скрипели деревья, внутрь жилища падали тяжелые капли, а он сидел в кругу света, чувствуя голод и сонливость... два чувства, которые просто невозможно было игнорировать. «Здесь две женщины, а еды нет...», скрипнуло зубами сознание, словно в природе тифлингов и пугливых бабенок было готовить для него. Уцепившись за эту мысль, он развил её дальше своим сонным разумом.
       «Флёр?», прозвучал девичий голос в голове, и он закрыл глаза, вспоминая о тифлингах всё, что только мог знать. «В этом доме живёт тифлинг и девушка... и еще вот этот ящер. С кем меня могла спутать охотница? Тифлинги умеют чувствовать? Флёр - еще один человек? Он мёртв?», роились мысли в его полусонной голове, сменяли одна другую безумные и лишенные смысла схемы... а потом отворилась дверь, прервав беспорядочный ход мыслей.
       - Иди оденьс-ся теплее, - Сказал голос охотницы, вторя громыханию вновь заведших свою музыку молний. - и ничего не бойс-ся. Я тут. - Это заставило Гоца улыбнуться еще шире... он не знал, что тифлинги способны на нечто подобное, и был бы удивлен сильнее, если не желание уснуть и голод, свернувшийся в клубок глубоко внутри. Каждый шаг охотницы в сторону кухни отдавался в его ушах странным удовлетворением. Фон Эрмс знал, что его ждет разговор, и что теперь не будет ни «Бьянки», ни «Флёра», будут лишь их имена, без ничего лишнего. Всё инородное... чуждое из их диалога уже исчезло. Она задала какой-то вопрос, который он не расслышал, но смог понять без повторения. «Как тебя зовут? Кто ты? Что здесь делаешь?», разумеется, это не было первым в его жизни знакомством, но он отвечал не поворачиваясь к девке, лицо его было направлено к костру, глаза Гоц сомкнул, отдавшись слуху.
        - Готц фон Эрмс-с. - Он непроизвольно усмехнулся, поняв, что передразнивает её, и покачал головой. - На деле, я цирюльник, актер, музыкант... - Он поднял с пола свою арфу, всё также не глядя на девку, а после положил обратно и закончил. - Крестьянин... - Он сделал ударение на этом слове, желая смягчить свою речь чем-то простым и понятным, без лишней мишуры. Крестьян никто не боится, крестьяне просты, глуповаты и покорны... и когда девка смотрела ему в спину подобно ушедшему ящеру, он хотел побыть именно таковым. «Отец бы мной гордился», подумал он, глядя в огонь. «Не бойся зваться крестьянином, Гоц, пусть каждого, кто скажет, что наш народец глуповат и ничего не стоит... уж лучше крестьянский мужик, чем рузьянский дворянин», говорил отец, улыбаясь в свою бороду и глядя на Гоца усталыми после пахоты, кормежки хряков и прочего труда глазами. Серыми глазами, которые Гоц украл у него, незаслуженно родившись с тем же разрезом, с той-же природной усталостью во взгляде. Следующую часть её речи он пропустил намеренно, вслушиваясь в голосок, ранивший его музыкальный слух... в нем слышался зябкий холодок, утяжелявший речь, придававший легкой хрипотцы. Отвечать пришлось снова наугад, но и в этот раз он умело отгадал её вопрос. - Я шел по тракту из Греса в Кельмир, чтобы отплыть на восток, до Эмилькона... но бандитская табличка свела меня с пути, а дальше я уже просто потерялся в лесу и набрел на это место. - Ответил Гоц, глядя на потухающий огонек... его рука слепо потянулась за растопкой, но нашла лишь занозу... дрова изошли, он потратил уже все скудные запасы хозяев дома.
       Потом он услышал её вопрос и, вытаскивая занозу из пальца, ответил. - Да, человек... - Секунд на пять он замолчал, а после продолжил. - А ты тифлинг, верно? Я видел твоих сородичей до того. - Фон Эрмс говорил медленно, спокойно и хрипло... сонный, он уже едва подбирал слова, чтобы продолжать диалог, ему хотелось лечь на полу, укрыться плащом и уснуть под звук падающих с потолка капель дождя... но уснуть во время разговора с женщиной? «Я проснусь с откушенным членом», сонно заметил себе он, и засыпать передумал. Новый вопрос... «О боги, сколько их у неё? Это самый разговорчивый тифлинг... самый не вовремя разговорчивый тифлинг, которого я когда-либо видел», подумалось ему, но он и эти мысли отогнал. На самом деле, если бы разговор мог довести его до теплой постели с этой хвостатой хищницей, то он бы продолжал разговаривать хоть всю ночь... хотя сейчас пожалуй постель ограничилась бы только теплом и сном, он не чувствовал себя способным на что-то большее. «Как будто кто-то предлагает», саркастически заметило сознание, и вновь Гоц отмахнулся, мысли шли своим чередом, а отвечать тем временем нужно было. Подождав, пока после вспышки молний прогрохочет гром, он ответил в тишину и темноту дома.
      - Ты говорил, что я могу убить тебя, так почему бы мне не с-сделать этого? - Он лишь чуть-чуть повернулся к охотнице, слыша легкий шаг её подопечной из другой комнаты... «Любовницы», подправил он себя мысленно, и согласился, что эта мысль самая очевидная... не сестры же они. Ответ пришел сам собой, когда он коснулся своими серыми глазами её глаз и позволил повиснуть молчанию меж ними.
      - Мой отец был свинарем и порой ему приходилось убивать животных... но он никогда не делал этого дома, при мне... - Гоц не спускал с её белых зениц своего взгляда, чувствуя себя спокойно. - Не думаю, что ты захочешь убивать здесь... - Он обвел рукой дом, указывая на всё это маленькое хозяйство в целом. - Да и... меня незачем убивать. Я никто для тебя. Ни пользы, ни вреда, ни воспоминаний, ни дружбы, ни вражды... просто ничего. Даже имени твоего я не знаю... и спрашивать не буду... - Он покачал головой и прервал поток сонной философии, потом повернулся обратно к очагу. - Ты замерзла и вымокла, Охотница... иди оденься теплее... ничего не бойся. Я тут. - Повторил он её собственными словами, чувствуя как прошел за пределы личного пространства этой безрогой девушки, но не ощущая своей в том вины... «Я глупый, мне можно простить»... а после спокойно оперся рукой о деревянные половицы и медленно лег прямо на полу, укрывшись подсохшим плащом, чувствуя пыль и грязь, прилипающие к спене... и не обращая внимания на хозяйку. Спустя секунду он уснул, отдавшись блаженной усталости.

+2

9

- Тцир-рюльник, - с трудом и оттого с явным недовольством повторила вслух Ритца неудобное для ее произношения слово, раздраженно фыркнув и вильнув хвостом. Она не помнила точно назначения этой профессии. Вроде бы брадобрей, но чего здесь забыл? Никто не нуждается в его услугах. Не найдет он здесь наживы и заработка. Зато одним фактом своего наличия в этом доме умудрился вызвать головную боль. И, кажется, в буквальном смысле слова...
- Музыка-ант и актёр, - теперь в голосе тифлинга слышалась явная насмешка и откровенное недоверие. Но всё-таки полукровка умолкла, когда ей продемонстрировали арфу, которая по непонятным причинам сразу в глаза не бросилась. Как говорится, "съела".
- Крес-стьянин пашет и с-скот пас-сет, - огрызнулась и тут же воинственно - не было сомнений, что будь у нее шипы, то не замедлила бы их вздыбить - объявила девчонка, явно не желая слышать каких-то возражений и объяснений в этот раз. Это она продемонстрировала и торжественным заключением, - ты лжешь.
Потом Ритца замолчала, помявшись и явно пытаясь облечь в слова упрямую мысль, не дающую покоя, после чего уже с явными сомнениями добавила, - у крес-стьянина нет никаких "фон", "ля" и "де". И меча тоже нет, - вспомнила об отображенной железке тифлинг и фыркнула, посчитав, что клеймо лжеца обращает собеседника в врага автоматически. Вновь подчеркнула это приглушенным звериным рыком.
Ей не нравилось, когда этот Готц пялился. Не нравилось, что у него серые глаза, которые были и такими же, и одновременно совершенно иными - для этого потребовалось время, чтобы всмотреться - по сравнению с глазами Флёра. Взор демона был насмешлив, от него сладко замирало на сердце и пробуждалось вожделение, алчущее похоти.
Чужак же глядел устало, словно на нем, как на лошади, пахали от зари до заката или его сплошь и рядом окружают одни идиоты, до которых и очевидные истины донести - нечто из ряда невозможного.
И всё-таки Ритца с неприязнью поняла, что ей требуется усилие, приходится заставлять себя не отводить глаз. Хотя разве разберет сходу этот Готц, куда глядят пустые белые глаза?..
Не нравилось ей, что в ее доме этот чужак настолько уверен в себе. Не то усталость отупляла его, и с таким же успехом юноша мог начать чесать языком с драконом, забравшись в его логово, не то заготовил какие-то козыри в рукаве. И если меч тифлинг изволила отобрать, то другого оружия пока не видела в упор. Вывод очевиден: магия.
- О какой бандитцкой табличке ты говоришь? - быть может, это была ловушка, призванная сбить с толку или отвлечь. Что же, Ритца на нее купилась с лихвой, ощутив новую волну паники просто потому, что перед ней мог быть засланный этими самыми разбойниками. Если правду говорит, то едва ли легче становится - обоснуйся такие мародеры поблизости, и придется подобру-поздорову уносить ноги. Не вырежет девчонка всю банду в одиночку...
Ну, зато сам он назвался человеком. Не могло не радовать, если правда. Эту расу в большинстве своем тифлинг не воспринимала всерьез. Глупые, слабые, живут мало и вечно их задницу тянет на какие-то дурные подвиги... И, пожалуй, лишь поэтому была готова столкнуться с незваным гостем людского рода, а не чьего-то еще. Просто потому, что шансов победить становится заметно больше на ее стороне. Но совсем иное дело маг-человек... Полукровка заподозрила, что гудящие виски - его рук дело.
- Отчего же так с-спокоен, ес-сли утверждаешь, что видел с-сородичей моих? - ядовито поинтересовалась Ритца. Честно говоря, потомков демона она боялась. К ним вообще было неоднозначное отношение: своеобразный интерес, чувство конкуренции (ну же, природа, кто тебе из нас оказался больше люб и кого ты одарила большей силой?), а так же страх оказаться в проигрыше и погибнуть. Ей довелось встретиться с тифлингом, взгляд которого был черен, словно ночь. И с этим своим черным зеркалом она славно тогда покувыркалась прямо на ковре, посреди его комнаты в имении. Кто он там был-то... Ах да, барон-баран? Еще баранихой-баронихой зазывал остаться, ублюдок...
Впрочем, не в этих степях собственных мыслей надлежит прогуливаться, когда фактически у твоих ног разлегся неизвестный, от которого и ждать-то неизвестно что!
Ритце ко всему прочему было весьма неуютно. Так уж сложилось, что в этом доме она вольно-невольно впряглась в мужскую роль, став защитницей-кормилицей. Эдакая львица, на которой заодно оказался и вопрос решения нарушенных границ. От прошлого же, вопреки ставшему тошнотворным отношению к крови, так быстро не убежишь, и именно убийство показалось верным и надежным решением появившейся проблемы...
Ублюдок. Она ведь уже предположила, что эта человечья падаль способна на чтение мыслей? Не в бровь, а в глаз. Бьянка, допустим, не убежит, даже если выпотрошить белобрысого прямо на ее глазах. Зелье, которым девчушка опоена, свое дело сделает. Но тифлингу становилось тошно от одной мысли, что тогда в их постели поселится некто третий по имени Страх.
Это же... это отвратительно и ужасно будет чувствовать, как уйдет прежняя нежная искренность из прикосновений, и Бьянка будет стремиться в угоду своей госпожи, лишь бы оказаться целой и невредимой.
Крайне верные слова нашел этот ублюдок. Главное, что слишком вовремя для себя. Ритца сейчас не представляла, как быть со свалившейся на нее ответственностью.
- Никто, - холодно подтвердила она, не видя смысла спорить с этими словами, - ты - никто. И плакать о твоей кончине тоже никто не будет.
А отражение ее слов стало не то ведром помоем на голову, не то пощечиной. Тифлинг стояла на месте, не представляя, как реагировать и на это, а гость в это время просто свернулся калачиком у погасшего огня и уснул.
Боги, видели бы ее Грукх и прочая свора из банды. Ее, славную Зверицу, которая убивала и игралась чужими жизнями, свежевала живьем, вкушала только что вырванное, еще бьющееся сердце, словно сладкое яблочко, и делала только то, что было угодно ей да Лидеру. А теперь? Похоронила Зверя, не дав ему свою душу поглотить. Не в огне погибла Зверица, так в воде утонула навеки, уйдя в покой. Только Ритца теперь и осталась - жалкая, слабая, не желающая больше убивать попусту.
Ритца стояла и растерянно смотрела на белобрысого чужака... А потом лишь прикрыла за собой дверь, молчаливо покидая территорию этих странных переговоров.

- Он ушел? - сидящая на кровати Бьянка вскочила с надеждой в глазах, когда усталая тифлинг добралась до спальни.
- Нет... с-спит на полу. Где меч? - полукровка порыскала взглядом по полу, припоминая, где оставила оружие в последний раз.
- На стол убрала. С трудом подняла, тяжелый!.. Ритца... Мы же теперь... Что будет? Ведь ты говорила...
- Говорила, - эхом отозвалась она, не дав договорить своей возлюбленной. - Говорила... Придумаю что-нибудь. Ложис-сь с-спать. Я пос-сторожу.
И хотя выглядела тифлинг уставшей поболее забредшего путника, Бьянка не решилась возразить на эти слова хоть что-то. Дом в один миг утратил свой уют безопасности, и обеим девушкам было горько от этого.
Ритца тускло проследила, как ее подруга забирается под одеяло, после чего подошла к ней для крепкого поцелуя в губы, пригладила золотистые волосы и вышла, покачивая головой. Браслет она бездумно оставила на кровати, даже не заметив, как рефлекторно стянула его, привыкнув к этому за череду ночей. Что же, у нее всё равно сегодня не сыскалось бы сил на любовные игрища после пустой и бесплодной охоты...
Как же хочется жрать. Нужно заглянуть в кладовку... Нет, лучше в погреб, ведь там, кажется, была солонина. А может и сыр найдется. Но пока тифлинг не спешила отправляться набивать брюхо. Хотелось сделать что-нибудь такое... Выразить свой протест по поводу присутствия Готца. И полукровке на глаза попался меч...
На улицу она вышла бесшумно, стараясь не скрипнуть лишний раз дверью или иной какой доской. И просто по самую рукоять вонзила клинок в землю, злорадно надеясь, что от воды железу станет худо, и ржа рано или поздно, но сгрызет его. Так и надо этому чужаку.
А потом и его схоронит в земле. Все поместятся, никому тесно не будет. Но велика вероятность, что дальше кровожадных мыслей дело не пойдет, пускай Ритца весьма живо и разнообразно представляла себе расправу над Готцем. Заодно она умылась из бочки, собравшей дождевую воду, и какой-то тряпкой, как могла, смыла грязь с ног, рук, живота...
Пока же стоило утолить свой голод.
Пробравшись в кладовку и воровато осмотревшись по сторонам, словно ожидала за спиной увидеть укоризненную Бьянку, недовольную подтачиванием их припасов, оставленных на черный день, тифлинг осторожно сдвинула мешок муки с крышки люка, приоткрыла его, бегло юркнула вниз и совершила крайнюю глупость, еще не понимая этого в тот момент - затворила люк за собой. Уж ее-то усталость точно отупляла, мешая соображать и просчитывать все возможные события.
Вот и не успела полукровка спуститься по неудобной лесенке, как услышала какой-то приглушенный шмяк сверху. Кажется, это был тот самый мешок, завалившийся боком, но откуда Ритце знать, что это чистой воды случайность?
На сердце стало холоднее, чем вокруг. Конечно, этот ублюдок специально притворился спящим, выжидая подходящего момента. Теперь тифлинг в ловушке, откуда не сразу выберется.
- Дур-ра, даже с-стулом не подперла дверь, - с досадой прошипела вслух полукровка, уже отчаянно пытаясь проскрестись наружу и лупя кулаком в доски крышки, которая не поддавалась вопреки всему безумному натиску, в который девчонка швырнула все оставшиеся малочисленные после промысла силы.
Больше всего тифлинг в тот миг боялась услышать крик убиваемой девушки.

+2

10

http://s7.uploads.ru/R3ML1.png

       Сон привел его в темный дом с крашенными черными дверями. Лил дождь, лес под холмом шумел в темно-красной ночи, а люди бежали в сторону его обители. Сотни мертвых людей. Серокожие, они бежали во тьме, зазывая утробными голосами "Хос... Готц... Гоц...", рыча и шипя, на гульрамский, эльфийский, рузьянский и все прочие лады. Они бежали на холм, окружали его, но страха не было. По крутой лестнице Гоц спокойно взошел на балкон, оглядывая бесконечный мрак этого мира глазами, полными боли и усталости. Рычание и крики не были слышны за его дыханием, словно вместе с ним дышал целый мир, он смотрел, как из земли, утаскивая мертвецов вниз, вырываются костлявые драконы. Как безымянный туман ложится на мир под его стопами... и ничего не чувствовал, только усталость и боль... «Готц... прос-снис-сь», прошептала ему на ухо Охотница, и он открыл глаза, чувствуя сильную головную боль. На самом деле, никакой охотницы не было.
       Гоц проснулся раньше, чем намеревался. Прошло не больше двух часов, но насморк и сильная головная боль не дали ему уснуть вновь. Тело, изрубленное, покусанное и исцарапанное за долгие годы путешествий, болело. «Еще ночь... еще ночь», тупо уцепился он за эту мысль и встал на колени, чувствуя сильное головокружение и давление в висках. «Охотница, звереныш и девушка Бьянка... некий Флёр. Ночь, еще ночь и я жив», спокойно стал объяснять сам себе он, тупо глядя в потухший костер и медленно натягивая порванную, но подсохшую уже рубаху. Было холодно. Гром перестал, дождь уже лишь накрапывал и в доме, несмотря на обилие лишних отверстий, не было сильного сквозняка... а холодно всё-же было. «Простыл», заключил сонно Гоц и нахмурился, вспоминая слова из тома Вилеона и Бонерты: «Сбейте жар и озноб травою вильницы, корень да стебель выкиньте, а листья вымойте и жуйте, пока сок весь не выйдет вам внутрь, после выплюньте и ложитесь в постель, поставив под собой таз», так себе был совет, если честно... Гоц уже раз нажевался листьев вильницы, и побочный эффект в виде рвотных позывов и полутрачасового жара в костях не вдохновлял на повторение подвига... но спирта для настойки у него с собой не было, трав получше он не знал, а простая простуда всегда могла перерасти в нечто большее и в конце-концов убить его. «Надо вставать... давай...», произнесло сознание где-то на границе понимания, и он отреагировал на этот сигнал, вставая на ватные ноги и надевая поверх рубахи плащ.
       Двигаясь по стенке, он вышел из кухни. Свечей не было, приходилось полагаться на слух и интуицию... интуитивно он ткнулся коленом в угол стола и осел на пол, оскалившись, закрыв глаза и тихо через скупые слезы повторяя ругательства. Тело его было сейчас излишне чувствительно к любого рода прикосновениям, и боль отдалась в висках, накатилась как морская волна, ослепила его на долгую минуту. Когда  всё прошло, он открыл глаза. Несмотря на неприятные чувства, боль пробудила его окончательно. В темноте стало куда уютнее после небольшой встряски. С сонных глаз спала пелена, видно стало куда лучше. Слух нашел гулкий звук где-то слева, но он потерялся под стуком дождя. Справа, за дверью девок, послышался скрип кровати, но и ничего больше, «Ворочаются... или трахаются... мне то чего?», подумал он, хотя легкое полусонное желание засело где-то в паху и сознание нарисовало сплетающиеся в темноте силуэты девушек... арфист легко их проигнорировал, встал и выпрямился, глубоко вздохнув через рот. «Надо смыть всю эту болезненную мрезь и поискать вильницу... или пыльную ягоду», заключил цирюльник. Отыскав входную дверь, он вышел во двор.
       Возле дома царила дождливая тишина и темень. Трава под ногами мочила дырявые сапоги. Капли с небес падали на усталое со сна лицо. «Сейчас выбежит из леса волчок, и будет мне вовсе нехорошо...», медленно подумал арфист, глядя в темень леса... а после рукой отыскал бочонок с дождевой водой, стер с себя ладонями грязь, и хорошенько прополоскал нос до головной боли где-то меж бровей. «Вильница... вильница растет близ деревьев, корни глубоко в земле, листья низко совсем, и напоминает мох... только стебли цветов её высоко вздымаются, багровые лепесточки, с ноготок», молвил голос отца в голове... Гоц вспомнил, как родитель могучей дланью вывернул из земли растение с бледными и очень длинными корнями, а после вручил ему, устало молвив: «Сейчас еще нарвём, потом бабке Мариэтте отнесешь, она их для настоек использует». Тогда было раннее утро, Гоц был ростом с бочонок и отец был еще жив... сейчас была поздняя ночь. - Поздняя ночь... - Тихо повторил он со слабой горечью, и под падающими каплями дождя направился в подлесок.
      По пути он споткнулся обо что-то, и вывернул из земли какую-то железку. При детальном рассмотрении оказалось, что это его меч... он сверкнул в темноте, и Гоц нахмурился, видя грязь на видавшей виды железке. - Какой странный способ выгнать меня из дома... или она просто любит закапывать мечи в землю? - Тихо спросил он у себя. Не найдя ответа, арфист пошел в сторону подлеска, сжимая в руках клинок и испытывая странное стеснение... будто кто-то глядел на него из темного леса.
      Спустя минут пять, когда он отер клинок о дерево и нашел возле другого ту самую вильницу, раздался тихий рык, который легко вплелся в песню дождя и заставил Гоца прильнуть спиной к дереву, прижать клинок, выискивая слухом и зрением свою смерть... Смерть оказалась худосочным волком, размером с собаку. Зверь тихонько придавил лапой что-то небольшое и сейчас щерил пасть на человека, который отвлек его от убийства своим приходом. - Спокойно, сученышь... - Вымолвил Гоц, прекрасно зная, что даже худой и маленький волк способен хорошенько покусать и убить... «Навряд ли он при стае... ух голодный и злой небось», подумал он, но увидел наконец трепещущее тельце поломанного серого зайца под лапой. Теперь вопрос стоял уже другой... ему этот заяц был нужнее... арфист тоже был ужасно голоден и зол...
      Короткая зрительная схватка, слабая попытка волка напасть на вооруженного высоченного человека... а после зверь уполз, получив вслед пинок под зад от победителя и хорошенький удар мечом под ребра. Плотный заяц со сломанным хребтом достался человеку. Гоц взял в одну руку траву, меж пальцами сжал уши ещё живого зайца, а другой получше перехватил клинок. Он двинулся в сторону бочонка, где принялся отделять листья от стебельков, вымывать и складывать нужное в пустой карман плаща. Зайцу он отрезал голову, чтобы тот не мучился, а потом подвесил под козырьком, что-бы кровь стекла. Собственно, всё это он проделывал совершенно машинально... из всех мыслей, которые его посещали сейчас, осознанными можно было назвать только три, и все три были больше желаниями. Первое - хорошенько поесть... второе - секс... третье - найти выход из сложившейся ситуации. Последняя была оформлена слабее... если первая была представлена жареным кроликом, вторая - извивающейся под Гоцем Охотницей... то третья просто дорогой, в никуда.
       «Дрова бы... хм...», подумал он, глядя на горизонт, который всё больше окрашивался в темно-серые тона. Дождь постепенно стих, и теперь только с крыши падали звонкие капли дождя. Входная дверь стала виднее, как и весь маленький домик. В этом тусклом холодном свету он отыскал деревянный навес для дров меж деревьями, там же, заткнутый меж поленьев, был и топорик... хотя дров было совсем мало и всё без исключения нужно было колоть. - Женщины... - Покачал головой он и оставил кролика висеть под козырьком со спущенной кое-как шкурой, а сам пошел колоть дрова.
        Мерные движения успокаивали... мозолистые руки ощутили родную деревянную рукоять и он усмехнулся, чувствуя ритм. В голове впервые стали появляться цельные мысли, которые до того вовсе не приходили к нему в голову... «Что здесь в лесу делает тифлинг и девушка?», спросил он сам себя, чувствуя инерцию удара, отдающую в плечи и спину. «Это хорошо конечно всё, но едва ли у них здесь милый рай в шалаше... кто станет жить с тифлингом так далеко в лесу?», глаза его сузились, когда он нанес могучий удар, с первого раза расколовший полешко. - Этого хватит... - Сказал он сам себе, просто чтобы услышать людскую речь в этом помрачневшем лесу. Ему стало неуютно и он сжал кулаки, ощущая спиной чей-то взгляд... но никого за спиной не оказалось. - Дурость... не больше. - Сказал Гоц ровно, а после вернул топор на место и собрал охапку наколотых дров, сцепил с козырька зайца и вошел в дом на такой манер. «Нечего думать», повторял он себе в голове.
*****
      Дома стало вроде даже тише, хотя может жуткая тревога, которую он испытывал, была тому виной... пройдясь к столу и сложив дрова с добычей на него, он услышал какой-то вялый стук теперь уже справа. - Эй... - Тихонько сказал он, ожидая увидеть за маленькой дверью в кладовку хладный труп беловолосой девки, тянущий к нему руки... он обнажил клинок и открыл дверь. Стук прекратился, но под мешком виден был люк. - Рилдир... у тебя защиты прошу. - Прошептал он молитву, а после сжал зубы, оскалился и открыл люк своей мужскою рукой, ожидая увидеть что угодно и убить это, если понадобиться... а увидел всю потную, запылившуюся и грязную тифлингессу, глядящую на него белыми глазами. Он рассмеялся, вкладывая меч в ножны и протягивая вниз руку. - Это какая-то тифлигова блажь? Вампиры спят в гробах, а тифлинги на ночь застревают в подвалах? - Усмехнулся он, и против воли девки просто подтащил её за локоть, а после за поясок двумя руками вытащил из погреба. - Утро доброе, хозяйка... - Сказал Гоц, усталыми глазами глядя на неё сверху вниз в темноте кладовки. - Я дров наколол и зайца добыл... а ты... - Он не знал, что еще ей сказать, но недоверять девке будучи с ней вот так, лицом к лицу арфист уже не мог... странно это было, хотя, к женщинам он всегда был лучше расположен. Руки его с напускной небрежностью соскользнули с её тельца и он отошел, предоставив девке полную свободу передвижения. - Теперь голодать не будете... - После этих слов в голове промелькнуло «Стоп, мясо для меня...», но он подавил эгоизм, глядя на тифлинга с усталой блеклой улыбкой.

Отредактировано Гоц фон Эрмс (16-07-2016 04:16:54)

+2

11

Свобода, находящаяся так рядом, что достаточно лишь протянуть руку и схватить ее за хвост, была всё в той недосягаемости из-за ненавистного люка. Тифлинг была готова выть, рычать и пустить в дело когти, процарапываясь наружу, но и это заняло бы слишком много времени. За которое с Бьянкой можно сотворить всё, что извращенному разуму угодно... Периодически полукровка замирала, чтобы перевести дыхание, заодно и вслушаться в то, что происходит наверху. Шаги, проявившиеся спустя долгое время, она слышала, и какие-то глухие деревянные удары, после звучащие словно бы издалека, тоже едва разбирала, отвечая на это приглушенным шипением.
После раздался неспешный и вальяжный цокот коготков по полу - встрепенулась пробудившаяся Кузик, которая за бродящим гостем наблюдала с холодным равнодушием. Однако тщетно было пытаться дозваться до зверя, который искренне не понимал, чего от него требуют. Ритца слышала, что ящер повозилась, поскреблась, а потом звук ее поступи отдалился. То, что рептилия выскочила в открытую чужаком дверь, девчонке не было известно, а та изволила прогуляться в одиночестве, отправившись заодно и на охоту. Дождь, успевший ослабеть, маленькую хищницу едва ли смущал - та привыкла покидать дом тогда, когда захочет.
Тифлинг же, близкая к тому, чтобы разрыдаться, снова толкнула плечом люк. Ее прыть давно поубавилась, усталость приумножилась, а холод дотачивал силы, и каждое из этих уже ставших ритмичными движений было словно по инерции... по привычке. Вначале она успела разогреться, и окружающая прохлада отхлынула от жара разгоряченного яростью тела.
Но даже демоническая кровь не всесильна. Тем более разбавленная.
Полукровка зарычала, пытаясь вернуть себе былой задор, однако прозвучало это жалко и хрипло. Словно скулеж побитой собаки, на которую вновь замахнулись.
Много всяких мыслей - страшных и нет, абсурдных и пропитанных насквозь глупостью - роилось в голове. Ритца теперь жалобно взвизгнула, запоздало ощущая боль в разбитых и разодранных руках. Раны, впрочем, уже затянулись и скорее жглись-зудели.
Но потом тифлинг явственно разобрала шаги, которые приближались к ней. Это не было легкой поступью Бьянки, которая порхала не хуже бабочки и пару раз умудрялась подобраться незамеченной со спины к своей хвостатой подруге, доводя неожиданными объятиями до кондрашки. Полукровка по-звериному затаилась, заметавшись в выборе решения. Не исключено, что этот... как его... Гоц? подходит с топором в руках и опустит его на голову девчонки при первой же возможности. Стоит отпрянуть назад, вглубь погреба, заманив противника спуститься по лестнице? Ритца нащупала босой ногой следующую ступеньку, однако уйти ниже не успела - крышку откинули, и...
Она напряглась, готовясь выскочить как черт из табакерки и впиться в горло врага, но смех обескуражил ее. А уставшие и будто деревянные мышцы воспользовались заминкой, чтобы даже не подумать выжать хоть откуда-нибудь толику сил, необходимых для рывка. В итоге девчонка так и не напала, пристально наблюдая, как меч отправился в ножны.
- Ты заплатишь за это, - на издевку и протянутую руку Ритца оскалилась, прижав уши, как злой зверек, угрожающий укусить. Она не рискнула кинуть в лицо человеку обвинения, что именно по его милости большую часть ночи провела в погребе, а не случайность оказалась тому волей. И не успела тифлинг потянуться вперед, на свободу, как ее просто-напросто сграбастали, как кутенка, выуживая из недр плена.
Ясное дело, такой подход полукровка не оценила. И тем более разъярилась, когда затекшие ноги счастливо попытались подкоситься, вынудив упереться ладонью о стену кладовки. Левой, поскольку когти девчонка предпочла удержать наготове.
За одно это обращение "хозяйка", прозвучавшее насмешкой, ей хотелось влепить пощечину. Такую, чтобы остались борозды царапин, шрамы от которых не убрать без магического вмешательства. Дабы неповадно было бесстрашно глядеть в глаза потомка демона... Свято верила полукровка, что Зверица сгинула навсегда в прошлом, но в тот момент не отказалась бы взглянуть на ее потехи и расправу над чрезмерно самоуверенным, которого просто самого Боги велят поставить на место.
Она попыталась было зарычать - в который раз за эту ночь - и сорвалась, закашлявшись от раздираемого сухостью горла.
- Вон... уходи... с-с подачками с-своими, - зло ответила полукровка, раздраженно замахиваясь когтями по воздуху, словно жаждущая оцарапать кошка. - Я завтра добуду оленя. А ес-сли нет, то прирежу тебя как с-скотину, разве только ты уйдешь прямо с-сейчас-с!
Тут Ритца осеклась, ощущая, как глупо звучит со своими угрозами. Всякий знает, что лающая псина не станет кусать... Ну, обычно. Осознание собственного унижения, того, что подобна клоуну, подстегнуло злобу, и плетью резко метнувшийся вперед хвост захлестнул правое запястье человека, грубо и резко сдавливая, как поймавший мышонка питон. Полукровка не без труда еще и дернула этой живой лианой, стараясь встряхнуть и причинить максимум дискомфортных, а желательно и болезненных ощущений своему пленнику. Она со свистом вдохнула воздух, принюхиваясь. Запах крови щекотал ноздри, и девчонка тихо зашипела.
Раздражал ее пришедший. Своей улыбкой, своей усталостью, своими серыми глазами... которые были так похожи и непохожи на глаза Флёра, и это напоминание было подобно стеклянному осколку, вогнанному в сердце...
Своими словами, звучащими нарочито мягко, словно говорит с ребенком и пытается утешить...
Он не нравился ей, однозначно не нравился, но сама перед собой Ритца понимала, что лишь весомый повод, вроде покушения на ее или Бьянкину жизнь, заставит полоснуть когтями по горлу или проломить ребра, вытаскивая на свет сердце. Будто вернулась в те годы, когда была подобна молодому птенцу, который уже лег на крыло, но еще слишком глуп и наивен. Грукх тогда учил ее убивать бездумно, на рефлексах, не медля. Не поддаваться сомнениям. Не бояться оборвать чужое существование.
Эта наука давалась ей так тяжко. Еще сложнее оказалось отправить кровожадного безумного Зверя прочь навсегда.
Так стоит ли поднимать это прошлое на поверхность и вспоминать забытые уроки?..
Хвост очень неохотно расслабился, однако отпускать руку окончательно не спешил. А Ритца угрюмо понимала, что особой угрозы, кажется, не ощущает от человека. Она просто в ярости, что ее покой нарушили, сломав прежнюю рутину. Да и какая там рутина-то... Дела только-только идут в гору. Дом требует еще много внимания и заботы. Охота пока тоже не настолько радует.
Ну и да, никто не отменял страха, что на след вышел убийца или тот, кто их приведет.
- Бьянку... - неожиданно подавленно и мрачно, словно заразившись этой самой усталостью, проговорила Ритца, - ...не трогал?
Хотя почему-то и без того у нее не было сомнений, что возлюбленной ничего не грозит. Вначале были, когда она едва не разодрала на лоскуты Гоца прямо у очага, но после...
Черт. Всё-таки тяжкий вышел денек. Тифлинг болезненно поморщилась, ощущая, как проседает и, хочет она того или нет, просто по стене сползает на пол. "Поганое и предательское тело, - отчужденно подумала полукровка, - а вдруг мечом... а мало ли.."

+1

12

       Она сопротивлялась, гневилась и угрожала... он же был слишком уставшим и бессонным, чтобы отвечать на её глупые реплики. «Прогнать меня хочет... ох глупая», думалось ему когда она хлестнула его по руке, обвив хвостом вкруг запястья, он сжал губы и поглядел в её белые глаза своими, потемневшими от гнева до густой серости. На какое-то мгновение взгляд его стал твердым, усталость словно пропала и он взглянул на неё как на провинившуюся дочку. Она тряхнула хвостом, но почему-то ничего не произошло... она просто порвала рукав рубахи. «Спокойно...», шепнуло в сознании что-то теплое и мягкое, и взгляд его вновь стал усталым, глаза в темноте видные лишь Охотнице, вновь стали туманно-серого цвета, слово он был слеп... её хвост ослаб и хватка исчезла. Вопрос прозвучал тихо, как и всё в этом темном доме, Гоц покачал головой.
       - Не трогал. - Его голос лишился улыбчивых ноток, он больше не смеялся, глядя как безрогая скатывается вдоль стены вниз, и чувствуя, что с удовольствием рухнул бы тоже... но не хочет видеть сны, больше всего не хочет видеть сны. - Не противься... мои ноги тверже твоих. - Произнес он, встав на колени рядом с ней и руками поддев под коленки и под спинку. Он ожидал, что будет сопротивление, потому ткнулся лицом в её плечо, дабы она не ослепила его. Поднимаясь высоко, как могучий атлант он медленно расправлял плечи, в этот редкий миг чувствуя каждый дюйм своего великого роста. Он глядел в белые глаза, спокойно и почти торжественно пронося девку через темную прихожую. Только ладони чувствовали спину и ляжки тифлингессы. Ему это даже понравилось... мягкое прикосновение, тёплое... прикосновение, которое в любой момент могло оборваться ударом хвоста, обвивающегося вокруг его горла, или выкалывающего ему глаза. Носком он отворил дверь и вошел, увидев другую девушку живой-целёхонькой. Она спала, заняв больше места, чем ей нужно было. - Эй... - Он шепнул ей и коснулся пальцами левой руки её ребрышек. Девка вестимо испугалась, глаза её округлились при виде возлюбленной на его руках... но он лишь устало моргнул. - Подвинься... - И положил на освободившееся место Охотницу.
      Не дожидаясь нежностей и любезностей, Гоц развернулся и просто вышел, ощущая себя не лучшим образом... еще бы, нечасто доводилось ложить девку в кровать и не ложиться с ней рядом. «Пустое...», шепнул голосок внутри, «Всё пустое». И с ним можно было согласится.
      Гоц вышел из их комнаты и затворил дверь. Глаза его устало воззрились на свечу, которую он оставил на столе, и он зажег её, чтобы в доме стало светлее. После этого началась обычная рутина. Изменивший за последние годы своему принципу Гоц принялся готовить. Готовить... скажи ему шесть лет назад, что он станет готовить пусть даже для себя... нет, тогда бы арфист не поверил. Нарубив мясо и вычистив на кухне, он свалил ломти в кастрюльку, натаскал дров и зажег по-новой очаг, спустился в погреб и достал полусгнившую луковицу, заскорузлую морковку и прочие "яства". Нарезав всё для похлебки и свалив, он посыпал всё солоноватой травой, название которой он не помнил, но семена которой можно было использовать как соль... и как перец одновременно.
      Огонь опалял донце кастрюльки, а Гоц сидел и смотрел, как закипает вода, становится светлее в доме и как вновь начинается дождь, подстегнутый теплой погодой и соседством с Морем Спящей Рыбы. Среди этой темноты он, не зная как, слышал дыхание спящих девушек... слышал каждый скрип половицы, листву, что шептала совсем тихо, и вовсе не для него. Глаза его закрылись лишь на секунду, явив картину осажденного города. В розоватых небесах парил исполинский красный дракон, сцепившись с двумя большими черными собратьями, разрывая их плоть и бросая оземь. Гоц огибал воткнутые в землю стрелы, отходил с пути атакующих кавалеристов, смотрел без горечи на ползущего в сторону лагеря осаждающих ополченца. Фон Эрмс был здесь гостем и зрителем... а кровавый театр полнился дымом и стонами боли. Маги рушили стены, на глазах его двадцать солдат повернулись, повинуясь воле незримого мага, и бросились на своих же собратьев по мечу, рьяно и гневно... А после мгновение прошло и Гоц снова открыл глаза. Пред ним был всё тот же очаг, а в груди была всё та же пустота.
      «Когда больно - делай что-нибудь, когда пусто - делай что-нибудь... никогда не сиди и не жалей себя, Гоц...», грозный голос усталого отца раздался в его голове и отвлек... его мозолистая бледная рука будто подняла его лицо за подбородок, он поднял взгляд, но не нашел болезненно воспаленных глаз отца, бледных черт лица, говорящих о скорой смерти. Только стена...
      Он жевал вильницу, запивал водой и глядел в огонь. Когда все было приготовлено, Гоц поставил получившуюся похлебку на стол и расставил миски. Время подходило к полудню, а в этом молчаливом доме ему стало находится в тягость. Глядя на дверь, он спокойно молчал... молчал и внутри и снаружи.

Отредактировано Гоц фон Эрмс (22-07-2016 23:06:51)

+1

13

Незнакомца спасало лишь состояние полукровки. По крайней мере, так она говорила самой себе, объясняя тот факт, что человек до сих пор не просто жив, но и своевольничает. Ее параноидальный подсознательный страх, что сейчас чиркнет меч, покидая ножны и обрушиваясь на ее беззащитную голову, не оправдался. Вместо того Готц лишь склонился, поднимая девчонку на руки, а та попыталась было отпрянуть, яростно зашипев, как дикая кошка, к которой потянулись погладить за ухом.
Можно было дожать свою гордость, попытавшись высвободиться, однако Ритца понимала, что тогда с большой вероятностью лишь шмякнется на пол, словно куль с мукой. Ей, в отличии от мешка, может быть больно. Она смирилась, высказывая свое недовольство лишь тихим ворчанием.
Заразилась этой заунывной усталостью, поглядев в серые глаза больше, чем стоит? Хах, едва ли. Это больше объясняет кровоточивую ссадину где-то на сердце, которая пробудилась и тягуче ноет, не давая покою.
За два месяца так просто всё не уйдет. Всю жизнь свою тифлинг бегала, поджав хвост, от этих чувств и привязанностей, боясь, что вновь утратит самое дорогое, не сумев уберечь и защитить.
Жизнь посмеялась. Швырнула девчонку под ноги стихийному демону, не способному умереть в принципе, а ему, кукловоду, отдала все ниточки, превратив полукровку в марионетку для развлечения всемогущего создания. А ведь и не против этого была зеленая недотепа... Вначале боялась до ужаса и трепетала. Потом тянулась навстречу, и даже боль или страх не могли надолго охладить ее пыл.
И его тихое признание Ритца помнила до сих пор.
Помнила, как и то, что ее бросили без лишнего прощай.
Вот оно как бывает. Боишься, что некто очень значимый для тебя умрет на твоих руках? Да ладно тебе, что так узко мыслишь? Вот, познакомься с тем, кто бессмертен, и... что-что, счастье длиною в вечность? Тьфу ты, как банально. Нет, ты влюбишься впервые в жизни, а он тебя бросит.
- Ритца... он ударил тебя?.. Обидел?.. Ты в порядке?..
Из мыслей вырвал шепот, и полукровка по-бараньи тупо повернула голову на голос, уставившись в голубые глаза. В облике Бьянки иногда полукровке виднелся образ Флоры... сексуальной блондинки, внешность которую на себя нацепил демон однажды. Ту встречу, когда тифлинг едва с ума не сошла, успев соприкоснуться с гранью безумия, запомнила навсегда. Сейчас пережитое вызывает горькую улыбку и даже ностальгию...
- Ничего не с-сделал. Не тронет и тебя. С-спи, - к вящему удивлению полукровка поймала себя на том, что представляет, как сворачивает шею той, с которой не одну ночь делит постель и страсть. Нет-нет, вроде бы это не представлено желанием, и никакой ненависти или жажды крови не пробудилось по отношению к Бьянке.
Ритца помотала головой, отгоняя нелепые наваждения и устало растянулась рядом, приглаживая пышные светлые волосы. Утешившись, девчушка попыталась приластиться, и полукровка терпеливо ответила на ее поцелуй, но после несколько категорично отстранилась, сославшись на усталость. Не рассказывать же, в самом деле, что в мыслях промелькнули странные фантазии оставить едва-едва начавшую устаканиваться жизнь за чертой, отправившись неизвестно куда в поисках того, по кому сейчас болит сердце?
- С-спи, - коснувшись губами виска и со всей нежностью, на какую была способна состоянием и настроением, полукровка провела кончиками пальцев по миловидному личику Бьянки.
А вот что ей делать самой? Лежать на кровати и не спать - нынче это взаимоисключающие действия. Ритца подозревала, что и стоя может задремать, как лошадь. Вороша свои мысли, как угли в очаге, она с недовольством извлекла из-под бедра что-то неприятно впивающееся в него. Браслет. Помешкав, тифлинг поспешила застегнуть его на запястье, накрыла ладошкой зеленый камень и прикрыла глаза, сосредоточившись на своих ощущениях. Где-то вдалеке чувствовался брат этого камня, вкрапленный в ошейник Кузик. Наверное, та охотится. Или гуляет. Живая, короче говоря...
"Аллойхо, - подумала полукровка, глядя на потолок, - Аллойхо ведь друида... Тьфу ты, дриада. Я знаю, что она умеет читать мысли. Значит, она может и стереть воспоминания этого человека, а потом я выведу его к дороге, и пошел он на все четыре стороны. Еще Аллойхо может помочь мне забыть Флёра..."
Когда-то Ритца, отчаявшись, пыталась воспользоваться услугами камня, который подарил ей демон. Девчонка ясно помнила, что нужно просто сжать артефакт в руке, сломать его, и магические силы телепортируют прямо к нему... Когда она заполучила впервые такой подарок, то долго возмущалась, что ей не по силам активировать таким образом, на что получила укоризненный ответ, мол, это будет не сложнее, чем раздавить куриное яйцо.
Так и оказалось на деле.
А этот... не разбивался никак. Словно ей вручили обычный булыжник с дороги, обманув надежды. Рука не поднялась выкинуть камень прочь, поэтому подарок от Флёра для Ритцы стал подарком от Ритцы для Бьянки. Полукровка сказала, что это оберег, который защитит от сглаза, и велела беречь.
Не смогла она, иначе говоря, поставить точку и полностью всё отпустить. И добровольно на забвение тоже никогда не согласится.
Тифлинг угрюмо утерла выступившие слезы и свернулась клубком на боку, обняв себя. К девушка она повернулась спиной и упрямо закрыла глаза, пытаясь от всего убежать...
Сон, впрочем, едва ли принес утешение с собой. И лучше бы и там приснился Флеурис, потому что...
Преследователя своего Ритца не видала, но слышала. Хруст веток, тяжелое дыхание, угрюмый рык и почему-то звон стали. Сама полукровка бежала по лесу, боясь оборачиваться, но потом всё-таки не выдержала и обожглась о пронзительный и яростный чей-то взор янтарных глаз. Последнее, что запомнила полукровка перед тем, как вскочить с вскриком, что зрачки, как у кошки - вертикальные...

- Ри-итца... - сипло, едва дыша и дрожа, глянула на нее мутным и погрустневшим взглядом Бьянка. Не без растерянности глядя на лихорадочный румянец девушки, тифлинг дотронулась до ее лба и оцепенела. Словно до только что снятого с огня котелка коснулась...
- Ты чего же... как так... - пролепетала полукровка, совершенно не представляя, что делать. Саму ее практически никакая хворь не брала. Ну, а то, что люди куда слабее перед всякими болячками, как-то позабыла. Лечить Ритца не умела, и своими попытками спасти могла лишь приблизить свидание с могилой.
- Я воды принес-су... ты укройс-ся... - учитывая, что бедная девушка едва ли не дымилась, тифлинг вроде бы припоминала, что в таком случае надо быть в тепле, вопреки всей абсурдности.
Всё это настолько подломило полукровку, что та даже не обратила внимания на богатство запахов, витавших в воздухе, и аромат похлебки. Понуро выйдя из комнаты и затворив дверь за собой, она резко вздрогнула и невольно отступила назад, зажав уши и приподняв верхнюю губу в оскале - присутствие чужака дома тоже выветрилось из памяти. Однако тут же выражение лица Ритцы переменилось, став серьезным, сосредоточенным.
- Ты ведь... Тцир-рюльник, да? - тяжело и искаженно проговорила она сложное для себя слово, - ты ведь лечить умеешь? Верно?
Бьянка одета, к счастью. В бледную сорочку, которая, впрочем, едва ли скрывает контуры уже созревшего тела. Но будь она обнаженной, то полукровка и близко бы не подпустила к ней никого... хотя, наверное, вопрос жизни и смерти сделал бы тифлинга более сговорчивым.
Ритца недовольно и медленно вдохнула воздух сквозь сжатые зубы. Может быть, на то воля Богов? Заранее зная о грядущей беде, подослали лекаря...
"Чушь, - подумала она, - чушь, потому что не будь этого лекаря здесь, то она не испугалась бы... не испугалась бы и не бросилась под холодный дождь."
И как назло некстати пустое с вчерашнего вечера, если не дня, брюхо, уведомленное чувствительным носом о наличии чего-то если не вкусного, то однозначно съедобного, изволило жалобно вякнуть и протяжно заныть, заставив девчонку угрюмо рыкнуть, перекрывая унизительный звук, и предельно напрячь мышцы живота, чтобы чертов желудок заткнулся.

+1

14

       Серый человек сидел в темной гостиной, вслушиваясь в биение звуков дома, леса, Альмарена и всех миров, какие только были. Биение то было в его висках, в пустой груди, в глазах, глядящих усталой полуслепой дымкой забытья. Он поел трижды, наполнив свой огромный организм до отвала. Давно уже прекратился срок действия вильницы, жар спал, головная боль отступила, но он чувствовал себя еще более усталым, потому-что она сжигала много энергии в теле, полезных и вредных вещей. Иначе говоря, яд, который помогает справиться с болезнью на первых стадиях... и слегка надрывает здоровье. «Всё-то в этом мире имеет две стороны, боги милосердны, но суровы... женщины прекрасны, но бесконечно хитры... мужчины сильны.. но слабость наша крепче...», подумалось Гоцу, и он услышал скрип половиц, тихие слова Охотницы.
       Она вышла в маске зверицы и хищницы... «Хотя почем мне знать о масках и лицах?», гневно поглядела на него, он же ответил ничем, даже не взглянул на неё. «Зачем смотреть на кого-то, если знаешь, что он сделает, что скажет...», Гоц встал и кивнул ей, выдавая простое приветствие, от которого в голове закружилось.
       - Ты ведь... Тцир-рюльник, да? - Прозвучали её слова, и Гоц едва сдержал улыбку. Глянув в её глаза со всё той-же затраханной усталостью, он дослушал до конца. - ты ведь лечить умеешь? Верно? - Как только она начала говорить, он уже понял, о чем она скажет...« Благо, сама додумалась попросить». На протяжении этих нескольких часов он успел вдоволь наслушаться, как кашляет та девушка, как она тяжело дышит и ворочается. «Простыла, маленькая трусиха.. ох глупая девка», мелькнула ласковая мысль в его голове и он отогнал её прочь, продолжая глядеть в белые глаза.
       - Да, умею... - Его рука сняла крышку с обложенной тканями кастрюльки и он налил в керамическую плошку кроличий бульон на луке и моркови. - Пока поешь, а я посмотрю за твоей Бьянкой. - Он снова снял с пояса ножны с мечом и положил на стол возле плошки. Глаза его касались белой пустоты её зрачков. «Интересно, насколько устала она, если забралась так далеко... от чего бежала, и...», он прервал поток мыслей. Сейчас то, что было в её голове, не было важным. - Я не сделаю ей ничего дурного, как не сделал тебе. Посмотрю поближе и поухаживаю. - Кивнув этой безрогой тифлинге, высокая серая тень когда-то улыбающегося человека направилась в соседнюю комнату.
      Он сел на колени подле кровати, шепоча ласковые глупости навроде "Так... тише... лежи... спокойно", его глаза скользили по девичьей фигурке, сокрытой одеялом... достаточно тонким для этой трясущейся девчушки. Он стянул с себя плащ, пропахший телом, кровью, потом, семенем, травой, лесом и всем, чем мог пахнуть скиталец вроде него. Серый силуэт укрыл её еще и им. Глаза цирюльника остановились на её зрачках, он не давал ей говорить, только единожды мягко приказал открыть рот. Тело Бьянки было воспалено и просто так горячку сбить было невозможно.
      - Твоя подруга заботится о тебе, вы очень близки. - Произнес он хрипловато, ощущая её испуганный взор на своих усталых глазах. - Она переживает за тебя... - Его голос оборвался в тишине комнаты и он кивнул ей, сев поближе к кровати. - Ты заболела, очень сильно заболела, Бьянка. - Это было очевидно, но он должен был сказать, чтобы в маленьком сонном разуме девчушки поселилось осознание того, что всё плохо. - Но тебе не нужно боятся... я знаю как тебя вылечить... потому слушайся меня, Бьянка, хорошо? - В его актерских устах это прозвучало почти отечески, словно он действительно любил Бьянку и беспокоился о её здоровье. Ладонь его легла на её лобик, «Хоть грейся об неё», потом он потер свои ладони друг об дружку, подул в них, и только когда в руках поселилось болезненное жжение и тепло, протянул руку под одеялом и коснулся её груди под ребрами, слушая дыхание чувствительными пальцами. - Сейчас я принесу тебе бульон и заварю чай, невкусный чай, но полезный... а ты пока полежи, малышка, и не раскрывайся. Мы здесь и мы тебя не бросим. Всё будет хорошо. - В глазах на единый миг зажегся огонёк ласки, он улыбнулся одними зеницами, пасмурно-серыми, а после глаза вновь потускнели. Серый силуэт выпрямился, ласково поцеловал пациентку в лоб и направился прочь из комнаты.
     Глянув на тифлингу, он скользнул взглядом вдоль её возбуждающих ножек до хмурого лица. Мягкие губы девушки были напряжены, как и скулы... глаза непроизвольно щурились, словно она ожидала от него удара, на маленьком носике залегла складка недоверия, гнева и пустой девичьей злости. Гоц склонил голову и устало наблюдал за ней добрых пять минут, не говоря ни слова. Ему не нравилось недоверие этой девки, и не нравилась её злоба. Он молчал, глядя на её профиль, и только потом произнес.
     - Будь добра, Охотница, налей бульон и покорми Бьянку, а я пока схожу в лес и принесу пару трав. - Сейчас не было времени говорить о доверии и недоверии... да и кто он таков есть, по сути. «Завалился в их дом, принялся хозяйничать, стращает и выглядит холодно... ну уж лучшего гостя в природе еще не видывали», иронично заметило сознание и Гоц мысленно отмахнулся. - С ней всё будет хорошо. - С этими словами он взял со стола меч и направился за дверь.
*****

      Дождь вновь полил, капли еще тяжелее падали на усталое тело, напряженное, желающее уснуть и не просыпаться уже никогда. Но спать - значит видеть сны. А видеть сны Гоц не хотел. Вместо того он просто пошел через полянку, вышел в подлесок и так двинулся по густому лесу, выискивая всё, что могло пригодится. Сейчас зверей в округе не было, да и громадный силуэт человека едва ли понравился бы хоть одному хищнику, будь то даже молоденький медведь. К тому времени Гоц, уже завершивший своё взросление и формирование, вырос почти до двух метров... то было особой частью его гресской славы. Каждый крестьянин, рассказывающий о нем истории, упоминал и эту деталь. «Гоц... высок сей муж и плечи его широки. Как говаривала моя тетка, которой рассказал её муж, видевший человека, который своими глазами видел Сероволосого... он громаден, как скала, и силен словно Имир вложил в его руку часть своего могущества. Возьми он твою руку в ладонь, ты едва ли высвободишь её... и потому еще меч его разит словно кус ветра, могучего и свободного... говорят, что именно этой сталькой он убил тролля... да не вру я, мне то чего врать?». Это было единственной вещью, которую Гоцу приукрашивать не нужно было. Рост есть рост... разве что шишек с ним становилось больше. Ну и встреть он сейчас сира Удальрика, едва ли пришлось бы смотреть на него снизу вверх... эта мысль даже немного льстила музыканту. «Прочь воспоминания... трава... мне нужна трава».
     Он легко отыскал макелев цвет и собрал некоторые ягоды, еще зачем-то подобрал пару на вид съедобных грибов. Вернувшись в дом, он заварил в железной кружке чайный отвар. Идя в сторону комнаты девок, он сонно споткнулся и едва не пролил содержимое кружки, еще разок ударился было об косяк и стоически вытерпел упавшую на затылок каплю с протекающей крыши. В целом, всё сейчас валилось у него из рук, и чем дольше он бодрствовал, тем тяжелее ему было дышать, думать и даже просто говорить.
     - Пусть выпьет по чуть-чуть... - Сказал он, поглядев на Охотницу сверху вниз и хмуро протянув обмотанную в ткани горячую-горячую кружку. Пожалуй, упоминать только об усталости в глазах было бы непозволительно. Он выглядел усталым полностью. От напряженной покрасневшей груди под рубахой, до слегка трясущихся пальцев рук. Глаза его моргали бесконечно медленно, кожа была бледной, как молоко. Великан... усталый великан. Пожалуй, такое определение подошло бы самым удачным образом. «Арфист, цирюльник, актер, плут, сероволосый... черт... променял бы все эти приставки на простое "выспавшийся"», с этими мыслями он кивнул тифлинге и вышел...
     Сев на кухне и опершись о стену рядом с очагом, он воззрился на потолочные перегородки и скрести ноги. Медленно идущие мысли слились в единый поток бессвязных видений... состояние полусна захватило его, он увидел смерть, очередную свою смерть от рук какого-то орка. Зеленокожий зверь сжал его горло и ударил головой о стену, а после трижды рубанул топором по лицу, и Гоц проснулся, вновь тяжело дыша. «Мне не уснуть... никогда», подумал он в который раз, не размыкая очей.

Отредактировано Гоц фон Эрмс (30-07-2016 16:18:22)

+1

15

Всё это время она следила за человеком с холодной неприязнью дикого зверя, в логово которого забрался посторонний и изволил хозяйничать, а броситься защищать частную собственность пока что боязливо. До того были все шансы заставить Ритцу продемонстрировать, что когти на правой руке - не просто украшение или природная прихоть, а весьма грозное оружие, которым выцарапали не одну пару глаз. Пожалуй, проявить свое гостеприимство тифлинг в подобном настроении могла лишь единственным способом: попросту не убить чужака в ближайшее время.
Но сейчас правила игры некстати сменились. И этот увалень, смерти и ухода которого полукровка желала едва ли не в равной степени, становился ключевой фигурой, так что глядишь - она же пойдет навстречу и различные уступки, чтобы отсрочить момент расставания, который девчонка всё равно ждет всей душой.
Губы ее презрительно скривились, совместив и ухмылку, и оскал: не грызи Ритцу беспокойство за Бьянку, такое предложение вполне могло ее позабавить. Будто бы станет полукровка есть что-то, чего касались эти руки... Нет, не брезгливость тому виной, просто тифлинг всё так же по очевидным причинам не доверяла пришедшему от слова совсем.
И именно к нему обратилась за помощью, словно издеваясь над собой...
Она боялась отравы, которая пусть не убьет, но в значимой степени ослабит, и тогда довершить начатое можно будет взмахом меча, не особо переживая, что жертва даст отпор. С одной стороны Ритца до зубного скрежета злилась на себя за излишнюю паранойю, с другой - не могла избавиться от навязчивых образов из прошлого, мораль которых сводилась к тому, что излишней паранойи не существует.
Тифлинг молниеносно зыркнула в сторону плошки с бульоном, тут же переводя взгляд обратно на Готца, контролируя каждое его движение. Всё это время она стояла в дверях, властно скрестив руки на груди и упершись плечом о косяк. Хвост выдавал нервозность, виляя где-то у пола, и Ритца успокаивала себя фантазиями, где душит человека этой живой плетью, ощущая, как с каждым мгновением трепыхания утихают.
Ничего не стоило заметить, что полукровка не просто беспокоится за Бьянку, рядом с которой ошивается тип, от которого неизвестно чего ждать. Глазищи сщурились в белесые щели, ревностно отслеживая прикосновения к возлюбленной, и соверши лекарь хоть одну ошибку, позволив себе слишком откровенный жест, едва ли связанный с его миссией - тифлинг размазала бы его по стенке, предварительно заставив сожрать его же уши и удушив его же кишками.
Глухой рык сорвался с губ, когда Готц поцеловал девушку в лоб, и хвост лихо щелкнул по деревянному полу, словно бич надзирателя над рабами. Она фыркнула, норовисто вскинув голову и с вызовом взглянув в серые усталые глаза человека.
Тягучим теплом ниже живота отозвался этот цвет, вызвавший снова волну тоски и горечи на душе, когда с неохотой тифлинг соприкоснулась с именем, столько значившим для нее.
Флёр.
На несколько секунд у полукровки даже шальная мыслишка промелькнула, чтобы отдаться этому человеку, а потом обязательно выгнать его вон. Или убить. Последним мужчиной был у нее демон. Она хотела это сохранить, и присутствие Бьянки - девы, а не какого-нибудь вьюноши - стало выбором по этой причине. Точнее, по одной из, среди которых данная являлась ключевой.
Наверняка, что беловолосый на что-то годился, и тифлинг могла не пожалеть о таком решении. Впрочем, о чем это она? Кто может сравниться с тем, кто видел рождение мира?
У человека не хватит ни прыти, ни умений, чтобы доставить ей маломальское удовольствие, и Ритца снова клокочуще зарычала. Отчасти эта злоба была направлена на нее саму. На то, что посмела...
Посмела - что? Изменить Флёру, а точнее лишь подумать и рассмотреть такой вариант? Можно подумать, что это имеет для него какое-то значение. Его нет и больше не будет в жизни полукровки, и последний уход вкупе с фальшивым артефактом, который она наивно продолжала хранить, лишь укрепили эти выводы.
Ритца вольна делать, что угодно.
И себе в мыслях она пообещала, что скорее умрет, чем позволит человеку коснуться до нее обнаженной.
- Иди, - хрипло велела девчонка, отодвинувшись в сторону, чтобы Готц ушел. Устало взъерошив волосы, она подошла к столу, где стояли плошки с уже подостывшим бульоном. Первый глоток тифлинг была вынуждена сделать сама, прикрыв глаза и тщательно вслушиваясь во вкус. Сейчас было не до оценки кулинарных умений странника - полукровку интересовал хоть какой-нибудь привкус или запах, несущий в себе угрозу и свидетельствующий о наличии отравы...
Но в итоге лишь жизнерадостно вякнуло брюхо о готовности продолжать дегустацию до победного. То бишь, до насыщения.
Тщетно фокусировалась полукровка на ощущениях: никакой слабости, головокружения или боли. Можно было сослаться на яд отсроченного действия, но... дорогая он штучка, которой просто так не будут разбрасываться.
И поэтому Ритца отправилась кормить свою подругу. Заботливо, с ложечки, машинально рассказывая какие-то глупые милости, щедро приправленные обещаниями, что всё будет хорошо, и следя, чтобы девчушка не сбросила с себя одеяло.
Она и половины миски не осилила, лишь устало в итоге качая головой на всевозможные уговоры со стороны тифлинга, и та в отчаянии была готова влить остатки супа силком, подскажи ей кто, что это точно пойдет на пользу.
Вернулся человек - Ритца слышала, как хлопнула дверь, но не среагировала. Не вышла встречать или что-то спрашивать, и к тому моменту просто сидела, отставив плошку на тумбу у кровати, и всматриваясь в лихорадочный румянец на щеках, которые любила целовать. Бьянка дремала.
- Хорошо, - холодно и надломленно произнесла тифлинг, настороженно принюхавшись к отвару, который Готц сготовил на кухне... На ее кухне, снова изволив хозяйничать без спросу. Но об этом потом, всё потом...
Теперь надлежало снова потревожить девчушку, и в этот раз полукровка не терпела пререканий, заставив выпить до самого конца неизвестное пойло. С критичным подозрением поглядев на Бьянку, словно ожидала от нее в любой момент корчи и агонии, Ритца мягко коснулась губами до горячего лобика и оправила одеяло, наконец-то оставляя больную в покое.
Была одна вещь, с которой надлежало разобраться.
Так сложилось, что Ритца великолепно понимала, что некоторая забота может обеспечить выгоду. Яблоня, которую поливаешь и избавляешь от паразитов, щедрее плодоносит, а с коровы, живущей в чистоте и которая всегда при охапке сена или травы, будет больше молока.
Ей не нравилась усталость человека, и она знала, что от него, по всей видимости, всё так же многое зависит. Этот тип нужен был живым... в здравии и при рассудке.
- Она выпила отвар, - лаконично объявила тифлинг, отыскав чужака на кухне. Она снова приняла свою коронную позу, скрестив по-хозяйски руки на груди и подперев плечом стену. - Пока ты не нужен. Можешь пос-спать, - великодушно разрешила Ритца, но тут же добавила едва ли не с тревогой, - не в комнате. Можешь... тут, - полукровка с сомнением глянула на пол перед очагом, будто пыталась решить, насколько нагло предлагать гостю такое лежбище.
Гостю, который обязан исцелить любой ценой Бьянку.
Стоп, тифлинг его уже гостем считает?
Ублюдок он. И точка.
Будь погода лучше, крыша понадежнее, то девчонка могла бы расщедриться на предложение временно поселиться на чердаке. Разве что там были несколько дорогих сердцу вещиц, которые не должны попасться на глаза или в руки Готцу.
Без присмотра чужака (!) негоже оставлять. Внимания требует и Бьянка. Спасибо, что Кузик бродит где-то по своим делам и не ходит вторым хвостом, пытаясь покусать за первый!
- Когда я буду уверена, что она идет на поправку, и ты не навредил - уйдешь. Живым, - задумчиво озвучила свои мысли тифлинг, помолчала и с видимой неохотой добавила, - и тцелым.

+1

16

- Я... нет. - Молвил он, поворачивая свою голову в сторону дверного проема. Здесь было слишком тесно для него, он чувствовал, как довлеют стены, как пол незыблемо хранит в себе много ненужных никому тайн... он видел силуэт хозяйки, наполовину освещенный и оттого прекрасный. Ее фигурка, от ног и до макушки, являлась пред ним ласковым женским изгибом. Свет и тьма разыграли между собой ее тело. Свет оголил и приукрасил цвет ее кожи, облагородил хмурое лицо, отогнал тени от груди... а тьма прикрыла полувидимой вуалью ее бедра, спинку. Романтик в душе Гоца легонько свистнул, но здесь было слишком тесно для романтики. Тесно для всего, и арфист не понимал, как можно загнать себя в такую ловушку. Что именно движет этим существом. Сам он, теперь, глядя на эту вакханалию цветов и звуков, слишком приторно спокойных, чувствовал, что хочет покинуть это место, разрушив его до основания, и потоптавшись на его останках. - Спасибо за обещание и заботу, это много для меня значит. - Произнес он, отталкиваясь от стены и вставая во весь рост. Спина болела, но он старался больше не сутулится. Тень его легла на пол, взбежала по стене и задребезжала от танцующего пламени очага. Серые глаза устремились на нее, фон Эрмс склонил голову и кивнул. - Но я пока не лягу, если вы позволите. - Он вплел в голос столько простого не заискивающего дружелюбия, сколько смог, устало улыбнулся. - Вам самой бы поспать, вы выглядите не лучше чем я, полагаю. - Гоц не знал, дозволено ли ему лезть глубже, а потому пока не стал. В конце-концов, если спросит у нее, что она здесь делает, если просит о Флере, Бьянке, о странном животном, таком аппетитно выглядящем ящере... то ничего она ему не ответит. Он сделал шаг ближе, и еще один, поднял с пола арфу, слабо контролируя ватные ноги, подошел к самому косяку, о который она оперлась. - Я наверное поднимусь наверх, поиграю немного для вашего грустного дома. - Рука его прошлась под ее локтем, он пригнулся, опершись о косяк рукой, словно обнимал ее, голова его склонилась, он навис над девушкой на какую-то секунду... хотя не было даже намека на прикосновение. А после вышел и стал подниматься наверх, все еще пытаясь совладать со своими ватными ногами и руками.
     Пока он шел, поскрипывали ступени, слышались покашливания из комнаты светловолосой. Он игнорировал звуки дождя, все не как не унимающегося в эту влажную пору. Сейчас нужно было отвлечься, потому-что мысли пришли в полный хаос, он не знал что делать дальше. То, что он заблудился в лесу - не так много значило. Он просто заблудился в жизни... и вот это его коробило. Гоц собирался отплыть на восток, чтобы послушать напевы тамошних священников, чтобы посмотреть на рынки рабов, чтобы увидеть новых людей, и наконец отвлечься от жизни бродячего цирюльника. Но сложно было представить место, в котором мысли были бы так ограничены... словно кто-то просто установил барьер, заграждение, идущее вдоль контура лесной прогалины. Все это давило, и потому он решил обратится к чему-то более свободному и легкому, эфемерному... к музыке, простой музыке. Бьянке сегодня ночью должно было стать хуже, а наутро гораздо лучше. Он знал это наверняка, и потому не стеснялся напевать себе под нос, поднимаясь наверх...

+1

17

Его алчный, типично самцовый взгляд не подкупал, даром, что тифлинг была падка на лесть и комплименты. Окромя раздражения и пелены ностальгии, эти серые глаза даровали еще некое недоумение: неужто даже при своей усталости гость умудряется думать о чем-то... таком?
Полукровка склонила голову набок, сщурившись, и внимательно всматривалась в человеческое лицо, ища опровержения своим подозрениям. А потом смешливо фыркнула, поводя плечами.
- Ты не гос-сть, - напомнила Ритца, вынужденно запрокинув голову и оттого недовольно вильнув хвостом. Ей не нравилось, что это преимущество на стороне белобрысого, но в то же время... в поединке у него не было бы шансов. Наверное.
Ведь всё-таки усталость бессмертного и смертного существ разительно отличается. А тифлингу и вовсе не впервой удивлять всех, в том числе и себя, чудесами выносливости, когда изнуренный организм раз за разом умудрялся находить силы для очередного финального и последнего рывка, а потом еще одного и еще...
Ее насторожили не столько человеческие слова, сколько их интонация. Этот переход на "вы", который для тифлинга был совершенно непривычным. Но она ничего не сказала, а ее мысли не отразились на лице, и белый взгляд казался всё так же пугающе пустым и бессмысленным. Едва ли поймешь сходу, на кого или что устремлены глазищи.
- Наверх? - в голосе девчонки просквозила едва слышная... паника? Она приглушенно процедила что-то сквозь зубы - наверное, ругалась.
Впрочем, не вольность чужака вызвала возмущение, а его слова, его характеристика касательно этого дома...
Грустный. Черт побери, откуда он знает? Ритца почему-то вспомнила мать, трагические события едва ли не столетней давности, которые произошли здесь. Может быть, человек что-то скрывает и умеет колдовать?
Ну да ладно. Это не столь важно, и полукровка вынырнула из своих размышлений, вспомнив о куда более важном.
Наверху, в пространстве под ветхой крышей, был добротный сундук, когда-то запертый магией, но теперь волшебство выветрилось, сделав вещь самой обычной, пусть и по-прежнему крепкой. Там были значимые сердцу и дорогие вещи. Кольцо с диадемой, благодаря которым тифлинг узнала, что эльфийка, ее мать, была княжеского рода...
И...
Игрушки. Простые деревянные фигурки, коими балуются деревенские и не только дети. Птичка, белочка, олененок... И волчик. Последнего она любила больше всех всегда.
Ритца давно уже не играла, и то, что в последний раз являлось для нее игрой, привело бы в ужас едва ли не любое живое существо. Развлечения Зверицы всегда были жестокими, кровавыми и, кажется, никогда не кончались благополучно для игрушки. Быстрая смерть являлась милостью судьбы.
- Пус-сти, - сбросив себя оцепенение, кое настигло ее на том же самом месте, заставив вновь нырнуть в мысли и воспоминания, тифлинг прошмыгнула вперед человека, раньше него оказываясь на чердаке и бойко ступая вперед. Здесь было сыро и прохладно, неуютно, там и сям протекала крыша, но Ритца будто не замечала этого. Она уже присела на корточки перед сундуком, стоящим поодаль, предварительно раскрыв его, и спешно что-то перекладывала в подол, рассудив, что все важные вещи, которые она не готова оставить рядом с чужаком, не перенесет в руках.
То, что человек может пробыть тут лишь некоторое время, поскольку ночевать в таком месте... едва ли придет в голову здравомыслящему созданию, тифлинг не думала, ведомая лишь ревностным желанием сохранить свои сокровища.

+1

18

     - Значит ничто человеческое не чуждо... - Улыбнулся усталый арфист, остановившись в лужице сапогами и спокойно принимая ударяющие по плечам и светло-серым волосам капли дождя. Крыша протекала в нескольких местах, но все-же сырой воздух этого места был свежее, чище, чем спертый внизу. Здесь было живее, и чернь, проступающая в местах скопления влаги, скорее ободряла, нежели отпугивала... значит хоть что-то в этом месте жило и следовало своим циклам жизни, не останавливаясь в себе. Присевшая над своим сундучком Охотница забрала в руки все, что могла заграбастать, и прочее повалила в подол своей одежонки, закрывая спиной свои сокровища. Гоц положил на покосившуюся бесхозную деревянную тумбу свою арфу и встал чуток сбоку, глядя через плечо тифлинги. Она перебирала игрушки и прочую безделицу, аккуратно складывала вещи и разбирая их.
     Фон Эрмс оперся о мокрую стену спиной и сложил руки на груди, глядя за ее забавными движениями, осторожными, но при том спешными, словно материнские... хотя что ему знать о матерях. В голове раздался болезненный трескучий голос, но Гоц лишь прищурил серые глаза и растянул губы в оскале... а после голос исчез, угрожая ему чем-то, предупреждая о чем-то, призывая к чему-то. - Значит это ваш дом. - Хрипло предположил он, глядя усталыми глазами-щелочками на свершающиеся сборы. На самом деле, сейчас, когда свежий воздух напитал его разум, мысли пошли лучше. Дом в лесу, так бесконечно далеко ото всего. Дом брошенный и забытый. Странно было касаться этой мысли и осознавать ее. Как много людей вообще могло застать тифлинга в период его грусти и печали? Сколь много тех, кто видел жилище, в котором тифлинг мог родится... или в котором он жил со своей семьей, в котором бессмертное существо когда-то давным-давно забыло часть себя, и вот вернулось, чтобы забрать эту часть, или просто забыться самому. Это понимание заставило Гоца глубоко вздохнуть и отделится от стены, встав чуть ближе к своей собеседнице. 
     - Флер... жил с вами здесь? - Спросил арфист, не зная наверняка, что именно связывает душу тифлинги с этим местом. Он вспомнил имя того мужчины.. точно мужчины, и в голове вспыхнули догадки, строем пронесшиеся мимо. Может то был ее муж. Простой мужчина, обреченный на любовь к этой зеленокожей зверице, одурманенный ею, или одурманенный богами. Может то был ее брат по разуму. Наемник ли, а может такой же тифлинг, уставший от постоянной погони людей, что ненавидят рогатый народ. Может быть... все может быть. - Здесь кто-то умер? - Спросил он, глядя на нее сверху вниз без лишней жалости и драматизма. Под капли дождя ему вдруг стало лучше. Как никак, не зря судьба ведет одних людей к другим, связывает их, а после заставляет расстаться. Может статься, что в этом месте ему должно быть сейчас. Пусть и было в его душе мало веры в судьбу, но Гоц сел рядом на колени, вытаскивая забившееся в уголке сундука кольцо и подавая своей собеседнице. Глаза его спокойно глянули в глаза Охотнице и он вдруг понял что-то закономерное и простое, звучащее тихой угрожающей разбойничьей песенкой. Он не задумываясь протянул своим хриплым певческим голосом. - Минули годы, веси стынут... на берегах священных рек... - На носу его залегли складки и он прищурился, в уголках его глаз заблестели странные слезы непонимания, всего мгновение, голос его дрогнул, а после он закончил. - Но не забыть нам тех страданий... на кой Зверицы бич обрек... - Он отшатнулся, отыскав рукой стену и встав. В ушах его зазвенели тысячи куплетов, Гоц задышал быстрее, но ничего не говорил, вдруг узнав ту, о которой было сложено столько куплетов, которую проклинали тысячи людей.
      Все еще стоя у стены, опершись о нее ладонью, он глядел на убийцу, в чьих белых глазах не один глупец отыскал свою смерть. Пожалуй... порой не стоит копать там, где тебя не просят. Это был самый вредный свежий воздух в его жизни...

+1

19

- Нет. Флёр не был тут никогда, - отозвалась Ритца, не видя смысла огрызаться или требовать молчания от гостя. Но вместе с этим вопросом окончательно ушла во мрак призрачная надежда, что чужак хоть сколько-то связан со стихийным демоном и может что-то поведать о нем. Почему-то не вызвало раздражения и неуместное любопытство со стороны Гоца. Ни боли, ни злобы, а что до тоски - та и без того прочно обосновалась в сердце тифлинга.
- Какое тебе дело: умер тут кто или нет? - тут, впрочем, полукровка снизошла до того, чтобы угрюмо огрызнуться, однако после всё-таки ответила с видимой неохотой, - было дело. Давно.
Лаконичность ее фраз и возвратившаяся прохлада в интонации выступали недвусмысленным намеком, что едва ли последуют подробности и душещипательные рассказы из жизни прошлого. На опустившегося рядом человека Ритца покосилась угрюмо, невольно прижав ушки, словно полудикий зверек, рядом с которым расхаживает мутная личность, от которой и неведомо чего ждать и которая в то же время до сих пор не обидела. Тифлинг хмуро пообещала себе, что выцарапает глаза и вырвет язык Гоца, изволь тот кинуть хотя бы тень шутки по поводу увиденного им, но... ничего подобного не случилось, и тщетно полукровка с подозрением косилась на помощничка, будто ожидала от того заодно и попытки что-нибудь прикарманить себе в качестве трофейного сувенира.
Зря она по всей видимости заглянула в его глаза, позволив заодно заглянуть в свои. Совершенно невольно, вовсе не по своему желанию, но тифлинг выдала себя, дрогнув от неожиданности, когда расслышала слишком знакомые мотив и слова песни. Не в банде ее сложили, но... услышав единожды, оценили и распевали сами, пируя после очередного грабежа и богатой добычи.
Потайное не столько желание, сколько порыв метнуться вперед и вонзить когти в глотку белобрысого промелькнул где-то на периферии сознания, но Ритца не подчинилась низменным инстинктам, пускай и созданным ее оберегать.
- Зверь давно мертва, и ты должен знать, что ее с-сожгли заживо в Леммине, - дрожь в голосе была почти незаметна, зато сердце учащенно билось. - Я - не она, человек. Глаза обманывают. И не только они, - непонятно к чему пробормотала последнюю фразу тифлинг. Словно мысли вслух: сердцу доверять тоже нельзя... нельзя было.
На самом деле не пламя, а вода и лед изгнали Зверицу, но не должно быть до этого дела незваному гостю. Ритца невольно дотянулась до воспоминаний про путешествие к целительному озеру, что помогло избавиться от своего душевного недуга, сотканного из мрака прошлого. Впрочем, в снежных странствиях ничего интересного и приятного не было. Куда более сладкие и возбуждающие образы всплывали, когда тифлинг думала о часах, которые она с демоном провела в его доме, преимущественно в спальне.
Удивительное сочетание блаженства от факта осознания, что это было, и безудержной горечи, что это было... но едва ли еще будет.
Она выпрямилась, удерживая подол, в котором лежали деревянные фигурки и шкатулка с диадемой матери. Усталость в ее взгляде не уступала, пожалуй, усталости человека.
И это не было изнуренностью тела. Ритца поймала себя на мысли, что утомилась быть сильной. Добровольно полукровка напялила это ярмо, поселив у себя дома хрупкую девушку, которая требовала заботы и покровительства.
Но всё-таки она сама была женщиной, пускай и бессмертной. Пускай и прямой потомок демонического рода. Впрочем, этот беловолосый великан с серыми глазами не был тем, к кому хотелось доверительно прильнуть и расслабиться, подставляясь для ласки и поглаживаний.
Ведь каждая минута, проведенная рядом с демоном стихии, была отравой. Самой сладкой и вкусной отравой, после которой абсолютно всё выглядит пресным и вызывает пренебрежительную гримасу: не то, совершенно не то...

+1

20

     Первой мыслью было покинуть это место с презрением и ненавистью... ненавистью к малодушной убийце. Первая мысль его рассудила Охотницу как жалкое создание, которое избегает лишь своей боли... думает лишь о том, как плохо ей самой, оправдывает свои деяния этим. Первая мысль была о жертвах великого насилия, об оправданной уже жестокости. Он не мог принять этого...
     Вторая мысль была яснее. Она прошлась холодным взглядом по ее коже, отыскав грустную сутулость в плечах и слух его уловил в ее голосе что-то, что было сложно проигнорировать. Силуэт отделился от стены, болезненно вздохнув от накатившегося веса вселенной. Глаза его закрылись. «Ни один человек не захочет, чтобы его тыкали носом в его дела», подумал арфист. Гоц не видел раскаяния на ее лице, но перед ним то она ни в чем не виновата. Те, кого она убила, те, кто пострадал от ее рук...они мертвы, и прощения просить не у кого, даже если бы Зверица захотела. Может потому и умерло то чудовище.. а может нет. Он не знал глубины ее души, и потому суд оставил кому-нибудь более справедливому.
    Третья мысль оказалась нежнее и мягче, чем он мог ожидать. Когда она развернулась медленно и пошла прочь, держа в подоле свое драгоценное детское прошлое. Детское... разумеется. Тогда он увидел ее узкие женские плечи, грязные стопы, изгиб шеи, спины, талии, попы и ног. «Она женщина», молвил закрытый за девятью дверьми голос. «Только жаль я не тот..», ответил сам себе Гоц. Он не был стержнем, любовью, теплом, надеждой, опорой, светом в пути. Он не был страстным огнем, согревающим в ночи, завораживающим, прекрасным. Не был опорой, землей под ногами, не помогал идти вперед. Не был очищающей водой, священной спокойной гладью из которой было черпать силы. Нет, он не был ничем. Не был никем. И помочь ничем не мог. И все-же...
     Сероволсый силуэт на ватных ногах медленно подошел ближе, когда она развернулась чтобы уйти. Под капающими с потолка дождевыми каплями, стоя на мокром полу, арфист спокойно обнял тифлингу, положив ладони на ее открытый живот. Пальцы сплелись, голова его устало склонилась ниже, с усилием вдыхая сырой воздух, и вместе с ним запах ее кожи и ее волос. Он не был способен на что-то большее, в голове его царила боль, давящая и сильная. Но тем не менее серый силуэт не трясся, не опирался на слишком маленькую фигурку, он просто остановил ее и обнял, взяв себе.
     - Бьянке станет лучше через четыре часа, а до тех пор я должен собраться и покинуть вас. - Молвил он ей на ухо... как же низко от его губ было то ухо. - Думаю... вам от этого не будет ни плохо, ни хорошо. Я вам никто.. - Слова шли плохо, и он замолчал, не желая оправдывать свою нежность. Как бы то не выглядело, но он не прекращал обнимать монстра, удивляясь самому себе. Больные чумой дети.. умирающие при родах крестьянки.. убитые на дороге торговцы - все не то. Такой суровой собственнической нежности он не испытывал, или уже не помнил, испытывал ли. «Чушь... сейчас я умру»... только и подумал Гоц, коснувшись ее уха губами.

+1

21

- Еще немного, и я решу, будто в твоих речах с-сожаление, что ты и впрямь никто, - зажав уши, к одному из которых ощутила прикосновение губ, прошипела девчонка, а где-то внутри пружиной сжималась ярость, и горе будет человеку, если она сорвется, не выдержав напряжения.
Но тифлинг не напала, утешая себя тем, что в любой миг может оросить доски пола кровью обнаглевшего чужака. И вся ее злоба тяготела не к смерти и боли, а покою: огрызнуться, отвадить от себя чужую руку и без сил опуститься где-нибудь в тихом углу, где никто не достанет и не тронет.  Пожалуй, в Гоце она могла рассмотреть свое отражение... частичное, и быть может это служило причиной непринятия и раздражения. Ведь Ритца столько раз пыталась донести до себя: добралась до дома, где родилась и выросла, снова здесь живет, а рядом любящая ее прекрасная девушка. Что еще нужно для счастья? Отчего постоянно на сердце то тягучая боль, то равнодушие и полная безучастность ко всему? Полукровка с растерянностью понимала, что, кажется, Кузик будет ей дороже Бьянки. Маленькая ящерка досталась еще яйцом, которое девчонка в буквальном смысле слова выплакала у нимфы. Нечто странное тогда на нее нашло... впрочем, подковырнуло тифлинга и то, что ей были не рады. Фактически попросили уйти и не возвращаться - те, кого она знала с младенчества.
И эта самая Кузик много проказ натворила. За хвостом полукровки гоняться - вообще цель и любовь всей жизни. Сбегать еще умудрялась, причем в городе... Бес с содроганием реагирует на одно имя такого славного питомца, а в присутствии рептилии трепетно следит за своим хвостом - лишиться его раз плюнуть.
И эта самая хладнокровная и жестокая тварь находила куда больший отклик в сердце девчонки. Пожалуй, та с охотой бы скормила незваного гостя маленькому хищнику, но...
Ритца лишь извернулась, вызывающе и прямо взглянув в серые глаза. Это - не Флёр, и теперь никакого отклика чужой взгляд не вызывал. Лишь угрюмую злобу и настороженность, а так же желание выгнать всех.
Прочь, прочь и еще раз прочь... Чтобы без сил свалиться на пол и окунуться в сладостное одиночество, позволив ему заполнить себя целиком и полностью.
Она свистнула хвостом, ударив его по рукам, но сдержала порыв поймать за запястье и рвануть на себя. Ей доводилось ломать конечности таким способом... не одного и удушила в свое время.
Но сейчас полукровка не собиралась убивать. Впрочем, не стала бы долго медлить, затронь этот вопрос интересы ее жизни.
- Ты забыл, человек? - равнодушно спросила Ритца, а после объяснила, - ты можешь уйти лишь тогда, когда ей с-станет лучше, и я увижу это. Но коли ты думаешь, что ее жизнь - залог твоей жизни... то я напомню, что ты вполне проживешь без языка. Или глаза. Или ушей. Или пальтцев. Ты - пленник, человек... пленник полезный, но ни в чем более ты мне не нужен, - почему-то она подчеркнула интонацией последнюю фразу. - Я с-сама прос-слежу, чтобы ты ушел навс-сегда и никогда не возвращалс-ся, когда придет время, - тифлинг в своих словах слышала неоднозначность, мол, и в ближайших кустах может прирезать. Ее устраивал такой расклад, и она надеялась, что человеку почудится то же самое - пусть боится и трепещет... Ему не повредит, равно как и ей.
- А ес-сли ты еще раз тронешь меня, то я с-сломаю твою руку, - хмуро пообещала она и демонстративно развернулась спиной к Гоцу, хотя видят Боги, как невыносимо тяжко было продемонстрировать эту потрясающую уверенность в себе, будто человек не посмеет даже подумать о покушении, вопреки вложенному прямо в руки шансу. - Идем.
Ритца отдавала себе отчет, что коли гостя с чердака выгоняет вниз, на жилой этаж, то... эти вещи ей не нужны, и их можно возвратить в сундук. Но придется брести обратно, проходить мимо него... Нет. Этим она покажет свою неуверенность и сомнение. Раскроет мятежность на сердце, а так нельзя.
Пусть боится и трепещет. Пора примерить старую шкуру Зверя... лишь бы не срастись вновь с этой маской.

+2

22

     Сколько стен отделяют человека от безумия? Стена грёз и снов, что стережёт мягкое спокойствие спящего в пыльной кровати разума. Стены законов и догм, что с прытью вопящего мышонка огрызаются на громаду величественной мысли и заставляют разум сжаться от страха. Стены природы, стены тайн, стены чувств,  тысячи стен, воображаемых и явственных. Кто-то бесконечно злой в голове арфиста смеялся, когда миллиметровые стены пали все, кроме одной, которая действительно чего-то стоила.
     Гоц приподнял бровь и склонил голову набок.
     - Я поил разбойников чаем с лисьей слюной и смотрел, как топоры их отпускаются на их же головы в приступе безумия. - Молвил он с широким оскалом, глядя на неё со смесью безумной ярости и неудовлетворенности, словно она была банальной сценкой в театре, и он уже устал смотреть, как пыжатся актёры. Глаза его сощурились и лишь сквозь узенькие щелочки стали видны серые глаза, как океан и небеса над ним в самый тёмный день, почти черные. По предплечьям растекались вниз багровые струйки крови, капали с пальцев, но напряженное тело вздрагивало не от боли,  а от гнева, закипающего от самого низа живота до прерывисто взымающейся груди. - Потому-что я так хотел, потому-что не надо мне угрожать, потому-что я искренен и в теплоте, и в ненависти... - Его рука легко двинулась, и брызги рубиновой крови коснулись лица и одежды тифлинги. - Вот моя кровь, но это единственное, что ты когда-либо сможешь получить... Прочее останется внутри до тех пор, пока звезды светят и монета золотом стоит куда больше невинности таких, как ты. - Он хотел сказать "навсегда", но гнев кипел внутри, выпаривая простые слова, челюсть его подрагивала от гнева и обиды, зубы стучали друг о дружку, дышать стало легче и болезненная тяжесть недуга в теле ослабла. Она злила его своей бесконечно маленькой фигуркой. Злила свистящим хвостом, основание которого было сокрыто тканью. Его бесили сутулые плечи и эта детская манера сыпать песком в чужие глаза, словно они были детьми в песочнице. Гоц глядел и видел напряженное повернувшееся тело, он знал, что она ловчее его, и отчего-то мысль эта не пугала, она возбуждала в нем любопытство. - Приказывай своей Бьянке, и Флеру угрожай, а мне не надо. Это твой дом, ты в нем и страдай... - Его рука размазала кровь по предплечью, отыскивая неширокую царапину, он зажал её, хотя по другой руке все ещё капало. Он прошёл мимо и рукой опрокинул подол её одежки, вывалив на пол детские игрушки, маленькая месть за возможно уже медленно загнивающие от здешней сырости руки. Шаги его стали слышны внизу, он пошёл в кухню, чтобы забрать свои вещи и уйти из этого места, внутри кипели мысли, он не ожидал бы удара, даже если бы его о том предупредили. Он устал от угроз тифлинги и просто обматывал руки тканью и одевался. Кашель за стенкой прекратился, но слышно было лёгкое "Ритца", не хриплое, но зазывающее.
      Гоц спокойно напялил на плечи изорванный и кое-как починенный плащ, ножны легли на правое бедро и он бросил из кошеля несколько монет на маленький столик так, чтобы монеты те были видны. Плата за гостеприимство, достойная хорошей комнаты в городском трактире, или двух симпатичных шлюх. Он накинул сверху столько-же, подумав о шлюхах, а после побрел в сторону двери. Здесь ему также нельзя было сыскать гостеприимства. Своей гневной головой он все-же пожалел, что не может вызывать у людей доверия. Пожалел, что песенки о самом Гоце фон Эрмсе рассказывают о вымышленном, либо о крови, которая вокруг него льётся часто, оплетая высокую фигуру крестьянина тусклым мерцанием не по праву присвоенной тьмы. За стенами лил все тот-же дождь, прибивающий к земле все запахи, скрывающий все. Деревья и кусты тёмной стеной уходили на все четыре стороны света. Вдали виднелся приземистый одинокий холмик, все прочее видно не было, и стороны были едва понятны лишь потому—что он разглядывал небеса раньше, день назад... Или два... Гоц не помнил сколько времени провёл здесь, в обители скорби тифлингессы. Наметив для себя примерно южное направление, он пошёл прочь от маленького домика.

Отредактировано Гоц фон Эрмс (14-10-2016 09:52:59)

+1

23

Глупый, глупый человек, всмевший думать, будто в его воле диктовать условия и сметь указывать. Что за жалкий народ эти люди, убежденные по неведомым причинам, что способность плодиться не хуже кроликов - уже право властвовать над остальными? Ей-богу, причина существования этих воплощений ничтожества - разрозненность прочих рас и наличие у них более важных и интересных дел, нежели истребление букашек, которые когда-нибудь сами передохнут от собственной тупости.
Впрочем, Гоц ее пугал, а пряный аромат крови не возбуждал, как всегда то было до того, а вызывал тошноту и головокружение. Желание отпрянуть назад, куда-нибудь в укрытие... Но Ритца не вслушивалась в свои ощущения, а медленно закипающую ненависть она принимала настороженно и спокойно, удерживая пока что в жесткой узде.
И странная мысль донимала ее: ведь Зверя-то никогда не было. Не было той безумной твари, которая якобы намеревалась захватить разум и душу тифлинга... Была сама она, оставшаяся наедине с болью своего прошлого, которое не могла принять и простить, по всей видимости. И то самое озеро помогло обмануться и утешиться в своих страданиях...
А Зверь-то жив, покуда жива она сама. И полукровка понимала: этот человек, глядящий в ее глаза, умрет сегодня от ее же когтей. И осознание это подавляло страх, вызывая смешливый оскал усмешки на губах.
- Я получу твое с-сердтце, человек, - неразборчиво и едва слышно отпустила слова с языка девчонка, сверля взглядом спину врага, который сам расписался в своем приговоре.
Что-то подсказывало ей, что ублюдок не причинит вреда Бьянке, равно как и до того делал все для помощи, а потому нет резона беспокоиться о здоровье подруги... Но он забыл о главном условии, которое позволит ему покинуть этот дом живым и, наверное, целым: оставаться здесь, покуда возлюбленной тифлинга не станет лучше. Ритца предупреждала его и в этот раз не намеревалась бросать своих слов на ветер.
И снова защемило сердце. Непонятные и мутные ощущения по поводу едва ли существующих чувств к белокурой прелестнице, а так же отчаянная и безудержная горечь по потерянной любви, едва ли которую удастся возродить. Полукровка сжала кулаки, ощущая как когти правой руки впились ей в ладонь. Боль отрезвляла, и делалось капельку легче.
Может быть, чужая боль окажется панацеей получше?
Ритца позволила человеку собрать свои вещи и уйти прочь. Она слышала каждый его шаг и действие, но сама пока оставалась на чердаке, спеша подобрать драгоценные воспоминания, чтобы бережно убрать их на место.
И потом, когда белобрысый ушел, тифлинг преданно сидела на краешке кровати больной, гладила ее волосы и что-то шептала, как всегда сопливо-умилительное и совершенно бездушное, пока Бьянка не уснула снова.
Полукровка же вышла на охоту спустя не один час, и не составляло труда для нее быстро взять след своей странной цели, неспешно преследуя ее. Ящеру девчонка наказала оставаться дома, чтобы не столько зверь сторожил жилище, сколько просто не мешался и не крутился под ногами. Кровь, пока что горячая и пульсирующая в венах Гоца, принадлежала Ритце и никому более. Не намеревалась тифлинг делиться своей добычей, и давно забытое предвкушение убийства грело душу, будоражило.
Она не показывалась на глаза и действовала нарочито неспешно, отпустив свою жертву далеко вперед. Смаковала каждое мгновение охоты, намереваясь броситься, когда человек устанет и будет совершенно без сил.
Учитывая, что едва ли он отдохнул, когда Ритца была в более гостеприимном настроении, ждать этого осталось крайне недолго. Кровожадные образы в мыслях не пророчили ничего хорошего, в том числе и легкую, быструю смерть.

+2

24

    Порой не хочется быть жалким, глядя на небеса, ступая по грязной земле, перепрыгивая через ручьи и кутаясь в простиранный уже и обветшавший плащ. Шаг за шагом, треск веток вторил его медленному ходу, в руке лежал, роняя на землю капли воды клинок, а глаза полусощурились. Губы он прикусил, а отчего бы и не прикусить, если так дерьмово получается ими улыбаться и скалится. Презрительный взгляд вовсе не таков, когда глядишь по эту сторону, скорее усталый. Стянутые бинтами руки болят, не героически болят, болят живой ноющей болью, от которой в голове мутится и хочется сесть, сложив их на колени, раскачиваясь взад-вперед и завывая. В сапоги проникла вода, их облепила грязь, как и колени не раз споткнувшегося и упавшего арфиста. Полукрестьянские ладони с длинными мозолистыми пальцами тоже нечисты.
     - Эй, стой... куда ты идешь, Гоц? А-ну стоять, мелочь, я говорил тебе не ходить за ограду... кто-то сейчас получит! Гоц! - Кричал вслед ему отцовский голос. Праздник середины лета. Вечер. Мягкий закат. Длинные столы в чистом поле и смешливые крестьяне, рассказывающие кто о чем. А еще улепетывающий куда-то вдаль мальчонка, медленно перебирающийся через каменную ограду, подтягивая свою голую попу и задирая рубаху выше приличного. Русый бородатый мужчина, несущийся по чистому с красноватыми отливами полю под смех деревенских. - Гоц! - Седой арфист оперся плечом и лбом о удобно стоящее дерево, крона и без того мокрая, чтобы еще взрослый мужчина ронял в нее слезы. Нет, былое в прошлом, мальчишка с голой задницей уже ушел за каменную ограду в приближающуюся ночь, оставив позади все, отца, родных, статус, жилище, проблемы. Мальчик с голой задницей стал актером, героем, магом, величайшим рассказчиком и лжецом в Гресе, лекарем и разбойником, где-то убийцей, а где-то никем.
     Он оттолкнулся от дерева так, словно желал сдвинуть мир, вернув ему нужный ракурс, а после полупьяным и болезненным шагом двинулся прочь. Надо было поспать, а сна все не было. Да и, разумеется его преследуют. Чем больше речушек он пройдет, и чем шире будет шаг его - тем больше шансы выжить. Дождь был невразумительным, кончался и вновь начинался, то гневный, то ласковый. А потом, когда цирюльник прошел уже далеко-далеко и вышел к маленькой полянке с разбросанными в беспорядке валунами, то просто грохнулся на один из них, самый ровный и мягкий... из здоровенных твердых камней.
     - Это... обидно, парень, но ничего, жизнь такая. - Хмуро молвил дядька, сидя на коленях и приглашая мальчонку в родственные объятия. Отец лежал в могиле, закопанный, засыпанный полтораметровым слоем неприятной здешней земли вперемешку с камнями. Гробы дороги, и налоги высоки в последнее время, сложно собрать с друзей деньги... потому почерневшую от болезни плоть до того красивого и высоченного крестьянина свалили в яму и просто закопали, приложив у изголовья могилы камень с начертанными священником словами. Так люди могли смирится со смертью друзей, написав на эльфийском: «Haen anel are Talde, seva are Imir, Igrasil, qur vebah Antruel».
     Повзрослевший уже мужчина, бывший когда-то тем самым заплаканным и испуганным мальчонкой, глядел в небеса, лежа на самом плоском и мягком из камней. Недалеко журчал ручей, деревья расступались от этого места, кусты с несъедобной ягодой росли возле невысокого, совсем плоского холмика. Дождь, прекратившийся было, начался вновь, и Гоц перевернулся набок, закрываясь своим пошарпанным плащом, сел чуть прямее, облокотившись о другой стоявший впритык высокий камень. Убегать от знающей этот лес охотницы он уже не хотел, да и вообще, убегать от чего либо уже желания не было. Порой вот так бегаешь и бегаешь, а потом так жутко тошнит и в голове мутится. Он же бегал всю жизнь, и в его голове мутилось так, что смотреть жалко.
     Пальцы заскользили по композитной небольшой арфе, медленно, выводя простейший мотив, негромко в начавшемся каплепаде. Плащ, надвинутый на плечи и голову, спасал инструмент и голову музыканта от разъяренных капель дождя. Ноги итак уже вымокли.. и сапоги. Правая нога, поскальзываясь, устроилась на маленькой рытвинке в камне, левая подогнулась под нее, роняя капли, забившиеся внутрь сапога. Гоц играл хороший мотив, пусть и простой, но хороший, не срывающийся в крещендо, но и не унылый. Мотив переливчатый и добрый... мотив, созданный не для этого дня, не его руками, но тысячи раз выведенный лично им перед трактирной толпой. Он отвлекался от Охотницы, от возможных нападений медведей, волков, кого угодно. Он здесь был один, и была его музыка, которую он так небрежно забросил, и от которой теперь на душе становилось мягко, хорошо.
     Вскоре подоспели и слова, сначала выпущенные хриплым певческим голосом в толпу дождевых капель тихо, небрежно, словно предупреждая их что сейчас они услышат песнь достаточно проникновенную, и если кто желает шутить и смеяться, то пусть покинет этот мир и больше не возвращается. После слова эти вытянули мотив глубокий, как океан, как горные долины, как боль, и как медленно просыпающаяся радость. Арфа пела для него, он пел для своей арфы о потерях... не просто словами, не слезами, нет, если кто-то умеет петь о потерях так, то человека этого можно лишь жалеть и плакать о его израненной душе. Но арфист пел не о своей боли, и жалости не просил. И песнь медленно и ласково перешла в другое русло. Грусть ее отступила, и смех заполнил пустой зал размером с мир, капли забрызгали по камням, несдержанные и веселые. И снова грусть, и снова радость... он просто перебирал песни, а его голос, хороший голос певца, доносил до капель свои рассказы, заставляя их заливисто смеяться над глупыми рыцарями, плакать над героями, влюбляться в прекрасных дам. Пальцы стали ошибатся, когда дождь пропитал его плащ насквозь и обмочил струны. Голос медленно умолк, а арфист закрыл усталые глаза, прижав к груди арфу.

Отредактировано Гоц фон Эрмс (08-11-2016 15:43:17)

+1

25

Закрыто по запросу:
Я: 11 постов
Гоц: 12 постов

+1


Вы здесь » ~ Альмарен ~ » Старые рукописи » Не лучшая дорога на юг.