Сон привел его в темный дом с крашенными черными дверями. Лил дождь, лес под холмом шумел в темно-красной ночи, а люди бежали в сторону его обители. Сотни мертвых людей. Серокожие, они бежали во тьме, зазывая утробными голосами "Хос... Готц... Гоц...", рыча и шипя, на гульрамский, эльфийский, рузьянский и все прочие лады. Они бежали на холм, окружали его, но страха не было. По крутой лестнице Гоц спокойно взошел на балкон, оглядывая бесконечный мрак этого мира глазами, полными боли и усталости. Рычание и крики не были слышны за его дыханием, словно вместе с ним дышал целый мир, он смотрел, как из земли, утаскивая мертвецов вниз, вырываются костлявые драконы. Как безымянный туман ложится на мир под его стопами... и ничего не чувствовал, только усталость и боль... «Готц... прос-снис-сь», прошептала ему на ухо Охотница, и он открыл глаза, чувствуя сильную головную боль. На самом деле, никакой охотницы не было.
Гоц проснулся раньше, чем намеревался. Прошло не больше двух часов, но насморк и сильная головная боль не дали ему уснуть вновь. Тело, изрубленное, покусанное и исцарапанное за долгие годы путешествий, болело. «Еще ночь... еще ночь», тупо уцепился он за эту мысль и встал на колени, чувствуя сильное головокружение и давление в висках. «Охотница, звереныш и девушка Бьянка... некий Флёр. Ночь, еще ночь и я жив», спокойно стал объяснять сам себе он, тупо глядя в потухший костер и медленно натягивая порванную, но подсохшую уже рубаху. Было холодно. Гром перестал, дождь уже лишь накрапывал и в доме, несмотря на обилие лишних отверстий, не было сильного сквозняка... а холодно всё-же было. «Простыл», заключил сонно Гоц и нахмурился, вспоминая слова из тома Вилеона и Бонерты: «Сбейте жар и озноб травою вильницы, корень да стебель выкиньте, а листья вымойте и жуйте, пока сок весь не выйдет вам внутрь, после выплюньте и ложитесь в постель, поставив под собой таз», так себе был совет, если честно... Гоц уже раз нажевался листьев вильницы, и побочный эффект в виде рвотных позывов и полутрачасового жара в костях не вдохновлял на повторение подвига... но спирта для настойки у него с собой не было, трав получше он не знал, а простая простуда всегда могла перерасти в нечто большее и в конце-концов убить его. «Надо вставать... давай...», произнесло сознание где-то на границе понимания, и он отреагировал на этот сигнал, вставая на ватные ноги и надевая поверх рубахи плащ.
Двигаясь по стенке, он вышел из кухни. Свечей не было, приходилось полагаться на слух и интуицию... интуитивно он ткнулся коленом в угол стола и осел на пол, оскалившись, закрыв глаза и тихо через скупые слезы повторяя ругательства. Тело его было сейчас излишне чувствительно к любого рода прикосновениям, и боль отдалась в висках, накатилась как морская волна, ослепила его на долгую минуту. Когда всё прошло, он открыл глаза. Несмотря на неприятные чувства, боль пробудила его окончательно. В темноте стало куда уютнее после небольшой встряски. С сонных глаз спала пелена, видно стало куда лучше. Слух нашел гулкий звук где-то слева, но он потерялся под стуком дождя. Справа, за дверью девок, послышался скрип кровати, но и ничего больше, «Ворочаются... или трахаются... мне то чего?», подумал он, хотя легкое полусонное желание засело где-то в паху и сознание нарисовало сплетающиеся в темноте силуэты девушек... арфист легко их проигнорировал, встал и выпрямился, глубоко вздохнув через рот. «Надо смыть всю эту болезненную мрезь и поискать вильницу... или пыльную ягоду», заключил цирюльник. Отыскав входную дверь, он вышел во двор.
Возле дома царила дождливая тишина и темень. Трава под ногами мочила дырявые сапоги. Капли с небес падали на усталое со сна лицо. «Сейчас выбежит из леса волчок, и будет мне вовсе нехорошо...», медленно подумал арфист, глядя в темень леса... а после рукой отыскал бочонок с дождевой водой, стер с себя ладонями грязь, и хорошенько прополоскал нос до головной боли где-то меж бровей. «Вильница... вильница растет близ деревьев, корни глубоко в земле, листья низко совсем, и напоминает мох... только стебли цветов её высоко вздымаются, багровые лепесточки, с ноготок», молвил голос отца в голове... Гоц вспомнил, как родитель могучей дланью вывернул из земли растение с бледными и очень длинными корнями, а после вручил ему, устало молвив: «Сейчас еще нарвём, потом бабке Мариэтте отнесешь, она их для настоек использует». Тогда было раннее утро, Гоц был ростом с бочонок и отец был еще жив... сейчас была поздняя ночь. - Поздняя ночь... - Тихо повторил он со слабой горечью, и под падающими каплями дождя направился в подлесок.
По пути он споткнулся обо что-то, и вывернул из земли какую-то железку. При детальном рассмотрении оказалось, что это его меч... он сверкнул в темноте, и Гоц нахмурился, видя грязь на видавшей виды железке. - Какой странный способ выгнать меня из дома... или она просто любит закапывать мечи в землю? - Тихо спросил он у себя. Не найдя ответа, арфист пошел в сторону подлеска, сжимая в руках клинок и испытывая странное стеснение... будто кто-то глядел на него из темного леса.
Спустя минут пять, когда он отер клинок о дерево и нашел возле другого ту самую вильницу, раздался тихий рык, который легко вплелся в песню дождя и заставил Гоца прильнуть спиной к дереву, прижать клинок, выискивая слухом и зрением свою смерть... Смерть оказалась худосочным волком, размером с собаку. Зверь тихонько придавил лапой что-то небольшое и сейчас щерил пасть на человека, который отвлек его от убийства своим приходом. - Спокойно, сученышь... - Вымолвил Гоц, прекрасно зная, что даже худой и маленький волк способен хорошенько покусать и убить... «Навряд ли он при стае... ух голодный и злой небось», подумал он, но увидел наконец трепещущее тельце поломанного серого зайца под лапой. Теперь вопрос стоял уже другой... ему этот заяц был нужнее... арфист тоже был ужасно голоден и зол...
Короткая зрительная схватка, слабая попытка волка напасть на вооруженного высоченного человека... а после зверь уполз, получив вслед пинок под зад от победителя и хорошенький удар мечом под ребра. Плотный заяц со сломанным хребтом достался человеку. Гоц взял в одну руку траву, меж пальцами сжал уши ещё живого зайца, а другой получше перехватил клинок. Он двинулся в сторону бочонка, где принялся отделять листья от стебельков, вымывать и складывать нужное в пустой карман плаща. Зайцу он отрезал голову, чтобы тот не мучился, а потом подвесил под козырьком, что-бы кровь стекла. Собственно, всё это он проделывал совершенно машинально... из всех мыслей, которые его посещали сейчас, осознанными можно было назвать только три, и все три были больше желаниями. Первое - хорошенько поесть... второе - секс... третье - найти выход из сложившейся ситуации. Последняя была оформлена слабее... если первая была представлена жареным кроликом, вторая - извивающейся под Гоцем Охотницей... то третья просто дорогой, в никуда.
«Дрова бы... хм...», подумал он, глядя на горизонт, который всё больше окрашивался в темно-серые тона. Дождь постепенно стих, и теперь только с крыши падали звонкие капли дождя. Входная дверь стала виднее, как и весь маленький домик. В этом тусклом холодном свету он отыскал деревянный навес для дров меж деревьями, там же, заткнутый меж поленьев, был и топорик... хотя дров было совсем мало и всё без исключения нужно было колоть. - Женщины... - Покачал головой он и оставил кролика висеть под козырьком со спущенной кое-как шкурой, а сам пошел колоть дрова.
Мерные движения успокаивали... мозолистые руки ощутили родную деревянную рукоять и он усмехнулся, чувствуя ритм. В голове впервые стали появляться цельные мысли, которые до того вовсе не приходили к нему в голову... «Что здесь в лесу делает тифлинг и девушка?», спросил он сам себя, чувствуя инерцию удара, отдающую в плечи и спину. «Это хорошо конечно всё, но едва ли у них здесь милый рай в шалаше... кто станет жить с тифлингом так далеко в лесу?», глаза его сузились, когда он нанес могучий удар, с первого раза расколовший полешко. - Этого хватит... - Сказал он сам себе, просто чтобы услышать людскую речь в этом помрачневшем лесу. Ему стало неуютно и он сжал кулаки, ощущая спиной чей-то взгляд... но никого за спиной не оказалось. - Дурость... не больше. - Сказал Гоц ровно, а после вернул топор на место и собрал охапку наколотых дров, сцепил с козырька зайца и вошел в дом на такой манер. «Нечего думать», повторял он себе в голове.
*****
Дома стало вроде даже тише, хотя может жуткая тревога, которую он испытывал, была тому виной... пройдясь к столу и сложив дрова с добычей на него, он услышал какой-то вялый стук теперь уже справа. - Эй... - Тихонько сказал он, ожидая увидеть за маленькой дверью в кладовку хладный труп беловолосой девки, тянущий к нему руки... он обнажил клинок и открыл дверь. Стук прекратился, но под мешком виден был люк. - Рилдир... у тебя защиты прошу. - Прошептал он молитву, а после сжал зубы, оскалился и открыл люк своей мужскою рукой, ожидая увидеть что угодно и убить это, если понадобиться... а увидел всю потную, запылившуюся и грязную тифлингессу, глядящую на него белыми глазами. Он рассмеялся, вкладывая меч в ножны и протягивая вниз руку. - Это какая-то тифлигова блажь? Вампиры спят в гробах, а тифлинги на ночь застревают в подвалах? - Усмехнулся он, и против воли девки просто подтащил её за локоть, а после за поясок двумя руками вытащил из погреба. - Утро доброе, хозяйка... - Сказал Гоц, усталыми глазами глядя на неё сверху вниз в темноте кладовки. - Я дров наколол и зайца добыл... а ты... - Он не знал, что еще ей сказать, но недоверять девке будучи с ней вот так, лицом к лицу арфист уже не мог... странно это было, хотя, к женщинам он всегда был лучше расположен. Руки его с напускной небрежностью соскользнули с её тельца и он отошел, предоставив девке полную свободу передвижения. - Теперь голодать не будете... - После этих слов в голове промелькнуло «Стоп, мясо для меня...», но он подавил эгоизм, глядя на тифлинга с усталой блеклой улыбкой.
Отредактировано Гоц фон Эрмс (16-07-2016 04:16:54)