Обсидиановые браслеты на запястьях стали столь родной и неотделимой частью для драконицы, что та ощущала достаточное беспокойство, прорывающееся даже сквозь полубредовое состояние, стоило ей лишиться этих оков. Ей, едва ли еще связанной со своей магией, было невдомек, что именно эти два кольца из черного камня являлись главными врагами для Аморонг, а не тёмный маг, который уже оказался в поле зрения пленницы, выжидая ее, или та стервозная менталистка, смерти которой драконица желала на подсознательном уровне. Будь Аморонгъэртааль при своем непроницаемом даже для архимага ментальном барьере, то постепенно, ссылаясь на путаницу в мыслях и расплывающиеся воспоминания, дошла бы до того, что уж явно не с негаторами имеет дело. Но мысли не подчинялись своей хозяйке, и явно им помогают в этом, вмешиваясь извне.
Негаторы и вовсе дрянное дело - фактически, аномалия, запакованная в предмет. Доводилось драконице слышать, что встречаются среди людей такие же аномалии на ножках, да только слухам не особо верила, а своими глазами не видела. Не суть. Главное, что, поднакопив достаточное количество родных сил, ей иногда удавалось что-то почувствовать. Как та же вода из графина в ее комнате отдает магией, к примеру... Негаторы же, как говорили слухи, блокируют всё полностью. А накатывающая слабость - последствие чего-то иного, а не блокировки ее врожденных способностей, хотя и перекинуться не получится...
Погодите. Перекинуться? Точно. Эта людская оболочка - женский несуразный облик - не то, чем она является. Должны быть крылья. Чешуя, которую просто так не пробить и которая пренебрежительно отшвырнет от себя уже многие заклинания. Аморонг не могла этого видеть, однако снова ее глаза - истинный взор красного дракона - блеснули яростным огнем, непокорно напоминая пленителям, что их ждет в расплату.
Те, впрочем, и сами прекрасно знали, что всякий раз безмерно рискуют, освобождая дракона для очередного ритуала, чтобы зачерпнуть сил. Браслеты стали оковами, впитав энергию всех заклинаний, которыми пыталась швыряться Аморонгъэртааль, когда оказалась только-только пойманной. Потом она успокоилась, прекратив сопротивляться, а артефактам хватало впитанной силы, чтобы подавлять последующие возможные попытки высвободиться.
Их почему-то не было. Драконица, привыкшая считать себя венцом природы, пускай и вынуждена была склонять голову перед матерыми и взрослыми собратьями, очень растерялась и быстро стушевалась, оказавшись под игом... двух людей? Или полукровок? Пес их знает.
Алая даже не успела понять, что произошло: как и всегда, как и велено, деревянной неживой походкой она неспешно шла навстречу к магу, готовясь послушно протянуть руки, чтобы сняли браслеты, однако в тот же миг виски словно сдавили раскаленными тисками, заставив взрыкнуть - и уж поверьте, что рычание то было больше свойственно дракону, а не человеку - и метнуться из стороны в сторону, пытаясь наивно убежать от боли.
Ее боялись. Даже такую жалкую и слабую... боялись, подавляя всем, чем можно, стоило увидеть хотя бы искру истинной сути в глазах и норов.
Тяжело дыша, когда наплыв ослепляющей головной боли отступил так же стремительно, как и нахлынул, Аморонг взглянула на врага, сдерживаясь от инстинктивного желания не то оскалить клыки, не то зашипеть, растопырив крылья, которых у нее сейчас нет.
Однако глаза ее были направлены не на глаза мужчины, замершего в паре метров от драконицы, которая боялась спровоцировать новую защитную атаку на себя.
Аморонгъэртааль немигающим и неподвижным взором, кой свойственен рептилиям, уставилась на медальон в руках человека. Он ей не нравился, хотя ничего особенного драконица не чувствовала, тщетно "принюхиваясь" к украшению. И всё-таки предчувствие чего-то недоброго (больше обычного недоброго) вынуждало насторожиться.
- Я не буду ничего делать, - хрипло проговорила алая, - и думать - тоже, - добавила Аморонг, памятуя о том, что даже мысли могут откликнуться ей лихом.
Но напряжение внутри не проходило. И едва заметно она подалась назад, за мгновение до того, как медальон оказался на ее шее. Прикрыв глаза, драконица вслушивалась в ощущения, пока с ее рук снимали браслеты.

Чужому, несомненно принадлежащему чему-то спятившему, голосу в собственной голове Аморонг не особо-то и удивилась. То ли напрочь лишилась этой способности на какое-то время, воспринимая всё как должное, то ли просто достаточно очевидно для драконицы даже в ее состоянии, что не для поднятия ее настроения или морального духа на шею вешают украшения такого рода.
Олицетворенный артефакт. Может быть, переносная камера для чьей-то души. В любом случае, что какие-то непростые махинации провели над этой дрянью, закрыв там духа или кого-то еще... Не для такого ли питомца часом заботливые хозяева завели дракона в качестве источника энергии? Драконица ощутила едкий холодок страха. Какое отвратительное ощущение, когда неведомо что и неведомо как рассматривает тебя, принюхивается... касается неосязаемыми, но обязательно склизкими щупальцами уязвимого, лишенного барьера разума. Она словно неприкосновенная королева, привыкшая к извечной дистанции между собой и недостойными, которая оказалась без своего благословения и телохранителей среди толпы безродной швали, тянущей свои руки к молочно-белой коже дворцовой неженки.
Страшно даже не это. Неприятно, гадко, но... Аморонгъэртааль чувствовала, что без истинного облика, дарующего возможность видеть, чувствовать и манипулировать магическими плетениями мира, она восполняется силами слишком медленно. Что делают с курочкой, которая уже как несушка не особо?..
Значит, у нее на шее убийца, которому решили отдать дракона на съедение. Но нет в этом мире твари, для которой владыка небес послужит лакомством! Извечные споры и вражда между драконами разных видов и родов - исключительно их дела, в которые не надлежит младшим расам совать свои слишком любопытные носы... Лишь дракон вправе убить дракона.
Этот мистер Говорливый Ублюдок ощущался слишком остро, вызывая напряжение не хуже прильнувшего к горлу обнаженного и заточенного клинка. Да, у нее нет магии сейчас, и нет возможности дотянуться до магической паутины, пропитавшей весь мир. У нее нет когтей и острых клыков, а из ее горла не вырвется жаркое пламя. Но она - потомок древнейших хищников, где глас инстинктов порой звучит более ясно, чем глас мудрости и разума. Она принадлежит алому роду. В ее жилах - жидкий огонь. И ее должны бояться даже такой!
Именно появление медальона в рутинном существовании послужило спусковым крючком. Аморонгъэртааль как нельзя остро ощутила, что может умереть, и... нет, лучше продолжать таиться, рассчитывая однажды застигнуть врасплох врагов, чем с последним тихим вдохом спокойствия прекратить муки бытия.
И знали бы вы, как это трудно и утомительно мантрой шелестеть в своих мыслях "я ничего не буду делать и думать, я только хочу вернуться в ту комнату и уснуть", сотворяя своеобразную защитную вуаль-обманку, на которую должна наткнуться менталистка, удерживая на прицеле драконицу своей магией. Несомненно, что Аморонг рисковала, панически вырисовывая где-то глубоко в подсознании надежды вырваться спустя... сколько? целый век?! - но уповала на то, что магичка купится на дешевый трюк и не станет осторожничать больше обычного.
Избавленная от браслетов, драконица в облике женщины села на каменный пол, опустившись на колени. Голова неизбежно закружится, и весь мир поплывет перед глазами, когда ноги окажутся не в силах держать ее - именно поэтому лучше предотвратить обязательное падение в обморок таким неказистым образом.
Когда-то, уже давненько, еще будучи в силах огрызаться и сопротивляться, Аморонг умудрилась даже вопреки ослепляющей боли ментального напора схватить табурет и ушатать его о мага. Стул умер, ублюдок выжил, но никак не наоборот к огорчению драконицы. С того печального эпизода и без того скудный уровень комфорта ее пребывания здесь снизился.
Магичка находилась где-то за спиной, и видеть ее у плененной возможности не было. Но наверняка той было скучновато слушать "заевшую" мантру от бессмертного и когда-то величавого существа, доведенного за столетие до столь жалкого и ничтожного состояния червяка. Аморонг рассчитывала на это. Раз никаких противодействий не приняли - значит, она права.
Пора дракону показать свои зубы. Что будет, если перекинется прямо сейчас? Наверняка то зелье... как-то проявит себя. Среагирует магичка почти сразу - реакция у суки хорошая, даже если отвлечется. Велик шанс умереть, пускай и в истинном облике. Аморонгъэртааль не сумеет сразу закрыться, восстанавливая ментальную защиту. Ей нужны секунды. В ее распоряжении окажутся лишь доли секунд. Маловато будет, и не драконьи аппетиты тому виной. Главная цель - возвратить непроницаемость для чужого вторжения. И дотянуться до плетений - для манипуляция ими хватит и нынешних крох сил.
- Я знаю, зачем я здесь, - она снизошла до ответа Говорливому Ублюдку, которого до того времени игнорировала, на всякий случай прислушиваясь к каждой ахинее, издаваемой им. - Sahlohah sahqo dov ni him zahmahriik nuz him dinok. (слабый разумом, красный дракон не твоя жертва, но твоя смерть)
Слава небесам и для нее самой, что Аморонг наивно рассчитывала, что имеет дело с каким-то духом, а не демоном. Ни с тем, ни с другим встреча не явится благом, но во втором случае... ее могла бы захлестнуть паника пробудившихся инстинктов, которые как нельзя остро ощутили бы риск сдохнуть здесь и сейчас. И тогда бы ее действительно умертвили, после с сожалением пиная труп в бок. Впрочем, еще и драконья кровь славится определенными свойствами...
Кстати, о ней. На одной ладони уже затягиваются порезы в виде руны, лишь усиленной магией, содержащейся в этой своеобразной эссенции жизни. Аморонг почти не заметила и не ощутила боли. Маг перешел резать вторую руку, а магичка... Драконица едва заметно склонила голову, боковым зрением отыскивая менталистку.
Как же хочется рискнуть, но... Что там опять ей зудят?
- Zuu hon viidoost rot nikriin ahrk sahlohah aan ni zul middovah uv hokoron bahlaan zuu. (я слышу отраву слов труса и слабоумного, а не голос союзника или врага, достойного меня)

Окромя напыщенной и играющей против своей хозяйки гордыни, у Аморонг была еще одна слабость, которая так или иначе, но вынудила прислушаться к обитателю медальона. Он ответил на ее языке, а драконица испытывала противоречивые чувства к тем, кто тщетно пытался заговорить на древнем драконьем говоре: подобное не могло не восприниматься своеобразной лестью, способной умаслить немыслимое и раздутое эго крылатой рептилии, вызвав недолгий приступ благодушия, однако в то же время практически больно было слышать такое оскорбление по отношению к одному из великих наречий - строение чужого голосового аппарата зачастую просто не могло позволить и вполовину верно воспроизвести основную часть слов, отчего в итоге такие коверканья лишь больше пробуждали жажду убить особо извращенно такого наглеца.
Тут всё-таки был иной случай. Даже услышь Аморонгъэртааль искривленный и искаженный неверным произношением случайный набор слов, то ощутила бы странное и даже щемящее чувство, которое можно было бы отчасти назвать ностальгией, отчасти - восторгом. Доверия и сострадания к неизвестному существу, естественно, из ниоткуда не взялось. Алая лишь допускала в своих мыслях вероятность, что не с пожирателем ее души имеет дело, но ее горячность молодости и привычка видеть себя венцом божественного творения мешали скооперироваться с кем-то, чтобы разнести в пух и прах так называемых хозяев.
Кроме того она с горечью отмечала свое далеко не выгодное положение, однако случившееся заставило несколько встрепенуться, вызвав и азартное напряжение, и настороженность. Чуялось драконице, что рискует своей шкурой, вертясь как мангуст перед разъяренной коброй. Звереныша защищает его врожденная невосприимчивость к смертоносному яду в клыках змеи. У Аморонг пока же нет ничего, кроме собственных рук.
- DRaaL VO NIVahZEN Zuu DANiiK NahL KO NISTIN ZaaM HIM THur. Молись, если соврал мне, обреченный проживать в неволе, раб своих хозяев.
Конечно, и дух, и драконица должны были понимать, что за этими словами ничего нет, кроме пустоты. У нее был только один шанс, а так же некто неизвестный, который скован договором, как она - долго перечислять чем, и вроде как напрашивался в союзники. И да, только истинный (заодно и цветной, заодно и красный) небесный владыка будет сидеть на коленях, покорно протянув обе руки для вырезания рун, окропленных его же кровью, ведя себя так, словно происходящее протекает если не по драконьей инициативе, то как минимум с разрешения и чуть ли не благословения на подобные деяния.
Своеобразного проявления уважения незнакомец, кстати, добился. Во-первых, на него элементарно обратили внимание, не восприняв в качестве невзрачного элемента мебели или навязчивого белого шума в мыслях, пускай ситуация к подобному немного не располагала - как-никак, в таких случаях принято цепляться за любую соломинку, дарующую надежду утопающему.
Во-вторых, обращение на родном наречии тоже что-то значило, хотя на первом месте, вестимо, была более прозаическая причина: едва ли менталистка могла знать этот язык, чтобы прознать о заговоре. Это если не задумываться, что ей достаточно заподозрить неладное, "услышав", что странная парочка вещает на не менее странном говоре, и в профилактических целях одарить ослепительной вспышкой боли, после которой собеседника захочется послать только в одном направлении.
Та самая чужеродная сила, которой спонтанно поделился дух, обожгла подобно кипятку, заставив выдохнуть и широко распахнуть глаза. К счастью, этот момент совпал с очередным надрезом на второй руке, однако маг всё-таки обратил внимание на перемены в поведении своей... пациентки. Да и тяжело игнорировать тот факт, когда чужая ладонь, до того послушно раскрытая, внезапно сжимается в кулак, совершенно не с женской силой сдавливая капканом и выворачивая в явном намерении сломать большой палец противнику. Чужой вскрик отозвался музыкой и вспышкой боли, заодно и зазвеневшей в ушах. Магичка предпочитала быть на расстоянии, как и всякий искуссник в колдовстве, а не рукопашном бою, однако стоять и наблюдать не собиралась. Драконица же сцепила зубы, не сдержавшись от лютого взрыка, когда уже поднялась на ноги, и с нарочитой резкостью, не теряя время зря, поскольку прекрасно понимала, что нужно действовать со скоростью бешеного вампира, рванула зажатую руку, принося своему ненавистному мучителю больше страданий. Ей было необходимо, чтобы он снова вскрикнул. И нет, не по причине создания невозможных условий колдовства для застигнутого врасплох мага, чтобы сбить его с концентрации, не дать сосредоточиться и бросить хоть одно слово из составляющей заклинания... А, нет, ошибочка вышла. Как раз всё для чужого дискомфорта. Без нижней челюсти и языка резко сокращается количество доступных фокусов, даже если тебе покровительствует сама Темная магия.
А белая пелена между тем перед глазами разрасталась вкупе со звоном в ушах. Да еще и драконица, впившаяся в чужое лицо мертвой хваткой, едва ли не с ужасом ощущала, что погорячилась в собственных силах: они не просто утекают, они... уже?.. В резкий рывок вниз-на себя-в сторону она швырнула все силы, подкрепленные отчаянием, всё-таки добиваясь своего. Заодно едва не оглохла от воплей, наконец-то стихших, а зарастающие царапины на ее лице теперь неприятно жгло в процессе регенерации.
- Мне... нужна... помощ-ш-шь, - не хуже своего бестелесного (медальон не в счет) новоиспеченного дружка прошипела Аморонг, оказавшись слепой и дезориентированной. Чужие шаги - кажется, магичка подходила поближе - отдавались гулом в ушах. Нечто похожее драконица слышала, когда была еще юным птенцом и скрывалась в гнезде-пещере. Тогда это знаменовало возвращение отца с охоты. Сейчас - приближение смерти. Окровавленная и дрожащая, она проседала и, пошатнувшись, подалась вперед, заваливаясь и выставляя перед собой руку, которой уперлась в холодный каменный пол.

Уж не на такую помощь рассчитывала драконица, прошипев неприязненные для гордости представительницы древнего рода слова. И далеко не сразу Аморонг поняла, что случилось: за бликами белой пелены боли алая кое-как могла разобрать камень подземелья, которым выложены и пол, и стены, и потолок, а после в один момент оказалась тонущей во мраке, который словно растворил в себе. Ровно на мгновение, поскольку потом картинка восстановилась, представ всё тем же расплывчатым полотном беглой кисти художника... С одним единственным отличием - тело Аморонг не слушалось в принципе, но к случившейся диковинке невольно приложился приятный бонус: боль так же ощущалась словно бы издалека, не изнуряя драконицу. Наверное, таким восприятие становится под воздействием наркотика, но уж точно не подобному дурману место в происходящем. Потерянный контроль возвратить сходу не удалось, и слава небесам, что алая оставила свои попытки, способные помешать демону, осознав, что пока ничего не имеет против творящихся деяний, пускай которые и были не по ее воле. Тем более, что надлежало собраться с усилиями, дабы вторым проявлением настойчивости подавить этого наглеца, который слишком многое о себе возомнил, захватив тело драконицы под свой контроль.
Словно не играл роли тот факт, что тёмный радел за спасение их обоих. Впрочем, Аморонг не страдала избытком доверия к окружающим, а после случившегося тем более, и потому куда охотнее поверит, что в руках неизвестного она предстала лишь инструментом, так удобно попавшимся в нужный момент.
Расплесканные кровавые останки и каша, представшие ее взгляду, взбудоражили сладким осознанием, что враг растерзан, равно как и тенью досады, что Аморонг едва ли приложила к этому руку - пускай вроде как и она умертвила пакостную сучку, но заслуга принадлежала вовсе на алой. И в тот же миг, воспользовавшись чужой заминкой после боя (или правильнее сказать расправы?), она начала натиск на паразита, оттесняя его в сторону как конный - пешего, спеша возвратить контроль над собой. В этот раз, надо заметить, успешно: не то резерв сил духа подошел к концу, и он выдохся как берсерк на ратном поле, явив весь свой пыл, не то возвращалась мощь к драконице. Она, пожалуй, рассчитывала на второе.
- Больше такой роскоши не получишь, - теперь в полной мере ощущая боль от прокушенного языка и избитых рук, - впрочем, регенерация это дело исправит со временем - угрюмо рыкнула Аморонг, с холодной настороженностью, если не неприязнью, прислушиваясь к болтающему на ее шее медальону. Теперь она была настороже и была уверена, что подобный фокус дух не провернет вновь. Чтобы не рисковать, она стянула украшение, однако в сторону не отшвырнула, оставив артефакт сжатым в пальцах. На мгновение ей показалось, что металл пульсирует жизнью, словно касаешься сонной артерии, но от тех надумок алая сходу отмахнулась, рассудив, что легко нафантазировать дополнений к тому, о чем знаешь.
Ее пленители мертвы, и драконица до сих пор даже не смела поверить собственному счастью, чувствуя пока что лишь усталость, злобу и почему-то страх. Отведя багряный взор от неприглядных останков магички, Аморонг взглянула на ее приятеля, которого умертвила собственноручно. Пожалуй, сходу и не разобрать, кто из этих двоих выглядит более мерзко - любой ощутит приступ тошноты от подобного созерцания... Впрочем, привыкший и не к таким зрелищам дракон может лишь воодушевиться, чувствуя разгорающийся аппетит.
Однако алая не чувствовала голода, чтобы предаваться специфическим гастрономическим изыскам, и внимание ее уже было уделено браслетам, отсутствие которых откликалось крайне непривычной легкостью на руках.
- Если ты ждешь благодарности, то куда вероятнее дожить до пробуждения Рилдира, - снова вслух объявила Аморонг. Ей нравилась возможность безнаказанно общаться вслух. Нравилось слышать собственный голос. Те долгие и одинаковые дни в комнате сопровождались в основном мыслями. Пару каменных колец-браслетов она швырнула в горящий камин. Потом не сдержалась от удовольствия привести голову мага в состояние, схожее с головой магички, всё-таки отыскав табурет в этом помещении - она побрезговала марать свои ноги в чужих мозгах, хотя и без того была вся в кровище. Медальон болтался цепочкой на запястье. Аморонг всё еще не определилась, как с ним поступить. Своеобразное признание она чувствовала за помощь, но оставлять в живых свидетеля собственной позорной неволи... Опасно, знаете ли. Вдруг этот дух сплетник?
Поднимаясь и покручивая в руке побрякушку, - в глубине души алая ничего не имела против, чтобы сокрытому в артефакте духу это было не по вкусу - драконица намеревалась обследовать форт. Необходимо хотя бы переодеться. В пище пока потребности нет. Деньги... Пха. Любой странник-одиночка - ее добыча по праву вместе со всем своим имуществом.
- Ты же понимаешь, что я просто так не могу оставить то, что ты знаешь теперь? - скептически поинтересовалась алая, намереваясь любезно поинтересоваться у своего дружка, как именно он желает сдохнуть, когда грянул взрыв, заставивший содрогнуться - благо, что Аморонг уже поднялась к самому верху - и дыхнувший удушливым теплом в спину. Видимо браслеты, еще содержащие в себе часть магической энергии, такого прощального жеста не оценили. Алая успела задуматься о том, что, получается, могла и при помощи свечи освободиться. Или бы не пережила такой способ приобретения долгожданной воли?..
Форт, впрочем, рассыпаться карточным домиком еще не собирался, и драконица утешилась - наверное, разнесло лишь камин, а остальное предстало лишь волной высвободившейся энергии. Оказаться пришибленной камнем или погребенной под десятком их после чудесного спасения - слишком черный юмор даже для жизни.
- Тебе повезло, что не оказался в очаге рядом с ними, - фыркнула Аморонг, а после равнодушно поинтересовалась, словно не намеревалась только что умертвить своего спасителя (хотя кто сказал, что она передумала?), - это выгравированное слово - твое имя?
Всё это время она тихо брела по давно изученному за целый век коридору, пока не зная точно, куда идет. Уж точно не в свою келью. Медальон покоился в ее руке, и в любой момент алая была готова отшвырнуть от себя артефакт, изволь он как-то проявить себя в нежелательном русле.

Некое чувство признания не было чуждо Аморонгъэртааль, однако по ее непреклонному и твердому убеждению еще не родился тот, кто заставит красного дракона рассыпаться в благодарностях даже за спасение жизни. Ее же едкий и надменный тон с угрозами объяснялся весьма просто: алая считала, что один этот поступок равноценен кровной сделке, обязывающий отплатить чем-то значимым, и едва ли о золоте пойдет речь. Надо ли уточнять, что такое принуждение не было по вкусу раздраженной рептилии?
Впрочем, для хроматического дракона дурного нрава и завышенного мнения вполне годным товаром для возврата долга выглядит пощада. Ну, а если опрометчивый спаситель не согласен на такой вариант - что же... Разве кто-то настаивает? Ленивый плевок огнем или взмах исполинской лапы, и проблема оказывается окончательно решенной в пользу крылатой владыки.
Аморонг подозревала, что возвращенная свобода несколько хуже в плане унижения драконьей гордости нежели помощь в сохранении собственной жизни. Надо отдать должное, что при наличии соответствующих аксессуаров, мозгов, хитрости и отваги даже простой человек способен умертвить представителя могущественного и древнего народа. Разумеется, сравнительно молодую, в крайнем случае взрослую особь, но не древнего ящера...
Совсем иной расклад при захвате живьем. Мало того, что отыскались силы пленить, так еще умудрились весьма успешно удерживать в оковах, и одно осознание этого пробуждало жгучую ненависть ко всему вокруг. Не в силах драконицы было разнести этот форт по кирпичику как минимум пока что.
Зато в ее распоряжении было существо, которое можно утопить в своей злобе.
- Что ты можешь, DOVAH...
- Много больше, чем ты в своем состоянии, - не преминула ударить, как надеялась Аморонг, по больному, а потом умолкла на секунду, что-то обдумывая и сухо поинтересовалась, - откуда ты знаешь наш говор, раб? Ты служил крылатым владыкам? Ты говоришь на нем хуже некуда, но ты первый не-дракон, от которого довелось слышать осмысленные речи.
Злоба мешала сосредоточиться и спланировать, что делать дальше. Драконица попыталась вспомнить, когда последний раз пригубила колдовское зелье, отравляющее ее силы, но не сумела: память еще красовалась брешами, не спеша их восстановить. Если это вообще в ее силах, разумеется.
Аморонг надеялась, что в месте, где находится яд, может отыскаться и нейтрализатор его действия, но... где можно хранить противоядие? Многие зелья любят прохладу и мрак. Женщина с сомнением обернулась назад, глянув на засыпанный вход в подземелье, где из года в год, изо дня в день черпали ее силы. Нет, вряд ли, не туда нужно идти. И это хорошо, потому что меньше всего хотелось разбирать завал камней...
Периодически алая замирала на месте, делая вид, что прислушивается или осматривается, хотя на деле была вынуждена останавливаться для отдыха. Она не знала, в курсе обитатель медальона ее слабости, или нет, однако была готова голыми руками разорвать металл на клочки, если он позволит себе ехидную шутку по этому поводу.
Однако ее всё так же не представившийся собеседник умудрился выбрать еще худшие слова в данной ситуации.
Он принялся учить мудрости дракона, который и без того крайне раздражен сложившийся ситуацией, своим положением, задет гордыней и готов убивать, крушить и терзать.
Надо отдать должное алой - идя по коридору прогуливающимся шагом, она выслушала всё стоически молча, делая вид, будто нравоучительные речи совершенно не для нее звучат, а посвящены кому-то третьему.
Аморонгъэртааль остановилась вновь, когда голос заткнулся.
- Не знаю, видишь ли ты что-нибудь сам по себе, ведь глаз у тебя нет, - в голосе кипела плохо скрываемая ярость, - но сейчас я смотрю на камень, который отошел от кладки, и знаешь, что я думаю, раб? Я расплавлю его или другой какой своим дыханием так, что он растечется. Погружу в него медальон и подожду, когда камень снова затвердеет. Собственными когтями я обточу его - гордись, раб! - и поднесу в дар для любого из строящихся храмов Имира, стены или основание которого станут твоим домом до конца твоих дней. Надеюсь, тебе будут по вкусу песнопения его жрецов. Но ты можешь поклясться о своем молчании, раб, и тогда эта судьба минует тебя. А если мы когда-нибудь встретимся вновь, то может быть я вспомню об обстоятельствах нашей первой встречи, - от алой это было равноценно признанию за собой долга, хотя ткни ее кто носом в этот пункт - обязательно пролилась бы кровь.
Брезгливое презрение коснулось ее по отношению к медальону, стоило тому неоднозначно признаться о желании смерти. И был еще один момент, который Аморонг не могла оставить без своего внимания и спустить такое с рук.
- И если ты, жалкий выродок, думаешь, что вправе пренебрегать ответом на вопрос, который задал тебе дракон, то никакая клятва тебя не спасет от заточения в камень. Я спрашиваю еще раз, и надеюсь, что хотя бы щепотка мозгов помещается в этот медальон, чтобы впредь ты не повторял подобной глупости. Здесь выгравировано слово "Рильцелар". Это твое имя?
К тому времени она добралась до чего-то, что было похоже на кладовую. Близоруко сщурившись, Аморонг с подозрением осматривала многочисленные стойки со всякими склянками. Возиться тут можно было до скончания веков. Впрочем, судя по попавшему в поле зрения столику, где так же стояли сосуды - с неизвестным содержимым и пустые - это было не только хранилищем, но и... рабочим кабинетом.
Драконица вошла внутрь, оставив дверь открытой. Света из коридора проникало достаточно для ее глаз, чтобы сносно ориентироваться в пространстве.
Одна из жидкостей очень напоминала ту самую водицу, которой ее поили, и поэтому алая видела смысл задержаться здесь, чтобы попытаться найти противоядие и ускорить процесс восстановления в несколько раз.
- Сколько времени ты прислуживал им, раб? - отчужденно поинтересовалась Аморонг, вчитываясь в записи на пергаменте, оставленные корявым почерком. - Мы не виделись до того. Ты был сравнительно новой игрушкой в этом месте?
Теперь голос звучал на удивление спокойно и вдумчиво, словно настроение драконицы пошло в гору.