Снова ливень.
Глубокая ночь принесла в Грес ласковую темноту, и среди домов города пролегли длинные узкие тени, черными лапами тянувшиеся к каждому, кто решал скрыться прочь с глаз. Света тонкого, словно серебряный серп, месяца не хватало, чтобы разогнать мрак и тени, но если бы кто-то присмотрелся в густую темноту, то смог бы заметить, как гибкий силуэт незнакомца спешит вперед, спрятав лицо в тени капюшона и низко опустив голову. Торопливые шаги беспощадно заглушил льющий уже несколько часов ливень, а ночной гость города свернул в один из малоизвестных переулков, забрызгав полы плаща грязной водой.
Балор любил ночной Грес. Именно здесь полукровка ощущал себя в безопасности. Тифлинг, изрядно промокший и замерзший, легко исчез в темноте, а потом вынырнул из-под старой покосившейся от времени арки, улыбаясь своим мыслям. Ах, Грес! Роскошный город, взрастивший и воспитавший ментальщика, теперь прятал полукровку от глаз не в меру любопытных прохожих и бродяг, как заботливая мать прячет свое чадо от разбойников. Балор знал здесь всё: тот дом, эту улицу, вон ту лавку и даже этого нищего, уже несколько десятков лет сидевшего у грязной стены. Тени танцевали, а тифлинг шел вперед, вслушиваясь, как мысли неспящих горожан шелестят, будучи услышанными только рогатым гостем. Тени обнимали Балора за плечи, укрывая, и будто шептали всё то, что успело произойти в городе за столько лет; тени тихо воспевали силу холодной ночи, подкравшейся совсем незаметно, и оплетали своими черными лапами полукровку, будто стараясь спрятать его не только от чужих косых взглядов, но и от жестокого дождя.
Крысолов остановился в тихой таверне с забавно-печальным названием "Нищий принц": отчаянно нуждавшееся в деньгах заведение, чей хозяин явно чего-то не понимал в недоверии своих постояльцев к странному названию. Дешевые комнаты, дешевая еда и тишина - "Нищий принц" не баловал своих гостей ни отменными блюдами, ни музыкантами, ни девушками - впрочем, по последним тифлинг еще не успел соскучиться. Ему вполне хватило предыдущего города, в котором рогатый из увеселительных заведений неделями не вылезал, но эта уже другая история... В Грес его привели воспоминания.
И месть.
Балор хищно улыбался, вспоминая те блаженные минуты, когда тот выскочка умирал. Глупый ребенок простой смертной и эльфа, глупый-глупый Фелио! Это было так забавно наблюдать, как он заботливо смазывает свою кожу маслами, подносит лучинку, а потом вспыхивает. Ну и что, что это было неделю назад? Балор ждал этого момента почти тридцать пять лет. Фелио отправлял жизнь своего рогатого однокурсника, когда они оба обучались в Школе Магии. Что ж... Месяц отменных кошмаров свел Фелио с ума, а остроухий дурачок и не знал, кто пожаловал в город и творил те ужасы, посещающие светлую голову полуэльфа каждую ночь. Каждый кошмар - каждая мелочь, когда-то задевшая рогатого полукровку, каждая колкость с языка Фелио, каждая подлянка эльфийского гада с тяжелым кошельком в кармане. Тридцать пять лет Балор помнил. Тифлинг никогда не забывал обиды и нанесенные ему оскорбления, он выстраивал и создавал идеальный план отмщения, увеличивая наказание в разы сильнее, чем Фелио или кто еще того заслуживал. Неделю назад Фелио не выдержал и покончил с преследующими его кошмарами раз и навсегда: масла хорошо горят. Тифлинг лично составил то масло и заботливо оставил его на столе Фелио, не поленившись истратить почти все свои сбережения на составление той легко вспыхивающей смеси.
Интересно, его ищут? Балор на секунду остановился, наступив в холодную лужу, вновь задумавшись над этим вопросом. Но покачал головой, сам ответив на свой же вопрос. Отец Фелио, как и положено всякому эльфу, будет долго горевать по своему чаду, но ничего сделать не сможет. От вмешательства рогатого полукровки остались лишь флакончик с маслом да записи Фелио, где он делился сам с собой своими кошмарами, вгрызающимися в его сны.
Мелочно? Но обиды никогда не забывались. А отравлять разум приносило ни с чем не сравнимое удовольствие.
Ливень хлестал по лицу - Балор поспешил к таверне, окна которой гостеприимно звали уставших путников отдохнуть и спрятаться от непогоды. Тифлинг тихо проскользнул в зал, приоткрыв двери, и сбросил с головы капюшон. С черных кудрей нам пол начали падать капельки холодной дождевой воды, а аккуратные рога заметно выпирали из-под мокрой шевелюры. Вытянув из кармана ключи от комнаты, полукровка быстро удалился наверх, неслышно шагая по ступенькам, и, зайдя в комнату, упал на кровать, закрыв глаза и снова улыбнувшись. Прекрасное воспоминание о мести исказило радость, смешало ее с черной ненавистью, но поистине казалось сладким, как мед.
От творил разрушающие разум сновидения потому, что мог это делать. "Ночной кошмар" - нужно было соответствовать своему имени. Давно сбившись со счета, сколько душ покинули мир живых, поддавшись искушению прекратить эти пытки, Балор игрался со снами, искажая и меняя их по своему желанию. Фелио оценил талант тифлинга.
Всё было прекрасно.
"Пожалуй, я здесь задержусь..."
Темнота кралась по Гресу, ночь только начиналась.

Дурная кровь.
Какая может быть жизнь существа, по чьим жилам течет кровь демона? Дети Рилдира, демонические отпрыски, рогатые выродки, проклятые, грязнокровки - и это далеко не самые цветастые эпитеты, какими награждали тифлингов. Порочные от рождения создания, которые могут только либо убивать за деньги, впадая в кровавую ярость, либо торговать своим телам на улице, предлагая себя за гроши каждому, кто не побрезгует развлечься за пару медяков. Балору повезло не знать последней судьбы своих собратьев и сестер на себе, но он сполна ощутил все прелести жизни. В тифлингах не принято видеть нечто большее, чем убийц или товар; каждый считал своим священным долгом смешать рогатых полукровок с грязью и плюнуть в лицо - и Балор отвечал тем же. Семьдесят лет жизни сотворили из него истинного тифлинга: жестокого, лживого, хитрого и развратного - всё то, чего ожидали увидеть от проклятых детей и внуков демонов. Скрывающийся в тенях и ночи, метающийся из города в город и повинующийся своим желаниям, молодой тифлинг брал от жизни всё, что хотел. Легко и удобно было бы обвинять во всех грехах дурную темную кровь, но причина крылась в другом: Балору нравилось жить так, как он захочет.
Тифлинг лениво перевернулся на живот, чуть приоткрыв глаза, и рассеянно взглянул в окно. Ливень усиливался, грозя утопить закутки, по которым полукровка предпочитал перемещаться по городу, в холодной воде, собрав мусор и грязь в один поток. Ветер тоскливо завывал, подражая неупокоенным душам, и швырял тошно-желтые листья в окна и стены: осень выдалась еще более мерзкая, чем... "Когда?" - Балор хмуро наблюдал за тем, как бушует непогода за окном, и пытался вспомнить одну вещь: когда он был в Гресе? Он заезжал в город после обучения? В памяти всплывали самые разнообразные воспоминания: лекции съезжавшихся в магическую столицу светлых умов, роскошные великосветские вечера, обрывки картин о жизни в трущобах, серые дни обычных обывателей - всё перемешалось в один пестрый вихрь, созданный из отрывков чужих воспоминаний. Закрыв глаза и постаравшись отогнать прочь образы, полукровка какое-то время лежал неподвижно, вслушиваясь в тревожное молчание таверны, но в то же время и в шепотки, никогда не прекращающиеся в голове слишком чувствительного ментальщика: это его дар - и его проклятие.
Нехотя поднявшись с кровати и приблизившись к столу, полукровка оглядел всё свое имущество: полупустые мешочки с тремя видами ядовитых порошков, склянка с самолично созданным снотворным, ступка и тарелочка с измельченными чуть ли не в пыль змеиными клыками, а рядышком - флакончик с приятно пахнущим маслом. Фелио понравился запах? Увы и ах, но на этот вопрос тифлинг ответа так и не узнает. Но флакончик пах приятно: чем-то сладким и цветочным, будто эта смесь была специально составлена ради аромата, а не сжигания старых недругов заживо... Остальные составы пахли разнообразно: гниющая вонь от светло-зеленого порошка, лишенное цвета и запаха снотворное, тяжелый смрад черного порошкообразного яда, неприятный оттенок от змеиных зубов - неудивительно, что тифлинг оставлял окно в комнату открытым каждый раз. Сняв плащ и набросив его на алхимическое богатство, рогатый полукровка избавлялся от остальной одежды. Может, "Нищий принц" был заведением не самым лучшим, но раз у хозяев нашлись две комнаты, в одной из которых стояла бадья с водой, то грех жаловаться. В комнате побольше находилась двуспальная кровать, а комнате поменьше можно было смыть с себя грязь и расслабиться.
Не видать ему двух комнат, если бы не Мэглиан. Замудрив головку хозяйки и убедив ее в том, что с ним есть еще и златовласая спутница, Балор наслаждался непривычным пространством. Иногда приходилось наводить на себя морок, чтобы хозяева видели "сестру", которую сами считали скорее любовницей своего гостя, но у него теперь было достаточно места, чтобы работать с тяжелым трудом добытыми ингредиентами для зелий и ядов - кстати, нужно раздобыть кое-что еще. Тифлинг исчезал днем и возвращался ночью; Мэглиан день проводила в комнате, а ночью покидала таверну - не нужно было вслушиваться в мысли хозяйки таверны, чтобы догадаться, о чем та думает, провожая рогатую девушку, уходившую в одиночестве в ночной город: мысли людей по поводу тифлингов были очевидны.
Дурная кровь. Развратные создания. Проклятые от рождения.
Вода оказалась холодной - но после пережитого ледяного ливня ощущалась так, будто не было на свете ничего теплее. Задумчиво крутя в пальцах колечко и закинув ноги на бортик бадьи, Балор думал. На Фелио ушла приличная часть его ингредиентов и солидная сумма денег. Комнаты в таверне проплачены на неделю вперед, хотя сам он здесь бывает от силы пару часов - ведь его "сестра" днем здесь. Запасы ядов, подходящие для крыс, необходимо было пополнить. Сегодня ночью он планировал навестить некоторых своих знакомых, которые без лишних вопросов продавали редкие в эти краях растения, а потом можно будет поразвлечься...
Балор улыбнулся, предвкушая ночь, полную темных сновидений.
Но вскоре планы немного изменились...

Золотое колечко с черным камнем замерло в ловких пальцах тифлинга, а сам хозяин артефакта напрягся, уловив тихий скрип чего-то о двери комнаты. Не тратя время на раздумья, кто и зачем пожаловал в эти отнюдь не царские покои рогатого полукровки, тифлинг схватил полотенце-простынь-просто-кусок-ткани, свисающей с ширмы, разделяющей две комнатки, и чуть ли не выпрыгнул из бадьи, расплескав воду, после чего метнулся к старому треснувшему зеркалу, попутно закутавшись в грубую ткань.
Наловчившись в магии иллюзий и отточив свои навыки до совершенства, Балор наблюдал, как меняется его облик в отражениях осколков: черная шевелюра становится золотыми кудрями, бледнеет серая кожа, лазурь глаз меняется на нежный медовый оттенок - морок менял каждую черту тифлинга, позолотив даже рога. Только на правой руке остались лилии, а плющ исчез, спрятанный магией. Иллюзия, созданная на скорую руку, не отличались достоверностью, ее вполне мог разгадать любой другой маг - от каждой черты ныне златовласой тифлинг так и веяло магией, но времени корпеть над даже самой незначительной деталью у Балора не было. Главное, что теперь на его месте стояла вполне милая златовласая красотка - и дверь в комнату открылась.
"Тифлинг. Клинки. Лучше некуда", - золотистые глаза расширились в притворном ужасе, а сама тифлинг прижала к себе ткань в не менее притворном чувстве стыда. Балор не думал, что незнакомка нападет на хрупкую сестру по крови, но ничего исключать нельзя: ментальщик уже приготовился в любой момент парализовать наемницу, если та явилась по душу как раз этой иллюзии.
- Что вам нужно? - чтобы создать звук мягкого звенящего голоска и вложить его в уста фальшивки, Балор ослабил концентрацию над готовым заклинанием паралича, теперь сосредоточившись на переговорах. Испуганный взгляд, пришибленный вид и неловкий шаг назад - язык тела работал не хуже магии, которая не всегда могла показаться достаточно настоящей, чтобы поверить. Балор испытывающе глядел на незнакомую тифлинг, а Мэглиан испугано хлопала глазками, изображая полнейшее недоумение.
К девушкам наемники могли проявить милосердие.
Ему хотелось так думать.
- Я не сделала ничего плохого! - Мэглиан обхватила себя за плечи, будто пытаясь защититься, и отступила к кровати с разбросанной на ней одеждой. Грязные от луж штаны с заплатками, поношенная рубаха, пояса с петельками и наруч - Балор мысленно выругался, что ему не хватило времени скрыть мужскую одежду под покровом каких-нибудь женских тряпок. Одно, конечно, служило для Крысолова небольшим утешением: плащ, накинутый по склянки, бутылочки, фиалы и мешочки, хотя бы прикрыл алхимические принадлежности. Медные весы, правда, нелепо выпирали, но...
Но ему оставалось только продолжать вести эту игру.
- Я... Я могу одеться? - Мэглиан состроила жалобное выражения лица, тогда как Балор с отвращением понимал, как унизительно разыгрывать сейчас столь жалкое и слабое существо. Слабая, хрупкая и дрожащая от каждого шороха девчонка, под личиной которой прятался тифлинг, была идеальным вариантом убедить любого, что она неопасна, но приятного мало. Полукровка тихо вздохнул, направляя ментальный взор на незнакомую тифлинга, вооруженную и потому представляющую угрозу, и без особых усилий прикоснулся к чужому сознанию, начиная с эмоций - самому простому, что можно было узнать.
- И... И как тебя зовут?
Поверхностного знакомства вполне хватило, чтобы узнать несколько интересных вещей, но самую главную он уловил - тифлинг явилась все же за ним, живым или мертвым. Искусно и аккуратно пробираясь через хитросплетение эмоций и чувств, Балор заботливо вкладывал в сознание девушки свои мысли, намеренно оставив свой родной холодный голос:
- Тебе здесь не место. Уходи, ведь я пока разрешаю, - вкрадчивый шепот Крысолова отчетливо звучал в голове наемницы. - Не переоценив себя, девочка. Тебе здесь не место...
На какой-то миг в золотистых глазах лукаво мелькнул лазурный отблеск.

Отредактировано Балор (10-04-2016 21:38:43)

Она ушла.
Балор какое-то время стоял неподвижно, вслушиваясь в удаляющиеся шаги и посматривая на дверь, но потом усмехнулся - хитрый оскал выглядел особенно пугающим на прелестном личике Мэглиан. С этой маской тифлинг прошел огонь, воду и амазонок - даже не скажешь, что опаснее, - и вот она снова его спасла, его милая Мэглиан. Кто может подумать, что такое безобидное на вид создание совершало на протяжении многих лет отвратительные поступки? Никто: его творение слишком прекрасно, что даже нельзя подумать о Мэг что-либо ужасно. Его лилия...
Но вскоре морок сошел: как люди меняют платье, так и полукровка распоряжался творимыми им иллюзиями, прикрываясь то одной, то другой. Магия с ранних лет помогала рогатому выжить, когда мир достаточно враждебно встречал новых демонических отпрысков или их потомков, и давала ему то, ради чего многие и многие убивали и умирали сами: власть. Но ни титулы, ни звания, ни знатное происхождение - ведь все это пыль, ради которой Балор и пальцем бы не пошевелил. Глупости какие! Конечно, деньги может что-то и значат, то все равно это не то. Настоящая власть для него лишь та, которая может заставить любого пасть на колени и подчиниться беспрекословно его воли - здесь эго тифлинга расцветало во всей красе. Можно побыть богом и вдоволь наиграться, манипулируя и подталкивая других к пропасти, ведь это весьма интересное занятие, которое может скрасить бессонные ночи.
У Балора было еще несколько часов до рассвета.
И нужно было как можно быстрее решить проблему с наемницей, вышедшей на его след. Как она его нашла? Где он прокололся? Тифлинг стиснул зубы и нахмурился, пытаясь найти причину своей неудачи. Впрочем... Балор снова усмехнулся - недобрая улыбка привычно расцвела на тонких бледных губах, обнажая клыки. Повторение - мать учения и все такое, практика никогда не будет лишней для ментальщика. Балор раздумывал сегодня, кто любезно примет его в своих снах, но ответ на вопрос явился сам, вынудив его прервать водные процедуры - так что тифлинг всё для себя уже решил.
Кровать оказалась неудобной, но не полукровке жаловаться на отсутствие роскоши - раз подушка есть, то все чудесно. Сон пришел нескоро: рогатый какое-то время лежал на спине, пытаясь сосредоточиться и позволить мысленному барьеру исчезнуть, рассыпавшись в прах. Сновидения окружили его, сплетались в один огромный лабиринт и затягивали в самую глубь, как болота затягивают неудачливых путников; сновидения показывали самые сокровенные тайны и открывали самые тщательно оберегаемые секреты - он видел всё. Ощущая, как мелькают вокруг чужие сны и превращая их по своей прихоти в кошмары, Балор только тогда чувствовал себя всемогущим. Видеть сны приятно - когда еще можно стать властелином мира, даже не прилагая особых усилий? Но даже в этом лабиринте тифлинг искал единственную красную нить, ведущую к той наемнице, которая пришла отнять его жизнь. Нет, он вовсе не собирался ее убивать, ведь Балор не такой. Это слишком быстро.
Слишком легко.
Слишком скучно.
Неведомые чувства вели его между остальными сновидениями, указывая верный путь: даже единственного ментального прикосновения Балору было достаточно, чтобы идти по следу в поисках знакомой души. Он был ночным кошмаром, проникающим подобно дымке в чужой разум, всем - и в то же время ничем. Так что же показать девушке? Хм, пожалуй начать с небольшого и посмотреть предел ее выносливости. Будет весьма и весьма трагично, если она окажется как прутик: раз - и сломалась. Но вскоре "блуждания" закончились: Балор нашел ее. Уже от самого появления тифлинга теплые сновидения будто покрывались невидимым инеем: Балор приносил холод и, конечно, страх - самую важную часть.
"Итак... Давай же познакомимся... Иритра", - имя девушки само открылось ему, оплетающему заклинанием объединения сознание наемницы. "Надеюсь, тебе понравится то, что я приготовил"
Пусть смотрит сны. А он... А он лишь внесет некоторые изменения.
Балор улыбнулся.
И приятных снов...

Балор мог видеть то, что никому другому не было доступно: секреты, мысли, мечты, воспоминания, страхи. Прокрадываясь в сны и наблюдая, он видел вещи, которые никто не должен был видеть, узнавал самые сокровенные тайны и качал головой, даже не пытаясь скрыть насмешливой улыбки. Можно ли что-либо утаить от существа, проникнувшего в разум и плетущего паутину, связывающую невидимыми путами сознание? Навряд ли.
Перед ним открывалось любопытное зрелище: бывать на эльфийских состязаниях полукровке не доводилось. Пусть он и видел сотни фрагментов чужих жизней, похищал и по-своему исследовал воспоминания, наблюдая за многими событиями прошлых лет и даже веков, но эта картина была тифлингу в новинку. Он был невидимым наблюдателем в этом маленьком мире воспоминаний и незваным гостем, без приглашения явившегося в одно из самых сокровенных мест сознания. А вот она! Иритра... Такая взволнованная, переживающая и... чужая.
Ты и вправду думаешь, что они позволят тебе победить?
Иритра мчалась вперед, обгоняя своих соперников и ни в чем им не уступая, что не могло не восхищать.
Если так, то у меня для тебя плохие новости, девочка.
Балор был всем, что существовало здесь, в этом эфемерном мире: лесом, тропой, небом, ветром, даже этими эльфами, веками мнившими себя существами, стоявшими выше других рас. Удивительно, как тогда полукровке позволили остаться и жить с ними, с этими остроухими выскочками? Иритра воспитывалась бок о бок с эльфийской ребятней? Балор сомневался в этом, а волнение, исходившее от девушки и почти граничившее с отчаянием, подтверждало отрицательный ответ на вопросы. Вот Иритра чуть позади, вот обогнала соперников, вырвалась в первые ряды и летела вперед, окрыленная скорой победой.
Балор никак не влиял на ход событий, представ лишенным каких-либо эмоций наблюдателем, искренне заинтересовавшемся происходящим. Воспоминания показывали лишь сухие факты, знакомили чуть ближе с тем, кто привлек внимание тифлинга - рогатый полукровка помнил, зачем он здесь. Правда, одна деталь все же вводила в недоумение: Иритра не защищалась. Боги дали тифлингам рога, когти, зубы - так почему девушка не защищала себя, воспользовавшись бы оружием, подаренным демонической природой?
Ты пытаешься быть как они.
Весело, если бы не грустно.
И теперь смываешь с лица грязь, кровь и слезы. А ведь ты могла бы проучить их...
Балор был рядом, избрав для себя ее отражение в зеркальной воде, вглядываясь и пристально рассматривая лицо девушки. Отражение искажалось и мерцало, пока расходились круги на воде, дрожало, но беззвучно смотрело на Иритру чужими лазурными глазами. Балор заскучал.
- И кого ты пыталась обмануть? - отражение лукаво улыбнулось, а вкрадчивый голос, как ее собственный, прозвучал отчетливо, будто сама вода прошептало это. И прежде чем тифлинг успела бы сообразить, кто или что заговорило с ней устами двойника, отражение снова исказилось и сильные руки схватили девушку, увлекая за собой в пруд.
Он не ощущал ледяной воды, ведь сам захотел, чтобы она была такой; как и не чувствовал ударов сопротивляющейся Иритры - она же сражалась со своим вполне материальным отражением, а не с ним. Балор не хотел ее топить, вовсе нет, но раз тень девушки обладала той же силой, что и сама тифлинг, то и не поддавался, лишь усиливая хватку. Холодная вода становилась черной, заливала глаза, рот и уши своей удушливо темнотой. Они падали вместе, сцепившись, а дна все еще не было; солнечный свет становился все слабее с каждым футом погружения в непроглядную темноту, вырывающиеся изо рта пузырьки переставали быть видимыми для глаз: что для серых, что для лазурных, горящих в темноте двумя яркими огоньками. Все то огромное пространство, бесконечно черное, уже мало напоминало воду, скорее густую темноту, ощутимую и холодную - если бы сама бездна приняла их. Балору здесь нравилось.
Отражение девушки исчезло: будто капелька яркой краски с кисти художника какую-то секунду клубится в стакане с потемневшей водой, оно пропало, развеявшись лазурно-голубой дымкой, которая почти сразу стала частью темноты - Иритра осталась одна. Балор не видел пока смысла оставлять тифлинг в компании кого-либо, кроме себя, даже ее собственного отражения; падение прекратилось - чего-то вроде дна они все же достигли. Осталась только темнота.
- Я не услышал ответа, - голос тифлинга, в меру ленивый, прозвучал оскорбленно.
Балор сам стал темнотой, окружившей наемницу, был везде - и нигде.
- Себя?
Во мраке коротко вспыхнули лазурные огоньки, но почти сразу погасли, оставив лишь призрачный дымный след.
- Меня?
Еще несколько подобных светлячков, тоже исчезнувших через мгновения.
- Иритра, верно? - короткая пауза. - Поправь меня, если ошибся, храбрая наемница, пришедшая за моей жизнью, - Балор улыбнулся и продолжил. - Итак... Прежде чем мы перейдем к вопросу, который меня очень интересует, скажи мне одну такую вещь: ты боишься своей природы? Того, что даровано от рождения тебе?..
Если бы темнота могла обнимать, то у нее были бы холодные руки. Тонкие длинные пальцы, холодные, легла на плечи девушки, Балор склонился над самым ухом и прошептал:
- И мне. Нам, - и прикосновение исчезло. - Можно стать сильнее, если принять все как есть. Слушать свое сердце, - Балор не удержался от смешка, припомнив эту сентиментальную присказку.
"Тифлинг" - от этого слова так и разит презрением. Балор предпочитал называть себя "полукровкой", ведь он унаследовал лучшие качества от обоих родителей, так что не стоило зацикливаться только на демонической части своего происхождения. А как же "труды" многочисленных эльфов, от которых ему досталась их красота?
- У тебе же есть сердце, Иритра? У наемницы? Что оно тебе велит?
Балор криво улыбается, а из холодной густой темноты в упор смотрят лукавые лазурные глаза, весело и задорно светясь и сверкая. Здесь достаточно времени, чтобы поговорить по душам.

Полукровка всегда знал, что он особенный. Другой, отличающийся от прочих и даже стоящий выше некоторых - с самомнением проблем у тифлинга не наблюдалось. Еще мальчишкой он осознал, чем одарила его судьба, и пользовался этим, чтобы выжить и выкарабкаться из той грязи и нищеты, с которыми был знаком с младых ногтей. Лоэ, "Чужой" с диалекта дроу - он и вправду был чужаком в мире, который мог сожрать заживо маленьких глупых тифлингов. С годами пришло второе осознание: в его руках - чужие мысли, воспоминания и даже жизни, которые, если захотеть, можно оборвать в один момент. Балор предпочитал растягивать удовольствие.
Тьма была холодной и всепоглощающей - все так, как и хотел рогатый полукровка. Балор пристально наблюдал за девушкой, сперва недоумевающий и растерянной, а теперь еще и задавшей самый распространенный вопрос, какой задают существу, нагло забравшемуся в чужую голову. Огромное пространство, в котором все еще периодически вспыхивали голубые огоньки глаз, пахло сыростью и, как ни странно, пеплом, а Балор жадно ловил исходящий от сестрицы по крови страх. Страх для него был подобен лучшему лакомству, от которого, испробовав один раз, уже невозможно было отказаться. Случалось, что он даже голодал, когда не удавалось найти... пропитание, и пытался заменить его другими чувствами: продолжительная апатия, тихая истерика, вспыхивающая страсть и даже похоть. От реального, физического голода и смерти от истощения поглощаемые эмоции, конечно, не спасали, но полукровка слишком привык к этим угощениям, чтобы так просто прекратить изводить каждого, кому не посчастливилось попасться в лапы тифлинга.
Но вот страх рассеялся, стоило только девушке вспомнить, кто она сейчас. Так даже интереснее.
- Тебе не удастся меня запугать, волшебник. Ты уже прогадал и оступился - я нашла тебя. Мне говорили, что ты хорош, но... Видимо, недостаточно хорошо тебя научили. Заканчивай свои игры, я скоро приду за тобой.
- Я еще и не начинал...
Тьма зашевелилась, забурлила, навалившись тяжелой вязкой массой на плечи и обволакивая. По правде сказать, то, что его назвали волшебником, Балора рассмешило - потому полукровка и не стал топить наемницу снова, лишь дал почувствовать темноту как можно лучше. Волшебники приносят добрые сновидения, в которых на зеленых полянках скачут единороги и летают бабочки, являются к своим племянницам, дарят платья, туфелька и кареты для поездки на бал. Разве он похож на волшебника? Но шутки прочь...
Еще сильнее повеяло сыростью, затхлый запах гнили и разложения стал невыносим. Так всегда пахла смерть, настигнувшая свою жертву, павшую не на поле боя, а умершую где-то в сточной канаве лицом в грязь - никакого запаха крови, пота, металла, только смрад мертвечины и сырой земли. К слову, как-то так пахло в Городе Нежити - поэтому, наверное, Балор с особо извращенной нежностью воссоздавал эти запахи столицы, в которой впервые познал все радости жизни Темных земель. Могильный холод пропитывал темноту и нес тот же трупной запах, а также страх. Полукровка все еще искал то самое сокровенное, что могло бы достаточно напугать девушку, чтобы та покинула Грес и оставила его в покое, и лихорадочно метался от одного воспоминания к другому, какие смог вытянуть из незащищенного разума наемницы.
Нашел.
Огоньки вспыхнули поистине демоническим огнем удовлетворения.
Монстры и многоликие чудовища, живущие под кроватью, исчезли, ведь стоило осознать, что они живут внутри нас и каждый вечер смотрят на нас из зеркала.
- У меня есть подарок. Обернись, пожалуйста.
Особую любовь он всегда испытывал к зеркалам, особенно кривым, искажающим любое отражения до ужаса нелепо. Но это отражения не стало изгаляться так над хозяйкой, представ в узнаваемом варианте. Заляпанная грязью и кровью, с бордовыми пятнами, впитавшимися в одежду, и оголенным оружием, острая сталь которого алела и блестела - перед девушкой вновь появился ее двойник. На перепачканных в крови губах сияла счастливая улыбка, глаза поблескивали от восторга - отражение дышало жизнью и жаркой радостью, а в руках болтались по две остроухие головы с волосами, немотаными на пальцы тифлинг. Выражение ужаса застыло посмертной маской на перекошенных лицах эльфов, которые всего лишь минуту назад самозабвенно наносили удар за ударом полукровке-соплеменнице, а темная кровь тонкой струйкой стекала изо рта.
- Я бы многое отдал, чтобы снова посмотреть, с каким восторгом ты их убивала. Так страстно.
Улыбка отражения стала еще счастливее.
- Из тебя вышла идеальная убийца, Иритра. Твоя мать могла бы тобой гордиться... - жаркий шепот прозвучал издевательски ласково. - Кстати, вот и подарок.
Тело ухмыляющейся тени тифлинг начало меняться: уменьшаться в размерах, рога втягивались в череп, черты лица искажались - но лучезарная улыбка оставалась неизменной. Все метаморфозы сопровождались долгим хлюпающим звуком и усиливающимся запахом мертвечины, но потом все кончилось - последний из остроухих обидчиков держал в окровавленных руках головы собратьев и молча смотрел на девушку.
Нужно лишь чуть-чуть надавить...
- Прекращай уже обманывать себя, это выглядит жалко. Тебе же хочется этого, всегда хотелось. Это желание отомстить нормально, не стоит стараться подавить его, - вкрадчиво продолжал он нашептывать свою песню, расставляя магические силки и подавляя чужую волю. - Не сопротивляйся, не стоит, не противься, послушай меня, я тебе не враг, не враг, послушай меня... - шепот стал настойчивее и мягче, медово разливаясь в тяжелой темноте. - Просто убей его, тебе хочется, это твое желание... - Балор шаг за шагом внушал навязчивую мысль девушке. - Послушай меня, убей его, убей, все будет хорошо, просто возьми клинок и убей его, - тихие слова мага проникали в сознание Иритры, оплетали и подавляли мысли самой тифлинг. - Убей, убей, убей, убей, ничего страшного, все будет хорошо...
Он стал навязчивым желанием девушки, убеждал, соблазнял и нашептывал. Ведь все будет хорошо...

Кошмары уродливы по сути своей, их черные щупальца неспешно обвивают спящих, чтобы разорвать на части сладкие, блаженные сновидения, и их вкрадчивый шепот зовет заблудиться в переплетении страхов и навязчивых мыслей, от которых нет спасения даже ночью.
Впрочем, мир за пределами кошмаров уродлив не меньше.
Каждую раз Балор засыпал под глухие голоса мыслей незнакомцев, которые, сами того не ведая, кормили тифлинга слухами и новостями, а утром какое-то время неподвижно лежал на кровати или на том, на чем придется, бессмысленно разглядывая потолок и тщетно пытаясь отделить свое «я» от всего того, что находил в головах людей, но без особого успеха. Иногда полукровка даже не мог точно сказать, кто он, как его имя, откуда он, но потом все вставало на свои места, а на бледных губах расползлась ядовитая улыбка довольства. Балор не видел своих снов уже очень давно, предпочитая совершать прогулки по чужим сновидениям – и этого магу вполне хватало. Насилие над чужим разумом занятие интересное и кропотливое, но приносящее удовольствие, а этому Балор отдал все годы своей жизни. Ну ладно, не все, не все семьдесят лет, но и пятьдесят - цифра тоже не маленькая. Самый ничтожный период его жизни – детство, даже вспоминать никогда не хотелось.
И не ему одному.
Балор все еще следил за девушкой и явно наслаждался зрелищем, находя его весьма и весьма занятным. Она была бойцом, ее страх сменился гневом – а это не могло не восхищать. А еще они оба ненавидели эльфов, возомнивших себя чуть ли богами, бессмертных и до отвращения высокомерных – может, не такие уж они и разные? Балор подумает над этим на досуге. Интересно было и наблюдать, как девушка, выхватив клинки, в порыве ярости наносит удар, вонзая клинок в тело эльфа, а потом как из раны бежит кровь, черная, как сама тьма. Лицо эльфа исказилось в гримасе удивления и боли, но ни крика, ни стона не вырвалось изо рта, раскрывшегося в беззвучном крике. А потом иллюзия рассыпалась, обратившись кучкой пепла, а лица тех многих представителей эльфийской расы тоже исчезли, рассеявшись.
А ты мне нравишься.
Ему всегда было интересно видеть страдания, пресечения чувств, борющиеся внутри каждого противоречия и отрицание наличия в жизни глупой судьбы, которую будто бы можно изменить. Полукровка пришел к неутешительному выводу, что Иритра боролась с той частью себя, будто бы надеясь одолеть судьбу наполовину темного создания, и только смеялся, хотя это ни капли не смешно.
Иногда он был добр, он мог дарить счастье Как, например, сейчас: он дарил чувство радости, разливающейся теплом по телу, и удовлетворения, что покончено еще с одним врагом. Даже прилив гордости – ему не стоило особых усилий подменить настоящие чувств ложными, когда в его руки попадался кто-либо. Попробуй, испытай на вкус, ведь ты так давно не испытывала радости, торжествуй. Ты все сделала правильно. Радость на вкус приятно-сладкая, пахнет медом и полевыми цветами, в ней можно забыться и утонуть – пусть даже на клинках остывает кровь, а под ногами валяется кучка пепла. Балор умел делать жертв ненадолго счастливыми, внушая эйфорию, наваждения полнейшего блаженства.
Но ничего не бывало так просто.
Балор бы искривил губы в презрительной улыбке, оспорь кто его власть в мире сновидений. Но сейчас тифлинг творил то, что ему хотелось. У него не было конкретной мысли: повинуясь спонтанным желаниям, своим прихотям и мимолетным идеям, он выписывал новую страницу кошмара, упиваясь своей безграничной силой в иллюзорном мире чужого разума. Пыль, в которую обратились их с Иритрой общие недруги, поднялась в серебристом вихре, сбивалась в одну фигуру, растущую с каждой новой горсткой пепла. Вновь появлялись лица, смотрящие на тифлинг с той же ненастью и презрением – но теперь весь эльфийский народ стал одним целым. Уродливое и искаженное единое целое. Растущая тень, достигающая семи футов футов, мерцала бликами тьмы и смотрела на девушку десятками пар глаз, как смотрели на нее ее соплеменники: с презрением, ненавистью, отвращением. Тварь росла, обрастая щупальцами, расползаясь и заключая тифлинг в кольцо, стеной из тьмы и множество глаз окружая Иритру, но не приближаясь вплотную – пусть смотрят. Пусть видят, пусть наблюдают.
Отчаянием было овладеть куда проще и, что уж скрывать, приятнее. И на смену мимолетному счастью, сладкому-сладкому, приторному, которое всего пару секунд назад охватило молодую тифлинг, навалилось отчаяние. Следом – осознание. А потом чувство, которое сродни самобичеванию – раскаяние. Вкуси его, почувствуй как можно лучше. Оставалось только принять его самой, чтобы испытать сполна, только дать проникнуть в свое сердце.
Десятки мертвых глаз смотрели на Иритру со всех сторон,
Кошмары уродливы и прекрасны.

Отредактировано Балор (15-05-2016 12:00:16)

Балор - самопровозглашенный король мира Снов.
В сновидениях нет над ним власти, а сам он творец иной, искаженной по своему усмотрению реальности. Стоит только захотеть, как любой его каприз будет исполнен тотчас - ну разве не сказка? А он существо крайне капризное - с этим недостатком полукровка уже давно смирился и свыкся, не видя в этом ничего страшного и уж тем более постыдного: все эти годы он искал удовольствий и развлечений, брал из жизни все, что хотел, и не отказывал в себе ни в чем.
Короны только нет.
Иритра все сделала сама. Ночному кошмару даже не пришлось напрягаться: ее отчаяние породило голоса забытых, умерших и искалеченных, а он лишь наблюдал и улыбался - довольное выражение никак не сходило с его лица, а губы искривились в хищном оскале. Его только что пригласили на шикарнейший пир из самых лучших эмоций: отчаяния, стыда, страдания, слез и самых вкусных – боли и страха. «И кто из нас еще трус, м?» - Балор изогнул брови и приблизился ближе к дорогим воспоминаниям. Разве это не чудесно – вторгаться в чужую голову и искать, читать, знакомиться со страхами и слабостями? Он сеял сомнения и дарил новые страхи, поселив их где-то там далеко, в самых темных комнатках сознания со самыми слабыми дверями: малейшее воздействие из вне открывало эту дверь – и вот чужой разум наполнялся страхами, которые до этого тихо и мирно росли и множились. Балор часто наблюдал, как флористы заботятся о прекрасных цветах, таких нежных и хрупких, и думал: а ведь его творения чем-то сродни цветам, особенно лилиям – они ведь тоже прекрасны. Только вот красоту ночных кошмаров ценит только он.
Голоса продолжал петь: для Иритры - то шепот, то крики, для Балора – колыбельная.
- Остановись… Не нужно… Остановись! Прошу тебя! Не нужно... - кажется, она просила. Или умоляла. Он слышал эти фразы великое множество раз: его тоже просили и умоляли прекратить измываться и творить то, что было заложено в его природе, но он смеялся. Балор и сейчас не удержался: счастливый, поистине беззаботный и звонкий смех осколками рассыпался среди криков. И вот купол твари, нависшей на лежащей на земле девушкой, наконец сомкнулся над головой тифлинг, обреченной слушать их снова и снова, погрузив свою пленницу во тьму и боль. Постепенно купал разрастался, вытягивая черноту из окружающего его пространства – и оно разбивалось, как разбивается упавшее на пол зеркало: чем больше тьмы утекало в купол, возвышающийся и бурлящий всеми цветами ночи, тем ярче белый свет проглядывал под осколками отступающей черноты, вырываясь из-под распадающейся тени.
Нет, ему все же нужна корона.
Иногда он задумывался, что, может даже, в конечном счете, от него и останется только чей-нибудь ночной кошмар – иногда Балор сомневался даже в самом своем существовании в мире за пределом сновидений. Балор знал, что всего его «нормальные» поступки – всего лишь налет лжи на истине, которую он предпочел демонстрировать лишь в удобном ему измерении сновидений, являясь в виде кошмаров. А теперь он парень с бледно-серой кожей, потому что даже маски чудовищ иногда начинают докучать – тифлинг явился в своем самом обыкновенном облике, из плоти и крови. Ему так привычнее и приятнее наблюдать за всем, появляясь то там, то здесь, отражаясь в мутных треснувших зеркалах, мелькая где-то в толпе, на мгновение дав себя увидеть со дна грязных луж. И теперь он стоял посреди бесконечного пустого пространства, черной тенью или кляксой ступив в ослепительно белую комнату из ничего, и рассматривал купол, разделяющий его и Иритру.
- Скованная по рукам и ногам кандалами страха.
Как только последнее слово, сказанное с ленивой медлительностью, сорвалось с губ тифлинга, крики, заполняющие купол, прекратились – даже им не позволено его перебивать. И ему очень уж хотелось поглядеть на девушку – какую же птичку он поймал? Стены купола истончались, стекали вниз и капали на пол, оставляя лишь твердый каркас из сцепленных друг с другом рук. Подобно смоле, огромные капли, бывшие только что тварью, заливали пол, а вцепившиеся в предплечья пальцы множества потемневших рук образовывали новый свод, напоминая прутья клетки. «Капли» расползались, утекая прочь от начинающейся формироваться клетки, и начинали бурлить, липкая на вид поверхность лопалась от вздувающихся пузырей, а потом эти «капли» поднимались, становясь все тоньше и изгибаясь, преображаясь. Будто в руках талантливого скульптура, они меняли свою форму и цвет, приобретали человеческий силуэт: ноги, торс, руки, шея, голова, черные волосы, небольшие рога.
Балор склонился над одной из самых маленьких капелек. Холодная и вязкая, чем-то похожая на слизь или смолу и внушающая самое настоящее отвращение при прикосновении к ней – в ладонях полукровка мерзкая субстанция превращалась в корону из черного металла, украшенную тремя блестевшими темным огнем камнями. Вот и корона – уродливо-прекрасная конструкция украсила черные кудри тифлинга. И когда самая последняя фигура завершила свое превращение, а клетка с прутьями из вцепившихся друг в друга оторванных от тела рук, покрытых трупными пятнами, прутьев был полностью готова, полукровка и восемь его копий, кривящих уголок губ в подобии улыбки, стояли напротив сооруженной из останков ловушки и с пристальным интересом разглядывали Иритру, лукаво щуря блестящие от неподдельного восторга глаза.
Теперь можно и поговорить.