Ничто так не расслабляет, как хорошая старая музыка, правда, Анетто уже не нужно расслабляться. Но нельзя было не отметить, что он испытывал определенное эстетическое удовольствие, выплескивая на свет ту красоту, которую ему удалось собрать за всю свою жизнь, настоящую и загробную. Романсы, некоторые из которых были старше самого призрака, наполняли таверну, как благовония, но их «запах» был куда более сладким, а действие куда более сильным. Даже самые закостенелые посетители нет-нет, да прислушивались к неизвестному музыканту – настолько живым было его пение. Забавно только, что сам исполнитель был давно мертв, но кто сказал, что нежить неспособна чувствовать? Фактически, дух и был теми самыми чувствами, теми самыми эмоциями, которые горели в настоящем Дефо, и с которыми не смогла справиться сама Смерть.
***
Хозяйка борделя смотрела на Анетто с ненавистью. То, что она сейчас видела – это совсем не то, чего бы она хотела. Ей лишь нужно было, чтобы что-то создавало легкую и непринужденную атмосферу, да скрывало звуки страстей доносящихся из комнат посетителей, ей вовсе не было нужно, чтобы постояльцы отвлекались на посторонние вещи или, еще хуже, отказывались от услуг, наслушавшись слов о вечной любви.
Женщина тяжело вздохнула и удалилась из главного зала в коридор, ведущий к ее кабинету. Грудь хозяйки разрывала боль. С каждым вздохом она будто вбирала в себя раскаленный песок. Сухость. Жар. Очередной приступ нежелания жить. Беспамятство. Рука опирается о стену. Дверь ее комнаты открылась. Открылся также знакомый шкафчик, где ее ждал изящный графин, наполненный темной жидкостью. Женщина с трудом взяла сосуд, открыла крышку и хлебнула зелье прямо из горла. Ощущение было таким, будто по горлу спускался кусок льда, но у бедняжки не было выбора.
С минуту, обессилившая и подавленная, она стояла, не двигаясь, ожидая, когда боль хоть немного отступит. Сказать, что у этой особы было плохое настроение, значило, ничего не сказать. Озлобленная на жизнь и окружающих, хозяйка снова явилась в главный зал, и первым делом она направилась к музыканту. Ей хотелось, чтобы хоть кто-то страдал кроме нее. Неважно кто.
***
Анетто, как раз заканчивал очередную песню. Финальный аккорд и пальцы оторвались от привычных клавиш. Юноша застыл, сложив руки на коленях и закрыв глаза. Оторванный от музыки, клавесинист казался безжизненным и бесцветным, словно старый костюм, блиставший на балах много лет назад, но со временем превратившийся в бесполезный хлам, в котором так некстати обманулось время. И когда хозяйка борделя подошла к Дефо, тот даже не посмотрел на нее.
- Даниэль! Если так пойдет дальше, то наши посетители уснут! – Заявила раздраженно женщина слегка севшим голосом. Юноша несколько секунд не реагировал, затем послушно отозвался:
- Конечно, мадам!
- Что значит «конечно»? Усыплять клиентов не входит в твои обязанности! Или ты сейчас же играешь что-нибудь подходящее, или можешь катиться ко всем чертям и забудь тогда про оплату!
Ярость закипала в хозяйке притона, как масло, в которое собирались бросить провинившегося, однако музыканта это, казалось, не заботило. Он лишь слегка улыбнулся и молвил также тихо и ласково, как и в предыдущий раз.
- Но, мадам, Вы устали, Вам не следует так волноваться.
Спокойствие клавесиниста окончательно взбесило больную даму.
- Это не твое дело! Выметайся!
- Мадам, пожалуйста…
- Я сказала: ВЫМЕТАЙСЯ!
Женщина потеряла последние капли самообладания и хотела было схватить юношу за волосы, но ее пальцы лишь загребли воздух. Она с непониманием уставилась сначала на молодого человека, затем на свою пустую ладонь. В этот момент оживился Анетто. Он встал и посмотрел в глаза своей нанимательнице. Его голос зазвучал мягко и обволакивающе.
- Жасмин, дорогая, Вы же знаете, я не желаю Вам зла. Я забочусь о Вас. Пожалуйста, отдохните.
Хозяйка заведения охнула и схватилась за лоб. Ее глаза стали закрываться, а она сама начала пошатываться. Из последних сил та, которую музыкант назвал по настоящему имени, добралась до ближайшего стула и рухнула на него, после чего уснула прямо на столе. В зале воцарилась тишина. Все взоры были устремлены на черноволосого юношу, который стоял возле спящей.
- Увы, дамы и господа, хозяйка велела всем ложиться спать, – С кажущимся искренним сожалением заявил во всеуслышание Дефо. В этот момент он уже проникал в сознание каждого постояльца, умерщвляя назойливые мыслишки и заполняя его сильнейшей дремой. Призрак медленно начал обходить столики под стеклянные взгляды и открытые рты присутствующих. – Спи, Камилла, – Анетто нежно провел ладонью по макушке рядом сидевшей девушки и та тут же упала. – Спи, Фиона, – Он чуть погладил плечо официантки, которая упала на пол вместе с подносом. – Спи, Алистер, – Он мягко коснулся щетинистой щеки светловолосого мужика, после чего слегка его толкнул. Тот, подобно кукле, рухнул и уснул, устроившись лицом в тарелке с едой. – Спи, Берт. Спи, Беатрикс. Спи, Гидеон…
Дефо, как отец большой семьи, прошел мимо каждого посетителя и работника притона, называя их по именам, после чего те безоговорочно засыпали. Только один смог поначалу сопротивляться чарам, но после убедительного и тихого «Тщ-щ-щ!» его постигла та же участь, что и остальных.
Анетто двинулся наверх. Когда он проходил мимо комнат, звуки, доносившиеся оттуда тут же затихали. Через несколько минут почти весь бордель был околдован. Нетронутой оказался лишь один номер, у входа в который стоял призрак. Дух стал невидимым и неспешно прошел сквозь дверь.
Четыре девушки, одной из которых была Ратти, мерно сопели, видя сладкие сны, а вот Балор – тифлинг, из-за которого Дефо оказался здесь, лежал отстраненно с краю.
- Неразумное дитя! – По-стариковски посетовал Анетто. – Как ты можешь быть таким слепым? Жаль, очень жаль, голубок. Джинни, Софи, Эмили, Ратти, душеньки, пора вставать! - Куртизанки тут же закопошились, подчиняясь зову приторного голоса в их головах. – Будьте так добры, поделитесь с этим милым тифлингом своим опытом боли раненого сердца.
Девушки оживились и, не стесняясь своей наготы, принялись исполнять приказ призрака. Одна из них потянулась за пустой бутылкой с вином, стоявшей у кровати, вторая спустила голые ножки на пол и двинулась в сторону сумки полукровки, две другие же полезли прямиком к Балору, норовя дотянуться коготками до шеи постояльца.
Дефо не стал наблюдать за происходящим. Он развернулся и полетел вниз, где снова принял материальную форму и сел за свободный столик, закинув ногу на ногу и откинувшись на спинку стула.
- Жасмин, милая! – Негромко окликнул хозяйку заведения Анетто, и та тут же проснулась. – Будь зайкой, принеси мне самое лучшее вино, которое у тебя есть и два бокала. Да, и затуши, пожалуйста, свет – он мешает.
Женщина тут же встала и покорно отправилась выполнять «просьбы».