Когда первые капли холодного осененного дождя заунывно затарабанили по крышам и земле, спеша превратить ту в грязное месиво, Литьяра была занята тем, что стояла перед мутной неглубокой лужицей, отрешенно созерцая собственное отражение. Капюшон она сбросила, пользуясь тем, что улицы уже опустели, и неприметную оборвашку едва ли кто станет рассматривать даже с учетом и странного цвета кожи, и изящных рожек, кокетливо торчащих из спутанной копны гривы.
Сейчас бы ее не узнала и родная мать: год (а может и больше уже) уличной жизни в значительной степени переменил тифлинга. Белоснежные глаза глядели с напряженной настороженностью бродячего пса, который куда больше ожидает удара палкой, нежели кинутого куска, а лицо осунулось, стало более... хищным?  Литьяра
Полукровка отвела взгляд от себя, зябко поежившись. Виной тому была скорее пробравшаяся под ветхий плащ прохлада, нежели неприязнь к переменам в облике. Дождь девочку тем более не радовал, и следовало поискать укрытие, которое станет и убежищем на ночь. Литьяра, конечно, превосходно видела в темноте, но еще не обзавелась привычкой выбираться на охоту именно в это время суток, используя свое зрение преимуществом над остальными. А ведь из щуплой, ловкой тифлинга, которая своей грацией и юркостью может быть сравнима и с ящеркой, и с кошкой, и с лаской, вполне могла состояться успешная воришка, которую просто так не поймаешь. Но пока ее отчаянной решимости, подстегнутой голодом, хватало лишь на то, чтобы стянуть хлебную булку да дать деру, покуда стражники не упрятали за решетку.
Голодала она часто. Как назло, но есть хотелось практически постоянно, и растущий организм безжалостно требовал пищи, совершенно не интересуясь, откуда ее брать. К счастью, полукровка кое-как умела охотиться, и голубиное мясо для нее давно стало деликатесом.
Кутаясь в свое тряпье, которое не дарило тепла, но относительно уберегало от ветра, Литьяра спешила отыскать местечко, куда можно забиться, пока дождь не грянул в полную силу. Удивительно, но при всей крепости иммунитета и устойчивости его ко многой дряни, от элементарной простуды он спасал не особо.
Валяться же невесть где с температурой, насморком и саднящим горлом тифлинг не могла себе позволить. Для выздоровления нужны силы, силы дает пища, но в таком состоянии провиант не раздобудешь. А столкнувшись с местными нищими и их бандами, полукровка не могла избавиться от мысли, что при грустном стечении обстоятельств те с радостью и ее саму пустят на шашлык, даже не побрезговав вкусить плоть демонического отродья. Голод - вещь страшная, и девочка в том уже убедилась сама.
Двигаясь вприпрыжку, чтобы не угодить босыми ногами ни в лужу, ни на какой-нибудь острый осколок или камень, Литьяра в какой-то миг обнаружила ветхое и давно уж безжизненное сооружение, глядя на которое больших трудов стоило вообразить былое величие здания. Она остановилась, глянув на останки поместья. Сомнения глодали полукровку: нормальный житель едва ли сунется в руины старых времен, это факт, однако подобных ей может отыскаться целая толпа под сравнительно уцелевшей крышей. И это лишь в сказках говорится про взаимовыручку и поддержку.
Полукровка уже поняла, что тифлингам в мире не рады. Зависть или страх тому виной - дело третье, но уповать на чужое великодушие нельзя. Впрочем, разум подсказывал, что обосновавшиеся бродяги наверняка бы зажгли костерок погреться... или еще каким образом проявили себя, в то время как мертвый дом казался совершенно безжизненным.
При этом Литьяра не могла избавиться от ощущения, что здание словно рассматривает ее в ответ лишенными стеклами окнами. Местных преданий и легенд полукровка не знала: попросту не успела их услышать, да и разве поверила бы в существование призраков, никогда их не видя? Она-то и вампира долгое время упрямо считала птицей-оборотнем...
Преодолеть останки ограды ничего не стоило, а чем ближе девочка подбиралась к имению, тем больше убеждалась, что там точно никого нет. Зато есть дождь, который вполне способен промочить вплоть до нижнего белья. Если бы оно, конечно, было...
- Эй? - оказавшись уже внутри, причем избрав для своего проникновения оконный проем, а не дверь, тифлинг негромко окликнула потенциальных соседей, присутствия которых не желала. Но для себя полукровка решила, что попытается побороться за сухое местечко, если враг окажется недостаточно сильным или не будет внушительный числом.
Не услышав ответа, но не веря в удачу такого рода, девочка решила осмотреться, тем более, что стоило отыскать уголок, где не достанут ветер и сырость. Ступала она осторожно, выверяя каждый шаг, поскольку пораниться не хотелось даже при повышенной регенерации, что оставит от пореза затянувшийся рубец через минуты, а после исчезнет и он.
Запоздало Литьяра сообразила, что в мокром плаще скорее замерзнет, чем отогреется, отчего поспешила стянуть его, перебросив свое одеяние через руку, и осталась в том, что когда-то было кофтой и короткими штанами, нынче представших тряпьем неопределенной расцветки. Недовольно повиливая хвостом, тифлинг отправилась дальше. Она решила заглянуть на второй этаж.

Обделенная благословением в виде магического дара, тифлинг не имела понятия, что склизкие щупальца чужого любопытства уже дотянулись до ее разума, беспардонно вороша воспоминания и разные моменты из жизни. Неуютный же замогильный холод, принесенный присутствием нежити, слишком сложно было заметить за сыростью и неприветливостью давно опустевшего дома. Любопытство полукровке уже не было свойственно: та успела понять, что эта черта принесет скорее проблемы, чем добрый толк, а потому белесый взгляд настороженно скользил лишь в поисках потенциальной угрозы, а не созерцал с интересом угрюмые стены в попытках представить прежние яркие дни имения.
Лестница на второй этаж не вызывала доверия у девочки, и тифлинг предпочла подняться вверх по стене, содрогнувшись, когда услышала далекий шорох, словно что-то упало. Быть может, что рухнула балка или птица шальная сорвалась в полет?.. Несколько мгновений полукровка выжидала, по-звериному прядая ушами, но ничего не могла расслышать окромя учащенного стука собственного сердца.
Не научилась она еще бывать в таких местах. На каждый звук реагирует страхом, нервозно готовится бежать или прятаться, не разбирая сходу опасность это или пустяк, недостойный внимания. И сунув нос в очередной заброшенный дом, полукровка трепетала перед ним, словно столкнулась с мертвяком.
Но разве кто-то будет ждать или встречать со всем гостеприимством в жилом доме? Для этого нужны деньги, как минимум, а их... Ха. Стала бы Литьяра промышлять воровством, обладай она хоть каким-то состоянием.
Вроде бы тихо и спокойно, и спустя томительные пару минут девочка отдалилась от лестницы, не без надежды решив, что засада не поджидает незадачливую гостью, но замерла в дверях, рассмотрев женский силуэт у самого окна. Барышня в добротном платье смотрелась нелепо на фоне ободранных стен, и Литьяра ощутила скорее недоумение и ступор от подобного колорита, нежели успела полноценно испугаться. Но вот женщина обернулась...
Тифлинг оторопела, ощущая, как на горло словно легла тонкая удавка, перекрывшая дыхание, а сердце будто остановилось, тут же стремительно ухнув вниз. Голова закружилась.
- М...мама?.. - заикаясь, недоверчиво пролепетала полукровка, боясь принять увиденное, боясь впустить на душу радость, которая отчаянно колотится в дверь, боясь снова потерять и захлебываться в жуткой боли.
Но глаза не могли врать. Глаза отчетливо в этом полумраке видели такое родное лицо и самый дорогой в этом мире образ. Литьяра по-щенячьи взвизгнула, кинувшись к эльфийке. Нет-нет, то страшное кровавое видение в прошлом - всего лишь сон, и вот она истина, перед ней. Кошмар закончился, и больше никто не разлучит ее с мамой. Нет такой силы, что окажется способной на подобное. Тифлинг никуда не уйдет, а если придет еще какой волк, то полукровка убьет его.
Лучше бесстрашно заглянуть в жестокие глаза зверя, чем снова пережить утрату.
Дышалось тяжело - сбивчиво, неровно. Литьяре казалось, что она сейчас разрыдается. Сколько мыслей роится в голове! Сколько слов, которые так хочется сказать!..
- Мама!.. Мама, мама, мама! - восторженно шептала тифлинг, ощущая, как слезы всё-таки текут - те самые слезы счастья, о которых девочка слышала, но не могла вообразить, каково это. Вот так...
Как жалко, должно быть, выглядит это всё со стороны - девочка, фанатично ласкающаяся к пустоте, и стоявший рядом юноша безмолвно созерцает это пугающее безумие. Полукровка и вообразить не могла, что всё происходит лишь в ее разуме.
Она просто захлебывалась безудержным восторгом...
- Мама!.. - мелко дрожа, Литьяра крепко-крепко обнимала эльфийку, притягивая к себе, и уткнулась лбом в плечо, - пойдем домой, мама!.. Тут плохо... Люди злые... Они обидят тебя!.. А тот волк, который... я убила его!.. Убила и убью любого волка, который... который решит... Литьяра
Тут девочка не выдержала - разрыдалась окончательно, судорожно цепляясь за эльфийку, словно боясь, что та вдруг растворится прямо в воздухе.

Литьяра действительно поверила слишком быстро в предъявленную обманутым глазам ложь - такую сладкую, словно почерпнутую из самых сокровенных мечт, упрятанных глубоко на сердце. Мгновенно тифлинг решила, что ошиблась тогда, посчитав эльфийку погибшей, потому что вглядываться в окровавленные останки у девочки не было никаких сил. Нет, тогда полукровка, едва ли соображая, схватила хлебный нож, сдавливая его рукоятку до посветлевших костяшек, и кинулась по следу, даже не вдумавшись: хватит ли сил у нее расквитаться с содеявшим это. Как дикий зверь, получивший смертельную рану, которому уже нечего терять, Литьяра шла убивать хоть ценой собственной жизни.
Она просто не могла поступить иначе.
До этого тифлинг жила как тепличный цветок, не зная боли, страха, тревог и забот. Как забавно... Сколько ей лет? Немногим больше тридцати. Некоторые смертные в это время уже внуков нянчат, а полукровка выглядела обычным щуплым подростком, которому лет десять-одиннадцать и дашь от силы. Маленький и жалкий изгой, совместивший в себе и псивую, и волчью кровь. Вторая частичка сути, доставшаяся в качестве темного наследия, служит пожизненным приговором в виде страха, непонимания и основной ненависти от окружающих... И как иронично, что именно она и дарует различные преимущества, позволяющие выжить в незнакомом и чуждом мире.
Литьяра продолжала трепетно ластиться к матери, никак не насытившись теплом нежных объятий. Слезы текли, а внутри что-то сладко щемило, и полукровке казалось, что на сердце настолько легко, что можно пушинкой взлететь в воздух...
- Нет, - надрывно зашептала девочка, - нет, это... это я брос-сила!.. Я думала, что... думала... я не выдержала и бежала... нашла волка и убила... за тебя...
Она потерлась щекой о плечо Лалиэль, снова счастливо всхлипнув. Какое удивительное и противоречивое чувство внутри: желание укрыться за спиной матери вкупе с готовностью закрыть уже собой ее, защитить любой ценой от всякого посягательства извне!..
Тифлинг лишь сейчас в полной мере понимала, насколько сильно соскучилась по эльфийке и как ее не хватало. Жизнь снова обретала смысл.
- Я вышла тогда из лес-са, - сбивчиво заговорила полукровка, - там был дом, были люди... один показалс-ся добрым, позвал с-с с-собой наверх, но потом... он... Литьяра
Голос девочки задрожал, и она снова всхлипнула.
Самые тяжелые, страшные моменты Литьяре было тяжко озвучить. И то, как из сердца словно выдрали кусок живой плоти, когда показалось, что эльфийка погибла, и встреча с Бранденом, его побои, боль, отвратительные прикосновения мерзких рук к обнаженному телу... Это всё мгновенно всплывало в памяти, и ничего не стоило зачерпнуть эти знания из мыслей - они лежали фактически на поверхности.
А тот человек, даже спустя год, не раз еще приходил во сне, вопреки тому, что тифлинг убила и его, отомстив уже за себя. Забыть Брандена бы ей хотелось. Не помнить этот треск одежды, которую срывают, не помнить парализующий ужас, не помнить ни-че-го... Те два месяца с небольшим тянулись как год, сломив девочку полностью. Она боялась всего, и даже в голову не приходило, что человек смертен, что можно сопротивляться...
Нет-нет-нет, она снова с матерью. Больше нечего бояться. Всё хорошо.
- Пойдем домой, - полукровка всхлипнула, - пойдем домой... я не люблю города, не люблю людей - они злые! Но мне вампир помог. Ты говорила, что они опас-сные. Что выпьют кровь придут, ес-сли не буду с-спать... А он не такой. Помог бежать...
Очередной наплыв волны безумного счастья, и Литьяра льнет еще больше.
- Я люблю тебя, мам, - прошептала полукровка, - очень-очень люблю... Как же я с-скучала...
Всю идиллию нарушило жалобное завывание как всегда голодающего брюха, заставив недовольно засопеть на ухо эльфийке.

Как же она не понимает?.. Почему так упрямится?.. Здесь же опасно, и Литьяра боится допустить даже мысль, что Лалиэль постигнет та же участь, какая досталась и ее дочери. Тифлинг, безумно страшась чужих прикосновений и власти над собой, в жизни не поверит, что телесная близость вовсе не так страшна, какой предстала полукровке. И уж тем более бы невозможно для нее поверить в то, что в далеком будущем она станет весьма вольготной в этом плане, позволяя себе очень многое. А уж о какой любви можно думать и знать, живя бок о бок с эльфийкой-матерью все годы? Впрочем, тут не совсем точно. Само понятие "люблю" было доступно для тифлинга. Она любила молоко, любила некоторые вкусности (когда-то, ведь сейчас голодуха отучила быть разборчивой). Маму любила. Греться на солнышке. Много чего.
А вот то, что можно любить кого-то как равного себе что ли (хотя и тут не совсем точно), а свою любовь выражать на языке... так сказать, телодвижений - этого Литьяра не могла представить. Видела, конечно, всевозможные парочки. И откуда детки появляются - тоже знала. Но себя подобным обременять не собиралась, относясь с каким-то презрением что ли, недоумением. Не было у нее сызмальства примера для подражания и эталона, которому бы хотелось соответствовать. Литьяра
Была лишь любовь к матери. Безграничная, и тут никакая темная кровь не в силах укротить теплые, нежные и по-настоящему светлые чувства. И теперь Лалиэль была рядом, а Литьяра просто не верила своему счастью. В один миг она простила всю жестокость миру, причинившему ей столько зла, однако больше никаких совместных дел с ним не желала иметь. Домой, однозначно домой!.. Под сень лесных великанов, в тишь и благодать, где тифлинг снова будет играться, прыгая по веткам наперегонки с белками.
Эмоции выравнивались. Буйный восторг сменился относительно спокойной радостью, и давно забытая улыбка озарила лицо девочки. Ей было плевать на голод, холод, усталость и постоянную боль, зуд от бесчисленных царапин, коими полукровка умудрялась обзаводиться чуть ли не ежедневно.
- Я не хочу с-спать, - попыталась было воспротивиться воли матери Литьяра, однако зевнула неожиданно для самой себя. Но этот дом... он не нравился ей! Мертвый, пустой и холодный. Эльфийка здесь была подобна бриллианту посреди бездушных камней, и это свое сокровище полукровка намеревалась беречь до последнего. А еще лучше покинуть враждебное место, куда ее загнала лишь непогода.
Свинцовая усталость навалилась, спешно отмахнувшись от всех мыслей, прогнав их в один миг. Литьяра зевнула снова, а потом опять и опять... Брела куда-то с полузакрытыми глазами - то ли ее вела мать, то ли ноги внезапно сами сообразили дальнейший маршрут... Неважно.
Ветхая и практически разваленная кровать стала колыбелью тифлинга на эту ночь. Подчиненная магии, но не зная этого, девочка с одинаковым удовольствием свернулась бы клубочком и на шелковом белье, и на ворохе живых ядовитых змей, впадая в дрему. Истлевшие же тряпки были далеко не худшим вариантом для оборвашки, и полукровка отключилась не без помощи призрака.
Пробуждение же оказалось неприятным, подобным впившемуся колючему кому куда-то в сердце. Тифлинг лежала, уже проснувшись, не открывая глаз и вслушивалась. Никого и ничего неслышно: показалось?.. Приснилось?..
- Мама?.. - против воли едва слышным шепотом вопросила полукровка, чувствуя, как внутри всё ухнуло вниз. Спешно вскочила, отряхиваясь от пыли, и кинулась искать хоть какое-то доказательство тому, что это были не воплотившиеся мечты и грезы, а реальность.
Второй этаж был пуст. Она верила своему слуху, но всё-таки предпочитала молнией пронестись по коридорам, заглядывая во все комнаты. Литьяра, постояв в колебании перед покореженной лестницей, медленно спустилась вниз, боясь продолжать поиски.
Что-то внутри так и подсказывало, что они не увенчаются успехом.
Жить не хотелось. И прямо-таки веяло каким-то замогильным холодком...

Всегда был закон: нельзя попадаться чужакам на глаза. Лесные нимфы и дриады являлись исключением для девочки, но их общество столь хрупко и мимолетно, словно природные духи в облике дев боялись, недолюбливали тифлинга, скрывая холодность за натянутой улыбкой. И вроде не избегали, всегда любезно отвечали и чем-то могли помочь, но очень скоро полукровка предпочла быть сама по себе. Ну, еще и мамин запрет украдкой обходила, наблюдая за путниками, бредущими через лес, а иногда и пугая всяческими завываниями. Или шишками кидаться могла. Показалась на глаза Литьяра лишь впервые некой женщине с огромными белыми крыльями. Потом это знакомство перетекло в спасение единорога по имени Ветрогон...
Боже, как это было давно. И тогда взъерошенная чумазая тифлинг была самой счастливой на свете. Знали бы вы, как весело скакать за белками с ветки на ветку, с дерева на дерево, ощущая восторг от таких стремительных прыжков, сравнимых с полетом птицы. А теперь этого нет и не будет. Остаться и поныне в детстве - значит, погибнуть, не сумев приспособиться.
Ха, да ведь новую жизнь можно сравнить с теми самым лесными гонками, когда необходимо рискнуть и вскочить на ветку, которая или прогнется, или вовсе сломается от веса. Замешкаешься - падаешь вниз и ловишь шишку уже на лоб. Третий рог, так сказать.
Но сколь осязаемой сейчас казалась надежда на возвращение былого!.. Литьяра и хотела, и боялась поверить в то, что эльфийка выжила. Разум твердил, что это невозможно: встретить в этих богом забытых руинах вообще какую-то живую душу, окромя таких же бродяг, вроде тифлинга. И выряженная в платье мать действительно неуместно смотрелась на фоне развалин, но...
Разве могут врать глаза?
Полукровка много раз видела сны. Знала, что некоторые из них слишком похожи на реальность, но не была уверена, что вчерашние события - обычное сновидение. Литьяра пыталась найти следы пребывания матери, какие-то доказательства, что всё не пригрезилось, но пока не добилась успеха в поисках. Литьяра
А потом этот стук дверь, заставивший замереть на месте, испуганно прядая ушами. Полукровка затаилась, памятуя о прежних, давно забытых, наказах эльфийки. Нельзя показываться чужакам на глаза. Но сколько времени прошло уже!.. И девочка несмело открыла дверь, будучи готовой отпрыгнуть в любой момент назад. Ей почему-то запоздало пришла мысль, вызвавшая волну дрожи. Вдруг дом оживляет призраков прошлого?.. Вдруг там, за дверью, стоит Бранден?..
Тифлинг взглянула на юношу с испугом, предвкушая привычную реакцию на "демоническое отродье", коим зачастую величали девочку. А на сердце между тем снова расплывается тепло - письмо для мамы. Она жива. Она не приснилась.
- Я передам, - спустя несколько секунд молчания, пискнула полукровка с порога, схватила лист бумаги, юркнула назад и захлопнула дверь перед носом человека. Невдомек Литьяре было, что в руках не письмо, а пустота. Утешившись, что эльфийка просто или вышла, или куда-то спряталась (а вдруг?), тифлинг приободрилась.
- Мам? - громко окликнула она Лалиэль, а потом, не выдержав, крикнула еще громче, - МАМ!
И снова гуляния по коридорам, заглядывания в многочисленные комнаты... Учитывая, что сердце учащенно колотится от восторга, и сама Литьяра вот-вот завизжит от счастья, что всё не приснилось, то полукровка точно кинется тискать и ласкаться к матери, когда отыщет ее.

Странно. Литьяра была готова поклясться, что мгновения назад бродила по еще пустому, лишенному всякой жизни дому, и тщетны были бы попытки отыскать маму, которая неожиданно отозвалась. Подсознание смутно нащупывало какие-то пробелы, несостыковки в творившемся вокруг, но... о каком хладнокровном рассуждении по поводу происходящего можно говорить, когда полукровка в один миг теряла крышу, услышав родной и любимый голос? И поэтому всю осторожность, которой девчонка успела выучиться за недолгий промежуток времени, рассеивало как дым сильным порывом ветра.
Не ведая, что в руках сжимает пустоту заместо листа бумаги, тифлинг спешно юркнула в комнату, где должна была быть эльфийка и преданно замерла на пороге, с успокоением наблюдая, как та расчесывает пышные и роскошные волосы. Впрочем, приведи кто девчонку в порядок - та похвастает локонами не хуже, пускай и цвета вороного крыла.
Последующие же слова вкупе не с самой лестной интонацией заставили оторопело захлопать глазами, на всякий случай покаянно склоняя рогатую голову, будто бы признавая вину, хотя на самом деле Литьяра не ощущала за собой никаких провинностей. Более того - ей казалось, что она не один раз пробегала мимо этой комнаты и никого не видела, пускай и заглядывала совершенно мимолетно!..
Но глупо сомневаться. Призраки существуют, иллюзии - тоже, но разве неприкаянную чужую душу или наведенный морок сможешь потрогать? Тифлинг не догадывалась, что магией можно и это внушить, заставить поверить в истинность подсовываемой фальши. И она верила.
- Вот, там только что кто-то пришел и ис-скал тебя, а я с-сказала, что передам, - заискивающе, боясь недовольства по причине того, что показалась чужаку на глаза, проговорила Литьяра, отдав записку. Увидев же, как эльфийка расцвела улыбкой, полукровка робко попыталась было заглянуть, чтобы тоже прочесть письмена, хотя ей понадобилась уйма времени, чтобы расшифровать примерный смысл текста, поскольку читала тифлинг неважно.  Литьяра
Новая волна удивления.
- Познакомить? С-с кем? - девчонка запуталась. Всё то, чему когда матушка учила свою дочь, словно бы теряло актуальность. Литьяра попыталась вспомнить, обещала ли ей эльфийка когда-нибудь показать большой мир за пределами леса. Позволить собственными глазами увидеть всех тех, о ком рассказывала. Других эльфов, величавых драконов, белокрылых айрес... Много кого. И что же? Никогда такого не было.
Так что случилось сейчас?
Оставшись в одиночестве, Литьяра ошалело уселась прямо на пол, взъерошив черные волосы. Она однозначно ничего не понимала в происходящем. Так... собираться? А что ей надо-то? Никаких вещей нет, кроме тряпья, которое вроде как является одеждой. Но оно и так болтается на ней.
Поэтому тифлинг, кое-как взяв себя в руки, поплелась вниз. К выходу из дома, где должна быть мама.
И еще девочка поймала себя на мысли, что слышала в речи эльфийки какую-то резкость, раздражение... такого тоже раньше не было. Или было?..