~ Альмарен ~

Объявление

Активисты месяца

Активисты месяца

Лучшие игры месяца

Лучшие игровые ходы

АКЦИИ

Наши ТОПы

Рейтинг Ролевых Ресурсов - RPG TOP Рейтинг форумов Forum-top.ru Демиург LYL photoshop: Renaissance

Наши ТОПы

Новости форума

12.12.2023 Обновлены правила форума.
02.12.2023 Анкеты неактивных игроков снесены в группу Спящие. Для изменения статуса персонажа писать в Гостевую или Вопросы к Администрации.

Форум находится в стадии переделки ЛОРа! По всем вопросам можно обратиться в Гостевую

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » ~ Альмарен ~ » Старые рукописи » Единый путь, единый след


Единый путь, единый след

Сообщений 1 страница 23 из 23

1

Участники:
Эйнеке; Наталь, а также некоторые другие в ролях различных НПС.
Время:
Первый эпизод более 60 лет назад. Близнецам по 4 года.
Второй: близнецам по 7 лет.
Место:
Грес.
Сюжет:
Серия коротких эпизодов, повествующих о детстве и юности близнецов ал Аллэ.

Отредактировано Эйнеке (31-07-2016 14:59:13)

0

2

Любая комната кажется огромной, когда тебе четыре года. Особенно, если в комнате нет никаких других ориентиров размера вроде стола стула и прочей мебели, об которую мог расшибиться мелкий. Все, что было в комнате, так это ковры на полу и стенах, окно, которое было слишком высоко, чтобы до него добраться или что-то увидеть, и одеяло в складках, которого тонула куча игрушек. В основном это были фигурки различных воинов и чудовищ. Все они отличались друг от друга, что внешне, что наощупь. У Наталя была целая система, по которой он делил свое воинство на ценных и не очень бойцов. Черные были большими и тяжелыми игрушками. Они всегда лучше стояли и в бою против других игрушек и были куда эффективней.
Под боем у Ната подразумевалось выстроить солдатиков в ряд, взять своих генералов - самых больших и тяжелых - и швырнуть их в недавно выстроенные шеренги. Мелкому шкету доставляло невероятное удовольствие то, как его генерал разносит ряды, а иногда и самих воинов. У родителей не получалось по-хорошему отучить старшего из близнецов от дурной привычки кидаться игрушками, и что бы не прибегать к воспитанию через ремень, мать близнецов придумала небольшую хитрость. На пол всегда стелилось большое и мягкое одеяло, и в него высыпались игрушки. Одеяло было слишком неустойчивой поверхностью, и Наталь не мог нормально расставить солдатиков, или тратил на это слишком много времени и сил, а в конечном итоге засыпал. Хитрость исправно работала уже несколько месяцев, но сегодня наконец-то настал тот день, когда не слишком подвижный детский мозг нашел выход.
Одеяло, в котором плавало все воинство Ната, было хоть и большим, но не настолько чтобы довольно крупный для четырех лет мальчик не мог его ворочать, мять и изменять всеми другими способами. Сейчас все это делалось с четкой целью - старший из близнецов пытался закрепить в складках мягкой ткани своего самого тяжелого генерала. К слову, генералом он уже давно был только по весу. Титул ветерана и героя множество метательных сражений дались не легко для деревянного панциря и конечностей, что торчали слишком далеко. Оружия старый вояка лишился еще раньше, когда близнецы случайно оставили его в кресле деда, а после старик с ворчанием отколупал от солдатиков все колющие части. Но Наталь все равно не забывал своего генерала и сегодня он подготовил для него особую роль. Раз уж он не может метнуть своего воина в ряды неприятеля, то будет кидаться в него по одному врагу забавляясь тем как они отскакивают или пролетают мимо. Он уже опробовал это на менее ценных игрушках, и они успешно потерялись где-то в комнате, но его генерал выстоит против всех фигурок что четырехлетний полукровка сможет найти и метнуть в него.
Пока фигурка крепилось в безразмерном одеяле она нагрелась от маленьких ладошек - за это Нат любил игрушки из дерева. В отличие от металла или камня, дерево благодарный материал и быстрее впитывает тепло и даже сохраняет его на некоторое время. В такие моменты Наталю казалось, что он будит дух могучего воина, запрятанного в солдатике, и что может быть ему стоит быть с ним чуть почтительнее, но карапуз быстро об этом забывал, ссылаясь на то, что воины только и нужны для битв с другими, чтобы покрывать себя вмятинами, трещинами и славой.
Когда все было сделано, Нат отошел на пару шагов к заготовленной кучке солдатиков и, набрав в горсть, принялся осыпать ими своего бойца. В нехитрых движениях, что описывали деревянные болванчики в полёте и падении, детский разум умудрялся найти величайшие сражения. Вот его генерал, отбил удары сразу двух врагов, а остальные что пролетели мимо на самом деле в страхе разбежались, а это вовсе не Нат промазал. С радостным гиканьем мелкий повторял процесс раз за разом, и его боец стойко выносил все это. Когда Наталя стало клонить в сон, он решил, что для битвы нужен заключительный самый яркий эпизод. Недолго думая полукровка решил, что сшибет в бою двух своих генералов и стал искать подходящего по весу солдатика.
Нашел его Нат в неожиданном месте - в руках у самого себя, только этот «сам себе сидел» у другого конца одеяла и издевался над его рыцарем. Похожим на Ната ребенком был его брат Эйнеке, но Наталю было уже не важно кто перед ним. Ничто не может помешать смертельной битве двух его игрушек, и никто кроме него не может издеваться над тяжелыми рыцарями. Недолго думая, старший заковылял к младшему. Оказавшись на месте и пользуясь неожиданностью и преимуществом в силе, он толкнул Эйнеке в спину и вызволил из рук брата своего генерала, после чего с довольной миной заковылял туда, где своей судьбы ждал второй тяжёлый рыцарь.

+2

3

То, что его почему-то было два Эйнеке уже в те ранние годы крайне озадачивало. Он смотрел на свое второго я и никак не могу понять почему же то вдруг оказался как-то в отдельности от него. Почему он не мог шевелить им и всячески управлять, как делал это со своей ногой или рукой. Второе я почему-то совсем не хотело слушаться его приказов. Оно постоянно вело себя вопреки им, немало раздражая, смущая и обескураживая Эйнеке. Впрочем, второе я, быть может, и не должно было его слушаться. В конце концов, оно не походило ни на руку, ни на ногу, с которыми его порой сравнивал порядком озадаченный мальчик. Второе я больше всего было похоже на него самого, только оно было чуть крупнее и выше. Еще оно было очевидно сильнее и очень много ело, пихая свои пухлые ручонки в его тарелку. Эйнеке этому совершенно не препятствовал. Для него всегда было много той пищи, что ему пытались всучить, а второе я большое – ему и больше требуется, чтобы расти. Почему-то Эйнеке считал важным заботиться о своем втором я, хоть и оно оказалось ужасно непослушным и непонятным. К нему маленький полуэльф всегда испытывал странную привязанность.
Второе я мама звала Наталем, но Эйнеке нравилось звать его именно «я» - так короче и удобнее, хотя при матери приходилось говорить «Нат», иначе мама сильно расстраивалась, а расстраивать маму мальчик совсем не хотел. Все-таки Эйнеке очень любил свою мать, ведь она любила его. Даже больше, она заботилась о нем всегда и особенно, когда он болел. Болеть неприятно. К счастью Эйнеке сейчас не болел – недавно выздоровел и даже успел немного подзагореть, играя в саду. Правда, сейчас они играли не в саду, а в комнате. Тут тоже было вполне неплохо, но не хватало интересных уличных звуков и смешных насекомых, которые ползали по пальцам, если положить всю пятерню на землю и надолго стать неподвижным, притворяясь травинкой или веточкой. Эйнеке любил развлекаться подобным образом. Заманил к себе на руку жучка и разглядываешь его. Ровно до того момента пока второе я не заметит твою забаву и не начнет шумно пыхтеть, распугивая вокруг всю мелкую живность.
В доме жучков не было, а если они и появлялись, если Эйнеке приносил их домой с улицы, то мама их прогоняла – ей почему-то не нравились жучки, она не находила их интересными. Впрочем, оно было и к лучшему, потому как однажды мальчик притащил домой гусеницу, а второе я, увидев ее, почему-то решило его съесть. Порой второе я бывало жутко невыносимым! Оно постоянно делало все неправильно и неверно. Оно даже играло неправильно! Когда-то Эйнеке пытался разъяснить ему как следует играть солдатиками – показывал, вдумчиво произносил те немногие слова, которые знал и которые считал подходящими, даже иногда переходил на тот особый язык, что знал только он и его второе я, но все бестолку. Вообще-то, Эйнеке подозревал, что второе я не очень-то умно. Наверное, так оно и было, ибо по-другому и не объяснить почему второе я с таким остервенением продолжает кидаться резными фигурками и издавать какие-то ну совсем невразумительные звуки!
Самому Эйнеке чтобы представить битву или какую-другую интересную игру хватало одного единственного рыцаря верхом на крылатой лошадке. Он совсем не возражал, когда второе я загребло себе все игрушки, лишь взял этого самого красивого и цветастого рыцаря, да отсел в сторонке от шумной копии себя. Малыш воображал, как этот рыцарь, точно совсем живой и настоящий, скачет куда-то очень-очень далеко искать сокровища и, быть может, даму сердца (хотя что это такое и зачем оно нужно Эйнеке пока представлял себе очень смутно). Еще он воображал себе другие края и земли, находящиеся за пределами их дома и сада. Они обязательно есть – мальчик это знал наверняка – мамины сказки врать никак не могли. Впрочем, процесс игры оказался вдруг вероломно прерван грубым толчком в спину.
Совершенно не понимая, что же случилось, Эйнеке мотнулся вперед и выронил фигурку, которую до сего момента увлеченно крутил в тоненьких ручках. Когда малыш пришел в себя игрушки на положенном ей месте не оказалось. Юный полуэльф замер, ошарашенно пытаясь осознать всю ситуацию. Он катастрофически ничего не понимал, но все же довольно скоро догадался что тут к чему. Второе я отняло у первого игрушку! Толкнуло и вырвало из рук! Этого Эйнеке никак стерпеть не мог, а потому отправился как можно скорее восстанавливать справедливость. Перебравшись на четвереньках по одеялу к существу, которое мать заставляла звать Натом, мальчишка возмущенно засопел, а потом от души зарядил ему кулачком по уху.

+1

4

Наверное, правилам игры второе я было наказано. Пусть и чисто формально, ведь Наталь не хотел вредить сам себе. Пускай и оскорбление его генерала тяжкий проступок, но старший из близнецов как-то подслушал разговор матери и дедушки, где дедушка говорил матери, что самоубийство тяжкий грех. Хотя Нат был мал, он знал, что значит слово убийство ведь его любимыми игрушками были солдатики. А после долгих размышлений слияния этих слов Наталь расшифровал как избивать самого себя. Вот поэтому он только толкнул провинившегося другого себя. И вот когда мировая справедливость на данном клочке одеяла была восстановлена, ни что не могло помешать маленькому Наталю совершить акт надругательства над солдатиками и столкнуть их деревянные теля в смертельной битве. Так чтобы щепки летели и тряслось одеяло, но бой будет закончен только тогда, когда будет выявлен единственный достойный звания чемпиона. Проигравшего, Нат втихаря подкинет в дедушкин камин, как уже делал раньше чтобы его, не ругали за сломанные игрушки, а просто дали новые.
Маленькие ножки несли ребенка к сотворенной им арене. Ибо дитя двух рас возомнило себя достойным вершить судьбу деревянных почти бесформенных чурбачков, что когда-то звались солдатиками, и ничто уже не могло расцепить его маленькие пальцы. Ничто кроме неровностей неестественно мягкой одеяльной земли, об которую споткнулся неуклюжий Нат, и чуть не нырнул, лицом вперед. Невероятные дрыганья помогли Наталю не расквасить лоб об своего же солдатика. Может деревянный воин и хотел так отомстить мелкому истязателю, а может в его душонку уже проникла скверна второго неправильного Ната. Что бы это ни было старший близнец смог удержать равновесие и донес наконец-таки игрушку да места где судьбу деревяхи решит поединок. Если конечно Нат попадет хотя бы с пятого раза.
Убедившись, что все готово и набрав в грудь по больше воздуху (так Нат думал, что он становится легче, а, следовательно, солдатик полетит лучше) он начал бой чемпионов. У детей своя логика. У Наталя она была слегка своеобразна, поэтому он начал радоваться еще когда солдат вылетел из его рук и, недосмотрев куда он попадет, начал радоваться. Радость у Наталя была тоже своеобразной. Он не орал, а просто, открыв рот, то подпрыгивал, то приплясывал на коротких ножках. Причудливый танец не давал рассмотреть кто из чемпионов разбился, а кто дальше отлетел, но это и не было важно. Мелкий засранец совершил суд поединком, а кого кидать в камин он решит как-нибудь потом. Сейчас безмолвный танец продолжался и ничто не могло помешать детской радости.
Затем голова Наталя наткнулась на что-то твердое и, потеряв равновесие, неуклюжее тельце рухнуло на одеяло. Первым желанием было заплакать, но что-то мешало этому. Наверно, это была детская злоба и еще одна фраза дедушки, неосторожно выроненная стариком при внуке - «Плакать будешь потом над мертвым врагом». Пусть Нат еще не все понимал, но раз убивать - это бить, а умирать - это следствие от убивать, то он будет бить то, что его уронило. Бить жестоко, чтобы не заплакать. Наталь поднялся, развернулся и узрел сам себя. На Наталя смотрел Наталь, только взгляд у него был какой-то другой - злой и замутненный чем-то совершенно непонятным Нату. Как только старший поднялся, он ударил врага своей маленькой рукой так, как его учил отец, хорошенько ткнув противнику в лицо. Только боязнь убить самого себя остановила Наталя от того, чтобы воткнуть палец в глаз другого злого Ната.

+1

5

Пока ты ребенок, в котором тысяча с лишним «почему?» и чуть меньше метра роста, мир тебе кажется состоящим исключительно из двух крайностей. Либо плохо, либо хорошо. Либо правильно, либо нет. Либо победил, либо проиграл. Проигрывать своему второму я Эйнеке не хотел и попросту не мог, потому как второе я только лишь второе, а он первое. Дедушка уже учил мальчишку считать, и тот твердо знал, что сначала идет «один», а потом «два». Исходя из этого, «один» было главнее чем «два», как первое я всегда важнее второго. Только вот одно удручало – второе я, кажется, об этом не знало и даже не догадывалось, а потому вот и пришлось его поставить на место, показать кто тут главный и по чьим правилам второе я будет играть, если оно такое бестолковое и не может не докучать первому. Даже в столь юном возрасте Эйнеке уже отличался крайней степенью мстительности. Впрочем, тогда это была еще не мстительность, а ничем не опороченное, хоть и несколько обостренное, чувство справедливости.
Второе я не подчинилось, а стало быть поступило плохо, вероломно нарушив заведенные первым правила. И это было только раз. За два можно было посчитать то, что второе я портило игрушки, ломало их ради забавы, а Эйнеке мама говорила, что нельзя причинять никому боли просто для веселья. Слова мамы никогда не подвергались сомнениям, как и тот факт, что все игрушки живые и им сейчас очень больно. Эйнеке бы пришлось их лечить, пытаясь починить, и утешать, чтобы ночью они снова могли вернуться к своим тайным делам. В конце концов, не просто же так игрушки оживают ночью, ну? У них обязательно есть какие-то свои дела! Например, они могли отгонять дурные сны от обоих я Эйнеке. Впрочем, если это действительно так, то кара должна постигнуть второе я немедленно! Только так и можно восстановить справедливость и вместе с тем совершить хороший поступок – уберечь эту неразумную часть себя от такого самовредительства!
Правда, спасти игрушечного рыцаря так и не удалось. С болью в сердце и со слезами в глазенках василькового (пока еще василькового) цвета Эйнеке наблюдал за столкновением двух резных фигурок и их ужасающим полетом в разные стороны. Ох какая же ярость охватила это маленькое остроухое существо, которое мама звала Эйни! Сейчас это маленькое существо было готово кусать и царапать второе я с таким остервенением... Лишь бы оно наконец почувствовало всю ту боль, что его неразумные действия приносят несчастным игрушкам! Ну и своему первому я, которому попросту невыносимо смотреть на эти дикие игры. То, что сейчас станет больно и второму я Эйнеке заботило не слишком-то сильно. Во-первых, зуб за зуб. Во-вторых, сам виноват. В-третьих, второе я большое, а значит живучее. Если живучее, то с ним уж точно ничего не случится! Дети по своей природе жестоки. Они не знают, что такое смерть, а потому не знают и цену жизни. Как своей, так и чужой.
Наконец удар возмездия, направленный в ухо, достиг своей цели. Второе я покачнулось и шлепнулось на задницу, а Эйнеке торжествующе взвизгнул, чувствуя на душе просто умопомрачительное удовлетворение. Наверное, со второго я было достаточно и одной удачной оплеухи, но юный полуэльф вошел во вкус и, издавая не слишком-то определенные звуки, навалился на второе я с четким намерением прижать его к одеялу и хорошенько отдубасить за все прегрешения в отношении игрушек. Одного Эйнеке не учел: сам он был мелким, тощим и слабым, а его второе я сильным и крепким. Оно могло запросто стряхнуть его с себя или как следует приложить по голове. В принципе, все так и вышло. Чужая ладонь хорошенько саданула Эйнеке по лицу, и из глаз мальчишки тут же брызнули новые слезы. Сдаваться так просто юнец не собирался, потому как новая ярость и новая обида овладела им, но и продолжать бессмысленную возню он тоже не смог бы слишком долго, а потому следовало прибегнуть к самому эффективному своему оружию.
- Ма-а-а! – во всю силу своих тщедушных легких завопил Эйнеке.

+2

6

Анна Вейнс была из тех женщин, что посвящали всю свою жизнь своей семье. Вернее, может, она посвятила бы себя чему-нибудь еще, но все время у нее отнимала забота о подрастающих детях. Анна познала глубину счастья материнства: матерью она стала в весьма раннем возрасте, да еще и раньше положенного срока, но посчитала, что это только к лучшему. Она была молода, и у нее впереди была еще вся жизнь, пусть и весьма недолгая по сравнению с эльфами и даже полуэльфами. Тем не менее, о будущем Анна не думала, наслаждаясь настоящим.
Ее дети – а родила женщина двух мальчишек-близнецов – были милейшими созданиями... в глазах Анны точно. Только вот, проводя очередной день и последующую за днем ночь у кровати вновь захворавшего Эйнеке, женщина не раз задумывалась о том, что здоровье, как и жизненная энергия, поделились между братьями очень несправедливо, отдав Наталю намного свыше положенной для близнецов половины. Конечно, более активный и сильный Наталь отказывался в силу детского максимализма мириться со своей слабой копией, но Анна путем сказок и увещеваний не раз пыталась убедить старшего относиться к младшему с любовью, пониманием и снисхождением. "В вас двоих раскололась одна душа," – часто говорила она ему очень уверенно, глядя в круглые глазенки сына с твердостью, – "И обижая его, ты навлекаешь беду на себя. Тебе необходимо подружиться с Эйнеке, стать его поддержкой и опорой, и только тогда две части ваших душ соединятся в одну, и вы станете оба сильнее!"
Словом, ее методы убеждения требовали некоторого пересмотра более опытного педагога и воспитателя, но Анна считала, что ее сказки, как и слова, действовали очень даже хорошо. Через некоторое время она даже заметила, что поведение Наталя переменилось и его отношение стало...
- Ма-а-а! – раздался голос Эйнеке, который явно не выражал никакой радости или счастья. Анна быстро среагировала на зов одного из своих сыновей, в мгновение ока переместившись в ту комнату, где оставила двух братьев.
Мир, воцарившийся между ними, оказался весьма шатким и хрупким, что доказала картина, увиденная матерью, едва та переступила порог. Скомканное одеяло, разбросанные игрушки и дети в количестве двух штук, настроенные явно воинственно. Заметив влажные глаза Эйнеке, Анна стремительно приблизилась к близнецам и с видом, не предвещающим ничего хорошего, опустилась перед ними на пол. Одной рукой женщина подхватила Эйнеке (его было легче переместить, чем здорового Наталя) и оттащила от брата, приблизив к себе.
Ласково погладив Эйнеке по макушке (что, кстати, было не очень-то правильно, если учесть, что она даже не разобралась, кто был виноват), она нахмурила брови и обернулась к Наталю.
– Милый, вы не поделили игрушки? – строго спросила мать; да, отвечать должен был старший, ведь, по мнению женщины, виноват был тот, кто старше и сильнее, и вина его в том, что, во-первых, поднял руку на слабого, а, во-вторых, в том, что вовремя не прекратил.
Анна Вейнс
Заботливая матушка
http://s2.uploads.ru/5psC1.jpg

Отредактировано Миристель (17-03-2016 13:11:53)

+2

7

Те, кто говорят, что дети самые добрые и чистые существа - наивные идиоты, ничего не смыслящие в жизни. Существа, а в особенности человеческие, с рождения подвержены влиянию таких веселых ништяков как агрессия, глумливость и жестокость. Вот и в Натале все эти полезности, доставшие от предков-людей, сейчас взыграли как нельзя лучше. Вид поверженного самого себя, вызывал искреннее ликование. В особенности доставляло то, что победа была не только физическая, но и моральная, ведь второй сам собой пустился в самые низшие по детским меркам действа - начал звать маму. Чью он там мать звал, Наталь понятия не имел, он вообще поймал себя на мысли что понятия не имеет откуда родом его злое отражение, лежащее сейчас на полу. Оно всегда было рядом с ним как вторая тень, вроде их даже кормили вместе, мать Наталя была так добра что снисходила до заботы за неправильным Наталем. А может родители специально завели его, на всякий случай если в друг у Наталя что-то сломается, чтобы было откуда взять запасную деталь, совсем как в дедушкиных часах? Когда они останавливались он ковырялся в них железными штуками ворча себе под нос что-то.
Пока неправильный и подленький сам себя все больше терял значимость в глазах Ната, за дверью послышались торопливые шаги. Нет Наталь не верил, что кто-то бежит на помощь поверженному врагу, скорее всего это его мама пришла проверить все ли в порядки с ним. Сейчас он был бы даже рад ее видеть, хоть и не успел прибрать бардак, оставшийся после игры с солдатиками. Но ведь родители всегда радовались его достижениям и небольшим победам, вот и сейчас порадуются, и не будут ругать за сломанные игрушки. Ведь он поверг своего первого врага, если конечно бить самого себя считалось. Но ведь его тоже ударили в ухо! Может даже царапина есть, но Нат то не плачет, а гордо нависает над поверженным врагом.
Как-то Нат видел, как его дед избивал какого-то оборванца. Дед нехило так запинал оборванца во дворе их дома. Хоть дедушка и был уже стар и с трудом мог поднять Наталя и его дурацкую копию одновременно, но тогда он показался внуку самым сильным на всем белом свете. От каждого его удара слышались всхлипы хруст и чпоки, брызгали красные краски из лица человека и сопли. Нат хоте быть похож на своего деда, но если бы он попытался поднять ногу, то свалился, а этого он не хотел, как и подставлять спину врагу. Затем скрипнула дверь и в комнату влетела мама. Наверное, другое дите посообразительнее Наталя, состряпало бы себе алиби, заревев во всю глотку, но Нат не видел ничего плохого в том, что он побил второго Ната, да и какой он победитель если начнет реветь? Хотя его тоже стукнули.
Но потом все пошло не так. Не то что мама была обеспокоенно шумом - это было нормально - но видимо уставшая и озадаченная женщина все перепутала, подхватив вместо победителя, проигравшего (Наталю вспомнилась любимая фраза дедушки «женщины всегда все путают», и теперь он, кажется, начал постигать ее смысл). Наталь подумал, что мама просто устала от домашних забот и все перепутала, но потом до него стал доходить смысл происходящего, Наталь понял, что сделал величайшую ошибку не продолжив бить лежачего - этот урок он тоже запомнит. А пока надо было постараться не расплакаться от досады и попытаться объяснить глупой женщине что она опять все перепутала. Шмыгнув носом, Нат успокоился и открыл рот и вытянул руки, но не для того чтобы орать в голосину.
- Меня! – произнес Наталь слово, которое по его мнение, было наполнено нужным смыслом. Старший ожидал что мам немедленно бросит неправильного Ната и возьмет настоящего на руки.

+1

8

Да, конечно, для большинства детей в разгар драки позвать маму было чем-то очень плохим и постыдным, но только вот Эйнеке никогда и не был в числе большинства. Он всегда был лучше, по собственному скромному мнению, чем те глупые и шумные стайки засранцев, что целыми днями носились по улицам и садам Леммина, да дубасили друг дружку по головам чем придется. Уже тогда не по годам умный и сообразительный малыш понимал, что эти игры ничему его не научат и не принесут никакой пользу, только синяки, шишки и разбитые коленки, а потому был просто счастлив от того, что мать и дедушка пока запрещали ему и второму я играть с другой ребятней. Вообще, Эйнеке не помнил, чтобы он играл с какими-либо другими детьми, кроме тех, что приходили к ним в дом как гости вместе со своими прародителями и только по приглашению деда. Кажется, дед считал такие вот приемы очень полезными. Пока Эйнеке и его второе я играли с чужими детьми, дед о чем-то несомненно очень-очень важном говорил с их родителями, а потом целый вечер оставался весьма довольным и постоянно что-то говорил матери и отцу про «весьма выгодные сделки». Что такое «весьма выгодные сделки» Эйнеке пока не знал, но догадывался, что это нечто очень хорошее и приятное, как например мамины объятия или карамель на палочке, и потому-то дедушка им всегда так радуется. Впрочем, не суть.
Будучи не по годам умным ребенком, Эйнеке уже сейчас знал, когда следует проявить упорство, а когда дать заднюю – уступить, чтобы в конечном счете добиться своего – это взрослые называли хитростью. Еще Эйнеке знал, что цель всегда оправдывает средства, ибо если хочешь чего-либо добиться, то будь готов на время притвориться проигравшим. Да, от этого будет жутко неприятно и опять захочется плакать, но зато каков окажется результат в конце! Если бы мальчишка знал значение слова «предвкушать», то сейчас бы он с уверенностью сказал, что действительно предвкушает выражение лица врага в тот момент, когда он поймет, что его победа в один миг обратилась в позорное и окончательное поражение. Чем ближе слышались шаги грядущего возмездия, облаченного в образ матери Эйнеке, тем сильнее вспыхивало нетерпение в сердечке юного полуэльфа. Понимая, что пока никак нельзя выдать своей радости, малыш принял самое что ни на есть скорбное выражение чуть курносой мордашки. Мокрые от слез щеки лишь удачно дополнили образ несправедливо обиженного дитя.
Наконец мама явилась в комнату. Чувствуя на уровне инстинктов, что сейчас будет, Эйнеке не стал сопротивляться женщине, что сгребла его в охапку и оттащила подальше от второго я, он даже скорее наоборот поддался поближе к материнской груди, ища тем самым ее защиты. Грозный взор матери между тем обратился к второму я своего сына. Эйнеке тоже покосился на свое подобие и вдоволь насладился тем волшебным моментом, когда враг вдруг понял, что победа ускользнула из его загребущих ручонок. В таких же синих глазах второго я замелькали слезы, а глаза Эйнеке в это время таили в себе злую торжествующую насмешку. Впрочем, долго упиваться своей радостью младший из близнецов не мог, вдруг мама все это заметит? А тут еще и второе я начало предпринимать какие-то жалкие попытки переманить матушку на свою сторону… В общем, нужно было действовать. Громко всхлипнув, Эйнеке повернул мордашку к маме.
- Оно отняло! – детский пальчик указал сначала на второе я, потом на разбросанные на полу игрушки. Для своего возраста Эйнеке неплохо умел изъясняться, хотя и манеру его находили определенно очень странной, да и голосок был тихим даже для такого маленького и хилого ребенка и не все звуки удавалось произнести правильно, - Кидалось! – продолжал обиженно вещать мальчишка, - Ударило! – на последнем слове юный полуэльф заставил себя вспомнить момент, когда второе я его толкнуло – это было достаточно обидное воспоминание, чтобы получилось вновь заплакать в попытке удачно сыграть на публику.

0

9

Когда женщина становится матерью хотя бы двоих детей, это нелегкое испытание. Очень важно выдержать это испытание и не повредить неосторожным словом или движением хрупким чувствам каждого ребенка. Для этого, конечно, необходимо понимать своих детей и уметь предвидеть последствия своих действий, но Анна Вейнс, хоть и испытывала по отношению к своим чадам искреннюю и сильную материнскую любовь, а их юные души не понимала. Да и не думала о том, что она поступает неправильно: ей казалось, что ее поучительные истории влияют очень положительно на неокрепшие умы, а неравномерное распределение ласки никак не вредит ни одному, ни другому близнецу.
Верная своим некоторым убеждениям, Анна до сих пор приобнимала Эйнеке, в то время как на Наталя смотрела хоть и с мягким, но все же укором. И ничего хорошего этот взгляд не предвещал – осталось дождаться, пока младший близнец расскажет, что случилось, а потом можно было начинать свою лекцию, посвященную все одной и той же теме – необходимости любви и опеки старшего по отношению к младшему.
– Ну, во-первых, солнышко, не "оно", а Наталь, – для начала поправила сына женщина, не понимающая, чем было вызвано такое обращение его к брату. – А во-вторых... – она отстранила Эйнеке и, усадив его рядом с собой, поманила к себе поближе Наталя, попутно успев схватить его легонько за мягкую детскую ручонку и притянуть сына к себе, только с другого бока. – Неужели вам мало тех игрушек, что мы купили вам с отцом и дедушкой? – заметила Анна, глядя на разбросанные фигурки.
– Разве не твержу я тебе каждый день о том, что необходимо любить и защищать Эйнеке, а вовсе не обижать его? – в ее взгляде показалось такое сильное огорчение, что, должно быть, близнец в ту же минуту пожалел о содеянном. Во всяком случае, Анна надеялась, что ее взгляд именно такое огорчение и выражал. – Неужели ты ударил своего брата?
Она покачала головой, показывая свое негодование, но больше не сказала ничего. Анна внимательно глядела на Наталя, временно перестав обращать внимание на младшую его копию. От ответа сына зависело, продолжится ли эта беседа извечными сказками или последует какое-нибудь наказание за неправильный поступок.
Наказывала Анна Вейнс сыновей не так уж и часто, ведь она была разумная и гуманная матушка, а значит запугивание не было ее методом, но если же Наталь или Эйнеке отказывались слушать ее или отвечали на заданные вопросы не так, как ожидала женщина, она придумывала им какое-нибудь занятие, которое звала наказанием. Например, сейчас Наталь бы отправился убирать игрушки и раскладывать их в предназначенном для игрушек месте, чтобы в комнате был порядок. Эйнеке при этом, скорее всего, просто ушел бы в другую комнату. Ведь он был жертвой активности Наталя и не имел за собой никакой вины.
Словом, Анна старалась быть справедливой в своих наказаниях, если до них доходило дело. А если дело не доходило, то все заканчивалось остроумной притчей с прозрачным уроком или такой же простой и доступной для понимания сказкой. На сказки у Анны была великолепная фантазия, и в их рассказывании она была весьма неплоха. Содержание их, правда, не менялось от одного рассказа к другому, но у того была высокая цель – закрепить определенную идею в неокрепшем мозгу близецов многократными повторениями. 
Анна Вейнс
Заботливая матушка
http://s2.uploads.ru/5psC1.jpg

Отредактировано Миристель (14-04-2016 20:42:34)

+1

10

Женщины, что еще можно тут сказать, когда в совершенно линейной ситуации мама находит совершенно третью причину? Какие к дедушке игрушки, тут дело принципа, тот что сейчас восседал на руках у матери, нарушил воинскую дисциплину в войске Наталя и был наказан по справедливости, затем он, не уразумев свою вину и не покаявшись, совершил еще более страшное предательство и ударил в спину. Собственно, за это Нат и отделал более слабую, но похоже сильно хитрожопую копию себя. Видимо мало отделал. Вот только как все это сказать в четыре года Нат не знал. И поэтому все, что ему оставалось это прижавшись к маминой ноге стоять и дуться от бессилия и детской обиды. Уткнувшись лицом в мягкую прародительницу, Нат изо всех сил старался не выпустить эту детскую обиду наружу, чтобы хоть как-то удержать уходящий вкус победы. Только и этому скрипящему на зубах послевкусию не суждено было остаться надолго.
Мама не дала долго залипать об ее ляжку и, поставив перед собой, смотрела на Ната, требуя от него какого-то конкретного ответа. Вот только какой конкретный ответ в четыре года может быть? Разве что разрешается и затопать ножками или напрудить на ковер. Но Нат перестал это делать еще год назад, а плакал последний раз так и вовсе три дня назад. Когда дед на лошади случайно раздавил собаку, которой Нат скармливал обеды и завтраки если их готовил отец. Да и негоже это беситься перед лицом врага, не делают так взрослые. Конечно спустя шестьдесят пять лет Нат поймет, что еще как делают, только не плачут и не писаются, а выкрикивая трех или пяти буквенные слова громят мебель и всех, кто попадет под руку.
А сейчас Нату оставалось только направится к неправильному ехидному самому себе, сесть рядом с ним и, сделав как можно более мирное лицо, обнять того за шею, что Нат и сделал пусть не так быстро и ловко, как в воображение. На какие только жертвы не приходится идти генералу чтобы начальство не узнало истинное количество поломанных в бою солдат. Ну и было что-то забавное в том, что сейчас Нат сидит и держит за шею того, кто оказался не вторым Натом, а Эйнеке. В неуклюжем детском объятье всегда сложно понять хотят тебя придушить и за неимением сил маскируют все под выражение симпатии или же все искренне. Нат конечно не думал об этом слово в слово, но похожие ассоциации в детской голове были. Он же не стал, протягивать руки к маме, ожидая что ему разрешат и обнять, он просто подошел и взял чужую шею ведь он был сильнее, да, даже извиняясь, можно чувствовать превосходство.
Если дедушка этого не говорил, то непременно скажет. И было невероятно забавно думать, что сейчас чувствует Эйнеке… Страх что его пытаются удушить? Брезгливость от того, что его кто-то трогает кроме мамы? Или Эйнеке переполнен чувством торжества и победы? Чтобы это ни было Наталь сейчас просто искренне забавлялся ситуацией, в которую он вляпался. Мысленно молясь чтобы одеяло ожило и поглотило все следы преступления, сохранив под своим мягким аморфным телом груды храбрых бойцов, что теперь были не героями, а уликами против Наталя и, если сильно повезет, против Эйнеке тоже. Четырехлетний Наталь не мог сдержать переполняющих его чувств и выразил их в слове, по его мнению, олицетворяющем красоту и лаконичность, в слове, которое он тоже узнал от дедушки.
- Гавнюх, - слегка коверкая оригинал, произнес Нат обращаясь к Эйнеке.

+2

11

Нет, тогда маленькому Эйнеке казалось, что он никогда в жизни не поймет, почему мама заставляет его называть свое второе я смешным словом «Наталь». И почему ей не нравится оно в отношении этой копии своего сына? Дедушка говорил, что девочек следует называть «она», а мальчиков «он», но штука под названием «Наталь» не должна была иметь какой-либо подобной принадлежности, ведь это только часть Эйнеке, а значит «оно» - примерно так рассуждал уже в эти годы склонный к составлению логических цепочек юный полуэльф. Да уж, у маленького Эйнеке была своя логика. Пока еще недостаточно гибкая, но до жути прямолинейная и беспощадная. Впрочем, сейчас произошло своего рода некоторое чудо, ведь мальчик продолжил свои размышления и пришел к выводу о том, что существо по имени Наталь, в принципе, может быть и «он». Почему? Ну, вероятно, потому что Наталь – это второе я Эйнеке, а Эйнеке был совершенно точно уверен, что он мальчик, а значит «он». Исходя из этой логики, Наталь тоже мог быть мальчиком и имел право зваться подобным образом. После таких вот размышлений младший из близнецов был готов снизойти до того, чтобы называть Наталя не «оно», а «он». Об этом мальчишка решил даже сообщить своей матери, продолжая жаться к ней и обиженно шмыгать носом, ибо нельзя было допустить, чтобы прародительница узнала истинную причину своего присутствия здесь. Не должна она была знать, что сын позвал ее сюда не потому, что он такой слабый и его задирают, а потому что она здесь воплощает закон и порядок и по причине хитрожопости одного из подопечных должна покарать второго.
- На-а-аталь, - утирая кулачком слезы на глазах, протянул Эйнеке, потом с глубокомысленным видом спросил у матери, - На-а-аталь – он? – любопытствующий взгляд васильковых глазенок попытался уцепить лицо матери. Эйнеке, в отличии от многих других детей, почти никогда не отводил взгляда от лиц взрослых, если к нему обращались. Он не начинал мяться или ковырять пол носком ботинка, а смотрел всегда прямо, стараясь заглянуть собеседнику в глаза. Эту манеру многие тоже находили несколько необычной, и даже дедушка близнецов реагировал на такую странность своего внука довольно неоднозначно. В конце концов, не все дети в возрасте четырех лет обладают столь осмысленным и странно пристальным взглядом. Сам же Эйнеке ничего подобного за собой не замечал, хотя и реакции некоторых взрослых на его замашки мальчика удивляли и смущали. Он искренне не понимал причин такого поведения, но пока еще не обижался. По-настоящему глубоко и искренне обижаться он научился несколько позже, хотя мстить и пакостить в ответ умел уже сейчас.
К слову о мести, существо по имени Наталь уже вовсю подвергалось осуждению местного «божества» - матери, а маленький Эйнеке в душе торжествовал, ведь если второе я раскается перед ликом возмездия, то он победит, а если нет, то оно пойдет отрабатывать наказание, и Эйнеке все равно победит. Малыш был более чем горд успехом всей операции и с трудом сдерживал счастливую улыбку от одного заостренного уха до другого – ему, в конце концов, нельзя было выходить из образа несчастной жертвы вероломного нападения – это бы и его самого могло перенести в разряд подсудимых. Удивительно, но и такие тонкости Эйнеке в возрасте четырех лет понимал весьма ясно даже без наставлений дедушки, который порой позволял себе готовить внуков ко взрослой жизни, вкладывая им в головы по большей части не идеалы добра, чести и справедливости, а суровую правду неуютной реальности за окнами их богатого особняка, смахивающего едва ли не на поместье. Впрочем, было в Эйнеке и другое чувство. По крайней мере он сожалел о том, что ему пришлось прибегнуть к столь радикальным методам, чтобы достичь победы. Чувство это усилилось, когда существо по имени Наталь обхватило его шею в некотором подобии объятья. Эйнеке лишь чуть извернулся и удивленно уставился на второе я, а затем все-таки выдавил нечто вроде улыбки.
- Гавнюх! – в ответ отозвался он на странно забавное слово, вылетевшее из второго я. Его значения Эйнеке пока не знал, но решил, что это нечто вроде предложения заключить перемирие, а потому спустя мгновение изрек с куда большей торжественностью, - На-а-аталь гавнюх! – дабы лишний раз подчеркнуть всю важность такого события и свое желание заключить союз.

+1

12

- На-а-аталь... На-а-аталь – он? – спросил Эйнеке, и Анна согласно кивнула на слова сына, отвечая на его взгляд. Мать была довольна, что этот урок ребенок усвоил, послушно повторив имя брата, а потому погладила Эйнеке по голове.
– Да, детка, это Наталь, – сказала она.
К величайшему счастью матери двоих сыновей, один из них все же решил, что примирение будет лучшим выходом из сложившегося положения. Наталь шагнул к своему близнецу и неловко, но все-таки крепко, как показалось Анне Вейнс, обнял брата. Глядя на своих замечательных детей Анна думала о том, что она одна из самых счастливейших людей на земле. Вот они, стоят ее дорогие мальчики, обнимают друг друга, что еще нужно для счастья? Пожалуй, больше ничего.
Только вот можно было внести некоторые поправки в поведение близнецов. Например, в то, что Наталь несколько специфично выказывал свою радость от примирения. Не то слово выбрал, если можно так сказать. Анна, конечно, поначалу растерялась, но затем быстро поняла, кто научил ее ребенка таким словам.
– Ах, папа, почему ты не можешь не ругаться при детях! – негромко воскликнула женщина, обращаясь, хоть и к отцу, но по сути дела в никуда. Конечно, дедушка близнецов не перестанет от этого выражаться при своих внуках иногда несколько грубовато для их нежного детского слуха, но, по крайней мере, Анна высказала свое возмущение по этому поводу.
– Наталь, это слово не нужно говорить, оно плохое, – назидательно сказала Анна, погрозив Наталю пальцем, но Эйнеке быстро подхватил эту традицию примирения и ответил Наталю тем же.
Женщина была уверена, что дети не догадывались о значении слова, а потому вовсе не делала из этого трагедию.
– Эйнеке, надеюсь, ты тоже меня услышал, – строго повторила она, переводя взгляд на другого близнеца.
Затем она, сменив гнев на милость, улыбнулась и ласково обняла обоих.
– Вы словно одно целое, моих два замечательных мальчика!
Анна Вейнс
Заботливая матушка
http://s2.uploads.ru/5psC1.jpg

Отредактировано Миристель (14-04-2016 20:43:19)

+1

13

– Да, детка, это Наталь, – сказала мать.
Слова, произнесенные женщиной-прародительницей, еще больше запутали старшего. То побитый им враг был Эйнеке, то теперь Наталь и какие могут быть детки на поле брани? Здесь есть только павшие и не до конца воины. В голове у и без того запутанного ребенка возникало множество вопросов, да и вариантов ответа тоже, вариантов, которые закипающий мозг генерировал сам. Как Эйнеке может быть Нататлем? Ответ простой: может если это, как и думал Нат, его неправильная копия, то как тогда мама может путать их если старший вот он, перед ней? Ответ давший только новый вопрос не напряг детский умишко, а только выплюнул из серого вещества новый ответ. Все просто, и женщина, породившая их, сама еще не осознала той страшной истины что сейчас стучится в черепок Нату. Истина проста как два пальца в одной ноздре: Наталь и Эйнеке один дух, мечущийся между двумя мясными оболочками по определенной закономерности. От осознанной истинны у Ната округлились глаза. Если они по очереди меняются тушками, то это объясняет почему мама их путает и все больше убеждает Ната, что он пару минут назад чуть не забил сам себя до смерти. В общем чуть не самоубился.
– Ах, папа, почему ты не можешь не ругаться при детях! – эта фраза отвлекла Наталя от всего на свете. От радостных возгласов «гавнюх!» в унисон с братом, мгновенного мозгосношательства и попыток разобрать какой смысл несет движение, что производил все тот же брат. Еще недавно бывший неправильный Нат, совершил неожиданно резкое движение и не было понятно толи он падает и хочет зацепится толи пытается удушить Наталя. В любом случае старший близнец остался сидеть неподвижно, напряжённый и с резко перезагрузившимся мозгом. Наверно, сейчас это было самым верным решением, потому что оно выполняло сразу два необходимых сейчас условия. Первое: Нат перестал на автомате орать «гавнюх!», второе: он не шарахался от руки брата и не обострял и без того туго зажатый конфликт. Но все это детская голова не понимала, сейчас Нат просто сидел на месте и думал «Чему его успел научить отец?», а также хитрый голос в голове тихо шептал «Что из того чему мог научить отец что ты делал в последние пару часов?». А голос в голове все продолжал подкидывать топливо в детское замешательство, плавно перерастающее в расстройство «где отец сейчас?», «почему на шум пришла мать, а не отец?», «почему мне влетает из-за науки отца?», «разве отец может научить чему-то плохому и почему только меня?». В общем, штуковина в голове генерировала все больше и больше не самых хороший мыслей, которые в другой менее насыщенный странностями день разбились бы об любую хоть капельку наполненную добром хреновину. А еще лучше они бы разлетелись в радужные искры тупого и необоснованного детского восторга, если бы рядом оказался вечно пропадающий отец-прародитель.
А пока что радуги в голове и не предполагалось. Вместо в нее росли не то тучи, не то дым и все это вставало комом в горле. Ком этот Нат знал по своему далекому детству и судя по своим знаниям этот ком скоро доберется до глаз и польется сопливый соленый дождь. Реветь Нат пусть даже в свои жалкие четыре года не собирался и поэтому нужно было срочно что-то делать. Старший близнец лихорадочно перебирал в своей голове те хорошие вещи что были ему сейчас доступны. И от их скудного количества ком рос только быстрее. Но вот от лучик радужной надежды и Нат всем чем мог зацепится за нее.
- Сказку! - хлопнув ладонью по сиденью, как можно громче и спокойнее попросил мальчишка. Сказка — это сейчас единственное что могло спасти Ната, да и всех, кто рядом от суровой необоснованной и беспощадной детской истерики.

+1

14

Если вопросом относительно названия второго я Эйнеке смог угодить матери, то вот с выбранным для примирения словом он явно прогадал. Это несколько смутило мальчишку, ведь мать сказала, что оно плохое. В головушке мальчугана уже стало вырисовываться сто тысяч «почему?», но он молчал, сосредоточенно хмуря бровки. Как на старшего близнеца, так и на младшего волшебным образом подействовало слово «папа», прозвучавшее в речи матушки. Эйнеке знал значение этого слова, хотя и понимал его довольно смутно, ведь как такового папы у него не было. Он видел отца от силы раз-два в месяц и просто знал, что его надо называть именно подобным образом. В умишке юного полуэльфа так и не отложилось каких-либо особых и хоть капельку близких к истинному смыслу слова «папа» ассоциаций. Для него папа был просто каким-то временным явлением, которое вроде и есть, а вроде и нет. Это почти как единороги, про которых рассказывал один из нанятых в подмогу Анне воспитателей. Эйнеке точно знал теперь, что они существуют (по крайней мере мальчуган верил в это), но никогда не видел толкового примера перед глазами, разве что резные фигурки и игрушки. Ну или забавные картинки, принесенные в их дом все тем же воспитателем. Верно потому-то Эйнеке никак не мог теперь уразуметь как существо почти мифическое в его представлении чему-то научило его. О том, что Анна на самом деле имеет в виду собственного отца, то есть дедушку близнецов, мальчик тоже не разобрал, несмотря на всю свою необыкновенную для четырехлетки сообразительность. В конце концов, ум умом, но все дети склонны в столь раннем возрасте воспринимать сказанное буквально. Их логика недостаточно гибка, а напротив пряма как палка. И столь же беспощадна, к слову.
- Папа? – мальчик недоверчиво покосился на мать, затем нахмурился еще сильнее, всем своим видом словно бы спрашивая у местного «божества», мол ты зачем меня обманываешь? – Папы нет, - он отрицательно замотал головой, отрицая сказанное матушкой просто потому, что оно ну никак не вязалось с его логикой, - Папа не учить. Не может. Его же нет! – Эйнеке требовательно глянул в зеленые глаза матери и надул губы, на этот раз приняв вид крайне обиженный и возмущенный. Как она могла его обмануть, да еще попасться на этом? Впрочем, может мама и не обманывала его? Может она просто ошиблась? Да, наверное, ошиблась, потому как мама никак не могла врать ему. Это тоже не вязалось с представлениями маленького Эйнеке о мире. Он слишком любил свою мать, слишком был привязан к ней, чтобы даже допустить до себя мысль о том, что у нее может быть изъян. Пускай даже в свои годы он везде умудрялся замечать эти самые изъяны и несправедливости, пускай замечать и понимать слишком много плохого (куда больше чем обычный ребенок) было уже неотъемлемой частью существа Эйнеке, мать оставалась для него эдаким образцом чести и вселенской справедливости. Никак иначе. Это существо было абсолютно верным, абсолютно правильным и абсолютно любящим. Или скорее защищающим, ведь именно под защитой от всех напастей Эйнеке и подразумевал любовь.
«Сказка?» - переведя удивленный взгляд на второе я, мальчик склонил голову к плечу. Второе я выглядело расстроенным, хотя и явно старалось это скрыть. Эйнеке отчего-то очень хорошо чувствовал настроения этого неправильного существа, называемого Наталем. Впрочем, ожидаемо. Это же его второе я! Первое я должно чувствовать второе я, ведь они суть одно целое, даже мама так сказала! Что до сказки… Сказки Эйнеке любил. Если это поможет еще и успокоить его второе я, которому и без того порядком прилетело за нападение на первое, то почему бы нет? Эйнеке всегда считал, что совмещать приятное с полезным выгодно.
- Сказку! – вслед за братом повторил мальчуган, но куда более ровным и требовательным тоном. Внимательные синие глаза вновь смотрели в глаза матери неестественно осмысленным и пристальным взором

Отредактировано Эйнеке (19-05-2016 23:09:10)

+1

15

Анна только сейчас осознала, что произнесла слово "папа", которое мальчики наверняка поняли буквально, о чем яснее всего ей сказал озадаченный взгляд Наталя и нахмуренные бровки Эйнеке. И если первый переваривал полученную информацию в себе, то вот младший все-таки озвучил свои сомнения вслух. При этом вид у него был...обиженный? Недоверчивый?
- Солнышко, конечно же папа есть, - тепло улыбнулась Анна Вейс, с любовью глядя на своего младшего, но серьезного не по годам, сына, - Просто он очень занят, - порой Анна и сама ловила себя на мысли, что ее огорчает постоянное отсутствие мужа подле себя, который вечно в разъездах, а если и появляется дома, то ненадолго и вскоре уезжает дальше по своим делам. Ей было больно видеть, что он почти не общается со своими сыновьями, еще больнее было осознавать, что мальчики от него отдаляются. И все-таки, она продолжала надеяться, что скоро все наладится и близнецы смогут больше времени проводить с отцом, - Я ошиблась, - признала Анна, внимательно посмотрев в глаза Эйнеке и погладив его по темной макушке, - И имела ввиду дедушку. Иногда он говорит не очень хорошие слова, которые не следует повторять за ним. Например, как то слово, что вы недавно произнесли.
Тем временем, Наталь потребовал сказку, а Эйнеке, недолго думая, подхватил эту инициативу, на что Анна не сдержала улыбки. Как раз сейчас был самый подходящий момент для очередной сказки. С каждой новой сказкой, которую рождало ее любящее материнское воображение, она надеялась донести до своих детей несколько простых истин - они должны жить дружно, нельзя друг друга обижать, а старший должен защищать и заботиться о младшем. Последнее Анна считала особенно важным, ведь Эйнеке был слабее брата и нуждался в защите. А кто как не Наталь сможет в будущем ему ее обеспечить.
- Хорошо, сказку, так сказку, - женщина подошла к скомканному на полу одеялу, расстелила его рядом с близнецами и поманила к себе, присаживаясь на краешек. Когда же дети сели рядом, она приобняла каждого и спокойным глубоким голосом начала свое повествование, - Жили были на свете два брата, похожие друг на друга как две капли воды. Они были особенными детьми, ибо душа у них была одна на двоих, просто расколотая на две равных части, но все же делающая их единым целым. Росли они не совсем дружно и порой сильно обижали друг друга, отчего в душе каждого оставались маленькие трещины. И никак не могли они жить дружно, пока однажды, гуляя по лесу, не попали в другой мир. Это была волшебная сказочная страна, в которой жили маленькие смешные человечки, порхали миниатюрные феи, сверкая своими волшебными крылышками, а в лесу жили говорящие животные, - женщина рассказывала все с легкой улыбкой на губах, поддерживая спокойный, чуть вдохновленный тон, и посматривая то на Наталя, то на Эйнеке, которые внимательно ловили каждое ее слово, - Все жили счастливо, пока однажды на эти земли не пришел страшный злодей, - в голосе тут же почувствовались нотки испуга, - Он наслал на всех жителей этой сказочной страны проклятие - они стали сильно болеть и ссориться друг с другом, их дома превращались в пыль, а еда и вода портились при каждом прикосновении. Только на двух юных братьев, пришедших из другого мира, это не подействовало. Они стали единственными, кто мог спасти волшебную страну. И вот, два маленьких героя отправились на битву со страшным злодеем, - воинственно продолжила Анна, - Но по пути опять обидели друг друга и поссорились. Душа младшего брата совсем ослабла от трещин обид и он не смог продолжить путь и с каждым мгновением становился слабее. Ослаб и старший брат… И чем дальше он уходил от того места, где оставил своего брата, тем сильнее чувствовал его боль. А потом была битва, которую он проиграл. Злодей одержал победу над братьями, которые не смогли объединить свои силы в последнем сражении, ведь старший брат бросил младшего, оставив его совершенно одного и, тем самым, ослабив себя – они же были единым целым и раны одного – отражались на другом. После проигранного боя старший брат неожиданно увидел, что начинает постепенно исчезать. Вот уже и его рука стала прозрачной, словно растворяясь в воздухе… Он очень испугался и побежал искать младшего, который почти полностью исчез. Осознал тогда старший из братьев, что им надо было держаться вместе и поддерживать друг друга, тогда бы они были сильнее и не позволили всему этому случиться.  Но было уже поздно… Братья постепенно исчезали. Вот только в последний момент, когда они взялись за руки и простили друг другу все обиды, пообещав жить дружно, произошло чудо. Трещинки в их душах пропали, а сами братья перестали исчезать, снова став прежними. Они стали сильнее и на этот раз смогли победить страшного злодея, освободив волшебную страну от проклятия. С тех пор братья не обижали друг друга, помня, что каждое обидное слово и каждый толчок или удар, оставляли в их душах трещины, которые делали их слабее… А старший с тех пор начал защищать младшего от всех бед и напастей, и даже позволял играть со своими игрушками, - Анна закончила свой рассказ и посмотрела на детей, улыбаясь.Анна Вейнс
Заботливая матушка
http://s9.uploads.ru/t/Yy6ix.jpg

-

+2

16

Круто быть ребенком. Пока твой возраст не стал слишком большим, тебя все уважают и слушаются. Что-то такое вертелось в голове Ната когда он получил долгожданную сказку. Ну и пусть что до этого все шло далеко не под его дудку, все это было не важно. Наталь получил свое без истерик, соплей и прочего всевозможного саботажа родителей, который доступен каждому ребенку. Наталь пооткинулся на одеяле и приготовился слушать. Полукровка прекрасно знал для чего взрослые рассказывают сказки. Взрослые хитрые и никогда ничего не придумывают просто так, вот и сказки им нужны лишь для того, чтобы усыпить ребенка и оставить его одного в своей комнате. Тогда зачем Нат слушает все эти сказки? Наверно потому что у их мамы это получается лучше чем у деда. В маминых сказках нет непонятной еды, что можно есть не останавливаясь, травы, с которой становится легко и просто, и воды, с которой у героев должно гореть горло. А еще мамины сказки не начинаются с того, как тот или иной персонаж проснулся или заснул, там нет странных женщин что на кой-то хрен бегают за персонажем толпами. Еще мама в отличии от деда не залипает в одну точку с мечтательным видом. Но и в маминых сказках, были свои недостатки это непонятные слова, которые сыпались как дождь с неба и непонятно зачем они были нужны и что означают. Но все равно понять сказку было можно, и чтобы это лучше получилось Нат зажмурился.
Кажется сквозь тучи странных слов прослеживалась сказка о двух братьях куда-то там попавших. В куда-то там были приятные слова вроде магии и чудес, а значит сиди и слушай во все уши. Потом сказка вильнула к моменту, на которых принято зевать и в ней появилось спокойствие и безмятежность, благо скукота продлилась недолго. Как и положено спокойным и чистым местам, они исполнили свое предназначение, рухнув под истинным злом и его силой. Нат не впал в трепет или в страх от этого, мальчишке всегда нравились битвы. Ведь там где война, есть оружие из металла - крепкого и громкого, не то что столовое серебро, которое он иногда таскал из кухни, а настоящая сталь холодная и острая как дедов охотничий нож, если не лучше. Нат и его один раз пытался утащить, но вот как то не срослось. Оставалось старшему из братьев слушать об оружии лишь в сказках и расти потихоньку. Тем временем сказка дала еще веселья, рассказав о том, как все бесполезные жители тихой и скучной страны стали солдатами одной большой темной битвы пусть и плохо организованной. Затем сказка рассказывала о самих братьях, эту часть Наталь воспринимал как прямую инструкцию к действию. Не то чтобы он осуждал поступок старшего из сказки, ведь тот сделал все правильно. Все логично, младший был болен, значит слаб, значит не мог продолжать игру, ведь взрослые всегда не дают больным детям играть и называют это странным словом "забота". Вот и старший, позаботившись о младшем, пошел продолжить игру. Так казалось Нату, но сказка думала по другому, но над этим Нат был не властен. И так мамино голо говорил о том, что старший дошел до того, кто принес в скучный мир немного веселья и прихватил с собой настоящие металлические игрушки. Кажется голос что-то говорил про проигрыш, но Наталь уже не слушал, река воображения уносила его к той встрече. Рисовала картины темного как ночь рыцаря в таком же черном доспехе и с огромным мечем, который светился ярким синим волшебством. Несомненно, хозяин всех этих игрушек был тот, кто принес в мир маминой сказки истинное веселье. То что дальше говорилось что-то о проигрыше Нат уже не слышал. Собственно старший задрых вполне себе мирно и тихо.
Дырявая память Ната записала на корочку, о братьях их пути, что-то о заботе. А темный рыцарь его доспехи и меч, остался глубоко под корешком, упрятанный там до своего часа. Нат проснется и не вспомнит настоящий свой мотиватор, будет помнить что нужно разобраться где младший брат и беречь его. Забудется то что в сказке младший был нужен лишь для того чтобы дойти до темного рыцаря. А сам темный рыцарь нужен лишь для того чтобы отнять, украсть,
выменять, выпросить его превосходные игрушки что могут менять мир. Наутро от новой информации голова Ната будет пухнуть и болеть, а пока он будет дрыхнуть с безмятежной улыбкой, набираясь сил столько, сколько в него влезет

+1

17

Кажется, сейчас Эйнеке убедился в одной простой жизненной истине: когда ты один, тебя вряд ли будут слушать и мгновенно исполнять все твои прихоти, но как только тебя становится двое, а может даже и куда больше, и если вы все вместе в голосину требуете одного и того же действа, то все непременно случится, все сделают так, как вы того желаете, лишь бы заткнуть это многоголосое стадо. Еще Эйнеке в очередной раз убедился в том, что мама, как и любое абсолютное существо, наделенное почти божественной властью в пределах этой комнаты, никак не может врать. Особенно ему, ведь она его любит. Убедился и Эйнеке в том, что мама не может даже ошибаться. Просто он не совсем верно ее понял, а она вон как все ловко объяснила своему сыну. Кажется, теперь в уме мальчишки даже начинала складываться некая схема, в которой дедушка получался папой маме, но тогда где же мама мамы? И почему у них есть мама, а у мамы нет мамы. Или просто не может быть второй мамы, которая мама мамы? Но тогда зачем маме папа, который ему, Эйнеке, дедушка? Как-то все слишком сложно получалось для умишка четырехлетнего ребенка. И ничего удивительного, что малыш запутался во всех этих хитросплетениях тому, кто кому мама или папа. Не зря говорят, что горе от ума. Следовало додуматься до одной гениальной мысли, до очередного озарения, как тут же не по годам сообразительный умишко начал порождать новые многочисленные вопросы, от которых мордашка Эйнеке приняла уже никак не обиженный вид, а жутко озадаченный. Она явно выдавала факт наличия чрезмерного количества мыслительных процессов под иссиня-черной и чуть курчавой шевелюрой. Впрочем, Эйнеке вновь переменился, когда мама поддалась уговорам Эйнеке и его второго я, пообещав рассказать сказку.
- Сказка! - торжественным воплем закрепил успех юный полуэльф, да уселся обратно на одеяло, совершенно не возражая попытке матери обнять его. Он даже прильнул ближе, явно наслаждаясь происходящим, и чуть прикрыл глаза. Зачем? Так сказку слушать интереснее, потому что перед мысленным взором начинают сразу рисоваться картинки, как бы иллюстрирующие чужое повествование. Вот вам и два брата, страшно похожие на Эйнеке и его второе я, а вот и волшебная страна, вот даже злодей - страшный и ужасный черный маг. Почему маг? Потому что маги - это самые сильные на свете люди! Как магов не считать самыми сильными, если они могут по щелчку пальцев вызывать пламя или даже подменить день ночью, окутав всю-всю волшебную страну темной завесой? И что могут какие-то там рыцари против магии? В дедушкиных сказках маги всегда были лучше всех, а еще у них была волшебная огненная вода, которая так нравилась глупым увальням из городской стражи, да и вообще всем глупым увальням, включая тех же самых рыцарей. В общем, чего бы там ему и как не рассказывали, но Эйнеке был склонен все переворачивать по-своему, заставляя воображение рисовать если не самые приятные и интересные картинки в голове, то просто близкие и знакомые с малых лет.
Поначалу мальчик внимательно слушал матушку, даже вслушивался в ее голос, чувствуя как он едва ли не идеально сплетается с его грезами, после сознание его стало медленно-медленно утекать. Куда? В волшебную страну, конечно! Туда, где есть сильные волшебники и всякие чудеса. Там, где есть злой маг, всегда найдется и добрый. Эйнеке уже представлял себя его учеником. И то, каким станет сильным, когда научится колдовать. Больше над ним никто не посмеется за то, что он такой худенький и хлипкий, и уж точно никто не задразнит за заостренные ушки, чуть торчащие из-под непослушных волос. Сила и могущество - это дает магия, а магию дает прилежная учеба. Примерно такие вот размышления лениво ползали теперь по его засыпающему разуму. О сказке мальчик уже не думал, думал он лишь о том, как станет не просто лучшим, но самым лучшим волшебником. Ради себя самого.

+1

18

Три года спустя.


Жизнь прекрасная штука, когда тебе семь лет от роду и все пытаются нагрузить тебя все новой и новой информацией, и ты воспринимаешь это как сказку порой скучную, а порой захватывающую. В любом случае в семь уроки воспринимать гораздо легче. Так один из дедушкиных уроков привел Наталя к городской стене, а с четырех лет старший никуда не ходит в одиночку поэтому с собой Нат вытащил и младшего брата. После маминой сказочки старший свято уверовал в то, что младший ключ к черному рыцарю. Нет, конечно, выколупать оружие и магический панцирь, используя брата, как двуручное оружие не получится, просто без младшего старший даже не доберётся до унылой волшебной страны и веселейшего зла, поработившего ее. Еще Нату долго и упорно втирали что ему надо присматривать за братом, так что он уже давно и упорно в это верил, ну а как он сможет присмотреть за Эйнеке, если ему надо в другое место? Ответ оказался простым: нужно взять брата с собой, не так уж на улице и плохо - солнышко светит, ветра нет, кашлять не с чего, да и Эйнеке не настолько болезненный, каким считает его мама, не болезненней тех кухарских детей, с которыми Наталь дрался ради развлечения и боевого опыта, зубы у его брата уж точно крепче. Оставалось кажется совсем ничего, уговорить Эйнеке и это оказалось самым сложным, не то что бы младший тяжел на подъём просто его очень сложно оторвать от его пыльных книжек и подбить на сомнительное мероприятие. Все Эйнеке надо знать, недостаточно ему фразы "Пошли, там будет весело", да и не соврешь, потом обидится может, неделю никуда с ним не выйдешь. Пришлось сказать что их затея несет власть, силу и уважение - три вещи, на которые можно было купить брата на любую безрассудную затею, ну и это звучало лучше, чем "мы пойдем к городской стене, потому что там повесили свежую голову и я могу достать ее". А голова могла оказаться еще одним артефактом, связывающим Наталя и темного рыцаря, ведь как в той сказочке говорилось, что мужик в черных доспехах был воплощением зла, а отрубленная голова точно не была добром, а значит принадлежит рыцарю и значит он заметит ее пропажу. Зато эта была особенна тем, что Наталь мог до нее добраться из-за того, что около пики стояла куча хлама вроде досок, ящиков и прочего житейского мусора. А еще в эту помойку стража бы побежала в последнюю очередь, не то что у ворот. Пробовал Наталь как-то сбить одну башку палкой, так еле убежал от дуболомов в бряцающих доспехах. В общем, все указывало на то, что эта голова особенная и ее обязательно заметит черный рыцарь. Как именно старший близнец не знал, он даже не знал есть ли у темного воина волшебный конь, который перенесет его через пару десятков завоёванных им континентов, чтобы покарать двух засранцев, решивших украсть его собственность.
Следуя суровой и беспощадной детской логике, Наталь стал выбирать маршрут, по которому будет карабкаться. Много времени это не заняло, старший никогда долго не думал.
- Ну что, я пошел за силой и властью, постоишь на шухере, братец? - не поворачиваясь к Эйнеке, спросил Наталь и потопал к куче хлама. Первая пара ящиков преодолелась легко. Высокий для ребенка рост помогал карабкаться, а легкий вес не проламывал их. Затем коробки сменили доски и жутко воняющая жижа, ругаясь словами выученными у дедушки Нат цеплялся руками за дерево и карабкался дальше. Восхождение по доскам, дерьму и ящикам длилось недолго, Наталь добрался до железного и радостно перекинул через него ногу. На секунду поддавшись потери мотивации и страху высоты, не слишком сообразительный Наталь впал в ступор, перед ним лежал железный забор и та пресловутая пика и старший сидел и пялился на нее как идиот. Чтобы не выглядеть таковым со стороны, он повернулся к брату улыбнулся и помахал рукой, сам не зная сколько ему так сидеть и махать, пока смелость не вернется к нему.

+1

19

Это были и впрямь неплохие времена для близнецов ал Аллэ, которых, впрочем, в Гресе знали по большей части под фамилией их дедушки - Эвана Вейнса. Эйнеке почти не болел в тот год. Точнее болел, но заметно меньше, чем все предыдущие лета и зимы своей пока еще совсем короткой жизни. Он немного прибавил в росте и был почти на голову выше многих своих одногодок, хотя и на пару-тройку сантиметров все же отставал от Наталя и, как и прежде, был совсем худощав, да бледен. Хотя в последнем находились даже некоторые плюсы, вернее их искали Эван и Анна Вейнс, наблюдая за мальчишкой. Например, по мнению многих деловых партнеров торгового дома Вейнс, что иногда посещали особняк Эвана вместе со своими отпрысками, эта бледность придавала болезненному ребенку некоторую долю аристократизма. Дедушке это льстило, ведь грешен тот купец, что рано или поздно не мечтает выбиться в ряды знати, купив своему семейству титул. Впрочем, самому Эйнеке было совершенно все равно что говорят и думают о нем гости дедушки, куда больше мальчишку волновало то, что он уже научился неплохо и вполне аккуратно писать, еще он читал уже даже не по слогам, а "совсем как взрослые", легко считал до ста и говорил на двух языках - общем и эльфийском, считая и тот, и тот своими родными наречениями, ибо в семье Анны и Морнэмира оба они использовались в равной мере часто.
Во многом этом была заслуга и самого Эйнеке, который проявлял для ребенка изрядную тягу учиться, и его родных, что оплачивали многочисленных учителей, да воспитателей и лишь только способствовали интересам излишне любознательного ребенка. Не нравилось семье лишь увлечение мальчика фокусами и трюками, которым тот учился у приблуды-фокусника с ближайшей от особняка Вейнсов базарной площади. Эйнеке свято верил, что все это волшебство, почти настоящая магия, а ведь уже тогда он знал, что желает быть магом. Почему? Потому что маги сильнее всех прочих, потому что им дана власть над простыми смертными. Силы физической природа Эйнеке не отмерила, как его старшему брату, а потому младший из близнецов избрал себе несколько иной путь к силе и власти. Он развивал иные таланты и свой разум, пожиная первые плоды своего выбора в пользу знаний, ума и хитрости. Сколько гордости было в словах матери, когда она говорила об успехах своего младшенького! Как подчеркивал таланты Эйнеке суровый и обычно скупой на похвалы Эван Вейнс, если речь вдруг заходила о его внуках! И как смотрели уличные мальчишки на фокусы, которые им показывал совсем еще юный полуэльф. Эйнеке почти физически чувствовал, как его первая "магия" очаровывает зрителей и понимал, что он обретает над ними власть. Власть над их настроениями и чувствами, над их мнением о мелком остроухом трюкаче, способном заставить медную монетку плясать на костяшках тонких пальцев, а затем появиться у кого-нибудь из уха.
Впрочем, к сегодняшней прогулке или скорее даже вылазке его таланты и умения не имели никакого отношения. В детстве Эйнеке был мальчишкой ранимым и робким. Он привык почти что полностью полагаться на своего брата, а потому когда брат пришел уговаривать его отправиться к городской стене за "силой и властью", Эйнеке уже знал, что не сможет отказаться. Во-первых, если брат зовет, значит надо идти. Во-вторых, Наталь смог го убедить в правильности этих действий. В-третьих, младший близнец был заинтригован. Если способ, предложенный Наталем, и впрямь может принести силу и власть, то почему бы и не попробовать? В конце концов, если все получиться, то только он, Эйнеке, сможет наилучшим образом использовать полученное преимущество. Конечно, с братом он поделится, но... он никогда не даст ему больше, чем себе. Наталь не умеет верно использовать власть.
- Постою, - Эйнеке охотно покивал головой и встал так, чтобы одновременно следить за близнецом и за возможными подходами к "месту будущего преступления". Куда большее внимание мальчишка уделял сейчас не брату, а происходящему вокруг. Местечко тихое, но вдруг, кто заглянет? Как назло, когда Наталь уже взобрался наверх и принялся весело махать близнецу рукой (хотя лицо у Ната было что-то не шибко веселое), Эйнеке заметил стражника, кажется, покинувшего свой пост и вознамерившегося отлить, пока никто не видит.
- Жестянка! - попытался крикнуть Эйнеке, используя то слово, что для обоих братьев означало представителей закона, облаченных в доспехи.

+1

20

Махание рукой не слишком помогало затекшим ногам побеждать страх высоты и превозмогать все невзгоды во славу Темного Рыцаря. Может надо было помахать чем-то из нижней половиной тела, тогда бы что-нибудь затянулось, да скрипнуло, и Нат бы нормально добрался до дурацкой пики. Казалась эта теория абсолютно логичной, но проверить ее практикой было куда сложнее, чем кажется. Поболтать затекшим ногами, стоя на заборе не выйдет, возиться с ремнем, чтобы поверить чем-то другим глупо, да и брата напугать можно, или рассмешить: и то, и то выдало бы их местонахождение. Эйнеке, как и многим другие дети с ещё не сломавшимся голосом, был довольно громок и в том, и в другом. Оставалось повертеть задом, но уж очень не хотелось рвать штаны об забор, но падать с него не хотелось еще больше. Мучительный выбор застопорил Наталя еще сильнее, и он отвлекся от махания брату, а потом и вовсе опустил руку и покрепче вцепился в забор. В голове старшего мелькали мысли о том, как глупо, наверно, он сейчас смотрится. Нет, не перед котами, жуками и крысами, которые в те чудные годы были для Наталя по-настоящему разумными и всепонимающими тварями. Нат стыдился даже не перед братом, краснел старший от того, что вот сейчас именно сейчас, в эту засраную песчинку мировых часов, в своем тронном зале перед огромным зеркалом его позор видит тот самый Темный Рыцарь. И краснел Нат не потому, что боялся молнии с неба или чудовищных горгулий посланных наказать неудавшегося воришку.
В Натале сыграло самое обыкновенное честолюбие: не может он вот так лажать перед врагом и целью всей своей жизни, не может стать говном в этих потемневших от совершенного зла глазах. Но и делать он тоже нечего не мог, потому что красная морда ни черта не противовес затекшим ногам. И вот в тот момент, когда Наталь готов был сдаться и плюхнуться на ящики, Эйнеке крикнул то, что старший никак не ожидал услышать. Жестянка совсем не вязалсь в расчеты старшего, его вообще не могло здесь быть. Удивление от такого простого факта, как-то помогло с затупившими ногами и головой.
- Отвлеки его! - крикнул Наталь в ответ, полностью полагаясь на брата. В ситуации пан или пропал, адреналин в детском теле сыграл свою роль. Когда и жестянка, и черный рыцарь вот-вот спалят всю затею и неизвестно что еще хуже - гром с небес или мамины упреки и запрет гулять - Наталь решил что он успеет или пусть все катиться колбаской. Брат справится в этом сомнений не было, Наталь просто не позволял себе эти мысли, делая заветные два шага. Затем, вставая на штырь одной ногой, проявляя чудеса акробатики и лёгкости и поднимаясь на нем, мальчишка сорвал мертвую голову за волосы с не очень короткой пики, чудом не насадившись на штырь, служивший ему опорой. Что происходит внизу Нат не слышал, не видел и не хотел видеть, ему предстояло или лететь на доски и ящики, или делать те семь шагов назад к спуску, где он забрался ранее.
Нат, полный радости и надежды на Эйнеке, прошагал к краю крыши и заветным ящикам, крепко держа раздувшийся от времени трофей в одной руке и хватаясь за забор второй. С грузом шаги шли невероятно медленно, но радостный Нат не замечал этого, ведь теперь у него в руках сила и власть Темного Рыцаря. Но детская эйфория длилась недолго, ровно два шага, затем старший остановился, задумываясь над тем, что не все так просто в мире Темного рыцаря, что не может просто так шкет вроде него стырить голову и убежать с ней. Где есть зло, есть и сокровища это логично, но ведь не на тупых жестянок надеялся Темный мечник, иначе как бы он достиг своего величия? Тут было что-то еще, и Нат знал что. Вот так вот, просто стоя на заборе, осознал и все тут. Все было и сложно и просто одновременно - тот кусок забора, на котором у Ната заклинило ноги проклят и, если он наступит на него второй раз, фигушки он с него слезет. Еще шаг, и Ната поймают жестянки, а то и Эйнеке заодно, и все будет не очень хорошо, маму точно хватит удар, если ей скажут что ее дети украли мертвую голову убийцы, и один из них еще и на заборе застрял. Хмыкнув своей сообразительности, Наталь разогнал все беспокойства, ведь с ним артефакт Темного Рыцаря - один из многих что ему предстоит забрать из куда более опасных мест, чем городской забор. Поднеся голову поближе, Нат громко чмокнули ее и, смеясь как всегда в моменты опасности, прыгнул вниз, крепко обнимая свой трофей. Мальчишка приземлился на ноги, кувыркнулся вперед и загасил отдачу в кучу мусора, а после побежал туда, где как он знал, был Эйнеке. Откуда? Все просто - голова подсказала! Да нет, не его, а та самая украденная, чмокнув мертвечину, Нат уверовал что обрел ее силу. Ведь как иначе он ничего не сломал себе при падении? В доли секунды добежав до брата, Ната сгреб его свободной рукой и потащил во дворы, пользуясь тем, что он сильнее, тяжелее и быстрее.
- Сила и Власть наши! - проорал Наталь, когда убегал в темный закоулок, волоча за собой Эйнеке.

Отредактировано Наталь (16-08-2016 03:52:03)

+1

21

Слабый крик больно царапнул вечно больное горло мальчишки. Эйнеке только немного поморщился и зажмурился, но тут же открыл глаза, выискивая брата взглядом, искренне надеясь, что Наталь услышал его предупреждение. Ну и то, что Наталь еще не успел звездануться вниз. Впрочем, последнее было маловероятным. Как подсказывала младшему близнецу логика, такой лось как Нат не смог бы упасть, не создав кучу шума. Не поломав, например, ящики внизу или еще какую-другую дрянь, что добрые люди свалили в этом закоулке. Коротко осмотрев брата, а после получив от того вполне законную просьбу отвлечь приближающуюся опасность, Эйнеке кивнул, чувствуя радостное облегчение и некоторую гордость. Первое было связано с тем, что Наталь все-таки услышал его окрик и был вовремя предупрежден об опасности. Второе с тем, что Эйнеке поручили очень даже важное дело - отвлечь врага! Отвлекать врага - это почти столь же важно и почетно, как и вон, снимать голову с пики, рискуя упасть с высоченного забора. Почему? Ну, если близнецов поймают за исполнением этой несколько сомнительной затеи, то головы им точно не видать. Ее наверняка отберут, а значит никакой там ни силы, ни власти точно не будет, хотя Эйнеке пока еще не очень-то представлял каким боком эта раздувшаяся и посиневшая мерзость, вызывающая у младшего лишь некоторую брезгливость, может дать им все это. Плюс, если близнецов поймают и узнают их имена, то обо всем узнают мама и дедушка.
Расстраивать маму Эйнеке совсем не хотел, а думалось ему, что она наверняка расстроится. Мама всегда прятала глаза, если видела выставленные на пиках головы и не разрешала кидаться в них камнями. Кажется, они ей не нравились или мама боялась их магической силы. В том, что головы волшебные Эйнеке как-то даже не сомневался, иначе зачем их выставлять на пики, да еще и так высоко? Нет, их могли выставлять только чтобы просто посмотреть, но почему на такую-то высотень? Явно не только для того, чтобы было лучше видно, но еще и для того, чтобы никто до них не добрался и себе не присвоил! Подтверждало эту теорию еще два факта: во-первых, на большей части городской стены головы охраняла стража (по крайней мере мальчишке так казалось), во-вторых, Наталь тоже об этом знал. Если об это знал даже Наталь, то все так и есть, потому как старший брат всегда прав (да-да, в детстве Эйнеке свято верил в эту нелепую истину), ну и Нат слишком... недалекого ума. Если он что-то знает, то это скорее всего факт общеизвестный и до безобразия очевидный.
Не хотелось Эйнеке, чтобы и дедушка узнал о краже волшебной головы. Почему? У дедушки рука тяжелая, и на подзатыльники Эван Вейнс никогда не скупился. Ну и не хотелось выглядеть в его глазах болваном, который дал себя поймать. Дедушка многого требовал и ждал от Эйнеке, постоянно твердя что из мальчишки выйдет толк, что не глупый он и все такое, а еще дедушка не уставал делиться с внуками собственным опытом и некоторыми "принципами", среди которых "Не попадайся!" занимал отнюдь не последнее место. В общем, отвлекать жестянку - важное дело, от которого зависит успех всей их с братом миссии, и если Эйнеке с ним справится, то уж точно никто его не сможет обвинить в том, что он, ничегошеньки не делая, требует свою долю силы и столь желанной власти.
Осознание эдакой ответственности, вдруг как-то разом убило всю радость в Эйнеке, принудив сосредоточиться на подходящему к закоулку стражнику в весело побрякивающих доспехах. Ну и немного испугаться, что уж греха таить. Впрочем, страх в себе мальчишка смог подавить довольно скоро, жажда власти помогла. В конце концов, если он сейчас струсит, то все... пиши пропало! План как отвлечь жестянку сложился в чернокудрой головушке едва ли не мгновенно. Подцепив рукой ближайший камушек, Эйнеке шмыгнул в сторону соседнего закоулка и, ненароком напугав то ли кошку, то ли большую серую крысу, пробежал мимо очередной кучи мусора. Обойдя то место, где младший оставил Наталя, Эйнеке бегло оглянулся. Стражник уже мог бы рассмотреть мальчишку, тянущегося к пике, но благо смотрел он совершенно в иную сторону, отчаянно выискивая место, где можно помочиться без лишних свидетелей. Эйнеке же недолго думая просто швырнул в стражника камень, привлекая внимание к себе. После пара не очень приличных жестов и мальчишка драпнул прочь. Долго бегать от жестянки не пришлось, хотя прятаться среди ящиков и мусора не очень-то приятно. Впрочем, все жертвы эти были не зря. Вернувшись к брату, Эйнеке застал его как раз с желанным трофеем в руках, да широко ухмыльнулся. Только спросить ничего не успел, Нат потащил его куда-то прочь, за собой. Ну, Эйнеке и не сопротивлялся. Он и так устал от всех этих побегушек, да и Наталь был сильнее его.
- Наши! - на бегу согласно пискнул Эйнеке, а после, судорожно хватая ртом воздух (дышать ему становилось все труднее и труднее), заявил, - А она работает? Нам надо проверить работает ли она!
Ну да, не спроста же эта голова осталась без присмотра! Может она не волшебная, а потому стражники и не стали ее охранять?

+1

22

Барабанящие по брусчатке ботинки - это звук победы, а не позора. В детстве отступать - не трусость или слабость, в детстве для Наталя, да и для всех детей свалить от наказания было абсолютной победой. В конце концов, что зазорного в том, чтобы выбив зуб соседскому мальчишке, убежать от его истеричной мамашки и веника по заднице? Что постыдного в том, что обворовывая булочника, ты не попадешь в его сальные пухлые руки? Именно, что ничего предосудительного пока ты ребенок. Даже наоборот, чем больше неприятностей ты избегаешь, тем больше твоя честь и слава среди других мелких шкетов. И вот, убежав от стражника и раба Черного Рыцаря, Наталь стоял и давил лыбу, думая о том, как же возрастет его слава на улицах после проделки с волшебной головой. Нет, Наталь ни в жизни не скажет другим детям, что голова - собственность Черного Рыцаря, ведь эти маленькие ублюдки могут заложить его за сраный леденец, а то и вовсе, за банальную похвалу. А Наталь пока не готов встретиться с гневом Темного воина, пока что не готов, но он сильно постарался, и волшебная мертвая голова будет первым плодом этих стараний. Наталь с улыбкой рассматривал свой посеревший безглазый трофей, по дряблой коже которого ползали гусеницы.
От созерцания первого украденного сокровища, его отвлек голос брата, довольно громкий голос. Эйнеке довольно редко повышал голос, и это, как минимум, было странно. Очухавшись от оцепенения, Наталь подумал, что слишком сильно сжал брата, пока они бежали, или он его обо что-то ударил. Повертев и осмотрев младшего, Наталь пришел к выводу, что он вроде бы цел разве что немного запылился. Потом только Наталь решил вспомнить, что именно говорил Эйнеке. Пару минут на усиленную мысленную деятельность, и Наталь хмыкнул на неверия брата.
- Ну, щас проверим, - ехидно произнес старший.
Поискав взглядом достойного для магии мертвой головы, Наталь увидел старую бабку, идущую на другом конце закоулка, и поспешил применить на ней свою новую силу.
- Эй, бабуля, узри нашу мощь!- крикнул Нат и помахал бабульке мертвой башкой. Челюсть головы пару раз щелкнула, и из нее вывалился клубок-другой червей.
Чтобы брат точно никуда не убежал и все увидел, Наталь покрепче обнял его.
Бабка какое-то время тупо смотрела на братьев; к счастью для Наталя старушенция была не совсем слепой, и смогла-таки рассмотреть чем ей машут. Со всей скоростью, на которую только были способны ее хрустящие суставы, она поспешила убраться от двух блнезницов и их мертвой головы.
- Гребанная еретичка!- выругался Наталь парой словечек которых научился у дедушки. Затем старший сгреб брата в охапку и направляясь в другой конец переулка. – Пойдем, попробуем в другом месте! - договорил Наталь.
Старший знал, где искать жертвы для его черной магии и идти было не далеко. Наталь был любопытным ребенком и знал все места, где собирается местная шпана, чаще всего Нат ходил туда подраться, но сегодня он шел туда, чтобы поиграть в одну игру, которую он подсмотрел у дедушки.
Наталь все также тащил Эйнеке, это было проще, чем объяснять, куда они идут, да и Эйнеке, наверняка, устал после бегства, так что пускай отдохнёт, ему понадобятся силы, ведь он тоже важная часть этой игры.
Спустя какое-то время, старший дотащил младшего до того самого места. Это была огромная куча ящиков, на которой копошились мелкие человеческие детеныши, в простонародье называющиеся детьми.
- Эй, засранцы, я хочу поиграть с вами в одну игру!- выходя вперед, отпуская брата и пряча голову за спину, крикнул Наталь.
Называть игру он не спешил, пускай сначала вокруг него соберется побольше маленьких ублюдков.

+1

23

Эйнеке умел бегать. Даже больше, он умел очень быстро бегать и легко уклоняться от всего того, что могло лететь ему вслед по доброте душевной мелких уродов, точнее других детей, или взрослых, которых умудрился чем-то разозлить Наталь. Если бы Эйнеке не умел бегать и убегать, то он, как казалось ему уже даже в эти несчастные и малозначительные семь лет, наверняка бы не дожил до этого взбалмошного дня. Давно бы был забит другими детьми или камнем по затылку огреб, убегая от еще каких мучителей. Впрочем, все было не так уж радужно и замечательно. Бегать-то Эйнеке бегал и быстро, только вот совсем-совсем недолго, но в данный конкретный момент у него не было выбора. Мальчишка и рад был остановиться, прекращая эту отчаянную попытку бегства (тем более, что он даже не слышал звуков погони, а стражники в доспехах, как знал юный полуэльф по личному опыту, бегают о-о-очень громко), но старший брат держал его крепко. Чтобы встать и остановиться, Эйнеке требовалось сначала вырваться их крепких и не по годам сильных рук своего близнеца. Здраво оценивая свои силы, юный полукровка прекрасно понимал, что это бесполезно. Пустая трата скромных остатков собственных сил. Эйнеке был попросту вынужден терпеть все выходки брата, поддаваясь ему. Он был банальное слабее его. По крайней мере пока… Детство – не то время, когда ум действительно что-то может против грубой силы. Собственно, Эйнеке тогда хоть и был умен для своих лет, но… он все равно оставался ребенком, неопытным и неоперившимся птенцом, вдобавок еще и довольно робким.
Наталь, пускай того он, похоже, не особо сознавал, в детские годы был неоспоримым лидером их небольшого дуэта, Эйнеке попросту не было что ему противопоставить и чем обуздать неконтролируемую силу и неуемную энергию брата. Вот и приходилось болтаться где-то сбоку от него и тихо радоваться, что «волшебная» голова, украденная с пики, находится все же с другой стороны. Конечно, Эйнеке понимал, что сила, какой бы она не была, хоть магической, хоть физической, так просто не дается, что для того, чтобы стать сильней, надо чем-то заплатить. Еще он знал, что разборчивость не приводит к столь желаемой его детской озлобленной душонкой власти над людьми, но, боги, как же смердела эта распроклятая голова! Внутренне Эйнеке содрогался от одной мысли о том, что его брат теперь будет всюду таскать с собой эту мерзопакостную, ужасно пахнущую и, кажется, кишащую насекомыми… гадость! В эти мгновения, пока они с Наталем мчались невесть куда в поисках того, на ком можно использовать магию «волшебной» головы, Эйнеке подумал о том, что украденный ими артефакт все-таки темного происхождения. Все темное и злое – всегда самое сильное, а, чтобы отпугнуть от его силы, тот кто делает эти страшные предметы власти, специально награждает их такими отвращающими свойствами. Наталю определенно не стоило давать еще больше силы…
«Тогда я должен перестать бояться этой штуки… Она воняет и выглядит так себе, но я должен ее отобрать у брата…» - твердо решил мальчишка, посчитав, что только он один и сможет верно пользовать силу заполученного артефакта. Впрочем, пока Эйнеке решил, что куда разумнее дать Наталю вдоволь наиграться с этой штукой, а заодно проверить ее на ком-нибудь. Первое было необходимо для того, чтобы Наталь и сам захотел уступить Эйнеке очередь «играть» с украденной головой. Второе же для того, чтобы определить стоит ли вообще эта игра свеч. Будучи слабым и имея довольно-таки ограниченный запас сил, Эйнеке привык все рассчитывать и просчитывать, а еще он уже тогда катастрофически не любил делать хоть что-то, не имея никаких гарантий получить хоть что-то взамен. Будучи настоящим внуком своего дедушки – Эвана Вейнса – Эйнеке мыслил о выгоде и удобстве, подсознательно ища их везде. Его воспитывали на этом…
- Не надо так со стариками, - осудительно молвил Эйнеке, когда Нату вдруг взбрело испробовать артефакт на какой-то бабульке. Мальчику показалось это неправильным, и он все же не удержал язык за зубами, давая брату понять, что совсем не желает использовать силу отрубленной головы против старушек и стариков, - Извините нас! – попробовал крикнуть Эйнеке вслед убегающей (ну, она пыталась!) бабке, внутренне радуясь, что у этой женщины, кажется, была какая-то защита от темной магии их с братом артефакта, наверняка это был зачарованный амулет!
- У них наверняка у всех есть защитные амулеты, зачем тратить силу артефакта на них? – высказал свою мысль младший, а потом, вздохнув, поплелся за братом, но как только Эйнеке понял куда ведет его брат…
- Нет! Давай не туда, а? Куда угодно, но не туда! – мальчишка остановился, округлив глаза от страха и вцепившись в плечо брата мертвой хваткой. Нет, ТУДА идти Эйнеке не хотел. Совсем.

0


Вы здесь » ~ Альмарен ~ » Старые рукописи » Единый путь, единый след