Было мучительно трудно сейчас никого не убить. Грязь, плесень, чернолюд вокруг с их тупыми рожами...! Герцог был в гневе и ему и самому претила сама мысль спать на сколоченных из сырого, не отшлифованного, а порой даже не ошкуренного дерева кроватях с соломенными тюфяками. Но слышать капризы и придирки к итогам его приказов со стороны сейчас было равно прогулки с факелом у бочек масла. Мужчина резко развернулся, злым и колючим взглядом смерив вздорную демоницу, и рыкнул:
- Я не помню, чтобы спрашивал чей-либо указки, о том, что мне делать!
Несколько секунд он боролся с желанием не крикнуть что-нибудь ещё, а то и вовсе не начать швырять предметы, а потом быстро пересёк комнату, с ноги, пинком распахивая спальню, где было две больших, как он и ожидал, грубых кровати. Одна для родителей, другая дочерям. Дерьмо, но лучше, чем под ливнем, всяко лучше.
- Я на той… кровати, ты с Эсфун, - бросил он демонице, - на второй. Грего! себе и телохранителю постели что-нибудь помягче на лавки. Составьте их, если потребуется.
- Нам негде спать… милорд, - раздался не то писк, не то шёпот из угла, где стояли местные жители и герцог с искренним изумлением посмотрел туда, будто сам факт того, что чернь при нём может говорить явилась для него открытием. По лёгким укоризненным взглядам сестры и тому, как расцвела краской крестьянка, стало сразу понятно, кто подал голос. Презрительно скривив губу, мужчина сделал шаг к девушке, издевательски растягивая слова:
- Вы вполне себе вольны спать на полу, “Ваша Светлость”, он не жёстче глупых сенных тюфяков. Но если вам там будет там холодно и одиноко, я думаю найдётся место на составленных лавках с моими людьми, - конечно, даже в издёвке он не допустил мысли о том, чтобы делить постель с холопкой, потому о своей кровати, на которой было ещё одно место, не сказал. Но похабность фразы вызвала не только кривые ухмылки его людей, но и дикое негодование отца, который выскочил меж дочерью и герцогом.
- Вы уже заняли наш дом, так не оскорбляйте моих дочерей!
Ну почему, почему всем сегодня надо с ним спорить?! Всем! Вздорному Мраку, что не может ровно стоять, паромщику, погоде, демонице, даже всякой деревенской швали! Герцог уже был не красным от негодования, а белым, и если бы в доме была звенящая тишина, в ней чётко был бы слышим скрип его зубов.
- Я часто слышал, как крестьяне гордятся тем, что честно и много трудятся. Мол, труд их честь и гордость. - голос Альбы зазвучал рокочуще, то шипяще, и в нём постоянно играли нотки злой иронии. - Почему бы вам не потрудиться, согреетесь и устанете в процессе достаточно, чтобы пол показался вам периной. Нагрейте воды, натаскайте их в тазики, обмойте ноги моим людям и дамам, и мне, просушите одежду и протопите дом. И так, чтобы мне не к чему было придраться, а то придётся воспитывать труд поркой.
Мужчина зло сжимал и разжимал кулаки, ещё не зная, насколько Альба не шутит, а потому храбрясь. Это был его дом, и пока он чувствовал силу его стен, но он не знал, насколько то обманчиво. И он сказал:
- Нет, ничего такого я и мои дочери делать не будем. Вы не наш лорд, и вам мы присягу не давали!
Это было последней каплей. Герцог гневно раздул ноздри, схватил ворот мужика перчаткой с латным наклёпками и с силой ударил его о стену. Потом ещё раз. И ещё, мужчина был, и бил, выкрикивая с ругательствами:
- Сделаешь, шваль ты деревенская, всё сделаешь! Если не хочешь, чтобы я и мои люди согревались по-другому! - и бросив красноречивый взгляд на сжавшихся дочерей. Они были глубоко неинтересны герцогу в своей и без того примитивной внешности. А ещё у них наверняка были стёрты руки и пятки. Но представшее зрелище достаточно их впечатлило, чтобы мать быстро прогнала дочерей в сени, как только безумный зверь, а не человек, поднял на них глаза. С отвращением оттолкнув от себя избитого крестьянина Альба быстро ушёл во вторую комнату.
Шрифт:
#main-reply, .punbb .post-content { font-size: ${value}px; }