Это провал.
Всё рано или поздно заканчивается, хорошое или не очень, в конце каждого пути имеется последняя дверь - останется только открыть ее. Либо она откроется сама, обещая или спокойную смерть от старости в собственной постели, или же конец не столь приятный и достаточно болезненный. Ру выпал второй вариант.
Поражение.
Ариман никогда не славился равнодушным отношением к кражам и взглядом сквозь пальцы на любые другие, даже самые мелкие, преступления - потому и воров в городе почти не встретишь. Исключения только два: голова "чернорукого", насаженная на пику, или иссохшийся болтающийся в петле труп на ближайшем дереве у дороги красноречиво встретят незваного в городе гостя и прекрасно намекнут, что здесь ворам не рады. Но чем строже порядки, тем богаче добыча, верно? Сложные замки, вечерние патрули стражи по улицам, закрытые на ночь двери и окна - все это только и говорит, как будет дорог приз, получаемый в конце испытаний, и какой желанной будет добыча. Это прямой вызов, насмешка: "Приди и забери, но если, конечно, сможешь" - и О'Хара, как и всякий порядочный вор, так и поступил: пришел, украл, но попался. Трудно сказать, почему: то ли по собственной неосторожности, то ли это была засада на вора, но факт оставался фактом - Птицу удалось поймать и посадить в клетку.
Утро Ру началось с казни. Последний рассвет на эшафоте.
Рыночная площадь преобразились: прилавки были сдвинуты, многие пустели, тьма народу - сонных, прячущих руки в карманы от холодного утреннего воздуха, но довольные и, откровенно говоря, счастливые. Любая казнь, столь редкое за последние месяцы явление в жестоком к ворам городе, встречается на ура местными - толпа ликует, смеется, весело выкрикивает палачу, чтобы тот проверил веревку: будет нехорошо,  петля развяжется на самом интересном моменте. До отвращения счастливые.
- Шевелитесь! - рявкнул палач - широкоплечий мужчина с удивительно приятными чертами лица. Видимо, он единственный, кроме самих воров, кто не в восторге от этого утра: рубашка наизнанку - одевался в спешке, в животе громко урчит - не успел позавтракать, а одежда пленных ему не по размеру, чтобы хотя бы с чем-то уйти домой.
Ру шел следом за каким-то парнем - больше двадцати не дашь. Молодой вор с откровенным ужасом взирал на эшафот, на который загремел при первой и последней краже; две петли, с особо крепкими веревками, чуть покачивались под порывами ветра. О'Хара, в отличии от молодого незнакомого собрата по несчастью, смотрел по сторонам в поисках путей отхода, но понимая, что в этот раз никто не позволит ему сбежать. Птицу уже ловили, но все заканчивалось побегом либо из темницы, либо по пути к площади, а как-то и вовсе прямиком с петли. Последнее бы в другой момент рассмешило бы Ру, но сейчас было не до смеха - бежать некуда. Это конец.
О'Хара знал, что когда-нибудь все кончится именно так, и легче от этого не становилось, только побуждало искать все новые и новые уловки, чтобы не попасться в когти закона. Все рухнуло вчера вечером: в доме, в который наведался вор по наводке одного щедрого нанимателя, не было нужной комнаты, план всего здания не совпадал с тем, что имелся у О'Хары - это как попасть в лабиринт, да еще с закрытыми глазам. Веревки, крепко опутавшие руки за спиной, щедро облили водой - чтобы нельзя былой подпалить с первого раза. Именно так Ру спасся несколько лет назад, что, видимо, хорошо отложилось в людской памяти.
"Проклятие".
Последние два часа на свободе были гонкой по городу в поисках укромного места, где можно было бы переждать какое-то время - но этих жалких двух часов хватило только на то, чтобы суметь спрятать свои те немногие вещи - клинок, лекарства и противоядия, маленький арбалет - и награбленное: два браслета, серьги, подвеска с драгоценными камнями, подсвечник, шкатулка и четыре серебряных ножа из столовой. Сейчас при О'Харе имелись только одежда, которая не подошла палачу и потому только осталась, костяшка вместо правой руки и птичий амулет на шее, приятно тёплый и бесполезный в данный момент: любая магия - и офицер, идущий за ним и держащий руку на клинке, насадит вора на острие, обломав народу весь праздник.
На шею первого вора уже нацепили петлю. Палач, с видом художника, пригладил бородку, окидывая свою работу - трясущегося от страха парня с петлей на шее - критическим взглядом и, кивнув, дернул за рычаг: дернувшийся в последний момент в сторону недопреступник успел удариться головой о край открывшегося "дна", отчетливо прозвучал треск шейных позвонков.
Толпа возликовала.
Птица обреченно ждал: здесь не сбежать.
- Ру О'Хара, Птица, - начал палач. - Вы обвиняетесь в воровстве...
Дальше Ру не слушал, внимание мага привлек звук хлопанья крыльев; мужчина поднял голову вверх и слабо улыбнулся - среди стаи черных ворон, спутников каждой казни, пристроилась ещё одна, белая - Нилин. Ворона нахохлилась и с приоткрытым нежно-розовым клювом взирала на мага сверху вниз не по-птичьи умными глазами. Почему-то Ру не сомневался: она не будет клевать плоть. Можно считать это прощанием спустя долгих тринадцать лет...
Палач огласил долгий список, за который - Птица не сомневался - после казни тело осквернят до неузнаваемости; услышал много нового о себе, не совсем приятного ("Мародёр? Насильник? Некрофил?!") и даже не приближенного к истине. Ру почувствовал, как палач уверенными движениями затягивает петлю. Не было долгих мыслей о том, как прекрасен мир и как много он не успел сделать. Не было и подобных глупостей, что "вся жизнь пролетела перед глазами" или грёз о несбыточном будущем. Только одна центральная мысль: если шея не сломается сразу, то смерть будет медленной и мучительной.
Сейчас палач нажмёт на рычаг. О'Хара закрыл глаза.

Что-то пошло не так. Вот палач рядом тихо ругался и проклинал весь свет, что только развеселило горожан еще больше. Ведь если представление с виселицей накроется, то всегда найдется альтернатива: плаха и топор, например, так даже веселее будет - ведь не факт, что лезвие окажется достаточно острым, чтобы сделать все с одного удара. Позади эшафота развернулась картина не лучше: внезапно вспыхнувшая драка между тремя вооруженными по всей строгости стражниками с кучей местных мужчин затягивала горожан, обстановка накалялась.
Приоткрыв глаза и удостоверившись, что палач, до этого упрямо дергающий за рычаг, теперь озадаченно чесал затылок, а мужики сумели повалить на землю одного из стражей порядка, О'Хара подыскивал наиболее удачный момент, чтобы, каким-то образом избавившись от петли, сорваться с места, но все случилось само.
Тьма накрыла взволнованную таким поворотом событий людскую массу, скрыв от глаз чуть ли не половину площади и само место действия, кульминацию этого дня, а кто-то невысокий и юркий рывком охотничьего ножа вспорол мокрые веревки, держащие руки рыжего мага за спиной, и крикнул:
- Снимай удавку и влево!
Дважды повторять не пришлось.
Если до этого О'Хара чувствовал себя подобно захватившей наживку рыбке, которую вот-вот выдернут из воды и вздернут на крючке, то сейчас, перестав ощущать на шее жесткую петлю, рыба сорвалась обратно в воду - Ру, окрыленный туманной надеждой на спасение, рванулся влево, повинуюсь голосу своего спасителя, и спрыгнул с эшафота, приземлившись на только поднимающегося с земли стражника и придавив его обратно к земле, а затем кинулся наутек, куда тянул его спаситель.
Одной тьмой было не обойтись.
Все произошло мгновенно, на уровне инстинктов: непроглядную темноту разорвал огненный шар, промчавшийся вперед и взорвавшийся у ног оставшихся стражей закона, огонь перекинулся на одежды мутузивших подоспевшую подмогу мужчин; в плотной тьме задергались горящие людские фигуры, тщетно пытающиеся погасить разбушевавшееся пламя. Все вспыхнуло. Теперь настала пора Ру самого схватить за руку своего защитника и потащить за собой, чтобы только тот не сгорел заживо. Началась паника: до этого опьяненные победой и заразительным весельем горожане теперь спешили ретироваться с площади - волна людей хлынула прочь из темноты, натыкаясь и давя друг друга; стража вслепую стреляла в мчавшихся в противоположную сторону преступников, но без особого успеха. Один из огненных шаров поразил противника, тот упал и в попытке спастись начал кататься по земле - завоняло горящей плотью и подпаленными волосами. Удушливый запах гари пронизывал воздух, огонь в безумном непокорном вихре захватывал все новые и новые жертвы, наполняя площадь водоворотом пронзительных криков боли и ужаса. Кому-то все же повезло в кромешной тьме зацепить вора остриём меча по плечу, но маг в отчаянной попытке отшатнулся в сторону и, воспользовавшись заминкой противника, вырвал из рук клинок, чтобы иметь хотя бы что-то помимо магии.
Ру сделал последний рывок из темноты и, оглянувшись, сосредоточился, собравшись с силами - на короткое вспыхнула поставленная огненная ловушка, а потом исчезла, готовая поймать любого, кто кинется по следу беглецов и нарвется на неприятный сюрприз. Использовать ещё какой-нибудь магический трюк из арсенала заклятий О'Хара не решился - в глазах уже и так предательски темнело, короткий прорыв с огненными шарами и ловушкой выбили те жалкие остатки сил, а воспользоваться амулетом было бы самой большой глупостью: опасность ещё не миновала, последнюю атаку нужно приберечь для чрезвычайной ситуации. И только сейчас, выбравшись на свет из этой стены тьмы в какой-то переулок. Птица наконец смог увидеть лицо своего союзника, оказавшегося подростком дроу, но зацикливаться на его возрасте было последним, чем интересовался вор на тот момент - позади раздался громкий хлопок и новые крики наполнили рыночную площадь: ловушка сработала, в низкое свинцовое небо поднимался столб черного дыма. И если этот молодой эльф вмешался в ход казни и успешно выиграл те драгоценные секунды  побега, то, наверное, знает, куда отступать дальше - или хотя бы импровизировать. Перспектива довериться незнакомому мальцу не слишком обнадеживала, но лучше так, чем спасаться в одиночку в взбудораженном городе...

Затравленно оглядываясь по сторонам, прислушиваясь к каждому шороху в незнакомом переулке и крепко сжимая отобранный клинок в левой руке, маг следовал за эльфом, огибая лужи грязи, которых здесь было полно - ещё не хватало следы оставить. Кровь все ещё стучала в висках, а сердце билось так громко и часто, как обычно бьется о прутья птица, пойманная в клетку; а ещё вору было безумно жарко: огонь будто не желал отпускать мага, жаждал поглотить не только площадь и десятки горожан, а ещё и ещё больше. В идеале белые кости вместо правой кисти теперь почернели от сажи, пепел осел на куртке О'Хары и отчасти размазался по лицу.
- Ищи рогатую девчонку, у тебя глаз острее будет, - эльфенок тем временем кого-то высматривал среди между серых стен переулка.
"Дроу же", - Ру прищурился, обводя взглядом узкую и отвратительно грязную улицу. У кого ещё глаз в утро острее Птица бы поспорил: годы воровского ночного ремесла сделали своё дело - солнечный свет даже в пасмурные дни казался слишком ярким и резал глаза, заставляя их слезиться, но хотя бы не причинял такую боль, как дроу, жителям подземелья. Девчонка-тифлинг, с витыми рожками на голове,  появилась внезапно, выглянув из-за угла и позвав столь странную парочку следовать за ней.
Может, ещё до первого проявления магии, около двадцати лет назад, О'Хара и бывал в этой части города, но значит Ариман за все прошедшие годы изменился в худшую сторону: когда-то, очень давно, узкие улицы были чистыми, людными, а балконы и окна домов, так тесно стоявших друг к другу, могли быть увиты плющом или цветами - сейчас же эта часть города опустела. "Оно и к лучшему", - Птица следовал за девушкой и мальчишкой-дроу, всматриваясь в разбитые и почерневшие окна домов, похожие на серокаменных чудовищ с разинутыми темными пастями и пустыми глазницами.
- Куда ты прёшь? Знаешь, как псам здесь легко нас зажать?!
- Замолчи и иди. Доброе утро, Ру.
Кроткий кивок в ответ. Доброе утро начинается с казни и заканчивается побегом с оной...
~
Тоннель оказался хорошей проверкой на гибкость. Быть высоким в некоторых случаях удобно: дотянуться до закрытых окон, на ощупь найти что-нибудь на верхних полках шкафа или просто смотреть на многих сверху вниз. Но важнее оказалось иметь гибкость: то согнувшись в три погибели, то проползая по узкому тоннелю, спина, исполосованная под одеждой шрамами, подверглась серьезному испытанию. Благо, что вор не страдал клаустрофобией, иначе бы все кончилось достаточно плачевно для всех троих...
Выкарабкавшись из тоннеля и вывалившись в канаву, забитую горой разлагающихся трупов, лежащих там только небеса знают как долго, Птица стянул с волос кусок темно-зеленой тины и протер слезящиеся от запаха гниющей плоти глаза. Весь путь маг проделал молчи, скрипя зубами вместо отборных ругательств, так и рвавшихся наружу, и теперь, полностью выбравшись из этой общей могилы и стряхивая грязь с сапог, наблюдал за девчонкой и подростком.
Такое обилие трупов всегда привлекало воронов: десятки птиц сидели на заборе, ограждавшему канаву с другой стороны, сытые или же не очень, с клювом, забитым куском мяса. Другие птицы клевали останки, ещё свежие или только-только подвергнувшиеся разложению - настоящий пир для чернокрылых падальщиков. Ру коснулся рукой груди и, только нащупав амулет, висевшей на шее в целости и сохранности, спокойно выдохнул - Нилин просто кружит где-то неподалёку, с ней все в полном порядке... "Даже сейчас ты больше беспокоишься о птице", - маг повернул голову в сторону дроу, выдавившего кривую уставшую улыбку:
- У этих на шее следы от удавки. Иронично, не правда?
- А некоторые сгорели заживо, - с такой же вымученной и натянутой улыбкой-усмешкой ответил маг, кивнув на почерневшие трупы, вернее, на угли и кости, оставшиеся от тел. - Но здесь нас точно искать не станут.
Ру хотелось бы верить, что так оно и будет. Надежда на лучшее есть худший союзник.
"А теперь пора кое-что прояснить", - О'Хара нахмурился. Эти двое хороши, но...
Что-то белое и стремительное выпорхнуло из общей чёрной вороньей стаи и, захлопав крыльями, прокружило над головой мага. Ру улыбнулся - уже более счастливо - и вытянул руку: острые когти вцепились в потертую кожаную куртку, белая ворона громко каркнула и ласково ткнулась клювом в щеку мага, вымазав, правда, кожу в крови, но это О'Хару вообще не трогало. Ру, потрепав Нилин по перьям и выкроив несколько секунд для радостной встречи старой пернатой подруги, вернулся к эльфенку, чьего имени не знал, и его такой же безымянной спутнице:
- Итак... Всего два вопроса: почему вы вмешались и чем я могу отплатить в ответ? А нет, три: как вас зовут? Но это непринципиально,  - Ру вытер об штаны запачканное лезвие клинка, оказавшегося неудобным и слишком тяжёлым. Птица уже выстраивал в уме дальнейшую схему действий: как-то - возможно, с боем ("Надеюсь, что без") - добыть свои вещи, спрятанные у старой и давно сгоревшей пекарни, служившей вору временной крышей над головой и убежищем, а потом немедленно покинуть город. Главные ворота перекрыты, сомнений нет, но лазеек из города полно - и убираться отсюда как можно скорее и как можно дальше, временно залечь на дно в какой-нибудь мелкой деревушке в округе. А потом разобраться, где и как он попался - или же кто его поймал... Но сперва решить вопрос с двумя юными спасителями.

Молодые спасители его жизни явно не хотели раскрывать свои имена - здесь Ру был с ними солидарен. Во-первых, никто и не ожидал, что сразу же начнутся теплые уютные разговорчики об именах ("Которые не важны") и потоком прочей болтовни, не до нее сейчас, есть проблемы важнее и серьезнее; на а во-вторых, эти двое - молодой дроу и девушка-тифлинг, а маг лишь человек, так что их недоверие к представителю наземной расы вполне нормально. Да недоверие к любому вполне нормально, учитывая историю, в которую они себя затащили!
"По своей воле или?.." - О'Хара на мгновение замер, развернувшись и прислушиваясь к возбужденным разгневанным голосам хранителей закона, но те были достаточно далеко, что не могло не радовать. Кому придет идея сунуться в эту гниющую дыру с мертвечиной, когда сбежавшие смутьяны и вор по логике вещей должны были сразу рваться прочь из города?..
- Отплати тем, что...
Мужчина заинтересованно наблюдал, как тифлинг вытащила ветхую записку, сложенную в несколько раз, и протянула ее.
- Лэдд сказал передать, обязательно.
"А вот это уже интереснее", - О'Хара медленно кивнул, чуть хмуря брови и догадываясь, из-за чего началась вся эта авантюра.
- Только в следующий раз меня под эшафотом не будет, - голос молодого дроу не выражал собой радости от пережитых ощущений.
-  Ну, и это... Лэдд, похоже, и вправду дорожит таким, как ты.
- Даже так? - вор не особо в это верил, что такой человек, как Лэдд, ценит чью-то жизнь больше, чем увесистый мешочек с монетами. Кажется, эльф думал точно так же, озвучив вслух почти мысли самого мага:
- Лэдд дорожит своим золотишком.
-  Я так и сказала.
- Он просто не хочет выбрасывать на ветер свои деньги, заплаченные мне, - Ру вообще относился скептически к двум словам: "Лэдд" и "дорожит", если там не мелькало третье слово "золото".
- То есть... просто забери это!
Ру спрятал заветную записку в карман куртки, все так же мрачно глядя то на эльфенка, то на девчонку-тифлинга, и понимая теперь эту взаимосвязь, которая то ли огорчала, то ли радовала.
Лэдд никогда не нравился Птице, но зато ему нравилась щедрость, с какой мастер ловушек и охранных механизмов платил вору за некоторые услуги. Лэдд, у которого было слишком много конкурентов, через посредников выходил на чернорукую братию и сдавал им других мастеров-соперников: где находятся их мастерские, дома с установленными ловушками и просто места, где хороший вор может порезвиться и вынести много-много всяких ценных вещиц. Позволяя приласканной хорошим заработком воровской своре наведываться в указанные дома, Лэдд убивал двоих зайцев одним ударом: и убирал конкурентов, и получал информацию об их новых ловушках - их расположению, механизму, принципу действия и прочих деталях, даже иногда чертежи да зарисовки от выбравшихся из домов работников. Выгодный союз для обеих сторон.
"Это все же подстава", - Ру разочарованно вздохнул. Видимо, кто-то из конкурентов Лэдда прознал об этом неписанном договоре и, послав своего посредника с ложным чертежом дома, обвел вокруг пальца как и самого мастера, так и О'Хару. И Лэдду просто жаль терять те уплаченные вору деньги, потому он помог магу, правда, чужими руками.
А по этому дому, чье расположение записано на этом листочке пергамента, Ру пройдется с большим удовольствием - и на этот раз перепроверит все дважды, чтобы вновь не попасть на эшафот из-за интрижки двух богатеев с мозгами, повернутыми на ловушках. Там его уже никто вытаскивать не будет.
Казнь это паршиво.
- Загляну туда через несколько дней. Как только все уляжется, - кивнул Ру. - А потом нанесу визит Лэдду и поговорю с ним отдельно, но о вас скажу только приятное. Он хорошо платит посредникам, которые его радуют.
"А вы его очень порадовали", - на сухих губах появилась хитрая улыбка. Если эта парочка доберется до Лэдда живыми и невредимыми и с хорошими новостями, то тот от избытка счастливых чувств, что не зря платил, наградит их получше, чем остальных.
- Думаю, на этом можно закончить. Мне нужно еще вещи кое-какие забрать, - короткий взгляд на неудобный тяжелый клинок. - А вам лучше выбираться из города и переждать где-нибудь, например, в тихой деревне. Искать будут не только меня, а на вас вполне могут еще и выместить злость. Люди отвратительны, когда они злы, - Ру не смущало, что он тоже относится к этой расе, отвращение нормально для любого.
Маг уже решил для себя, что будет выбираться из Аримана проулками-закоулками, иногда по крышам или тем же тоннелям - по всем местам, куда только сможет протиснуться, чтобы вырваться на свободу прочь из города. Положив клинок - "бесполезная железяка" - на землю, Ру отсалютовал на прощание двумя пальцами и пошел прочь, прячась в тень, но оглянувшись, негромко бросил:
- Спасибо. И удачи.
До той пекарни нужно было идти прилично по времени, а чтобы проникнуть к тайнику через город, который шумел, как потревоженный пчелиный улей, потребуется как минимум часов пять. В лучшем случае, если все пойдет гладко. Дальнейший план до банальности прост: забрать вещи, сбежать через любую брешь, не оставив следов, и тоже не появляться и не мельтешить ни перед кем, а потом...
"А потом нанести визит в один чудесный дом", - маг скользнул в пелену стелющегося утреннего тумана, все еще слыша возгласы стражи где-то далеко и наблюдая, как в серое низкое небо поднимается уже редкий столб дыма.

Поселок Анагрир представлял собой жалкое зрелище. Нельзя было сказать, что селение было маленьким - там насчитывалось с сотню домов, но другое дело, что все эти домишки были очень старыми и трухлявыми, будто готовые разлететься на балки и доски при первом же сильном ударое ветра. Развалюхи, одним словом. Снаружи их покрывали мох, грибы и лишайники, разросшиеся темно-зеленые и бурые полосы - но хозяев это, видимо, мало волновало. Крыши - прохудившиеся, дырявые и худо-бедно прикрытые сеном и чем-то, отдаленно напоминающим то ли доски, то ли просто деревянные остатки от какой-нибудь разобранной телеги, например.
Прекрасное местечко, если сравнивать с Ариманом.
Город О'Хара покинул в спешке. Весь день и почти вся ночь ушли на то, чтобы вернуть свои скромные пожитки, спрятанные в брошенной пекарне: явившись в тайник уже глубокой ночью, вор поблагодарил судьбу за то, что никто не тронул его вещи, и сгреб сумку, закинув ее на плечо. Теперь когда у мужчины было что-то кроме магии, он ощущал заметное спокойствие: клинок китобоев с узором в виде чешуи на остром лезвии, мини-арбалет и три болта к нему, фляжка с травяным отваром - все это могло спасти жизнь, когда на магию не осталось бы сил. Дальнейшие два бессонных дня прошли в дороге, в побеге из встревоженного города, через темные чащи, дикие буреломы и секретные лесные тропы - только подальше от неприятностей.
В Анагрире Ру выбрал своим убежищем чердак ветхого двухэтажного дома, покинутого хозяевами после... после чего-то: дом был одинок уже десятки лет, невозможно было точно определить причину побега людей из его. По всему поселку ходили недобрые слухи, что сей дом населен призраками, не обретшими покоя на том свете душами; люди обходили это место и кидали косые взгляды, полные тревоги и страха перед неизвестным. По ночам дом сотрясался от протяжного завывания ветра, будто там поселился раненый дикий зверь, а днем черным чудовищем стоял на окраине Анагрира, в злобном приветствии распахнув дубовые двери и ставни.
Идеальное место для ночлега.
Мужчина спокойно провел ночь на чердаке, никаких призраков - "Хах, что за глупости?" - или еще какого гостя не из мира живых. Только пауки, в огромным количеством населившие каждый угол дома, летучие мыши, оккупировавшие первый этаж, и небольшая стая воронов, живущих на чердаке, покидающие его днем через распахнутые настежь окна. В убежище пахло сыростью и чем-то кислым, гниющим, затхлыми тлеющими перьями, а при неосторожном просмотре дома вор умудрился наступить сапогом в кусок свежего крысиного дерьма, коем первый этаж был чуть ли не забит, особенно по углам.
Те часы, чтобы поспать, выдались короткими и без сновидений - но лучше так, чем постоянные кошмары, от которых Птица просыпался в холодном поту и зажимал ладонью рот, чтобы сдержать крик страха. Вор апатично разглядывал черный низкий потолок, оплетенный серебряной паутиной, и нахохлившихся черных ворон, тощими пучками перьев сидящими и спящими на деревянных балках. Нилин предпочла компанию Ру, а не своих пернатых собратьев, устроившись на каком-то жалком табурете с колоссальным слоем пыли и грязи и сжимая в окровавленном клюве крысиный хвост. Сам вор какое-то время колебался с дальнейшими действиями: а что дальше? Не сидеть же в четырех стенах весь день, не имея ни малейшего понятия о положении дел снаружи: присылали ли отряды с Аримана, в курсе ли местные о событиях в городе, в какое время суток народу меньше? Но в Анагрире О'Хара не планировал оставаться так долго, это только временное пристанище, чтобы переждать бурю.
Выскользнув через окно - воры и двери не дружат - и приземлившись в разросшиеся кусты, Ру двинулся вдоль стены, прячась в тень, чтобы не привлекать внимание какого-нибудь зеваки, оказавшегося на улице и способного заметить незнакомца, а потому и поднять тревогу - в поселках каждый друг друга в лицо знает, а красоваться перед местными рыжему магу не стоило. Преодолев треть пути до окраины, Ру замер и оглянулся, уловив какой-то шум на соседних улицах и заметив мелькавшие огни факелов - и того спокойствия как не бывало: подчиняясь интуиции и желанию знать, что произошло, чтобы процессия людей двигалась на кого-то с факелами, вор скользнул в узкий проулок. Если это по его душу?.. Хотя, тот дом, избранный О'Харой, находился в противоположенной стороне поселка, а если до сельчан и дошел слух из города о побеге осужденного прямо с эшафота, то идти на мага огня с горящими факелами было то ли полнейшей тупостью, то ли чистой воды безумием.
Шумящая процессия - человек тринадцать, может, пятнадцать - двигалась в сторону сарая, выкрикивая проклятия и грозясь сжечь кого бы то ни было.
Это совершенно не нравилось Ру - мужчина, все так же напряженно и настороженно следящий из тени, ожидал объяснения этому злобному шествию, от которого вора передергивало от отвращения.
Ответ пришел почти сразу.
Толпа в боевым кличем ворвалась в сарай: с вилами, топорами, факелами и - где они его выкопали? - копьем, а у некоторых в руках мелькали тесаки мясников и охотничьи ножи - чтобы начать бойню, окропив землю кровью.
Устроить кровавый фарш из той самой парочки, спасшей вора в городе от неумолимой руки правосудия.
Анализировать, было ли это порывом благородства, отваги, желанием отплатить добром на добро или каким другим эмоциональным поводом, времени не было: сопротивляющегося и отбивающегося жалким ножичком мальчишку-эльфа за считанные секунды сбили на землю, заставив наесться грязью, а молодая тифлинг, злая как кошка, полоснула обидчика по лицу когтями, заставив мужика взвыть и отшатнуться. Дикая, безумная жажда горячей крови накрыла мага огня с головой: с клинком в левой руке, О'Хара рванулся вперед, заставляя пламя факелов разозленным зверем кинуться на одежды нападавших и сжигать, сжирать живую плоть, обугливать мышцы, испепелять заживо и наполнять горячий воздух симфонией боли.
Птица первым нанес ударом клинком по обернувшемуся на крики ужаса горящего товарища мужчине, вонзив лезвие точно в горло и резким движением выдернув - горячая липкая кровь брызнула в стороны из обезображенного горла. Несколько секунд: противнику не хватило времени даже на то, чтобы понять, что это - смерть. Отскочив назад, Ру метнулся к стене, уклоняясь от просвистевшего рядом топора и взывая к беспощадному пламени: огненная волна сжигающей стеной накинулась на троих сельчан, заставила загореться сено и дерево, перекинуться на одежду и волосы нападавших - ярость мага только подпитывала стихию, разрушительной мощью уничтожая все живое на своем пути.
Клинок, созданный для срезания толстой китовой кожи, в руках О'Хары отточенными короткими ударами пронизывал тела: шею, грудь, живот, разрубая мышцы и связки, окрашивая чужой кровью рыжие волосы мужчины в красный. Ру, стремительно обернувшись, зашипел и пнул подкравшегося со спины мясника ногой в ребра и, не давая тому времени подняться, позволил огню накинуться на новую жертву.
Все изменилось, когда какофонию из грубых мужицких голосов, треска пламени и визгу металла о металл клинков, разорвал короткий крик боли: тифлинг осела на землю, из горла девчонки торчало точно кинутое кем-то копье. Выжившие плотным кольцом наседали на молодого дроу, смотрящего на захлебнувшуюся кровью подругу.
И знакомая темнота поглотила все, оставив только бушующее пламя в стенах сарая и расползающегося по всему строению.
Интуитивно рванувшись туда, где должен был стоять дроу, маг заставил жадное пламя стремительно погаснуть, скрыв его и эльфенка прочь с глаз противников, число которых значительно уменьшилось, но не переставало быть все так же опасным: гибель односельчан подстегнула их ненависть и жажду возмездия. Схватив мальчишку за руку, вор крикнул:
- К выходу!
Каким-то чудом не оторвав мальцу руку, маг кинулся назад, прочь из сарая, сапоги без каблуков промокли в лужах разлитой крови, горло щипало от дыма и запаха горелой плоти. Но один из выживших в огненном шторме и коротком поединке с О'Харой счастливчик успел замахнуться и, пусть неточным поверхностным ударом, рвануть ножом в бок, заставив Ру споткнуться и зажать рану курткой, но не отпустить тонкое запястье дроу. На них обрушился холодный утренний воздух - знак, что из сарая выбрались, но темнота все еще не отступала, полностью дезориентировав Птицу. Понимая, что другого выхода нет, маг создал над головой слабый источник света, не режущий глаза и лишь на небольшой радиус пронизывающий тьму, выдав местонахождения О'Хары.
Два безбашенных безумца из тех немногих оставшихся в живых сразу рванулись на мага, сжимая в руках топор и клинок и выкрикивая грязные проклятия - Ру ждал этого момента. На шее мага вспыхнул амулет, в глазницах птичьей черепушку мелькнуло пламя - и стая черных воронов, будто сотканных из удушливой темноты, накинулась на мужчин; черные крылья замелькали в тусклом свете, пронизывающим плотную тьму; птицы нападали на лицо, шею, выклевывали глаза, разрывали когтями и клювом одежду и плоть. Первый нападавший повалился на землю, тщетно пытаясь руками защитить лицо - вернее то, что от него осталось: птицы разорвали щеку и веко, оставив пустую окровавленную глазницу. Второй мужчина поспешил ретироваться прочь, но О'Хара оказался проворнее: рыжий маг длинным прыжком оказался перед носом мужика и толкнул его на землю. Заголосивший поросячьим визгом сельчанин, теперь безоружный, пополз назад, спиной к дроу, и с ужасом глядя на  товарища и на жадных до плоти черных птиц, пожиравших того заживо.
- Прошу... пожалуйста, я умоляю... - жалобный всхлип тонким визгом пронзил звук хлопанья вороньих крыльев. - Пощади... у меня жена и... и... дети...
- Разве вы пощадили ту девушку-тифлинга? - Ру приближался, сжимая в левой руке клинок и с ненавистью глядя на столь жалкое зрелище, голос мага дрожал от бешенства и злобы. - Устроить резню - и теперь просишь пощады? - ярость наполняла каждое слово вора. Кровь Птицы кипела от злобы, от жара битвы, огонь звал и просил выпустить его на свободу. "Нет", - маг сверху вниз смотрел на того самого убийцу девчонки-тифлинга и укрощал в себе желание взять все в свои руки и сжечь мужчину, упиваясь каждой секундой наблюдения за горящим извивающимся телом.
Обезображенное тело первого мужика лишь слабо дрожало: вороны, сделавшие свое дело, разлетелись, представив в тусклом свете взору О'Хары лохмотья плоти на лице, вырванные мышцы, месиво из плоти; на земле, рядом с головой окровавленного мужчины, валялся вырванный и исклеванный кусок мяса, бывший языком, а сам мужик только мычал - кровавая пена на губах в слабом свете парящего в воздухе шара выглядела черной. Ру, кинув на растерзанного воронами взгляд, полный отвращения и ненависти, приблизился к свернувшемуся на земле телу и, без капли сожаления, быстрым смертоносным движением вонзил клинок китобоев в грудь, прекратив череду жалобных всхлипов.
- Пожалуйста... - второй головорез уже рыдал, снизу вверх глядя на мага и чуть ли не кидаясь к сапогам Птицы. - Не надо...
О'Хара, с измазанным кровью лицом, повернулся к молодому дроу и, коротко взглянув на его кинжал, тоже черный от крови, медленно проговорил:
- Сам решай, что с ним делать: можешь убить, можешь пощадить. Но он убил твою подругу, и тебе принимать это решение.
Ру сделал шаг назад, отойдя от трясущегося убийцы девушки и позволяя тусклому свету все еще слабо гореть над головой, чтобы видеть перепачканное кровью, пеплом и грязью лицо молодого дроу.

Этот дроу, если говорить откровенно, пугал Птицу: безумная смесь молодости, жестокости и любопытства - с каким интересом эльфенок наблюдал за красочной смертью наемника - вор был готов к чему угодно, но не к такому. Заколоть этого хнычущего мужика кинжалом и потом еще долгое время кромсать окровавленное тело - эту картину Ру уже созерцал в достаточно большом количестве, чтобы принимать и такую ненависть. Когда мальчишка-дроу кинулся с кинжалом на свою жертву, то О'Хара не был удивлен. Но в тот самый момент, когда лезвие остановилась у самой груди, а сам эльф отступил - вот этого мужчина никак не ожидал.
Но дроу и не планировал пощадить наемника, который слишком рано облегченно вздохнул, подумав, что его помиловали.
Дальнейшая смерть, более мучительная, чем от милосердного клинка, была... сколько и интересной, столько и отвратительной. Пара минут слабого трепыхания, стонов и отчаянной борьбы за жизнь, но необычный яд беспощадно действовал и оставил на земле еще теплое скрючившееся тело с гримасой невыносимой боли и застывшего ужаса на лице. Маг содрогнулся и отвел взгляд в сторону, чтобы только не смотреть на пустые красные глаза наемника - не самое приятное зрелище...
- Пошли отсюда...
Куда? Да без разницы.
Парящий в воздухе источник мягкого света тускло плыл над головой мага, следовавшего в темноте за молодым дроу и желающего поскорее выбраться из этой всепоглощающей, будто удушливой тьмы, где даже привыкшие к ночи глаза вора не видели ничего. В воздухе висели два тяжелых запаха: крови и гари, словно весь мир состоял только из них. Ру переступил через окровавленное и исклеванное птицами, а потом добитое вором тело и тихо выругался сквозь зубы: уже после битвы свежая рана, нанесенная кем-то из головорезов в бок мага, дала о себе знать и пропитала рубашку под кожаной курткой кровью. Но рассудив, что если внутренности не вываливаются, то все в полном порядке, Птица упрямо двинулся вперед, попутно наклонившись и подобрав с земли упавший из рук дроу пузырек яда. Если повезет, то он сможет узнать чуть больше о странном яде и, опять же если повезет, использовать в своих целях: например, смазать клинок - такое оружие лишним не будет. Удобнее закинув через плечо сбившуюся в пылу битвы сумку, О'Хара шел за молодым эльфом и спрятал клинок, с деревянной липкой от крови рукоятью, в ножны.
Вместе с запалом битвы ушло и то пламенное безумие. Огонь, охвативший тот самый сарай, погас и, подобно насытившемуся хищнику, отступил и от сознания мага, оставив после себя пепелище: опустошенность и бесконечную усталость. Ру не было жаль тех людей, погибших либо от острого клинка, либо от разрушающего всё пламени - они того заслужили, разве нет? Это была уже не первая бойня - а больше это никак и не назовешь, - которую О'Хара смог пережить: это было необходимостью. Гребаной, мать ее, необходимостью, чтобы вытащить хотя бы кого-то из этой мясорубки. "Хотя бы кого-то...", - О'Хара заставил шар гореть чуть ярче, чтобы не споткнуться о чье-либо тело, и повернул голову в сторону раздавшегося в темноте горестного воя одного из тех немногочисленных выживших, но тут же отвернулся и продолжил путь, ощущая, как в сапогах хлюпало от крови. Рядом раздался мягкий звук хлопанья птичьих крыльев, и белая бледная тень вспорхнула на плечо, уже так знакомо щипнув когтями и прижавшись мягкими теплыми крыльями к щеке к О'Хары.
Этот путь из тьмы, насланной дроу и покрывшей значительную площадь селения, показался Птице почти бесконечным: вымотанный бессонными ночами и этой резней, беспощадными воронами и разрушительной огненной стихией, маг уже с трудом поддерживал единственный источник света, не дававший ему совсем заплутать. Но хвала любому, кто вообще способен слышать чужие молитвы, - из густого мрака они выбрались. На горизонте уже давно виднелись темно-бордовая черта скрывшегося солнца да бледно-фиолетовые сумерки. Блеклый и слабый шар света исчез, маг смахнул со лба выступившую влагу и подавил зевок. Нилин, протяжно каркнув, умчалась куда-то вперёд, лишь крылья сверкнули среди темного, закрытого низкими тучами неба, а откуда-то позади вспорхнула потревоженная чужим карканьем воронья стая, черным вихрем метнувшись прочь и скрыв белую птицу собою.
Неизвестно сколько точно, но чтобы выбраться куда подальше от Анагрира понадобилось явно больше часа - солнце совсем скрылось, оставив только тихую ночь, встречающую их холодными объятиями и северным ветром, несущим отголоски того пепла и дыма. Вор шёл в напряженном молчании, стараясь не делать резких движений и не беспокоить рану, которая лишь ныла, но уже не кровила так сильно. А вот раненое плечо молодого дроу его сильно беспокоило: не хватало только, чтобы эльф потерял сознание от кровопотери - тогда все будет вообще скверно.
- Нужно остановиться, обработать и аккуратно перебинтовать твою рану, - голос мага после стольких часов молчания звучал хрипло и излишне сухо, в горле предательски кололо от жажды. Ру потянулся к сумке и, запустив руку к внутреннему карману, вытащил заветный пузырёк противоядия - на самый лучший вариант, но против инфекций и против заражения тоже действует; также нашлись полосы какой-то более или менее чистой тряпицы, бывшей когда-то старой рубашкой и пущенной теперь на лоскутки. О'Хара выжидающе взглянул на дроу и спросил: - Позволишь?
Никаких "я сожалею", "мне жаль, что мы не спасли твою подругу" или "я хотел бы помочь ей" - всё пустые слова, от которых нет ни пользы и которые никому, тем более, той тифлинг,  не помогут - так не лучше ли вообще ничего не говорить, дабы не делать ещё больнее?..

"Как хочешь", - Ру ничего не сказал и молча наблюдал, как молодой дроу, защищающий свое самолюбие, справляется с ранением, промывая его и терпя боль, а потом накладывает не слишком аккуратную, но тем не менее действенную повязку поверх тампона с какой-то мазью. О тщательном уходе за скверной раной и речи быть не может - только не здесь, где-то посреди глухого леса, все еще слишком близко к Анагриру, чье спокойное течение жизни потревожили бойня и несколько сгоревших или окровавленных трупов. Ищут ли их, послали ли местные наемников по следу сбежавших?.. "Не надейся. Надежда - глупое чувство", - О'Хара спрятал в сумку предложенные флакон и ткани и, подождав, пока эльфенок закончит, продолжил шаг, преступая через высокие разросшиеся корни диких деревьев, чтобы не споткнуться и не упасть, открыв рану или - что еще хуже - потревожить спину: в последний раз маг успел выпить лишь немного того заглушающего боль травяного отвара, обычно плещущегося во фляге, а ныне пустой и потому бесполезной. Если внезапная боль даст о себе знать, то... Мужчина даже представлять не хотел эти не самые приятные последствия.
- Идём. До рассвета ещё далеко.
Солнце никогда не было другом Птицы: оно выдает вора, ищущего тень и прячущегося от посторонних глаз; его лучи ослепляют и заставляют глаза, привыкшие к сумраку, слезиться - но, если они  успеют преодолеть до рассвета этот лес, с высокими деревьями, чьи кроны закрывают небеса своими темными лапами-ветвями, то придется смириться, идти под ненавистными лучами и страдать. До рассвета еще далеко - и это прекрасно, ведь именно ночь кутает в свои бархатные черные объятия всех тех, кто не желает быть видимым при свете дня.
Ночь, промозглый холод и смертельная усталость вкупе с головной болью - все это паршивая комбинация, хотя просто паршивая это уже слабо сказано. Дерьмо - слово, определяющее день абсолютно и являющееся аксиомой, не требующей не то что доказательств, но даже и намеков на них. В висках глухо бился пульс, с шее на затылок медленно переползала боль, а неотпускающее чувство тревоги заставляло Птицу постоянно оглядываться назад и вслушиваться в каждый звук, опасливо и настороженно ловить таинственные шорохи и треск веток. Огромный серый филин с глазами, похожими на две маленькие золотые луны, пролетел под высокими кронами, а где-то в черной чаще фыркнул невидимый лесной зверь - все это тонкое переплетение звуков почти сводило с ума, тревожило, оплетая разум параноической паутиной липкого страха. Но мужчина еще оказался счастливчиком, чего точно нельзя было сказать о дроу: эльф, неловко зацепившись о высокий изогнутый змей корень, повалился вперед, тщетно пытаясь схватить рукой хотя бы что-то, но не сумев устоять на ногах и повалившись на холодную сырую землю. 
Птица лишь наблюдал, что будет дальше: не вмешиваясь, стоя в стороне, более не предлагая свою помощь. Ни капли обиды, только интерес, изучение - сможет ли молодой эльф наступить на горло гордости и попросить помочь. Вот дроу все же смог перевернуться на спину, отчаянно сопротивляясь боли, и задрожал.
- Меирит!.. Меирит...
"Меирит... Имена не важны", - вспомнился голос той тифлинг при встрече лицом к лицу. Но сейчас только имя осталось у задыхающегося от боли дроу - и ничего более. Ру, старающийся не показывать на лице беспокойство за невольного товарища по несчастью, прошествовал мимо и и поставил сумку на землю. На сознание черными волнами, как прибой в штормовой час на море, накатывали усталость и бесконечное чувство обреченности - побочный эффект амулета. Будто сейчас О'Хара постарел лет на сто и желал лишь забыться крепким сном, но обязательно оканчивающимся пробуждением - ведь любой сон должен заканчиваться пробуждением, если не хочет оказаться смертью. Короткое действие, чтобы только не уснуть: с темноте над головой мага снова замерцал огонек света, еще более мелкий и жалкий, но тративший минимум сил и не требующий особой концентрации. Птица потер переносицу, размазав сажу, и выудил из походной сумки те самые отвергнутые эльфенком полоску ткани да флакон с остатками противоядия. Уже с трудом, дрожащими пальцами, расстегнув куртку и приподняв рубашку, вор поморщился, когда, приложив смоченную жидкостью ткань, рана защипала, и тихо глухо застонал - жгло еще хуже, чем огнем. Ломанными движениями закрепив повязку и неловко заправив грязную от крови рубаху под куртку, маг, бледный в этих слабых лучах искусственного света, достал сверток, припасенный на черный день, который все же пришел, и когда-то бережно обмотанный чистой льняной тканью - выбирать не приходится.
Запасом оказались два сухаря и холодная куриная грудка: украденная за два дня до казни у мясника, провалявшаяся все это время на дне сумки, сухая и черствая, сгоревшая и приготовленная по рецепту "лишь бы не сырая" в спешке - но съедобная. Ру взглянул еще раз на эльфа и, с самым бесстрастным лицом, чтобы не подливать масла в огонь его убитой гордыни и униженного самолюбия, продемонстрированного ранее, спокойно разделил жалкий кусок курицы пополам, отложив его и второй сухарь в сторону дроу, и негромко бросил:
- Захочешь - возьмешь. Но сделай мне одолжение: не вздумай умереть. Иначе это все было бессмысленно.
Птица угрюмо поежился и поплотнее запахнул куртку, мрачно глядя перед собой и апатично сгибая-разгибая костяные пальцы, лишь бы не уснуть и не провалиться в бесконечный поток ночных кошмаров - лучше изматывающая добровольная бессонница, чем так. Это будет долгая ночь.