Ух ты, а она, оказывается, тоже шутить умеет и даже на язык бывает остра! Флеурис хохотнул, оценив ответную легкую издевку. До мастера сарказма, конечно, далеко, но продвижение уже есть, можно поаплодировать.
- Единороги так единороги, - согласился демон, и тут его словно бы осенило, - так это же замечательно! Тебя можно использовать как приманку. Привязать к дереву и ждать. На тебя все единороги послетаются. А знаешь, сколько их рога стоят на черных рынках? Озолотиться можно!
Он умолчал о том, что девственница на черном рынке стоит не меньше. И хотя такая мысль мелькнула, всерьез Флёр ее не воспринял. Все-таки он был не законченным козлом и идиотом. Да и любой другой мужчина на его месте (ну кроме святая святых и безупречных, с небесной аурой, отмеченной дланью самой Игдрассиль) захотел бы девственницу оставить для себя. Время такое, что подобную малышку вот так запросто на улице не встретить. Демон даже пожалел о том, что не застал тех дней, когда вокруг были девочки-недотроги, в какую пальцем ни ткнешь, так и попадешь в девочку, мужчины не знавшую. Просто он не помнил, что как раз-таки жил в те дни, и они ему совсем-совсем не понравились. Хотя чего уж там, в каждой эпохе есть и свои плюсы, и свои минусы.
Флёр наблюдал за тем, как девушка, колеблясь между собственными желаниями, очерчивает границы на циновке, которые ее гостю можно переступать, а какие нельзя. Правда, она тут же сама себе противоречила, к чему Флеурис попросту не смог не прицепиться. Но он проговорил последующие слова, изображая из себя саму наивность:
- Погоди, так как же мне... поцеловать тебя, коли мне нельзя нарушать твою границу и перебираться на твою половину? - эти условности с разделениями казались ему такими смешными и по-детски глупыми, что он и не собирался их соблюдать. Однако для Маилики делал вид, что полностью с ней солидарен, и выходит, что ей придется выбрать - либо соблюдать границы, либо нарушить их и поддаться на поцелуи. А их ей хотелось еще как, тем более что Флёр даже не старался продемонстрировать, что такое - настоящий поцелуй.
Нимфа была странной. Похоже, она беседовала сама с собой в своих мыслях, либо в ее волосах запуталось что-то, либо ей казалось, будто вокруг летают бабочки, ибо она сейчас вертелась и отмахивалась от чего-то незримого. Флеурис поначалу присматривался, надеясь понять, в чем дело, но ничего не увидев, успокоился, взял флягу, которую прежде протянула ему Маилика, и, откупорив крышечку, вдохнул запах.
- Что это? - поморщившись, демон наклонил сосуд и осторожно коснулся языком горлышка. Так и было, это совсем не вино. Черт знает что. - И сюда приворотного зелья плюхнула? - закрутив назад, вернул девушке флягу и вздохнул, - а если бы я попросил огненного виски, ты б налила мне родниковой воды? Спасибо, воздержусь. Лучше не пить ничего, чем плохой заменитель чего-то желанного.
Несколько минут он сидел молча и неподвижно, глядя на девушку, а потом перебрался ей за спину, положил руки на плечи, прежде попросив не бояться и не дергаться. Это будет для нее сложная задача - хотя бы на миг довериться незнакомцу. Хотя сейчас Флёр уже потихоньку вспоминал... и то, что вспоминал, казалось для него невероятным.
Он уткнулся носом ей в макушку, пахнущую лесными травами и родниковой водой.
- Постараюсь навек сохранить этот вечер в груди, - тихо проговорил он, убирая густые пушистые волосы пальцами с плеча, шеи, от уха, перебрасывая локоны по одну сторону головы. - Не сердись на меня, - легкое касание, почти невесомое, скорее даже касание дыхания, а не губ, к виску девушки, - Нужно что-то иметь позади, - пальцы подушечками пробежались по коже, еще влажной от воды, - Все равно ты меня никогда не попросишь: вернись, - за этим последовал короткий и невинный поцелуй в мочку ушка, - Если кто-то прижмется к тебе, дорогая моя, улыбнись, - и как подтверждение этой фразы, демон прижался грудью к спине девушки, передавая ей тепло своего тела. - Хорошо, что кончается ночь, - тут, правда, было наоборот, день в самом разгаре, но, как говорится, из песни слов не выбросишь, - Приближается день. Сохрани мою тень, - и только после этих слов Флёр, повернув к себе голову нимфы, накрыл ее губы своими в ее первом настоящем поцелуе.