Алхимическая лавка ==>>
Конь нервно всхлипывал каждый раз, когда огромная фигура оборотня оказывалась рядом. Чувствовала животинка в идущем рядом рослом мужчине хищника опасного и сильного, но тут полуорк ничего поделать не мог. В коляску он садиться не стал - та и так поскрипывала на каждом ухабе из без лишних десяти пудов веса зеленого тела. Солнце припекало лысую, начавшую зарастать коротенькими серо-бурыми волосами, голову, но сбривать их по привычке, полученный на юге, он не стал. Лишь протер массивный подбородок рукой, пробегаясь пальцами по длинным шрамам, уходящим в густую щетину, и хмуро глянул по сторонам.
Вообще, весь он здесь и сейчас казался более уместным, чем где бы то ни было еще. Длинные сильные ноги легко разменивали лигу за лигой, не ведая усталости и печали. Могло бы показаться, что и бедный, косящий большим карим глазом в окружении длинных ресниц жеребец был им не нужен, ведь мощный великан мог легко заменить тягловую силу одной лошади. А может - и не одной. Но кто бы рискнул предложил этому клыкастику впрячься в телегу? Мало кто.
Впрочем, сам Хат не видел в этом ничего такого, и будь нужда, легко потащит за собой и эту телегу, и еще несколько. Он не был гордым настолько, чтобы чураться любой работы. Но был жадным до знаний и бесед с умными людьми, становясь особенно разговорчивым, когда видел в собеседнике кого-то, обремененного богатым содержимым памяти и черепной коробки. Но пока он просто шел и напевал себе под нос песни, написанные в странные периоды жизни.

В лабиринте открытых дверей,
Где каждый то ли нелюдь, то ли зверь;
И кто друг, а кто враг уж не понять.
А Смерть уходит спать…
А Смерть уходит спать…
А Смерть уходит спать…
Опять!
И мерный стук копыт за спиной,
То Спящий сам идет за тобой.
И как бы не спешил, не убежать.
А Смерть уходит спать…
А Смерть уходит спать…
А Смерть уходит спать…
Опять!

Тихий, низкий, рокочущий голос заставлял вибрировать сердца. В нем не было ни мелодичных трелей эльфийской звуковой чистоты, не было мягкости нимф с их песнопениями, не было даже какой-то громкой веселости гномьих побратимых песен. Сложно было назвать его красивым. Сложно было вообще его сравнить с чем-то, ведь там, за обертонами и вибрациями слышался и лязг оружия, и боль потерь, и горечь опыта. Можно было услышать и рокот бурь морских и наземных. Обжигающий жар пустынь и голодный холод северных гор... Там, в каждом слоге играла печаль рухнувших надежд, но...

    В этом лабиринте
    Куда вы взор не киньте –
    Лица, лица, лица…
    От тех, кто идет за нами,
    Меся пыль сапогами,
    Не скрыться, скрыться, скрыться…

Но еще в них крылось и много другое. Радость от законченного дела. Теплый шелест ветра дальних дорог, ведущих куда-то, где будешь счастлив. Приятный гомон людных городов, наполненных ощущением праздника. Уют очага и треск пламени в нем. И где-то там, почти на краю слышимости - желание счастья. Но не себе.

В лабиринте открытых дверей
Никого не проси, никому не верь,
Хоть смысла нет кривляться или лгать.
Ведь Смерть уходит спать…
Ведь Смерть уходит спать…
Ведь Смерть уходит спать…
Опять!
А ты зайди в распахнутую дверь.
И сердце приготовь для потерь.
Пришла пора других спасать…
А смерть уходит спать…
А смерть уходит спать…
А смерть уходит спать…
Плевать!!!

И вот тут, хоть мелодия и оставалась той же, но создавалось впечатление, что меняется само настроение песни, устремляясь куда-то ввысь, к небесам.

    В этом лабиринте
    Куда вы взор не киньте –
    Лица, лица, лица…
    А тем, кто идет за нами,
    Меся пыль сапогами,
    Придется посторониться.

Отредактировано Хатрак (15-12-2018 22:17:46)

Великан лишь хмыкнул в ответ на ее слова о своем творчестве. Все-таки до эльфов и их стихов ему было далеко, но он и не стремился стать таким, как они. У них - своя правда, у него - своя. И это отлично чувствуется, стоит положить рядом хотя бы то, что читала сейчас его спутница, и то, что писал он сам. Быть милым всем - это не его путь и не его мечта.
Он хотел в первую очередь остаться собой.
-Когда-то давно… я знал одну эльфийку, которой тоже писали подобные стихи. И я сам писал, - он задумчиво потер шею, где еще еле-еле проглядывал старый рубец от чего-то, сильно напоминавшего след пеньковой подруги, провожающей в последний путь. - И они сильно по настроению похожи были на то, что ты сейчас исполнила.

Зимний сумрак. Тишина.
Ветер шепчет среди крыш:

Его голос уже не играл стальными нотками, расцветая совсем другими красками. Будто бы там, в глубине души еще что-то теплилось от той стародавней истории, где, как легко было понять, смешались не только счастье, но и грусть, печаль и боль. Низкий, обволакивающий, создающий атмосферу уюта и какого-то тепла тембр был особенно прекрасен, когда он говорил эти строки, обращенные к неизвестной эльфийке из далекого зимнего вечера.

"Ты один. Она одна,
Что же ты к ней не спешишь?
Что ты прячешь гомон чувств?
Почему скрываешь боль?

Вопросы, на которые так сложно найти ответ, когда на тебя смотрит древность в лице родителей, канонов, правил и этикета, что так характерно для эльфийского общества. За такие наглые строки, возможно, чопорные остроухие спустили бы барда с лестницы в лучшем случае. Или бы спустили с него шкуру.
Тут уж как повезет.

Сделай шаг через "боюсь",
Сделай шаг или не ной".

Жесткие фразы, обращенные к неизвестной героине разбивали стихотворение на две неравные части, оставляя последней части лишь вопросительно-печальную интонацию с легкими нотками сожаления о том, что, возможно, тогда так и не случилось.

Зимний сумрак. Тишина.
Ветер уже снова стих.
Ты один, она одна...
Для кого же этот миг?

Все, последний вопрос задан. Стихи умолкли. А потом умолкли и они с Есфирь, ведь они въехали на холм, и им открылась живописная картина печальной участи предыдущих путешественников. И тут уже их бедный мерин захрапел от страха гораздо явственнее. Запах крови, недавно пролитой, но уже начавшей подсыхать, шибанул в ноздри вместе со сменившим направление ветерком.
-Грибозадый дерьмоглот, - негромко выругался Хат, оглядывая поле резни. - Куда, Есфирь?! Не спеши ты так, набегаешься еще!
Он аккуратно подхватил легкую для него женщину, усаживая ее одной рукой на камень, в то время, как другая уже вовсю нашаривала в их транспорте тяжелый топор, хищно блеснувший острыми гранями, стоило ему показаться из-под прикрывавшего его тряпья. Оборотень внимательно огляделся, оценивая их положение и возможные пути отхода, лишь после этого снова посмотрел на спутницу. Золотистые глаза уже примерно оценили характерные следы зубов и рытвины следов, поэтому сейчас первым делом - безопасность. Подробности - потом.
-Успокой лошадь и садись в телегу, надо отойти чуть дальше, вон к тем валунам, - не останавливаясь и не переставая внимательно оглядываться, приказал оборотень. По пути он тронул тушу коня и землю вокруг него, понюхав свои пальцы после этого. - Произошло вчера вечером или ранней ночью. Похоже на деятельность собак, что развлекались в городе? Или новый хищник?
Он быстро глянул на Есфирь, задав вопрос, и снова вернулся к обозреванию окретсностей. Лишь когда они оказались в относительной безопасности, прикрыв спину высокими камнями в дюжину футов высотой, он выдохнул и позволил себе чуть-чуть расслабиться.
-Похоже, кто бы это ни был, он уже ушел. Другой вопрос, что я не вижу тел людей, кто был в этой повозке. Это, как минимум, странно.